Страница:
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- Следующая »
- Последняя >>
Барбара Картленд
Герцог Сорвиголова
От автора
В Тезаурусе Роджета «Сорвиголова» толкуется как рыцарь, паладин, бравый малый, отчаянный храбрец, щеголь, солдат, охотничий пес, бульдог, рисковый парень, пожиратель огня и герой.
В числе последних упоминаются Гектор, Ахиллес, сэр Галахад, Геркулес и Дон Кихот.
Еще в эту категорию входят те, кто был награжден Военным крестом за доблесть, Георгиевским крестом и Крестом Виктории.
Одним из моих двоюродных прадедушек был капитан Тревик Скобель, который участвовал в Трафальгарской битве. После отставки он был представителем города Бата в Палате Общин.
Во время Крымской войны он выдвинул на рассмотрение закон, по которому бы медалью награждались не только офицеры, но и люди, не имеющие звания, если они проявили необыкновенную отвагу на поле боя.
Правительство встретило это предложение с энтузиазмом, и королева Виктория его поддержала.
Потом капитана Скобеля попросили отозвать свой проект, чтобы идея исходила от Престола. И в 1856 году был учрежден Крест Виктории.
В числе последних упоминаются Гектор, Ахиллес, сэр Галахад, Геркулес и Дон Кихот.
Еще в эту категорию входят те, кто был награжден Военным крестом за доблесть, Георгиевским крестом и Крестом Виктории.
Одним из моих двоюродных прадедушек был капитан Тревик Скобель, который участвовал в Трафальгарской битве. После отставки он был представителем города Бата в Палате Общин.
Во время Крымской войны он выдвинул на рассмотрение закон, по которому бы медалью награждались не только офицеры, но и люди, не имеющие звания, если они проявили необыкновенную отвагу на поле боя.
Правительство встретило это предложение с энтузиазмом, и королева Виктория его поддержала.
Потом капитана Скобеля попросили отозвать свой проект, чтобы идея исходила от Престола. И в 1856 году был учрежден Крест Виктории.
Глава 1
Герцог зевнул:
— Мне нужно идти.
Нежное, благоуханное женское тело рядом с ним пошевелилось.
— О, милый, не уходи, — раздался томный голос, полный соблазна. — Не покидай меня. Я не могу тебя отпустить!
Казалось, в ее голосе нет ничего необычного. И все же герцог почуял опасность. Именно благодаря своей исключительной интуиции он был до сих пор жив и заслужил репутацию, сорвиголовы.
В армии он выполнял самые опасные задания, на которые не отважился бы никакой другой офицер.
Когда Дарси Хорн неожиданно получил титул, ему пришлось уйти в отставку.
Он покинул родной полк с медалями и почестями — вещественным и зримым подтверждением его репутации.
Только благодаря интуиции — которую сам герцог про себя называл «внутренним голосом»— он до сих пор был жив. Это она сберегла его для герцогской короны, которую он унаследовал после гибели обоих своих кузенов.
Теперь же внутренний голос велел ему скорее уходить.
Он мягко высвободился из объятий леди Джулии и встал с постели. Его любовница вновь повторила:
— Не уходи, любимый, я умоляю тебя, не оставляй меня одну. Еще слишком рано!
— Я устал, Джулия, — ответил герцог, — а сегодня мне предстоит многое сделать, так что я должен выспаться.
Он стоял к ней спиной и все же был готов поклясться, что в это мгновение она взглянула на часы.
— Еще слишком рано, милый, — повторила леди Джулия. — Ты же знаешь, как драгоценны для меня те часы, когда мы вдвоем.
Герцог начал одеваться.
Он всегда одевался с такой быстротой и ловкостью, что его камердинер выходил из себя.
Повязав галстук, он снова приблизился к кровати.
Попутно он незаметно для хозяйки комнаты быстро повернул ключ в замке и положил его в карман.
Он проделал это так быстро и аккуратно, что леди Джулия ничего не заподозрила.
Ее великолепные волосы рассыпались по плечам, когда она призывно протянула к нему руки.
Герцог прекрасно понимал, что если он наклонится к ней, она снова притянет его к себе.
Тогда уже сбежать будет сложно.
Поэтому он поцеловал ей ручки и сказал:
— Спасибо, Джулия. Это был прекрасный вечер. Ты — изумительная красавица.
Он подошел к портьерам, за которыми был умывальник и стояли бесчисленные флакончики и щетки Джулии.
С помощью этих принадлежностей она и превращала себя в самую поразительную и непревзойденную красавицу высшего света.
— Дарси, что ты делаешь? — вскричала она, когда герцог отдернул портьеру.
В спальне высокого, узкого дома на углу Чарльз-стрит и Мьюз, которая шла позади домов, выходящих на Беркли-сквер, было два окна.
Одно выходило на Чарльз-стрит, а второе, скрытое за портьерой, на Мьюз.
Герцог знал об этом и не стал отвечать.
В ту минуту, когда он отдергивал занавеску, ему послышалось, что у парадного подъезда остановился экипаж.
— Что ты делаешь? — жалобно повторила леди Джулия, когда герцог открыл окно, выходящее на Мьюз.
Он промолчал и на этот раз.
С проворством акробата он перемахнул через подоконник и спрыгнул на крышу нижнего этажа.
Оттуда ему составляло труда спуститься на мощенный булыжником двор.
Уже оказавшись на улице, он услышал, как кто-то изо всех сил колотит в дверь спальни, которая почему-то не открывается.
Он быстро побежал по Мьюз.
В дальнем конце улицы герцог достал из кармана ключ и зашвырнул его в кусты.
Теперь до его дома на Беркли-сквер оставалось всего несколько ярдов.
Подходя к двери, герцог сказал себе, что счастливо отделался.
Он знал, что муж леди Джулии, Тимоти Барлоу, — человек крутого нрава.
Но Дарси никак не ожидал, что Барлоу опустится до такого пошлого и избитого трюка, как внезапное возвращение домой, когда его жена в объятиях другого.
Перед жертвой открывалось две перспективы.
Первая — драться на дуэли и в лучшем случае несколько лет провести в изгнании, а вторая — откупиться.
Герцог ни на секунду не сомневался в том, чего потребует Тимоти Барлоу.
Он был бы вынужден заплатить, чтобы не оказаться втянутым в скандал.
Сейчас это было просто немыслимо, поскольку с того момента, когда он получил титул и обширные поместья, которыми герцоги Дрегхорнские владели на протяжении многих столетий, прошло еще совсем немного времени.
— Да уж, я счастливо отделался! — снова сказал герцог.
Он понимал, что благодарить за это должен только свою интуицию, которая спасала его уже десятки раз.
Услышав стук, слуга проснулся и открыл дверь.
Впустив своего хозяина в дом, он закрыл ее и задвинул засов.
— Скажи Дженкинсу утром, — сказал герцог, — что сразу после завтрака я уезжаю в загородное имение.
— Хорошо, ваша светлость, — пробормотал слуга.
Герцог медленно поднялся по лестнице наверх.
Только войдя в спальню, он спросил себя, почему он вечно попадает во всякие переделки.
Он считал леди Джулию весьма обаятельной женщиной.
По его мнению, она была также самой ослепительной красавицей из всех, кого он видел.
Дочь маркиза, она за несколько дней до своего семнадцатилетия, сбежала с Тимоти Барлоу.
Это был опрометчивый поступок, но тем не менее их союз оказался прочным.
Но Тимоти был заядлый игрок, и нередко наступала минута, когда они ломали голову, где достать хотя бы несколько пенни.
Герцог понимал, что они видят в нем лучшее средство решения своих денежных затруднений, но больше его беспокоило другое — он-то всегда был уверен, что Джулия искренне им очарована.
Когда он был никому не известным солдатом без гроша в кармане, великое множество женщин отдавало ему свои сердца.
По иронии судьбы, теперь, когда он стал герцогом, Джулию привлекал не он сам, а только его деньги.
Не то чтобы он так уж боялся расстаться с парой тысяч фунтов. Нет, он опасался унижения.
Как бы там ни было, это послужит ему уроком — впредь он не будет таким самонадеянным.
И больше не станет терять драгоценное время в Лондоне.
Его ждало много дел в загородных владениях.
Его отец умер в глубокой старости и в последние годы жизни совершенно ничего не делал для благоустройства поместий.
Поля пришли в запустение, и почти все лошади в конюшне были в плачевном состоянии.
Половину слуг в замке давно пора было отправить на пенсию.
Конечно, во всем этом отчасти была виновата война, поскольку многие юноши ушли сражаться с Наполеоном и далеко не все вернулись живыми.
Герцог считал своим долгом возвратить поместью Дрегхорн былое великолепие.
Он был обязан восстановить и сохранить сокровища замка, которые передавались из поколения в поколение.
— Чем раньше я примусь за работу, тем лучше! — сказал он себе, ложась спать.
О женщине, которую он только что оставил в унизительном положении за запертой дверью, герцог больше не вспоминал.
Наутро герцог позвонил камердинеру, не дожидаясь, пока его придут будить.
— Слышал, мы едем в деревню, ваша милость? — сказал Бэйтс, явившись на зов.
— Я хочу выехать до девяти часов, — сказал герцог.
— Я так и думал, что ваша милость так захочет, — ответил Бэйтс, — и мистер Эштон час назад послал туда грума предупредить их.
Герцог не ответил.
Он уже привык к тому, что Эштон, его секретарь, прекрасно справляется со своими обязанностями.
И мистер Беннет, управляющий в замке, несомненно, все подготовит к его приезду.
Он быстро оделся и спустился в столовую, окна которой смотрели на Беркли-сквер.
Рядом с его тарелкой лежало несколько писем, которые секретарь не просматривал.
Герцог с первого взгляда определил, что по большей части это записки от женщин, которые добиваются его благосклонности.
«И не только ради того, — цинично подумал он, — чтобы просто завлечь меня в постель!»
Вчерашней ночью он получил урок, который теперь уже не забудет.
В следующий раз, когда он увидит в глазах женщины призывный блеск, он, прежде чем поддаться искушению, спросит себя, чего она хочет на самом деле.
И в то же время ему было смешно, что он собирается так холодно анализировать то, что дарит наслаждение.
Он уже миллион раз возносил хвалу своей счастливой звезде за то, что в его жизни произошел такой удивительный поворот.
В юности он предполагал, что достигнет звания младшего офицера, и к моменту своей отставки он был в чине майора.
В мирное время он мог надолго задержаться на этой ступеньке.
С войной у него было связано много неприятных, страшных и, безусловно, опасных моментов.
В то же время это был вызов его доблести.
Риск доставлял ему удовольствие просто потому, что он всегда выходил победителем.
Он знал, что старшие офицеры, хоть и хвалили его за храбрость, за глаза называли Сорвиголовой и не сомневались, что рано или поздно он свернет себе шею.
Герцог каждый раз забавлялся, видя их изумленные лица, когда он сам и его люди возвращались живыми.
И более того, часто ему удавалось провести самую дерзкую операцию вообще без потерь.
Он знал, что во многих случаях на то, что он вернется живым, ставят один против десяти.
И все же он выжил.
А теперь наступил мир, и враги, с которыми он сражался, были раздавлены, унижены и, что хуже всего, утратили боевой дух.
Герцог закончил завтракать и только после этого взялся за почту.
Он вскрыл три письма и почти тут же их порвал.
Это были письма от женщин, которые вели на него настоящую охоту, как на лису.
Остальные письма были приглашениями, которые требовали официальных ответов. С этим секретарь прекрасно справится и без него. Герцога звали на обеды, на балы или на приемы, потому что хозяйке хотелось покрасоваться перед другими дамами прохаживаясь с ним под руку.
Он взял со стола серебряный колокольчик и позвонил. На зов незамедлительно явился дворецкий.
— Попроси мистера Эштона зайти ко мне в кабинет, — сказал герцог.
— Слушаюсь, ваша светлость, — ответил Дженкинс. — А когда ваша светлость собирается вернуться в город?
— Пока не знаю, — ответил герцог. — Но, возможно, быстрее, чем ты думаешь.
— Смею заверить, ваша светлость, что, когда бы вы ни приехали, все будет готово к возвращению вашей светлости, — почтительно сказал Дженкинс.
Герцог усмехнулся:
— Ну что ж, посмотрим.
Собрав отложенные письма, он вышел из комнаты.
Уходя, он заметил, что Дженкинс с восхищением смотрит ему вслед.
Для герцога не являлось секретом, что слуги его обожают, — это было потому, что Бейтс всем рассказал о его подвигах во время войны. Поскольку Бейтс сам служил под его началом и принимал участие во многих из них, герцог не сомневался, что он не отказал себе в удовольствии сильно приукрасить события. В то же время он не мог не признать, что это льстит его самолюбию.
Он прекрасно понимал, что в глазах горничных выглядит героем, а мужская половина слуг относилась к нему так же, как во время войны относились к нему его солдаты.
Дав Эштону указание ответить отказом на все приглашения, герцог подписал несколько писем и чеков.
— Собирается ли ваша светлость приглашать гостей в имение? — спросил Эштон. Герцог покачал головой:
— Пока нет, но если у меня появится желание увидеть друзей, я пришлю к вам грума со списком имен.
— Я уверен, они будут счастливы принять приглашение вашей светлости, — ответил Эштон.
— Возможно, — сказал герцог. — Однако, как вам хорошо известно, Эштон, мне многое нужно сделать не только в самом замке, но и вообще в имении, которое долго время было прискорбно запущено.
— Боюсь, что ваша светлость как нельзя более верно охарактеризовали состояние дел, — сказал Эштон. — Но не сомневаюсь, что прислуга в замке старается вовсю.
Герцог кивнул. Он тоже в этом не сомневался. Он вышел из кабинета и спустился в холл. Один лакей подал ему цилиндр, другой — перчатки. У подъезда его ждала дорожная карета, запряженная четверкой лошадей. Эту упряжку герцог приобрел на следующий день после того, как приехал в Лондон и получил титул. Понимая, что ему придется часто переезжать с Беркли-сквер в замок, он выбирал самых быстрых лошадей, чтобы не тратить лишнего времени на дорогу. Герцог уже умудрился побить все рекорды, доехав до замка всего за два часа, и сейчас был намерен перекрыть это достижение.
Герцог взобрался на козлы, а грум, который обычно сопровождал его, вскочил на запятки.
Слуги склонились в поклоне, когда герцог взялся за поводья.
Он приветственно поднял кнут, и карета тронулась.
В эту минуту герцог испытал такое наслаждение, которого не могли подарить ему даже объятия любовницы.
Лошади, которых он купил на Таттерсэлловском аукционе, были просто необыкновенны. На продажу их выставили только потому, что прежний владелец умер, и опекуны двенадцатилетнего наследника не видели смысла тратиться на их содержание, ибо для мальчика это слишком шикарный выезд, а пока он подрастет, лошади одряхлеют.
Герцогу пришлось выложить за них крупную сумму, потому что лошади пришлись по душе не ему одному, но теперь он убедился, что они стоили каждого пенни, которое он за них отдал.
Герцог проехал по улицам города, спустился к реке и выехал на дорогу, идущую к югу.
Оказавшись за городом, он пустил лошадей во весь в опор.
Они резво помчались, и герцог вновь подумал, что править упряжкой таких великолепных коней — приятнейшее занятие на свете.
Когда герцог отъезжал от дома, с противоположной стороны Беркли-сквер на него смотрел из окна сэр Роланд Росс, чей дом стоял на углу Брутон-стрит.
Ему не давало покоя, что упряжка герцога гораздо лучше, чем его собственная, хотя за своих лошадей он заплатил не меньшую сумму.
Сэр Роланд терпеть не мог, когда люди моложе, чем он, обходят его в делах, в спорте или в выгодных сделках.
Он был баснословно богат и все свои миллионы нажил сам.
Поэтому сэр Роланд не любил людей, которым деньги и положение доставались просто так, по праву рождения.
Три года назад в обмен на крупное денежное пожертвование партии вигов он был произведен в рыцари.
На самом деле пожертвование было столь велико, что он частенько с неудовольствием думал, что эта честь обошлась ему слишком дорого.
Глядя, как герцог проезжает по Беркли-сквер, сэр Роланд спросил себя, как ему быть со своей дочерью Касей.
Накануне, в этой же самой комнате, где он сейчас стоял, она открыто отказалась повиноваться отцу.
Вчера он послал за ней, и она послушно пришла. Увидев дочь, сэр Роланд в очередной раз подумал, какая она хорошенькая. Кася была очень похожа на свою мать, по которой сэр Роланд не переставал тосковать.
Когда леди Маргарет, дочь графа Мэлфорда, впервые встретилась с Роландом Россом, ей было всего на месяц больше, чем сейчас ее дочери.
Он был тогда очень красивым молодым человеком, но не имел никакого положения в обществе.
Его отец был викарием в имении графа Мэлфорда, и Роланд познакомился с Маргарет на благотворительном базаре, который организовали его родители.
Вырученные средства должны были пойти на ремонт колокольни.
Роланд и Маргарет с первой встречи полюбили друг друга.
Услышав об этом, граф Мэлфорд пришел в ярость.
Он запретил своей дочери видеться с Роландом и пригрозил викарию лишить его средств к существованию.
Но молодые люди никого не послушали. Они сбежали, чтобы тайком обвенчаться, чем еще больше разгневали графа.
Он едва не набросился на викария с кулаками, когда тот заявил, что не в состоянии оказать влияние на сына, и предрек молодым голодную смерть, добавив, что примет дочь обратно в семью, только когда она в лохмотьях нищенки придет умолять его о прощении.
Но ничего этого не произошло.
Роланд со своей молодой супругой уехал в Ливерпуль, где нашел работу в порту.
Благодаря своему уму и удаче он вскоре стал помощником одного из самых преуспевающих судовладельцев. У того не было сына, и поэтому он завещал Роланду свое дело.
После его смерти — а точнее, с той самой минуты, как он женился на Маргарет, — Роланд пошел в гору.
Когда его жена умерла, он был уже невероятно богат.
Все свои миллионы он зарабатывал для того, что потом сложить их к ее ногам и доказать, что он достоин ее.
Теперь ему уже не было нужды копить богатства.
Леди Маргарет была слаба здоровьем, и поэтому у них была только одна дочь, которую окрестили Касей, что по-польски означает «чистая».
В то время у Роланда были деловые связи с этой страной.
У Каси с самого детства были лучшие гувернантки и учителя, каких только можно было найти.
Последние два года она училась в самом известном, престижном Институте благородных девиц в Бате.
В этом году должен был состояться ее дебют в свете, и сэр Роланд заранее разослал приглашения на грандиозный бал в ее честь.
Бал был намечен на конец мая. Но первым делом Касю нужно было представить в Букингемском дворце королеве и принцу-консорту.
Сэр Роланд, надо сказать, ожидал этого события с куда большим волнением и энтузиазмом, чем его дочь.
— Мы сошьем тебе самое великолепное и самое дорогое платье, — не уставал повторять он ей.
— Вряд ли кто-то обратит на него особенное внимание, папенька, — отвечала обычно Кася, — если учесть, сколько там будет других девушек. У меня и так уже есть множество платьев, которых я ни разу не надевала.
— Будет так, как я говорю! — гремел сэр Роланд.
Но когда церемония представления состоялась, он был разочарован.
Хотя Кася была упомянута в светской хронике, о ней говорилось только то, что она — дочь сэра Рональда Росса.
О других дебютантках — разумеется, дочерях герцогов и маркизов — было сказано значительно больше.
Порой даже их туалеты описывались во всех деталях.
Сэр Рональд на чем свет стоит клял предвзятость газетчиков. Кася же едва удерживалась от смеха.
— Придется вам, папенька, купить себе герцогство, — сказала она.
— Лучше я куплю газету, — пробурчал сэр Рональд.
Кася не выдержала и все-таки рассмеялась.
— Нет-нет, папенька, доктор запретил вам переутомляться У вас и так слишком много собственности.
— Если ты беспокоишься о моем здоровье, то это излишне, — сказал сэр Рональд. — Я пока что в состоянии сам заботиться о тебе и решать, чего достойна моя дочь.
Кася поцеловала отца в щеку.
Сэр Рональд был по-прежнему очень красив — и по-прежнему горд; он требовал, чтобы к нему относились с должным уважением, и всегда упрямо отстаивал свой образ действий.
Через неделю после этого разговора грянул гром.
В тот день Кася пошла с подругой погулять в сад на Беркли-сквер. Через некоторое время ее отыскал запыхавшийся лакей и сказал, что отец желает ее видеть.
— Я сейчас же приду, — сказала Кася. Она поцеловала подругу и побежала домой. Сэр Рональд был в своем кабинете, который — и это неудивительно — был увешан картинами с изображениями кораблей.
— А, вот и ты, моя дорогая, — воскликнул он, когда Кася вошла. — А я-то думал: куда ты пропала?
— Я была в саду, папенька, — ответила Кася. — Мы ведь, кажется, не собирались никуда ехать.
— И это прекрасно, просто прекрасно! — воскликнул сэр Рональд.
— Почему? — спросила Кася. Помолчав, сэр Рональд ответил:
— Потому что я хотел сообщить тебе, моя дорогая, что я выбрал для тебя мужа.
— Выбрали мне мужа? — переспросила Кася. — Что вы хотите этим сказать?
— Именно то, что сказал, — ответил сэр Рональд. — Видишь ли, меня всегда тревожило, моя дорогая, что кто-нибудь женится на тебе ради денег. Когда я умру, ты станешь невероятно богата. — Он помолчал и проникновенным голосом продолжал:
— Мне невыносима мысль о том, что ты выйдешь замуж за какого-нибудь молодого бездельника, который пустит на ветер все, что я заработал, или проиграет твое состояние в карты, как это часто случается в клубах.
Кася непонимающе уставилась на него:
— Что вы такое говорите, папенька?
— Я говорю, — ответил сэр Роланд, — что лорд Стефелтон, к которому я питаю глубочайшее уважение, человек умный и здравомыслящий, попросил твоей руки и я дал согласие.
Кася смотрела на отца и не могла найти слов. Но сэр Рональд нетерпеливо ждал, и наконец она промолвила:
— Нет, папенька! Я ни за что не выйду замуж за человека, которого не люблю. Я знакома с лордом Стефелтоном, но мне ни на минуту не приходило в голову, что вы захотите отдать меня замуж за мужчину, который настолько меня старше и… которого я почти не знаю.
— Я уже говорил тебе, — сказал сэр Рональд, — что лорд Стефелтон наделен блестящим умом. Он наилучшим образом распорядится твоим приданым и, уж конечно, не промотает его, как какой-нибудь молодой дурак.
Кася знала, что ее отец был очень расстроен, прочитав в газете о том, как представители двух известных дворянских фамилий не нашли ничего лучшего, чем свои тысячи фунтов сделать ставкой в дурацком пари о том, чья муха быстрее доползет до верхней перекладины оконной рамы.
— Мне очень жаль, папенька, — тихо сказала она, — но хотя я люблю вас, я никогда не позволю вам выбирать мне мужа. Ведь маменька избрала вас вопреки воле своего отца. Так и я выйду замуж только за человека, которого полюблю.
— Ничего подобного ты не сделаешь! — рявкнул сэр Рональд. — Теперь, оглядываясь назад, я вижу, что нам с твоей матерью очень повезло, что все сложилось так удачно. Я считаю, что это была опасная авантюра, и никогда не позволю своей дочери поступить таким образом.
— Это значит, папенька, что вы не позволите мне выйти замуж за любимого человека. Следовательно, мне придется сбежать, как вам с матушкой.
— Ничего подобного ты не сделаешь! — рассерженно повторил сэр Рональд. — Что касается тебя, то тут все иначе. Ты — богатая наследница, и я не верю, что на свете найдется хоть один мужчина, для которого именно это не будет решающим!
— Значит, я вообще не должна выходить замуж, — ответила Кася.
— Не болтай чепухи! — фыркнул сэр Рональд. — Безусловно, ты должна выйти замуж, у тебя должны быть дети, которые унаследуют твое состояние. Будь это возможно, я бы сам завел десяток сыновей.
— Не будьте таким жадным, — сказала Кася. — Я не встречала людей, которые были бы счастливее, чем вы с маменькой.
Взгляд сэра Рональда смягчился.
— Это верно, но такое бывает в одном случае из миллиона. И, как я уже сказал, что касается тебя, то тут все иначе.
— Я не вижу никакой разницы, — возразила Кася. — Скажу вам честно, папенька, что я не выйду замуж за нелюбимого человека — а если лишите меня наследства, то я сама стану зарабатывать на жизнь.
Ее отец насмешливо улыбнулся:
— Неужели ты в самом деле думаешь, что сможешь трудиться, как трудился я, чтобы твоя мать не голодала? Дитя мое, ты всю жизнь жила в роскоши. Заработать хотя бы пенни тебе будет так же сложно, как слетать на Луну.
Наступило молчание. Потом Кася сказала:
— Как бы там ни было, я даю слово, что никогда не стану женой лорда Стефелтона.
С этими словами она повернулась и вышла из кабинета.
Когда за ней закрылась дверь, сэр Рональд в ярости стукнул кулаком по столу.
— Мне нужно идти.
Нежное, благоуханное женское тело рядом с ним пошевелилось.
— О, милый, не уходи, — раздался томный голос, полный соблазна. — Не покидай меня. Я не могу тебя отпустить!
Казалось, в ее голосе нет ничего необычного. И все же герцог почуял опасность. Именно благодаря своей исключительной интуиции он был до сих пор жив и заслужил репутацию, сорвиголовы.
В армии он выполнял самые опасные задания, на которые не отважился бы никакой другой офицер.
Когда Дарси Хорн неожиданно получил титул, ему пришлось уйти в отставку.
Он покинул родной полк с медалями и почестями — вещественным и зримым подтверждением его репутации.
Только благодаря интуиции — которую сам герцог про себя называл «внутренним голосом»— он до сих пор был жив. Это она сберегла его для герцогской короны, которую он унаследовал после гибели обоих своих кузенов.
Теперь же внутренний голос велел ему скорее уходить.
Он мягко высвободился из объятий леди Джулии и встал с постели. Его любовница вновь повторила:
— Не уходи, любимый, я умоляю тебя, не оставляй меня одну. Еще слишком рано!
— Я устал, Джулия, — ответил герцог, — а сегодня мне предстоит многое сделать, так что я должен выспаться.
Он стоял к ней спиной и все же был готов поклясться, что в это мгновение она взглянула на часы.
— Еще слишком рано, милый, — повторила леди Джулия. — Ты же знаешь, как драгоценны для меня те часы, когда мы вдвоем.
Герцог начал одеваться.
Он всегда одевался с такой быстротой и ловкостью, что его камердинер выходил из себя.
Повязав галстук, он снова приблизился к кровати.
Попутно он незаметно для хозяйки комнаты быстро повернул ключ в замке и положил его в карман.
Он проделал это так быстро и аккуратно, что леди Джулия ничего не заподозрила.
Ее великолепные волосы рассыпались по плечам, когда она призывно протянула к нему руки.
Герцог прекрасно понимал, что если он наклонится к ней, она снова притянет его к себе.
Тогда уже сбежать будет сложно.
Поэтому он поцеловал ей ручки и сказал:
— Спасибо, Джулия. Это был прекрасный вечер. Ты — изумительная красавица.
Он подошел к портьерам, за которыми был умывальник и стояли бесчисленные флакончики и щетки Джулии.
С помощью этих принадлежностей она и превращала себя в самую поразительную и непревзойденную красавицу высшего света.
— Дарси, что ты делаешь? — вскричала она, когда герцог отдернул портьеру.
В спальне высокого, узкого дома на углу Чарльз-стрит и Мьюз, которая шла позади домов, выходящих на Беркли-сквер, было два окна.
Одно выходило на Чарльз-стрит, а второе, скрытое за портьерой, на Мьюз.
Герцог знал об этом и не стал отвечать.
В ту минуту, когда он отдергивал занавеску, ему послышалось, что у парадного подъезда остановился экипаж.
— Что ты делаешь? — жалобно повторила леди Джулия, когда герцог открыл окно, выходящее на Мьюз.
Он промолчал и на этот раз.
С проворством акробата он перемахнул через подоконник и спрыгнул на крышу нижнего этажа.
Оттуда ему составляло труда спуститься на мощенный булыжником двор.
Уже оказавшись на улице, он услышал, как кто-то изо всех сил колотит в дверь спальни, которая почему-то не открывается.
Он быстро побежал по Мьюз.
В дальнем конце улицы герцог достал из кармана ключ и зашвырнул его в кусты.
Теперь до его дома на Беркли-сквер оставалось всего несколько ярдов.
Подходя к двери, герцог сказал себе, что счастливо отделался.
Он знал, что муж леди Джулии, Тимоти Барлоу, — человек крутого нрава.
Но Дарси никак не ожидал, что Барлоу опустится до такого пошлого и избитого трюка, как внезапное возвращение домой, когда его жена в объятиях другого.
Перед жертвой открывалось две перспективы.
Первая — драться на дуэли и в лучшем случае несколько лет провести в изгнании, а вторая — откупиться.
Герцог ни на секунду не сомневался в том, чего потребует Тимоти Барлоу.
Он был бы вынужден заплатить, чтобы не оказаться втянутым в скандал.
Сейчас это было просто немыслимо, поскольку с того момента, когда он получил титул и обширные поместья, которыми герцоги Дрегхорнские владели на протяжении многих столетий, прошло еще совсем немного времени.
— Да уж, я счастливо отделался! — снова сказал герцог.
Он понимал, что благодарить за это должен только свою интуицию, которая спасала его уже десятки раз.
Услышав стук, слуга проснулся и открыл дверь.
Впустив своего хозяина в дом, он закрыл ее и задвинул засов.
— Скажи Дженкинсу утром, — сказал герцог, — что сразу после завтрака я уезжаю в загородное имение.
— Хорошо, ваша светлость, — пробормотал слуга.
Герцог медленно поднялся по лестнице наверх.
Только войдя в спальню, он спросил себя, почему он вечно попадает во всякие переделки.
Он считал леди Джулию весьма обаятельной женщиной.
По его мнению, она была также самой ослепительной красавицей из всех, кого он видел.
Дочь маркиза, она за несколько дней до своего семнадцатилетия, сбежала с Тимоти Барлоу.
Это был опрометчивый поступок, но тем не менее их союз оказался прочным.
Но Тимоти был заядлый игрок, и нередко наступала минута, когда они ломали голову, где достать хотя бы несколько пенни.
Герцог понимал, что они видят в нем лучшее средство решения своих денежных затруднений, но больше его беспокоило другое — он-то всегда был уверен, что Джулия искренне им очарована.
Когда он был никому не известным солдатом без гроша в кармане, великое множество женщин отдавало ему свои сердца.
По иронии судьбы, теперь, когда он стал герцогом, Джулию привлекал не он сам, а только его деньги.
Не то чтобы он так уж боялся расстаться с парой тысяч фунтов. Нет, он опасался унижения.
Как бы там ни было, это послужит ему уроком — впредь он не будет таким самонадеянным.
И больше не станет терять драгоценное время в Лондоне.
Его ждало много дел в загородных владениях.
Его отец умер в глубокой старости и в последние годы жизни совершенно ничего не делал для благоустройства поместий.
Поля пришли в запустение, и почти все лошади в конюшне были в плачевном состоянии.
Половину слуг в замке давно пора было отправить на пенсию.
Конечно, во всем этом отчасти была виновата война, поскольку многие юноши ушли сражаться с Наполеоном и далеко не все вернулись живыми.
Герцог считал своим долгом возвратить поместью Дрегхорн былое великолепие.
Он был обязан восстановить и сохранить сокровища замка, которые передавались из поколения в поколение.
— Чем раньше я примусь за работу, тем лучше! — сказал он себе, ложась спать.
О женщине, которую он только что оставил в унизительном положении за запертой дверью, герцог больше не вспоминал.
Наутро герцог позвонил камердинеру, не дожидаясь, пока его придут будить.
— Слышал, мы едем в деревню, ваша милость? — сказал Бэйтс, явившись на зов.
— Я хочу выехать до девяти часов, — сказал герцог.
— Я так и думал, что ваша милость так захочет, — ответил Бэйтс, — и мистер Эштон час назад послал туда грума предупредить их.
Герцог не ответил.
Он уже привык к тому, что Эштон, его секретарь, прекрасно справляется со своими обязанностями.
И мистер Беннет, управляющий в замке, несомненно, все подготовит к его приезду.
Он быстро оделся и спустился в столовую, окна которой смотрели на Беркли-сквер.
Рядом с его тарелкой лежало несколько писем, которые секретарь не просматривал.
Герцог с первого взгляда определил, что по большей части это записки от женщин, которые добиваются его благосклонности.
«И не только ради того, — цинично подумал он, — чтобы просто завлечь меня в постель!»
Вчерашней ночью он получил урок, который теперь уже не забудет.
В следующий раз, когда он увидит в глазах женщины призывный блеск, он, прежде чем поддаться искушению, спросит себя, чего она хочет на самом деле.
И в то же время ему было смешно, что он собирается так холодно анализировать то, что дарит наслаждение.
Он уже миллион раз возносил хвалу своей счастливой звезде за то, что в его жизни произошел такой удивительный поворот.
В юности он предполагал, что достигнет звания младшего офицера, и к моменту своей отставки он был в чине майора.
В мирное время он мог надолго задержаться на этой ступеньке.
С войной у него было связано много неприятных, страшных и, безусловно, опасных моментов.
В то же время это был вызов его доблести.
Риск доставлял ему удовольствие просто потому, что он всегда выходил победителем.
Он знал, что старшие офицеры, хоть и хвалили его за храбрость, за глаза называли Сорвиголовой и не сомневались, что рано или поздно он свернет себе шею.
Герцог каждый раз забавлялся, видя их изумленные лица, когда он сам и его люди возвращались живыми.
И более того, часто ему удавалось провести самую дерзкую операцию вообще без потерь.
Он знал, что во многих случаях на то, что он вернется живым, ставят один против десяти.
И все же он выжил.
А теперь наступил мир, и враги, с которыми он сражался, были раздавлены, унижены и, что хуже всего, утратили боевой дух.
Герцог закончил завтракать и только после этого взялся за почту.
Он вскрыл три письма и почти тут же их порвал.
Это были письма от женщин, которые вели на него настоящую охоту, как на лису.
Остальные письма были приглашениями, которые требовали официальных ответов. С этим секретарь прекрасно справится и без него. Герцога звали на обеды, на балы или на приемы, потому что хозяйке хотелось покрасоваться перед другими дамами прохаживаясь с ним под руку.
Он взял со стола серебряный колокольчик и позвонил. На зов незамедлительно явился дворецкий.
— Попроси мистера Эштона зайти ко мне в кабинет, — сказал герцог.
— Слушаюсь, ваша светлость, — ответил Дженкинс. — А когда ваша светлость собирается вернуться в город?
— Пока не знаю, — ответил герцог. — Но, возможно, быстрее, чем ты думаешь.
— Смею заверить, ваша светлость, что, когда бы вы ни приехали, все будет готово к возвращению вашей светлости, — почтительно сказал Дженкинс.
Герцог усмехнулся:
— Ну что ж, посмотрим.
Собрав отложенные письма, он вышел из комнаты.
Уходя, он заметил, что Дженкинс с восхищением смотрит ему вслед.
Для герцога не являлось секретом, что слуги его обожают, — это было потому, что Бейтс всем рассказал о его подвигах во время войны. Поскольку Бейтс сам служил под его началом и принимал участие во многих из них, герцог не сомневался, что он не отказал себе в удовольствии сильно приукрасить события. В то же время он не мог не признать, что это льстит его самолюбию.
Он прекрасно понимал, что в глазах горничных выглядит героем, а мужская половина слуг относилась к нему так же, как во время войны относились к нему его солдаты.
Дав Эштону указание ответить отказом на все приглашения, герцог подписал несколько писем и чеков.
— Собирается ли ваша светлость приглашать гостей в имение? — спросил Эштон. Герцог покачал головой:
— Пока нет, но если у меня появится желание увидеть друзей, я пришлю к вам грума со списком имен.
— Я уверен, они будут счастливы принять приглашение вашей светлости, — ответил Эштон.
— Возможно, — сказал герцог. — Однако, как вам хорошо известно, Эштон, мне многое нужно сделать не только в самом замке, но и вообще в имении, которое долго время было прискорбно запущено.
— Боюсь, что ваша светлость как нельзя более верно охарактеризовали состояние дел, — сказал Эштон. — Но не сомневаюсь, что прислуга в замке старается вовсю.
Герцог кивнул. Он тоже в этом не сомневался. Он вышел из кабинета и спустился в холл. Один лакей подал ему цилиндр, другой — перчатки. У подъезда его ждала дорожная карета, запряженная четверкой лошадей. Эту упряжку герцог приобрел на следующий день после того, как приехал в Лондон и получил титул. Понимая, что ему придется часто переезжать с Беркли-сквер в замок, он выбирал самых быстрых лошадей, чтобы не тратить лишнего времени на дорогу. Герцог уже умудрился побить все рекорды, доехав до замка всего за два часа, и сейчас был намерен перекрыть это достижение.
Герцог взобрался на козлы, а грум, который обычно сопровождал его, вскочил на запятки.
Слуги склонились в поклоне, когда герцог взялся за поводья.
Он приветственно поднял кнут, и карета тронулась.
В эту минуту герцог испытал такое наслаждение, которого не могли подарить ему даже объятия любовницы.
Лошади, которых он купил на Таттерсэлловском аукционе, были просто необыкновенны. На продажу их выставили только потому, что прежний владелец умер, и опекуны двенадцатилетнего наследника не видели смысла тратиться на их содержание, ибо для мальчика это слишком шикарный выезд, а пока он подрастет, лошади одряхлеют.
Герцогу пришлось выложить за них крупную сумму, потому что лошади пришлись по душе не ему одному, но теперь он убедился, что они стоили каждого пенни, которое он за них отдал.
Герцог проехал по улицам города, спустился к реке и выехал на дорогу, идущую к югу.
Оказавшись за городом, он пустил лошадей во весь в опор.
Они резво помчались, и герцог вновь подумал, что править упряжкой таких великолепных коней — приятнейшее занятие на свете.
Когда герцог отъезжал от дома, с противоположной стороны Беркли-сквер на него смотрел из окна сэр Роланд Росс, чей дом стоял на углу Брутон-стрит.
Ему не давало покоя, что упряжка герцога гораздо лучше, чем его собственная, хотя за своих лошадей он заплатил не меньшую сумму.
Сэр Роланд терпеть не мог, когда люди моложе, чем он, обходят его в делах, в спорте или в выгодных сделках.
Он был баснословно богат и все свои миллионы нажил сам.
Поэтому сэр Роланд не любил людей, которым деньги и положение доставались просто так, по праву рождения.
Три года назад в обмен на крупное денежное пожертвование партии вигов он был произведен в рыцари.
На самом деле пожертвование было столь велико, что он частенько с неудовольствием думал, что эта честь обошлась ему слишком дорого.
Глядя, как герцог проезжает по Беркли-сквер, сэр Роланд спросил себя, как ему быть со своей дочерью Касей.
Накануне, в этой же самой комнате, где он сейчас стоял, она открыто отказалась повиноваться отцу.
Вчера он послал за ней, и она послушно пришла. Увидев дочь, сэр Роланд в очередной раз подумал, какая она хорошенькая. Кася была очень похожа на свою мать, по которой сэр Роланд не переставал тосковать.
Когда леди Маргарет, дочь графа Мэлфорда, впервые встретилась с Роландом Россом, ей было всего на месяц больше, чем сейчас ее дочери.
Он был тогда очень красивым молодым человеком, но не имел никакого положения в обществе.
Его отец был викарием в имении графа Мэлфорда, и Роланд познакомился с Маргарет на благотворительном базаре, который организовали его родители.
Вырученные средства должны были пойти на ремонт колокольни.
Роланд и Маргарет с первой встречи полюбили друг друга.
Услышав об этом, граф Мэлфорд пришел в ярость.
Он запретил своей дочери видеться с Роландом и пригрозил викарию лишить его средств к существованию.
Но молодые люди никого не послушали. Они сбежали, чтобы тайком обвенчаться, чем еще больше разгневали графа.
Он едва не набросился на викария с кулаками, когда тот заявил, что не в состоянии оказать влияние на сына, и предрек молодым голодную смерть, добавив, что примет дочь обратно в семью, только когда она в лохмотьях нищенки придет умолять его о прощении.
Но ничего этого не произошло.
Роланд со своей молодой супругой уехал в Ливерпуль, где нашел работу в порту.
Благодаря своему уму и удаче он вскоре стал помощником одного из самых преуспевающих судовладельцев. У того не было сына, и поэтому он завещал Роланду свое дело.
После его смерти — а точнее, с той самой минуты, как он женился на Маргарет, — Роланд пошел в гору.
Когда его жена умерла, он был уже невероятно богат.
Все свои миллионы он зарабатывал для того, что потом сложить их к ее ногам и доказать, что он достоин ее.
Теперь ему уже не было нужды копить богатства.
Леди Маргарет была слаба здоровьем, и поэтому у них была только одна дочь, которую окрестили Касей, что по-польски означает «чистая».
В то время у Роланда были деловые связи с этой страной.
У Каси с самого детства были лучшие гувернантки и учителя, каких только можно было найти.
Последние два года она училась в самом известном, престижном Институте благородных девиц в Бате.
В этом году должен был состояться ее дебют в свете, и сэр Роланд заранее разослал приглашения на грандиозный бал в ее честь.
Бал был намечен на конец мая. Но первым делом Касю нужно было представить в Букингемском дворце королеве и принцу-консорту.
Сэр Роланд, надо сказать, ожидал этого события с куда большим волнением и энтузиазмом, чем его дочь.
— Мы сошьем тебе самое великолепное и самое дорогое платье, — не уставал повторять он ей.
— Вряд ли кто-то обратит на него особенное внимание, папенька, — отвечала обычно Кася, — если учесть, сколько там будет других девушек. У меня и так уже есть множество платьев, которых я ни разу не надевала.
— Будет так, как я говорю! — гремел сэр Роланд.
Но когда церемония представления состоялась, он был разочарован.
Хотя Кася была упомянута в светской хронике, о ней говорилось только то, что она — дочь сэра Рональда Росса.
О других дебютантках — разумеется, дочерях герцогов и маркизов — было сказано значительно больше.
Порой даже их туалеты описывались во всех деталях.
Сэр Рональд на чем свет стоит клял предвзятость газетчиков. Кася же едва удерживалась от смеха.
— Придется вам, папенька, купить себе герцогство, — сказала она.
— Лучше я куплю газету, — пробурчал сэр Рональд.
Кася не выдержала и все-таки рассмеялась.
— Нет-нет, папенька, доктор запретил вам переутомляться У вас и так слишком много собственности.
— Если ты беспокоишься о моем здоровье, то это излишне, — сказал сэр Рональд. — Я пока что в состоянии сам заботиться о тебе и решать, чего достойна моя дочь.
Кася поцеловала отца в щеку.
Сэр Рональд был по-прежнему очень красив — и по-прежнему горд; он требовал, чтобы к нему относились с должным уважением, и всегда упрямо отстаивал свой образ действий.
Через неделю после этого разговора грянул гром.
В тот день Кася пошла с подругой погулять в сад на Беркли-сквер. Через некоторое время ее отыскал запыхавшийся лакей и сказал, что отец желает ее видеть.
— Я сейчас же приду, — сказала Кася. Она поцеловала подругу и побежала домой. Сэр Рональд был в своем кабинете, который — и это неудивительно — был увешан картинами с изображениями кораблей.
— А, вот и ты, моя дорогая, — воскликнул он, когда Кася вошла. — А я-то думал: куда ты пропала?
— Я была в саду, папенька, — ответила Кася. — Мы ведь, кажется, не собирались никуда ехать.
— И это прекрасно, просто прекрасно! — воскликнул сэр Рональд.
— Почему? — спросила Кася. Помолчав, сэр Рональд ответил:
— Потому что я хотел сообщить тебе, моя дорогая, что я выбрал для тебя мужа.
— Выбрали мне мужа? — переспросила Кася. — Что вы хотите этим сказать?
— Именно то, что сказал, — ответил сэр Рональд. — Видишь ли, меня всегда тревожило, моя дорогая, что кто-нибудь женится на тебе ради денег. Когда я умру, ты станешь невероятно богата. — Он помолчал и проникновенным голосом продолжал:
— Мне невыносима мысль о том, что ты выйдешь замуж за какого-нибудь молодого бездельника, который пустит на ветер все, что я заработал, или проиграет твое состояние в карты, как это часто случается в клубах.
Кася непонимающе уставилась на него:
— Что вы такое говорите, папенька?
— Я говорю, — ответил сэр Роланд, — что лорд Стефелтон, к которому я питаю глубочайшее уважение, человек умный и здравомыслящий, попросил твоей руки и я дал согласие.
Кася смотрела на отца и не могла найти слов. Но сэр Рональд нетерпеливо ждал, и наконец она промолвила:
— Нет, папенька! Я ни за что не выйду замуж за человека, которого не люблю. Я знакома с лордом Стефелтоном, но мне ни на минуту не приходило в голову, что вы захотите отдать меня замуж за мужчину, который настолько меня старше и… которого я почти не знаю.
— Я уже говорил тебе, — сказал сэр Рональд, — что лорд Стефелтон наделен блестящим умом. Он наилучшим образом распорядится твоим приданым и, уж конечно, не промотает его, как какой-нибудь молодой дурак.
Кася знала, что ее отец был очень расстроен, прочитав в газете о том, как представители двух известных дворянских фамилий не нашли ничего лучшего, чем свои тысячи фунтов сделать ставкой в дурацком пари о том, чья муха быстрее доползет до верхней перекладины оконной рамы.
— Мне очень жаль, папенька, — тихо сказала она, — но хотя я люблю вас, я никогда не позволю вам выбирать мне мужа. Ведь маменька избрала вас вопреки воле своего отца. Так и я выйду замуж только за человека, которого полюблю.
— Ничего подобного ты не сделаешь! — рявкнул сэр Рональд. — Теперь, оглядываясь назад, я вижу, что нам с твоей матерью очень повезло, что все сложилось так удачно. Я считаю, что это была опасная авантюра, и никогда не позволю своей дочери поступить таким образом.
— Это значит, папенька, что вы не позволите мне выйти замуж за любимого человека. Следовательно, мне придется сбежать, как вам с матушкой.
— Ничего подобного ты не сделаешь! — рассерженно повторил сэр Рональд. — Что касается тебя, то тут все иначе. Ты — богатая наследница, и я не верю, что на свете найдется хоть один мужчина, для которого именно это не будет решающим!
— Значит, я вообще не должна выходить замуж, — ответила Кася.
— Не болтай чепухи! — фыркнул сэр Рональд. — Безусловно, ты должна выйти замуж, у тебя должны быть дети, которые унаследуют твое состояние. Будь это возможно, я бы сам завел десяток сыновей.
— Не будьте таким жадным, — сказала Кася. — Я не встречала людей, которые были бы счастливее, чем вы с маменькой.
Взгляд сэра Рональда смягчился.
— Это верно, но такое бывает в одном случае из миллиона. И, как я уже сказал, что касается тебя, то тут все иначе.
— Я не вижу никакой разницы, — возразила Кася. — Скажу вам честно, папенька, что я не выйду замуж за нелюбимого человека — а если лишите меня наследства, то я сама стану зарабатывать на жизнь.
Ее отец насмешливо улыбнулся:
— Неужели ты в самом деле думаешь, что сможешь трудиться, как трудился я, чтобы твоя мать не голодала? Дитя мое, ты всю жизнь жила в роскоши. Заработать хотя бы пенни тебе будет так же сложно, как слетать на Луну.
Наступило молчание. Потом Кася сказала:
— Как бы там ни было, я даю слово, что никогда не стану женой лорда Стефелтона.
С этими словами она повернулась и вышла из кабинета.
Когда за ней закрылась дверь, сэр Рональд в ярости стукнул кулаком по столу.
Глава 2
Кася пошла в гостиную, где они с матерью часто сидели по вечерам.
Она подошла к окну и невидящим взглядом уставилась на Беркли-сквер.
Как мог отец так с ней поступить?
Она была полна решимости не подчиняться ему, но в то же время ей было страшно.
Она прекрасно понимала, что отец ее никогда не добился бы успеха, не будь он человеком решительным и безжалостным.
Ей всегда представлялось весьма романтичным, что он так упорно работал из любви к своей жене. Он поставил себе целью вернуть ей все, чем она пожертвовала, выйдя за него замуж.
Единственным человеком, которому беспрекословно подчинялся сэр Рональд, была его жена, и Кася помнила, как ловко ее матери удавалось заставить его делать то, что ей хочется, или не делать того, что ей не нравится.
К сожалению, у нее самой так не получится.
«Если бы только мама была жива, — подумала Кася в отчаянии. — Она бы не позволила ему так жестоко со мной поступить».
Впрочем, Кася могла понять чувства отца.
Он создал свою империю путем невероятных усилий — и боялся, что после его смерти она рухнет.
Кася никак не могла успокоиться и ходила взад и вперед по ковру.
Она подошла к окну и невидящим взглядом уставилась на Беркли-сквер.
Как мог отец так с ней поступить?
Она была полна решимости не подчиняться ему, но в то же время ей было страшно.
Она прекрасно понимала, что отец ее никогда не добился бы успеха, не будь он человеком решительным и безжалостным.
Ей всегда представлялось весьма романтичным, что он так упорно работал из любви к своей жене. Он поставил себе целью вернуть ей все, чем она пожертвовала, выйдя за него замуж.
Единственным человеком, которому беспрекословно подчинялся сэр Рональд, была его жена, и Кася помнила, как ловко ее матери удавалось заставить его делать то, что ей хочется, или не делать того, что ей не нравится.
К сожалению, у нее самой так не получится.
«Если бы только мама была жива, — подумала Кася в отчаянии. — Она бы не позволила ему так жестоко со мной поступить».
Впрочем, Кася могла понять чувства отца.
Он создал свою империю путем невероятных усилий — и боялся, что после его смерти она рухнет.
Кася никак не могла успокоиться и ходила взад и вперед по ковру.