Герцог осторожно постучал и открыл дверь. Платье и нижние юбки девушки сохли, разложенные на полу. Сама она, одетая в прозрачную ночную рубашку Одетты, лежала в углу каюты и спала.
   Ее руки были сложены под щекой, а волосы золотым сиянием рассыпались по плечам.
   Она выглядела очень юной и очень счастливой.
   Герцог постоял, глядя на девушку, потом положил рубашку и галстук на пол рядом с ее одеждой и вышел из каюты, закрыв за собой дверь.
   Спустя два часа, когда солнце уже стояло в небе огненным шаром и команда вытирала пот со лба, герцог снова спустился вниз.
   Он постучал в дверь каюты Катерины, услышал ее крик: «Войдите», и, войдя, увидел, что она уже оделась.
   При виде его глаза девушки слегка расширились, и герцог понял, что в одних обтягивающих панталонах он, должно быть, выглядит необычно.
   — Мы в безопасности! Мы спаслись! — вскричала Катерина задыхающимся голоском.
   — Если счастье нам не изменит, мы дойдем до Мальты без происшествий, — ответил герцог.
   — Я едва могу поверить, что это… правда, — прошептала девушка.
   — Я тоже, — согласился герцог. — Нам повезло! Корабль ордена уничтожил береговые батареи еще до того, как начал бомбардировать гавань.
   — А я все удивлялась, почему они не… стреляют в нас! — воскликнула Катерина.
   — Нам очень повезло, — повторил герцог. — Но у нас не хватает людей, только восемнадцать человек вместо сорока, и что важнее, корабль полностью выпотрошен. Фактически нам нечего есть.
   Катерина посмотрела на него широко открытыми глазами, и герцог добавил:
   — Поэтому я и спустился, чтобы попросить вашу бриллиантовую брошь.
   — А вы не боитесь, что покажетесь с ней слишком нарядным? — спросила девушка.
   Герцог увидел озорство в ее глазах и засмеялся.
   — Я хочу использовать булавку вместо рыболовного крючка.
   — Она определенно полезна, — улыбнулась Катерина.
   Девушка вытащила из-за корсажа золотой ключик, отодвинула панель и отперла тайник.
   — Когда я открывала его ночью, то страшно боялась, вдруг пираты обнаружили мою корону.
   — Я отдал бы это ваше сокровище за половину быка! — заметил герцог.
   Он взял бриллиантовую брошь и осторожно вынул из нее булавку. Катерина увидела, что на конце булавки есть петелька, которой она и крепилась к броши.
   — Плохо то, что у нас нет наживки, — вздохнул герцог. — Боюсь, нелегко будет заманить рыбу одним только блеском золота!
   — Может, это будет очень женственная рыбка, — предположила Катерина, и герцог снова засмеялся.
   Он посмотрел на ее волосы, падающие по плечам, и девушка сказала немного смущенно:
   — Морская вода, как мы обнаружили раньше, не улучшает внешний вид платья. И к сожалению, пираты не оставили мне ни гребня, ни щетки для волос.
   — Вы выглядите прелестно, — ответил герцог. — Вы это хотели услышать?
   Он посмотрел ей в глаза, и Катерина залилась румянцем.
   — Я должен вернуться к работе, — пробормотал герцог, словно разговаривая сам с собой. — Слава Богу, у нас есть вода! У меня были бочки, вделанные в корпус таким образом, что их трудно было снять. И за это мы должны быть чрезвычайно благодарны судьбе.
   Один из матросов уже расплел веревку, и герцог, согнув булавку в виде крючка, привязал к ней довольно тонкую лесу.
   Катерина поднялась за герцогом на палубу и смотрела, как он забрасывает крючок за корму и разматывает лесу.
   Велев девушке сесть, герцог зажал веревку в ее ладони.
   — Как почувствуете рывок, сразу зовите меня, — сказал он.
   На солнце было жарко, но Катерина терпеливо сидела и ждала.
   Раз или два ей показалось, что леса дергается, но это были только волны. Когда девушка подтягивала веревку, то видела, что на булавке ничего нет, лишь золото пляшет на воде.
   Катерина знала, что занятые своими делами матросы тем не менее наблюдают за ней, и понимала, что многие из них мало или совсем ничего не ели за последние сутки и, конечно же, очень голодны.
   Девушка страстно хотела что-нибудь поймать. Теперь она поняла, что чувствуют рыбаки, когда сидят на берегу реки или ручья, жадно ожидая клева.
   А, кажется, что-то попалось!
   Катерина резко подтянула лесу и увидела на крючке совсем маленькую рыбку.
   Рыбка была так мала, что девушка даже расстроилась. Но торопливо подошедший герцог радостно воскликнул:
   — Вот то, чего мы ждали, — наживка! Теперь можно и рыбу ловить.
   Он разделил рыбешку на три части. Одну нацепил на крючок и снова забросил его в море.
   Наживка тут же исчезла, и герцог стал осторожнее, насаживая на крючок только по маленькому кусочку, чтобы наживка не кончилась раньше, чем они что-то поймают. И наконец — победа!
   Трехфунтовая рыбина была эффектно вытащена на палубу, а следом за ней — вторая. Герцог подозвал Хедли.
   — Думаю, ты можешь начинать готовить их, пока мы надеемся на большее, — сказал он. — Даже один кусок поддержит людей.
   — Предоставьте это мне, милорд.
   — Думаю, я буду полезнее, помогая Хедли, — предложила Катерина.
   — Да, конечно, — согласился герцог. — Матросы могут ловить рыбу по очереди, для них это будет отдыхом.
   Катерина отправилась на кухню. В Тунисе, уходя с корабля, она видела, что пираты забрали все кастрюли и сковородки. Но как-то с помощью стекла Хедли зажег огонь, и оказалось, к счастью, что решетка гриля намертво вделана в плиту, поэтому ее и не сняли.
   Хедли выпотрошил рыбу, вытащил кости и положил филе на решетку.
   — Мы поделим их честно, мисс, ведь даже кусочек поддержит жизнь голодающему человеку.
   — Вы очень голодны? — спросила Катерина.
   — Я бы не отказался от тарелки ростбифа с морковью, мисс, — пошутил Хедли.
   Остальной день Катерина и Хедли готовили. Рыба ловилась то хорошо, а то вообще никак. Иногда попадалась дюжина подряд, а потом бывал час без клева.
   Как только рыба испекалась, Катерина раздавала ее поровну среди всех мужчин на корабле.
   Они с Хедли тоже получали свою долю, и проголодавшаяся Катерина нашла, что это даже вкусно.
   Им не из чего было пить, поэтому приходилось зачерпывать воду из бочек руками. Но по крайней мере они не страдали от жажды, хотя к трем часам солнце пекло почти невыносимо.
   Герцог уже был слегка загорелым, но теперь, казалось, его кожа темнеет час за часом. Он не сгорел, как некоторые другие, у кого покраснели носы и стали лупиться плечи еще до того, как солнце начало садиться.
   Когда почти стемнело, Катерина вдруг поняла, что очень устала.
   Она весь день работала и сейчас поймала себя на том, что надеется никогда больше не увидеть рыбу! Она также поняла, что ее платье, мало того что мятое и сморщенное от соленой воды, стало еще и очень грязным.
   Но она слишком устала, чтобы переживать из-за этого. Она видела, как некоторые из матросов в течение дня внезапно валились на палубу, спали десять минут, снова вставали и продолжали работать.
   — Думаю, мне лучше пойти вниз, — сказала она Хедли.
   — Сегодня рыбы больше не будет, мисс, — ответил камердинер. — Я пойду скажу, чтобы они вытащили этот драгоценный крючок и берегли его как зеницу ока. Мы же не хотим потерять его за ночь.
   — Не хотим, — согласилась Катерина.
   — Идите, мисс, и приятного сна, — сказал Хедли. — А если оставите платье за дверью, я постираю его к утру.
   — Как? — удивилась девушка.
   — Пополощу его за бортом, мисс. Оно не станет выглядеть как с Бонд-стрит, но будет чистым!
   Катерина засмеялась. Но сделала, как предложил Хедли.
   Снова она надела тонкую ночную сорочку Одетты и легла на пол.
   Герцог был занят, когда Катерина уходила с палубы, и она не сказала ему, что идет вниз.
   Теперь девушка пожалела, что не попрощалась с ним. Но только она подумала об этом, как ее глаза закрылись, и она уснула.
   Проснувшись через пару часов, Катерина поняла, что несмотря на темноту, деятельность наверху продолжается. Герцог будет работать с остальными, подумала она.
   Девушка спросила себя, сколько людей его положения могли бы подать такой пример морской практики. Катерина заметила в течение дня, что нет работы, которую он не умел бы делать.
   Девушка спала недолго, но ум ее был ясным, и она больше не чувствовала себя слишком усталой, чтобы думать.
   Теперь она снова вспомнила прикосновение его губ, его сердце, бьющееся у ее груди, его голос, когда он сказал ей, что она красива.
   — Я люблю его… я люблю его, — прошептала Катерина и подумала о своем колечке из шпильки, которое положила в тайник рядом с остальными драгоценностями.
   Затем, так же явственно, как если бы герцог был с ней в каюте, она услышала его голос, говорящий:
   — Я никогда не женюсь!
   Он говорил это Одетте, и в его тоне звучала непоколебимая уверенность.
   — От женщин одни неудобства! Нам будет гораздо лучше без их капризов.
   — Любой из взбалмошных женщин хватит, чтобы довести мужчину до пьянства, и вы не исключение!
   Эти фразы одна за другой всплывали в ее памяти, и герцог снова и снова повторял:
   — Я никогда не женюсь! Я никогда не женюсь!
   Катерина всхлипнула.
   «Откуда он мог знать, — подумала девушка, — что зря жертвует своей свободой, что мы спасемся!»
   Слезы набежали у нее на глаза.
   Но Катерина сказала себе, что сейчас не время для женской слабости. Завтра, как все на корабле, она должна работать. Ей необходимо поспать, а все личные проблемы пусть ждут до Мальты.
   На следующий день Катерина готовила рыбу вместе с Хедли, пока не поймала себя на том, что работает автоматически, едва сознавая, что делает.
   Поначалу девушка была слишком брезглива, чтобы руками отрывать рыбью голову, пальцем вскрывать брюхо и удалять кости.
   Но вскоре она делала это так же хорошо, как Хедли.
   Час за часом они пекли рыбу, поддерживая огонь только досками от палубной надстройки, и даже отрывали куски деревянных бортов там, где это не угрожало мореходным качествам судна.
   До Катерины часто доносился голос герцога — он подзадоривал матросов, разговаривал и шутил с ними, и подбадривал тех, кто уже начинал слабеть.
   Не было никаких сомнений, что все отчаянно устали.
   «Морскому ястребу» требовалась команда в сорок человек, и для восемнадцати управлять им было нелегким делом. Особенно, если учесть, что они стремились использовать каждый порыв ветра и идти как можно быстрее.
   Но хотя герцог говорил радостно, Катерина знала, что он то и дело оглядывается назад, не покажутся ли горизонте паруса!
   Как и капитан, он боялся, что пираты, зная, что такая богатая добыча в виде аристократа сбежала, не колеблясь пошлют вдогонку свои самые быстрые корабли.
   Однажды Катерина увидела, как герцог присел на палубу и тотчас уснул.
   Ей страстно захотелось подбежать к нему и устроить его поудобнее, но она сдержалась.
   А через четверть часа он снова был на ногах, и когда один из парусов запутался в снасти, именно герцог занялся им, быстрее других поднявшись на мачту.
   Тюремщик еще накануне свалился от слабости, а поскольку особой пользы от него не было, на него возложили ловлю рыбы, с чем он справлялся довольно успешно.
   Они уже определили точное количество наживки, необходимое для того, чтобы рыба не могла забрать ее, не проглотив крючок.
   Иногда попадалась крупная рыбина, почти три фунта весом, но средняя была намного меньше, что означало больше работы для Катерины и Хедли.
   И это герцог в конце концов отправил девушку вниз, как раз когда солнце погружалось в пламенеющее море сияния.
   Катерина чувствовала себя смертельно усталой, и герцог, который пришел на камбуз без объявления, только взглянул на ее бледное лицо и резко сказал:
   — Идите в свою каюту, Катерина, вы сделали достаточно.
   — Я должна помочь с этой последней рыбой.
   — Делайте, что вам говорят, — твердо велел герцог. — Никто не голоден. А если голоден, то сможет сам приготовить себе еду. Меню несколько ограничено, но по крайней мере оно позволило нам удержать вместе душу и тело!
   — Вы, наверно, тоже устали, — сказала Катерина.
   — Мы все устали, но завтра мы уже должны достичь Мальты.
   Он улыбнулся ей и сказал мягко:
   — Спасибо, Катерина.
   И поднес ее руку к своим губам.
   — Она вся в рыбе, — запротестовала девушка.
   — Мы почистимся, прежде чем войти в гавань, — пообещал герцог, и Катерина пошла вниз.
   На следующий день показалась Мальта — сначала просто темным пятном на горизонте.
   — Земля! — закричал один из матросов, и все побежали к тому борту «Морского ястреба». Катерина присоединилась к герцогу.
   — Это Мальта, — сказал он тихо. По удовлетворению в его голосе девушка поняла, что значит для него увести яхту от Туниса в безопасность.
   Когда часом позже они приближались к острову, Катерина увидела, что герцог в своей белой рубашке и столь же элегантно, как если бы он находился в Лондоне, повязанном галстуке выглядит почти так же, как всегда.
   Его лицо потемнело от загара, но только руки выдавали следы тяжелого труда. Ладони покрылись волдырями, ногти были сломаны, а пальцы кое-где испачканы смолой, которую не удалить без мыла.
   Но даже без сюртука герцог выглядел элегантным и чрезвычайно импозантным.
   А вот о себе Катерина этого сказать не могла. Ее платье, несмотря на частые погружения его Хедли в морскую воду, выглядело ужасающе грязным, а фишю превратилось просто в тряпку.
   Девушка ничего не могла поделать и со своими волосами, ибо без щеток или гребня было невозможно привести их в какое-либо подобие порядка.
   Но Катерина сказала себе, что внешний вид не важен. Они живы — вот что важно! Живы и свободны!
   Даже сейчас девушка с трудом могла поверить, что они спаслись от ужасов баньо, а что касается ее, то от еще худшего ужаса, который ждал ее у бея.
   Но лежа минувшей ночью без сна, Катерина думала о герцоге и спрашивала себя, что скажет ему, когда они будут одни и смогут поговорить о том, что случилось.
   «Я не могу удерживать его — я не должна», — сказала себе девушка.
   Мальта приближалась, и они уже видели шпили церквей, вырисовывающиеся на фоне неба.
   Катерина решилась.
   — Я должна… сказать вам кое-что… милорд.
   Они с герцогом столпи одни у перил.
   — Что? — спросил он, не сводя глаз с лежащего впереди острова.
   — Я… не… католичка.
   Герцог стоял неподвижно, как изваяние.
   — Я… солгала, потому что… боялась.
   — Вы говорите, что наш брак недействителен? — спросил герцог через минуту.
   — Вы… свободны.
   Герцог хотел что-то сказать, но Катерина быстро заговорила:
   — Возможно, вам будет затруднительно объяснить мое… присутствие на яхте, и я бы не хотела, чтобы… гроссмейстеру… назвали мою настоящую… фамилию.
   Помолчав, она продолжила словно через силу:
   — Я подумала этой ночью, что вы могли бы сказать, будто я ваша родственница… например, кузина, которую вы нашли… в затруднительном положении в Венеции! Моя дуэнья заболела… и вы сочли, что будет лучше… отвезти меня… домой на своей яхте.
   — Вполне правдоподобная история, — согласился герцог. — Мы не долго пробудем на Мальте — ровно столько, чтобы заново обставить яхту и нанять матросов.
   — А потом… отправимся дальше… в Неаполь! — произнесла Катерина почти шепотом.
   Герцог промолчал. А немного погодя сказал:
   — Моя фамилия — Форд; вы, следовательно, будете моей кузиной, Катериной Форд. Я уверен, что вы сможете остановиться у сестры гроссмейстера, графини де Бревиль. У нее прелестный дворец в Валетте.
   — Спасибо, — тихо сказала Катерина. — Если яхта идет на верфь… возможно, лучше вам… присмотреть за этим.
   С этими словами она протянула герцогу золотой ключик от тайника, и герцог взял его.
   — Думаю, всем нам нужны обновки, — сказал он, — и вы, Катерина, получите большое удовольствие, покупая нарядные платья. Со своей стороны, в благодарность за все, что вы сделали, я отдаю свое состояние в ваше полное распоряжение.
   Герцог сказал это с улыбкой, но девушка чувствовала, что он говорит серьезно.
   Катерина заставила себя засмеяться.
   — Я не… разорю вас, милорд!

Глава 9

   — Какое наслаждение видеть вас, милорд! Вы нас совсем забыли, — сказала графиня де Бревиль, протягивая руку.
   — Вы должны простить меня, мадам, — ответил герцог, — но я был крайне занят новым убранством яхты и покупкой рыбной лавки.
   — Рыбной лавки! — изумленно повторила графиня.
   — Для человека, которому мы с Катериной обязаны нашим спасением из тюрьмы.
   — Тогда он в самом деле заслуживает вашу благодарность!
   — Он получил ее, — сказал герцог, — и можно ли мне оправдать свое отсутствие еще и тем, что я только что вернулся из летнего дворца гроссмейстера в Бераде.
   — Надеюсь, мой брат хорошо заботился о вас, — с улыбкой сказала графиня.
   — Его доброта неистощима. А как Катерина?
   — Поскольку мы не ждали вас, то Катерина в данный момент в городе, примеряет последнее из своих платьев. Знаете, ей оказалось очень трудно угодить!
   — Трудно? — с сомнением переспросил герцог.
   — Боюсь, милорд, вы были чересчур суровы с девушкой, — промолвила графиня, искоса взглянув на него. — Вам меня не обмануть, я легко могу догадаться, почему вы забрали Катерину из Венеции!
   — Неужели? — удивленно воскликнул герцог.
   — Конечно, — ответила графиня. — Все дело в affaire de coeur, который вы не одобряете! В таких обстоятельствах Катерина, естественно, очень несчастна.
   Герцог нахмурился и медленно спросил:
   — Почему вы думаете, что она несчастна?
   — Ну-ну, милорд, не пытайтесь меня провести, — пожурила его графиня. — Вы прекрасно знаете, что девушка глубоко влюблена. Вы можете не одобрять того beau, который покорил ее сердце, но уверяю вас, Катерина любит по-настоящему и отчаянно страдает.
   — Вы уверены?
   — Мой дорогой герцог, я еще ни разу не встречала прелестную девушку, которая не интересуется красивыми платьями, у которой нет аппетита и которая плачет по ночам в подушку, если ее сердце не разбито. Вы должны простить Катерину и быть добрее к ней на пути домой.
   — Я сделаю все, что в моих силах, — обещал герцог.
   Он прошел через великолепный салон графини с его сверкающими люстрами и бесценной французской мебелью и посмотрел в сад. Но едва ли герцог заметил его красочные цветы и играющие фонтаны.
   Графиня наблюдала за ним с легкой улыбкой на губах.
   — У Катерины мягкий нрав, — сказала она через минуту, — и я уверена, что она оправится от этого неудачного романа. Но помните, милорд, молодежь очень ранима.
   — Так вы говорите, Катерина не купила те платья, что я присмотрел для нее? — спросил герцог.
   — Вы просили меня купить ей все, что она потребует, — ответила графиня, — но ее требования положительно скудны! У мадам Рашель, которую я уговорила приехать сюда из Парижа, самая восхитительная коллекция платьев. Любая женщина была бы от них в восторге, но Катерина — исключение.
   Герцог ничего на это не ответил. Поблагодарив графиню за гостеприимство по отношению к девушке, он попрощался и, уходя, сказал:
   — Вы передадите моей кузине, что мы отплываем послезавтра? Благодаря службам гроссмейстера все, что мне требовалось, поставлено в рекордный срок.
   — Вы не дождетесь возвращения Катерины? — спросила графиня. — Мне бы хотелось, чтобы вы сами ее увидели.
   — Сожалею, но не могу, — ответил герцог, — потому что обедаю в Зале.
   Зал Святого Михаила и Святого Георгия в Судебном дворце был одним из самых впечатляющих зданий, что герцогу доводилось видеть.
   Хотя рыцари Святого Иоанна на Мальте имели отдельные auberges[12] для каждой национальности в разных частях Балетты, они были вынуждены обедать в Зале не меньше четырех раз в неделю.
   Присоединившись к ним, герцог подумал, что более красочного собрания нигде в мире не найти.
   Великолепие стен, увешанных красным дамастом и превосходными зеркалами, фриз, расписанный учеником Микеланджело, длинные столы, ломящиеся от золотых и серебряных сосудов, которые рыцари собирали в течение столетий, были совершенно уникальными.
   Гроссмейстер — Эмануэль-Мари де Роан-Полдюк — председательствовал за обедом, а позже герцог, по личному приглашению рыцарей Кастиля и Леона, отправился в их красивый барочный замок, чтобы побеседовать с одними из самых выдающихся умов ордена.
   Обсуждались политические вопросы, которые, герцог знал, будут особенно интересны мистеру Питту. Рыцари путешествовали по всей Европе и знали сокровенные тайны большинства государств лучше, чем любой посол или министр иностранных дел.
   Фактически эта беседа оказалась более яркой и содержательной, чем все, что герцог слышал в палате лордов.
   Уже светало, когда он попрощался с хозяевами и вышел на бледно-золотистый свет, в котором великолепные дворцы с их изящной резьбой и историческими скульптурами казались дворцами из волшебной сказки.
   Идя по узким улочкам, часто представлявшим собой просто длинные лестницы, под балконами с яркими цветами, герцог подумал, что Мальта — одно из самых романтических мест, где ему доводилось бывать.
   В этот утренний час вокруг было мало людей, и тени лежали еще густые и темные. В тишине спящего города слышалось только пение птиц да одинокий звон церковных колоколов, зовущих к ранней мессе.
   Герцог как раз проходил мимо знаменитой церкви Святого Иоанна с ее двойными Западными Башнями — самой необычной и одной из самых впечатляющих церквей в христианском мире, — когда узнал хрупкую фигурку, поднимающуюся по ступеням.
   Он остановился в тени какого-то здания, наблюдая, как Катерина проходит между колонн и исчезает внутри храма.
   Ее голову закрывал черный кружевной шарф, но герцог был уверен, что никакая другая женщина не может идти с такой грацией.
   Он подождал несколько минут, затем вошел в темноту церкви, едва нарушаемую мерцанием лампадок и свечек, горящих перед статуями святых.
   Ее изящно расписанный потолок всегда вызывал у него восхищение, но сейчас герцог посмотрел по сторонам, спрашивая себя, где же девушка.
   В церкви было очень тихо, и герцог терпеливо выжидал. А когда уже начал думать, что ошибся и на ступеньках была не Катерина, то увидел ее выходящей из бокового нефа.
   Девушка медленно шла по проходу, и герцог отступил в тень, чтобы Катерина его не заметила.
   Ее голова была опущена, и когда девушка приблизилась, герцог увидел, что она плачет. У выхода Катерина повернулась к алтарю преклонить колени, и большая входная дверь тихо закрылась за ней.
   Герцог решительно зашагал по проходу в глубь церкви.
 
   Из исповедальни вышел священник, старик с добрым лицом.
   — Могу я отнять у вас минуту, отец? — спросил герцог.
   — Ну конечно, сын мой, — ответил священник.
   Он посмотрел на исповедальню, которую только что оставил.
   —Я не католик, — сказал герцог, — но мне нужна ваша помощь.
   — Мы всегда готовы помочь тем, кто нуждается, — ответил священник.
   Он указал на резную скамью. Герцог сел, и священник опустился рядом с ним.
   — Я хочу, чтобы вы сказали мне, — попросил герцог, — какое существует положение, когда католик, женившийся на протестантке, пожелает расторгнуть брак?
   Герцогу показалось, что священник быстро взглянул на него, прежде чем ответить:
   — Если обряд был совершен католическим священником, союз нерасторжим, разве что в очень исключительных обстоятельствах.
   — Каких? — спросил герцог.
   — Брак может быть аннулирован только Святым отцом в Риме. Требуется много лет и очень убедительные причины, чтобы такая просьба была удовлетворена. Должен также добавить, что это чрезвычайно дорого.
   — А если эти двое не живут вместе, — спросил герцог, — может ли католик жениться снова?
   — Это было бы смертным грехом, влекущим за собой отлучение от церкви, — ответил священник. — Невозможно поверить, чтобы католик даже помыслил бы о таком!
   Герцог встал.
   — Спасибо, отец, это все, что я хотел узнать. Позвольте предложить вам в знак моей благодарности пожертвование для бедных Мальты, а также благодарственное пожертвование за избавление от опасности.
   Он вручил священнику большую сумму денег и вышел из церкви.
   Солнце играло на воде, почти ослепляя своим сиянием, когда «Морской ястреб» вышел из гавани в открытое море.
   Катерина стояла на палубе рядом с герцогом и махала друзьям, которые сегодня встали рано, чтобы проводить их.
   Впереди яхты шел корабль ордена, каждый из его больших парусов нес восьмиконечный крест.
   — Можно не бояться, что нас снова захватят в плен, — сказал герцог. — Гроссмейстер предоставил нам эскорт до Гибралтара.
   Катерина повернула голову.
   — Гибралтара? — недоверчиво переспросила она.
   — Это наш первый порт захода, — ответил герцог.
   Катерина молчала, и он добавил:
   — Я подумал, что Неаполь — это лишний крюк, а мне надо как можно скорее попасть домой.
   Герцог увидел вопрос в глазах девушки, но отвернулся и, глядя вдаль, подумал, как же им повезло, что они идут домой, а не сидят в темнице в тунисском баньо.
   Катерина выглядела очень красивой этим утром, но герцог заметил, что за неделю она похудела и под глазами легли маленькие темные тени, которых не было, когда они уходили из Венеции.
   Платье девушки было очень простым, почти что пуританским, но оно шло ей.