Картленд Барбара. Любовь контрабандиста

   Леона глубоко вздохнула и стиснула пальцы Она догадывалась, что он пытался вывести ее из себя, но решила не говорить и не делать ничего, что могло бы вызвать у него еще большее возбуждение.
   — Мой багаж уже собран, — сказала она робко, указав на стоявший на полу сундук. — Мы можем… идти?
   — Всему свой черед, — ответил он — Пока что ваш прием не показался мне особенно теплым.
   — Я просто подумала о времени, — произнесла Леона. — Мы должны , успеть к приливу, разве не так?
   Лью негромко рассмеялся в ответ. Без сомнения, он понял, что она старалась его умиротворить, и играл с нею, словно кот с пойманной мышкой.
   — Так умна! Так практична! — воскликнул он. — Какую полезную жену я себе приобрел. Я на самом деле верю, что вы стоите тех восьми тысяч фунтов, которые я за вас заплатил.
   Леоне показалось, что ее ударили по лицу. Оскорбление было почти нестерпимым, и все же усилием воли она заставила себя не обращать на него внимания.
   — Нам пора в путь, — сказала она. — Если можно, пришлите кого-либо из ваших людей за моим багажом.
   Девушка хотела пройти мимо него, но стоило ей сделать шаг вперед, как она поняла свою ошибку. Он протянул руки и привлек ее к себе, сжимая в объятиях. Над ее головою раздался его смех. Это ловец смеялся над тщетными попытками вспархивающей в клетке птички вырваться на свободу.
   — Только один поцелуй перед уходом, — услышала она его слова. — Это не значит, что у нас не хватит времени для поцелуев, когда мы доберемся до Англии.
   Разве вы не взволнованы при мысли о завтрашней ночи, когда вы будете носить мое имя, когда мы будем лежать вместе в нашей супружеской спальне в Ракли и с этой минуты между нами не останется никаких секретов?
   Она, как могла, старалась сохранить спокойствие и хладнокровие, но все оказалось напрасно. Теперь она отчаянно сопротивлялась, оттолкнув его ударом кулачка в грудь, прилагая все усилия, чтобы вырваться из плена огромных ручищ, словно душивших ее в объятиях.
   — Пустите… меня!
   Это было похоже на крик ребенка, испугавшегося темноты.
   — Умоляю , пустите меня!
   И затем ее голос вдруг затих под давлением его губ — горячих, алчных, требовательных губ, всецело подчинивших ее своей власти, заглушая ее протесты и истощая ее последние силы.
   Ей показалось тогда, что она погружалась все глубже и глубже в мрачную бездну, откуда никто не мог ее спасти. Но когда девушка уже подумала, что вот-вот потеряет сознание, когда она достигла таких глубин ужаса и отчаяния, что, как ей представлялось, она не в состоянии была больше этого выдержать, он отпустил ее.
   — Сейчас нет времени, — произнес он хриплым от страсти голосом. — И, как вы уже заметили, прилив не заставит себя ждать.
   На одно ужасное мгновение их губы оказались рядом, после чего он грубо оттолкнул ее от себя, словно она намеренно разжигала в нем желание. Она пошатнулась, внезапно лишившись опоры, замерла в нерешительности, опершись рукою о стену, пока один взгляд на его лицо, искаженное вожделением и порочными страстями, не заставил ее стремительно броситься прочь от него вниз по ступенькам.
   Откуда-то сзади до нее доносился голос Лью Куэйла, подзывавшего слуг, чтобы отнести вниз ее сундук. Она очутилась на мостовой, ощутив прикосновение прохладного вечернего ветерка к своим щекам.
   На какое-то мгновение у нее возникла мысль убежать отсюда куда глаза глядят, броситься в соленые волны моря, плескавшегося о набережную, предпочесть смерть бесконечной муке унижения.
   И тут она вспомнила свое обещание, слово чести, данное ею Хьюго во имя всего, что было для нее свято.
   Она должна выйти замуж за Лью! У нее не оставалось другого выбора.

Глава 12

   Гребцы уже заняли свои места у весел, когда Леона и Лью Куэйл, сопровождаемые мальчишкой в лохмотьях, несущим пылающий факел, добрались до яхты. Какой-то мужчина с фонарем, едва заметив их, поспешил им навстречу.
   — Не пропустить бы прилив, мистер Куэйл, — произнес он, обращаясь к Лью.
   — Мы его не пропустим, — отозвался Лью беспечным тоном.
   Человек с фонарем искоса взглянул на Леону и, когда она поднялась на борт, что-то бессвязно пробурчал себе под нос. Однако один из гребцов на палубе оказался не столь осторожным в выражениях.
   — Женщина на корабле никогда не приносит ничего, кроме несчастья, — проворчал он.
   — Несчастьем для тебя будет, если ты останешься на берегу, стоит мне услышать от тебя еще хоть одно словечко, — сердито оборвал его Лью и, приняв руку Леоны, чтобы помочь ей спуститься с мола по трапу яхты, добавил:
   — Моя будущая жена должна принести всем нам удачу. Позвольте мне представить вам, джентльмены, мисс Леону Ракли из Ракли-Касл, где в скором времени я намерен поселиться.
   В колеблющемся свете фонаря Леона увидела их лица — выражение изумления на одних, огонек восхищения в глазах других, во взглядах некоторых, как ей показалось, промелькнуло нечто похожее на сочувствие, хотя она не была в этом уверена.
   Не промолвив ни слова, она отвернулась и ощупью добралась до каюты. Лью забрал фонарь у человека, стоявшего наверху на пристани, и последовал за нею, так что, когда Леона вошла туда через узкую дверцу, она заметила, что каюта по-прежнему была завалена до отказа грузом всех сортов и разновидностей, но от ее взгляда не ускользнул появившийся здесь новый предмет, дополнявший обстановку, — помещенная у самой близкой к двери стены кушетка, обложенная атласными подушками. Она выделялась на общем фоне ярким цветастым пятном и, без сомнения, пришлась бы более к месту в одном из множества домов сомнительной репутации, обслуживавших моряков, у которых хватало денег на развлечения, чем в качестве украшения каюты корабля.
   Лью высоко приподнял над нею фонарь.
   — Вы видите, я подумал о вашем покое, — сказал он.
   — Благодарю вас, — коротко отозвалась Леона. Это были ее первые слова, обращенные к нему с того момента, как они покинули меблированные комнаты.
   — Если во время плавания у меня будет время, чтобы разделить ее с вами, я не откажусь, — произнес он язвительно. — Вам бы это было приятно, не правда ли, моя обожаемая невеста?
   Она не отвечала, и Лью снова рассмеялся — тихо, но, как ей показалось, зловеще. Затем, подвесив фонарь на крюк, прикрепленный к одной из балок, он вышел из каюты, и с наружной стороны палубы до девушки донесся его голос, приказывавший отдать швартовы.
   — Удвойте ваши старания, парни, и я удвою вашу плату, — говорил он. — В конце этого плавания нас всех ожидает солидный куш.
   Скрип весел, плеск воды и колеблющийся свет фонаря свидетельствовали о том, что они отчалили от берега. Корабль уже начал слегка раскачиваться на волнах, и, так как ничего другого ей не оставалось, Леона опустилась на кушетку, ощущая под собой мягкий атлас пестро разукрашенных подушек и одновременно испытывая отвращение к этому олицетворению роскоши дешевых притонов.
   Леона развязала тесемки плаща, который она плотно обернула вокруг плеч, спасаясь от пронизывающего холодного ветра, и отбросила с волос капюшон, машинально оправляя непокорные локоны и одновременно прислушиваясь к тому, что происходило снаружи.
   Лью как раз выводил корабль из гавани.
   — Пять румбов право руля! — услышала она его команду, обращенную к рулевому. — Десять румбов! Болван!
   Тут мель!
   Гребцы принялись потихоньку беседовать между собой. Трудно было разобрать, о чем они говорили, но у нее возникло ощущение, что разговор шел о ней и о предполагаемом браке Лью.
   Леона с тоской подумала о том, какие слухи этот брак должен был вызвать по всей округе. Лью в равной степени ненавидели и боялись, в то время как ее отец пользовался всеобщей любовью. Жители Элфристона и обитатели поместья едва ли пожелают видеть человека, которого они считали выскочкой и средоточием всех пороков, хозяином замка Ракли.
   Кроме того, ей было больно даже представить себе Лью Куэйла сидящим в кресле ее отца, перебирающим жадными пальцами дорогие ее сердцу вещи, принадлежавшие ее матери, отдающим приказания старому Брэмуэллу и, возможно, даже осыпающим его бранью за медлительность и неповоротливость.
   Это были лишь некоторые из тех мелких неприятностей, которые ей предстояло вынести, и вынести безропотно. Леона спрашивала себя, сколько должно пройти времени, прежде чем ее душа окончательно окаменеет и она станет полностью равнодушной ко всему, что происходит с ее телом. Удастся ли ему когда-нибудь подчинить себе ее чувства и волю, безжалостно и бесповоротно подавив последние остатки сопротивления?
   Она сидела, уставившись в одну точку невидящим взглядом и сложив перед собою руки, словно в молитве, когда Лью вернулся в каюту. Дверь была слегка приоткрыта. Теперь он плотно затворил ее, и Леона украдкой бросила на него беглый взгляд, стараясь казаться спокойной, но ощущая вместе с тем напряжение в каждом нерве тела, глаза ее расширились от страха.
   — Мы в открытом море, — бросил он.
   Лью пересек каюту и уселся рядом с Леоной, откинувшись на подушки и пристально наблюдая за ней, в то время как она старалась отодвинуться от него как можно дальше.
   — Удобно? — спросил он наконец с улыбкой на губах.
   — Да… спасибо… — пробормотала она в ответ. — С вашей стороны было очень любезно найти для меня… подходящее сиденье.
   Слова эти вырвались у нее через силу, и все же Леона сознавала, что того требовала обычная вежливость.
   — В самом деле, любезно! — заметил Лью с усмешкой. — В первый раз вы предъявили мне подобное обвинение. Ну что ж, мы с вами уже на пути домой. Разве не этого вы так хотели?
   — Сколько времени займет плавание? — спросила Леона, зная, что он следит за нею, чувствуя, что молчание между ними таит в себе угрозу.
   — Не более чем три часа, — ответил он. — Все складывается в нашу пользу. Когда мы выгрузим товар на берег, мы наймем экипаж и поедем домой, вы и я. Мы можем остановиться в доме викария и передать старому дураку, чтобы ближе к вечеру он приготовился нас обвенчать.
   Леону обидел такой отзыв о викарии. Он действительно был уже довольно стар, но она любила его, так как он был близким другом ее покойных родителей.
   — Надо… ли… так спешить? — спросила она слегка дрожавшим от страха голосом.
   — К вашему сведению, — ответил он, — следующую ночь я намерен провести в замке Ракли.
   Глаза его были прикованы к ее губам, и она поспешно отвернулась, слишком хорошо понимая скрытый за его словами недвусмысленный намек.
   — Придвиньтесь! — внезапно произнес он.
   Она вопросительно взглянула на него и увидела его протянутую руку.
   — Ближе! — скомандовал он. — Я устал смотреть, как вы сидите тут с видом безвинной страдалицы и ведете себя так, как будто я покрыт с ног до головы грязью, о которую вы боитесь замарать свои пальчики. Вы дали слово стать моей женой, моя прелесть. Чем скорее вы привыкнете ко мне, тем лучше. Придвиньтесь, говорю я вам!
   Леона хотела было вскочить на ноги, но он оказался более проворным и, схватив ее за руку, притянул к себе.
   Она сопротивлялась, как умела, пытаясь противостоять его огромной, подавляющей силе. Медленно, но верно он привлекал ее все ближе и ближе к себе.
   — Вам придется привыкнуть к послушанию, — продолжал он, на губах его по-прежнему играла усмешка. — Именно в этом вы должны будете принести клятву во время брачного обряда, и можете не сомневаться, я заставлю вас ее сдержать. Придвиньтесь, я сказал! Еще ближе!
   Ей пришлось подчиниться ему, поскольку другого выхода у нее не было. Насильно усадив девушку рядом с собой, он высвободил ее запястье, обвил рукой ее талию, и ее голова оказалась у него на плече.
   — Ну вот, так удобнее, — произнес Лью, и тут другая его рука взметнулась вверх, обнимая ее теплую округлую шею, под белой кожей которой от охватившего ее страха бешено пульсировала крохотная жилка.
   — Наверное… наверное, вам нужно быть… на палубе, чтобы… следить за курсом? — задыхаясь, пробормотала Леона, слова с трудом срывались с ее дрожавших от ужаса губ.
   — Мои люди знают, куда плыть, — ответил он, — так же как и то, что у меня сейчас есть куда более приятное занятие. Вам действительно так не терпится отделаться от меня?
   В вопросе прозвучала издевка, и сейчас его рука грубо задрала вверх ее подбородок.
   — Пожалуйста… пожалуйста, Лью… — взмолилась она.
   Ей не хотелось ничего ему говорить, сохраняя в страдании молчаливое достоинство, но, несмотря на это, сама его близость казалась ей невыносимой.
   — Пожалуйста, Лью… — передразнил он ее. — Какие тут могут быть» пожалуйста «? Уж не намерены ли вы каждую ночь умолять меня отпустить вас без возмещения?
   О нет! Вы должны быть паинькой. Вам придется уплатить мне сполна, и по собственной воле. Восемь тысяч фунтов! Это огромная сумма, моя дорогая.
   Его пальцы поглаживали ее шею, и она была словно загипнотизирована их давлением. Девушка смотрела ему в лицо округлившимися от страха глазами, похожими на глаза зверька, попавшего в западню, из которой, как ему заранее было известно, не существовало выхода.
   — Здесь не должно быть никакого обмана, — произнес он. — Вы будете платить, моя дорогая, пока я от вас этого хочу, и никакие крики и мольбы не помешают мне получить без остатка все, что мне причитается.
   Внезапно он нагнулся и поцеловал ее. От него разило спиртным, но руки его держали ее, словно в тисках, и она не могла уклониться от прикосновения его жадных губ. Она только терпела, терзаемая отчаянием, пока он не откинулся на подушки, все еще не ослабляя своей хватки.
   — Черт бы вас побрал! — воскликнул он. — Вы своим холодом способны превратить любого мужчину в ледяную глыбу. Но я сумею добиться вашей любви, как раньше добивался благосклонности женщин гораздо лучше вас. Придет время, когда вы станете выпрашивать у меня поцелуи, и тогда, вероятно, я найду себе кого-нибудь понежнее и поуступчивее.
   Он замолчал на мгновение и затем встряхнул ее, словно хищник пойманную им жертву.
   — Но до тех пор, пока я от вас не устану, — продолжал он, — вы дадите мне все, что я пожелаю, и незамедлительно — слышите? Отвечайте! Вы меня слышите?
   Лью ждал ее ответа, и он наконец сорвался с ее бледных пересохших губ.
   — Я… я слышу, — прошептала Леона.
   — Тогда не забывайте об этом, — отозвался Лью. — Не забывайте, что скоро вы станете миссис Куэйл из Ракли-Касл! Миссис Куэйл! Моя жена! Женщина, которая всецело принадлежит мне!
   Он снова резко встряхнул ее, после чего, словно сама ее беспомощность возбуждала его, принялся шарить под плащом девушки по лифу ее платья. Она чуть вскрикнула и попыталась оттолкнуть его, но понимала, что при ее слабости ему потребовалось бы всего несколько секунд, чтобы получить то, к чему он так страстно стремился.
   Потом, когда он снова швырнул ее на кушетку и она услышала треск рвущейся под его грубыми пальцами ткани, снаружи вдруг раздался чей-то громкий крик:
   — Мистер Куэйл! Мистер Куэйл!
   Этот звук заставил Лью тотчас вскочить на ноги.
   Без единого слова он выпустил Леону из рук и, поспешно метнувшись к двери, распахнул ее на мгновение, чтобы впустить в каюту поток свежего воздуха. Затем он плотно прикрыл ее за собою.
   — Канонерка!⁵² Вон там!
   Леона ясно расслышала эти слова и команду Лью:
   — Лево руля! Самый полный вперед! Возможно, они нас не заметили.
   Леона почувствовала, что судно повернулось на другой галс, вслед за тем до нее снова донесся голос Лью:
   — Гребите, черт бы вас побрал! Гребите, если вам жизнь дорога! Они нас увидели!
   Корабль устремился вперед с немыслимой, как показалось ей, скоростью. Мужчины налегали на весла, одновременно разражаясь чуть слышными ругательствами.
   — Мы уходим от них! — Она ясно различила сильное волнение в голосе Лью, когда он добавил:
   — Быстрее, парни, мы выкрутимся. Мы ускользнем у них из-под носа, и в темноте они не смогут нас преследовать.
   Воцарилось молчание, нарушаемое только приглушенным ворчанием гребцов и скрипом весел в уключинах, равномерно, с легким всплеском, погружавшихся в воду и снова взмывавших вверх.
   — Наша взяла!
   Сейчас в голосе Лью звучало облегчение, и потом внезапно до нее донесся новый крик:
   — Взгляните, мистер, налево, налево!
   — Еще один чертов корабль!
   По тону Лью Леона поняла, что он был в ярости.
   — Может быть, торговое судно? — предположил кто-то.
   — Нет, это военный корабль!
   — Право руля! Право руля! — скомандовал Лью.
   Затем вдруг раздался оглушительный выстрел, резкий всплеск воды, и кто-то из гребцов, по-видимому, совсем еще подросток, произнес дрожащим голосом:
   — Они стреляют в нас!
   — Не останавливайтесь! — закричал Лью. — Мы еще можем от них скрыться. Продолжайте грести.
   Последовал еще один выстрел, за ним всплеск, и тот же самый юношеский голос пронзительно воскликнул;
   — Отец небесный, помоги нам! Они нас окружают.
   — Ваши пистолеты заряжены? — спросил Лью.
   — Да, да, сэр.
   — Тогда, как только они приблизятся, будьте готовы выстрелами расчистить проход.
   Выстрел снова повторился — на этот раз, как показалось Леоне, в угрожающей близости от борта яхты.
   Затем она смутно различила, как чей-то незнакомый голос крикнул:
   — Сдавайтесь! Именем его величества короля Георга Четвертого я приказываю вам сдаться!
   — Гребите живее! — воскликнул Лью. — Не сбавляйте скорости!
   К этому времени он снова положил руль судна направо.
   — Мы еще зададим им жару! — распалялся он.
   — Там другой корабль, мистер. Канонерка. Они нас догоняют!
   — Продолжайте грести! — скомандовал Лью, и Леона поняла, что теперь он говорил сквозь стиснутые зубы.
   — Сдавайтесь, или мы пустим ваше судно ко дну!
   Сейчас уже невозможно было ошибиться. Команду достаточно ясно могли расслышать все.
   — Они собираются взять нас на абордаж, — донесся до Леоны голос Лью. — Будьте готовы дорого продать ваши жизни. Помните, что вас ожидает, если вы попадетесь, — семь лет каторги или виселица. Если нам суждено умереть, мы заберем большую часть из них с собой.
   Ответом ему послужила еще одна вспышка огня, и теперь Леона поняла, что корма корабля была пробита. Она услышала пронзительный вопль человека, корчившегося в агонии, и затем последовала череда беспорядочных выстрелов — некоторые, как она догадалась, раздавались с борта приближавшегося корабля, некоторые — со стороны экипажа яхты, бросившего весла.
   И посреди всего этого кромешного ада до нее доносился голос Лью, выкрикивавшего какие-то приказания. Девушка, шатаясь, поднялась на ноги, но тут же снова с силой была отброшена на пол — по-видимому, яхта столкнулась с другим судном. Она осталась лежать неподвижно, слишком испуганная, чтобы пошевелиться. Шум снаружи был неописуемым. Ругательства, вопли, стоны раненых, мучившихся от невыносимой боли, перекрывали грохот выстрелов и внезапный лязг стали — должно быть, оборонявшиеся пустили в ход абордажные сабли, которые, как она заметила, многие из них носили на поясах.
   Неожиданно шум как-то сразу заглох. Яхта раскачивалась на волнах из стороны в сторону, сотрясаемая толчками. Леона приподнялась на локте, и в этот момент дверь каюты распахнулась. Девушка увидела несколько незнакомых лиц, изумленно уставившихся на нее, и по форме признала в вошедших военных моряков.
   — Господи, помилуй! — воскликнул один из них. — Здесь, на борту, женщина!
   — Отведем ее к капитану, — отозвался другой.
   Он приблизился к Леоне и взял ее под руку, помогая ей встать.
   — Все уже кончено, мадам, — обратился он к ней. — Будьте любезны проследовать с нами на борт корабля его величества» Морской ястреб «.
   — Что… случилось? — только и могла спросить Леона.
   — Капитан вам все объяснит, мадам.
   Человек, говоривший с нею, — судя по виду, старшина флота, — снял фонарь с крюка и, держа его низко над дощатым настилом, проводил Леону за дверь каюты.
   Снаружи ее глазам предстала картина разрушения, при виде которой с ее губ сорвался крик ужаса.
   Человеческие тела, застывшие в гротескных позах смерти, лежали на палубе яхты. Через брешь в корме просачивалась вода, и над всем этим возвышался военный корабль — внушительных размеров судно, снабженное пушками, жерла которых зловеще торчали в разные стороны из-под верхней палубы.
   — Внимательно следите за грузом, — вдруг раздался голос над их головами.
   — Здесь какая-то дама, сэр, — ответил старшина.
   — Дама! Боже праведный! Что там еще такое? — послышалось восклицание. — Поднимите ее на палубу, Стивене!
   — Есть, сэр! Здесь небольшой подъем, мадам, но я полагаю, вы с ним справитесь, — сказал старшина, и с его помощью Леона вскарабкалась по веревочной лестнице, перелезла через планшир⁵³ и ступила на палубу военного корабля.
   Здесь ей бросилось в глаза огромное множество людей, суетливо сновавших взад и вперед — как потом ей стало ясно, они занимались переноской раненых с борта яхты и укладывали их с противоположного края палубы. У самого носа корабля Леона заметила небольшую группу офицеров, собравшихся тесным кружком.
   Когда она поднялась на борт, все они, как по команде, обернулись в ее сторону, и она увидела, что среди них находился человек, не носивший униформы, в широкополой шляпе и длинном темном плаще.
   Леона почувствовала, как вдруг подскочило сердце в ее груди, и поняла, едва он устремился к ней, что вопреки всем доводам рассудка ожидала найти его здесь.
   Девушка увидела, как оживилось его лицо, и у нее создалось ощущение, что в своем воображении она тоже бросилась бежать ему навстречу, хотя не сделала ни единого движения.
   — Леона! Я даже представить себе не мог, что вы окажетесь на борту.
   Она пыталась ответить ему, но слова почему-то не шли с языка. Вместо этого она вложила свои ладони в его руки и осталась стоять рядом, ухватившись за него, словно утопающий за свою единственную надежду на спасение.
   — Мы стреляли в вас! Вас могли убить! — взволнованно произнес лорд Чард, и девушка уловила в его голосе ту самую нотку, о которой мечтала с такой страстностью и тоской. Только сейчас она осмелилась поднять на него глаза, светившиеся непередаваемым облегчением от сознания того, что он держал ее за руку, что она была в безопасности. Но Леона все еще не могла заговорить и только не отрываясь смотрела на него, запрокинув тонкое личико, обрамленное мехом капюшона, глаза ее сияли при свете корабельного фонаря, прикрепленного к мачте над их головами.
   Внезапный стон одного из раненых напомнил лорду Чарду, где они находились и что происходило вокруг, и он быстро произнес, обращаясь к Леоне:
   — Позвольте мне проводить вас в каюту капитана.
   Он увлек ее за собою вдоль палубы туда, где на корме дежурный матрос открыл перед ними дверь каюты, давая им войти. Она была довольно скромно обставлена, но показалась Леоне очень теплой и уютной, с фонарем, подвешенным к балке, удобными стульями у дубового стола и койкой в самом дальнем углу, отгороженной красными драпировками.
   Леона прошла через каюту и уселась в кресло с высокой спинкой, которое пододвинул ей лорд Чард. И теперь наконец она смогла получше рассмотреть его, невольно подмечая, каким сильным и неотразимо привлекательным он был.
   Он положил шляпу и плащ на стул и с явным нетерпением приблизился к ней.
   — Я не могу поверить, что это правда, — с чувством произнес он, — что вы здесь и вам ничто не грозит. Расскажите мне, где вы были? Что с вами случилось?
   Леона глубоко вздохнула. Сейчас, вновь обретя дар речи, она осознала, сколь многое ей нужно было сказать ему. Но как раз в это мгновение раздался стук в дверь.
   — Войдите! — отозвался лорд Чард машинально, однако глаза его были прикованы к Леоне, улавливая каждое движение ее губ.
   — Капитан кланяется вам, сэр, — сообщил вошедший матрос, — но им удалось найти того человека, которого разыскивала ваша светлость. Хирург говорит, его дела плохи, и он просит к себе леди.
   — Просит к себе леди? — повторил лорд Чард, словно не веря собственным ушам.
   — Да, в самом деле! — раздался другой голос, и в дверном проеме появился капитан. Завидев Леону, он снял фуражку и отвесил ей несколько неуклюжий поклон. — Прошу прощения, мадам, но я думаю, будет правильнее сообщить вам, что Лью Куэйл — если не ошибаюсь, именно так зовут того контрабандиста — желает видеть вас.
   По словам хирурга, времени осталось совсем мало. Он очень тяжело ранен.
   — Тогда я должна пойти к нему, — сказала Леона.
   Она поднялась с кресла и, не глядя на лорда Чарда, но ясно сознавая, что он следовал за нею, направилась в сопровождении капитана через всю палубу и затем вниз по крутым ступенькам туда, где в пространстве между палубами лежали перенесенные сюда раненые.
   Лью среди них не было — его поместили в каюту.
   Она оказалась довольно невзрачным местом с единственной койкой, на которой лежал умирающий, но по крайней мере, подумала Леона в порыве внезапного сострадания, он мог покинуть этот мир в одиночестве.
   Хирург как раз склонился над ним, когда капитан, придерживая дверь, жестом пригласил Леону войти.