Картленд Барбара. Дуэль сердец

   Мистер Гримбальди пожал плечами.
   — От судьи всегда одни неприятности, — сказал он. — Так что это неважно.
   — У французов для него есть очень грубое слово, — сказала Зара, — но я не оскорблю ушей молодой леди и не произнесу его.
   Лорд Брикон засмеялся:
   — Ладно, ладно, Зара. Я его знаю.
   — Значит, вы со мной согласны? — спросила она.
   — Я с тобой согласен, — подтвердил он.
   Зара улыбнулась, но тут же выражение ее лица изменилось:
   — Милорд, вы кого-то убили на дуэли? Вы хотите бежать из страны?
   Лорд Брикон покачал головой.
   — Нет, Зара, все не так просто. Пожалуй, лучше объяснить все с начала. Адам, закрой дверь.
   Мистер Гримбальди встал и закрыл дверь. Лорд Брикон допил шампанское и начал рассказывать:
   — Я вернулся в Англию месяца три тому назад. Как вам известно, я пробыл за границей почти два года, путешествуя по Франции и Италии. Дома меня с радостью встретила мать; друзья тоже радовались моему возвращению. Однако вскоре после приезда мне сообщили, что умер мой дальний родственник и оставил меня опекуном своей пятнадцатилетней дочери Мелиссы — она должна была отправиться в Париж в одно из самых известных учебных заведений для юных девушек.
   Я познакомился со своей подопечной. Она оказалась хорошенькой, хотя и несколько глуповатой девочкой. И как же я был поражен, когда через неделю после ее отъезда узнал, что она тайком встречалась с человеком гораздо старше себя и с явно дурной репутацией. Я уверен, что со стороны Мелиссы это было совершенно невинное увлечение, но, к сожалению, она написала данному джентльмену несколько писем. Через стряпчего с очень сомнительным прошлым этот негодяй потребовал у меня за письма пять тысяч гиней; если же я их не выкуплю, он воспользуется ими и безвозвратно опорочит репутацию моей подопечной.
   Я отправился к стряпчему — его звали Айзек Розенберг — и сказал, что за письма его клиент получит от меня тысячу гиней, и ни пенни больше. Я пообещал ему также, что, если в течение трех дней мое предложение не будет принято, я публично отхлещу его клиента кнутом и во всех клубах объявлю, что он — шантажист.
   — И что он ответил на это? — спросил Адам Гримбальди.
   — Вчера утром я получил ответ, — продолжал лорд Брикон. — Это письмо меня несколько обескуражило. Оно было подписано Розенбергом. В нем сообщалось, что он желает увидеться со мной по интересующему меня делу. По причинам, которые он якобы не мог назвать, он назначил мне встречу у разрушенного домика за гостиницей «Собака и утка» в Севенокс-Лейн. Меня это, в общем-то, удивило, потому что, честно говоря, хотя здесь этот разрушенный домик известен как место встречи влюбленных и дуэлянтов, едва ли о нем знает стряпчий из Лондона. Тем не менее, я готов был встретиться с ним и в назначенное время отправился к домику, где и нашел убитого ножом Розенберга.
   — Помилуй нас, Господи! — воскликнул Адам Гримбальди.
   — Но кто это сделал? — спросила Зара.
   — Вот этого-то я и не знаю, — ответил лорд Брикон. — Когда я подошел к нему, он только что умер, тело еще не остыло, а мисс Фрай, которая в это время находилась в лесу, слышала его предсмертный крик.
   — Вы видели убитого? — Зара повернулась к Каролине.
   — Нет, я только слышала его крик и чьи-то шаги.
   — Его не ограбили, — продолжал лорд Брикон. — Письма моей подопечной лежали у него в кармане. Я забрал их; если бы я не заподозрил, что это лишь часть писем, то не стал бы искать дальше, но у меня появилась такая мысль, и вот что я обнаружил во внутреннем кармане его сюртука!
   С этими словами лорд Брикон вынул из кармана лист бумаги. Каролина узнала записку, которую он взял у убитого. Теперь он показал ее всем.
   — Видите? Подписано моим именем, — сказал он.
   — А что в записке? — спросила Зара.
   — Она составлена от моего имени. В ней говорится, что я приглашаю его на встречу у разрушенного домика за гостиницей «Собака и утка» в Севенокс-Лейн в среду. Он должен принести с собой письма, поскольку я согласен на условия его клиента.
   — А вы ему не писали? — спросил мистер Гримбальди.
   — Никогда в жизни, — ответил лорд Брикон. — Не было у меня и намерения соглашаться на уловки его клиента-шантажиста. Насколько я понимаю, письмо Розенберга ко мне — тоже фальшивка. Очевидно только одно — этот несчастный мошенник прибыл на условленное место и был убит человеком, желающим, чтобы меня обвинили в этом преступлении.
   — Да, об этом нетрудно догадаться, — согласился Адам Гримбальди, кивая головой. — А может, это тот самый гнусный тип, которому адресованы письма девушки?
   — Не думаю, — ответил лорд Брикон. — Если он хотел получить пять тысяч гиней, то не был заинтересован в том, чтобы Розенберга убили и отобрали у него письма. От моей смерти он ничего не выигрывает. Нет, ему выгоднее, чтобы я оставался живым.
   — Тогда кто же это? — спросила Зара.
   — Не знаю, — сказал лорд Брикон. — По-видимому, есть люди, желающие избавиться от меня, но я не готов назвать их имена.
   — А чем мы можем помочь? — спросил Адам Гримбальди.
   — Неужели ты не догадался, Адам? — отозвался лорд Брикон. — Значит, ты соображаешь не так быстро, как мисс Фрай. Это она предложила мне найти двух-трех надежных друзей, которые могут присягнуть, что в это время я был с ними. Ты же понимаешь, мне нельзя признаваться, что я был у разрушенного домика: пока убийца Розенберга не будет найден, подозрения будут на мне, так как именно мне более всего выгодна его смерть.
   — Действительно! — воскликнул Гримбальди. — Ну и дурак же я, что сразу не догадался! Что ж, милорд, если меня спросят, то я отвечу — да и Зара, ручаюсь, тоже, — что вы были с нами весь вечер. Вы посмотрели представление, вернулись ко мне в повозку, и мы провели время за вином и разговорами, пока вы не отправились домой. Не только Зара, но и все мои люди и их жены присягнут в том, что вы были здесь.
   Лорд Брикон улыбнулся.
   — Благодарю тебя, Адам. Я знал, что могу на тебя положиться.
   Он протянул руку, и Гримбальди пожал ее. Зара всплеснула руками, от чего волосы с плеч тяжелым водопадом упали ей за спину.
   — Но ваша просьба — такой пустяк! Я надеялась сделать для вас больше; много, много больше, милорд, и очень разочарована.
   — Зара, ты всегда была великодушной, — сказал лорд Брикон, поднося к губам ее ручку.
   Каролина вздохнула.
   — Итак, все устроилось, — сказала она. — Теперь, милорд, мне следует подумать о том, как ехать дальше.
   — Конечно, — ответил мистер Гримбальди. — Я пошлю мальчика в ближайшую гостиницу. Куда вы направляетесь, мадам?
   — В конечном счете я хочу добраться до Дувра, — ответила Каролина. — Но если отсюда меня довезут до Мейдстона, то я смогу…
   — Мы найдем карету, которая довезет вас до места, — прервал ее лорд Брикон и, когда Каролина хотела возразить, добавил: — Позвольте мне все устроить. Вы доставите мне удовольствие. Карета довезет вас до самого дома.
   Каролина поняла ход его мыслей и слегка улыбнулась: он решил, что она думает о стоимости дороги. Поэтому она не стала спорить и с благодарностью согласилась.
   Адам Гримбальди подозвал мальчика, отправил его за каретой на постоялый двор и открыл еще одну бутылку шампанского. К тому времени Каролину одолевал сон, но, несмотря на это, она остро ощущала присутствие лорда Брикона. Наблюдая за ним, она пыталась понять, что же отличает его от других.
   Он был необычайно красив, это верно, но дело было не только в этом. Странное, замкнутое выражение таилось в его глазах и наводило на мысль о том, что он пребывает в постоянном напряжении. Даже смех его не всегда звучал искренне, а в улыбке, хотя и чарующей, часто проскальзывала печаль.
   «Он скрывает какую-то тайну, я уверена в этом», — сказала себе Каролина, хотя никакими логическими доводами не могла подтвердить свое убеждение.
   Было уже поздно, но Каролине очень хотелось осмотреть зверинец. Когда мальчик вернулся и сообщил, что карета прибудет через полчаса, она попросила показать ей львов, тигров и кенгуру — самое последнее приобретение Адама Гримбальди, которым он необычайно гордился.
   Они шли от фургона к фургону. Большинство животных уже спало. Потревоженные светом фонаря, они удивленно моргали, более дикие рычали.
   — Посетите нас на Варфоломеевой ярмарке, — сказал Адам Гримбальди после того, как осмотр закончился.
   — Я и за тысячу гиней не пропущу ваше представление! — воскликнула Каролина.
   — Если вы не найдете себе места, попросите Адама принять вас на работу в зверинец, — предложил лорд Брикон.
   — Это предложение мне чрезвычайно нравится, милорд, — сказала Каролина, — но боюсь, мои родители не одобрят его.
   — Пожалуй, это верно, — засмеялся лорд Брикон. — Хотя, судя по всему, ваша знатная дама, у которой вы были компаньонкой, пострашнее дюжины диких зверей.
   — Так оно и есть, — ответила Каролина.
   Подбежал мальчик и сказал, что экипаж ждет у дороги. Каролина поблагодарила мистера Гримбальди за гостеприимство и попрощалась с мадам Зарой. Лорд Брикон довел ее до кареты. Затем он быстро переговорил с кучером, и Каролина услышала звон монет. После этого он вернулся к Каролине и, взяв лежавший в карете плед, заботливо укрыл ей ноги.
   — Может быть, лучше мне сопровождать вас?
   — Нет, нет, милорд, — поспешно отказалась Каролина, — В этом нет нужды. Ничего со мной не случится, а в Дувр я прибуду рано утром. У меня нет ничего ценного, чтобы привлечь внимание грабителей, и, если правду сказать, я буду спать.
   — В таком случае, мисс Фрай, желаю вам счастливого пути. Позвольте поблагодарить вас за все, что вы для меня сделали.
   — Совершенно не за что, — ответила Каролина.
   Лорд Брикон говорил с ней через окно кареты, и она плохо видела его лицо, но ее собственное было освещено лунным светом, который отражался в ее сияющих глазах.
   — Это было удивительное приключение, — мягко добавила она.
   — Больше мы не увидимся, — сказал лорд Брикон и, глядя ей в лицо, добавил: — Прощайте, милая Каролина… и спасибо вам.
   Каролина протянула ему руку для поцелуя, но он лишь сжал ее пальцы и наклонился к ее раскрытым губам. Прежде чем Каролина разгадала его намерение, он поцеловал ее в губы. Как только он отступил от дверцы, кучер хлестнул лошадей, и карета помчалась вперед.
   Какое-то мгновение она была в таком смятении, что не чувствовала ничего, кроме изумления; затем его сменил гнев.
   — Как он посмел? — произнесла она вслух. — Как он посмел?
   Ни один мужчина прежде не касался ее губ; кончиками пальцев Каролина дотронулась до них и с удивлением отметила, как они горят.
   — Как он посмел? — повторила она.
   Так вот он каков — поцелуй! Она опять ощутила силу и в то же время мягкость его губ на своих губах и почувствовала необычайное возбуждение. Ее сердце затрепетало, к горлу словно подступил огонь, который захлестнул его так, что стало невозможно дышать. Вот что такое поцелуй!
   Каролина улыбнулась в темноте. Что толку сердиться? Пожалуй, это был достойный финал необыкновенного приключения.
   Она откинулась назад, но, несмотря на усталость, заснуть не могла. Почему лорд Брикон сказал, что они больше не увидятся?
   Он считал, что их пути едва ли пересекутся при таком большом различии в положении? Или здесь была другая, более простая причина?
   И вдруг она ясно увидела его перед собой. Как он красив, как совершенно не похож ни на кого из ее знакомых! Конечно, он старше ее, — видимо, ему лет двадцать шесть или двадцать семь, и в одном его мизинце характера больше, чем во всем длинном апатичном теле лорда Глосфорда.
 
   Брикон! Звучное имя, но Каролине хотелось знать, как его называют близкие.
   Она заснула примерно за полчаса до того, как карета подъехала к первому постоялому двору, где меняли лошадей, и внезапно проснулась, потому что ей приснился какой-то сон. Пока меняли лошадей, она зашла внутрь вымыть руки и, взглянув на себя в зеркало, ужаснулась.
   Неудивительно, что лорд Брикон легко поверил, будто она бедная компаньонка. Роскошное платье из прекрасного бархата было безнадежно испачкано и разорвано. Кружева на плечах, ободранные колючими ветками в лесу, висели клочьями, а руки стали просто черными, пока она выбиралась из окна и потом прижималась к деревьям.
   Довольно долгое время понадобилось Каролине, чтобы отмыться и привести себя в порядок, но и после этого она задержалась еще на несколько минут, чтобы написать письмо миссис Эджмонт. Она попросила отослать его в Лондон. Хотя хозяйка пообещала сделать это с первой же утренней почтой, Каролина не очень-то ей поверила, так как, когда они подъехали, в гостинице все спали, и кучеру пришлось их будить. К счастью, у нее в кошельке нашлась золотая монета; вида ее оказалось достаточно, чтобы заверения зазвучали теперь с искренностью, которой не было ранее. Когда Каролина вновь уселась в карету, чтобы отправиться дальше, она уже не сомневалась, что кузина Дебби скоро узнает, где она.
   Остальная часть пути прошла без происшествий. Каролина легко и спокойно уснула крепким сном уставшего ребенка. Она была так счастлива, что едет домой, так уверена, что родители обрадуются ее приезду и сумеют все уладить. Даже угрызения совести из-за того, что она согласилась на предложение сэра Монтегю, не заставили ее страдать от бессонницы. Каролина пока еще не научилась терзаться.
   До сих пор ее жизнь была совершенно безоблачной. Начать с того, что родилась и выросла она в Мандрейке, одном из красивейших загородных домов во всей стране и, без сомнения, самом величественном. Основал Мандрейк сэр Жюстен де Фэй, который прибыл в Англию с Вильгельмом Завоевателем. Все последующие поколения достраивали и украшали этот дом, и ныне под его крышей размещались бесценные и разнообразные сокровища. Шли столетия, разрастался Мандрейк, а вместе с ним росла и знатность семьи, владевшей накопленными здесь богатствами и осыпанной почестями и титулами.
   Неудивительно, что пятнадцатый маркиз Валкен гордился своим наследством; неудивительно, что он любил каждый дюйм Мандрейка — от древней норманнской башни, которая по-прежнему стояла на самом краю белых отвесных скал, до изысканных бальных залов и салонов, построенных лишь сорок лет назад его матерью по проекту Роберта Адама⁴.
   Четырнадцатая маркиза Валкен, бабушка Каролины, была удалена от королевского двора за свою ненасытную страсть к азартной игре. В Мандрейке она устроила собственный двор и единолично правила здесь до тех пор, пока ее не забили насмерть камнями контрабандисты — их она нанимала для доставки запрещенных товаров из Франции и укрывала в потайных гротах под домом.
   С ее смертью пришел конец беспутной, экстравагантной и экзотической эпохе, и в Мандрейке воцарилась атмосфера покоя, умиротворенной красоты и ничем не нарушаемой радости. Отец и мать Каролины самозабвенно любили друг друга, казалось, что все поместье было во власти чар их любви; каждый, кто жил в Мандрейке, вобрал частичку их лучезарного счастья.
   В жилах Каролины текла гордая горячая кровь семейства Фэй. Каждая черта ее лица, каждое ее движение, каждый поступок отличали достойную представительницу этого рода, в которой воплотилось все лучшее, что накапливалось многими поколениями, подобно тому, как приумножались великолепие и величавость самого Мандрейка. Она унаследовала не только гордость, верность и цельность натуры своих предков, но и их страстность, решительность, сильную волю и упорство. Своими безукоризненными чертами лица и совершенными формами тела Каролина была обязана бабушке, о красоте которой в восемнадцатом столетии слагали легенды. Нежное очарование и благородство души передались ей от матери. Доброта и сердечность Серены, маркизы Валкен, вызывали восхищение; каждый, кто знал ее и смотрел в ее ясные синие глаза, не мог не почувствовать, какое у нее чистое и отзывчивое сердце.
   Каролина была такой же чистой и открытой, но ее темперамент и характер были подобны прибою, с детства шумевшему под ее окном. Его музыка всегда была частью ее мыслей и грез — волн то неукротимых, бурных и неистовых, с белыми гребнями, стремительно летящих на крутые скалы и разбивающих изумрудную и сапфировую водную гладь, то ласковых, мягко колышущихся, покорно утопающих в золотистом, освещаемом солнцем песке.
   И настроение Каролины менялось столь же быстро и неожиданно. Мать вздыхала, беспокоясь за ее будущее. Что сулит оно девушке, такой поразительно красивой и при этом эмоциональной и живой. Верность и неуклонное следование цели — эти достоинства порой перерастали в Каролине в свою противоположность. Однажды, когда ей было всего десять лет, молодого конюха, который ухаживал за ее пони, арестовали по обвинению в браконьерстве. Каролина узнала об этом и, не спросив ни у кого разрешения, даже не сказав никому о своем намерении, галопом поскакала в Дувр. Она ворвалась в суд, заявила, что должна дать показания в защиту своего конюха, и вела себя так настойчиво и убедительно, что парня освободили и отпустили с ней обратно в Мандрейк.
   К тому времени, как она вернулась, дома хватились ее, и отец организовал целую поисковую партию. Лорд Валкен довольно строго допросил ее, ибо и он, и леди Валкен были чрезвычайно напутаны исчезновением дочери. Но Каролина объяснила все очень просто:
   — Папа, он же мой друг!
   — А если бы выяснилось, что он виноват, и его отправили в тюрьму? — спросил лорд Валкен.
   — Я бы отправилась с ним, — ответила Каролина и добавила с неопровержимой логикой: — Тогда тебе пришлось бы освобождать нас обоих.
   Каролина взрослела, и леди Валкен все больше волновалась за дочь, хотя не могла не гордиться ею. Каролина была столь прелестна и душой и телом, что, казалось, было невозможно найти в ней ни малейшего изъяна. Она могла быть порывистой, пылкой, временами проказливой, но не было случая, чтобы она хоть раз совершила недобрый или невеликодушный поступок.
   Слуги обожали ее, а друзей у нее было столько, что всех не перечесть. Когда она появилась в Лондоне, то ее дебют в свете стал настоящим триумфом, и не только благодаря знатности или богатству; именно ее красота, дружелюбие и бьющая через край жизнерадостность притягивали к ней поклонников и поклонниц.
   Одно только удивляло ее крестную мать. После пяти месяцев пребывания в свете сердце Каролины оставалось таким же нетронутым, как и в первый день приезда из Мандрейка. Каролина, за здоровье которой повсюду поднимались бокалы и которой дали титул «Несравненная», выслушала множество предложений руки и сердца, но отклонила их все с твердостью, не оставившей ее поклонникам ни малейшей надежды на то, что она отказала им из-за застенчивости или нерешительности.
   — Не представляю, кто, по-твоему, составит лучшую партию? — с сарказмом сказала леди Буллингем, после того как Каролина отказала лорду Глосфорду.
   — Такой человек есть, — ответила Каролина, и ее прелестное личико засветилось лукавством при виде недовольства крестной матери.
   — Так кто же это? Да прочитай я хоть всю «Книгу пэров» от корки до корки — и то без толку!
   — Может быть, его там и нет, — улыбнулась Каролина.
   — Нет в «Книге пэров»! Помилуй нас, Господи! Только не говори, что ты замышляешь мезальянс! Я этого не перенесу. Кто он? Я требую ответа! Кто он?
   — Увы, я не знаю, — сказала Каролина, — ибо еще не встретила человека, которого могла бы полюбить.
   Иногда она сомневалась, что такой человек действительно существует, и все же, когда утром ее разбудили лучи солнца, льющиеся сквозь окна кареты, впервые в жизни с ее губ было готово сорваться имя мужчины. Каролина чувствовала, что ее переполняет счастье; опустив окно кареты, она глубоко вдыхала свежий солоноватый воздух. Вдали уже виднелись отблески синего моря.
   Она велела кучеру направляться в Мандрейк, но сказала, чтобы он подъехал не к парадному входу, а со стороны конюшни. Если он и удивился, то не показал виду; Каролина подозревала, что ему это совершенно безразлично: волнует его только собственное возвращение в Севенокс. Как бы там ни было, Каролине важно было скрыть, кто она такая на самом деле, от любого, кто мог сообщить лорду Брикону о конечной цели ее пути.
   Поэтому, когда карета въехала на конюшенный двор Мандрейка, и старый конюх ее отца вышел взглянуть, кто приехал, она выпрыгнула из кареты и отвела его в сторону.
   — Гарри, заплати этому человеку как следует, — сказала она, — отведи его позавтракать и отошли обратно. Ни в коем случае не говори ему, кто я такая. Если будет спрашивать, отвечай, что я здесь в гостях или что служу здесь — все равно что.
   — Хорошо, миледи, — ответил Гарри и проворчал затем с фамильярностью, позволительной только старому слуге: — Видать, ваша милость, вы опять взялись за проделки.
   Каролина не снизошла до ответа, а медленно, с достоинством направилась к двери. Однако, войдя в нее, она быстро, стараясь остаться незамеченной, прошла по длинным коридорам до узкой лестницы, ведущей в верхние покои. Она торопливо поднялась по ней и, наконец, добралась до своей комнаты, встретив по пути только служанку, которую послала за Марией. Мария, молодая деревенская девушка, последние два года служившая ее горничной, появилась уже через несколько минут.
   — Миледи! — воскликнула она. — Вот неожиданность! А я-то думала, вы — в Лондоне. Вот уж я поразилась, когда услыхала, что ваша милость здесь, в этом самом доме! Может, мне это приснилось? Это и вправду вы? Ей-богу, я в таком смущении, что и не знаю — призрак это или на самом деле ваша милость?
   — Да нет, это я. А теперь помоги мне переодеться.
   — О миледи, ваше платье! Что это вы с собой сотворили?
   — Ш-ш-ш. Не задавай вопросов, а поскорее его выброси, пока его не увидела моя мать. С ним уже ничего не сделать. А теперь дай мне муслиновое платье и причеши волосы поаккуратнее.
   Полчаса спустя, выходя из столовой, маркиз Валкен с удивлением увидел, как его дочь, свежая, с яркими глазами, удивительно хорошенькая в платье из белого муслина с голубыми бантами, спускается по парадной лестнице.
   — Каролина! — воскликнул он. — Откуда ты взялась? Я и понятия не имел, что ты здесь.
   — Доброе утро, папа, — сказала Каролина, приседая в реверансе и затем поднимая лицо для поцелуя. — Я просто счастлива, что вижу тебя. Скажи, что и ты рад меня видеть.
   Лорд Валкен притянул дочь к себе и крепко обнял.
   — Тебе следовало предупредить нас, — сказал он. — Почему ты дома? Судя по письмам, тебя закружил вихрь удовольствий высшего света.
   — Мне хотелось повидать маму, — ответила Каролина, — и, конечно, тебя, милый папочка.
   — Я как раз собирался писать тебе, — сказал лорд Валкен, — и именно сегодня. У меня для тебя есть новости.
   — Новости? — переспросила Каролина.
   — Да, — ответил лорд Валкен. — Пойдем в библиотеку. Мне нужно поговорить с тобой.
   Он взял дочь под руку и направился в большую библиотеку, окнами выходящую на море. Комната была залита солнечным светом. Каролина уселась на мягкое сиденье у окна — свое любимое место с детства — и вздохнула от полноты чувств.
   — Как хорошо дома! — пробормотала она. — Так какие у тебя новости, папа?
   — Они касаются твоей матери, — ответил лорд Валкен.
   — Мамы? — тотчас же встревожилась Каролина. — Она что, заболела?
   — Не то чтобы заболела, но не очень хорошо себя чувствует, — ответил лорд Валкен. Красивое лицо его помрачнело. — Помнишь, прошлой зимой она мучилась от сильного кашля и врачи не могли ее вылечить? На прошлой неделе я пригласил из Лондона королевского врача сэра Генри Халфорда, и он посоветовал твоей матери переменить климат и окружение. Он настаивает на том, чтобы она с месяц пробыла в Италии, а потом, может быть, какое-то время — у озера Комо⁵. Я внял его совету, и на следующей неделе мы отправляемся в Европу.
   — О! — воскликнула Каролина.
   — Я побаивался, что для тебя эта будет довольно неожиданно, — улыбнулся лорд Валкен.
   — Но, если мама больна, я поеду с ней. Лорд Валкен покачал головой.
   — Нет, Каролина, хотя нужно было ожидать, что ты это предложишь. Во-первых, сэр Генри настаивает, чтобы первую часть путешествия она совершила в полном спокойствии, а во-вторых, честно говоря, нам хочется побыть вдвоем. Мы очень любим и тебя, и обоих наших мальчиков, но спокойными вас никак не назовешь.
   — Ну, знаешь! — воскликнула Каролина и засмеялась. — Второй медовый месяц — вы этого хотите, да? Не поздновато ли теперь, когда вашей дочери семнадцать, а сыновья уже учатся в Итоне⁶?
   — Мы так не думаем, да и старыми себя не считаем, — с достоинством ответил лорд Валкен. — Признаться, нам не терпится сбежать от наших обязанностей. Кроме того, до сих пор мне ни разу не удавалось вывезти твою мать за границу. Сначала долго шла война, а когда она кончилась, в наши планы вечно вмешивались дети.
   Каролина скорчила гримаску.
   — Как мы вам, должно быть, надоели!
   — Напротив, вы доставили нам много радости, но были и тревожные дни. Кстати, Каролина, у меня к тебе просьба. Обещай мне, пожалуйста, ничем не огорчать мать.
   — Огорчать? Почему ты решил, что я могу ее огорчить?
   — Ее беспокоит, что мы оставляем тебя. Она очень переживала из-за того, что не смогла сопровождать тебя во время твоего первого сезона в Лондоне. Конечно, мы уверены, что твоя крестная мать все делает замечательно, а кузина Дебби превосходная компаньонка, но все равно мы с матерью очень хотели быть рядом с тобой. Как ты знаешь, это оказалось невозможно из-за ее слабого здоровья, а теперь я с трудом убедил ее внять совету сэра Генри. Она боится покидать Англию из-за тебя, Каролина. По-правде говоря, она совершенно уверена, что, если нас не будет рядом, с тобой обязательно что-нибудь приключится.