— Мама считала, что какие бы материальные затруднения ни переживала семья, папа должен хорошо питаться и быть довольным.
   — А почему же она так считала? — поинтересовался маркиз.
   — Я думаю, все очень просто — она любила его. В общем-то, она, конечно, переживала, что мы небогаты, но вовсе не из-за того, что не могла позволить себе роскошных платьев, нет, ей очень хотелось, чтобы у папы все было.
   — Но поскольку в данный момент у вас нет мужа, которого надо любить и о котором надо заботиться, что вы хотите для себя?
   Идона улыбнулась:
   — У меня есть все, что только можно пожелать. До вашего приезда я была в отчаянии, я беспокоилась, что Эдам с женой, Нэд, который ухаживает за лошадьми, и другие, живущие в имении, могут оказаться на улице без средств к существованию.
   — А теперь?
   — Вы были так добры, гораздо добрее, чем я могла даже мечтать, но я не хочу больше обременять вас, тем более сейчас, когда вы собираетесь жениться.
   Маркиз помолчал. Потом резко спросил:
   — А кто сказал, что я собираюсь жениться?
   — Леди Роузбел сказала мне, что вы обручены, и я надеюсь, вы будете очень счастливы.
   Маркиз ничего не ответил, и Идона поругала себя за несдержанность — может, она поступила опрометчиво, сказав это маркизу, может, обручение держится в секрете до окончания траура леди Роузбел?
   Она хотела было извиниться, но кто-то подошел к ним и заговорил с маркизом.
   По дороге домой маркиза сказала:
   — Ты имела большой успех, моя дорогая, и я горжусь тобой. Все были заинтригованы подопечной Шолто, о которой никто раньше не слышал. Очень важно, чтобы ты никому не объясняла истинную причину своего появления в его жизни. И держи в тайне смерть отца на дуэли.
   — А я никому ничего не рассказываю.
   — Очень разумно с твоей стороны. …Когда Идона приехала в Лондон, они говорили о ее траурном наряде, маркиза твердо заявила, что она не собирается представлять обществу девушку, похожую на черную ворону.
   Идона обрадовалась — ее отец не выносил женщин в черном и запретил ей носить траур по матери.
   Сама Идона тоже воспринимала траур как фарс; она была уверена, что ее мать, ушедшая в иной мир, смотрит на нее с небес, а в один прекрасный день все они снова окажутся вместе.
   Они почти доехали до Беркли-сквер, когда маркиза сказала:
   — Кстати, Идона, граф Баклифф спросил разрешения заехать к нам завтра днем и повезти тебя покататься в парк. Я дала согласие.
   Идона вскрикнула:
   — О, пожалуйста, мадам! Я не хочу ехать с графом! Конечно, мило с его стороны пригласить меня, но, пожалуйста, откажите ему от моего имени.
   Маркиза удивленно посмотрела на девушку.
   — Я надеюсь, ты не будешь ко всем женихам относиться так же? Но если ты надеешься выйти замуж за моего внука, позволь заметить — они с леди Роузбел тайно помолвлены.
   — Да, я знаю, — ответила Идона. — Леди Роузбел рассказала мне, и, конечно, я никогда не думала о его светлости в этом смысле.
   — Тогда уверяю тебя, следующий по важности после Шолто идет граф Баклифф. Поверь, очень глупо не принять его ухаживаний. — Маркиза помолчала и добавила: — Судя по всему, он очарован тобой, так что играй умно, моя дорогая. И не глупи.
   Прежде чем она смогла еще что-то добавить, экипаж остановился возле дома на Беркли-сквер, и лакеи поспешили расстелить красный ковер…
   Лежа в постели, Идона думала, что каким бы выгодным женихом не был этот граф, он ей не нужен.
   Он ей не нравится. И очень сильно не нравится.
   Однако утро началось удачно.
   Идона неважно спала, мучительно пытаясь найти повод не ехать с графом и не рассердить маркизу, но после завтрака принесли большую корзину орхидей с запиской.
   «Извините меня, прелестная дама, что я не смогу заехать за вами, как собирался. Я забыл о своей договоренности сопровождать Его Королевское Величество в Уимблдон.
   Но я страстно надеюсь, что вы будете добры ко мне завтра, когда я приеду в Роксхэм-Хаус в два часа.
   До завтра.
   Преданный Вам, восхищенный Вами
   Баклифф».
   Идона облегченно вздохнула, прочитав записку, оставила орхидеи в прихожей и ушла.
   Днем она каталась с маркизой, вечером не ожидалось никакого приема, стало быть, они ужинают дома.
   Идона переодевалась в простое, но очень милое платье, выбранное маркизой, когда вошла леди Роузбел и дала няне понять, что намерена поговорить с Идоной наедине.
   — Слушай, Идона, я хочу попросить кое-что для меня сделать.
   — Конечно, — ответила Идона.
   Леди Роузбел огляделась, точно боялась чужих ушей.
   — Когда ужин закончится, я скажу, что устала и хочу пораньше уйти. Никто не удивится, маркиза не сидит допоздна, а у его светлости найдутся свои дела.
   Идона с интересом ждала продолжения, и леди Роузбел сказала:
   — Как только все разойдутся и ты останешься одна, я хочу, чтобы ты прошла в мою комнату, легла в постель и спала до моего возвращения.
   — Возвращения? — спросила Идона. — А куда ты идешь?
   Леди Роузбел засмущалась:
   — Ну, это мое дело. Пожалуйста, Идона, сделай, а?.. Мне надо кое с кем встретиться. Я должна. Но если маркиз заподозрит мое отсутствие, он устроит скандал и ее светлость тоже.
   Идона изумленно посмотрела на леди Роузбел и спросила:
   — Ты встречаешься с каким-то мужчиной? С особенным мужчиной?
   — Очень, очень особенным! Сегодня вечером я должна быть с ним непременно. Вот я и боюсь, как бы маркиза или кто-нибудь из горничных не заглянули в мою спальню и не увидели, что она пуста.
   Идона удивленно посмотрела на нее А леди Роузбел усмехнулась.
   — Ты не знаешь, что за интриги плетутся в доме. Шолто, конечно, дозволяется делать все, что он хочет. Он — мужчина. Но поскольку маркиза считает, что я недостаточно хороша для ее драгоценного внука, она постоянно пытается меня на чем-то подловить.
   — Но… ты же собираешься за него замуж!..
   — Конечно, собираюсь, — быстро сказала Роузбел, — я тебе говорила: мне очень хочется носить роксхэмские изумруды, и к тому же во всем обществе нет другого мужчины, столь значительного и богатого, как Шолто.
   Наступила тишина, и потом Идона неуверенно сказала:
   — Наверное, я не должна это говорить, но… ты любишь кого-то другого?
   Она думала, леди Роузбел разозлится на нее, но та улыбнулась, и ее глаза засияли.
   — О Идона, ты представить себе не можешь, какой он замечательный, какой прекрасный и как мы любим друг друга!
   — Так почему ты тогда не выйдешь за него замуж?
   — Потому что он бедный. А у меня мало собственных денег. Их будет чуть больше, когда отец умрет, но все равно это не деньги. — Она всплеснула руками и сказала: — А как я могу экономить, урезать, отказывать себе в красивых платьях? Ведь я в них так всем нравлюсь! Могу ли я сидеть в глуши, нянчить детей, а не блистать в обществе?
   — Но если ты любишь его, то сможешь.
   — Нет, нет! — воскликнула Роузбел. — Он мне постоянно твердит об этом, но не пытайся меня искушать. Я должна видеть его! Для меня страдание сидеть здесь взаперти и смотреть, как все на задних лапках ходят вокруг Шолто, будто он персидский шах. Как бы я хотела быть вместе с Джастином!
   Идона молчала, а леди Роузбел продолжала:
   — Пожалуйста, пожалуйста, ну сделай это для меня! Конечно, я не думаю, что они что-нибудь заподозрят, но в этом доме никогда ни в чем нельзя быть уверенной. Даже если подкупить ночного сторожа, он тоже может проболтаться подружке-горничной, и пошло-поехало! Со скоростью света!
   Она помолчала, потом почти шепотом попросила:
   — Идона, пожалуйста, помоги мне. Если и ты попадешь в такое положение, то можешь рассчитывать на меня.
   — Надеюсь, я никогда не окажусь в подобном положении, — ответила Идона. — Но если все откроется, что будет со мной?
   — Ничего не откроется. Ты ляжешь в мою постель, задернешь занавеси с обеих сторон, а в комнате будет свет только от камина.
   — А если они приглядятся, подойдут поближе, рассмотрят цвет волос?
   — Все, что они увидят, — это что кто-то лежит на кровати. Уверяю тебя, они не будут подходить близко, я ведь могу заподозрить их в шпионстве. Хотя я знаю, что они следят за мной, и меня это бесит. Но как мне с этим справиться?
   — Понятно. Ну что ж, хорошо. Я приду в твою комнату, когда никого поблизости не будет.
   Роузбел вскинула руки, обняла Идону за шею и поцеловала.
   — Ты просто ангел!.. — пропела она. — Я никогда этого не забуду. Ты сама влюбишься и поймешь мои чувства.
   Она умчалась, а няня вернулась помогать Идоне готовиться ко сну.
   — Ну, а сейчас что ее светлость надумала? — поинтересовалась няня.
   — А почему ты считаешь, что она что-то надумала? — удивилась Идона.
   — Да я же вижу, какая она бездельница, и всегда чего-то устраивает. Один Бог знает, каково придется его светлости, когда он на ней женится.
   Идона не удивилась проницательности няни. Она вспомнила слова матери: «Слуги знают все. Бесполезно пытаться что-то скрыть от них».
   — А почему ты думаешь, что он все же женится на леди Роузбел?
   — Да я совсем не уверена. Ей сильно повезет, если она заполучит его, — сказала няня. — Знаешь, как его зовут — «верткий холостяк», это я от его слуги слыхала. Он говорит — все как одна незамужние женщины из общества вешаются ему на шею. Да и замужние тоже. И всегда так было. Ну не со дня рождения, конечно, а как только он чуток подрос. — Няня усмехнулась.
   Решив, что она и так сказала слишком много, няня пошла к гардеробу.
   Идона не могла понять, отчего же ей стало вдруг грустно? «Наверное, я зря пообещала Роузбел выполнить ее просьбу».
   Но в глубине души Идона понимала: дело не только в этом.

Глава 6

   За ужином Идоне было веселее, чем она ожидала, но домокловым мечом висело обещание, данное Роузбел.
   Маркиз пригласил двух приятелей поужинать с ними, чтобы получились пары. Все смеялись, шутили.
   Идоне казалось, будто она присутствует на спектакле, поставленном по веселой классической комедии, одной из тех, что они читали с матерью.
   Маркиза пригласила женщин наверх, оставив мужчин беседовать за портвейном. Роузбел деланно зевнула и сказала:
   — Я так устала! Эти бесконечные вечеринки утомляют. И как здорово, что сегодня можно пораньше лечь спать!
   — Но ведь ты всегда говорила: ложиться спать до зари — попусту тратить время! — резко бросила маркиза.
   — То было в дни ранней юности. — Роузбел покраснела, закрыла глаза и откинулась на спинку дивана.
   Идона почувствовала, что леди Роузбел переигрывает.
   В это время маркиза вынула из редикюля карточку.
   — Знаешь ли ты, Идона, что прибыл большой букет орхидей от графа Баклиффа.
   Идона была смущена:
   — Да, мадам. Я знаю. Он прислал с ним и письмо.
   — Письмо? — переспросила маркиза. — А где оно?
   — Наверху, — сказала девушка, чувствуя, что краснеет.
   Маркиза посмотрела на карточку и усмехнулась: — Довольно откровенно. Сделав паузу, прочла:
   «Очаровательной женщине, пленившей мое сердце».
   Роузбел открыла глаза и сказала:
   — О, это уже кое-что!
   — Я тоже так считаю, — согласилась маркиза. — Ты оказалась умнее, чем я думала. Ничто так не возбуждает мужчину, как попытка женщины скрыться, но… не слишком далеко.
   Они с Роузбел рассмеялись, а Идона сказала:
   — Не хочу я от графа никаких цветов, и вообще мы слишком мало знакомы, чтобы писать такие слова…
   Маркиза положила карточку на полированный столик подле себя.
   — В общем, дитя, ты должна понять: формальности и условности, столь важные у вас в провинции, в Лондоне отступают, особенно когда дело касается такой важной персоны, как граф.
   — Вы совершенно правы! — воскликнула Роузбел, прежде чем Идона открыла рот. — Ты только подумай — станешь хозяйкой одного из самых прекрасных домов в Англии, ну не совсем такого, как у Шолто, но почти… Мне говорили, у Баклиффа замечательные драгоценности.
   — Да, верно, я помню, как последняя жена графа надевала их, впервые появившись в Карлтон-Хаусе. Она сверкала, как рождественская елка, и казалось, просто сгибалась под тяжестью диадемы.
   Слушая их, Идона побледнела и наконец сказала:
   — Пожалуйста, мадам, выслушайте меня.
   — Да я знаю, что ты скажешь. Если снова начнешь твердить то же, что и по дороге из Девоншир-Хауса, я просто рассержусь. Это же смешно!
   — Нет, пожалуйста, не сердитесь, — попросила Идона, — но я не хочу принимать ухаживания графа Баклиффа, и мне бы не хотелось, чтобы и вы поощряли его к этому…
   — Я тут совершенно ни при чем, — сказала, помолчав, маркиза. — Совершенно уверена: он поведет себя как подобает воспитанному мужчине и попросит у моего внука, как у опекуна, твоей руки. И Шолто, конечно, согласится. С большим удовольствием.
   Услышав эти слова, Идона почувствовала, как что-то сдавило ей грудь, и она едва могла вздохнуть.
   Девушка понимала: маркиза права, и маркиз, конечно, с удовольствием избавится от нее.
   Пока Идона в панике думала, как поступить, маркиза продолжила:
   — Кстати, и с приданым все решится без труда. Мы купили достаточно платьев и всего необходимого.
   — А когда выйдешь замуж, — возбужденно защебетала Роузбел, — граф повезет тебя в Париж. Этой зимой туда все собираются — посмотреть, что осталось в этом городе наслаждений после того, как Наполеон Бонапарт все перевернул вверх дном.
   — Вчера вечером граф Чарльз Стюарт мне рассказывал, что сейчас там уже жизнь идет своим чередом. Я уверена, Эйден Баклифф повезет Идону в Париж, и она будет блистать среди смуглых француженок. Он мне сам сказал, что она ни на кого не похожа, будто упала со звезды, — сказала маркиза.
   Роузбел рассмеялась:
   — Он так и сказал? Вот интересно! Правда, Идона, ты очень умная девочка. Тебе до полной победы осталось совсем немного. Мне он никогда не делал ни единого комплимента.
   Маркиза посмотрела на нее, как показалось Идоне, осуждающе. И сказала:
   — У тебя есть один недостаток, Роузбел, — ты бегаешь за мужчинами. Я всегда говорила, что мужчины — охотники. Я вообще-то рассердилась на Идону, когда она стала прятаться от Баклиффа, но скорее всего это его и заинтриговало.
   — Нет, нет!.. — бормотала Идона. Но ее никто не слушал.
   Маркиза и Роузбелл говорили о том, какое высокое положение могла бы занять Идона, выйдя замуж за графа, поскольку принц-регент — его друг, и о том, что граф, должно быть, захочет устроить свадьбу в Карлтон-Хаусе, что его жена займет традиционное положение при дворе, как все графини Баклифф в последние три столетия.
   Идона слушала этот разговор — и не могла пересилить страх перед графом. Ужас охватил ее при воспоминании о том, как он хотел поцеловать ее.
   Идона снова чувствовала прикосновение рук графа и его губы на щеке.
   В нем было нечто, отчего по коже ее бежали мурашки, будто она коснулась скользкой жабы.
   Она решила, что скорее умрет, чем разрешит ему снова дотронуться до нее.
   «Ну что мне делать? Что делать?» — спрашивала она себя.
   — Долго же вы сидели за столом! — сказала Роузбел подошедшему маркизу. — В общем-то, я собираюсь идти спать.
   — Спать? — удивился маркиз. — А ты не заболела?
   — Нет, я просто устала.
   — Такого я от тебя еще не слышал, — заметил маркиз.
   — Приближается старость! — рассмеялась Роузбел. — И чтобы не заснуть тут, за разговором, что тебе явно не понравится, пойду-ка я в объятия Морфея.
   — Ну что ж, если тебя так непреодолимо влечет к нему, — саркастически усмехнулся маркиз, — как можно тебе мешать?
   Она снова зевнула и поднялась со словами:
   — Завтра вечером снова бал, и обещаю, что буду блистать и танцевать с каждым, пока звезды будут сиять на небе.
   Роузбел кокетливо всех оглядела и улыбнулась.
   — Не забудьте, Чарльз, — сказала она, — я обещала вам первый вальс.
   — Вы слишком добры ко мне, — ответил джентльмен. — Я очень польщен. И стану считать часы.
   Роузбел протянула ему руку для поцелуя, потом пожелала спокойной ночи маркизе и Идоне.
   Склонившись к девушке, она слегка сжала ее плечо.
   Маркиз довел ее до двери; она взяла его под руку и сказала:
   — Если бы ты действительно без меня скучал и хотел, чтобы я осталась, я бы, конечно, так и сделала.
   Услышав это, Идона затаила дыхание, понимая, что Роузбел рискует. А вдруг маркиз попросит ее остаться?
   Однако он лишь улыбнулся и сказал:
   — Иди спать. Зевающая женщина и у меня вызывает зевоту.
   Роузбел вскрикнула, изображая ужас:
   — Нет, ни в коем случае! Это недопустимо! Иди лучше поговори с Идоной, воспользуйся шансом. Очаровательный граф скоро уведет ее от нас.
   Маркиз промолчал, но Идона заметила, что он нахмурился и повернулся к гостям, сидевшим у камина.
   — Что за разговоры насчет Баклиффа? — спросил он, но не у Идоны, а у маркизы.
   В ответ она подала ему карточку, вынутую из букета орхидей.
   Когда маркиз прочитал записку, сердце Идоны забилось: она была уверена, что он рассердится.
   Он прочитал ее еще раз, вникая в каждое слово, потом подошел к камину и кинул ее в огонь.
   — Это все, что ты намерен сказать? — поинтересовалась маркиза.
   — Я думаю, не стоит подгонять события.
   — Если ты полагаешь, что граф Баклифф действует безрассудно, то я хочу заметить, что любая девушка, отказывающая самому богатому и самому завидному жениху, просто ненормальная.
   Идона понимала, что маркиза заботилась о ее благе, и почувствовала, как краска заливает ее лицо.
   Не зная, как скрыть свое смущение, и мучаясь от этого, она с облегчением услышала слова маркиза, обращенные к одному из гостей:
   — Ты готов сразиться со мной в биллиард, Чарльз?
   Потом маркиз повернулся к бабушке:
   — Я знаю, ты скоро пойдешь спать, бабушка, так что я желаю тебе спокойной ночи.
   С этими словами маркиз в сопровождении Чарльза направился к двери. Их друг последовал за ними.
   — Буду наблюдать за вашей игрой. Итак, делайте ставки, господа.
   Когда дверь за ними закрылась, маркиза посмотрела на Идону.
   — Конечно, мы не столь привлекательны, как биллиардные шары.
   Она поднялась, и Идона вместе с ней.
   — Я тоже хочу пойти спать. Никак не могу привыкнуть к городскому распорядку. У нас все не так. Сегодня я снова проспала.
   — Ну ничего, привыкнешь, — ответила маркиза. Они медленно поднимались по лестнице. Няня помогла Идоне раздеться, и когда девушка
   легла, то ее охватили дурные предчувствия. Скоро надо идти в спальню Роузбел, вероятно, она уже уехала из дома.
   Маркиз никуда не ушел, как предполагала Роузбел, он был в биллиардной в задней части дома, но, похоже, ни о чем не подозревал.
   Идона очень боялась подвести Роузбел, но, с другой стороны, ей было неприятно от мысли, что она обманывает маркиза: он так добр к ней!
   Интересно, какой возлюбленный у Роузбел и почему, если она его так сильно любит, она не может найти в себе мужества разделить с ним бедность?
   Идона подозревала, что это вовсе не та бедность, которую она познала со своими родителями. Скорее всего не будет роскоши, ожидавшей Роузбел в браке с маркизом.
   Она снова подумала о графе. Идона вспомнила все, что говорили о нем маркиза и Роузбел, и снова пришла к выводу, что даже с домами, лошадьми, несметными богатствами и всеми драгоценностями мира он ей противен.
   Наконец Идона решила, что может покинуть свою спальню. Она встала, выглянула из-за двери — пуст ли коридор. Дом погрузился в тишину ночи.
   Босиком, в одной ночной рубашке она проскользнула в комнату Роузбел, через две комнаты от ее.
   Комната была пуста. Ярко горел камин; на кровати лежала ночная рубашка, приготовленная горничной.
   Днем Роузбел упомянула, что она отпустила горничную, которая вернется только к утру.
   Идона плотнее задернула шторы вокруг кровати, задула свечу и легла.
   Постель очень удобная, пуховые подушки были нежными, как летние облака.
   Идона лежала на боку, спиной к двери, натянув одело до самого подбородка. Даже если кто-то и заглянет в комнату, то ничего не заподозрит.
   Она подумала о маркизе: будет ли он счастлив с Роузбел, если ее любит.
   И в то же время, по какой-то неясной причине, ей не хотелось, чтобы он оказался несчастлив. А поскольку Роузбел любит другого, совершенно ясно, что именно так и случится.
   «Он очень добр ко мне, очень. И мне бы хотелось, чтобы он нашел женщину, которая полюбила бы его самого, а не его положение и богатство. За его сарказмом скрывается доброе сердце».
   Идона не могла бы ответить, откуда это ей известно, но ведь он смог понять ее чувства к Эдаму и его жене, к Нэду, няне, старикам, живущим в усадьбе, и к дому.
   Ее все еще пугала мысль, что Клэрис Клермонт могла бы стать хозяйкой дома и устраивать там вечера с вульгарной, шумной, разноцветной толпой много пьющих людей, которые испортили бы все, что так ценила в доме ее мать.
   Идона подумала, в каком бы шоке пребывали предки Овертонов, взирая на происходящее с портретов в старинных рамах.
   Потом ей стало интересно — нашел ли маркиз дом для Клэрис в Челси, как обещал, и как часто он навещает ее, и почему он предпочитает быть с ней, а не с Роузбел? Странно, у него две женщины одновременно. Идона никак не могла понять этого.
   По своей наивности и неопытности она предположила, что мужчина чувствует себя более важным и значительным, когда опекает известную актрису, и ему завидуют больше, чем владельцу лошади, победившей на бегах.
   Конечно, окажись она на месте Роузбел, она бы негодовала, что он интересуется кем-то еще.
   «Наверное, я очень скучная, старомодная провинциалка, — подумала Идона, засыпая.
   Сквозь сон она услышала легкий шум. Сердце тревожно забилось.
   По звуку она поняла, что поворачивается ручка двери, и если это не маркиза, то по ее приказанию горничная заглянула убедиться, как и предполагала Роузбел, спит ли она в своей кровати.
   Усилием воли Идона заставила себя лежать тихо, крепко закрыв глаза.
   Но потом она испугалась: легкие шаги приближались к кровати. Для горничной это уж слишком. Но что же ей делать?
   Идона сжала веки покрепче, успокаивая себя тем, что при слабом свете камина невозможно рассмотреть лицо, если не подойти вплотную, или цвет волос.
   И тут, несмотря на то, что она лежала с закрытыми глазами, Идона поняла, что кто-то стоит возле кровати и пристально смотрит на нее.
   Ее сердце быстро застучало, но она все еще надеялась, что вошедший постоит, увидит, что она спит, и уйдет.
   Потом кто-то сел на край кровати, и чьи-то руки оказались у нее на плечах.
   В этот момент она поняла, кто это, и страх пронзил ее, как молния.
   Прежде чем она сообразила, что делать, она почувствовала на своих губах губы маркиза.
   Она не могла поверить в реальность происходящего.
   Он целовал ее. Идона понимала, что надо сопротивляться, бороться, но как? Руки маркиза прижимали ее к кровати.
   Сначала он целовал нежно, потом его поцелуи стали настойчивыми, требовательными.
   Маркиз обнял ее, и странное, невероятное ощущение охватило девушку, как будто с ее души свалился камень.
   Она ощутила что-то новое, неведомое, неизвестное.
   Как будто она смотрела на звезды или бродила по лесу, и феи окружали ее.
   Нет, все же это было нечто иное, более сильное, более живое и прекрасное чувство.
   Жаркие губы маркиза обжигали Идону; ей казалось, их соединяет не только поцелуй, но огонь самой жизни.
   Все странно, незнакомо и прекрасно.
   Словно загипнотизированная, она не пыталась даже пошевелиться, но все внутри нее пульсировало.
   Потом в камине обрушился уголек, пламя вспыхнуло, ярко осветив комнату, и маркиз поднял голову.
   Секунду, показавшуюся вечностью, Идона смотрела на него огромными от изумления глазами, прежде чем заставила себя сказать:
   — Пожалуйста… я… не Роузбел.
   — Вижу, — ответил маркиз. — В таком случае что вы делаете в ее постели?
   Он поднялся, убрал руки с ее плеч. Идона видела его лицо в отблеске огня и думала, что, наверное, он безумно сердится.
   — Я… прошу прощения… Пожалуйста… простите меня.
   Потом ей показалось, что его губы скривились в ухмылке, и вдруг она поняла, что он не удивился, найдя ее в этой комнате, а просто притворился, что удивлен.
   — Вы… знали! — обвиняюще сказала она. — Вы знали… что это я, и… поцеловали меня.
   Маркиз помолчал, а потом ответил:
   — Ну, скажем, я подозревал.
   — Тогда вы не имели… права… так поступать! Маркиз перебил ее:
   — Если вы взяли на себя смелость сыграть роль моей невесты, значит, должны принимать и последствия своего поступка.
   Идона ощущала внутреннюю дрожь и вместе с тем огромную радость, которую нельзя было выразить словами.
   Она только боялась, что маркиз глубоко презирает ее за этот поступок, и готова была разрыдаться.
   Идона приподнялась на подушке и проговорила:
   — Да, я знаю, мне не следовало этого делать, но вы должны были меня разбудить.
   — Полагаю, я так и сделал. И очень эффективно.
   Она поняла — маркиз снова смеется. В наступившей тишине Идона спрятала руки под одеяло, нервно сцепила пальцы и спросила:
   — Вы очень злитесь на Роузбел?
   — С ней я разберусь завтра, — ответил маркиз. Он проговорил это весьма мрачно.
   — О, пожалуйста, — взмолилась Идона, — не сердитесь на нее очень, она доверилась мне, сказала, что ей надо уйти, а я ее подвела! Это я виновата.
   Казалось, маркиз не слышит.
   — Вы когда-нибудь раньше целовались?
   — Нет! Конечно, нет!
   — А почему так горячо вы говорите «нет»? — насмешливо спросил маркиз. — Большинство молоденьких женщин любит целоваться.