Страница:
Джастин начал просмотр с предвоенного периода.
— Вот все служащие. Среди них Бэйтмен, Коблер, Уилкинс, Джеймс и Никол сон.
— Когда это было? — спросил Энтони.
— Начало 1800-го года.
Он стал внимательно изучать записи.
— Я не знаю, когда Коблер, Уилкинс и два других лакея отправились на войну, но Бэйтмен говорил, что он к моменту своего ухода остался без помощников, так что мы можем сначала посмотреть там, где написано, кто заменил его.
Джастин перевернул еще несколько страниц, пока не дошел до конца аккуратных записей Маркхэма.
Выражение его лица заинтриговало Энтони:
— Что ты обнаружил?
— По этой книге получается, что Коблер, Уилкинс, Джеймс и Николсон продолжают оставаться у меня в услужении. Они регулярно каждый месяц получают свое жалованье.
— Значит, Маркхэм тебя обкрадывает?
— Именно так! — ответил маркиз. — Теперь я могу начать расследование. Позвони!
Командный тон друга показал Энтони, насколько Джастин разгневан.
Он знал, что только одна ситуация вызывала настоящий гнев маркиза: это было, когда его предавали или обманывали люди, которым он безоговорочно доверял.
Пока Траверс не открыл дверь в библиотеку, друзья не проронили ни слова.
— Скажите мистеру Маркхэму, что я хочу немедленно поговорить с ним! — приказал Джастин.
— Слушаюсь, милорд.
Снова наступило молчание. Энтони стало душно, он подошел к французскому окну, которое, как и окна в гостиной, выходило на террасу, и открыл его.
Повернувшись к маркизу, он спросил:
— Ты хочешь, чтобы я остался?
— Безусловно!
Дверь снова открылась, и в комнату вошел Маркхэм.
Было очевидно, что управляющий чем-то взволнован. И когда он прошел к столу и остановился перед ним, Джастин увидел страх на его лице.
— Я просматривал вашу книгу, Маркхэм, — начал маркиз, — и мне требуются некоторые объяснения. Например, почему четыре лакея, которые больше не состоят у меня на службе, по-прежнему записаны здесь.
— Это мое упущение, милорд, — голос управляющего дрожал, — но на их место нанимались другие слуги, и поскольку они работали временно и получали то же жалованье, я счел необязательным каждый раз менять имена.
Это было вполне правдоподобно, по мнению маркиза, но он не одобрял такую неаккуратность в делах.
— Как и почему люди принимались на службу только временно? — с недовольством спросил он.
— Было не так просто найти людей в наших краях, милорд, мне приходилось нанимать тех, кого удавалось подыскать, и большинство из них оказывались неподходящими работниками.
Джастин внимательно посмотрел на управляющего: его лоб был покрыт капельками пота, а лицо стало белее бумаги. Опыт подсказывал маркизу, что, хотя Маркхэм неплохо держит себя в руках, он сильно напуган.
— Кроме того, я заметил, — продолжил Джастин, — что вы не записали, когда ушел со службы Бэйтмен и его заменил Траверс.
— Да, милорд. Я не сделал этого по той же причине.
— Однако Траверс очень опытный слуга, и вы могли предполагать, что он останется в замке надолго?
— Я не был уверен в этом, милорд.
Маркиз перевернул несколько страниц.
— Перейдем к садовникам. Гримшоу сказал мне, что под его началом сейчас работает шестнадцать человек. Безусловно, такое количество работников в саду неоправданно.
— Но Гримшоу не жалуется на избыток рабочей силы.
— Дело не в этом, — маркиз резко оборвал его. — Жалованье, которое вы выдаете садовникам каждую неделю, выписывается только десяти. Как же вы рассчитываетесь с остальными?
— Некоторые из них новички, милорд, и я не могу платить им столько же, сколько получают те, которые работают у нас много лет.
— И имена тоже не изменены.
— Да, милорд.
— Здесь что-то кроется, — не выдержал Джастин. — Что-то, что мне очень не нравится и весьма смахивает на мошенничество.
— Нет, милорд! Это не так, милорд!
Маркхэм дрожал всем телом, а Энтони, не выдержав напряжения этого допроса, встал и вышел из комнаты.
Неожиданно маркиз ударил кулаком по столу и сердито крикнул:
— Я хочу знать правду! Всю правду!
Маркхэм оцепенел от ужаса.
В этот момент из открытого окна послышался голос:
— И вы ее сейчас узнаете, милорд!
ГЛАВА ПЯТАЯ
— Вот все служащие. Среди них Бэйтмен, Коблер, Уилкинс, Джеймс и Никол сон.
— Когда это было? — спросил Энтони.
— Начало 1800-го года.
Он стал внимательно изучать записи.
— Я не знаю, когда Коблер, Уилкинс и два других лакея отправились на войну, но Бэйтмен говорил, что он к моменту своего ухода остался без помощников, так что мы можем сначала посмотреть там, где написано, кто заменил его.
Джастин перевернул еще несколько страниц, пока не дошел до конца аккуратных записей Маркхэма.
Выражение его лица заинтриговало Энтони:
— Что ты обнаружил?
— По этой книге получается, что Коблер, Уилкинс, Джеймс и Николсон продолжают оставаться у меня в услужении. Они регулярно каждый месяц получают свое жалованье.
— Значит, Маркхэм тебя обкрадывает?
— Именно так! — ответил маркиз. — Теперь я могу начать расследование. Позвони!
Командный тон друга показал Энтони, насколько Джастин разгневан.
Он знал, что только одна ситуация вызывала настоящий гнев маркиза: это было, когда его предавали или обманывали люди, которым он безоговорочно доверял.
Пока Траверс не открыл дверь в библиотеку, друзья не проронили ни слова.
— Скажите мистеру Маркхэму, что я хочу немедленно поговорить с ним! — приказал Джастин.
— Слушаюсь, милорд.
Снова наступило молчание. Энтони стало душно, он подошел к французскому окну, которое, как и окна в гостиной, выходило на террасу, и открыл его.
Повернувшись к маркизу, он спросил:
— Ты хочешь, чтобы я остался?
— Безусловно!
Дверь снова открылась, и в комнату вошел Маркхэм.
Было очевидно, что управляющий чем-то взволнован. И когда он прошел к столу и остановился перед ним, Джастин увидел страх на его лице.
— Я просматривал вашу книгу, Маркхэм, — начал маркиз, — и мне требуются некоторые объяснения. Например, почему четыре лакея, которые больше не состоят у меня на службе, по-прежнему записаны здесь.
— Это мое упущение, милорд, — голос управляющего дрожал, — но на их место нанимались другие слуги, и поскольку они работали временно и получали то же жалованье, я счел необязательным каждый раз менять имена.
Это было вполне правдоподобно, по мнению маркиза, но он не одобрял такую неаккуратность в делах.
— Как и почему люди принимались на службу только временно? — с недовольством спросил он.
— Было не так просто найти людей в наших краях, милорд, мне приходилось нанимать тех, кого удавалось подыскать, и большинство из них оказывались неподходящими работниками.
Джастин внимательно посмотрел на управляющего: его лоб был покрыт капельками пота, а лицо стало белее бумаги. Опыт подсказывал маркизу, что, хотя Маркхэм неплохо держит себя в руках, он сильно напуган.
— Кроме того, я заметил, — продолжил Джастин, — что вы не записали, когда ушел со службы Бэйтмен и его заменил Траверс.
— Да, милорд. Я не сделал этого по той же причине.
— Однако Траверс очень опытный слуга, и вы могли предполагать, что он останется в замке надолго?
— Я не был уверен в этом, милорд.
Маркиз перевернул несколько страниц.
— Перейдем к садовникам. Гримшоу сказал мне, что под его началом сейчас работает шестнадцать человек. Безусловно, такое количество работников в саду неоправданно.
— Но Гримшоу не жалуется на избыток рабочей силы.
— Дело не в этом, — маркиз резко оборвал его. — Жалованье, которое вы выдаете садовникам каждую неделю, выписывается только десяти. Как же вы рассчитываетесь с остальными?
— Некоторые из них новички, милорд, и я не могу платить им столько же, сколько получают те, которые работают у нас много лет.
— И имена тоже не изменены.
— Да, милорд.
— Здесь что-то кроется, — не выдержал Джастин. — Что-то, что мне очень не нравится и весьма смахивает на мошенничество.
— Нет, милорд! Это не так, милорд!
Маркхэм дрожал всем телом, а Энтони, не выдержав напряжения этого допроса, встал и вышел из комнаты.
Неожиданно маркиз ударил кулаком по столу и сердито крикнул:
— Я хочу знать правду! Всю правду!
Маркхэм оцепенел от ужаса.
В этот момент из открытого окна послышался голос:
— И вы ее сейчас узнаете, милорд!
ГЛАВА ПЯТАЯ
Джастин удивленно смотрел, как через раскрытое окно в библиотеку входит Ивона Уодбридж.
На ней было то же изумрудно-зеленое платье, в котором он увидел ее впервые. Оно очень шло Ивоне, подчеркивая необыкновенную белизну ее кожи.
Когда миссис Уодбридж подошла ближе, маркиз заметил, что она очень бледна и, несомненно, сильно напряжена.
Джастин был так поражен ее неожиданным появлением, что не поднялся ее приветствовать, а остался сидеть за письменным столом.
Неожиданно Маркхэм воскликнул:
— Нет, нет, мисс Ивона! Оставьте это мне! Вы не должны быть замешаны в это!
Ивона ободряюще улыбнулась ему.
— Но я замешана, Марки, и мы не можем больше скрывать это. Пусть его светлость узнает худшее.
— Нет, пожалуйста, нет! — продолжал умолять он.
— Оставь это мне, — твердо сказала Ивона. — Уйди, Марки! Я предпочитаю разговаривать с его светлостью наедине.
Казалось, Маркхэм готов был продолжать возражения, но, словно чувствуя их бесполезность, сдался и вышел из комнаты.
Когда дверь за управляющим закрылась, Ивона повернулась к маркизу, по-прежнему сидящему за письменным столом.
— Похоже, вы взяли на себя руководство моими служащими, — ледяным тоном сказал Джастин. — Что ж, миссис Уодбридж, я готов выслушать ваши объяснения по поводу того, что здесь происходит.
Говоря это, он смотрел в раскрытую расходную книгу, затем, словно чувствуя, что она не знает, с чего начать, резко спросил:
— Почему вы ведете себя в моем доме, как хозяйка? И почему вы входите в дом таким странным способом?
— Я пришла повидать Траверса, — ответила Ивона. — И мне сказали, что вы взяли из конторы книгу и унесли ее в библиотеку.
Вам — сказали? — переспросил маркиз. — Значит ли это, что вам докладывают все, что происходит в моем доме?
— Большую часть.
Джастин с непроницаемым лицом откинулся в кресле:
— Я слушаю, и, как я уже сказал Маркхэму, мне нужна только правда.
Ивона тихо вздохнула.
— Когда вы приехали в Хертклиф так неожиданно, я поняла, что мы не сможем продолжать, как раньше.
— Очевидно, я некстати решил посетить свой собственный дом, — с иронией заметил маркиз. — Но я не думал, что кому-то помешаю…
— Да, для нас это было очень неудачно.
— Для кого же это «для нас»?
— Для няни, Марки, Траверса и, конечно, для всех тех людей, которым мы помогали.
Джастин нахмурился и спросил:
— О каких людях идет речь? Думаю, о моряках?
— Конечно.
Наконец, несмотря на крайнее раздражение, маркиз вспомнил о хороших манерах:
— Может быть, вы присядете?
Нет, спасибо, — сказала Ивона. — Я лучше буду стоять. Я прекрасно понимаю, милорд, что вы сидите передо мной как судья.
Джастин ничего не ответил.
Его глаза смотрели сурово, а лицо казалось высеченным из камня. Невероятно! Он был обманут и одурачен собственными слугами. Ничто не могло бы разгневать его сильнее, и он не собирался щадить никого.
Как будто читая его мысли, Ивона добавила:
— Наверное, я лучше начну с самого начала.
— Я уже давно этого жду, — холодно согласился Джастин.
— Все началось три года назад, когда мой брат Чарльз вернулся в Англию на своем корабле после битвы на Ниле.
— В которой был убит ваш отец? — уточнил маркиз.
— Да. Чарльз был гардемарином, и он остался жив.
Ивона помолчала, и маркизу показалось, что в ее глазах показались слезы. Ее голос слегка дрожал, когда она продолжила:
— Чарльз рассказал мне, что папа погиб, как герой. Брат привез домой матроса, который спас ему жизнь, но потом был очень тяжело ранен.
Голос Ивоны окреп, и в нем зазвучали гневные ноты:
— Уверена, что ваша светлость знает, какую позорную неблагодарность проявила страна к раненым морякам. Они были просто уволены и превратились в бродяг, которые жили на то, что могли выпросить или… украсть.
— Да, я об этом знаю, — холодно сказал Джастин, — и согласен, что это позор, но не вижу, что тут можно сделать.
— Я ожидала от вас именно такого отношения, — на лице девушки было написано презрение, — и именно поэтому было справедливо…
Она оборвала фразу и постаралась успокоиться.
— Мы немного отвлеклись от темы. Я лучше продолжу свой рассказ.
— Это было бы весьма желательно. Ни к чему заниматься обвинениями, которые никуда нас не приведут.
В глазах Ивоны сверкнул гнев, но ей ничего не оставалось, как повиноваться маркизу.
— Мы с няней выходили Джорджа, хотя он навсегда остался инвалидом.
— Видимо, речь идет о человеке на деревянной ноге? — поинтересовался Джастин.
— Так вы ее все-таки заметили!
— Я заметил многое.
— Я боялась, что она вызовет у вас вопросы.
— Только потому, что вы солгали мне, сказав, что живете в доме вдвоем с няней, хотя полагаю, что мужчина жил в амбаре.
— Почему вы так думаете?
— Потому что я видел свет в окне в тот вечер, когда мы с сэром Энтони отвозили вас домой.
— Это было неосторожно с моей стороны, — сказала Ивона, — но я не смогла ничего придумать, чтобы вы меня не провожали.
— Конечно, нет, но, когда человек лжет, он должен принимать все меры предосторожности, чтобы не выдать себя.
Джастин говорил оскорбительным тоном, но Ивона не обратила на это внимания и продолжила:
— Когда Джордж немного поправился, мы с няней очень гордились тем, что смогли для него сделать. Однажды мы оставили его и поехали в Брайтон за покупками. Там я увидела двух моряков, просящих на улице милостыню у нарядных леди, сверкающих драгоценностями, и джентльменов с тугими кошельками.
Голос Ивоны звучал осуждающе.
— Моряки были до крайности истощены, и каждый, кто имеет глаза, мог видеть, что они умирают с голоду. Но никто не остановился, чтобы помочь им. Никто не дал им и четверти пенса из тех тысяч фунтов, которые ежедневно проигрываются за игорными столами в королевской резиденции Брайтона.
— Одним словом, вы привезли этих моряков к себе домой?
— А разве можно было поступить иначе? Как люди в этой стране могут оставлять людей, которые едва не погибли, защищая нас от Бонапарта, умирать на улице?
Хотя Ивона буквально выплюнула эти слова в лицо маркизу, Джастин бесстрастно сказал:
— Продолжайте вашу историю, миссис Уодбридж.
— Думаю, слухи об этом разнеслись по округе. Во всяком случае, многие голодные и обездоленные моряки начали приходить и просить помощи, а я не могла выгнать их.
Она посмотрела на маркиза, словно ожидая от него понимания, но он спокойно прокомментировал:
— Вскоре ваши средства иссякли.
Ивона кивнула.
— Я продала все драгоценности, которые мне оставила мама, и истратила все деньги, которые получила от Чарльза. Я не могла продать мебель, потому что она принадлежала брату.
— И вам не осталось ничего другого, как обратиться за помощью к Маркхэму.
— Он всегда восхищался моим отцом и, когда папа погиб, оплакивал его почти так же, так я. Он знал, что папа одобрил бы мою помощь этим морякам.
— И он начал фальсифицировать отчеты? — резко сказал Джастин. — Вы понимаете, что толкнули его на преступление, миссис Уодбридж?
— Вы не совсем правы. Прошу вас выслушать меня, ваша светлость. Когда слуги стали один за другим уходить на войну, он не брал никого им на смену, а отдавал мне те деньги, которые полагались на выплату их жалованья.
— Но этого перестало хватать?
— Мы справлялись, — ответила Ивона, — но все больше и больше людей приходило к нам за помощью, и, хотя я пыталась быть жесткой и отказывать некоторым, я не могла вынести их беспомощности. Они не упрашивали меня, они просто говорили: «Я понимаю, мадам, я как-нибудь справлюсь».
Ее голос прервался, и она немного помолчала.
— Я знала, что они не справятся, это было невозможно с такими воспаленными ранами, грозящими гангреной. Некоторые потеряли на войне руку или ногу, другие после контузии очень плохо соображали или… были полупомешаны, так на них повлиял ужас, который им пришлось пережить.
— И что же вы сделали? — спросил маркиз, хотя и догадывался, что именно ответит Ивона.
— Я продала табакерку.
Последовало тягостное молчание. Джастин смотрел на Ивону, а она, казалось, не могла рассказывать дальше.
Сделав над собой усилие, девушка продолжала:
— На мой взгляд, она была не из самых лучших, мне она даже не казалась красивой, но ювелир, который купил у меня мамины драгоценности, неожиданно дал за нее много денег.
Джастин вспомнил табакерку, которую ему показывал Перегрин Персиваль.
— Но одной вам показалось мало, и вы продолжали красть.
— Да, — призналась Ивона. — Сначала я взяла одну, и Марки ничего не заметил. А потом еще… и еще.
Она беспомощно посмотрела на маркиза.
— Это были не лучшие табакерки. Я выбирала такие, которых вам было бы не так жалко, если бы приехали в Хертклиф и заметили пропажу. Вы так долго отсутствовали, что подобное казалось маловероятным.
— Так вы все-таки принимали меня в расчет в этой экстраординарной ситуации! — желчно сказал Джастин.
— Я знала, как эта коллекция была дорога вашему отцу, Марки рассказывал мне об этом. Но у вас, ваша светлость, было столько других интересов за пределами Хертклифа, я не думала, что вы будете жалеть о том, что ничего не значило лично для вас.
— Это было абсолютно необоснованное предположение.
— Теперь я поняла это, когда вы приехали и я увидела ваш интерес к картинам. Но в тот момент я думала, что вы далеко, заняты своими делами, вам нет дела до этого поместья, в то время как люди, прошедшие войну, голодают и нуждаются в помощи.
Ивона сказала это, глядя прямо в глаза маркизу, и на лице ее был написан вызов.
— Продолжайте, — приказал Джастин. — Мне интересно, когда на сцену вышел Бэйтмен.
Бэйтмену не нравилось, что он остался без слуг, — ответила Ивона. — Сам он ничего не мог делать, так как, имея ключи от погреба, все время пил и большую часть времени был не в состоянии даже двигаться.
— Маркхэм должен был доложить мне об этом, — сердито сказал маркиз. — Для этого я поставил его управлять имением.
— Он собирался, но я его отговорила, потому что нам были очень нужны деньги. Я стала регулярно посылать сюда Траверса, чтобы он поддерживал чистоту и порядок.
— Траверс служил у вас?
— Да, он один из друзей Чарльза. Он был только легко ранен, и это означало, что он должен сойти с корабля на полгода, но не успел Траверс выздороветь, как наступил мир. Не знаю, как бы я без него обходилась.
— Почему?
— Потому что, как вы знаете, моряков увольняли сотнями. Думаю, в других местах было еще хуже, но и здесь я не могла бы справиться с таким количеством нуждающихся в помощи.
— Что вы имеете в виду? — не понял Джастин.
— Большинство из них имели дом или могли, по крайней мере, вернуться в родной город, где им помогли бы местные власти. Беда заключалась в том, что им было не на что добраться туда.
— И вы давали им на это деньги?
— Вы не представляете, что происходит, когда моряки сходят на берег, — сказала Ивона. — Их окружают мошенники и воры, которые вытягивают из них все сбережения за время службы. После двух ночей, проведенных на суше, большинство остается без единого пенни.
— Но ведь в этом их собственная вина? Это взрослые люди, которые должны жить своим разумом…
Ивона так взглянула на него, что Джастину неожиданно почудилось лицо леди Роз, которое он увидел, проснувшись после неумеренных возлияний.
— Продолжайте рассказывать, — сказал он резко.
— Траверс выбрал людей, которым действительно надо было помочь, — объяснила Ивона, — и мы давали им денег на дорогу домой и на пропитание. А попрошаек он прогонял. Я никогда бы не смогла справиться с этим сама.
— Так что Траверс в действительности ваш слуга?
Да, — призналась Ивона, — но, когда мы услышали о вашем приезде, я сразу же отправила в Хертклиф его и еще четверых человек из самых подходящих, которые были у нас в этот момент.
Джастин вспомнил четыре нелепые фигуры в плохо сидящих ливреях и Траверса, который один работал за всех.
— Думаю, Траверс служил на корабле вашего брата, — сказал он.
— Он был личным слугой адмирала.
«Я мог бы и сам догадаться», — подумал маркиз и сказал:
— В действительности подозрения возникли у меня еще до приезда сюда. Один из моих гостей в Верьене показал мне табакерку, которую я хорошо помнил по коллекции отца. На ней изображен военный корабль, плывущий по волнам из изумрудов и сапфиров.
— Я боялась, что вы будете жалеть о ней, когда продавала ее, — призналась Ивона.
— Видимо, я должен еще раз поблагодарить вас за заботу обо мне, миссис Уодбридж, — саркастично заметил Джастин, — и позвольте вам сказать, что, когда я приехал и увидел, что комод почти опустел, я сразу обнаружил отсутствие большей части коллекции.
— Я очень надеялась, что вы не обратили на это внимания до того, как я ограбила вас!
Маркиз посмотрел на нее с изумлением.
— Святой боже! Это вы были главарем грабителей!
Ивона кивнула.
— Я считала, что это единственный способ поправить положение и сделать так, чтобы вы не узнали о пропаже табакерок.
— Так это было все, что оставалось от отцовской коллекции? — спросил Джастин. — Я-то думал, что часть ее хранится в сейфе.
— Я предполагала, что вы можете так подумать, — ответила Ивона. — Именно поэтому я приказала одному из людей войти через дверь из буфетной.
— Вы действительно продумали все. Мне трудно поверить, что вы так прекрасно сыграли роль мужчины, хотя я начал подозревать вас, после того как вы признались, что хорошо имитируете различные голоса.
При всей нелепости ситуации Джастин не мог не испытать удовлетворения от подтверждения правильности своих умозаключений.
— Я сделала ошибку, когда позвала попугаев, — сказала Ивона со вздохом, — но вы так настойчиво расспрашивали меня об амбаре, я испугалась, что вы будете настаивать на том, чтобы войти туда.
— И что бы я там увидел? — спросил маркиз с любопытством.
— Сейчас у нас осталось только пять раненых, — ответила Ивона, — но тогда там было еще десять человек, которых мы на следующий день отправили по домам в разные графства.
— Нельзя не отметить, что на мои деньги вы поставили дело на широкую ногу. — Джастином вновь овладел гнев.
— Я… прошу прощения, но я могу вернуть оставшиеся табакерки, часы и золотой корабль.
— Для чего, позвольте спросить, вы его взяли?
— Я думала, что вам покажется странным, если грабители оставят на столе такую ценную вещь. Но, честное слово, я бы никогда его не продала. Он принадлежит Хертклифу еще больше, чем все остальное.
— Все это звучит очень убедительно, миссис Уодбридж, — раздраженно сказал маркиз. — Но мне очень интересно знать, если бы я сейчас не приехал, осталось бы здесь хоть что-нибудь из принадлежащего мне? Какие планы вы строили насчет картин и мебели?
Бесполезно оправдываться, — ответила Ивона. — Я представляю, как вы рассержены за все это, но я чувствую, что поступала правильно и справедливо.
— Справедливо для кого? — воскликнул маркиз.
— Для Англии!
— Я нахожу ваши представления о справедливости несколько запутанными, я бы даже скатал, искаженными, — сказал Джастин. — Или вы воображаете себя современным Робин Гудом в юбке, грабящим богатых и помогающим бедным?
Его тон был таким оскорбительным, что Ивона возмутилась:
— Возможно, это правильное сравнение, милорд. Но можно выразиться точнее: это кража у очень богатых для помощи людям, которые были готовы умереть, защищая их собственность от французов.
Маркиз отметил про себя, что этот гейм она выиграла, и сказал:
— Вы вряд ли ожидаете, что я одобрю ваши действия, как бы вы ни украшали их патриотическими рассуждениями.
— Я не собираюсь это делать. Я хотела только объяснить, что во всем, что здесь происходило, моя и только моя вина.
— Маркхэм — мой управляющий, он должен был прежде всего блюсти мои интересы.
— Неужели это все, что для вас имеет значение? — спросила Ивона с горечью. — Маркхэм глубоко уважал моего отца, и, хотя он виноват в том, что отдавал морякам деньги, которые вы выделяли для выплаты слугам, он долгое время даже не подозревал, что я ворую у вас.
— Это не делает ему чести, — холодно заметил Джастин. — Значит, я ошибся в выборе управляющего. А что было, когда он узнал?
— Он был поражен и шокирован, но, когда увидел страдания людей, которым я пыталась помочь, понял, что без денег на еду и лекарства, которые им нужны, они скоро присоединятся к тем, которых мы… похоронили на церковном дворе.
Голос Ивоны дрогнул.
— Четверо умерли в прошлом году, а трое — в позапрошлом. Мы с няней делали все, что могли, но они были безнадежны… они были так сильно искалечены…
Джастин опустил глаза в расходную книгу.
— Мне понятно ваше поведение, миссис Уодбридж, но то, что делал Маркхэм, меня абсолютно не устраивает.
— Я же объяснила вам…
— Я знаю, — перебил ее маркиз, — но, как я уже говорил, Маркхэм — мой управляющий. Я доверял ему, и мое доверие было обмануто, а я этого не терплю!
Ивона вскрикнула и подошла ближе к столу:
— Вы же не хотите… Вы не собираетесь… уволить его?
— Не вижу другой возможности.
— Но вы не должны этого делать! Он прожил здесь столько лет! Он любит Хертклиф, как родной дом. Он готов умереть за него и вашу семью.
— Все, что мне нужно от моих подчиненных, — это честная служба.
— Вы не можете поступить… так жестоко… так бесчеловечно, — горячо сказала Ивона. — Это убьет его. Куда же он пойдет? У него совсем нет денег.
— Полагаю, свои сбережения он тоже истратил на ваше общее дело?
— Я пыталась воспротивиться этому, но он настаивал и часто давал деньги морякам за моей спиной.
— Это было его решение, — сухо сказал Джастин.
Ивона посмотрела на безжалостное выражение его лица.
— Как мне умолять вас? Как объяснить, что Марки не должен пострадать за свою доброту?
Она подошла еще ближе к маркизу и тихо сказала:
— Выслушайте меня, милорд, прошу вас.
Джастин посмотрел ей в глаза и ничего не ответил.
— Я сделаю… все, что вы мне прикажете. Вы можете… наказать меня, как пожелаете… даже отправить в тюрьму… я не буду жаловаться. Но не заставляйте Марки страдать за мои грехи!
— Ваши грехи — это совсем другой разговор, миссис Уодбридж, — сказал маркиз, — и как вы сами только что сказали, наказание за ваше преступление хорошо известно.
Ивона похолодела.
— Вы… имеете в виду… тюрьма!
— Вы должны были бы знать, что каждый, кто совершит кражу имущества, стоящего дороже одного шиллинга, приговаривается к повешению?
Ивона не пошевелилась. Ее глаза расширились от ужаса и, казалось, заняли все лицо:
— Вы собираетесь… сделать это… со мной? — шепотом спросила она.
Джастин не ответил, и Ивона, гордо выпрямившись, сказала:
— Мне нечего больше сказать, ваша светлость. Все, о чем я прошу: когда я умру, простите Марки за то, что он помогал мне, и позаботьтесь о моей старой няне… она тоже… истратила все свои сбережения.
— Вы можете привести разумную причину, по которой я должен делать все это, после того как вы так обошлись со мной?
— Неужели для вас ничего не значит, что вы, пусть даже невольно, послужили спасению не менее пятидесяти человек, которые бы иначе умерли, и не дали еще большему числу людей сойти на преступную дорогу?
— Вы очень убедительно защищаетесь, миссис Уодбридж.
— Я уже сказала вам, что не думаю о себе, — напомнила Ивона. — Но если вы простите Марки, я сделаю для вас все… все, что вы захотите.
— Все? — повторил Джастин, пристально глядя ей в глаза.
— Я клянусь вам всем, что свято для меня! — искренне ответила Ивона.
— Ну что ж… — начал было маркиз, но в этот момент дверь библиотеки распахнулась, и в комнату влетел Энтони.
— Посмотри, Джастин, кто к тебе пожаловал! — предостерегающе сказал он приятелю.
Пока маркиз непонимающе смотрел на друга, за его спиной возникло прелестное создание, в котором маркиз с ужасом узнал леди Роз.
На ней было модное платье из легкой кисеи, окутывавшее ее фигуру прозрачным облаком и создававшее впечатление наготы.
Как бы для компенсации выставленного напоказ тела, леди Роз надела шляпку с большой вуалью и высокой тульей, украшенной розовыми страусиными перьями, которые трепетали при каждом ее движении.
На ее шее сверкали топазы и бриллианты, и такие же камни украшали ее розовые ушки, напоминающие раковины.
Леди Роз выглядела потрясающе. Ее красота ослепляла и убивала наповал.
Секунду она постояла в дверях, приняв эффектную позу, словно давая Джастину полюбоваться на себя, затем с радостным криком бросилась к нему.
— Джастин, дорогой! Я нашла тебя! — воскликнула красавица. — Как ты мог уехать, не сказав мне ни единого слова? Какой жестокий, какой гадкий поступок! Я была убита, совершенно убита, я не знала, где ты можешь быть, но потом…
Я сообщил этой прелестнице, где вы прячетесь, — послышался глубокий низкий голос, а за ним появился и его обладатель, его высочество принц Уэльский собственной персоной.
На ней было то же изумрудно-зеленое платье, в котором он увидел ее впервые. Оно очень шло Ивоне, подчеркивая необыкновенную белизну ее кожи.
Когда миссис Уодбридж подошла ближе, маркиз заметил, что она очень бледна и, несомненно, сильно напряжена.
Джастин был так поражен ее неожиданным появлением, что не поднялся ее приветствовать, а остался сидеть за письменным столом.
Неожиданно Маркхэм воскликнул:
— Нет, нет, мисс Ивона! Оставьте это мне! Вы не должны быть замешаны в это!
Ивона ободряюще улыбнулась ему.
— Но я замешана, Марки, и мы не можем больше скрывать это. Пусть его светлость узнает худшее.
— Нет, пожалуйста, нет! — продолжал умолять он.
— Оставь это мне, — твердо сказала Ивона. — Уйди, Марки! Я предпочитаю разговаривать с его светлостью наедине.
Казалось, Маркхэм готов был продолжать возражения, но, словно чувствуя их бесполезность, сдался и вышел из комнаты.
Когда дверь за управляющим закрылась, Ивона повернулась к маркизу, по-прежнему сидящему за письменным столом.
— Похоже, вы взяли на себя руководство моими служащими, — ледяным тоном сказал Джастин. — Что ж, миссис Уодбридж, я готов выслушать ваши объяснения по поводу того, что здесь происходит.
Говоря это, он смотрел в раскрытую расходную книгу, затем, словно чувствуя, что она не знает, с чего начать, резко спросил:
— Почему вы ведете себя в моем доме, как хозяйка? И почему вы входите в дом таким странным способом?
— Я пришла повидать Траверса, — ответила Ивона. — И мне сказали, что вы взяли из конторы книгу и унесли ее в библиотеку.
Вам — сказали? — переспросил маркиз. — Значит ли это, что вам докладывают все, что происходит в моем доме?
— Большую часть.
Джастин с непроницаемым лицом откинулся в кресле:
— Я слушаю, и, как я уже сказал Маркхэму, мне нужна только правда.
Ивона тихо вздохнула.
— Когда вы приехали в Хертклиф так неожиданно, я поняла, что мы не сможем продолжать, как раньше.
— Очевидно, я некстати решил посетить свой собственный дом, — с иронией заметил маркиз. — Но я не думал, что кому-то помешаю…
— Да, для нас это было очень неудачно.
— Для кого же это «для нас»?
— Для няни, Марки, Траверса и, конечно, для всех тех людей, которым мы помогали.
Джастин нахмурился и спросил:
— О каких людях идет речь? Думаю, о моряках?
— Конечно.
Наконец, несмотря на крайнее раздражение, маркиз вспомнил о хороших манерах:
— Может быть, вы присядете?
Нет, спасибо, — сказала Ивона. — Я лучше буду стоять. Я прекрасно понимаю, милорд, что вы сидите передо мной как судья.
Джастин ничего не ответил.
Его глаза смотрели сурово, а лицо казалось высеченным из камня. Невероятно! Он был обманут и одурачен собственными слугами. Ничто не могло бы разгневать его сильнее, и он не собирался щадить никого.
Как будто читая его мысли, Ивона добавила:
— Наверное, я лучше начну с самого начала.
— Я уже давно этого жду, — холодно согласился Джастин.
— Все началось три года назад, когда мой брат Чарльз вернулся в Англию на своем корабле после битвы на Ниле.
— В которой был убит ваш отец? — уточнил маркиз.
— Да. Чарльз был гардемарином, и он остался жив.
Ивона помолчала, и маркизу показалось, что в ее глазах показались слезы. Ее голос слегка дрожал, когда она продолжила:
— Чарльз рассказал мне, что папа погиб, как герой. Брат привез домой матроса, который спас ему жизнь, но потом был очень тяжело ранен.
Голос Ивоны окреп, и в нем зазвучали гневные ноты:
— Уверена, что ваша светлость знает, какую позорную неблагодарность проявила страна к раненым морякам. Они были просто уволены и превратились в бродяг, которые жили на то, что могли выпросить или… украсть.
— Да, я об этом знаю, — холодно сказал Джастин, — и согласен, что это позор, но не вижу, что тут можно сделать.
— Я ожидала от вас именно такого отношения, — на лице девушки было написано презрение, — и именно поэтому было справедливо…
Она оборвала фразу и постаралась успокоиться.
— Мы немного отвлеклись от темы. Я лучше продолжу свой рассказ.
— Это было бы весьма желательно. Ни к чему заниматься обвинениями, которые никуда нас не приведут.
В глазах Ивоны сверкнул гнев, но ей ничего не оставалось, как повиноваться маркизу.
— Мы с няней выходили Джорджа, хотя он навсегда остался инвалидом.
— Видимо, речь идет о человеке на деревянной ноге? — поинтересовался Джастин.
— Так вы ее все-таки заметили!
— Я заметил многое.
— Я боялась, что она вызовет у вас вопросы.
— Только потому, что вы солгали мне, сказав, что живете в доме вдвоем с няней, хотя полагаю, что мужчина жил в амбаре.
— Почему вы так думаете?
— Потому что я видел свет в окне в тот вечер, когда мы с сэром Энтони отвозили вас домой.
— Это было неосторожно с моей стороны, — сказала Ивона, — но я не смогла ничего придумать, чтобы вы меня не провожали.
— Конечно, нет, но, когда человек лжет, он должен принимать все меры предосторожности, чтобы не выдать себя.
Джастин говорил оскорбительным тоном, но Ивона не обратила на это внимания и продолжила:
— Когда Джордж немного поправился, мы с няней очень гордились тем, что смогли для него сделать. Однажды мы оставили его и поехали в Брайтон за покупками. Там я увидела двух моряков, просящих на улице милостыню у нарядных леди, сверкающих драгоценностями, и джентльменов с тугими кошельками.
Голос Ивоны звучал осуждающе.
— Моряки были до крайности истощены, и каждый, кто имеет глаза, мог видеть, что они умирают с голоду. Но никто не остановился, чтобы помочь им. Никто не дал им и четверти пенса из тех тысяч фунтов, которые ежедневно проигрываются за игорными столами в королевской резиденции Брайтона.
— Одним словом, вы привезли этих моряков к себе домой?
— А разве можно было поступить иначе? Как люди в этой стране могут оставлять людей, которые едва не погибли, защищая нас от Бонапарта, умирать на улице?
Хотя Ивона буквально выплюнула эти слова в лицо маркизу, Джастин бесстрастно сказал:
— Продолжайте вашу историю, миссис Уодбридж.
— Думаю, слухи об этом разнеслись по округе. Во всяком случае, многие голодные и обездоленные моряки начали приходить и просить помощи, а я не могла выгнать их.
Она посмотрела на маркиза, словно ожидая от него понимания, но он спокойно прокомментировал:
— Вскоре ваши средства иссякли.
Ивона кивнула.
— Я продала все драгоценности, которые мне оставила мама, и истратила все деньги, которые получила от Чарльза. Я не могла продать мебель, потому что она принадлежала брату.
— И вам не осталось ничего другого, как обратиться за помощью к Маркхэму.
— Он всегда восхищался моим отцом и, когда папа погиб, оплакивал его почти так же, так я. Он знал, что папа одобрил бы мою помощь этим морякам.
— И он начал фальсифицировать отчеты? — резко сказал Джастин. — Вы понимаете, что толкнули его на преступление, миссис Уодбридж?
— Вы не совсем правы. Прошу вас выслушать меня, ваша светлость. Когда слуги стали один за другим уходить на войну, он не брал никого им на смену, а отдавал мне те деньги, которые полагались на выплату их жалованья.
— Но этого перестало хватать?
— Мы справлялись, — ответила Ивона, — но все больше и больше людей приходило к нам за помощью, и, хотя я пыталась быть жесткой и отказывать некоторым, я не могла вынести их беспомощности. Они не упрашивали меня, они просто говорили: «Я понимаю, мадам, я как-нибудь справлюсь».
Ее голос прервался, и она немного помолчала.
— Я знала, что они не справятся, это было невозможно с такими воспаленными ранами, грозящими гангреной. Некоторые потеряли на войне руку или ногу, другие после контузии очень плохо соображали или… были полупомешаны, так на них повлиял ужас, который им пришлось пережить.
— И что же вы сделали? — спросил маркиз, хотя и догадывался, что именно ответит Ивона.
— Я продала табакерку.
Последовало тягостное молчание. Джастин смотрел на Ивону, а она, казалось, не могла рассказывать дальше.
Сделав над собой усилие, девушка продолжала:
— На мой взгляд, она была не из самых лучших, мне она даже не казалась красивой, но ювелир, который купил у меня мамины драгоценности, неожиданно дал за нее много денег.
Джастин вспомнил табакерку, которую ему показывал Перегрин Персиваль.
— Но одной вам показалось мало, и вы продолжали красть.
— Да, — призналась Ивона. — Сначала я взяла одну, и Марки ничего не заметил. А потом еще… и еще.
Она беспомощно посмотрела на маркиза.
— Это были не лучшие табакерки. Я выбирала такие, которых вам было бы не так жалко, если бы приехали в Хертклиф и заметили пропажу. Вы так долго отсутствовали, что подобное казалось маловероятным.
— Так вы все-таки принимали меня в расчет в этой экстраординарной ситуации! — желчно сказал Джастин.
— Я знала, как эта коллекция была дорога вашему отцу, Марки рассказывал мне об этом. Но у вас, ваша светлость, было столько других интересов за пределами Хертклифа, я не думала, что вы будете жалеть о том, что ничего не значило лично для вас.
— Это было абсолютно необоснованное предположение.
— Теперь я поняла это, когда вы приехали и я увидела ваш интерес к картинам. Но в тот момент я думала, что вы далеко, заняты своими делами, вам нет дела до этого поместья, в то время как люди, прошедшие войну, голодают и нуждаются в помощи.
Ивона сказала это, глядя прямо в глаза маркизу, и на лице ее был написан вызов.
— Продолжайте, — приказал Джастин. — Мне интересно, когда на сцену вышел Бэйтмен.
Бэйтмену не нравилось, что он остался без слуг, — ответила Ивона. — Сам он ничего не мог делать, так как, имея ключи от погреба, все время пил и большую часть времени был не в состоянии даже двигаться.
— Маркхэм должен был доложить мне об этом, — сердито сказал маркиз. — Для этого я поставил его управлять имением.
— Он собирался, но я его отговорила, потому что нам были очень нужны деньги. Я стала регулярно посылать сюда Траверса, чтобы он поддерживал чистоту и порядок.
— Траверс служил у вас?
— Да, он один из друзей Чарльза. Он был только легко ранен, и это означало, что он должен сойти с корабля на полгода, но не успел Траверс выздороветь, как наступил мир. Не знаю, как бы я без него обходилась.
— Почему?
— Потому что, как вы знаете, моряков увольняли сотнями. Думаю, в других местах было еще хуже, но и здесь я не могла бы справиться с таким количеством нуждающихся в помощи.
— Что вы имеете в виду? — не понял Джастин.
— Большинство из них имели дом или могли, по крайней мере, вернуться в родной город, где им помогли бы местные власти. Беда заключалась в том, что им было не на что добраться туда.
— И вы давали им на это деньги?
— Вы не представляете, что происходит, когда моряки сходят на берег, — сказала Ивона. — Их окружают мошенники и воры, которые вытягивают из них все сбережения за время службы. После двух ночей, проведенных на суше, большинство остается без единого пенни.
— Но ведь в этом их собственная вина? Это взрослые люди, которые должны жить своим разумом…
Ивона так взглянула на него, что Джастину неожиданно почудилось лицо леди Роз, которое он увидел, проснувшись после неумеренных возлияний.
— Продолжайте рассказывать, — сказал он резко.
— Траверс выбрал людей, которым действительно надо было помочь, — объяснила Ивона, — и мы давали им денег на дорогу домой и на пропитание. А попрошаек он прогонял. Я никогда бы не смогла справиться с этим сама.
— Так что Траверс в действительности ваш слуга?
Да, — призналась Ивона, — но, когда мы услышали о вашем приезде, я сразу же отправила в Хертклиф его и еще четверых человек из самых подходящих, которые были у нас в этот момент.
Джастин вспомнил четыре нелепые фигуры в плохо сидящих ливреях и Траверса, который один работал за всех.
— Думаю, Траверс служил на корабле вашего брата, — сказал он.
— Он был личным слугой адмирала.
«Я мог бы и сам догадаться», — подумал маркиз и сказал:
— В действительности подозрения возникли у меня еще до приезда сюда. Один из моих гостей в Верьене показал мне табакерку, которую я хорошо помнил по коллекции отца. На ней изображен военный корабль, плывущий по волнам из изумрудов и сапфиров.
— Я боялась, что вы будете жалеть о ней, когда продавала ее, — призналась Ивона.
— Видимо, я должен еще раз поблагодарить вас за заботу обо мне, миссис Уодбридж, — саркастично заметил Джастин, — и позвольте вам сказать, что, когда я приехал и увидел, что комод почти опустел, я сразу обнаружил отсутствие большей части коллекции.
— Я очень надеялась, что вы не обратили на это внимания до того, как я ограбила вас!
Маркиз посмотрел на нее с изумлением.
— Святой боже! Это вы были главарем грабителей!
Ивона кивнула.
— Я считала, что это единственный способ поправить положение и сделать так, чтобы вы не узнали о пропаже табакерок.
— Так это было все, что оставалось от отцовской коллекции? — спросил Джастин. — Я-то думал, что часть ее хранится в сейфе.
— Я предполагала, что вы можете так подумать, — ответила Ивона. — Именно поэтому я приказала одному из людей войти через дверь из буфетной.
— Вы действительно продумали все. Мне трудно поверить, что вы так прекрасно сыграли роль мужчины, хотя я начал подозревать вас, после того как вы признались, что хорошо имитируете различные голоса.
При всей нелепости ситуации Джастин не мог не испытать удовлетворения от подтверждения правильности своих умозаключений.
— Я сделала ошибку, когда позвала попугаев, — сказала Ивона со вздохом, — но вы так настойчиво расспрашивали меня об амбаре, я испугалась, что вы будете настаивать на том, чтобы войти туда.
— И что бы я там увидел? — спросил маркиз с любопытством.
— Сейчас у нас осталось только пять раненых, — ответила Ивона, — но тогда там было еще десять человек, которых мы на следующий день отправили по домам в разные графства.
— Нельзя не отметить, что на мои деньги вы поставили дело на широкую ногу. — Джастином вновь овладел гнев.
— Я… прошу прощения, но я могу вернуть оставшиеся табакерки, часы и золотой корабль.
— Для чего, позвольте спросить, вы его взяли?
— Я думала, что вам покажется странным, если грабители оставят на столе такую ценную вещь. Но, честное слово, я бы никогда его не продала. Он принадлежит Хертклифу еще больше, чем все остальное.
— Все это звучит очень убедительно, миссис Уодбридж, — раздраженно сказал маркиз. — Но мне очень интересно знать, если бы я сейчас не приехал, осталось бы здесь хоть что-нибудь из принадлежащего мне? Какие планы вы строили насчет картин и мебели?
Бесполезно оправдываться, — ответила Ивона. — Я представляю, как вы рассержены за все это, но я чувствую, что поступала правильно и справедливо.
— Справедливо для кого? — воскликнул маркиз.
— Для Англии!
— Я нахожу ваши представления о справедливости несколько запутанными, я бы даже скатал, искаженными, — сказал Джастин. — Или вы воображаете себя современным Робин Гудом в юбке, грабящим богатых и помогающим бедным?
Его тон был таким оскорбительным, что Ивона возмутилась:
— Возможно, это правильное сравнение, милорд. Но можно выразиться точнее: это кража у очень богатых для помощи людям, которые были готовы умереть, защищая их собственность от французов.
Маркиз отметил про себя, что этот гейм она выиграла, и сказал:
— Вы вряд ли ожидаете, что я одобрю ваши действия, как бы вы ни украшали их патриотическими рассуждениями.
— Я не собираюсь это делать. Я хотела только объяснить, что во всем, что здесь происходило, моя и только моя вина.
— Маркхэм — мой управляющий, он должен был прежде всего блюсти мои интересы.
— Неужели это все, что для вас имеет значение? — спросила Ивона с горечью. — Маркхэм глубоко уважал моего отца, и, хотя он виноват в том, что отдавал морякам деньги, которые вы выделяли для выплаты слугам, он долгое время даже не подозревал, что я ворую у вас.
— Это не делает ему чести, — холодно заметил Джастин. — Значит, я ошибся в выборе управляющего. А что было, когда он узнал?
— Он был поражен и шокирован, но, когда увидел страдания людей, которым я пыталась помочь, понял, что без денег на еду и лекарства, которые им нужны, они скоро присоединятся к тем, которых мы… похоронили на церковном дворе.
Голос Ивоны дрогнул.
— Четверо умерли в прошлом году, а трое — в позапрошлом. Мы с няней делали все, что могли, но они были безнадежны… они были так сильно искалечены…
Джастин опустил глаза в расходную книгу.
— Мне понятно ваше поведение, миссис Уодбридж, но то, что делал Маркхэм, меня абсолютно не устраивает.
— Я же объяснила вам…
— Я знаю, — перебил ее маркиз, — но, как я уже говорил, Маркхэм — мой управляющий. Я доверял ему, и мое доверие было обмануто, а я этого не терплю!
Ивона вскрикнула и подошла ближе к столу:
— Вы же не хотите… Вы не собираетесь… уволить его?
— Не вижу другой возможности.
— Но вы не должны этого делать! Он прожил здесь столько лет! Он любит Хертклиф, как родной дом. Он готов умереть за него и вашу семью.
— Все, что мне нужно от моих подчиненных, — это честная служба.
— Вы не можете поступить… так жестоко… так бесчеловечно, — горячо сказала Ивона. — Это убьет его. Куда же он пойдет? У него совсем нет денег.
— Полагаю, свои сбережения он тоже истратил на ваше общее дело?
— Я пыталась воспротивиться этому, но он настаивал и часто давал деньги морякам за моей спиной.
— Это было его решение, — сухо сказал Джастин.
Ивона посмотрела на безжалостное выражение его лица.
— Как мне умолять вас? Как объяснить, что Марки не должен пострадать за свою доброту?
Она подошла еще ближе к маркизу и тихо сказала:
— Выслушайте меня, милорд, прошу вас.
Джастин посмотрел ей в глаза и ничего не ответил.
— Я сделаю… все, что вы мне прикажете. Вы можете… наказать меня, как пожелаете… даже отправить в тюрьму… я не буду жаловаться. Но не заставляйте Марки страдать за мои грехи!
— Ваши грехи — это совсем другой разговор, миссис Уодбридж, — сказал маркиз, — и как вы сами только что сказали, наказание за ваше преступление хорошо известно.
Ивона похолодела.
— Вы… имеете в виду… тюрьма!
— Вы должны были бы знать, что каждый, кто совершит кражу имущества, стоящего дороже одного шиллинга, приговаривается к повешению?
Ивона не пошевелилась. Ее глаза расширились от ужаса и, казалось, заняли все лицо:
— Вы собираетесь… сделать это… со мной? — шепотом спросила она.
Джастин не ответил, и Ивона, гордо выпрямившись, сказала:
— Мне нечего больше сказать, ваша светлость. Все, о чем я прошу: когда я умру, простите Марки за то, что он помогал мне, и позаботьтесь о моей старой няне… она тоже… истратила все свои сбережения.
— Вы можете привести разумную причину, по которой я должен делать все это, после того как вы так обошлись со мной?
— Неужели для вас ничего не значит, что вы, пусть даже невольно, послужили спасению не менее пятидесяти человек, которые бы иначе умерли, и не дали еще большему числу людей сойти на преступную дорогу?
— Вы очень убедительно защищаетесь, миссис Уодбридж.
— Я уже сказала вам, что не думаю о себе, — напомнила Ивона. — Но если вы простите Марки, я сделаю для вас все… все, что вы захотите.
— Все? — повторил Джастин, пристально глядя ей в глаза.
— Я клянусь вам всем, что свято для меня! — искренне ответила Ивона.
— Ну что ж… — начал было маркиз, но в этот момент дверь библиотеки распахнулась, и в комнату влетел Энтони.
— Посмотри, Джастин, кто к тебе пожаловал! — предостерегающе сказал он приятелю.
Пока маркиз непонимающе смотрел на друга, за его спиной возникло прелестное создание, в котором маркиз с ужасом узнал леди Роз.
На ней было модное платье из легкой кисеи, окутывавшее ее фигуру прозрачным облаком и создававшее впечатление наготы.
Как бы для компенсации выставленного напоказ тела, леди Роз надела шляпку с большой вуалью и высокой тульей, украшенной розовыми страусиными перьями, которые трепетали при каждом ее движении.
На ее шее сверкали топазы и бриллианты, и такие же камни украшали ее розовые ушки, напоминающие раковины.
Леди Роз выглядела потрясающе. Ее красота ослепляла и убивала наповал.
Секунду она постояла в дверях, приняв эффектную позу, словно давая Джастину полюбоваться на себя, затем с радостным криком бросилась к нему.
— Джастин, дорогой! Я нашла тебя! — воскликнула красавица. — Как ты мог уехать, не сказав мне ни единого слова? Какой жестокий, какой гадкий поступок! Я была убита, совершенно убита, я не знала, где ты можешь быть, но потом…
Я сообщил этой прелестнице, где вы прячетесь, — послышался глубокий низкий голос, а за ним появился и его обладатель, его высочество принц Уэльский собственной персоной.