Картленд Барбара. Любовь среди руин

   Ей было также интересно, какое впечатление Фубурбо Майус произведет на герцога.
   Так же ли будет он взволнован, как она или сэр Ричард?
   Девушка сказала себе, что подобная идея несбыточна, но тут же спросила себя:
   — А почему бы и нет?
   Она — сама себе хозяйка и ни перед кем не должна отчитываться.
   Кого будет интересовать, поехала ли ома в Фубурбо Майус, или осталась на вилле выслушивать болтовню Сюзетты?
   Герцог наблюдал за ней.
   — Если вы действительно думаете… будто я смогу оказаться вам полезной… Тогда, конечно, я бы с радостью отправилась с вами в Фубурбо Майус.
   Он хлопнул в ладоши и воскликнул:
   — Замечательно! Спасибо, большое спасибо! Я знаю, вы поможете мне, и я преисполнен такой благодарности, что не могу выразить ее словами.
   — Об одном я обязана предупредить вас — вы должны быть очень осторожны: там много змей. Мой… мой дядя… он умер от укуса ядовитой змеи.
   — Вы были тогда с ним?
   Вопрос застал ее врасплох.
   На мгновение она представила лицо отца после того, как его укусила змея.
   Она снова видела, как он с неимоверным усилием попытался вернуться к палаткам, а потом рухнул на землю.
   — Д-да… Я была там; — чуть слышно прошептала она.
   — Это должно было оказаться для вас ударом, — сказал герцог. — Вероятно, жестоко с моей стороны просить вас вернуться туда.
   — Нет, нет! Я хочу… вернуться, — твердо заявила Мимоза, как будто внезапно приняв решение. — Я хочу увидеть… его могилу.
   — Вы хотите сказать — он там и похоронен? — недоверчиво спросил герцог.
   — Люди, которые были с нами, боялись прикасаться к нему. Они очень суеверны и считают змей стражами священных храмов: поэтому-то они и кусают тех, кто вторгается непрошеным.
   — Тогда я должен быть осторожен, чтобы не нарушить их покой. Но, думается мне, такое случается нечасто.
   — В других местах мы обычно опасались скорпионов, — заметила Мимоза.
   Герцог ничего не сказал, но про себя отметил, что она впервые упомянула свои поездки к другим римским развалинам.
   Он думал, что она только читала о тех раскопках в Ливии и Алжире, о которых он ей говорил.
   Но он сказал себе, что такое невозможно.
   Все слышанное им о Тайсоне было связано с городами, только не древними, а городами настоящего.
   Английские газеты частенько писали о его поездках из Америки в Европу и обратно.
   Герцог припоминал, что Клинт Тайсон имел дела практически во всех странах Европы.
   Его огромное состояние явилось причиной появления бесчисленных газетных статей, посвященных ему.
   Пресса следовала за ним по пятам и отмечала все события в его жизни, как если бы он принадлежал к королевской семье.
   Но герцог не припоминал, чтобы где-нибудь писали о посещении Тайсоном тех мест, которые они обсуждали с его дочерью.
   Вместе с тем из их беседы определенно явствовало, что эта девушка была столь же хорошо знакома с некоторыми городами Римской империи, как и он сам.
   Он точно помнил: граф Андре сказал ему, что никогда не посещал Фубурбо Майус.
   Почему же тогда, недоумевал герцог, дочь Тайсона оказалась там со своим дядей.
   Вне всякого сомнения, сэр Ричард не мог одобрить ее роман с графом.
   Все это с быстротой молнии пронеслось в голове герцога, но он поостерегся говорить об этом вслух, так как боялся расстроить девушку.
   Послушавшись ее совета, он отправился туда, где можно было нанять лучших лошадей для экспедиции.
   Благодаря титулу и властному тону, Элрок получил лучших проводников и обещание приготовить все к следующему утру.
   Когда он возвратился на виллу, пора было уже переодеваться к ужину.
   Отведенная герцогу комната, где его уже ожидал Дженкинс, оказалась очень удобной.
   — Как тут здорово, ваша светлость! — сказал слуга. — И еда хороша, а постель какая, словно на облаке спишь!
   Герцог улыбнулся:
   — Тогда я оставлю вас наслаждаться всем этим, а сам отправлюсь завтра с караваном.
   — Это мне подходит, ваша светлость. Я преспокойненько обойдусь без ночлегов на голой земле и всей этой груды обломков.
   Герцог рассмеялся.
   Он привык выслушивать критические высказывания Дженкинса по поводу его увлечения раскопками.
   Герцог тем не менее оценил превосходный ужин, которым он наслаждался вместе с Мимозой.
   Она выглядела чрезвычайно мило в платье своей кузины, которое, несомненно, было сшито в Париже.
   Мимоза была тоньше Минервы, но она знала, что слуги и Сюзетта относят ее худобу за счет полуголодного существования, когда она находилась в руках похитителей.
   Мимоза нашла, что ужин наедине с мужчиной волнует ее.
   Конечно, матушка не одобрила бы ее поездку с этим человеком в Фубурбо Майус; впрочем, отец бы ее понял.
   По крайней мере она сумеет показать ему красоту римских развалин, и, возможно, герцог вернется в Англию, еще больше оценив их значение.
   «Если я спрошу его, — говорила она себе, — не объясняя всего… быть может, он подскажет мне, как мне поступить и куда мне следует направиться».
   Однако будущее представлялось ей туманным.
   И все же она чувствовала, что само присутствие герцога уже помогло ей.
   Она больше не была так испугана, как раньше.
   После ужина они прошли в гостиную, где окна в сад были все еще открыты.
   В сопровождении герцога Мимоза вышла на зеленую лужайку.
   Она взглянула на звезды, зная, что скоро снова будет смотреть в небо над Фубурбо Майус.
   Она помнила, как вместе с отцом смотрела на звезды в том пустынном, безлюдном месте.
   Какое-то время герцог наблюдал за девушкой, потом обратился к ней с вопросом:
   — Вы, несомненно, очень одиноки здесь теперь, когда граф Андре уехал. Что вы собираетесь делать дальше?
   — Я поеду в Англию, — ответила Мимоза.
   — Но вы одиноки, и ваша красота пропадает зря, — упорствовал герцог. — Вы очень привлекательны, мисс Тайсон, и многие, должно быть, говорили вам об этом.
   Мимоза продолжала смотреть на звезды и в ответ на его слова покачала головой:
   — Никто никогда не говорил мне об этом, но… надеюсь, это… так.
   Герцог промолчал: ему было непонятно, почему она пытается ему лгать.
   Неужели она действительно думает, будто ему неизвестно, что граф Андре был ее любовником?
   Или что они жили здесь вдвоем, пока графу не пришлось вернуться в Париж?
   Дженкинс рассказал ему, что мисс Тайсон была убита горем, когда граф оставил ее.
   Впрочем, герцог слышал и о том, что девушку похитила банда преступников, а когда несколько дней назад мисс Тайсон нашлась, она страдала полной потерей памяти.
   Герцог был так поражен, что с трудом мог поверить в это.
   Дженкинс расспрашивал повара, говорившего по-английски, и его рассказ подтвердил слуга, которого нанял еще граф, так же как и всех других слуг.
   Эта женщина не только лгунья, решил для себя герцог, она еще и очень хорошая актриса!
   Как фантастически талантливо играла она роль молоденькой девушки, малознакомой с нравами светского общества и совсем не знавшей мужчин!
   Но как, спрашивал он себя, могла она по заказу запиваться румянцем, как умудрялась выглядеть настолько застенчивой… простодушной, слушая его комплименты?
   Он упрекнул себя: следует быть довольным тем, что боги послали ему именно то, чего он хотел, — проводника по Фубурбо Майус.
   Если мисс Тайсон хотела притворяться наивной и невинной, почему он должен бросать ей вызов?
   Она предоставила ему удобную постель на очаровательной вилле, кроме того, обещала служить ему гидом по Фубурбо Майус.
   Было бы неблагодарностью требовать большего.
   Но, когда они повернули обратно, чтобы войти в дом, герцог понял, что определенно заинтригован.
   На стопе в гостиной лежала рукопись сэра Ричарда, и Мимоза сказала:
   — Я уверена, что сегодня вечером вам захочется прочитать как можно больше, но я предпочла бы, чтобы завтра вы не брали рукопись с собой.
   — Если вы предлагаете мне повод вернуться сюда после окончания моих исследований, тогда я принимаю его с благодарностью.
   — Я не смогу перенести, если что-нибудь… случится с этими записями, — сказала Мимоза.
   — Обещаю вам, что буду чрезвычайно осторожен. Однако я согласен с вами: было бы рискованно брать их с собой, ведь земля может быть сырой или начнется пыльная буря, как это часто случается. Ведь это Африка!
   — Да, я знаю, — согласилась Мимоза. — Однажды мы столкнулись с тучей саранчи, а это пострашнее любой песчаной бури.
   Она вспоминала, как они ехали через бесплодную пустыню, когда погонщики верблюдов вдруг стали указывать куда-то вперед.
   В ясном небе она увидела низкую темную тучу.
   Погонщики спрыгнули с верблюдов, а отец соскочил с лошади. Мимоза последовала их примеру.
   Погонщики заставили верблюдов опуститься на колени, чтобы самим спрятаться за ними.
   Саранча пролетела над караваном, и люди слышали, как шумят вверху крылья насекомых.
   Только когда эти звуки прекратились, Мимоза открыла глаза.
   Насекомые облепили лошадь, и даже на плечах Мимозы сидело несколько штук.
   Погонщики верблюдов убивали их или стряхивали, и мерзкие твари летели вдогонку остальным.
   Это был устрашающий случай.
   Мимоза понятия не имела, что ее рассказ еще больше заинтриговал герцога.
   Тут она посмотрела на часы.
   — Если мы собираемся тронуться в путь рано, — сказала она, — я думаю, было бы разумно лечь спать.
   — Согласен с вами.
   Она прошла к двери, которую он открыл для нее, и они вместе поднялись по великолепной лестнице.
   Когда они достигли площадки, на которую выходили их спальни. Мимоза протянула герцогу руку.
   — Спокойной ночи, ваша светлость, — сказала она. — Я не могу выразить, какое удовольствие я получила от нашей беседы.
   Надеюсь, что все, увиденное вами, когда вы доберетесь до Фубурбо Майус, найдет отражение в вашей книге.
   — Не знаю, сумею ли я описать все так же хорошо, как ваш дядя, — улыбнулся ей герцог, — но, мне кажется, с вашей помощью я не пропущу там ничего из по-настоящему интересного.
   — Ну вот, теперь вы мне льстите, — сказала Мимоза, — а я буду чувствовать себя виноватой, если другие археологи посчитают, будто это вы были небрежны и пропустили что-нибудь важное.
   Герцог засмеялся:
   — Нам следует попросить богов защитить нас.
   — Надеюсь, у вас есть все необходимое, — сказала вежливо Мимоза.
   Он взял протянутую руку, гадая, поцеловать ему руку или лучше саму девушку.
   Поскольку граф был ее любовником, она, должно быть, считает, что герцог затягивает свои ухаживания.
   Наверняка ведь женщина, живущая так уединенно на этой необыкновенно красивой вилле, должна ожидать от мужчины, посетившего ее, попыток завоевать ее благосклонность?
   Герцог еще колебался, когда Мимоза отняла руку и пошла к двери своей спальни.
   — Спокойной ночи, ваша светлость, и да благословит вас Господь, — сказала она.
   Эти слова она всегда говорила на ночь отцу, и теперь они сами сорвались с ее губ.
   Дойдя до своей спальни. Мимоза вошла и закрыла за собой дверь.
   Герцог стоял, глядя на закрытую дверь с озадаченным выражением на лице.
   Неужели возможно, спросил он себя, чтобы впервые в его жизни красивая женщина ушла, не оглянувшись на него с безошибочно угадываемым приглашением в глазах?
   И, само собой разумеется, никто из них, кроме его матери, никогда не благословлял его на ночь.
   Женщины, которых он знавал, неизменно полагали, будто они и есть то благословение, которое ему нужно.
   Герцог вошел в свою спальню и закрыл дверь, окончательно уверившись, что вокруг происходит нечто странное и необыкновенное!
   Но найти объяснение он не мог.
   Интуиция подсказывала ему: то, что сначала казалось простым и понятным, было чем-то совсем иным.
   Иным было уже то, что ему приходилось признать мисс Тайсон умнейшей среди тех молодых женщин, которых он когда-либо встречал.
   Готовясь ко сну, он вспоминал их разговор за обедом.
   И изумлялся.

Глава 6

   На следующее утро Мимоза проснулась с чувством ликования.
   Было еще очень рано, но она встала и оделась.
   Она уложила те немногие вещи, которые, по ее мнению, могли потребоваться ей во время поездки в Фубурбо Майус.
   Спустившись вниз, она не удивилась, застав герцога за завтраком.
   Он встал, когда она вошла в комнату.
   Как только Мимоза села за стол, а Жак поспешил принести с кухни горячие блюда, герцог обратился к ней с вопросом:
   — Вы уверены, что поездка не окажется для вас слишком утомительной?
   Тон его вопроса без лишних слов подсказал Мимозе, что от кого-то герцог уже узнал о ее похищении.
   В этом не было ничего удивительного, но все-таки она почувствовала смущение, поскольку ей снова приходилось лгать.
   Надо признать, герцог был осторожен и старался не напоминать девушке о случившемся с нею.
   Он знал: когда люди теряют память, их необходимо оставить в покое, пока они сами все не вспомнят.
   Поэтому он выслушал уверения Мимозы, что с ней все будет в порядке, и заговорил о других вещах.
   Жак отвез их в город в удобном экипаже; Элрок предположил, что куплен он был еще графом Андре.
   Когда они приехали туда, где их уже ожидал караван. Мимоза сразу увидела, что лошадей им предоставили молодых и свежих, а следовательно, поездка окажется не такой долгой, как если бы они наняли верблюдов.
   Чемоданы Мимозы и герцога навьючили на одну из лошадей.
   Прежде чем покинуть виллу. Мимоза справилась о здоровье мадам Бланк, но услышала в ответ, что та еще не звонила горничной.
   Мимоза невольно почувствовала облегчение: ей вовсе не хотелось пускаться в длинные объяснения относительно того, куда она отправляется и зачем.
   Слуги, конечно, все знали, и Мимоза не сомневалась, что Сюзетта по их возвращении будет проявлять любопытство, особенно когда узнает, что Мимозу сопровождал герцог.
   Было еще не жарко, хотя с восхода солнца прошло уже довольно много времени.
   Когда они выезжали из города. Мимоза с увлечением принялась показывать герцогу руины огромного акведука Адриана.
   Акведук был построен императором Адрианом для подачи чистой воды с гор в восьмидесяти милях от Карфагена.
   Поражало, что сооружение все еще не обрушилось.
   Восторг герцога напомнил Мимозе ее собственное первое впечатление от акведука.
   — Вода по подземному каналу пересекает холмы, — объяснила Мимоза, — в некоторых частях города все еще используются римские каналы.
   Герцог нашел это удивительным, но больше всего его поразили сияющие глаза Мимозы.
   На него также произвело впечатление ее умение управлять беспокойной лошадью, которая ей досталась.
   Без лишних вопросов он понял, что девушке было не привыкать к верховой езде.
   Где ей удалось научиться этому, гадал герцог: на ранчо ее отца в Америке или, быть может, в обширных охотничьих угодьях Англии.
   По дороге Мимоза показывала ему сохранившиеся римские колонны и храм Нимф, построенный во втором столетии.
   Герцог становился все более заинтригованным.
   Несомненно, казалось необычным, что молодая женщина, которой только и следовало бы интересоваться комплиментами мужчин, так восхищается древними постройками, пережившими столетия.
   Они остановились перекусить в тени каких-то развесистых деревьев. Вокруг до самого горизонта простиралась равнина.
   Блюда, приготовленные им в дорогу поваром с виллы, были восхитительны.
   — Это такая прекрасная страна! — сказала Мимоза, глядя на открывавшуюся перед ней картину.
   — И поэтому она так вам подходит, — заметил герцог. — Но скажите, разве вам не одиноко жить здесь совсем одной?
   Он подумал, что, возможно, поторопился со своим вопросом, но Мимоза задумчиво проговорила:
   — Но я лишь недавно осталась одна.
   Герцог решил, что она имеет в виду графа.
   Эта мысль неожиданно вызвала в нем раздражение. Ну почему столь красивая и явно неиспорченная молодая женщина должна тосковать о человеке, печально известном своими многочисленными страстными любовными похождениями?
   Поднявшись на ноги, герцог резко сказал;
   — Я думаю, нам пора двигаться!
   Этот неожиданный тон заставил Мимозу взглянуть на спутника в изумлении.
   Она не поняла, чем он так расстроен, но потом сказала себе, что это она поступала эгоистично, заставляя его терять время, когда он так стремился добраться до Фубурбо Майус.
   Они тронулись в путь и остановились, только когда лошади начали спотыкаться от усталости.
   Необходимо было установить палатки и приготовить еду, прежде чем зайдет солнце и вокруг станет темно.
   Мимоза выбрала отличное место для ночлега на берегу небольшого озера.
   Там была ровная площадка, на которой удобно было раскинуть палатки, которых оказалось две — большая и маленькая.
   Проводники разместили их немного поодаль друг от друга.
   Герцог, взглянув на них, неожиданно спросил девушку:
   — Вам не будет страшно спать одной?
   Мы могли бы поместиться вместе в большой палатке.
   Мимоза, казалось, не поняла некоторой двусмысленности его вопроса и отвечала бесхитростно:
   — Мне кажется, я чувствовала бы себя в большей безопасности, если бы моя палатка стояла поближе к вашей.
   По правде говоря, герцог предлагал совсем другое.
   Когда она велела людям переместить палатки поближе друг к другу, он цинично усмехнулся.
   Он все еще гадал, разыгрывает ли девушка из себя недотрогу, или и вправду совсем не воспринимает его как мужчину.
   Он усмехнулся, подумав, что последнее объяснение не слишком лестно для его эго.
   Конечно, странно было столкнуться с женщиной, которая не готова упасть в его объятия даже прежде, чем он спросит, как ее зовут.
   Он настолько привык к успеху у женщин в Лондоне и особенно к изощренной охоте за ним со стороны леди Сибил, что никак не мог понять, о чем думает Мимоза.
   Девушка подошла к нему и сказала:
   — Как только установят палатки, я думаю лечь спать. Нам следует выехать рано, а поскольку до Фубурбо Майус осталось всего около десяти миль, дорога туда не займет у нас много времени.
   — Звучит заманчиво, — согласился герцог, — но вам, несомненно, следует расположиться в большей палатке.
   Мимоза засмеялась.
   — Это потому что я — толстуха?
   — Я не говорил этого!
   — Большая палатка — для вас, — настаивала она, — а та, что меньше, — для меня.
   Это все, в чем я нуждаюсь, и если мне станет страшно, я смогу позвать вас, и вы меня услышите.
   Она вспомнила, как была похищена Минерва: не из палатки во многих милях от человеческого жилья, а из своего собственного сада.
   Выражение ее глаз заставило герцога поспешно сказать:
   — Я же только что сказал вам — если вы хоть немного боитесь, вы можете спать в моей палатке, под моей защитой.
   — Меня достаточно обнадеживает то, что вы близко, — ответила Мимоза. — Спокойной ночи, и спасибо за чудесный день.
   Она вошла в свою маленькую палатку, а герцог — в свою, однако мысли о девушке долго не давали ему уснуть.
 
   На следующее утро они отправились в путь, как только лошади были оседланы, а палатки упакованы и навьючены.
   Мимоза смотрела вдаль.
   Разглядев вдали на фоне ясного неба силуэты высоких колонн храма Юпитера, она ощутила восторг, но одновременно и глубокую скорбь по отцу.
   Как мог он покинуть ее так внезапно?
   Как могла эта самая захватывающая экспедиция из всех, которые они когда-либо предпринимали, закончиться столь печально?
   Мимоза с трудом сдерживала слезы, боясь, что герцог заметит их и начнет задавать неуместные вопросы.
   Мимоза заметила, что он все время на нее поглядывает, однако он ничего не сказал.
   Когда наконец они достигли Фубурбо Майус, Мимоза показала дорогу к подходящему месту для лагеря.
   Оно находилось у подножия холма, на котором когда-то был выстроен город.
   Росшие там деревья и кустарники могли дать хоть какую-то защиту от солнца.
   Они оставили лошадей с проводниками, а сами двинулись вверх по пологому склону.
   В отличие от первого дня пути из Туниса в это утро Мимоза не надела ни юбку для верховой езды, ни тонкую муслиновую блузу.
   Вместо этого на ней было синее муслиновое платье, подчеркивающее синеву ее глаз и золото волос.
   Такое красивое платье, конечно, не следовало надевать в дорогу, но она понимала, что, если герцогу придется ждать, пока она переоденется, это оттянет ту минуту, которой он так ждал.
   Минуту, когда он увидит храм Юпитера в Фубурбо Майус.
   Это было единственное здание, на котором раскопки уже завершились.
   Большая часть территории древнего города, окружавшего храм, все еще лежала под слоем земли, ожидая своей очереди.
   Когда они взобрались на вершину холма, слева от них стал виден храм во всем своем величии.
   Мимоза встала так, чтобы иметь возможность наблюдать за выражением лица герцога.
   Полностью сохранились только четыре колонны с коринфскими капителями, венчающие монументальную лестницу.
   Первоначально они поддерживали фриз и карниз треугольного фронтона над зданием.
   Шесть желобчатых колонн сохранились хуже, их капители валялись на полу.
   Из двадцати двух ступеней огромной лестницы, ведущей к храму, тринадцать оказались в довольно хорошем состоянии, и часть Форума уже расчистили.
   Теперь уже можно было представить себе, каким внушительным выглядел храм, возвышавшийся над всем городом.
   — Потрясающе! — воскликнул герцог: он сразу заметил, как приятно Мимозе его восхищение.
   Она подвела его к ступеням храма, который являлся когда-то религиозным и политическим центром города.
   Именно здесь проходили официальные религиозные церемонии, и, как в большинстве римских городов, архитекторы постарались, чтобы расположенный напротив храма Капитолий подчеркивал величие Форума.
   Мимоза рассказала герцогу то, что слышала от отца: за широким Форумом начиналась рыночная площадь.
   Она была невелика; в центре ее размещался колодец, вокруг теснились многочисленные здания, все еще скрытые пылью веков.
   Можно было только представлять себе, какими они были: здесь кипела жизнь, занимались своими делами торговцы, владельцы лавок, приезжие крестьяне, правительственные чиновники.
   Недалеко от храма среди развалин были видны удивительно легко узнаваемые контуры двух больших зданий, в которых (об этом тоже Мимоза рассказала герцогу) располагались когда-то римские бани — Зимние и Летние.
   Герцог очень ими заинтересовался и долго рассматривал.
   — Остается только надеяться, что я смогу вернуться сюда, когда все здесь будет окончательно освобождено от земли. Уверен, здесь будут сделаны замечательные находки — такие, каких мы себе сейчас и вообразить не можем!
   — Именно об этом мой… дядя писал в своей книге, — согласилась Мимоза. — Есть еще какие-то расчищенные помещения под храмом, хотя я не видела их.
   — У нас еще будет много времени, чтобы осмотреть их позже. Полагаю, нам стоит вернуться и поесть, — предложил герцог.
   — Теперь, когда вы напомнили про еду, должна сказать, что я изрядно проголодалась, — согласилась с ним Мимоза.
   Проводники уже разложили все необходимое для пикника в тени деревьев.
   Повар позаботился, чтобы они не голодали.
   — Полагаю, сегодня вечером нам придется довериться стряпне наших проводников, но боюсь, что она не окажется особенно аппетитной, — заметил герцог.
   — А я уверена, что у нас достаточно продовольствия. Повар заверил меня, что привык обеспечивать путешественников, отправляющихся в многодневные поездки к римским руинам, и точно знает, что нам потребуется.
   Герцог улыбнулся девушке:
   — Как же мне повезло: вы не только мой гид, но и гостеприимная хозяйка. Вы продумали все так тщательно, как был бы не способен никто другой.
   Он представил себе, как беспомощна была бы леди Сибил в подобной ситуации.
   Ни в одну свою экспедицию герцог никогда не брал ни одной женщины, поскольку знал, что от них больше проблем, нежели помощи.
   Мисс Тайсон явно была исключением.
   Он решил, что в этом заслуга ее американского воспитания, которое делает ее столь практичной.
   После обеда они поспешили назад к городским руинам, и герцог бродил среди них, стараясь представить, как же город выглядел тогда, в пору своего расцвета.
   Мимоза присела на обломок стены дома и стала наблюдать за ним.
   Она знала, чем сейчас занято его воображение: вот так же ходил здесь, размышляя, ее отец.
   Он словно переносился через столетия, возвращался в 168 год нашей эры, когда возводились двадцатифутовые колонны храма.
   Она попробовала представить себе византийцев, снующих по городу, возрожденному (после периода упадка в четвертом столетии) Константином II, сыном Константина Великого.
   Мимоза помнила, как отец рассказывал ей о падении города, ставшего жертвой вандалов, а затем преданного забвению во времена владычества Византии.
   — Он пережил нищету, радость и отчаяние, — сказала она себе, — совсем как большинство людей.
   Сейчас, в эту минуту, она была счастлива, потому что рядом находился герцог и она могла не беспокоиться о будущем.
   До его появления она ощущала, как темная туча надвигается все ближе и ближе.
   «Когда он уедет, — подумала она, — я придумаю, как мне поступить… Может быть, поеду в Англию одна».
   Как бы ни старалась она рассуждать здраво, сама мысль об этом пугала ее.
   С огромным усилием она удержалась, чтобы не вскочить с места и не побежать к герцогу.