Страница:
Придерживая одной рукой юбку, она пошла вперед, ступая уже осторожнее, поскольку туннель постепенно становился уже — и затем снова расширялся, его каменные своды вздымались все выше и выше, переходя в одну из многочисленных пещер, хорошо знакомых Леоне. Она застыла в нерешительности. Огромные черные тени по сторонам угрожающе колыхались, откуда-то снизу отчетливо доносился рев прибоя.
И тут, присмотревшись, она заметила огонек костра, мерцавший в глубине расщелины слева от нее, и расслышала отдаленный звук мужских голосов. Она пошла на свет, невольно вскрикнув, когда случайно попавшаяся ей на пути летучая мышь внезапно рванулась вниз и прошмыгнула через лаз в дальнем темном углу пещеры в сторону моря. Небрежно прорубленное в толще скалы отверстие, ведущее в смежный зал пещеры, оказалось довольно узким, и из опасения порвать платье ей пришлось протискиваться через него почти боком. Небольшой поворот — и перед ее глазами ослепительно вспыхнуло пламя костра, не очень большого, но вполне достаточного, чтобы осветить неровные стены подземелья и группу людей, пристроившихся поближе к огню. Их было по меньшей мере двадцать, в некоторых из них Леона признала местных жителей, остальных она прежде никогда не видела. Среди них, опираясь спиной на бочку вина, сидел человек, крепко связанный веревками, с рассеченной щекой, из которой сочилась кровь, и еще одной глубокой раной на лбу.
Она в изумлении смотрела на него, словно остолбенев. Должно быть, из груди ее вырвался непроизвольный стон, потому что все головы мгновенно повернулись в ее сторону и чей-то грубый голос воскликнул:
— Мне померещилось или здесь кто-то есть?
Двое или трое мужчин как по тревоге вскочили на ноги, но тут другой голос, насмешливый и властный, осадил их:
— Все в порядке, бояться нечего. Это всего лишь прелестная мисс Леона пришла проведать нас.
Говоривший щеголеватой походкой приблизился к Леоне, и она инстинктивно отпрянула. В нем было нечто до такой степени отталкивающее, что одно его присутствие причиняло ей почти физическую боль.
— Вот уж поистине неожиданная честь!
В его словах чувствовалась нескрываемая ирония и в то же время нотки любопытства. Когда он наклонился, чтобы взять фонарь из рук Леоны, она содрогнулась от прикосновения его холодных пальцев.
— Меня послал мой брат, — с усилием произнесла она. Его губы скривила улыбка, показавшаяся ей отвратительной.
— А я-то надеялся, что вы явились сюда по собственной воле, — заметил он своим обычным язвительным тоном.
Запинаясь от гнева и волнения, она пробормотала:
— Он послал меня… предупредить вас.
— Ах вот оно что! Предупредить нас! В таком случае не изволите ли присесть? Позвольте предложить вам стаканчик вина. Ручаюсь вам, во всей Франции другого такого не найти.
— Сейчас нет времени, вы должны в-выслушать меня, — сказала Леона быстро.
Только тогда она осмелилась взглянуть на него, и ее поразил странный блеск в его темных глазах, беззастенчиво рассматривавших ее испуганное личико, подмечая малейшую деталь. Ей уже давно было известно, что Лью Куэйл испытывает к ней страстное влечение.
Она догадывалась об этом не только по его интонации, не только по выражению его лица, когда он обращался к ней, но еще и потому, что Хьюго, явно под его влиянием, постоянно уговаривал ее быть с ним полюбезнее.
«Ты должна быть признательна Лью. Что бы мы делали без него?.. Тебе следовало бы вести себя повежливее с Лью. Если бы ты знала, как он страдает из-за твоей холодности!.. Неужели ты не можешь держаться с ним хоть чуть-чуть поприветливее? В конце концов, разве он не ссужает нас деньгами, в которых мы так нуждаемся?..»И так без конца, изо дня в день.
Лью! Лью! Лью! Это имя преследовало ее повсюду.
По ночам она просыпалась с воплем, мучимая одним и тем же кошмаром, в котором он подкрадывался к ней все ближе и ближе, а она порывалась убежать, спрятаться от него — и не могла.
Она всем своим существом ненавидела его в эту минуту — ненавидела эти пухлые губы, застывшие в усмешке, эти темные глаза, мерцавшие диковатым огнем при свете костра. Бесспорно, он был довольно красив, и она могла понять, почему не только деревенские девушки, но и барышни из благородных фамилий по всему графству бегали за ним, оспаривая друг у друга его благосклонность.
Ходили слухи, что на самом деле он вовсе не был сыном стряпчего Арнольда Куэйла, которого все считали его отцом, но что тот якобы усыновил его по просьбе одного из своих самых высокопоставленных клиентов, получив за это немалую мзду. Рассказывали даже, что настоящим отцом Лью был принц королевской крови, а его мать принадлежала к древнему аристократическому роду, каковых в округе насчитывалось немалое количество. По другой версии, старик Куэйл, в молодости слывший весьма привлекательным мужчиной, однажды соблазнил очаровательную девушку, дочь местного землевладельца, и, когда у той родился ребенок, немедленно забрал его в свой дом и впоследствии выдавал за своего законного сына.
Действительно, со стороны казалось невероятным, чтобы миссис Куэйл, заурядная, ничем не примечательная дочь сельского врача, могла произвести на свет столь яркую и экзотическую личность, как Лью. Кроме того, молва утверждала, что здоровье вообще не позволяло ей иметь детей, и, само собой, братьев и сестер у Лью не было.
Независимо от того, как обстояло дело в действительности, Лью всю свою жизнь терзался от чувства собственной неполноценности, неосуществленных планов и несбыточных надежд. Обстановка родительского дома, чинная и благопристойная, типичная для среднего класса, контора его отца с ее повседневной рутиной и бесконечными ящиками с палками и документами, покрытыми толстым слоем пыли, вызывали в нем глухую неприязнь. Еще будучи подростком, он пустился на поиски приключений и, после того как некоторые из его проделок вызвали толки среди соседей, был несколько раз серьезно наказан.
Война с Наполеоном предоставила ему благоприятный случай выдвинуться. Контрабандисты пользовались тогда почти официальным покровительством со стороны британского правительства, рассчитывавшего регулярно получать через них необходимую информацию о противнике. Под их прикрытием агенты и контрагенты курсировали беспрепятственно между Англией и Францией, в то время как сами контрабандисты клали себе в карманы баснословные барыши.
Лью Куэйл начинал с малого, но постепенно его амбиции все более возрастали. С ранних лет он презирал бедность, а тут перед ним открывалась возможность не только разбогатеть, но и достичь той власти над простыми смертными, которой он втайне всегда жаждал и которая, по его глубокому убеждению, принадлежала ему по праву рождения.
Он организовал свою шайку с энергией и искусством опытного полководца. Специальный парламентский акт, изданный после войны и объявлявший контрабанду вне закона, изрядно позабавил его, не более того.
Он вполне мог позволить себе просто-напросто игнорировать таможенных чиновников, которые, в свою очередь, приходили в трепет от одного имени Куэйла.
Одетый как заправский денди, подражая господам из высшего общества, к которому он принадлежал, Лью Куэйл тщательно копировал манеры и изысканный стиль щеголей Сент-Джеймса. Но если кто-нибудь вставал у него на пути или бросал ему вызов, то рано или поздно приходилось убедиться, что за элегантной внешностью Лью Куэйла скрывались стальные мускулы и беспощадная жестокость, которая не остановится ни перед чем.
— Сегодня вечером вы прелестны, как никогда, — произнес он хриплым голосом обольстителя, с той характерной интонацией, которая еще ни разу не подводила его в подобных случаях. Он-то привык считать себя неотразимым во всем, что касалось любовных делишек!
— Я пришла сюда, т-только чтобы предупредить вас, — повторила Леона.
— А я вижу, что вы надели то самое платье, которое я выбрал для вас.
Глаза его остановились на ее обнаженных плечах и мягких, нежных бугорках грудей в том месте, где глубоко декольтированное по последней моде платье открывало крохотную ложбинку между ними. Тоненькие голубые жилки, заметные на юной коже, подчеркивали ее белизну и свежесть.
Леона инстинктивно подняла руки, мысленно упрекая себя, что не захватила с собой шаль или накидку, чтобы прикрыть наготу.
— Вы выбрали для меня! — воскликнула она гневно, отвлекаясь на мгновение от главной цели своего прихода. — Его подарил мне Хьюги!
— Неужели вы действительно верите, что Хьюго мог додуматься до этого или, расщедрившись, решил сделать приятное своей любимой сестренке? — осведомился Лью. — Я мог бы и сам преподнести его вам, но опасался, что вы не станете его носить. В любом случае вы должны оценить мой тонкий вкус.
От стыда и досады щеки Леоны вспыхнули густым румянцем.
— Если бы я знала, что это вы купили его для меня, я бы вышвырнула его в окно! — возразила она с горячностью.
В ответ он расхохотался, запрокинув голову, и смех его беспрепятственно разносился под сводами пещеры, отдаваясь гулким эхом.
— Сколько огня! Сколько страсти! — произнес он наконец. — Ну что ж, по крайней мере, я не совсем вам безразличен.
Слишком поздно она сообразила, что, действуя ей на нервы, он стремился вызвать ее на откровенность, вынуждая дать волю своим затаенным чувствам, и преуспел в этом. Он часто прибегал к подобному приему, после чего она всегда испытывала горькое сожаление при мысли о своей несдержанности, считая ее вульгарной.
Если бы только она могла заставить себя относиться к Лью с ледяной отчужденностью! Будь она на самом деле полностью равнодушна к нему, он не имел бы над ней никакой власти. Для нее это было совершенно очевидно, и тем не менее ему всегда каким-то образом удавалось усыпить ее бдительность, повергая в дрожь одним фактом своего существования, тогда как единственным ее желанием было забыть о нем и никогда больше не видеть.
Словно почувствовав, что зашел слишком далеко, он продолжал:
— Расскажите мне о ваших новостях. Я больше не буду вас дразнить.
Несмотря на то что люди, сидевшие вокруг костра, не могли слышать ни слова из их разговора, Леона заметила, что все они замерли в напряженном ожидании.
Они отлично понимали, что только сообщение чрезвычайной важности побудило ее появиться среди них, и, всматриваясь в их грубоватые, но полные внимания лица, она снова бросила беглый взгляд на человека с окровавленной щекой и кляпом во рту и быстро спросила:
— Кто он?
— Предатель, — коротко ответил Лью, следивший за нею краешком глаза.
— П-предатель? — пробормотала Леона чуть дыша и вздрогнула. — Вы имеете в виду, что он выдал тайну… этого места?
Лью покачал головой;
— Нет, до этого дело не дошло. Он успел узнать совсем немного, но рассчитывал на большее. К счастью, мы вовремя поймали его с поличным — к счастью для нас, разумеется.
— Что вы х-хотите с ним с-сделать?
Леона сознавала, что не вправе не задать этот вопрос, хотя ответ ей был заведомо известен. Вид несчастного был ужасен: из зияющей раны на щеке и глубокого шрама на лбу струилась кровь, тяжелые веки были наполовину сомкнуты, рот чуть приоткрыт, на всем его облике уже лежала печать обреченности. Глядя на его изорванную в клочья куртку, она догадалась, что его жестоко избили. На голове его также виднелись следы крови — вероятно, его волочили за волосы, — и сквозь порванные штаны просвечивала кожа на коленях, вся в синяках и ссадинах.
— Вы спрашиваете, что мы собираемся с ним сделать? — произнес Лью жестко, повышая голос. — Нам придется выколоть ему глаза и отрезать язык. Затем мы отсечем ему обе руки, чтобы впредь наши враги не смогли получить от него ни единой строчки. Но даже после этого у него еще остается возможность провести их сюда, так что для верности мы отрубим ему ступни ног. А потом…
Леона, вскрикнув, заткнула уши руками.
— Перестаньте! — Голос ее дрожал. — Перестаньте!
Ни с-слова больше. Я не в с-силах этого вынести.
— Но вы должны слышать, — настаивал Лью, — и он тоже. Перед вами шпион, подлая змея, затесавшаяся среди нас, чтобы через преданных нам людей добывать нужные ему сведения и передавать их тем, кто всеми способами норовит разделаться с нами.
— Почему бы вам не п-покончить с ним сразу? — прошептала Леона. — Это было бы б-более великодушно.
— У нас нет причин с ним церемониться, — отрезал Лью. — Он приговорен и должен умереть — в свое время.
Неужели теперь, когда он видел наши тайные ходы и наши лица без масок, мы позволим ему снова выйти на свет божий? Но в назидание остальным его смерть будет медленной — да, очень медленной и мучительной. Впрочем, я полагаю, вам бы не хотелось стать всему этому свидетельницей.
Леона понурила голову.
— Я с-сейчас же уйду, — запинаясь, ответила она. — Я здесь только для того, чтобы передать вам, как просил меня Хьюги, что к нам в замок неожиданно приехал лорд Чард.
— Лорд Чард! — не спеша повторил за ней Лью.
— Он получил распоряжение его величества искоренить контрабанду на побережье. Ему поручено арестовать всех, кто к ней причастен, и п-привлечь их к с-уду.
Каждое слово давалось Леоне с невероятным трудом, язык почти не слушался ее, однако Лью все понял.
— Стало быть, этот вечер его светлость проведет с вами? — спросил он, на сей раз без тени насмешки в голосе и с таким многозначительным выражением, словно в уме у него уже сложился план действий, многократно проверенный и продуманный до мельчайших подробностей.
— Неизвестно, как долго он пробудет у нас, — ответила Леона. — Он явился без приглашения и знает, знает обо всем, что тут происходит, я уверена в этом!
Она непроизвольно повысила голос в конце фразы, и тут же несколько мужчин рядом с нею повскакивали с мест.
— Кто еще знает? — угрюмо осведомился один из них. — О ком это вы там болтаете?
— Сидите спокойно и не шумите, — огрызнулся Лью. — Ни к чему разводить панику. Мисс Леона пришла предупредить нас, что сегодня вечером в замке гости.
Поэтому мы не станем выгружать товар на берег, но дадим сигнал на яхту опустить его на дно залива. Мы поднимем его потом, когда побережье освободится.
— А-а, так-то будет лучше, — отозвался другой, судя по тону, старик. — Что-то не шибко нам хочется рисковать.
— Может быть, имеет смысл просто отослать яхту обратно? — тихо спросила Леона у Лью.
— Постарайтесь отвлечь внимание его светлости и не позволяйте ему выглядывать в окна, выходящие на море, — последовал ответ. — Вам, с вашей внешностью, это более чем легко. Займите его разговором, и тогда ему едва ли придет в голову глазеть по сторонам.
Леона поджала губы в знак неодобрения.
— Это все, что я хотела вам сообщить, — сказала она.
— Передайте Хьюго, что он может на меня положиться. Все будет сделано как надо. А теперь я должен вас проводить.
— Спасибо, но я лучше дойду сама.
— А если я стану настаивать?
В ее памяти всплыл узкий проход в туннеле, явно слишком тесный для них двоих, и Леона отчетливо представила себе, как он украдкой сжимает ее ладонь в своей, прильнув к ней всем телом.
— Одна я доберусь быстрее, — ответила она. — Мне нельзя задерживаться! Скоро они выйдут из столовой, и мне необходимо быть там.
Говоря это, девушка круто повернулась и наклонилась, чтобы подобрать фонарь. Но Лью оказался проворнее, и, прежде чем ей удалось схватить его, холодные крепкие пальцы Куэйла снова вцепились в нее, словно пытаясь удержать.
— И у вас хватит смелости?
Он нарочно поддразнивал ее, и в порыве ярости Леона отчаянным усилием вырвала фонарь из его сжатых в кулак рук. Услышав его довольное хихиканье, она, не промолвив больше ни слова, метнулась прочь от него через щель в темноту пещеры и далее бегом, без оглядки по уже знакомому ей подземному ходу. Только хорошо развитое чувство равновесия спасло ее от падения на острые камни, но тут ей вдруг почудился звук шагов за спиною, и, подгоняемая паническим страхом, она помчалась вперед еще быстрее. Миновав благополучно оба потайных отверстия, она достигла наконец главной двери погреба, в которой торчал оставленный ею ключ.
Поставив фонарь на дубовую скамейку, она задула свечу, повернула ключ в замочной скважине и очень
Глава 3
И тут, присмотревшись, она заметила огонек костра, мерцавший в глубине расщелины слева от нее, и расслышала отдаленный звук мужских голосов. Она пошла на свет, невольно вскрикнув, когда случайно попавшаяся ей на пути летучая мышь внезапно рванулась вниз и прошмыгнула через лаз в дальнем темном углу пещеры в сторону моря. Небрежно прорубленное в толще скалы отверстие, ведущее в смежный зал пещеры, оказалось довольно узким, и из опасения порвать платье ей пришлось протискиваться через него почти боком. Небольшой поворот — и перед ее глазами ослепительно вспыхнуло пламя костра, не очень большого, но вполне достаточного, чтобы осветить неровные стены подземелья и группу людей, пристроившихся поближе к огню. Их было по меньшей мере двадцать, в некоторых из них Леона признала местных жителей, остальных она прежде никогда не видела. Среди них, опираясь спиной на бочку вина, сидел человек, крепко связанный веревками, с рассеченной щекой, из которой сочилась кровь, и еще одной глубокой раной на лбу.
Она в изумлении смотрела на него, словно остолбенев. Должно быть, из груди ее вырвался непроизвольный стон, потому что все головы мгновенно повернулись в ее сторону и чей-то грубый голос воскликнул:
— Мне померещилось или здесь кто-то есть?
Двое или трое мужчин как по тревоге вскочили на ноги, но тут другой голос, насмешливый и властный, осадил их:
— Все в порядке, бояться нечего. Это всего лишь прелестная мисс Леона пришла проведать нас.
Говоривший щеголеватой походкой приблизился к Леоне, и она инстинктивно отпрянула. В нем было нечто до такой степени отталкивающее, что одно его присутствие причиняло ей почти физическую боль.
— Вот уж поистине неожиданная честь!
В его словах чувствовалась нескрываемая ирония и в то же время нотки любопытства. Когда он наклонился, чтобы взять фонарь из рук Леоны, она содрогнулась от прикосновения его холодных пальцев.
— Меня послал мой брат, — с усилием произнесла она. Его губы скривила улыбка, показавшаяся ей отвратительной.
— А я-то надеялся, что вы явились сюда по собственной воле, — заметил он своим обычным язвительным тоном.
Запинаясь от гнева и волнения, она пробормотала:
— Он послал меня… предупредить вас.
— Ах вот оно что! Предупредить нас! В таком случае не изволите ли присесть? Позвольте предложить вам стаканчик вина. Ручаюсь вам, во всей Франции другого такого не найти.
— Сейчас нет времени, вы должны в-выслушать меня, — сказала Леона быстро.
Только тогда она осмелилась взглянуть на него, и ее поразил странный блеск в его темных глазах, беззастенчиво рассматривавших ее испуганное личико, подмечая малейшую деталь. Ей уже давно было известно, что Лью Куэйл испытывает к ней страстное влечение.
Она догадывалась об этом не только по его интонации, не только по выражению его лица, когда он обращался к ней, но еще и потому, что Хьюго, явно под его влиянием, постоянно уговаривал ее быть с ним полюбезнее.
«Ты должна быть признательна Лью. Что бы мы делали без него?.. Тебе следовало бы вести себя повежливее с Лью. Если бы ты знала, как он страдает из-за твоей холодности!.. Неужели ты не можешь держаться с ним хоть чуть-чуть поприветливее? В конце концов, разве он не ссужает нас деньгами, в которых мы так нуждаемся?..»И так без конца, изо дня в день.
Лью! Лью! Лью! Это имя преследовало ее повсюду.
По ночам она просыпалась с воплем, мучимая одним и тем же кошмаром, в котором он подкрадывался к ней все ближе и ближе, а она порывалась убежать, спрятаться от него — и не могла.
Она всем своим существом ненавидела его в эту минуту — ненавидела эти пухлые губы, застывшие в усмешке, эти темные глаза, мерцавшие диковатым огнем при свете костра. Бесспорно, он был довольно красив, и она могла понять, почему не только деревенские девушки, но и барышни из благородных фамилий по всему графству бегали за ним, оспаривая друг у друга его благосклонность.
Ходили слухи, что на самом деле он вовсе не был сыном стряпчего Арнольда Куэйла, которого все считали его отцом, но что тот якобы усыновил его по просьбе одного из своих самых высокопоставленных клиентов, получив за это немалую мзду. Рассказывали даже, что настоящим отцом Лью был принц королевской крови, а его мать принадлежала к древнему аристократическому роду, каковых в округе насчитывалось немалое количество. По другой версии, старик Куэйл, в молодости слывший весьма привлекательным мужчиной, однажды соблазнил очаровательную девушку, дочь местного землевладельца, и, когда у той родился ребенок, немедленно забрал его в свой дом и впоследствии выдавал за своего законного сына.
Действительно, со стороны казалось невероятным, чтобы миссис Куэйл, заурядная, ничем не примечательная дочь сельского врача, могла произвести на свет столь яркую и экзотическую личность, как Лью. Кроме того, молва утверждала, что здоровье вообще не позволяло ей иметь детей, и, само собой, братьев и сестер у Лью не было.
Независимо от того, как обстояло дело в действительности, Лью всю свою жизнь терзался от чувства собственной неполноценности, неосуществленных планов и несбыточных надежд. Обстановка родительского дома, чинная и благопристойная, типичная для среднего класса, контора его отца с ее повседневной рутиной и бесконечными ящиками с палками и документами, покрытыми толстым слоем пыли, вызывали в нем глухую неприязнь. Еще будучи подростком, он пустился на поиски приключений и, после того как некоторые из его проделок вызвали толки среди соседей, был несколько раз серьезно наказан.
Война с Наполеоном предоставила ему благоприятный случай выдвинуться. Контрабандисты пользовались тогда почти официальным покровительством со стороны британского правительства, рассчитывавшего регулярно получать через них необходимую информацию о противнике. Под их прикрытием агенты и контрагенты курсировали беспрепятственно между Англией и Францией, в то время как сами контрабандисты клали себе в карманы баснословные барыши.
Лью Куэйл начинал с малого, но постепенно его амбиции все более возрастали. С ранних лет он презирал бедность, а тут перед ним открывалась возможность не только разбогатеть, но и достичь той власти над простыми смертными, которой он втайне всегда жаждал и которая, по его глубокому убеждению, принадлежала ему по праву рождения.
Он организовал свою шайку с энергией и искусством опытного полководца. Специальный парламентский акт, изданный после войны и объявлявший контрабанду вне закона, изрядно позабавил его, не более того.
Он вполне мог позволить себе просто-напросто игнорировать таможенных чиновников, которые, в свою очередь, приходили в трепет от одного имени Куэйла.
Одетый как заправский денди, подражая господам из высшего общества, к которому он принадлежал, Лью Куэйл тщательно копировал манеры и изысканный стиль щеголей Сент-Джеймса. Но если кто-нибудь вставал у него на пути или бросал ему вызов, то рано или поздно приходилось убедиться, что за элегантной внешностью Лью Куэйла скрывались стальные мускулы и беспощадная жестокость, которая не остановится ни перед чем.
— Сегодня вечером вы прелестны, как никогда, — произнес он хриплым голосом обольстителя, с той характерной интонацией, которая еще ни разу не подводила его в подобных случаях. Он-то привык считать себя неотразимым во всем, что касалось любовных делишек!
— Я пришла сюда, т-только чтобы предупредить вас, — повторила Леона.
— А я вижу, что вы надели то самое платье, которое я выбрал для вас.
Глаза его остановились на ее обнаженных плечах и мягких, нежных бугорках грудей в том месте, где глубоко декольтированное по последней моде платье открывало крохотную ложбинку между ними. Тоненькие голубые жилки, заметные на юной коже, подчеркивали ее белизну и свежесть.
Леона инстинктивно подняла руки, мысленно упрекая себя, что не захватила с собой шаль или накидку, чтобы прикрыть наготу.
— Вы выбрали для меня! — воскликнула она гневно, отвлекаясь на мгновение от главной цели своего прихода. — Его подарил мне Хьюги!
— Неужели вы действительно верите, что Хьюго мог додуматься до этого или, расщедрившись, решил сделать приятное своей любимой сестренке? — осведомился Лью. — Я мог бы и сам преподнести его вам, но опасался, что вы не станете его носить. В любом случае вы должны оценить мой тонкий вкус.
От стыда и досады щеки Леоны вспыхнули густым румянцем.
— Если бы я знала, что это вы купили его для меня, я бы вышвырнула его в окно! — возразила она с горячностью.
В ответ он расхохотался, запрокинув голову, и смех его беспрепятственно разносился под сводами пещеры, отдаваясь гулким эхом.
— Сколько огня! Сколько страсти! — произнес он наконец. — Ну что ж, по крайней мере, я не совсем вам безразличен.
Слишком поздно она сообразила, что, действуя ей на нервы, он стремился вызвать ее на откровенность, вынуждая дать волю своим затаенным чувствам, и преуспел в этом. Он часто прибегал к подобному приему, после чего она всегда испытывала горькое сожаление при мысли о своей несдержанности, считая ее вульгарной.
Если бы только она могла заставить себя относиться к Лью с ледяной отчужденностью! Будь она на самом деле полностью равнодушна к нему, он не имел бы над ней никакой власти. Для нее это было совершенно очевидно, и тем не менее ему всегда каким-то образом удавалось усыпить ее бдительность, повергая в дрожь одним фактом своего существования, тогда как единственным ее желанием было забыть о нем и никогда больше не видеть.
Словно почувствовав, что зашел слишком далеко, он продолжал:
— Расскажите мне о ваших новостях. Я больше не буду вас дразнить.
Несмотря на то что люди, сидевшие вокруг костра, не могли слышать ни слова из их разговора, Леона заметила, что все они замерли в напряженном ожидании.
Они отлично понимали, что только сообщение чрезвычайной важности побудило ее появиться среди них, и, всматриваясь в их грубоватые, но полные внимания лица, она снова бросила беглый взгляд на человека с окровавленной щекой и кляпом во рту и быстро спросила:
— Кто он?
— Предатель, — коротко ответил Лью, следивший за нею краешком глаза.
— П-предатель? — пробормотала Леона чуть дыша и вздрогнула. — Вы имеете в виду, что он выдал тайну… этого места?
Лью покачал головой;
— Нет, до этого дело не дошло. Он успел узнать совсем немного, но рассчитывал на большее. К счастью, мы вовремя поймали его с поличным — к счастью для нас, разумеется.
— Что вы х-хотите с ним с-сделать?
Леона сознавала, что не вправе не задать этот вопрос, хотя ответ ей был заведомо известен. Вид несчастного был ужасен: из зияющей раны на щеке и глубокого шрама на лбу струилась кровь, тяжелые веки были наполовину сомкнуты, рот чуть приоткрыт, на всем его облике уже лежала печать обреченности. Глядя на его изорванную в клочья куртку, она догадалась, что его жестоко избили. На голове его также виднелись следы крови — вероятно, его волочили за волосы, — и сквозь порванные штаны просвечивала кожа на коленях, вся в синяках и ссадинах.
— Вы спрашиваете, что мы собираемся с ним сделать? — произнес Лью жестко, повышая голос. — Нам придется выколоть ему глаза и отрезать язык. Затем мы отсечем ему обе руки, чтобы впредь наши враги не смогли получить от него ни единой строчки. Но даже после этого у него еще остается возможность провести их сюда, так что для верности мы отрубим ему ступни ног. А потом…
Леона, вскрикнув, заткнула уши руками.
— Перестаньте! — Голос ее дрожал. — Перестаньте!
Ни с-слова больше. Я не в с-силах этого вынести.
— Но вы должны слышать, — настаивал Лью, — и он тоже. Перед вами шпион, подлая змея, затесавшаяся среди нас, чтобы через преданных нам людей добывать нужные ему сведения и передавать их тем, кто всеми способами норовит разделаться с нами.
— Почему бы вам не п-покончить с ним сразу? — прошептала Леона. — Это было бы б-более великодушно.
— У нас нет причин с ним церемониться, — отрезал Лью. — Он приговорен и должен умереть — в свое время.
Неужели теперь, когда он видел наши тайные ходы и наши лица без масок, мы позволим ему снова выйти на свет божий? Но в назидание остальным его смерть будет медленной — да, очень медленной и мучительной. Впрочем, я полагаю, вам бы не хотелось стать всему этому свидетельницей.
Леона понурила голову.
— Я с-сейчас же уйду, — запинаясь, ответила она. — Я здесь только для того, чтобы передать вам, как просил меня Хьюги, что к нам в замок неожиданно приехал лорд Чард.
— Лорд Чард! — не спеша повторил за ней Лью.
— Он получил распоряжение его величества искоренить контрабанду на побережье. Ему поручено арестовать всех, кто к ней причастен, и п-привлечь их к с-уду.
Каждое слово давалось Леоне с невероятным трудом, язык почти не слушался ее, однако Лью все понял.
— Стало быть, этот вечер его светлость проведет с вами? — спросил он, на сей раз без тени насмешки в голосе и с таким многозначительным выражением, словно в уме у него уже сложился план действий, многократно проверенный и продуманный до мельчайших подробностей.
— Неизвестно, как долго он пробудет у нас, — ответила Леона. — Он явился без приглашения и знает, знает обо всем, что тут происходит, я уверена в этом!
Она непроизвольно повысила голос в конце фразы, и тут же несколько мужчин рядом с нею повскакивали с мест.
— Кто еще знает? — угрюмо осведомился один из них. — О ком это вы там болтаете?
— Сидите спокойно и не шумите, — огрызнулся Лью. — Ни к чему разводить панику. Мисс Леона пришла предупредить нас, что сегодня вечером в замке гости.
Поэтому мы не станем выгружать товар на берег, но дадим сигнал на яхту опустить его на дно залива. Мы поднимем его потом, когда побережье освободится.
— А-а, так-то будет лучше, — отозвался другой, судя по тону, старик. — Что-то не шибко нам хочется рисковать.
— Может быть, имеет смысл просто отослать яхту обратно? — тихо спросила Леона у Лью.
— Постарайтесь отвлечь внимание его светлости и не позволяйте ему выглядывать в окна, выходящие на море, — последовал ответ. — Вам, с вашей внешностью, это более чем легко. Займите его разговором, и тогда ему едва ли придет в голову глазеть по сторонам.
Леона поджала губы в знак неодобрения.
— Это все, что я хотела вам сообщить, — сказала она.
— Передайте Хьюго, что он может на меня положиться. Все будет сделано как надо. А теперь я должен вас проводить.
— Спасибо, но я лучше дойду сама.
— А если я стану настаивать?
В ее памяти всплыл узкий проход в туннеле, явно слишком тесный для них двоих, и Леона отчетливо представила себе, как он украдкой сжимает ее ладонь в своей, прильнув к ней всем телом.
— Одна я доберусь быстрее, — ответила она. — Мне нельзя задерживаться! Скоро они выйдут из столовой, и мне необходимо быть там.
Говоря это, девушка круто повернулась и наклонилась, чтобы подобрать фонарь. Но Лью оказался проворнее, и, прежде чем ей удалось схватить его, холодные крепкие пальцы Куэйла снова вцепились в нее, словно пытаясь удержать.
— И у вас хватит смелости?
Он нарочно поддразнивал ее, и в порыве ярости Леона отчаянным усилием вырвала фонарь из его сжатых в кулак рук. Услышав его довольное хихиканье, она, не промолвив больше ни слова, метнулась прочь от него через щель в темноту пещеры и далее бегом, без оглядки по уже знакомому ей подземному ходу. Только хорошо развитое чувство равновесия спасло ее от падения на острые камни, но тут ей вдруг почудился звук шагов за спиною, и, подгоняемая паническим страхом, она помчалась вперед еще быстрее. Миновав благополучно оба потайных отверстия, она достигла наконец главной двери погреба, в которой торчал оставленный ею ключ.
Поставив фонарь на дубовую скамейку, она задула свечу, повернула ключ в замочной скважине и очень
Глава 3
— У вас на платье кровь, — тихо произнес лорд Чард.
— Кровь? Д-да, это кровь, — дрожащим голосом ответила Леона, подыскивая наугад хоть какую-нибудь отговорку, более или менее правдоподобное объяснение, откуда здесь взялось злосчастное пятно, однако все, что ей приходило на ум, — это глубокая кровоточащая рана на щеке предателя, его чуть приоткрытый рот, дрожащие веки и затуманенный страданием взгляд.
— Я… я уколола палец… — начала она было, но тут последние силы оставили ее. Комната стремительно закружилась, в глазах потемнело, и девушка почувствовала, что оседает на пол.
Леона попыталась ухватиться за кого-то или за что-то — она не успела разобрать точно, и потом на несколько минут еще теплившийся в ней огонек сознания исчез, растворился в беспросветной мгле. К счастью, обморок продолжался недолго, и когда она снова пришла в себя, то обнаружила, что чьи-то сильные руки бережно подхватили ее и несут через зал вверх по лестнице.
В первый момент она подумала, что это Хьюго, но, насколько она помнила, брат никогда прежде не держал ее на руках, по крайней мере, с такой сверхъестественной уверенностью и решительностью. Они преодолели по меньшей мере дюжину ступенек, прежде чем наша героиня, собравшись с мыслями, догадалась, кто это был.
— Со мной… все в порядке, милорд, — пробормотала она, едва дыша.
— Лежите спокойно, — скомандовал он, как ей показалось, строгим и не допускающим возражений тоном.
— Я не з-знаю… как это п-получилось… — робко объяснила она.
— Вам лучше не разговаривать, — ответил лорд Чард. — Скажите мне, где ваша комната?
— Направо… в конце к-коридора… — с трудом вымолвила Леона.
…Он нес ее все дальше и дальше по проходной галерее, передвигаясь так легко, словно она была невесомой, и у Леоны возникло странное ощущение: ей представлялось, что она уносится вперед, в неведомые просторы, вслед за облаками в небе, оставляя все горести и тревоги позади. Вполне возможно, это чувство было всего лишь наваждением, болезненной фантазией, порожденной слабостью, но все же ей стоило немалого труда взять себя в руки, вспомнив, что этот человек, столь великодушно пришедший сейчас ей на помощь, на деле таил в себе угрозу и его следовало остерегаться.
К тому времени они уже находились в старой части замка, построенной в эпоху Тюдоров, с узкими извилистыми коридорами, низкими потолками и деревянными половицами, издававшими резкий скрип под ногами лорда Чарда.
— Комната слева, — прошептала она наконец.
Дверь была не заперта, и он распахнул ее одним толчком. В комнате царил полумрак, он на миг остановился на пороге, по-прежнему крепко прижимая девушку к себе, пока его глаза не освоились с темнотой и в тусклом свете, проникавшем из коридора, не проступили очертания кровати. Затем с неожиданной для Леоны мягкостью он уложил ее на перину, подсунув под голову подушку и осторожно высвободив руки, как будто она казалась ему настолько хрупкой, что любое резкое движение могло причинить ей вред.
Она хотела поблагодарить его, но слова не шли с языка, он же, не дожидаясь изъявлений признательности, взял свечу со столика рядом с кроватью, выйдя в коридор, зажег ее от одной из многочисленных тонких свечек, горевших в канделябрах, и принес обратно в комнату. Поставив свечу на место, он выпрямился, пристально глядя на Леону сверху вниз. Девушка была очень бледна, расширившиеся зрачки еще хранили следы пережитого ужаса, к которому добавилось удручающее сознание собственного бессилия. Безусловно, он подметил все: ее судорожное, взволнованное дыхание, едва уловимое дрожание губ, багровое пятно на белом платье и чуть пониже — брызги грязи на подоле, там, где он волочился по дну туннеля.
И когда, казалось, от его внимания не ускользнула ни одна, даже самая незначительная подробность, он внезапно обернулся и испытующе посмотрел ей прямо в лицо, словно надеясь таким образом проникнуть в самые заветные глубины ее души. Леона была еще слишком слаба, приступ дурноты застал ее врасплох, и поэтому у нее не хватило воли сопротивляться. Вместо этого она только прикрыла глаза, чувствуя, как бледные щеки заливает обжигающий румянец смущения, а из-под сомкнутых темных ресниц медленно, одна за другой, струятся непрошеные слезы.
— Вам нездоровится, — произнес лорд Чард. — Я позвоню вашей горничной.
— Н-никто не придет, — ответила она, всхлипывая. — Слуги, должно быть, все на кухне. П-поймите, ваша светлость, ведь мы не ждали гостей, и у них сейчас так много д-дел…
— Тогда не могу ли я вам помочь? Вы нуждаетесь в уходе.
В его голосе было столько искренней теплоты и сочувствия что глаза Леоны моментально раскрылись от изумления.
— Но я — я совершенно здорова, — отозвалась она с таким видом, как будто собиралась его утешать. — Это был просто небольшой обморок. Мне уже л-лучше.
В подтверждение своих слов она слегка приподнялась на локтях, но от этого усилия голова у нее закружилась, и она, простонав, снова в изнеможении опустилась на подушки.
— Не шевелитесь, — сказал он. — Я принесу вам воды.
Он подошел к умывальнику, наполнил стакан холодной водой и поднес к ее губам, заботливо поддерживая левой рукой белокурую головку девушки. Леона отхлебнула, и под воздействием живительной, освежающей горло влаги остатки недомогания развеялись, как не бывало.
— Спасибо, — пробормотала она, слабо улыбнувшись. — Из вас вышла бы отличная с-сиделка.
— Мне действительно не раз приходилось ухаживать за ранеными на войне, — ответил лорд Чард. — Я помню, какое страшное потрясение испытал, когда впервые увидел бессчетное число людей, кричащих от боли и истекающих кровью. Мне даже казалось, что я никогда не смогу к этому привыкнуть, но со временем стал относиться к подобным зрелищам более равнодушно.
Леона опять зажмурила глаза. Она слишком хорошо понимала, о чем он говорил. Он оказался гораздо проницательнее, чем можно было предположить, и, похоже, догадался, что именно вызвало у нее столь сильный безотчетный ужас, отразившийся на всем ее облике. Это была близость смерти, а возможно, чего-то еще более жуткого, нежели смерть… «Я должна остерегаться его», — повторяла она себе вновь и вновь, отчаянно стиснув руки и стараясь вернуть себя к действительности, дабы ненароком не угодить в западню.
Лорд Чард между тем отнес пустой стакан и, остановившись посредине комнаты, с интересом осмотрелся вокруг. Пламя свечи осветило крохотный будуар, обставленный Леоной по собственному вкусу любимыми предметами, собранными ею со всех уголков замка.
Комнатка с зарешеченными окнами, выходившими в сад, выглядела совсем маленькой, но довольно уютной.
На широком, устланном подушками кресле у подоконника лежало несколько книг, по-видимому только что прочитанных ею. Подпорки кровати флорентийской работы, украшенной резьбой и позолотой, были выполнены в виде фигурок ангелов. Ее когда-то привез из Италии предок Леоны, четвертый баронет, известный как большой ценитель и коллекционер изящных вещей.
Прелестная картина над камином, изображавшая херувимов, играющих с гирляндами роз, несомненно, тоже появилась в доме благодаря ему. Кроме того, здесь нахолилась prie-dieu5 орехового дерева, судя по отделке, испанского происхождения, а также миниатюрный туалетный столик в стиле королевы Анны, очаровательный в простоте своих линий, и несколько стульев, покрытых затейливым резным орнаментом и увенчанных короной, свидетельствующей о том, что они вышли из придворных мастерских Карла Второго. Каждая деталь обстановки, казалось, имела свое особое значение и сама по себе радовала взор неброской красотой. И повсюду были цветы, наполнявшие интерьер восхитительным ароматом, расставленные в вазах с таким изяществом и фантазией, что любой из букетов производил впечатление законченного произведения искусства.
— Значит, это и есть ваша комната, — промолвил лорд Чард.
— Да, это мое самое любимое место, единственное, где я по-настоящему чувствую себя дома, где все мне дорого и близко, — ответила Леона непроизвольно, не отдавая отчета в своих словах. Она как бы поведала ему, сама того не желая, о своем одиночестве, о том населенном поэтическими образами мире, в котором она существовала, когда Хьюго не было рядом и никто, кроме слуг и лавочников, не переступал порога замка.
Лорд Чард, нагнувшись, поднял одну из книг.
— Я вижу, вы читаете «Возвращенный Рай»6, — заметил он. — Вы полагаете, что нашли здесь тот рай, к которому в душе стремитесь?
— Может быть, я не очень ясно представляю его себе, — призналась Леона. — Во всяком случае, иначе, чем это описано у Мильтона. Мой рай похож скорее на весенний сад, полный птиц и цветов, где море всегда спокойно и ласково, солнечные лучи пробиваются через листву деревьев и каждое дуновение ветерка волнует и завораживает, словно общаешься с близким другом. Вот что такое для меня Небеса…
— Кровь? Д-да, это кровь, — дрожащим голосом ответила Леона, подыскивая наугад хоть какую-нибудь отговорку, более или менее правдоподобное объяснение, откуда здесь взялось злосчастное пятно, однако все, что ей приходило на ум, — это глубокая кровоточащая рана на щеке предателя, его чуть приоткрытый рот, дрожащие веки и затуманенный страданием взгляд.
— Я… я уколола палец… — начала она было, но тут последние силы оставили ее. Комната стремительно закружилась, в глазах потемнело, и девушка почувствовала, что оседает на пол.
Леона попыталась ухватиться за кого-то или за что-то — она не успела разобрать точно, и потом на несколько минут еще теплившийся в ней огонек сознания исчез, растворился в беспросветной мгле. К счастью, обморок продолжался недолго, и когда она снова пришла в себя, то обнаружила, что чьи-то сильные руки бережно подхватили ее и несут через зал вверх по лестнице.
В первый момент она подумала, что это Хьюго, но, насколько она помнила, брат никогда прежде не держал ее на руках, по крайней мере, с такой сверхъестественной уверенностью и решительностью. Они преодолели по меньшей мере дюжину ступенек, прежде чем наша героиня, собравшись с мыслями, догадалась, кто это был.
— Со мной… все в порядке, милорд, — пробормотала она, едва дыша.
— Лежите спокойно, — скомандовал он, как ей показалось, строгим и не допускающим возражений тоном.
— Я не з-знаю… как это п-получилось… — робко объяснила она.
— Вам лучше не разговаривать, — ответил лорд Чард. — Скажите мне, где ваша комната?
— Направо… в конце к-коридора… — с трудом вымолвила Леона.
…Он нес ее все дальше и дальше по проходной галерее, передвигаясь так легко, словно она была невесомой, и у Леоны возникло странное ощущение: ей представлялось, что она уносится вперед, в неведомые просторы, вслед за облаками в небе, оставляя все горести и тревоги позади. Вполне возможно, это чувство было всего лишь наваждением, болезненной фантазией, порожденной слабостью, но все же ей стоило немалого труда взять себя в руки, вспомнив, что этот человек, столь великодушно пришедший сейчас ей на помощь, на деле таил в себе угрозу и его следовало остерегаться.
К тому времени они уже находились в старой части замка, построенной в эпоху Тюдоров, с узкими извилистыми коридорами, низкими потолками и деревянными половицами, издававшими резкий скрип под ногами лорда Чарда.
— Комната слева, — прошептала она наконец.
Дверь была не заперта, и он распахнул ее одним толчком. В комнате царил полумрак, он на миг остановился на пороге, по-прежнему крепко прижимая девушку к себе, пока его глаза не освоились с темнотой и в тусклом свете, проникавшем из коридора, не проступили очертания кровати. Затем с неожиданной для Леоны мягкостью он уложил ее на перину, подсунув под голову подушку и осторожно высвободив руки, как будто она казалась ему настолько хрупкой, что любое резкое движение могло причинить ей вред.
Она хотела поблагодарить его, но слова не шли с языка, он же, не дожидаясь изъявлений признательности, взял свечу со столика рядом с кроватью, выйдя в коридор, зажег ее от одной из многочисленных тонких свечек, горевших в канделябрах, и принес обратно в комнату. Поставив свечу на место, он выпрямился, пристально глядя на Леону сверху вниз. Девушка была очень бледна, расширившиеся зрачки еще хранили следы пережитого ужаса, к которому добавилось удручающее сознание собственного бессилия. Безусловно, он подметил все: ее судорожное, взволнованное дыхание, едва уловимое дрожание губ, багровое пятно на белом платье и чуть пониже — брызги грязи на подоле, там, где он волочился по дну туннеля.
И когда, казалось, от его внимания не ускользнула ни одна, даже самая незначительная подробность, он внезапно обернулся и испытующе посмотрел ей прямо в лицо, словно надеясь таким образом проникнуть в самые заветные глубины ее души. Леона была еще слишком слаба, приступ дурноты застал ее врасплох, и поэтому у нее не хватило воли сопротивляться. Вместо этого она только прикрыла глаза, чувствуя, как бледные щеки заливает обжигающий румянец смущения, а из-под сомкнутых темных ресниц медленно, одна за другой, струятся непрошеные слезы.
— Вам нездоровится, — произнес лорд Чард. — Я позвоню вашей горничной.
— Н-никто не придет, — ответила она, всхлипывая. — Слуги, должно быть, все на кухне. П-поймите, ваша светлость, ведь мы не ждали гостей, и у них сейчас так много д-дел…
— Тогда не могу ли я вам помочь? Вы нуждаетесь в уходе.
В его голосе было столько искренней теплоты и сочувствия что глаза Леоны моментально раскрылись от изумления.
— Но я — я совершенно здорова, — отозвалась она с таким видом, как будто собиралась его утешать. — Это был просто небольшой обморок. Мне уже л-лучше.
В подтверждение своих слов она слегка приподнялась на локтях, но от этого усилия голова у нее закружилась, и она, простонав, снова в изнеможении опустилась на подушки.
— Не шевелитесь, — сказал он. — Я принесу вам воды.
Он подошел к умывальнику, наполнил стакан холодной водой и поднес к ее губам, заботливо поддерживая левой рукой белокурую головку девушки. Леона отхлебнула, и под воздействием живительной, освежающей горло влаги остатки недомогания развеялись, как не бывало.
— Спасибо, — пробормотала она, слабо улыбнувшись. — Из вас вышла бы отличная с-сиделка.
— Мне действительно не раз приходилось ухаживать за ранеными на войне, — ответил лорд Чард. — Я помню, какое страшное потрясение испытал, когда впервые увидел бессчетное число людей, кричащих от боли и истекающих кровью. Мне даже казалось, что я никогда не смогу к этому привыкнуть, но со временем стал относиться к подобным зрелищам более равнодушно.
Леона опять зажмурила глаза. Она слишком хорошо понимала, о чем он говорил. Он оказался гораздо проницательнее, чем можно было предположить, и, похоже, догадался, что именно вызвало у нее столь сильный безотчетный ужас, отразившийся на всем ее облике. Это была близость смерти, а возможно, чего-то еще более жуткого, нежели смерть… «Я должна остерегаться его», — повторяла она себе вновь и вновь, отчаянно стиснув руки и стараясь вернуть себя к действительности, дабы ненароком не угодить в западню.
Лорд Чард между тем отнес пустой стакан и, остановившись посредине комнаты, с интересом осмотрелся вокруг. Пламя свечи осветило крохотный будуар, обставленный Леоной по собственному вкусу любимыми предметами, собранными ею со всех уголков замка.
Комнатка с зарешеченными окнами, выходившими в сад, выглядела совсем маленькой, но довольно уютной.
На широком, устланном подушками кресле у подоконника лежало несколько книг, по-видимому только что прочитанных ею. Подпорки кровати флорентийской работы, украшенной резьбой и позолотой, были выполнены в виде фигурок ангелов. Ее когда-то привез из Италии предок Леоны, четвертый баронет, известный как большой ценитель и коллекционер изящных вещей.
Прелестная картина над камином, изображавшая херувимов, играющих с гирляндами роз, несомненно, тоже появилась в доме благодаря ему. Кроме того, здесь нахолилась prie-dieu5 орехового дерева, судя по отделке, испанского происхождения, а также миниатюрный туалетный столик в стиле королевы Анны, очаровательный в простоте своих линий, и несколько стульев, покрытых затейливым резным орнаментом и увенчанных короной, свидетельствующей о том, что они вышли из придворных мастерских Карла Второго. Каждая деталь обстановки, казалось, имела свое особое значение и сама по себе радовала взор неброской красотой. И повсюду были цветы, наполнявшие интерьер восхитительным ароматом, расставленные в вазах с таким изяществом и фантазией, что любой из букетов производил впечатление законченного произведения искусства.
— Значит, это и есть ваша комната, — промолвил лорд Чард.
— Да, это мое самое любимое место, единственное, где я по-настоящему чувствую себя дома, где все мне дорого и близко, — ответила Леона непроизвольно, не отдавая отчета в своих словах. Она как бы поведала ему, сама того не желая, о своем одиночестве, о том населенном поэтическими образами мире, в котором она существовала, когда Хьюго не было рядом и никто, кроме слуг и лавочников, не переступал порога замка.
Лорд Чард, нагнувшись, поднял одну из книг.
— Я вижу, вы читаете «Возвращенный Рай»6, — заметил он. — Вы полагаете, что нашли здесь тот рай, к которому в душе стремитесь?
— Может быть, я не очень ясно представляю его себе, — призналась Леона. — Во всяком случае, иначе, чем это описано у Мильтона. Мой рай похож скорее на весенний сад, полный птиц и цветов, где море всегда спокойно и ласково, солнечные лучи пробиваются через листву деревьев и каждое дуновение ветерка волнует и завораживает, словно общаешься с близким другом. Вот что такое для меня Небеса…