Картленд Барбара. Исполнение желаний

Барбара Картленд
Исполнение желаний

Глава I

   Оливия посмотрела в кошелек и вздохнула. Деньги были на исходе. И скоро, очень скоро, хочет она этого или не хочет, ей придется обратиться за помощью к новому хозяину Чэда — герцогу Чэдвуду. Она все еще надеялась, что он посетит ее или хотя бы пришлет приглашение нанести визит в Чэд. Но, увы! — до сих пор от него не было никаких вестей.
   Оливия понимала, что совершит непростительную ошибку, если сразу же после прибытия герцога в поместье начнет навязываться ему со всеми своими проблемами.
   В конце концов, человек он в этих местах совершенно новый, да и само наследство вместе с титулом свалились ему как снег на голову. Он был дальним родственником покойного герцога. Известие о смерти пятого герцога Чэдвуда застало его на востоке, где он отбывал военную службу. Незадолго до кончины герцога его сыновья трагически погибли. Они, Уильям и Джон, были заядлыми яхтсменами и отправились в Корнуэл, где находилось одно из имений отца, морем на своей яхте, не смотря на то, что начинался шторм. Оба брата утонули, а их отец, здоровье которого и так было неважным, не выдержал такого удара.
   В имении, наверное, не было ни одного человека, который бы не переживал произошедшую трагедию. Уильям и Джон были всеобщими любимцами, выросли на глазах большинства слуг, которые заботились о них, как о собственных детях. Оливия тоже не могла свыкнуться с мыслью, что братьев уже нет в живых. Она дружила с ними с раннего детства и относилась к ним, как к родным.
   Новый хозяин прибыл в имение почти через год после смерти герцога. Никто о нем толком ничего не знал, но все надеялись, что прежний порядок сохранится и жизнь потечет по-старому. Слуги, рабочие, фермеры привыкли работать не за страх, а за совесть, вызывая зависть ближайших соседей.
   Для Оливии минувший год был вдвойне несчастливым. Умер старый герцог, а совсем недавно она потеряла отца. Приходской священник, он ехал к больному. Экипаж, запряженный четверткой, выскочил из-за угла внезапно. Кучер, молодой лондонский прощелыга, пьяный в дым, не справился с лошадьми, и они на полном скаку налетели на повозку священника, убив его на месте. Сам же незадачливый кучер отделался легким испугом.
   Покойный Артур Лэмбрик отслужил в приходе более двадцати лет, одновременно исполняя обязанности личного капеллана герцога. Человек благородный, умный, редкой доброты и порядочности, Лэмбрик был душой прихода. Год тому назад на него обрушилось большое горе — от лихорадки, внезапно вспыхнувшей в округе, умерла его жена. Охваченные паникой люди решили, что это начало новой эпидемии, посланной как божья кара за греховную жизнь. Но болезнь, вспыхнув и унеся несколько стариков и красавицу миссис Лэмбрик, также вдруг угасла и сошла на нет, оставив священника наедине с несчастьем. Покойницу, которая славилась своей искренностью и добропорядочностью, оплакивали не только домашние, но и все прихожане.
   Итак, Оливия, которой еще не исполнилось и девятнадцати, осталась одна с двумя младшими детьми на руках — сестренкой Вэнди и братом Энтони, приехавшим домой на летние каникулы из Итона. Старый герцог намеревался отправить Тони — так звали мальчика в семье — после окончания школы в Итоне на учебу в Оксфорд. Но как сейчас осуществить этот замысел? Уже осенью Тони должен был ехать в Оксфорд, и Оливия молила бога, чтобы новый герцог выполнил обещание своего предшественника. Бедственное положение, в котором оказалась Оливия, объяснялось тем, что адвокаты отказывались выплачивать ей пособие покойной матери до тех пор, пока новый хозяин Чэдвуда не подтвердит законность его получения. Дело в том, что на имя ее матери, урожденной Вуд, ежегодно поступало от главы рода пособие в размере двухсот фунтов. По традиции деньги в английских семьях принадлежали тому, кто наследует титул. Старый герцог сам распределял средства среди своих родственников, обеспечивая их достойное существование.
   И вот теперь пособие не поступало, а пенсия за отца еще не была оформлена. Те немногие деньги, которые у них хранились в банке, кончались. Словом, нужно было что-то немедленно предпринимать. Единственный выход — обратиться к новому хозяину сразу же, как он прибудет.
   — Я уверена, он поймет меня, — успокаивала она себя, стараясь быть оптимисткой. И все же страх не покидал ее.
   Оливия пересчитала деньги. В кошельке оставались сущие крохи. Тем не менее она достала полсоверена и отложила, чтобы выдать Бесси жалование за три недели.
   Оливии было стыдно — в последнее время она платила ей нерегулярно. Деньги в основном уходили на еду — у Тони превосходный аппетит. Правда, питались они главным образом кроликами, которых деревенские мальчишки отлавливали в окрестных лесах. После смерти старого герцога на браконьерство смотрели сквозь пальцы, а иначе, Оливия это знала точно, ей и детям пришлось бы очень туго. Но с прибытием нового хозяина лесничие вряд ли будут попустительствовать такому промыслу, и строгий порядок в чэдвудских лесах восстановится. О покупке же даже небольшого кусочка мяса не могло быть и речи — денег на это не было. Оливии было известно, что такую же нужду испытывают многие жители деревни. Но поверенный нового герцога стоял на своем — у него нет полномочий делать какие-либо выплаты без хозяина. Оливия почти на коленях умоляла его пощадить несчастных стариков, обреченных буквально на голодную смерть, если они не получат те небольшие пенсии, которые еженедельно выплачивал им старый герцог.
   — Если вы не сделаете этого, они умрут, и это ляжет тяжким грехом на вашу совесть до конца дней!
   — То, о чем вы просите меня, мисс Лэмбрик, — противозаконно, — пытался объяснить девушке пожилой адвокат.
   — Законно или нет, но зато это будет актом милосердия с вашей стороны, — горячилась Оливия. — Как смогут перезимовать эти несчастные без еды, подумайте!
   В конце концов ей удалось убедить его выплатить старикам половину суммы. Весной деревенские жители вопреки обычному выглядели бледными и изможденными. Каждый вечер Оливия молила бога о скорейшем приезде герцога. «Он все поймет и наведет порядок», — не уставала она повторять про себя.
   — Если бы был жив папа! Он бы смог поговорить с герцогом и объяснить все как следует! Боюсь, он подумает, что я навязываюсь ему.
   Страхи Оливии были совсем не беспочвенны. Когда, наконец, новый герцог прибыл, в деревне только и было разговоров, что о нем. От Бесси, которая приходила готовить и убирать их дом, она узнала, что старые слуги нашли нового хозяина по меньшей мере странным.
   — Мистер Аптон сказал, что он — черствый сухарь. Нет в нем теплоты и сердечности, — делилась новостями Бесси.
   Аптон, старый дворецкий, проработал в Чэде более сорока лет, и Оливия знала, что он хорошо разбирался в людях. Потом девушке сообщили, что новый хозяин уселся за счета и отчеты. Все бухгалтерские книги были в полном порядке. Их годами скрупулезно заполнял мистер Бэнтик, секретарь герцога. Все были удивлены, что прежде чем познакомиться с людьми, которые у него живут и работают, новый хозяин принялся за изучение деловых бумаг.
   Но Оливия убедила себя, что не должна критиковать, а тем более осуждать герцога. Она знала, отец никогда бы не одобрил этого.
   Девушка закрыла кошелек и опустила его в сумочку, которая лежала рядом на столе. Итак, что же ей делать? Неужели самой идти в Большой Дом и представляться герцогу?
   — Слишком поспешный шаг! — вырвалось у нее. В этот момент она услышала громкий стук. Кто-то сильно барабанил во входную дверь. Она вышла в холл и увидела через окно одного из тех мальчуганов-подростков, которые не раз прибегали к ней со всякого рода просьбами и записками. Мальчик раскраснелся и запыхался, словно всю дорогу бежал.
   — Что случилось, Тэд? — спросила Оливия, открывая дверь.
   — Ужасно, мисс Оливия, то, что произошло, ужасно! — скороговоркой выпалил парнишка.
   — О чем ты? — Оливия начинала нервничать.
   — Мистер Тони! Оливия вскрикнула.
   — Что с ним? Он… не ранен?
   — Его арестовали, мисс Оливия! Его арестовали два новых конюха. Они обвиняют вашего брата в воровстве.
   — В воровстве? Что ты имеешь в виду?
   — Мистер Тони катался на одной из лошадей, которые принадлежат его сиятельству. Красивый черный жеребец, помните? Тони на нем скакал, брал препятствия.
   Тэд замолчал, чтобы перевести дыхание.
   — Продолжай! — сказала Оливия.
   — А они поскакали за ним, догнали, вернули в дом, заперли в конюшне и сказали его сиятельству, что он — вор!
   — Никогда не слышала ничего более забавного, — произнесла Оливия со вздохом облегчения. — Слава богу, Тони не ранен!
   Новые конюхи, к сожалению, не знали, что старый герцог всегда разрешал мальчику кататься на своих лошадях. Ему нравилось наблюдать, как Тони пытается обучать необъезженных молодых жеребцов.
   — А что сталось с жеребцом? Где его Тони взял?
   — Конюхи объезжали лошадей, когда услышали, как запищал кролик в лесу. Видно, попал в ловушку.
   Оливия подумала, уж не один ли это из тех капканов, которые расставлял Тэд со своими друзьями, но ничего не сказала.
   — Итак, они привязали лошадей и поспешили в лес. А в этот момент мистер Тони увидел, что лошади свободны. Он отвязал одного жеребца, вскочил на него и поскакал по полю.
   Теперь Оливия имела полную картину того, что произошло в имении. Конечно, Тони вел себя недопустимо беспечно, особенно последнюю неделю, когда новый герцог уже прибыл в Чэд. Она, говорила брату, что он не должен больше брать лошадей.
   Нужно вначале спросить позволения у нового хозяина, — сказала она твердо.
   — А откуда он узнает, — капризно возразил мальчик, — если не увидит меня?
   — Рано или поздно это может случиться. А ты знаешь, всегда неприятно просить об одолжении в тот самый момент, когда тебя в чем-то уличили!
   Мальчик послушал сестру и перестал ходить на конюшню. Вместо этого он целыми днями пропадал в лесу или бесцельно слонялся по дому.
   — Фермер Джонсон расценил как огромное неуважение то, что его сиятельство еще не навестил его! — объявил он однажды за чаем. И леди Мэрриот отправила ему приглашение на чай, а он даже не удосужился ответить.
   Леди Мэрриот была очень старой и почти слепой дамой. В глубине души Оливия понимала, что это отнюдь не самое веселое общество. Но, вместе с тем, совсем не обязательно быть таким грубым.
   — У всех Вудов прекрасные манеры, — обычно говорила им мать, — и я не хочу, чтобы вы были исключением из правил.
   С детства их приучали прежде всего думать о других, а потом о себе. Они держались ровно и уважительно со всеми, невзирая на то, кто перед ними — слуга или господин. Такой пример подавали и их родители!
   Наконец Оливия произнесла:
   — Спасибо, Тэд, что пришел и рассказал мне о случившемся. Я немедленно отправлюсь в Большой Дом и постараюсь объяснить его сиятельству, что мистер Тони совсем не намеревался украсть его лошадь.
   — Надеюсь, он послушает вас, мисс Оливия. Я слышал, что его сиятельство собирался задать Тони взбучку.
   Оливия больше не слушала. Она опрометью бросилась наверх за шляпкой. Торопливо сказав Бесси, куда она направляется, Оливия побежала кратчайшим путем через парк в Чэд-хауз.
   Это было совсем недалеко. Грин Гэйблз, дом в котором они жили, находился рядом с парком, фактически на его окраине. Поэтому девушка шла не по дороге, а прямиком, между деревьями. Она двигалась так легко, что даже не потревожила пятнистого оленя, прилегшего в тени развесистого дуба. В другое время она непременно задержалась бы, чтобы полюбоваться гладью озера, которое, казалось, вобрало в себя всю голубизну неба. Величественный дворец, сверкавший на солнце сотнями окон, украшенный старинными статуями, виднелся невдалеке.
   Она с детства любила Чэд. Он уже давно стал частью ее жизни, ее души.
   Сейчас она спешила, хорошо зная характер Тони. Если его действительно посадили под арест, он начнет бурно протестовать и негодовать.
   Слава богу, наконец, она добежала до парадного крыльца. Дверь ей открыл мистер Аптон, дворецкий.
   — Доброе утро, мисс Оливия! — сказал он своим глубоким хорошо поставленным голосом.
   — Доброе утро, Аптон! Я слышала, мистер Тони попал в беду. Могу я видеть его сиятельство?
   Ей показалось, что Аптон некоторое время колебался, прежде чем произнес:
   — Подождите в приемной, мисс Оливия! Я доложу о вас герцогу!
   Он выглядел очень озабоченным, и Оливия начала по-настоящему волноваться, чувствуя, что герцог не на шутку рассердился на мальчика. Но не может же он быть таким глупым и не понимать, что это всего лишь мальчишеская выходка!
 
   Оливия осталась одна в красивой, богато украшенной статуями и другими произведениями искусства зале. На стенах висели старинные портреты в массивных позолоченных рамах. Между тем Аптон приблизился к кабинету и нерешительно остановился. За дверью слышались голоса. Разговор шел на высоких тонах. Аптон узнал голос Джеральда Вуда. Тот говорил:
   — Если вы не поможете мне, то меня, вне всякого сомнения, заберут в тюрьму, и в семье разразится скандал!
   — Едва ли в этом вы можете винить меня, — голос герцога звучал холодно. В то же время он говорил быстро, проглатывая некоторые буквы в словах. Речь его звучала отрывисто, словно приказы командира.
   Герцог сидел за письменным столом. Это был очень красивый мужчина лет тридцати тридцати пяти. В его серых глазах застыло суровое выражение, и они казались стальными, губы были плотно сжаты, и весь его облик выдавал в нем военного.
   — Но послушайте, — настаивал Джеральд Вуд. — Да, я знаю, я повел себя безрассудно и глупо, но кузен Эдвард всегда помогал мне в таких случаях. В конце концов, я наполовину ваш брат.
   — Вот именно, наполовину, — сухо заметил герцог.
   Джеральд молча посмотрел на него. Трудно было представить себе, что на месте покойного герцога стояли не Уильям или Джон, с которыми он был дружен с детства, а этот чужой и неприветливый человек, унаследовавший титул герцога Чэдвуда. С первого взгляда Джеральд понял, что у него не может быть ничего общего с этим надменным солдафоном. Теперь ему стала понятна та история, которую он не раз слышал с детства. Она касалась нового герцога.
   Отец Джеральда женился совсем молодым человеком на женщине по имени Ханна. Она была из хорошей семьи. Их брак считался удачным, однако никто не брал в расчет их темперамент: молодые люди были полной противоположностью друг другу.
   Лайонел Вуд был общительным и обаятельным человеком, душой любой компании, легко сходился с людьми. Его любили и друзья, и слуги. Он был незлоблив и легко прощал чужие грехи. «Дайте ему еще один шанс», — обычно говорил он про того, кто сделал что-нибудь не так.
   Джеральд считал своего отца самым замечательным человеком на свете. Однако, когда он подрос, то понял, как глубоко несчастлив был тот в первом браке.
   Ханна оказалась вздорной и мелочной особой. Она сразу же невзлюбила друзей своего мужа. В Лондоне ее неприятно поразили роскошь и нравы высшего общества, в котором они вращались. Она постоянно придиралась к мужу, подозревала и ревновала его. Наконец, когда напряжение между супругами достигло апогея, она оставила мужа и вернулась к родителям, забрав с собой без разрешения Лайонела Вуда их единственного ребенка — мальчика, который при рождении получил имя Ленокс.
   Пять лет Лайонел Вуд добивался от жены согласия на развод и вскоре снова женился. Его вторая жена походила на него. Это была веселая жизнерадостная женщина, буквально излучавшая доброту. С рождением Джеральда пустота, которая образовалась в душе Лайонела после исчезновения первого сына, заполнилась. Он был слишком горд, чтобы просить Ханну отдать Ленокса. Да в конце концов, его шанс на получение титула был весьма незначительным, чтобы беспокоиться о возвращении наследника.
   Сколько себя помнил Джеральд, в их доме всегда царили веселье и счастье. Несмотря на то, что денег было немного, жили на широкую ногу, и, казалось, никто не задумывался о том, откуда они берутся. Неудивительно, что когда Джеральд достиг зрелости, ему трудно было отказаться от всех удовольствий красивой жизни в Лондоне. К тому времени его родителей уже не было в живых, и он со всем безрассудством молодости бросился в пучину наслаждений. Карты, женщины… различные экстравагантности, которые царили при дворе Георга IV. Его интерес к жизни был ненасытным. С одинаковым удовольствием он посещал кулачные бои в Уимблдоне и скачки в Ньюмаркете, прослыв вскоре азартным картежником и завсегдатаем многих известных игорных клубов типа «Киприотс». Джеральда, или Джери, как звали его друзья, не раз встречали в фешенебельных публичных домах в окружении легкомысленных девиц и великосветских щеголей.
   Уже неоднократно пятый герцог Чэдвуд оплачивал немалые долги своего кузена. И вот неделю назад назойливые кредиторы опять начали осаждать дверь его квартиры в Лондоне. Джеральд понял, что зашел слишком далеко в поисках удовольствий и вынужден обратиться за помощью к новому главе рода. Шестой герцог Чэдвуда был фактически его сводным братом Леноксом. Он отправился в Чэд, решив представиться родственнику, с которым до сей поры ни разу не встречался. О Леноксе мало что знали и практически забыли о его существовании, пока он не стал новым герцогом, унаследовав не только титул, но и все богатства семейства Вуд.
   — Нет, это не серьезно! Вы не можете так говорить, — сказал Джерри, придав своему голосу как можно больше обольстительности и шарма. — Кузен Эдвар всегда понимал меня и говорил в таких случаях: «Мальчики есть мальчики!»
   — Теперь, — произнес герцог леденящим душу тоном, — у вас есть шанс стать мужчиной! Думаю, вы им воспользуетесь!
   — Заверяю вас, я начну новую жизнь! Если вы рассчитаетесь с моими долгами и дадите мне пособие, которое обычно выплачивал мне кузен, обещаю вам, впредь я буду экономно и рачительно тратить деньги! Договорились?
   — Нет! Мой ответ — нет!
   — Вы… вы хотите сказать, что отказываетесь помочь мне или оплачивать мое содержание?
   — С какой стати? Я сам зарабатывал себе на жизнь все эти годы! И я не понимаю, почему должен содержать всех этих тунеядцев и оплачивать их паразитический образ жизни!
   — Но это входит в обязанности главы рода, — пытался возразить Джерри.
   — Тогда всем Вудам предстоит жестокое разочарование! Я не намерен, еще раз повторяю вам, платить пособие здоровым молодым людям, которые не хотят работать. Я также не собираюсь подкармливать этих одряхлевших стариков, которые за всю свою жизнь не собрали себе денег на старость.
   Джерри отказывался верить тому, что слышит. От удивления он сел в кресло, стоящее напротив стола.
   — Нет, давайте поговорим спокойно! Конечно, я не должен был беспокоить вас так скоро, но обстоятельства вынудили меня. Я был уверен, что вы меня поймете.
   Герцог посмотрел на него долгим изучающим взглядом, словно перед ним было какое-то странное насекомое.
   — Вы молоды, здоровы, полны сил, — произнес он наконец. — Думаю, вы сможете найти себе какую-нибудь работу. И для собственного блага сделайте это как можно быстрее!
   — Боже милостивый! Вы думаете, что я умею что-то делать? Да и того, что я смогу заработать, едва ли хватит, чтобы оплатить мои долги. Это, как говорится, лишь капля в океане!
   — Тогда мне остается только посочувствовать вам! Боюсь, тюрьма на Флитстрит не покажется вам самым приятным местом на свете.
   Насмешливый тон герцога привел Джерри в бешенство. При упоминании известной долговой тюрьмы он непроизвольно сжал кулаки. Однако подраться сейчас с братом, чего он страстно желал в глубине души, будет верхом безрассудства. И, пересилив себя, он сказал:
   — Хорошо! Но вы хоть дадите мне переночевать сегодня? Может быть, мы вернемся к этому разговору позже. Я уверен, когда вы все обдумаете, то поймете, в чем заключаются ваши обязанности!
   Герцог издал короткий смешок, звучавший издевательски:
   — Не хочу тешить ваших надежд! Но коль вы оказались здесь, я, конечно, дам вам приют на одну ночь!
   — Очень мило с вашей стороны! — сказал Джеральд, вложив в эту реплику весь сарказм, на который был только способен.
   Разговор был окончен. С этими словами Джеральд покинул кабинет, чуть было не столкнувшись со стоящим за дверью Аптоном, но все же молча пройдя мимо него. Аптон, знавший его с пеленок, с удивлением смотрел вслед Джеральду. Его лицо стало еще более озабоченным, и с таким серьезным выражением он зашел в кабинет.
   — Простите, милорд! Но здесь мисс Оливия Лэмбрик. Она хочет видеть вас.
   Герцог не ответил, и дворецкий продолжил:
   — Она пришла по поводу своего брата, мистера Энтони, которого конюхи держат сейчас на конюшне.
   — Кто это, мисс Лэмбрик? — сухо спросил герцог.
   — Мисс Оливия Лэмбрик, милорд, дочь покойного преподобного Артура Лэмбрика. Он был здешним священником на протяжении более двадцати лет. Он также выполнял обязанности личного капеллана его сиятельства.
   Герцог что-то пометил на лежавшем перед ним листе бумаги.
   — Это был замечательный человек, милорд! Большая потеря для всех прихожан. Его жена была из семейства Вуд. Ее тоже все любили. Смерть миссис Лэмбрик оплакивали в поместье.
   Герцог сделал еще одну пометку и сказал:
   — Пусть войдет!
   — Хорошо, милорд!
   Аптон пошел по коридору в приемную, где ожидала Оливия. Она вопросительно посмотрела на него:
   — Его сиятельство примет меня? — спросила она с надеждой, прежде чем Аптон успел произнести хоть слово.
   — Да, мисс Оливия… но…
   Он подождал, пока девушка подойдет поближе и сказал тихим голосом:
   — Мистер Джерри несколько расстроил его сиятельство.
   — Джерри здесь? Как чудесно! Я так давно не видела его!
   Аптон ничего не ответил. Но, идя за ним следом, Оливия видела, что старый слуга чем-то обеспокоен и огорчен. Но чем, она понять не могла.
   Дворецкий открыл дверь кабинета.
   — Мисс Оливия Лэмбрик, милорд! — доложил он.
   Девушка выглядела очаровательно. Ее хорошенькое овальное личико с большими глазами обрамляла соломенная шляпка, украшенная васильками и голубыми лентами. Оливия была хрупкой и бледной. Старенькое платьице, однако, не скрывало красивых очертаний груди, тонкой талии и грациозной походки.
   Она подошла к столу и протянула руку:
   — Добро пожаловать в Чэд, милорд! Я рада встрече с вами, так как уже давно с надеждой ждала вашего приезда сюда.
   Герцог медленно поднялся из-за стола.
   — Садитесь, мисс Лэмбрик. Как я понимаю, вы еще одна моя родственница!
   Было очевидно, что это обстоятельство совсем не радовало его.
   — Да, мама была двоюродной сестрой покойного герцога, а вам она, наверное, доводится родней в третьем или четвертом колене.
   При этих словах она издала короткий смешок. Смех звучал мелодично, как серебряный колокольчик.
   Поскольку герцог хранил молчание, девушка посерьезнела.
   — Я пришла к вам по поводу своего брата Энтони, или Тони, как мы все его зовем. Боюсь, что он сильно нашалил и изрядно досадил вашим конюхам!
   — Не думаю, что попытку украсть лошадь можно квалифицировать как шалость, — сухо ответил герцог.
   Оливия рассмеялась.
   — Конечно же, он не крал ее. Ему всегда разрешали кататься на всех лошадях, которые есть в Чэде!
   — Он должен был спросить моего разрешения на это!
   — Да, знаю! Он поступил неправильно. Я уже не раз говорила ему, чтобы он не приставал к вам со своими пустяками, пока вы не войдете в курс всех дел. Но… соблазн был слишком велик.
   Оливия видела, что герцог не понимает ее, и объяснила:
   — Конюх, который ехал на лошади, оставил ее без присмотра, а сам отправился в лес смотреть капканы. Тони как раз проходил мимо, увидел свободную лошадь, вскочил на нее и начал проделывать все трюки, которые выполнял раньше.
   Она замолчала. Последовала пауза, которая показалась Оливии вечностью. Наконец герцог сказал:
   — Не ожидал, что мои родственники поведут себя подобным образом!
   — Тони принесет вам свои извинения, а пока примите, пожалуйста, мои. Ему показалось мучительно долго ожидать встречи с вами, чтобы испросить разрешение обучать лошадей.
   — У меня для этого есть грумы, — холодно заметил герцог.
   Оливия посмотрела на него с недоумением.
   — Значит ли это, что в будущем вы не разрешите брать нам лошадей из конюшен?
   — Я подумаю над этим позже, — медленно произнес герцог.
   Оливия уже была готова начать умолять его разрешить Тони кататься на лошадях и впредь, как вдруг вспомнила, что у нее есть более важные вещи для обсуждения с герцогом.
   Слегка нервничая, она начала:
   — Но раз я уже здесь, то не могли бы мы поговорить о нашем будущем?
   — О вашем… будущем? — повторил герцог тоном, в котором не было ни капли снисхождения.
   — Видите ли, мама всегда получала от кузена Эдварда материальную помощь в размере двухсот фунтов в год. Но теперь, когда он умер, адвокаты сказали, что они не имеют оснований продолжать выплачивать эти деньги.
   Герцог молчал, и Оливия сбивчиво продолжала:
   — Папа был священником и капелланом здесь более двадцати лет и, конечно, он рассчитывал получить пенсию, которая сохранилась бы за детьми после его смерти.
   Лицо герцога оставалось безучастным. Оливия почувствовала, что он не испытывает никакого сострадания к ее горю, и речь ее стала еще более сбивчивой от волнения.
   — Я ожидала случая, чтобы поговорить