— Это очаровательный молодой человек. Он говорит по-английски и наверняка вам понравится.
— Не беспокойтесь за меня, — мягко ответила старушка. — Позаботьтесь лучше о моей внучке.
— Я поклялся всегда заботиться о ней, — уверенно заявил герцог.
Леди Синклер протянула ему руку. Герцог наклонился поцеловать сухую кисть, и Джиованна подумала, что бабушке нравится ее жених.
Герцог увлек Джиованну прочь из комнаты, куда тотчас же вошел симпатичный полицейский-итальянец.
Герцог повел Джиованну в приемную залу виллы. К удивлению девушки, зала была пуста.
— Теперь слушай внимательно, моя дорогая, — начал герцог. — Возможно, я требую от тебя очень многого, но ты должна раз и навсегда почувствовать себя в безопасности и знать, что никто тебе не угрожает.
Джиованна недоуменно посмотрела на герцога. Он под» вел девушку к дивану, усадил ее и сам сел рядом.
За окном плескалось голубое Средиземное море, в саду цвели бугенвиллеи, а на небе не было ни облачка. Казалось невероятным, чтобы в этом раю кому-то могла угрожать опасность.
Несколькими минутами раньше, подъезжая к вилле, герцог отметил ее красоту, но его гораздо больше заботила жизнь Джиованны, висевшая, как и его собственная, на ниточке.
Он посмотрел на девушку и негромко, но убедительно произнес:
— Я хочу, чтобы ты набралась храбрости, моя дорогая.
— Что я должна сделать?
— Я говорил с шефом полиции, — рассказывал герцог. — Он сообщил мне все известное о Кейне Хорне, оказывается, этот тип замешан не в одном убийстве. Его ловят уже долгое время. Как-то раз его едва не схватили, но в последний момент он ускользнул и скрылся — теперь понятно, он улизнул в Шотландию.
— А… а мачеха?
— Она не намного лучше. Однако для того, чтобы предъявить им обвинение, полиции нужны неопровержимые доказательства их вины. Тут-то и потребуется твоя помощь.
Джиованна задержала дыхание и дрожащим голосом спросила:
— Что ты хочешь… чтобы я сделала?
— Наши враги уже в Неаполе и с минуты на минуту появятся здесь, — спокойно говорил герцог. — Когда они приедут, ты должна выйти им навстречу.
Джиованна широко распахнула глаза.
— Одна?!
— На самом деле ты будешь не одна, — объяснил герцог. — Ты будешь не только под моей защитой, но и под защитой самых лучших полицейских офицеров Италии.
Он почувствовал, что Джиованна сжала его руку, и быстро добавил:
— Они спрячутся, и Кейн Хори не увидит их до тех пор, пока не начнет угрожать тебе. Тогда они выскочат из укрытия и схватят его.
— А если он… если он убьет меня?
— Он умрет прежде, чем успеет нажать на курок, — твердо пообещал герцог. Увидев в глазах Джиованны страх, он добавил:
— Я знаю, что прошу почти невозможного, дорогая, но ты так храбро вела себя до сих пор! Пойми, другого пути обезвредить этих людей и покарать их за все совершенные ими преступления не существует.
— Я… я понимаю.
Герцог прижал девушку к себе и поцеловал ее.
— Я уверен, что ты не подведешь меня. Не бойся и помни: мы победим!
Не дожидаясь ответа, он поставил Джиованну на ноги.
— Кажется, я слышал стук копыт, — произнес он. — Я должен уйти, но ты помни, я рядом, дорогая моя. Богом клянусь, ни один волосок на твоей прекрасной головке не пострадает!
Герцог вновь поцеловал девушку. За дверью раздались голоса, и герцог проворно нырнул за ширму, стоявшую в углу комнаты.
Джиованна осталась одна — впрочем, за портьерами и за шкафами в комнате прятались вооруженные полицейские.
Пять минут назад один из них вышел из дома в одежде герцога, сел в открытую карету леди Синклер и уехал. Герцог знал, что Кейн Хорн со своими подручными наверняка увидят его возвращающимся в Неаполь и не заподозрят подмены. Операция была спланирована более чем тщательно, до мельчайших деталей, однако скрывающийся за роскошной китайской ширмой герцог не мог побороть страха за Джиованну.
В то же время он не мог не восхищаться спокойствием, с которым она приняла его просьбу, воздержавшись от споров и жалоб. Все-таки она была шотландкой, и именно шотландская кровь заставила ее ждать убийц, вздернув подбородок и холодно глядя на выходившую в холл дверь.
Раздался звук шагов. Дверь распахнулась. На пороге появился Кейн Хорн.
Увидев Джиованну в одиночестве, негодяй удовлетворенно улыбнулся и бесцеремонно вошел в комнату. За ним следовали два человека, вероятно, те же, что обыскивали замок. К удивлению Джиованны, вслед за ними возник и третий — пожилой, с седой бородкой и в сутане.
Кейн Хорн медленно приблизился к Джиованне. Оказавшись в нескольких футах от нее, он заговорил:
— Думаю, вы и не мечтали увидеть меня сразу после отъезда герцога. Вы поступили правильно, бежав из Англии, но скрыться от меня вам не удалось. Как видите, я здесь!
— Что вам надо? — спросила Джиованна негромко, но без тени страха в голосе.
— Я хочу кое-что объяснить вам, — начал Кейн Хорн.
В этот миг из холла донесся громкий и пронзительный женский голос.
Хорн не выказал удивления. Через секунду дверь распахнулась, и в комнату ворвалась вдовствующая графиня Далбет.
Она была одета по обыкновению вульгарно, в яркое пышное платье, а на плечах соболий палантин. Графиня яростно ринулась к Кейну Хорну.
— Что ты тут делаешь? — зло спросил он. — Я же велел тебе ждать меня в отеле!
— Знаю! — закричала графиня. — Но я хотела посмотреть, как ты убьешь эту? Что, нельзя?
— Ты должна была слушаться меня! — последовал ответ. — Никто никого не собирается убивать.
Графиня ошеломленно посмотрела на Хорна.
— Что ты имеешь в виду? — поинтересовалась она. — Ты сказал, что убьешь девчонку! Ты не хуже меня понимая ешь, что она должна умереть!
Не дождавшись ответа, графиня повысила голос:
— После всего, что мы вынесли, ты еще тянешь? Только ее смерть позволит нам вздохнуть спокойно! Тогда ее состояние станет нашим наверняка!
В ее голосе звучала такая злоба, что сидевший за ширмой герцог испугался, как бы Джиованна не потеряла самообладание и не попыталась убежать. Однако девушка стояла на месте, глядя прямо в глаза женщине, которая была замужем за ее отцом, а саму ее ненавидела дикой, убийственной ненавистью.
— Если бы ты не лезла, куда не просят, — заявил Хорн, — обошлось бы без этой лишней сцены. Ты и так узнала бы, что я передумал, но узнала бы позже.
— Передумал? — перешла на крик графиня. — Что значит передумал? Ты должен убить ее! Она здесь одна, если не считать старухи! Я видела, как герцог уезжал, да и ты наверняка видел! Убей ее и давай убираться отсюда, пока не обнаружили тело.
Графиня пришла в ярость, и герцог решил, что женщина потеряла всякое самообладание и буквально сходит с ума от ненависти.
Очевидно, подумав о том же, Кейн Хорн бросил:
— Да заткнись ты! Я принял решение — и ни ты, ни любой другой человек не сможет помешать мне! Я не стану убивать эту девчонку. Хватит с нее твоего хваленого яда. Я на ней женюсь!
На мгновение графиня остолбенела, рот у нее приоткрылся, а взгляд застыл на Хорне, она не могла поверить его словам.
Пользуясь ее замешательством, он продолжал:
— Да, женюсь! Я даже священника захватил, чтобы не тянуть. Тело прятать не придется — ее состояние и так перейдет ко мне навсегда!
В его голосе впервые звучало удовольствие, словно собственная идея пришлась негодяю очень по вкусу. Графиня же взвизгнула так, что ее визг эхом разлетелся по комнате.
— Ах ты, предатель! — вопила она. — Ты же обещал жениться на мне! Думаешь, у тебя получится обмануть меня?
С этими словами она проворно выхватила из атласной сумочки, которую держала в руках, револьвер, и выстрелила Кейну Хорну в сердце.
Выстрел оглушительно раздался под сводами комнаты.
Почти в ту же секунду человек Хорна выстрелил в графиню, и пуля вошла женщине под подбородок.
Едва ли не прежде, чем тела графини и Кейна Хорна коснулись земли, герцог подхватил Джиованну на руки и вынес ее из комнаты. Краем глаза он заметил, как выскакивают из укрытия полицейские. Графиня и Кейн Хорн умерли почти моментально.
Герцог отнес Джиованну на веранду, к открытому окну.
Веранда выходила в сад, полный цветов и кипарисов. Герцог опустил Джиованну на подушки дивана и крепко прижал к себе.
Девушка спрятала лицо у него на плече, и герцог понял, что она не плачет, а испугана до такой степени, что ничего не чувствует.
Герцог поцеловал ее в лоб, провел рукой по шелковистым волосам и сказал:
— Все кончено, моя любовь. Ты свободна. Остается только решить, как скоро ты выйдешь за меня замуж.
Девушка не произнесла ни слова, только прижималась к герцогу, словно желая удостовериться, что он рядом, а значит, она в безопасности.
— Ты вела себя удивительно храбро, — восхищался герцог. — Я горжусь тобой!
Она подняла голову, и герцог долго смотрел ей в глаза.
Зло было побеждено и больше не угрожало им.
Потом медленно, не торопясь, зная, что впереди еще целая жизнь, герцог наклонился и губами нашел губы Джиованны. Поцелуй был долгим, нежным и настойчивым, и только после него Джиованна смогла произнести незнакомым неуверенным голосом:
— Неужели все кончилось… неужели я могу стать твоей женой?..
— Да, и чем быстрее, тем лучше, — ответил герцог. — А после этого, любимая, ты станешь моей, и тебе никогда и никто не посмеет угрожать.
И, словно с новой силой испугавшись за нее, герцог начал целовать Джиованну, целовать требовательно и страстно, чтобы любовь заставила рассеяться ужас случившегося.
Много позже, когда полицейские уехали с виллы, забрав тела, герцог и Джиованна отправились к леди Синклер.
— Как вы, бабушка? — спросила Джиованна, увидев, что старушка сидит в том же кресле, где они оставили ее.
— Прекрасно, дорогая, — улыбнулась леди Синклер. — Шеф полиции рассказал мне, как ты замечательно держалась.
Он тебе очень благодарен. Он сказал, что без этих негодяев в Неаполе станет гораздо спокойнее.
Джиованна ничего не ответила, только посмотрела на герцога. Он обнял ее за талию и произнес:
— Остался еще один нерешенный вопрос, леди Синклер — как скоро мы можем обвенчаться? Джиованна не желает быть одна ни днем, ни ночью… и мне самому очень не хочется отпускать ее.
— Я все понимаю, — согласилась леди Синклер. — Британский консул — мой старинный друг, так что здесь все просто. А что касается вашего медового месяца…
— Медового месяца? — прошептала Джиованна.
— Да-да? — спросил герцог.
— У меня есть хороший друг, граф Роберто Карузо, владелец роскошной виллы с великолепным садом. Это всего в полумиле отсюда. Граф сейчас в отъезде, но он просил меня присмотреть за виллой. Я знаю, что он будет искренне рад, если вы поселитесь там на время. В случае еще каких-нибудь пожеланий, можете смело обращаться ко мне.
— О, как… как все замечательно! — воскликнула Джиованна.
И наконец, словно избавившись от слишком тяжелой ноши, девушка разрыдалась в кольце сильных рук герцога.
Проснувшись, Джиованна увидела, что кто-то — она догадывалась, кто именно, — раздвинул портьеры, закрывавшие огромное окно в их спальне. Глядя на поднимавшийся в небо золотой диск солнца, Джиованна почувствовала, как руки мужа обвились вокруг ее талии и притянули ее поближе.
— Это заря нашей новой жизни, моя любимая, — заговорил он. — Я решил, что нам стоит посмотреть ее вместе и убедиться — теперь все будет иначе.
— Я так счастлива! — прошептала Джиованна. — Мне кажется, это сон.
— Значит, мы видим один и тот же сын, — тихо ответил герцог, — но в нем не будет ни единой тени — только свет солнца!
Джиованна всей душой согласилась с ним, прижалась еще крепче и подставила любимому губы для поцелуя.
Британский консул, оказавшийся весьма приятным человеком, устроил свадьбу с невероятной скоростью. Из церкви при консульстве новобрачные отправились прямиком на виллу графа, специально по случаю украшенную белыми цветами.
Герцог побаивался, что после долгого путешествия и всех треволнений Джиованна ослабеет, но девушка словно заново родилась. Он знал, что причиной тому их любовь — а значит, ничто другое не имеет значения.
Герцог очень надеялся, что Джиованна уже позабыла ужас встречи с Кейном Хорном и мачехой, погибшими у нее на глазах. Герцог понимал, что это был наилучший исход — теперь не нужен суд, который повлек бы за собой нежелательную огласку. А что до дочери графини, то она скорее всего предпочтет скрыться еще до возвращения новобрачных в Шотландию, и даже память об обманщице изгладится очень быстро.
Герцог уже написал сэру Иэну Мак-Кэрону длинное письмо, в котором изложил все подробности случившегося, попросил сообщить об этом родственникам Далбетов и стараться держать дело в тайне от прессы.
К счастью, замок Инверкарон и Далбет-Хаус находились в северной части Шотландии, а значит, слухи могли и не достигнуть юга.
Герцог надеялся, что отныне его жизнь с Джиованной станет тихой и спокойной, не обремененной всевозгуюжными сумасшедшими событиями.
Вечером юная жена спросила:
— Ты так и будешь звать меня Джиованной?
Герцог без труда прочитал ее мысли — имя Джейн всегда будет связано для его жены с девушкой, которая притворялась ею.
— Для меня, — ответил он, — Джиованна — самое прекрасное из всех имен. Я никогда не назову тебя иначе.
Девушка облегченно вздохнула и тихо призналась:
— Я так хотела услышать это!
Ночью, после свадьбы, герцог смог наконец доказать Джиованне свою любовь. Он пробудил в ней такую страсть, что влюбленные вознеслись на Небеса, о существовании которых герцог прежде и не подозревал. Он понимал, что Джиованна еще слаба, и был очень нежен и осторожен, боясь напугать девушку.
Как он и подозревал, Джиованна оказалась совершенно неискушенной в любви, но герцог целовал ее до тех пор, пока чувство, охватившее ее еще при первом их поцелуе, не усилилось тысячекратно и не заставило девушку очутиться словно в раю.
Никогда прежде герцог не знал подобного счастья. Для Джиованны же оно стало откровением.
— Я люблю тебя… люблю, — повторяла она. — Мне никогда не говорили, что любовь — это так прекрасно…
— Ты счастлива, любимая?
— Да, так счастлива… что сейчас умру! Как можно пережить такое наслаждение!
Герцог тихонько рассмеялся.
— Ты жива, моя дорогая, я держу тебя в объятиях и ты теперь моя жена.
— Да, правда… правда… — шептала Джиованна.
— Возможно, понадобится не один год, чтобы ты поверила в это, — ответил герцог, — но с каждым днем я буду все нежнее любить тебя и все чаще покрывать поцелуями твое прекрасное тело.
Девушка зарделась и произнесла:
— Нет, я некрасивая… я слишком худая.
— Ты прекрасна, — уверенно заключил герцог, — а я смотрю на тебя не только глазами тела, но и глазами души.
Он улыбнулся.
— Ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать — мы ведь шотландцы, немного не от мира сего. Мы чувствуем друг друга… а моя любовь к тебе может быть отражена разве что звездами на небосводе да солнечными лучами.
— Ты так красиво говоришь… о, как прекрасно! — восхищалась Джиованна.
Однако никакие слова не могли выразить чувств герцога, поэтому он стал целовать Джиованну снова и снова, пока любовь не засияла вокруг золотистым солнечным светом.
Когда Джиованна уснула, герцог еще долго лежал без сна, благодаря Бога за такой дар и обещая себе, что он навсегда сделает свою жену счастливой. Герцог знал, что, будь она бедна и незнатна, он все равно женился бы на ней, потому что между ними была общность духовная.
Все сложилось великолепно — он стал счастливейшим человеком на земле и к тому же мог теперь помогать своим подданным, искавшим у него защиты. Эта мысль наполняла герцога радостью и верой в то, что будущее непременно окажется прекрасным.
И вот теперь, глядя в огромные глаза наблюдавшей за восходом Джиованны, герцог понял, она самая замечательная из всех женщин в пире. Прекраснее всего в ней были не черты лица и даже не чудесные глаза — прекрасна была ее чувствительность, отзывчивость и отвага, так отличавшие ее от остальных.
Герцог знал, что и он, и Джиованна чем-то сродни сказочным духам — они обладали тем же чувством правды и даром предвидения, которые не раз спасали герцога. Это сулило новобрачным долгую и счастливую жизнь вдвоем, потому что они совершили невозможное и отыскали друг друга.
«Сколь многим мы владеем!»— думал про себя герцог.
Словно догадавшись о его мыслях» Джиованна с улыбкой повернулась к нему и произнесла:
— Ты, наверное, безумно счастлив, что мы здесь вместе… и что спас меня от смерти в водопаде?
— Не вспоминай об этом! — ответил герцог. — Все ушло и забыто. Я думал о будущем, о том, как много мы сможем сделать вместе.
— Я тоже думала об этом, — сказала Джиованна. — Я знаю, что дома мы поможем не только нашим людям, но и всей Шотландии. Маменька часто говорила, что шотландцам нужен вождь, который будет выступать от их имени не только в Англии, но и в Европе.
— И ты хочешь, чтобы я стал таким вождем? — спросил герцог.
— Я верю, что ты им станешь, — улыбнулась Джиованна.
В благодарность за эти слова герцог поцеловал ее. Вначале поцелуй был очень нежен, однако мягкие губы, близость тела девушки и какие-то неведомые ощущения воспламенили герцога, подобно солнечным лучам. Уловив трепет Джиованны, он понял, что она чувствует то же самое.
— Я люблю тебя! Дорогая моя, любимая, ненаглядная, драгоценная моя жена, как я тебя люблю! Как я счастлив, что нашел тебя!
— Ты для меня все… Ты — весь мир, и в мире нет больше ничего, кроме тебя.
Ее слова тронули герцога до глубины души, он начал требовательно и страстно целовать девушку, слыша, как ее сердце бьется совсем рядом с ним. Поднявшееся солнце окутывало их тела золотым светом. Солнце — символ счастья, добра и любви, победивших тьму и злобу.
— Я люблю тебя! — повторил герцог.
— Люби меня! Дорогой мой, Талбот, радость моя, люби меня, — шептала Джиованна.
И в мире не было больше ничего — только солнце и любовь, ставшая жизнью во всем ее великолепии.
— Не беспокойтесь за меня, — мягко ответила старушка. — Позаботьтесь лучше о моей внучке.
— Я поклялся всегда заботиться о ней, — уверенно заявил герцог.
Леди Синклер протянула ему руку. Герцог наклонился поцеловать сухую кисть, и Джиованна подумала, что бабушке нравится ее жених.
Герцог увлек Джиованну прочь из комнаты, куда тотчас же вошел симпатичный полицейский-итальянец.
Герцог повел Джиованну в приемную залу виллы. К удивлению девушки, зала была пуста.
— Теперь слушай внимательно, моя дорогая, — начал герцог. — Возможно, я требую от тебя очень многого, но ты должна раз и навсегда почувствовать себя в безопасности и знать, что никто тебе не угрожает.
Джиованна недоуменно посмотрела на герцога. Он под» вел девушку к дивану, усадил ее и сам сел рядом.
За окном плескалось голубое Средиземное море, в саду цвели бугенвиллеи, а на небе не было ни облачка. Казалось невероятным, чтобы в этом раю кому-то могла угрожать опасность.
Несколькими минутами раньше, подъезжая к вилле, герцог отметил ее красоту, но его гораздо больше заботила жизнь Джиованны, висевшая, как и его собственная, на ниточке.
Он посмотрел на девушку и негромко, но убедительно произнес:
— Я хочу, чтобы ты набралась храбрости, моя дорогая.
— Что я должна сделать?
— Я говорил с шефом полиции, — рассказывал герцог. — Он сообщил мне все известное о Кейне Хорне, оказывается, этот тип замешан не в одном убийстве. Его ловят уже долгое время. Как-то раз его едва не схватили, но в последний момент он ускользнул и скрылся — теперь понятно, он улизнул в Шотландию.
— А… а мачеха?
— Она не намного лучше. Однако для того, чтобы предъявить им обвинение, полиции нужны неопровержимые доказательства их вины. Тут-то и потребуется твоя помощь.
Джиованна задержала дыхание и дрожащим голосом спросила:
— Что ты хочешь… чтобы я сделала?
— Наши враги уже в Неаполе и с минуты на минуту появятся здесь, — спокойно говорил герцог. — Когда они приедут, ты должна выйти им навстречу.
Джиованна широко распахнула глаза.
— Одна?!
— На самом деле ты будешь не одна, — объяснил герцог. — Ты будешь не только под моей защитой, но и под защитой самых лучших полицейских офицеров Италии.
Он почувствовал, что Джиованна сжала его руку, и быстро добавил:
— Они спрячутся, и Кейн Хори не увидит их до тех пор, пока не начнет угрожать тебе. Тогда они выскочат из укрытия и схватят его.
— А если он… если он убьет меня?
— Он умрет прежде, чем успеет нажать на курок, — твердо пообещал герцог. Увидев в глазах Джиованны страх, он добавил:
— Я знаю, что прошу почти невозможного, дорогая, но ты так храбро вела себя до сих пор! Пойми, другого пути обезвредить этих людей и покарать их за все совершенные ими преступления не существует.
— Я… я понимаю.
Герцог прижал девушку к себе и поцеловал ее.
— Я уверен, что ты не подведешь меня. Не бойся и помни: мы победим!
Не дожидаясь ответа, он поставил Джиованну на ноги.
— Кажется, я слышал стук копыт, — произнес он. — Я должен уйти, но ты помни, я рядом, дорогая моя. Богом клянусь, ни один волосок на твоей прекрасной головке не пострадает!
Герцог вновь поцеловал девушку. За дверью раздались голоса, и герцог проворно нырнул за ширму, стоявшую в углу комнаты.
Джиованна осталась одна — впрочем, за портьерами и за шкафами в комнате прятались вооруженные полицейские.
Пять минут назад один из них вышел из дома в одежде герцога, сел в открытую карету леди Синклер и уехал. Герцог знал, что Кейн Хорн со своими подручными наверняка увидят его возвращающимся в Неаполь и не заподозрят подмены. Операция была спланирована более чем тщательно, до мельчайших деталей, однако скрывающийся за роскошной китайской ширмой герцог не мог побороть страха за Джиованну.
В то же время он не мог не восхищаться спокойствием, с которым она приняла его просьбу, воздержавшись от споров и жалоб. Все-таки она была шотландкой, и именно шотландская кровь заставила ее ждать убийц, вздернув подбородок и холодно глядя на выходившую в холл дверь.
Раздался звук шагов. Дверь распахнулась. На пороге появился Кейн Хорн.
Увидев Джиованну в одиночестве, негодяй удовлетворенно улыбнулся и бесцеремонно вошел в комнату. За ним следовали два человека, вероятно, те же, что обыскивали замок. К удивлению Джиованны, вслед за ними возник и третий — пожилой, с седой бородкой и в сутане.
Кейн Хорн медленно приблизился к Джиованне. Оказавшись в нескольких футах от нее, он заговорил:
— Думаю, вы и не мечтали увидеть меня сразу после отъезда герцога. Вы поступили правильно, бежав из Англии, но скрыться от меня вам не удалось. Как видите, я здесь!
— Что вам надо? — спросила Джиованна негромко, но без тени страха в голосе.
— Я хочу кое-что объяснить вам, — начал Кейн Хорн.
В этот миг из холла донесся громкий и пронзительный женский голос.
Хорн не выказал удивления. Через секунду дверь распахнулась, и в комнату ворвалась вдовствующая графиня Далбет.
Она была одета по обыкновению вульгарно, в яркое пышное платье, а на плечах соболий палантин. Графиня яростно ринулась к Кейну Хорну.
— Что ты тут делаешь? — зло спросил он. — Я же велел тебе ждать меня в отеле!
— Знаю! — закричала графиня. — Но я хотела посмотреть, как ты убьешь эту? Что, нельзя?
— Ты должна была слушаться меня! — последовал ответ. — Никто никого не собирается убивать.
Графиня ошеломленно посмотрела на Хорна.
— Что ты имеешь в виду? — поинтересовалась она. — Ты сказал, что убьешь девчонку! Ты не хуже меня понимая ешь, что она должна умереть!
Не дождавшись ответа, графиня повысила голос:
— После всего, что мы вынесли, ты еще тянешь? Только ее смерть позволит нам вздохнуть спокойно! Тогда ее состояние станет нашим наверняка!
В ее голосе звучала такая злоба, что сидевший за ширмой герцог испугался, как бы Джиованна не потеряла самообладание и не попыталась убежать. Однако девушка стояла на месте, глядя прямо в глаза женщине, которая была замужем за ее отцом, а саму ее ненавидела дикой, убийственной ненавистью.
— Если бы ты не лезла, куда не просят, — заявил Хорн, — обошлось бы без этой лишней сцены. Ты и так узнала бы, что я передумал, но узнала бы позже.
— Передумал? — перешла на крик графиня. — Что значит передумал? Ты должен убить ее! Она здесь одна, если не считать старухи! Я видела, как герцог уезжал, да и ты наверняка видел! Убей ее и давай убираться отсюда, пока не обнаружили тело.
Графиня пришла в ярость, и герцог решил, что женщина потеряла всякое самообладание и буквально сходит с ума от ненависти.
Очевидно, подумав о том же, Кейн Хорн бросил:
— Да заткнись ты! Я принял решение — и ни ты, ни любой другой человек не сможет помешать мне! Я не стану убивать эту девчонку. Хватит с нее твоего хваленого яда. Я на ней женюсь!
На мгновение графиня остолбенела, рот у нее приоткрылся, а взгляд застыл на Хорне, она не могла поверить его словам.
Пользуясь ее замешательством, он продолжал:
— Да, женюсь! Я даже священника захватил, чтобы не тянуть. Тело прятать не придется — ее состояние и так перейдет ко мне навсегда!
В его голосе впервые звучало удовольствие, словно собственная идея пришлась негодяю очень по вкусу. Графиня же взвизгнула так, что ее визг эхом разлетелся по комнате.
— Ах ты, предатель! — вопила она. — Ты же обещал жениться на мне! Думаешь, у тебя получится обмануть меня?
С этими словами она проворно выхватила из атласной сумочки, которую держала в руках, револьвер, и выстрелила Кейну Хорну в сердце.
Выстрел оглушительно раздался под сводами комнаты.
Почти в ту же секунду человек Хорна выстрелил в графиню, и пуля вошла женщине под подбородок.
Едва ли не прежде, чем тела графини и Кейна Хорна коснулись земли, герцог подхватил Джиованну на руки и вынес ее из комнаты. Краем глаза он заметил, как выскакивают из укрытия полицейские. Графиня и Кейн Хорн умерли почти моментально.
Герцог отнес Джиованну на веранду, к открытому окну.
Веранда выходила в сад, полный цветов и кипарисов. Герцог опустил Джиованну на подушки дивана и крепко прижал к себе.
Девушка спрятала лицо у него на плече, и герцог понял, что она не плачет, а испугана до такой степени, что ничего не чувствует.
Герцог поцеловал ее в лоб, провел рукой по шелковистым волосам и сказал:
— Все кончено, моя любовь. Ты свободна. Остается только решить, как скоро ты выйдешь за меня замуж.
Девушка не произнесла ни слова, только прижималась к герцогу, словно желая удостовериться, что он рядом, а значит, она в безопасности.
— Ты вела себя удивительно храбро, — восхищался герцог. — Я горжусь тобой!
Она подняла голову, и герцог долго смотрел ей в глаза.
Зло было побеждено и больше не угрожало им.
Потом медленно, не торопясь, зная, что впереди еще целая жизнь, герцог наклонился и губами нашел губы Джиованны. Поцелуй был долгим, нежным и настойчивым, и только после него Джиованна смогла произнести незнакомым неуверенным голосом:
— Неужели все кончилось… неужели я могу стать твоей женой?..
— Да, и чем быстрее, тем лучше, — ответил герцог. — А после этого, любимая, ты станешь моей, и тебе никогда и никто не посмеет угрожать.
И, словно с новой силой испугавшись за нее, герцог начал целовать Джиованну, целовать требовательно и страстно, чтобы любовь заставила рассеяться ужас случившегося.
Много позже, когда полицейские уехали с виллы, забрав тела, герцог и Джиованна отправились к леди Синклер.
— Как вы, бабушка? — спросила Джиованна, увидев, что старушка сидит в том же кресле, где они оставили ее.
— Прекрасно, дорогая, — улыбнулась леди Синклер. — Шеф полиции рассказал мне, как ты замечательно держалась.
Он тебе очень благодарен. Он сказал, что без этих негодяев в Неаполе станет гораздо спокойнее.
Джиованна ничего не ответила, только посмотрела на герцога. Он обнял ее за талию и произнес:
— Остался еще один нерешенный вопрос, леди Синклер — как скоро мы можем обвенчаться? Джиованна не желает быть одна ни днем, ни ночью… и мне самому очень не хочется отпускать ее.
— Я все понимаю, — согласилась леди Синклер. — Британский консул — мой старинный друг, так что здесь все просто. А что касается вашего медового месяца…
— Медового месяца? — прошептала Джиованна.
— Да-да? — спросил герцог.
— У меня есть хороший друг, граф Роберто Карузо, владелец роскошной виллы с великолепным садом. Это всего в полумиле отсюда. Граф сейчас в отъезде, но он просил меня присмотреть за виллой. Я знаю, что он будет искренне рад, если вы поселитесь там на время. В случае еще каких-нибудь пожеланий, можете смело обращаться ко мне.
— О, как… как все замечательно! — воскликнула Джиованна.
И наконец, словно избавившись от слишком тяжелой ноши, девушка разрыдалась в кольце сильных рук герцога.
Проснувшись, Джиованна увидела, что кто-то — она догадывалась, кто именно, — раздвинул портьеры, закрывавшие огромное окно в их спальне. Глядя на поднимавшийся в небо золотой диск солнца, Джиованна почувствовала, как руки мужа обвились вокруг ее талии и притянули ее поближе.
— Это заря нашей новой жизни, моя любимая, — заговорил он. — Я решил, что нам стоит посмотреть ее вместе и убедиться — теперь все будет иначе.
— Я так счастлива! — прошептала Джиованна. — Мне кажется, это сон.
— Значит, мы видим один и тот же сын, — тихо ответил герцог, — но в нем не будет ни единой тени — только свет солнца!
Джиованна всей душой согласилась с ним, прижалась еще крепче и подставила любимому губы для поцелуя.
Британский консул, оказавшийся весьма приятным человеком, устроил свадьбу с невероятной скоростью. Из церкви при консульстве новобрачные отправились прямиком на виллу графа, специально по случаю украшенную белыми цветами.
Герцог побаивался, что после долгого путешествия и всех треволнений Джиованна ослабеет, но девушка словно заново родилась. Он знал, что причиной тому их любовь — а значит, ничто другое не имеет значения.
Герцог очень надеялся, что Джиованна уже позабыла ужас встречи с Кейном Хорном и мачехой, погибшими у нее на глазах. Герцог понимал, что это был наилучший исход — теперь не нужен суд, который повлек бы за собой нежелательную огласку. А что до дочери графини, то она скорее всего предпочтет скрыться еще до возвращения новобрачных в Шотландию, и даже память об обманщице изгладится очень быстро.
Герцог уже написал сэру Иэну Мак-Кэрону длинное письмо, в котором изложил все подробности случившегося, попросил сообщить об этом родственникам Далбетов и стараться держать дело в тайне от прессы.
К счастью, замок Инверкарон и Далбет-Хаус находились в северной части Шотландии, а значит, слухи могли и не достигнуть юга.
Герцог надеялся, что отныне его жизнь с Джиованной станет тихой и спокойной, не обремененной всевозгуюжными сумасшедшими событиями.
Вечером юная жена спросила:
— Ты так и будешь звать меня Джиованной?
Герцог без труда прочитал ее мысли — имя Джейн всегда будет связано для его жены с девушкой, которая притворялась ею.
— Для меня, — ответил он, — Джиованна — самое прекрасное из всех имен. Я никогда не назову тебя иначе.
Девушка облегченно вздохнула и тихо призналась:
— Я так хотела услышать это!
Ночью, после свадьбы, герцог смог наконец доказать Джиованне свою любовь. Он пробудил в ней такую страсть, что влюбленные вознеслись на Небеса, о существовании которых герцог прежде и не подозревал. Он понимал, что Джиованна еще слаба, и был очень нежен и осторожен, боясь напугать девушку.
Как он и подозревал, Джиованна оказалась совершенно неискушенной в любви, но герцог целовал ее до тех пор, пока чувство, охватившее ее еще при первом их поцелуе, не усилилось тысячекратно и не заставило девушку очутиться словно в раю.
Никогда прежде герцог не знал подобного счастья. Для Джиованны же оно стало откровением.
— Я люблю тебя… люблю, — повторяла она. — Мне никогда не говорили, что любовь — это так прекрасно…
— Ты счастлива, любимая?
— Да, так счастлива… что сейчас умру! Как можно пережить такое наслаждение!
Герцог тихонько рассмеялся.
— Ты жива, моя дорогая, я держу тебя в объятиях и ты теперь моя жена.
— Да, правда… правда… — шептала Джиованна.
— Возможно, понадобится не один год, чтобы ты поверила в это, — ответил герцог, — но с каждым днем я буду все нежнее любить тебя и все чаще покрывать поцелуями твое прекрасное тело.
Девушка зарделась и произнесла:
— Нет, я некрасивая… я слишком худая.
— Ты прекрасна, — уверенно заключил герцог, — а я смотрю на тебя не только глазами тела, но и глазами души.
Он улыбнулся.
— Ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать — мы ведь шотландцы, немного не от мира сего. Мы чувствуем друг друга… а моя любовь к тебе может быть отражена разве что звездами на небосводе да солнечными лучами.
— Ты так красиво говоришь… о, как прекрасно! — восхищалась Джиованна.
Однако никакие слова не могли выразить чувств герцога, поэтому он стал целовать Джиованну снова и снова, пока любовь не засияла вокруг золотистым солнечным светом.
Когда Джиованна уснула, герцог еще долго лежал без сна, благодаря Бога за такой дар и обещая себе, что он навсегда сделает свою жену счастливой. Герцог знал, что, будь она бедна и незнатна, он все равно женился бы на ней, потому что между ними была общность духовная.
Все сложилось великолепно — он стал счастливейшим человеком на земле и к тому же мог теперь помогать своим подданным, искавшим у него защиты. Эта мысль наполняла герцога радостью и верой в то, что будущее непременно окажется прекрасным.
И вот теперь, глядя в огромные глаза наблюдавшей за восходом Джиованны, герцог понял, она самая замечательная из всех женщин в пире. Прекраснее всего в ней были не черты лица и даже не чудесные глаза — прекрасна была ее чувствительность, отзывчивость и отвага, так отличавшие ее от остальных.
Герцог знал, что и он, и Джиованна чем-то сродни сказочным духам — они обладали тем же чувством правды и даром предвидения, которые не раз спасали герцога. Это сулило новобрачным долгую и счастливую жизнь вдвоем, потому что они совершили невозможное и отыскали друг друга.
«Сколь многим мы владеем!»— думал про себя герцог.
Словно догадавшись о его мыслях» Джиованна с улыбкой повернулась к нему и произнесла:
— Ты, наверное, безумно счастлив, что мы здесь вместе… и что спас меня от смерти в водопаде?
— Не вспоминай об этом! — ответил герцог. — Все ушло и забыто. Я думал о будущем, о том, как много мы сможем сделать вместе.
— Я тоже думала об этом, — сказала Джиованна. — Я знаю, что дома мы поможем не только нашим людям, но и всей Шотландии. Маменька часто говорила, что шотландцам нужен вождь, который будет выступать от их имени не только в Англии, но и в Европе.
— И ты хочешь, чтобы я стал таким вождем? — спросил герцог.
— Я верю, что ты им станешь, — улыбнулась Джиованна.
В благодарность за эти слова герцог поцеловал ее. Вначале поцелуй был очень нежен, однако мягкие губы, близость тела девушки и какие-то неведомые ощущения воспламенили герцога, подобно солнечным лучам. Уловив трепет Джиованны, он понял, что она чувствует то же самое.
— Я люблю тебя! Дорогая моя, любимая, ненаглядная, драгоценная моя жена, как я тебя люблю! Как я счастлив, что нашел тебя!
— Ты для меня все… Ты — весь мир, и в мире нет больше ничего, кроме тебя.
Ее слова тронули герцога до глубины души, он начал требовательно и страстно целовать девушку, слыша, как ее сердце бьется совсем рядом с ним. Поднявшееся солнце окутывало их тела золотым светом. Солнце — символ счастья, добра и любви, победивших тьму и злобу.
— Я люблю тебя! — повторил герцог.
— Люби меня! Дорогой мой, Талбот, радость моя, люби меня, — шептала Джиованна.
И в мире не было больше ничего — только солнце и любовь, ставшая жизнью во всем ее великолепии.