— Если она первой услышит сигнал, она просто постучится ко мне, и я приду к вам в Каюту.
   — Вы опять напрасно волнуетесь обо мне, Хобсон! — вздохнул герцог.
   — Вовсе не напрасно! Если вы не дадите себе как следует поправиться, вы не сможете управлять даже старым мерином, не то что вашими скакунами. И что вы тогда будете делать?
   Альдора вспомнила, что нечто подобное ей говорили и няня, и гувернантки. С тех пор это всегда вызывало у нее улыбку.
   — По-моему, спорить с Хобсоном бесполезно, — обратилась она к герцогу. — Он все равно сделает по-своему! Соглашайтесь. Если кто-нибудь из нас вам понадобится, просто позвоните.
   Герцог ничего не ответил.
   Теперь, услышав трель колокольчика, Альдора села на кровати и зажгла свечу.
   Потом быстро поднялась и надела муслиновый пеньюар. Других вещей, не считая дорожного летнего платья, у нее с собой не было. Убегая из дома, она рассчитывала за сутки добраться до Франции и купить там все необходимое.
   Теперь она понимала, что все ее планы были весьма наивны и самонадеянны. Ей и в голову не приходило, что во Франции она может быстро остаться без средств к существованию.
   Быстро застегнув пуговицы пеньюара, Альдора взяла подсвечник и поспешила в каюту герцога.
   Он сидел, откинувшись на подушки, и одного взгляда на его лицо было достаточно, чтобы понять, что его мучают сильные боли.
   — Что случилось? — спросила она.
   — Рука сильно болит, и к тому же у меня мигрень.
   Альдора присела на краешек кровати и поставила подсвечник на тумбочку.
   — Я боялась, что это может случиться. Вам не следовало так утомлять себя в первый же день, — мягко сказала она.
   — Да, наверное. Не дадите ли вы мне что-нибудь болеутоляющее или, может, сделаете массаж, как вы делали в первый день?
   — Я думала, вы были без сознания, — удивилась Альдора.
   — Я слышал ваш голос, словно издалека, и чувствовал прикосновение пальцев ко лбу, — тихо сказал герцог. — Мне это очень помогало.
   — Ну что ж, давайте посмотрим, поможет ли вам это теперь, — отозвалась Альдора. — Опуститесь ниже.
   Она осторожно убрала подушку из-под его спины, а когда герцог лег, положила ладонь ему на лоб.
   — Закройте глаза, — тихо сказала она, — и думайте о чем-нибудь приятном: о солнце, которое садится за горизонт, о звездах, что одна за другой загораются в вечернем небе.
   Ее голос звучал мягко, мелодично, почти усыпляюще…
   Одновременно она нежно поглаживала пальцами лоб. герцога, словно стирая следы боли и страдания.
   — А теперь вы погружаетесь в сон, — продолжала Альдора почти шепотом. — Вам снится, что вы едете по полям верхом на Самсоне. Вы счастливы. Очень, очень счастливы, словно все, что вам нужно для счастья, — с вами…
   Ее голос затих. Она взглянула на герцога и увидела в неверном свете свечи, что он лежит спокойно, глаза его закрыты, он дышит легко и ритмично.
   Осторожно, чтобы не разбудить спящего, Альдора поднялась с кровати.
   У двери она остановилась, обернулась и тихо сказала:
   — Да хранит вас Господь и ангелы небесные.
   Так всегда в детстве говорила ей мать, а страдающий от болей герцог снова показался ей маленьким мальчиком, которому больно и страшно, и только она может ему помочь.
   Она не видела, что, как только дверь за ней закрылась, герцог открыл глаза и, не мигая, уставился в темноту.
 
   Альдора поднялась рано. Завтрак уже ждал ее.
   Потом она поднялась на палубу, чтобы полюбоваться морем.
   Яхта двигалась в восточном направлении. Альдора узнавала некоторые бухты и причалы, мимо которых они проплывали. Она поняла, что уже недалеко до Чичестера.
   Это означало, что ей придется отправиться домой.
   По крайней мере герцог, видимо, отказался от идеи высадить ее где-нибудь в Корнуолле или Девоншире.
   Больше он об этом не заговаривал, а сама Альдора опасалась задавать вопросы.
   Ее радовало, что вскоре она окажется дома, и надеялась, что никто не узнает о том, что произошло.
   «Мама может сказать, что я гостила у наших друзей», — думала про себя Альдора.
   И вдруг ей стало тоскливо, когда она представила себе прежнюю жизнь в Беркхэмптон-Хаусе.
   От невеселых мыслей ее отвлек звук приближающихся шагов. Альдора обернулась и с удивлением обнаружила, что это герцог.
   Его сопровождал Хобсон, который тут же расставил для его светлости раскладное кресло. Герцог подошел к Альдоре.
   — Как вы себя чувствуете? — спросила она.
   — Я превосходно провел ночь.
   — Рука не беспокоит?
   — Практически нет.
   — Это очень хорошо, но постарайтесь поберечь себя.
   — Вот и Хобсон твердит без конца то же самое, — пожаловался герцог. — Больше я просто не вынесу!
   Альдора рассмеялась.
   — Я понимаю, что вы спешите ускользнуть из наших заботливых рук, но мы сделаем все, чтобы больше не пришлось ухаживать за вами.
   — Это так ужасно?
   — Разумеется! Вас уже заждались ваши лошади! И к тому же вы становитесь несносны, когда болеете.
   — Вы меня пугаете! — воскликнул герцог. — Теперь я уж точно буду отдыхать как можно дольше!
   С этими словами он сел в кресло и накинул на себя плед.
   Альдора подумала, что надо принести какую-нибудь книгу, чтобы почитать ее вместе с герцогом, когда они устанут от разговоров.
   Самой Альдоре очень нравилось разговаривать с ним о дальних странах, о традициях других народов, о политике.
   Эти беседы напоминали ей время, проведенное с отцом.
   Лучшее время в ее жизни.
   Альдора поднялась в каюту герцога за книгой. Библиотека на яхте была великолепная.
   Она стояла возле стеллажа, рассматривала корешки книг и думала, какую выбрать, чтобы им обоим было интересно ее читать. В каюту вошел Хобсон.
   — Надеюсь, его светлость ничем не утомляет себя? — спросила Альдора у Хобсона. — Он хочет вернуться в Гудвуд завтра. По-моему, это слишком рано. Он еще не совсем поправился.
   — Я согласен с вами, леди Альдора, — отозвался Хобсон, — но его светлость принял решение, и нам остается только подчиниться. Проще осушить море, чем пытаться переубедить его светлость!
   Несколько минут они молчали, Альдора продолжала перебирать книги.
   — По правде говоря, если вы спросите меня, я скажу, что отдых был просто необходим его светлости. Хорошо, что ему удалось хоть ненадолго избавиться от всех, кто привык жить за его счет.
   Хобсон произнес это с такой горячностью, что Альдора с удивлением посмотрела на него.
   — Вокруг его светлости вечно снуют какие-то джентльмены, которые вымогают у него деньги, и назойливые женщины!
   Альдора понимала, что подобный разговор не стоит вести со слугой герцога. Она молча стояла с двумя книжками в руках, которые только что сняла с полки.
   — Ваша светлость — это лучшая встреча моего хозяина за долгие годы, — продолжал Хобсон, словно читая мысли девушки.
   — Что вы хотите этим сказать? — спросила Альдора.
   — Вы так заботливо ухаживали за ним, ему интересно с вами, вы не из тех женщин, что впиваются в его светлость, как пиявки, готовые высосать из него все жизненные соки!
   Альдора широко раскрытыми от удивления глазами смотрела на Хобсона.
   Она понимала, что верный слуга любит своего господина и искренне переживает за него.
   — Не может быть, чтобы все знакомые его светлости вели себя подобным образом!
   — Вы не знаете и половины, миледи, — мрачно проговорил Хобсон. — Они и меня не оставляют в покое. Требуют, чтобы я им помог.
   — Помог? — переспросила Альдора.
   — Именно. «Дорогой Хобсон, не забудь напомнить его светлости, что в четверг — мой день рождения». Или:
   «Хобсон, мне нужно увидеться с ним наедине. Дай мне знать, когда он будет один!»
   Хобсон с отвращением передернул плечами:
   — Но хуже всего те дамы, которые просят, чтобы я рассказал его светлости, как сильно они страдают!
   Альдора понимала, что ей не следует слушать все это, но боялась уйти, чтобы не показаться невежливой.
   — Одна из них просто замучила меня, — продолжал Хобсон. — Леди Лудлоу… нет, леди Лоусон — вот как ее звали! «Скажи его светлости, — говорила она мне, — что я собираюсь покончить с собой. И когда я умру, он еще очень пожалеет!»
   Хобсон не заметил, что при упоминании имени леди Лоусон Альдора вздрогнула.
   Через минуту она произнесла, плохо владея своим голосом:
   — Я… не могу поверить… что леди… стала бы говорить такие вещи… вам!
   — Именно так она и сказала. Она чуть не задушила меня, когда я ей сказал: «Те, что грозятся покончить с собой, никогда этого не делают. Не сделаете и вы!»
   — Возможно… она была очень… несчастна, — нерешительно проговорила Альдора.
   Хобсон язвительно усмехнулся:
   — Может, она и чувствовала себя несчастной, пока не появился другой мужчина. Примерно через месяц я встретил ее горничную, и та мне рассказала, что ее хозяйка снова грозилась покончить с собой, когда тот французский джентльмен оставил ее!
   Чувствуя, что продолжать подобный разговор она не должна, Альдора поспешила сказать:
   — Его светлость ждет меня.
   С этими словами она выбежала из каюты и пошла по коридору, но на палубу она поднялась не сразу. Ей было просто необходимо переварить то, что она услышала.
   Как могла леди Лоусон позволить себе подобные разговоры со слугой его светлости?
   Как могла настоящая леди опуститься до обсуждения своих любовных похождений с человеком не своего круга?
   Это было просто ужасно!
   Теперь, вспоминая свою ненависть к герцогу, которую вызвал именно рассказ леди Лоусон об ее страданиях, Альдора подумала, что, возможно, он не так уж виноват, как она считала.
   Она сделала над собой усилие, поднялась на палубу и села рядом с герцогом, стараясь не выдать своего волнения.
   Несколько минут она сидела, опустив книгу на колени, собираясь с мыслями. Герцог спросил:
   — Чем вы обеспокоены?
   — Почему вы решили, что я обеспокоена?
   Он улыбнулся:
   — Наверное, это внутренний голос. Или скорее всего я просто чувствую ваше состояние, ведь мы целых два дня провели вместе!
   — Так вы тоже верите, что человек излучает некую силу, подобную световым волнам! — прошептала Альдора.
   — Конечно. У вас, Альдора, очень сильная положительная энергетика. Теперь она не так враждебна мне, как в день нашей первой встречи.
   Он усмехнулся и добавил:
   — Тогда, за ужином, я через весь стол ощущал волны вашей враждебности. Такого мне никогда не приходилось испытывать.
   — Папа всегда говорил мне, — задумчиво ответила Альдора, — что ненависть, словно бумеранг, всегда возвращается к тому, от кого исходит.
   — Это так! — согласился герцог. — Поэтому теперь мне особенно приятно думать, Альдора, что вы уже не так страстно ненавидите меня.
   — Я нисколько… не испытываю… ненависти… к вам, — отозвалась Альдора, сама удивленная тем, что это было действительно так.
   — Очень хорошо! Значит, завтра мы расстанемся, и ни у кого из нас не останется неприятных воспоминаний.
   — Завтра?..
   Альдоре почему-то было тяжело думать об этом.
   — Вот что я решил, и надеюсь, вы со мной согласитесь. Мы причалим к пристани в Чичестере завтра рано утром, на рассвете.
   Альдора слушала внимательно, стараясь не выдать своего волнения.
   — Мой грум, Хансон, подведет к трапу лошадь для вас и Самсона…
   — Для вас? — вырвалось у Альдоры.
   Герцог отрицательно покачал головой.
   — Нет, это было бы ошибкой. Вы с Хансоном отправитесь в путь немедленно.
   — Я думала, вы никому не доверяете Самсона!
   — Хансон уже ездил на нем. И вам не о чем беспокоиться. В дороге с вами ничего не случится.
   Альдора промолчала, и герцог продолжал:
   — Хансон оставит Самсона в конюшне вашей матери, возьмет мой фаэтон и приедет за мной. Ближе к вечеру я вернусь в Беркхэмптон-Хаус.
   Помолчав, он добавил:
   — Главное, чтобы никто не заподозрил, что мы с вами были это время вместе. Будет лучше, если за полмили до дома вы пошлете Хансона вперед, а сами будете ехать спокойно, словно возвращаясь из увеселительной поездки.
   Придумайте для маркизы какую-нибудь убедительную историю, избегая всех деталей. Незачем волновать ее понапрасну.
   Похоже, герцог предусмотрел все до последней мелочи.
   Мнение самой Альдоры его не интересовало.
   — Я приеду в Беркхэмптон-Хаус часов в пять-шесть.
   Надеюсь, ее светлость позволит мне переночевать в Беркхэмптон-Хаусе, прежде чем я отправлюсь в Лондон на следующее утро.
   Некоторое время оба хранили молчание.
   Потом Альдора тихо произнесла:
   — Кажется… вы все… предусмотрели.
   — Надеюсь, — отозвался герцог. — Мне кажется, ничего лучше мы придумать не сможем.
   — Нет-нет, конечно!
   — Хорошо! А теперь давайте наслаждаться солнцем.
   Вы, я вижу, принесли с собой какие-то книги. Почитайте, а я пока полежу с закрытыми глазами и подумаю о чем-нибудь хорошем.
   Альдоре очень хотелось спросить, о чем именно, но она подумала, что это было бы слишком назойливо с ее стороны.
   Герцог был очень красив, хотя и похудел за последние дни. Впрочем, Альдора считала, что благородная бледность делает его более интересным и даже загадочным.
   Глаза герцога были закрыты, и Альдора не отрываясь смотрела на него, с грустью сознавая, что, возможно, ей никогда больше не придется радоваться обществу этого человека, беседы с которым были так увлекательны.
   Она прекрасно представляла, какой скандал разразился бы, узнай ее мать или кто-нибудь из светских дам, как она провела эти четыре дня.
   А уж если бы стало известно о том, что она ухаживала за герцогом, спала в его каюте, то единственным способом спасти свою репутацию для нее было бы немедленно выйти за него замуж.
   «Никто ничего не узнает», — сказала она себе, понимая, что герцог не случайно принял все меры предосторожности, чтобы его отсутствие на скачках никто не смог связать с отсутствием Альдоры.
   «Мама заставила бы меня выйти за него замуж», — подумала она про себя.
   Теперь, однако, эта мысль не казалась ей столь ужасной, как тогда, когда она впервые услышала о намерении королевы выдать ее замуж за герцога и отправить их обоих в Индию.
   Теперь Индия, сказочная страна, позолоченная солнцем, казалась ей не только сокровищницей тайных знаний, к овладению которыми она так стремилась. Ей казалось, что в этой стране — ее счастье, которое она вот-вот должна была потерять безвозвратно.
   Ей вдруг пришло в голову, что, упомянув однажды о своем визите в Индию, герцог ни разу не пытался продолжить эту тему, словно для того, чтобы возбудить ее любопытство, а может, наказать за то, что она отказала ему.
   Альдора вдруг поняла, что никогда больше ей не удастся так свободно общаться с герцогом. Даже просто видеться с ним она сможет только иногда, на балах и светских приемах. Даже если бы он приехал погостить в дом ее матери, остаться с ним наедине было бы просто невозможно.
   «Мне еще так о многом нужно его спросить», — с грустью подумала Альдора.
   Вот если бы на том постоялом дворе она не притворялась, что ни Индия, ни его назначение, ни их брак ее не интересуют, возможно, герцог рассказал бы ей побольше об этой таинственной стране.
   А может, герцог чувствовал, что она лжет, и теперь презирает ее за это. Ведь он верил в интуицию.
   Она так была поглощена своей ненавистью к нему, что ни разу не задумалась над тем, как он относится к ней.
   Но Хобсон открыл ей глаза на многое. Ее чувства к герцогу сильно изменились. Она не испытывала больше ненависти, которую возбудила в ее душе леди Лоусон.
   Альдоре показалось, что она неожиданно стала старше и опытнее.
   Теперь она понимала, что леди Лоусон находила большое удовольствие в том, чтобы разыгрывать из себя убитую горем женщину.
   Только по своей наивности — ведь ей было всего пятнадцать — Альдора приняла истерику этой дамы за чистую монету.
   Альдора чувствовала себя униженной потому, что не сумела отличить истинные чувства от театральщины. Ведь Хобсон, простой моряк, сразу понял цену угрозам леди Лоусон покончить с собой.
   Она вновь взглянула на герцога, и ее поразила его героическая внешность. Неудивительно, что все женщины, даже замужние, влюблялись в него без памяти.
   Среди мужчин, которые постоянно появлялись у них в Беркхэмптон-Хаусе, не было никого, кто мог бы сравниться с ним.
   И главное в нем было — его ум и образованность.
   Альдора не сомневалась, что ее отец нашел бы необыкновенное удовольствие в беседе с ним. И неудивительно, что ее величество королева именно герцога прочила на столь важный пост.
   «Он необыкновенный!»— подумала Альдора, теперь понимая тех женщин, что неистово добивались его внимания.
   Прошло около часа, когда появился Хобсон и принес хозяину чашку крепкого бульона.
   — Вам нужно набираться сил, — сказал он.
   — Я бы предпочел бокал шампанского!
   — Я подам вам шампанское перед обедом, — пообещал Хобсон, принимая из рук герцога пустую чашку.
   Альдора рассмеялась:
   — Он так заботится о вас! Совсем как нянька!
   — Я очень благодарен ему, но иногда хочется, чтобы меня поменьше опекали.
   — Думаю, вам бы это не понравилось, — сказала Альдора. — Не забывайте, что именно потому, что вам обеспечена уютная комфортная жизнь, ваш мозг свободен для занятий более высокими материями.
   — Что вы имеете в виду?
   — Например, лошадей, — сказала Альдора слегка насмешливо, — политику, ваши поиски совершенства.
   — Которое, по всей видимости, мне не суждено найти, — ответил герцог. — Да и зачем, если ни в ком нет совершенства!
   — Вы меня удивляете! — подтрунивала Альдора. — Я думала, вы вполне удовлетворены своей персоной!
   — Хотелось бы, чтобы это было правдой! — отозвался герцог. — Хотя, с другой стороны, было бы большой ошибкой стараться достичь в жизни всего и сразу. Мы .всегда должны смотреть на звезды и стремиться к ним.
   — Вы считаете, что мы развиваемся полностью только постольку, поскольку должны бороться, чтобы достичь предмета наших желаний?
   — Разумеется! Вот почему я считаю сильные испытания подарком богов!
   Они оба замолчали.
   Альдора знала, что герцог думает об Индии, о том, каким испытанием для него могло оказаться это назначение.
   Но только она собралась заговорить об этом, как на палубе появился Хобсон, приглашая их к обеду.
   Весь остаток дня герцог казался задумчивым и молчаливым.
   Только вечером, за ужином, они поговорили о том, в каких странах ему удалось побывать и какое впечатление они произвели на него.
   Альдора с увлечением слушала рассказы о культуре арабских стран, о нравах турков.
   Когда ужин подошел к концу, Хобсон сказал:
   — Вам нужно сегодня лечь пораньше, ваша светлость. Завтра вам предстоит долгий путь, а вечером, наверное, еще и прием в доме ее светлости. Вам будет утомительно поддерживать светские разговоры после того, как последние четыре дня вы проводили в обществе лишь одной дамы.
   Он вышел прежде, чем герцог успел что-либо ответить, а Альдора засмеялась:
   — Уверена, вы будете скучать по Хобсону, когда уедете в Лондон.
   — Он поедет со мной, — отозвался герцог. — Он всегда меня сопровождает.
   Альдора удивилась.
   — Просто я заранее отправил его на яхту, чтобы он все приготовил к моему приезду. Я собирался провести здесь несколько дней после скачек.
   — Я и не знала, что Хобсон всегда вас сопровождает.
   — Иногда он бывает ужасным занудой. Но я без него не могу.
   — Уверена, он будет о вас заботиться и не позволит наделать глупостей, которые повредили бы вашей руке.
   — Интересно, получится ли это у него лучше, чем у вас? — задумчиво произнес герцог.
   В это время они услышали всплеск воды. Это бросили якорь. Предполагалось, что до завтрашнего дня судно простоит здесь.
   — Ну что ж, мне пора спать, — сказал герцог. — Как говорит Хобсон, впереди у меня долгое, утомительное путешествие. Я надеюсь, вы поймете меня правильно, Альдора, если мы попрощаемся прямо сейчас.
   — Да, конечно, — быстро ответила девушка.
   — Хобсон разбудит вас и подготовит все необходимое.
   Вы можете положиться на Хансона, он будет вас сопровождать, пока вы не увидите свой дом.
   — Благодарю вас.
   Герцог улыбнулся:
   — Конечно, вы оба будете вооружены. Но, говорят, молния не бьет в одно дерево дважды. Да и не каждый день на дорогах встречаются грабители.
   — Надеюсь!
   — Хансон расскажет мне, как вы доехали. Боюсь, мы с вами больше не сможем остаться наедине и спокойно поговорить об этом.
   Альдора молча кивнула.
   Герцог осторожно, чтобы не побеспокоить раненую руку, поднялся.
   — Мы когда-нибудь еще… увидимся? — спросила Альдора.
   — Полагаю, на балах или великосветских приемах и Лондоне, — отозвался герцог. — Маркиза вряд ли захочет пригласить меня еще раз, так что на следующий год я, вероятно, остановлюсь в Гудвуд-Хаусе. — Потом он тихо добавил:
   — Надеюсь, мы оба сохраним об этом путешествии добрые воспоминания. Но нам обоим лучше сохранить все случившееся в тайне.
   Герцог улыбнулся и сказал:
   — Ну что же, Альдора, давайте прощаться. Спасибо за то, что спасли мне жизнь. Вы вели себя храбро, я никогда этого не забуду.
   С этими словами герцог неожиданно привлек ее к себе, наклонился к ней и нежно поцеловал в щеку.
   Альдора от неожиданности остолбенела, а герцог еще крепче привлек ее к себе и поцеловал в губы.
   Это было и удивительно, и в то же время так естественно, что девушка даже не пыталась высвободиться.
   Ее губы были мягки и неопытны, а его — настойчивы и требовательны.
   Она почувствовала, как теплая волна поднимается внутри нее, и ощутила такой восторг, которого не испытывала никогда прежде.
   Казалось, солнечный свет окутал ее с головы до ног.
   Это было так замечательно, так чудесно! Такого она не представляла себе даже в мечтах.
   Солнечный свет и музыка. Вот с чем была сравнима эта не ведомая ей ранее волна наслаждения.
   Прежде чем Альдора успела опомниться, герцог отпустил ее.
   — До свидания, Альдора, — повторил он. — Берегите себя, И вышел.
   Альдора слышала, как скрипнула дверь его каюты.
   И в этот момент, словно откровение свыше, на нее снизошло сознание того, что она любит этого человека.

Глава 7

   Отъезжая от пристани, герцог перебирал в уме все невероятные события, которые произошли с ним с тех пор, как он приехал в Беркхэмптон-Хаус.
   Он вдруг осознал, что за последнее время ни разу не вспоминал о Фенелле Ньюбери.
   Это было, конечно, невежливо. Надо было хотя бы написать ей записку с сожалениями о ее столь скором отъезде.
   Однако он тут же сказал себе, что не стоит связывать себя даже клочком бумаги. Фенелла ничем не отличалась от других женщин, которых он знал немало, и это была уже перевернутая страница.
   Теперь все его мысли были заняты тем, чтобы маркиза не догадалась о его ранении, не стала расспрашивать, где и как он провел эти дни.
   Рука все еще болела, не давая делать резких движений.
   Но в общем герцог чувствовал себя неплохо, хотя и це мог пока позволить себе править четверкой своих лошадей. Впрочем, его старший грум был достаточно умелым и опытным.
   Герцог не без удовольствия предавался размышлениям, откинувшись на спинку сиденья и любуясь окрестностями.
   Когда он увидел на пристани свой фаэтон, он понял; что Хансон благополучно доставил Альдору в Беркхэмптон-Хаус.
   Герцог подумал, что интересно было бы узнать, как она объяснила матери свой побег и четырехдневное отсутствие.
   Было очевидно, что за то время, что они провели вместе, Альдора поняла, что ее бегство было большой ошибкой.
   Встреча с разбойником особенно напугала ее, хотя она и повела себя весьма отважно.
   Но герцог видел, что предложение высадить ее в Фалмуте и перспектива добираться до дома в одиночестве привели ее в ужас.
   «По крайней мере теперь она знает, что жизнь не всегда бывает такой, как мы ожидаем», — подумал про себя герцог.
   Но ему не хотелось бы, чтобы эта девушка утратила уверенность в себе и вкус к жизни.
   Ему никогда прежде не приходилось встречаться с такими женщинами, как Альдора. Она была так невинна, так естественна во всех своих мыслях, чувствах и мечтах!
   И она не была так озабочена своей внешностью, как прочие великосветские красавицы.
   Герцог видел, что с собой она взяла только два платья.
   И она надевала одно днем, а в другое переодевалась к вечеру, не извиняясь за это, не пытаясь объясниться.
   Альдора не пользовалась косметикой, и это придавало ей почти детскую свежесть. Герцог любовался чистотой ее кожи, ярким сочным цветом губ.
   Но когда она массировала ему виски, он не мог не заметить, что ночной пеньюар, легкий и почти прозрачный, скрывает тело прелестной женщины.
   А длинные золотистые волосы, распущенные по плечам, делали ее особенно соблазнительной и привлекательной.
   Однако сама Альдора как будто не видела в нем мужчину. С легкой рассеянной улыбкой герцог отметил, что такое с ним произошло впервые, и решил, что это достойный урок его мужскому эгоизму и самоуверенности любимца женщин.
   Было жарко, и герцог мечтал поскорее добраться до Беркхэмптон-Хауса.
   Когда фаэтон наконец подъехал к воротам поместья, он задумался о том, какой прием может его ожидать.
   Во всяком случае, его, вероятно, ждут поздравления в связи с выигрышем в главном заезде. Об этом он узнал из утренних газет, которые были доставлены на борт яхты.