Страница:
— Орден Святого Иоанна ведет бесконечную войну с Мальты. Но хоть рыцари и захватывают корабли мусульман и бомбардируют их гавани, одни они недостаточно сильны, чтобы поставить негодяев на колени.
— Значит, никто не спасет нас, — удрученно прошептала Катерина.
— Только деньги, — мрачно ответил герцог.
Наверху началось движение. Люди забегали туда-сюда, а минутой позже раздался хлопок ветра в паруса, и корабль снова отправился в путь. Катерина села на кровать.
— Куда нас… везут? — спросила она.
— В Тунис, а там нашу команду продадут как рабов.
— Рабов?
— В руках у этих варваров томятся тысячи и тысячи рабов-христиан.
— А что будет с… вами и… со мной? — спросила девушка.
— Надеюсь, дела сложатся лучше, чем обычно, — медленно проговорил герцог, и Катерина поняла, что он осторожно подбирает слова. — Насколько я знаю, в Алжире, Тунисе и Триполи — главных местах, из которых орудуют берберские пираты, — есть постоянно проживающие консулы от всех стран.
— А у этих консулов есть какая-нибудь власть? — спросила Катерина.
— Полагаю, очень незначительная. Я слышал, как министр иностранных дел говорил об этом всего год назад. Он жаловался, как трудна работа английского консула, и как их унижают бей и паши — в большинстве своем необразованные марроканцы, которых интересует лишь вымогательство денег у христиан.
— Выкупами?
— И, конечно, продажей их кораблей и груза.
Катерина глубоко вздохнула.
— Постарайтесь не бояться, — мягко сказал герцог. — Вы же знаете, что я буду защищать вас всеми способами, какими только смогу.
— Вы сказали… янычару, что я ваша… жена.
— У меня была причина так сказать.
Катерина ждала, что герцог даст ей прямое объяснение, но он заговорил о другом:
— При захвате корабля с женщинами практически всегда обращаются хорошо. Мусульмане почитают женщин, и мужчина, оскорбивший женщину, рискует получить палочные удары по пяткам. Как вы заметили, вас не попросили отдать любые ценности, какие могли бы быть на вас.
— Да, я удивилась этому, — сказала Катерина. — Как жаль, что вы не дали мне спрятать ваши деньги.
— Если у вас не отберут драгоценности, нам хватит и их, — ответил герцог. — Когда недавно я получил сведения о пиратах, я мало спрашивал об их обращении с пленницами. Мне и в голову не приходило, что я окажусь в подобной ситуации с женщиной на борту!
Катерине очень захотелось спросить, а не приходило ли ему в голову, что они могут столкнуться с пиратами, когда он плыл в Венецию с Одеттой?
Но потом она подумала, что они были достаточно благоразумны, чтобы держаться близко к берегам Франции и Италии. Ведь только потому что корабль сбился с курса во время шторма, они и попали в такую неприятную ситуацию.
— Янычар был добр, — заметила девушка, благодаря бога, что они по-прежнему на яхте.
— К счастью, он оказался продажным! — ответил герцог.
— Он лучше других!
— Думаю, все молодые турки в Леванте жаждут стать янычарами в Берберии, — сказал герцог. — Янычарам разрешается жениться на марроканских аристократках. Они обладают большой властью и живут в удобных домах с множеством рабов-христиан.
— А какую часть добычи получают они сами? — спросила Катерина.
— Только полтора процента, — ответил герцог. — Вот почему я предложил ему деньги. Пять процентов для Аллаха; из оставшегося половина идет владельцам пиратского корабля, хотя следовало бы отдавать ее государству, и половина — команде.
— А каюта хозяина — капитану, — добавила девушка.
— Точно! Большая часть награбленного довольно честно делится под мачтой, куда уволокли содержимое вашей каюты.
Катерина вздохнула.
— К счастью, у меня мало что было.
Герцог не ответил. Он стоял у иллюминатора, глядя на море.
Несмотря на его спокойный тон, Катерина знала, что герцог глубоко взволнован тем, что произошло, и он, как и любой человек, беспокоится о будущем.
С усилием, потому что она боялась больше, чем смела признаться даже себе, девушка сказала:
— Раз мы должны больше суток сидеть взаперти в этой каюте с нашим стражем, я хочу спросить… у вас случайно нет с собой колоды карт?
— Карт? — изумленно переспросил герцог, будто в жизни не слышал ни о чем подобном.
Катерина улыбнулась.
— Если мы все время будем пугать себя, представляя, что с нами случится, когда мы достигнем места назначения, это не принесет никакой пользы, — сказала она. — Есть множество вопросов, которые я хочу задать, но, по-моему, сейчас нам лучше отвлечься. Сыграть в пикет или любую другую игру, какую хотите. Отец научил меня почти всем карточным играм.
Герцог недоверчиво воззрился на нее, а потом рассмеялся.
— Я никогда еще не встречал женщину, настолько непредсказуемую, как вы, — сказал он. — У меня такое чувство, что вы неестественная. В эту минуту вам следовало бы лить слезы на моем плече.
— Именно этого мне и хочется, — призналась Катерина, — но как-то… неловко делать это перед… публикой.
При этих словах она взглянула на солдата, который теперь дымил своей вонючей трубкой.
— Боюсь, мы будем по горло сыты табачным дымом, пока доберемся до Туниса, — заметил герцог.
— Я тоже об этом думала, — сказала Катерина, — но вряд ли мы сумеем объяснить ему, что невежливо курить в присутствии дамы!
Герцог снова засмеялся и, подойдя к столу, выдвинул ящики.
— Уверен, у меня где-то была колода.
В конце концов он отыскал ее у задней стенки нижнего ящика.
— Нам повезло, что Хедли не положил их в салон. А вы, случайно, не играете в шахматы?
— Конечно, играю, — ответила Катерина. — А что?
— Да я только что вспомнил, что купил в Венеции шахматы.
Герцог пошел к расписному шкафу и вытащил большую коробку. Положив ее на кровать, он развернул бумагу, и Катерина увидела зеленый кожаный футляр с красивым тиснением по итальянской моде.
Когда герцог открыл его, чтобы достать резные фигуры из слоновой кости, явно очень старинные, девушка ахнула от восторга.
— Я увидел их в лавке, — объяснил герцог, — и не смог устоять.
— Они изумительны! — воскликнула Катерина. — Но вы так удивленно спросили, не играю ли я в шахматы, что мне просто не верится, что они предназначались для одной из ваших… подруг.
— Нет, конечно, — согласился герцог. — Я купил их для коллеги по политической деятельности. Мы с ним часто играем в шахматы, и я знал, что он оценит такую изысканную работу.
— Вы интересуетесь политикой? — спросила Катерина.
— Очень.
— Тогда меня удивляет, что вы приехали в Венецию советовать им вооружаться против возможного вторжения Франции в Австрию, но не подумали, что в этом случае произойдет в Англии.
— А что произойдет? — с любопытством спросил герцог.
— Я абсолютно убеждена, что если на континенте начнется большая война, то рано или поздно Великобритания будет втянута в нее! А мы почти так же не готовы воевать, как и венецианцы.
Герцог не сводил глаз с ее лица. Он заметил, что девушка говорит так, будто она целиком и полностью англичанка, но ничего не сказал, и Катерина продолжила:
— Наши корабли нуждаются в ремонте и переоснащении, у нас очень маленькая регулярная армия, а наши солдаты давно уже недовольны задержками в получении жалования и условиями, в которых им приходится служить.
— Откуда вы это знаете? — спросил герцог.
— Я слышала, как знающие люди говорили об этом, я внимательно слушала дебаты в палате общин, и кроме того, я читаю газеты.
— Вы изумляете меня, — сказал герцог, — но, действительно, все, что вы сказали — правда! Нам необходимо перевооружаться. Донесения из Европы, как признает мистер Питт, очень зловещи.
— А вы? Вы пытаетесь помочь? — спросила Катерина.
— Каким образом? — не понял герцог.
— Вы ведь владеете большими землями, — объяснила Катерина. — Если нам придется воевать, и даже если мы окажемся в блокаде, нам понадобится больше продовольствия, чем наши фермеры поставляют нам в данный момент.
Герцог так заинтересовался этой идеей, что напрочь забыл о шахматах, которые положил на кровать.
Они проговорили больше двух часов, обсуждая международную ситуацию, прежде чем, наконец-то, расставили шахматные фигуры и начали битву умов.
Бремя обеда давно прошло, оба проголодались, и герцог, не имея часов, догадался, что должно быть уже около семи.
— Нас хоть покормят? — спросила Катерина.
— Понятия не имею, — ответил герцог.
Солдаты сменились. Их новый страж не курил, но он жевал чеснок и имел неприятную привычку сплевывать. Катерине страшно хотелось намекнуть ему, что эта практика не улучшит ковер, ставший теперь собственностью капитана.
За окном уже смеркалось, когда какой-то бербер принес им две лепешки пресного хлеба.
Он принес их в своих грязных руках, бросил на пол перед солдатом и очевидно сказал ему, что это для его узников.
Солдат кивнул на хлеб, и Катерина подобрала лепешки.
Они выглядели как большие плоские оладьи, и передав одну герцогу, Катерина с сомнением посмотрела на свою.
— Они вполне съедобные и очень сытные, — успокоил ее герцог. — Было бы разумно поесть немного, если сможете забыть, что за руки их испекли, и как их сюда доставили.
— Пожалуй, я слишком голодна, чтобы привередничать, — сказана Катерина. — Я все время думаю об обеде, которым мы могли бы наслаждаться, если бы ваш шеф-повар не сидел в трюме у пиратов.
Герцог не ответил, и она предложила:
— Попробуем притвориться, что это — телячья вырезка, тушеная со сливками, вином и грибами. Или ваша светлость предпочитает молодого голубя, фаршированного куриной печенкой?
— Вы раздразниваете мой аппетит, — запротестовал герцог.
— Закройте глаза и представьте, что вы едите что-то вкусное, — посоветовала Катерина. — Тогда этот отсыревший хлеб легче пройдет в горло.
Взяв два бокала, девушка прошла через каюту к ванной комнате. Она надеялась, что там есть свежая вода, и не ошиблась.
На полу стояли два больших бидона, приготовленных для ванны герцога. Катерина налила из одного из них в бокалы и вернулась к герцогу.
— Шампанское, милорд, или этим вечером вы пьете кларет?
Герцог улыбнулся ей, беря бокал.
— Чувствую, мы очень не скоро снова отведаем вина, — сказал он. — Как вы знаете, оно запрещено пророком Мухаммедом.
— Ну, я надеюсь, вода там незаражена, — сказала Катерина. — Папа всегда говорил мне, что в восточных странах воду для питья нужно сначала вскипятить.
— Полагаю, человек может привыкнуть ко всему, — с кривой улыбкой ответил герцог.
Потом он поднял бокал.
— Я начинаю думать, Катерина, что если мне придется сидеть в тюрьме, то вы будете самым приятным компаньоном из всех знакомых мне женщин.
Катерина посмотрела на него, удивляясь комплименту. Потом стремительно покраснела и потупилась.
Губы герцога дрогнули. Он собирался что-то сказать, но солдат в углу комнаты снова шумно сплюнул на ковер, и герцог передумал.
Стало темнеть, и герцог сказал после того, как они закончили еще одну партию в шахматы:
— Вам нужно лечь и поспать. Надеюсь, вас не слишком смутит, если я разделю постель с вами. Есть стул, но, боюсь, он покажется крайне неудобным, если проводить на нем ночь.
— Нет, конечно, нет! — воскликнула Катерина. — Мы оба должны поспать, сколько сможем. И я в любом случае не могла бы раздеться в присутствии этого человека, — и она неловко взглянула на плюющего солдата.
В отличие от первого стража, у этого были наглые глаза, и Катерина не раз ловила на себе его неприятный взгляд, хоть солдат и притворялся безразличным.
— Идите и умойтесь, — предложил герцог. — А я сниму сюртук и надену халат. Я также намерен снять сапоги.
— Это очень разумно, — согласилась Катерина, — но у меня, увы, нет ничего, что я могла бы надеть на ночь.
Уединившись в ванной комнате, она сняла платье, вымылась и, снова одевшись, вернулась в каюту.
Снаружи почти стемнело, и свет в каюту почти не проникал, но девушка увидела, что герцог, как и сказал, снял свой галстук и надел длинный парчовый халат.
Он также откинул покрывало из темно-красного дамаста, и Катерина легла на одеяла, головой на украшенную монограммой льняную подушку.
— Нам придется всю ночь оставаться в темноте? — спросила она с легкой дрожью в голосе.
У нее мороз пробегал по коже при мысли о том, что в углу каюты сидит солдат, которого она не видит.
Только Катерина это спросила, как в коридоре раздались шаги. Дверь открылась, и в каюту просунулась рука, держащая маленький свечной фонарь.
Солдат взял его и поставил перед собой на пол.
Фонарь давал очень мало света. Но тени с ним стали четче и казались теперь угрожающими.
Герцог лег на другую сторону кровати.
«Как странно, — подумала Катерина. — Мы лежим здесь бок о бок, пленники самых свирепых пиратов в мире, и по-прежнему разговариваем вежливо и ведем себя так, будто мы совершенно чужие!»
Ей вдруг страстно захотелось повернуться к герцогу и спрятать голову на его плече.
Девушка вспомнила, какими сильными были его руки, когда он обнимал ее в ту первую ночь, когда они познакомились! Потом он поцеловал ее в губы!
«Должно быть, это был просто внезапный порыв, — подумала Катерина, — дань карнавальному настроению».
С тех пор герцог определенно не выказывал никакой любви к ней. Вначале он казался сердитым и раздраженным, а потом не более чем добрым и внимательным.
«Возможно, — сказала себе девушка, — теперь, когда он видит меня без маски, он находит меня непривлекательной».
Она никогда толком не видела Одетту и только слышала ее голос, когда сидела в шкафу, но создала для себя ее мысленный портрет.
Темноволосая и обворожительная, возможно, шаловливо-пикантная, несомненно, соблазнительная и очень искушенная.
«Почему он должен восхищаться мной?» — спросила себя Катерина и с ненавистью подумала о своих голубых глазах и совершенстве своих мелких черт лица.
Ей также хотелось знать, как выглядит Дзанетта Тамьяццо. Девушка слышала, как многие говорили о ее красоте и привлекательности.
Герцог был ее покровителем, и Катерина отлично понимала Дзанетту, которая охотно оставила герцога Орлеанского ради мужчины настолько привлекательного, настолько красивого и настолько неотразимого.
«Я люблю его», — сказала себе Катерина в темноте и всем своим существом почувствовала, что герцог от нее всего в нескольких дюймах, его широкие плечи, казалось, занимают больше его половины кровати.
«Я люблю тебя! Я люблю тебя!!!» — прошептала она в своем сердце и подумала, что какие бы лишения, какие бы страдания ни пришлось им пережить в Тунисе, по крайней мере, они будут вместе.
Она сможет говорить с герцогом, сможет видеть его и приложит все усилия, чтобы и дальше развлекать и интересовать его.
Она нарочно предложила сыграть в карты, чтобы герцог осознал, что она именно тот компаньон, какой нужен в подобной ситуации.
Из того, что она слышала раньше, Катерина не сомневалась, что Одетта жаловалась бы и, возможно, из-за своего низкого происхождения вопила бы от страха и рыдала при мысли о том, что ждет впереди.
«Что бы ни случилось, — сказала себе Катерина, — я должна вести себя с достоинством. Я должна помнить, что люди, в которых течет благородная кровь, сгорали на кострах без единого крика, терпели невыразимые пытки, но не предавали своих товарищей, умирали, но не отрекались от своей веры!»
Девушка молилась, чтобы ей хватило мужества быть столь же храброй, если понадобится, молилась, чтобы герцогу никогда не было стыдно за нее!
Катерина отчаянно хотела, чтобы герцог восхищался ею. Когда он поднял за нее тост с бокалом воды из ванной комнаты, девушка почувствовала странную нервную дрожь.
«Возможно, я все же нравлюсь ему капельку», — утешила она себя.
— Вы в порядке?
Голос герцога испугал ее. Но не успела Катерина ответить, как его ладонь накрыла ее руки.
— Мне невыносимо думать, что это по моей вине вы оказались здесь и в такой опасной ситуации, — сказал он тихо.
— По вашей вине? — удивленно спросила девушка, стараясь не дать волнению, которое охватило ее при прикосновении руки герцога, отразиться в ее голосе.
— Если бы я отвез вас обратно в Венецию, как должен был сделать, — ответил герцог, — вы были бы сейчас в безопасности во дворце вашего деда.
— Не думаю, что вы… поверите мне, — сказала Катерина, — но я… предпочитаю быть… здесь.
Глава 7
— Значит, никто не спасет нас, — удрученно прошептала Катерина.
— Только деньги, — мрачно ответил герцог.
Наверху началось движение. Люди забегали туда-сюда, а минутой позже раздался хлопок ветра в паруса, и корабль снова отправился в путь. Катерина села на кровать.
— Куда нас… везут? — спросила она.
— В Тунис, а там нашу команду продадут как рабов.
— Рабов?
— В руках у этих варваров томятся тысячи и тысячи рабов-христиан.
— А что будет с… вами и… со мной? — спросила девушка.
— Надеюсь, дела сложатся лучше, чем обычно, — медленно проговорил герцог, и Катерина поняла, что он осторожно подбирает слова. — Насколько я знаю, в Алжире, Тунисе и Триполи — главных местах, из которых орудуют берберские пираты, — есть постоянно проживающие консулы от всех стран.
— А у этих консулов есть какая-нибудь власть? — спросила Катерина.
— Полагаю, очень незначительная. Я слышал, как министр иностранных дел говорил об этом всего год назад. Он жаловался, как трудна работа английского консула, и как их унижают бей и паши — в большинстве своем необразованные марроканцы, которых интересует лишь вымогательство денег у христиан.
— Выкупами?
— И, конечно, продажей их кораблей и груза.
Катерина глубоко вздохнула.
— Постарайтесь не бояться, — мягко сказал герцог. — Вы же знаете, что я буду защищать вас всеми способами, какими только смогу.
— Вы сказали… янычару, что я ваша… жена.
— У меня была причина так сказать.
Катерина ждала, что герцог даст ей прямое объяснение, но он заговорил о другом:
— При захвате корабля с женщинами практически всегда обращаются хорошо. Мусульмане почитают женщин, и мужчина, оскорбивший женщину, рискует получить палочные удары по пяткам. Как вы заметили, вас не попросили отдать любые ценности, какие могли бы быть на вас.
— Да, я удивилась этому, — сказала Катерина. — Как жаль, что вы не дали мне спрятать ваши деньги.
— Если у вас не отберут драгоценности, нам хватит и их, — ответил герцог. — Когда недавно я получил сведения о пиратах, я мало спрашивал об их обращении с пленницами. Мне и в голову не приходило, что я окажусь в подобной ситуации с женщиной на борту!
Катерине очень захотелось спросить, а не приходило ли ему в голову, что они могут столкнуться с пиратами, когда он плыл в Венецию с Одеттой?
Но потом она подумала, что они были достаточно благоразумны, чтобы держаться близко к берегам Франции и Италии. Ведь только потому что корабль сбился с курса во время шторма, они и попали в такую неприятную ситуацию.
— Янычар был добр, — заметила девушка, благодаря бога, что они по-прежнему на яхте.
— К счастью, он оказался продажным! — ответил герцог.
— Он лучше других!
— Думаю, все молодые турки в Леванте жаждут стать янычарами в Берберии, — сказал герцог. — Янычарам разрешается жениться на марроканских аристократках. Они обладают большой властью и живут в удобных домах с множеством рабов-христиан.
— А какую часть добычи получают они сами? — спросила Катерина.
— Только полтора процента, — ответил герцог. — Вот почему я предложил ему деньги. Пять процентов для Аллаха; из оставшегося половина идет владельцам пиратского корабля, хотя следовало бы отдавать ее государству, и половина — команде.
— А каюта хозяина — капитану, — добавила девушка.
— Точно! Большая часть награбленного довольно честно делится под мачтой, куда уволокли содержимое вашей каюты.
Катерина вздохнула.
— К счастью, у меня мало что было.
Герцог не ответил. Он стоял у иллюминатора, глядя на море.
Несмотря на его спокойный тон, Катерина знала, что герцог глубоко взволнован тем, что произошло, и он, как и любой человек, беспокоится о будущем.
С усилием, потому что она боялась больше, чем смела признаться даже себе, девушка сказала:
— Раз мы должны больше суток сидеть взаперти в этой каюте с нашим стражем, я хочу спросить… у вас случайно нет с собой колоды карт?
— Карт? — изумленно переспросил герцог, будто в жизни не слышал ни о чем подобном.
Катерина улыбнулась.
— Если мы все время будем пугать себя, представляя, что с нами случится, когда мы достигнем места назначения, это не принесет никакой пользы, — сказала она. — Есть множество вопросов, которые я хочу задать, но, по-моему, сейчас нам лучше отвлечься. Сыграть в пикет или любую другую игру, какую хотите. Отец научил меня почти всем карточным играм.
Герцог недоверчиво воззрился на нее, а потом рассмеялся.
— Я никогда еще не встречал женщину, настолько непредсказуемую, как вы, — сказал он. — У меня такое чувство, что вы неестественная. В эту минуту вам следовало бы лить слезы на моем плече.
— Именно этого мне и хочется, — призналась Катерина, — но как-то… неловко делать это перед… публикой.
При этих словах она взглянула на солдата, который теперь дымил своей вонючей трубкой.
— Боюсь, мы будем по горло сыты табачным дымом, пока доберемся до Туниса, — заметил герцог.
— Я тоже об этом думала, — сказала Катерина, — но вряд ли мы сумеем объяснить ему, что невежливо курить в присутствии дамы!
Герцог снова засмеялся и, подойдя к столу, выдвинул ящики.
— Уверен, у меня где-то была колода.
В конце концов он отыскал ее у задней стенки нижнего ящика.
— Нам повезло, что Хедли не положил их в салон. А вы, случайно, не играете в шахматы?
— Конечно, играю, — ответила Катерина. — А что?
— Да я только что вспомнил, что купил в Венеции шахматы.
Герцог пошел к расписному шкафу и вытащил большую коробку. Положив ее на кровать, он развернул бумагу, и Катерина увидела зеленый кожаный футляр с красивым тиснением по итальянской моде.
Когда герцог открыл его, чтобы достать резные фигуры из слоновой кости, явно очень старинные, девушка ахнула от восторга.
— Я увидел их в лавке, — объяснил герцог, — и не смог устоять.
— Они изумительны! — воскликнула Катерина. — Но вы так удивленно спросили, не играю ли я в шахматы, что мне просто не верится, что они предназначались для одной из ваших… подруг.
— Нет, конечно, — согласился герцог. — Я купил их для коллеги по политической деятельности. Мы с ним часто играем в шахматы, и я знал, что он оценит такую изысканную работу.
— Вы интересуетесь политикой? — спросила Катерина.
— Очень.
— Тогда меня удивляет, что вы приехали в Венецию советовать им вооружаться против возможного вторжения Франции в Австрию, но не подумали, что в этом случае произойдет в Англии.
— А что произойдет? — с любопытством спросил герцог.
— Я абсолютно убеждена, что если на континенте начнется большая война, то рано или поздно Великобритания будет втянута в нее! А мы почти так же не готовы воевать, как и венецианцы.
Герцог не сводил глаз с ее лица. Он заметил, что девушка говорит так, будто она целиком и полностью англичанка, но ничего не сказал, и Катерина продолжила:
— Наши корабли нуждаются в ремонте и переоснащении, у нас очень маленькая регулярная армия, а наши солдаты давно уже недовольны задержками в получении жалования и условиями, в которых им приходится служить.
— Откуда вы это знаете? — спросил герцог.
— Я слышала, как знающие люди говорили об этом, я внимательно слушала дебаты в палате общин, и кроме того, я читаю газеты.
— Вы изумляете меня, — сказал герцог, — но, действительно, все, что вы сказали — правда! Нам необходимо перевооружаться. Донесения из Европы, как признает мистер Питт, очень зловещи.
— А вы? Вы пытаетесь помочь? — спросила Катерина.
— Каким образом? — не понял герцог.
— Вы ведь владеете большими землями, — объяснила Катерина. — Если нам придется воевать, и даже если мы окажемся в блокаде, нам понадобится больше продовольствия, чем наши фермеры поставляют нам в данный момент.
Герцог так заинтересовался этой идеей, что напрочь забыл о шахматах, которые положил на кровать.
Они проговорили больше двух часов, обсуждая международную ситуацию, прежде чем, наконец-то, расставили шахматные фигуры и начали битву умов.
Бремя обеда давно прошло, оба проголодались, и герцог, не имея часов, догадался, что должно быть уже около семи.
— Нас хоть покормят? — спросила Катерина.
— Понятия не имею, — ответил герцог.
Солдаты сменились. Их новый страж не курил, но он жевал чеснок и имел неприятную привычку сплевывать. Катерине страшно хотелось намекнуть ему, что эта практика не улучшит ковер, ставший теперь собственностью капитана.
За окном уже смеркалось, когда какой-то бербер принес им две лепешки пресного хлеба.
Он принес их в своих грязных руках, бросил на пол перед солдатом и очевидно сказал ему, что это для его узников.
Солдат кивнул на хлеб, и Катерина подобрала лепешки.
Они выглядели как большие плоские оладьи, и передав одну герцогу, Катерина с сомнением посмотрела на свою.
— Они вполне съедобные и очень сытные, — успокоил ее герцог. — Было бы разумно поесть немного, если сможете забыть, что за руки их испекли, и как их сюда доставили.
— Пожалуй, я слишком голодна, чтобы привередничать, — сказана Катерина. — Я все время думаю об обеде, которым мы могли бы наслаждаться, если бы ваш шеф-повар не сидел в трюме у пиратов.
Герцог не ответил, и она предложила:
— Попробуем притвориться, что это — телячья вырезка, тушеная со сливками, вином и грибами. Или ваша светлость предпочитает молодого голубя, фаршированного куриной печенкой?
— Вы раздразниваете мой аппетит, — запротестовал герцог.
— Закройте глаза и представьте, что вы едите что-то вкусное, — посоветовала Катерина. — Тогда этот отсыревший хлеб легче пройдет в горло.
Взяв два бокала, девушка прошла через каюту к ванной комнате. Она надеялась, что там есть свежая вода, и не ошиблась.
На полу стояли два больших бидона, приготовленных для ванны герцога. Катерина налила из одного из них в бокалы и вернулась к герцогу.
— Шампанское, милорд, или этим вечером вы пьете кларет?
Герцог улыбнулся ей, беря бокал.
— Чувствую, мы очень не скоро снова отведаем вина, — сказал он. — Как вы знаете, оно запрещено пророком Мухаммедом.
— Ну, я надеюсь, вода там незаражена, — сказала Катерина. — Папа всегда говорил мне, что в восточных странах воду для питья нужно сначала вскипятить.
— Полагаю, человек может привыкнуть ко всему, — с кривой улыбкой ответил герцог.
Потом он поднял бокал.
— Я начинаю думать, Катерина, что если мне придется сидеть в тюрьме, то вы будете самым приятным компаньоном из всех знакомых мне женщин.
Катерина посмотрела на него, удивляясь комплименту. Потом стремительно покраснела и потупилась.
Губы герцога дрогнули. Он собирался что-то сказать, но солдат в углу комнаты снова шумно сплюнул на ковер, и герцог передумал.
Стало темнеть, и герцог сказал после того, как они закончили еще одну партию в шахматы:
— Вам нужно лечь и поспать. Надеюсь, вас не слишком смутит, если я разделю постель с вами. Есть стул, но, боюсь, он покажется крайне неудобным, если проводить на нем ночь.
— Нет, конечно, нет! — воскликнула Катерина. — Мы оба должны поспать, сколько сможем. И я в любом случае не могла бы раздеться в присутствии этого человека, — и она неловко взглянула на плюющего солдата.
В отличие от первого стража, у этого были наглые глаза, и Катерина не раз ловила на себе его неприятный взгляд, хоть солдат и притворялся безразличным.
— Идите и умойтесь, — предложил герцог. — А я сниму сюртук и надену халат. Я также намерен снять сапоги.
— Это очень разумно, — согласилась Катерина, — но у меня, увы, нет ничего, что я могла бы надеть на ночь.
Уединившись в ванной комнате, она сняла платье, вымылась и, снова одевшись, вернулась в каюту.
Снаружи почти стемнело, и свет в каюту почти не проникал, но девушка увидела, что герцог, как и сказал, снял свой галстук и надел длинный парчовый халат.
Он также откинул покрывало из темно-красного дамаста, и Катерина легла на одеяла, головой на украшенную монограммой льняную подушку.
— Нам придется всю ночь оставаться в темноте? — спросила она с легкой дрожью в голосе.
У нее мороз пробегал по коже при мысли о том, что в углу каюты сидит солдат, которого она не видит.
Только Катерина это спросила, как в коридоре раздались шаги. Дверь открылась, и в каюту просунулась рука, держащая маленький свечной фонарь.
Солдат взял его и поставил перед собой на пол.
Фонарь давал очень мало света. Но тени с ним стали четче и казались теперь угрожающими.
Герцог лег на другую сторону кровати.
«Как странно, — подумала Катерина. — Мы лежим здесь бок о бок, пленники самых свирепых пиратов в мире, и по-прежнему разговариваем вежливо и ведем себя так, будто мы совершенно чужие!»
Ей вдруг страстно захотелось повернуться к герцогу и спрятать голову на его плече.
Девушка вспомнила, какими сильными были его руки, когда он обнимал ее в ту первую ночь, когда они познакомились! Потом он поцеловал ее в губы!
«Должно быть, это был просто внезапный порыв, — подумала Катерина, — дань карнавальному настроению».
С тех пор герцог определенно не выказывал никакой любви к ней. Вначале он казался сердитым и раздраженным, а потом не более чем добрым и внимательным.
«Возможно, — сказала себе девушка, — теперь, когда он видит меня без маски, он находит меня непривлекательной».
Она никогда толком не видела Одетту и только слышала ее голос, когда сидела в шкафу, но создала для себя ее мысленный портрет.
Темноволосая и обворожительная, возможно, шаловливо-пикантная, несомненно, соблазнительная и очень искушенная.
«Почему он должен восхищаться мной?» — спросила себя Катерина и с ненавистью подумала о своих голубых глазах и совершенстве своих мелких черт лица.
Ей также хотелось знать, как выглядит Дзанетта Тамьяццо. Девушка слышала, как многие говорили о ее красоте и привлекательности.
Герцог был ее покровителем, и Катерина отлично понимала Дзанетту, которая охотно оставила герцога Орлеанского ради мужчины настолько привлекательного, настолько красивого и настолько неотразимого.
«Я люблю его», — сказала себе Катерина в темноте и всем своим существом почувствовала, что герцог от нее всего в нескольких дюймах, его широкие плечи, казалось, занимают больше его половины кровати.
«Я люблю тебя! Я люблю тебя!!!» — прошептала она в своем сердце и подумала, что какие бы лишения, какие бы страдания ни пришлось им пережить в Тунисе, по крайней мере, они будут вместе.
Она сможет говорить с герцогом, сможет видеть его и приложит все усилия, чтобы и дальше развлекать и интересовать его.
Она нарочно предложила сыграть в карты, чтобы герцог осознал, что она именно тот компаньон, какой нужен в подобной ситуации.
Из того, что она слышала раньше, Катерина не сомневалась, что Одетта жаловалась бы и, возможно, из-за своего низкого происхождения вопила бы от страха и рыдала при мысли о том, что ждет впереди.
«Что бы ни случилось, — сказала себе Катерина, — я должна вести себя с достоинством. Я должна помнить, что люди, в которых течет благородная кровь, сгорали на кострах без единого крика, терпели невыразимые пытки, но не предавали своих товарищей, умирали, но не отрекались от своей веры!»
Девушка молилась, чтобы ей хватило мужества быть столь же храброй, если понадобится, молилась, чтобы герцогу никогда не было стыдно за нее!
Катерина отчаянно хотела, чтобы герцог восхищался ею. Когда он поднял за нее тост с бокалом воды из ванной комнаты, девушка почувствовала странную нервную дрожь.
«Возможно, я все же нравлюсь ему капельку», — утешила она себя.
— Вы в порядке?
Голос герцога испугал ее. Но не успела Катерина ответить, как его ладонь накрыла ее руки.
— Мне невыносимо думать, что это по моей вине вы оказались здесь и в такой опасной ситуации, — сказал он тихо.
— По вашей вине? — удивленно спросила девушка, стараясь не дать волнению, которое охватило ее при прикосновении руки герцога, отразиться в ее голосе.
— Если бы я отвез вас обратно в Венецию, как должен был сделать, — ответил герцог, — вы были бы сейчас в безопасности во дворце вашего деда.
— Не думаю, что вы… поверите мне, — сказала Катерина, — но я… предпочитаю быть… здесь.
Глава 7
— Мы входим в гавань, — сообщил герцог, стоя у иллюминатора.
Катерина похолодела от страха.
Было трудно весь день не говорить герцогу, как она беспокоится и как страшится той минуты, когда они прибудут в порт и нужно будет оставить яхту.
Сейчас, оглядывая каюту, девушка подумала, что, несмотря на присутствие солдата, она служила им безопасным убежищем.
Катерина знала, что герцог не преувеличивал, описывая ужасы трюма, в котором держали их команду на корабле пиратов.
Герцог спас ее от этого. По теперь настал момент, когда они должны встретиться лицом к лицу со своими пленителями.
Все истории, которые девушка слышала о банъо — берберских тюрьмах для рабов, — пронеслись в ее памяти, вызывая желание кричать.
Но Катерина знала, что должна быть храброй! Она не вынесла бы презрение в глазах герцога, если бы своим поведением напомнила ему, что он не хотел брать ее с собой, но она навязалась ему.
Оба мало спали этой ночью. Катерина удалилась в ванную комнату, чтобы умыться, а вернувшись в каюту, обнаружила, что герцог переоделся.
Он надел чистую льняную рубашку с вышитой монограммой, так же искусно, как это сделал бы Хедли, повязал свой хрустящий белый галстук и сменил сюртук.
Герцог выглядит так, подумала Катерина, будто собрался пройтись по Сент-Джеймс-стрит, встречаясь с приятелями по дороге в клуб.
Сравнивая себя с ним, девушка остро осознала, что ее платье помялось, и фишю не выглядит таким свежим, как в первый день, когда она надела его.
Все же Катерина радовалась, что платье Одетты великовато ей, иначе не удалось бы спрятать драгоценности, а так бугорки от жемчуга закрывались фишю.
— Я собираюсь записать имена всей моей команды и их описание, так что когда я пошлю деньги для выкупа, освободить их будет нетрудно, — сказал ей утром герцог.
— Беда в том, — продолжил он, сев за стол, — что в берберском флоте, как я полагаю, огромная нехватка квалифицированных людей, поэтому им предложат много соблазнов, или даже применят силу, чтобы оставить у себя парусного мастера или человека, имеющего опыт в кораблестроении.
Герцог составил список. Потом сказал Катерине как бы между прочим:
— Может, вы бы сохранили его для меня!
Он встал из-за стола, и девушка поняла, что герцог хочет, чтобы она спрятала список в платье к остальным ценностям.
Потом они играли в шахматы и разные карточные игры, чтобы не думать о том, что ждет впереди.
Но это было не так-то просто. Часто возникали более долгие, чем нужно, паузы, прежде чем герцог ходил пешкой, или Катерина замирала в нерешительности над картой, когда в действительности ее мысли убегали вперед, и она пыталась представить, что может случиться, когда они достигнут Туниса.
И вот они в порту, и девушка с трудом сдержалась, чтобы не броситься к герцогу и не спрятаться в его объятиях.
Катерина скрыла вдруг охвативший ее страх, что их могут разделить. Герцог сказал, что она его жена, но поверят ли ему? А вдруг их в любом случае поместят в разные тюрьмы?
Ее лицо было очень бледным, когда герцог отвернулся от иллюминатора и протянул ей руку.
— Вы очень храбрая, Катерина, — тихо сказал он, и когда девушка подала ему руку, поднес ее к губам.
«Он просто любезен», — подумала Катерина, но от прикосновения губ герцога ее всю обдало жаром.
Неожиданно над головой грянул пушечный выстрел, за ним — второй, третий и загрохотали мушкеты.
Катерина испугалась.
— Что… происходит?
— Все в порядке, — ответил герцог. — У пиратов так принято объявлять о своем успехе, когда они входят в гавань с добычей!
Гром пушек стих. Теперь слышались голоса, выкрикивающие приказы, шум падающих парусов, и вскоре яхта пришвартовалась к молу.
Ни герцог, ни Катерина не разговаривали. Казалось, им больше нечего сказать друг другу, они могли только ждать и спрашивать себя, что будет дальше.
Довольно долгое время они оставались в каюте со своим стражем, который менялся несколько раз в течение дня. Солдат удобно сидел, скрестив ноги и привалившись к двери.
Бормотание голосов наверху все продолжалось. Но вот, наконец, дверь открылась, и на пороге каюты появился янычар.
— Я пришел отвести вас на берег, — сказал он герцогу по-французски.
— Мы готовы, — ответил герцог. В этот момент возникла помеха.
Капитан сбежал по трапу и, протолкнувшись мимо янычара, ворвался в каюту.
— Вы не пойдете на берег, пока я не увижу, что он у меня украл! — заорал он во всю мощь. — Выкладывай все из карманов и снимай сюртук.
Чуть поколебавшись, герцог с гордой неторопливостью снял свою голубую визитку и протянул ее капитану.
Здоровяк обшарил грязными руками внутренние карманы, затем бросил сюртук на кровать.
Оглядев герцога, он понял, что у того нет других карманов, так как англичанин носил плотно облегающие панталоны, которые только что вошли в моду среди щеголей Сент-Джеймса.
— Удовлетворены? — ехидно спросил ага.
— Нельзя доверять этим христианским собакам, — ответил капитан.
— Он признался, что богат, — напомнил ему янычар.
— Ладно, — выдавил турок, — можешь увести их.
Герцог потянулся за сюртуком.
— Обойдешься и без него, — прорычал капитан, одновременно выхватывая у Катерины ее плащ, который она повесила на руку.
Было слишком жарко, чтобы надевать его, но когда капитан отобрал плащ, девушка пожалела, что не накинула его на плечи.
Но спорить не было смысла. Янычар показал рукой на выход, и они пошли впереди него по проходу и вверх на палубу.
Герцог говорил Катерине, что трофеи с корабля, за исключением того, что находится в хозяйской каюте, складываются под мачтой и делятся среди команды. Но девушка не ожидала найти такое пестрое скопление.
Она увидела платья Одетты, мебель и диванные подушки из салона. Матрасы и одеяла из ее каюты, картины, тарелки, подвесные койки для команды, даже кастрюли и сковороды из камбуза.
Все это лежало огромной грудой, вперемешку с одеждой, явно отобранной у команды.
Но разглядывать было некогда. Они спустились на причал, и девушка посмотрела на гавань с изобилием судов, пришвартованных к молу или стоящих на якоре.
В этот момент показалась лодка, на веслах идущая к берегу. Лодка, набитая мужчинами, которых Катерина узнала.
Они стояли, держась друг за друга, чтобы не упасть за борт, и все были раздеты до пояса.
Герцог тоже увидел их, и по его напряженным губам стало ясно, что он чувствует.
Но они ничего не могли сделать, кроме как продолжать идти по пристани с янычаром позади и солдатами по бокам.
Вскоре они подошли к высокой каменной стене, в середине которой были двойные двери, укрепленные большими медными гвоздями. Баньо, догадалась Катерина.
Двери были открыты и охранялись двумя солдатами. Внутри оказался обширный двор, окруженный, к удивлению девушки, стойлами.
Во дворе стояло множество столов, за которыми сидели моряки и солдаты. Все курили и пили что-то, очень похожее на вино.
Герцог говорил, что мусульмане не притрагиваются к алкоголю, но Катерина вспомнила, что среди солдатов и моряков есть люди самых разных национальностей.
В конце двора напротив главных ворот стояло большое здание, и девушка сразу поняла, что это и есть тюрьма.
Чтобы попасть туда, им пришлось пройти мимо столов с пьющими вино пиратами, мимо десятка полуголых рабов, чинящих брусчатку, и нескольких зажиточных торговцев в богатых одеждах.
Все как по команде уставились на Катерину, одни оценивающе, другие похотливо, а третьи с шуткой на губах — конечно, сальной, догадалась девушка, даже не понимая того, что говорилась.
Она гордо выставила подбородок и устремила взгляд прямо перед собой, хотя ей страшно хотелось уцепиться за герцога для ободрения.
Окна тюрьмы были заперты на засов, а дверей было три. Янычар повел их к левой.
Узкий дверной проем вел в темноту, освещенную единственным фонарем, висящим под низким потолком. Из темноты дохнуло запахом сырости, ветхости и, как показалось Катерине, страха.
Спустившись по дюжине каменных ступеней, они оказались в длинном, выложенном каменными плитами коридоре, по обеим сторонам которого виднелись двери. Вероятно, темницы.
Появился бербер, грубый и грязный на вид, с большими ключами, висящими на поясе. Янычар приказал ему что-то по-арабски, и тюремщик открыл первую дверь в коридоре.
— На ночь вы останетесь здесь, — сообщил янычар. Его голос показался неестественно громким и зловеще отразился от каменных стен. — Завтра вас отведут к бею, там объясните, кто вы, и он назначит выкуп.
— Я понял, — спокойно сказал герцог, — и я должен поблагодарить вас, мсье, за вашу доброту. Я прекрасно понимаю, что наше путешествие сюда могло быть гораздо неприятнее.
— Надеюсь, ваш выкуп пройдет быстро, милорд, — вежливо ответил янычар, повернулся и вышел.
Катерина похолодела от страха.
Было трудно весь день не говорить герцогу, как она беспокоится и как страшится той минуты, когда они прибудут в порт и нужно будет оставить яхту.
Сейчас, оглядывая каюту, девушка подумала, что, несмотря на присутствие солдата, она служила им безопасным убежищем.
Катерина знала, что герцог не преувеличивал, описывая ужасы трюма, в котором держали их команду на корабле пиратов.
Герцог спас ее от этого. По теперь настал момент, когда они должны встретиться лицом к лицу со своими пленителями.
Все истории, которые девушка слышала о банъо — берберских тюрьмах для рабов, — пронеслись в ее памяти, вызывая желание кричать.
Но Катерина знала, что должна быть храброй! Она не вынесла бы презрение в глазах герцога, если бы своим поведением напомнила ему, что он не хотел брать ее с собой, но она навязалась ему.
Оба мало спали этой ночью. Катерина удалилась в ванную комнату, чтобы умыться, а вернувшись в каюту, обнаружила, что герцог переоделся.
Он надел чистую льняную рубашку с вышитой монограммой, так же искусно, как это сделал бы Хедли, повязал свой хрустящий белый галстук и сменил сюртук.
Герцог выглядит так, подумала Катерина, будто собрался пройтись по Сент-Джеймс-стрит, встречаясь с приятелями по дороге в клуб.
Сравнивая себя с ним, девушка остро осознала, что ее платье помялось, и фишю не выглядит таким свежим, как в первый день, когда она надела его.
Все же Катерина радовалась, что платье Одетты великовато ей, иначе не удалось бы спрятать драгоценности, а так бугорки от жемчуга закрывались фишю.
— Я собираюсь записать имена всей моей команды и их описание, так что когда я пошлю деньги для выкупа, освободить их будет нетрудно, — сказал ей утром герцог.
— Беда в том, — продолжил он, сев за стол, — что в берберском флоте, как я полагаю, огромная нехватка квалифицированных людей, поэтому им предложат много соблазнов, или даже применят силу, чтобы оставить у себя парусного мастера или человека, имеющего опыт в кораблестроении.
Герцог составил список. Потом сказал Катерине как бы между прочим:
— Может, вы бы сохранили его для меня!
Он встал из-за стола, и девушка поняла, что герцог хочет, чтобы она спрятала список в платье к остальным ценностям.
Потом они играли в шахматы и разные карточные игры, чтобы не думать о том, что ждет впереди.
Но это было не так-то просто. Часто возникали более долгие, чем нужно, паузы, прежде чем герцог ходил пешкой, или Катерина замирала в нерешительности над картой, когда в действительности ее мысли убегали вперед, и она пыталась представить, что может случиться, когда они достигнут Туниса.
И вот они в порту, и девушка с трудом сдержалась, чтобы не броситься к герцогу и не спрятаться в его объятиях.
Катерина скрыла вдруг охвативший ее страх, что их могут разделить. Герцог сказал, что она его жена, но поверят ли ему? А вдруг их в любом случае поместят в разные тюрьмы?
Ее лицо было очень бледным, когда герцог отвернулся от иллюминатора и протянул ей руку.
— Вы очень храбрая, Катерина, — тихо сказал он, и когда девушка подала ему руку, поднес ее к губам.
«Он просто любезен», — подумала Катерина, но от прикосновения губ герцога ее всю обдало жаром.
Неожиданно над головой грянул пушечный выстрел, за ним — второй, третий и загрохотали мушкеты.
Катерина испугалась.
— Что… происходит?
— Все в порядке, — ответил герцог. — У пиратов так принято объявлять о своем успехе, когда они входят в гавань с добычей!
Гром пушек стих. Теперь слышались голоса, выкрикивающие приказы, шум падающих парусов, и вскоре яхта пришвартовалась к молу.
Ни герцог, ни Катерина не разговаривали. Казалось, им больше нечего сказать друг другу, они могли только ждать и спрашивать себя, что будет дальше.
Довольно долгое время они оставались в каюте со своим стражем, который менялся несколько раз в течение дня. Солдат удобно сидел, скрестив ноги и привалившись к двери.
Бормотание голосов наверху все продолжалось. Но вот, наконец, дверь открылась, и на пороге каюты появился янычар.
— Я пришел отвести вас на берег, — сказал он герцогу по-французски.
— Мы готовы, — ответил герцог. В этот момент возникла помеха.
Капитан сбежал по трапу и, протолкнувшись мимо янычара, ворвался в каюту.
— Вы не пойдете на берег, пока я не увижу, что он у меня украл! — заорал он во всю мощь. — Выкладывай все из карманов и снимай сюртук.
Чуть поколебавшись, герцог с гордой неторопливостью снял свою голубую визитку и протянул ее капитану.
Здоровяк обшарил грязными руками внутренние карманы, затем бросил сюртук на кровать.
Оглядев герцога, он понял, что у того нет других карманов, так как англичанин носил плотно облегающие панталоны, которые только что вошли в моду среди щеголей Сент-Джеймса.
— Удовлетворены? — ехидно спросил ага.
— Нельзя доверять этим христианским собакам, — ответил капитан.
— Он признался, что богат, — напомнил ему янычар.
— Ладно, — выдавил турок, — можешь увести их.
Герцог потянулся за сюртуком.
— Обойдешься и без него, — прорычал капитан, одновременно выхватывая у Катерины ее плащ, который она повесила на руку.
Было слишком жарко, чтобы надевать его, но когда капитан отобрал плащ, девушка пожалела, что не накинула его на плечи.
Но спорить не было смысла. Янычар показал рукой на выход, и они пошли впереди него по проходу и вверх на палубу.
Герцог говорил Катерине, что трофеи с корабля, за исключением того, что находится в хозяйской каюте, складываются под мачтой и делятся среди команды. Но девушка не ожидала найти такое пестрое скопление.
Она увидела платья Одетты, мебель и диванные подушки из салона. Матрасы и одеяла из ее каюты, картины, тарелки, подвесные койки для команды, даже кастрюли и сковороды из камбуза.
Все это лежало огромной грудой, вперемешку с одеждой, явно отобранной у команды.
Но разглядывать было некогда. Они спустились на причал, и девушка посмотрела на гавань с изобилием судов, пришвартованных к молу или стоящих на якоре.
В этот момент показалась лодка, на веслах идущая к берегу. Лодка, набитая мужчинами, которых Катерина узнала.
Они стояли, держась друг за друга, чтобы не упасть за борт, и все были раздеты до пояса.
Герцог тоже увидел их, и по его напряженным губам стало ясно, что он чувствует.
Но они ничего не могли сделать, кроме как продолжать идти по пристани с янычаром позади и солдатами по бокам.
Вскоре они подошли к высокой каменной стене, в середине которой были двойные двери, укрепленные большими медными гвоздями. Баньо, догадалась Катерина.
Двери были открыты и охранялись двумя солдатами. Внутри оказался обширный двор, окруженный, к удивлению девушки, стойлами.
Во дворе стояло множество столов, за которыми сидели моряки и солдаты. Все курили и пили что-то, очень похожее на вино.
Герцог говорил, что мусульмане не притрагиваются к алкоголю, но Катерина вспомнила, что среди солдатов и моряков есть люди самых разных национальностей.
В конце двора напротив главных ворот стояло большое здание, и девушка сразу поняла, что это и есть тюрьма.
Чтобы попасть туда, им пришлось пройти мимо столов с пьющими вино пиратами, мимо десятка полуголых рабов, чинящих брусчатку, и нескольких зажиточных торговцев в богатых одеждах.
Все как по команде уставились на Катерину, одни оценивающе, другие похотливо, а третьи с шуткой на губах — конечно, сальной, догадалась девушка, даже не понимая того, что говорилась.
Она гордо выставила подбородок и устремила взгляд прямо перед собой, хотя ей страшно хотелось уцепиться за герцога для ободрения.
Окна тюрьмы были заперты на засов, а дверей было три. Янычар повел их к левой.
Узкий дверной проем вел в темноту, освещенную единственным фонарем, висящим под низким потолком. Из темноты дохнуло запахом сырости, ветхости и, как показалось Катерине, страха.
Спустившись по дюжине каменных ступеней, они оказались в длинном, выложенном каменными плитами коридоре, по обеим сторонам которого виднелись двери. Вероятно, темницы.
Появился бербер, грубый и грязный на вид, с большими ключами, висящими на поясе. Янычар приказал ему что-то по-арабски, и тюремщик открыл первую дверь в коридоре.
— На ночь вы останетесь здесь, — сообщил янычар. Его голос показался неестественно громким и зловеще отразился от каменных стен. — Завтра вас отведут к бею, там объясните, кто вы, и он назначит выкуп.
— Я понял, — спокойно сказал герцог, — и я должен поблагодарить вас, мсье, за вашу доброту. Я прекрасно понимаю, что наше путешествие сюда могло быть гораздо неприятнее.
— Надеюсь, ваш выкуп пройдет быстро, милорд, — вежливо ответил янычар, повернулся и вышел.