Страница:
Корнелия нашла его там, где и рассчитывала, — Джимми, как всегда, чистил лошадей, насвистывая при этом сквозь зубы. Он был сед, страшен, как смертный грех, и не было ни единой кости в его теле, которая не была бы переломана в то или иное время благодаря его страсти к лошадям.
Корнелия любила Джимми.
— Они отсылают меня, Джимми, — тихо сказала она, и Джимми понял, бросив один-единственный взгляд на ее лицо, что Корнелия страдает.
— Я ожидал этого, малышка, — ответил он. — Ты не можешь оставаться здесь теперь, когда мисс Уитингтон — упокой господи ее душу! — отправилась на небеса.
— Почему не могу? — пылко возразила Корнелия. — Это мой дом, часть меня. А родственники отца никогда прежде не хотели знать меня. Что же заставило их так измениться?
— Ты знаешь ответ так же хорошо, как и я, — отозвался Джимми.
— Разумеется, знаю, — презрительно бросила Корнелия. — Это все мои деньги. Это деньги, которые мне самой не нужны и которые свалились на меня, опоздав на целый год.
Джимми вздохнул. Он слышал эти речи из уст Корнелии много раз прежде. Глядя на выражение лица Джимми, Корнелия вспомнила, как горько она плакала, когда узнала, что американская крестная оставила ей огромное наследство. Ей казалось верхом несправедливости стать богатой именно теперь… Корнелия помнила, как ее отец часто сетовал на их бедность, как ее мать вздыхала по нарядным платьям. И вот спустя год после их смерти, когда ей уже ничего было не нужно, деньги полились рекой.
Это случилось задолго до того, как Корнелия вновь научилась смеяться. Джимми услышал новость о наследстве от самой Корнелии. Она сообщила ему об этом холодным, бесстрастным тоном, в котором не было и следа тех горьких слез, что пролила она несколькими часами раньше.
— Я богата, Джимми, — сказала Корнелия. — Моя крестная из Америки умерла и оставила мне огромное наследство в акциях нефтяных компаний. Это сотни и сотни тысяч английских фунтов.
— О небо! Что же ты собираешься делать с такой уймой денег? — вскричал Джимми. Корнелия пожала плечами:
— Не имею ни малейшего представления.
— Тогда, может быть, нам стоит приобрести новую лошадь для такой изысканной маленькой леди? Например, ту, что в прошлую среду нам демонстрировал капитан Фицпатрик? — лукаво предложил Джимми.
В конце концов после целого дня торгов они. приобрели кобылу капитана Фицпатрика за двадцать пять фунтов, и Джимми на этом иссяк, затруднившись придумать что-нибудь еще.
— Это огромная ответственность, дорогое дитя, — сказала нежно кузина Алина, также оповещенная Корнелией. — И ты должна просить у господа совета, чтобы он помог тебе справиться с этой ответственностью, ложащейся на твои плечи.
— Я не желаю ни денег, ни ответственности, — угрюмо отозвалась Корнелия.
Неделю спустя кузина Алина предложила нанять миссис О'Хаген, приходящую прислугу, на» четыре дня в неделю вместо двух, как прежде, и так же, как и Джимми, больше ничего не смогла придумать.
Для себя Корнелия не желала ничего. Фактически для нее было бы лучше вообще забыть о существовании этих денег.
Деловые бумаги приходили к ней из Дублинского банка, но она оставляла их без ответа, аккуратно складывая стопкой в ящик рабочего стола, который раньше принадлежал отцу.
Однако было приятно сознавать, что больше не надо беспокоиться о счетах поставщиков и что все расходы по хозяйству будут немедленно оплачены. Это была единственная выгода от полученного Корнелией наследства, но и она не. внесла больших изменений в размеренную жизнь Росарилла. Смерть кузины Алины изменила все.
Корнелия и не представляла себе, что смерть этой тихой, мягкой женщины, которая жила в Росарилле с незапамятных времен, перевернет всю ее жизнь. Она не могла предвидеть, что старый адвокат мистер Месгрейв, который прибыл из Дублина на похороны кузины Алины, напишет в Англию ее дяде, лорду Бедлингтону. В письме мистер Месгрейв сообщил, что его племянница осталась одна и необходимо, чтобы кто-нибудь из близких родственников позаботился о юной леди.
И только когда мистер Месгрейв прибыл в Росарилл с письменными указаниями лорда Бедлингтона забрать ее и отвезти в Англию, как будто она была свертком или посылкой, Корнелия поняла, что произошло, и выбранила мистера Месгрейва за вмешательство в ее дела.
— Это был мой долг, мисс Бедлингтон, — спокойно отозвался старый адвокат. — Вы знатная молодая леди. И, если мне будет позволено заметить, я немало размышлял над тем, что вам необходимо занять достойное место в том обществе, к которому вы принадлежите.
— Я принадлежу только Росариллу! — воскликнула Корнелия, сознавая, однако, бесполезность этих споров.
— Ты выросла, а мы совсем забыли про это, — сказал ей Джимми, когда она беседовала с ним на конюшне. — Тебе уже стукнуло восемнадцать полгода тому назад, а кажется, что только вчера ты была такой маленькой, что мне приходилось подсаживать тебя на спину Сержанту и помогать тебе править, а ты падала и злилась. Теперь ты юная леди, дорогая Корнелия, и я должен величать тебя «мисс»и прикладывать руку к шляпе.
— Только попробуй сделать это, я ударю тебя! — вскричала Корнелия. — Ах, Джимми, Джимми!
Ну почему я должна уезжать? Я люблю Росарилл, это часть меня… Я не смогу прожить без лошадей и собак, без дождя, моросящего над холмами, без облаков, плывущих с Атлантики. Слезы катились по щекам Корнелии, когда она говорила, и Джимми пришлось отвернуться, потому что на его глазах тоже выступила предательская влага.
Все происходящее казалось Корнелии кошмарным сном. Не единожды она помышляла о побеге мечтая укрыться среди холмов, где ее никто не сможет найти. Но она была достаточно взрослой и понимала, что в этом случае ее поверенные найдут способ наказать ее, продав всех лошадей например, или откажутся платить Джимми.
Джимми не впервой случалось оставаться без денег, но теперь Корнелия не могла этого допустить. С тяжелым сердцем она смирилась с необходимостью оставить здесь Джимми и уехать с мистером Месгрейвом. Но с этой минуты мир словно погас для нее, потеряв все свои краски, став чужим и неуютным.
Последние свои дни в Росарилле Корнелия бродила как потерянная, и Джимми приходилось обо всем заботиться самому, даже о ее одежде.
— Ты что, собираешься ехать в Лондон в бриджах, малышка? — поинтересовался он.
Впервые за свои восемнадцать лет Корнелия задумалась о том, как она выглядит. Обычно она носила бриджи, а как еще можно ездить на лошади? И в платье не будешь работать на конюшне, помогая отцу и Джимми. Поэтому она всегда больше напоминала сорванца-мальчишку, а не девочку. Свои темные волосы Корнелия заплетала в длинную косу, и ей никогда не приходило в голову сделать себе замысловатую высокую прическу, какую обычно носили девушки ее возраста.
Их немногочисленные соседи-ирландцы были преимущественно охотниками и любителями скачек, как и ее отец. Они говорили почти исключительно о лошадях и мало что смыслили в модах. Но ее мать, Эдит, всегда выглядела привлекательной, даже когда занималась домашним хозяйством или возделывала свой маленький, но поражающий изобилием красок и ароматов цветник.
Изредка, когда отец выигрывал на скачках, он возвращался домой веселым и возбужденным, как мальчишка. Тогда ее мать взбегала по лестнице наверх, укладывала свои лучшие наряды в дорожный чемодан, и они отбывали в Дублин на недельку, отпраздновать это событие.
Корнелия никогда не ездила с ними, но всегда с удовольствием слушала их рассказы о Дублине: как они гуляли по многолюдным, залитым ярким светом улицам, посещали модные рестораны и театры. Ее мать всегда возвращалась в новом нарядном платье и дорогой шляпке, украшенной цветами и перьями.
Мать демонстрировала свои покупки кузине Алине, Корнелии и Джимми. А затем, насладившись вдоволь их шумным восхищением, убирала подальше до того случая, когда удача снова улыбнется им.
Одежда матери оказалась Корнелии впору.
Платья сидели хорошо, однако, даже не бывая еще в Англии, Корнелия догадывалась, что все наряды давным-давно вышли из моды. Но это ее мало беспокоило. Гораздо большее неудобство доставляла длинная юбка, непривычно развевающаяся вокруг ее лодыжек, и шляпка, ненадежно покачивающаяся на плохо уложенных волосах.
Со всей старательностью, на которую была способна, Корнелия скопировала прическу из дамского журнала мод, единственного, которым располагала и который раньше принадлежал кузине Алине. Результат, однако, следовало признать не очень удачным, и Корнелии теперь оставалось только надеяться, что со временем она сможет одолеть эту науку прежде, чем доберется до Англии.
Ночь перед путешествием выдалась бессонной. Удрученная расставанием с Росариллом, Корнелия сознавалась сама себе, что ее пугает и смущает тот большой, чужой мир, о котором она почти ничего не знала. Здесь, среди холмов и лесов, она чувствовала себя уверенно и по-хозяйски. Жеребята бросались к ней на зов и следовали по пятам, а Джимми одобрительно улыбался, глядя на них. Да, Джимми любил ее, он был единственным человеком, которому Корнелия всецело доверяла. Со смертью отца и матери, а затем кузины Алины Джимми и Росарилл были всем в ее жизни. Но теперь и их отнимают у нее!
Единственным лучом надежды в беспросветной мгле было то обстоятельство, как разъяснил Корнелии адвокат, что, когда ей исполнится двадцать один год, она станет сама себе хозяйкой.
Должно пройти три года, и тогда она сможет вернуться домой. Чем больше Корнелия размышляла об отцовской родне, тем больше ненавидела ее. Ей частенько доводилось слушать рассказы отца о том, как его родня высокомерно обходилась с ним, так же как и о том, что родные матери отвергли Эдит после того, как она сбежала из дома с мужчиной, которого они считали бездельником. Ее родители нередко высмеивали в своих разговорах чопорного старшего брата отца, и Корнелия привыкла думать о нем как о посмешище. И после короткого визита ее дяди, когда респектабельный лорд Бедлингтон прибыл на похороны родителей Корнелии, она не изменила своего мнения о нем.
Краснолицый, дородный и напыщенный Джордж Бедлингтон едва нашел несколько слов утешения для своей бледной и худенькой племянницы. Он решил, что она имеет странную манеру одеваться. Корнелия была облачена в одно из платьев кузины Алины, слишком широкое в талии и в то же время слишком для нее короткое.
Но Корнелии казалось бессмысленным покупать черное платье.
Они с кузиной Алиной знали, что больше ей не придется его надевать, — сразу после того, как родственники оплачут усопших, Корнелия вновь влезет в свои бриджи и вернется на конюшню.
Корнелия с облегчением вздохнула, когда громоздкий наемный экипаж увез ее дядю на станцию и не ожидала встретиться с ним когда-нибудь вновь. И вот теперь, как сообщил ей мистер Месгрейв, лорд Бедлингтон назначен ее официальным опекуном.
— Я ненавижу свою английскую родню, — пылко заявила Корнелия Джимми.
— Отлично, не кричи так, малышка. Сохраняй тон, подобающий леди. К тому же негоже воевать с собственной родней.
— Нет, Джимми, не беспокойся. Я не собираюсь воевать с ними — до того дня, когда мне исполнится двадцать один год. Но тогда уж я скажу им всем, что я о них думаю, и вернусь домой в Росарилл.
— Боюсь, что тебе придется нелегко. Не представляю, как ты сможешь притворяться и как ты спрячешь чертенят в своих глазищах, — предостерегающе заметил Джимми.
Корнелия звонко рассмеялась в ответ. Она знала, что Джимми прав.
Слова Джимми все еще звучали в ее голове, когда Корнелия в последний раз поднялась в свою комнату и уселась за туалетный столик. Зеркало показало ей несчастную девушку, задыхающуюся в глухом тесном платье, с выбившимися из-под неудобной шляпки волосами, которые не желали слушаться ее бесчисленных шпилек. И все это благодаря английской родне, которая может распоряжаться ею как хочет, даже ее внешним видом. Хотя никому нет ни малейшего дела до нее самой, а лишь до ее денег.
— Они мне отвратительны! — прошептала Корнелия своему отражению, и в глазах ее вспыхнул огонь. На память пришли слова Джимми о чертенятах.
Корнелия выдвинула ящик туалетного столика. Где-то завалялись темные очки, которые ей пришлось носить в течение трех месяцев после того, как на охоте лошадь сбросила ее. Поврежденный глаз долго не мог выносить яркий солнечный свет. Она обманет свою родню. Темные очки спрячут ее глаза, и, по крайней мере, на некоторое время ее чувства останутся тайной для окружающих.
Когда Корнелия спустилась в холл, мистер Месгрейв, поджидающий девушку внизу, был шокирован ее внешним видом. Но он принял за правду объяснение, что у нее разболелись глаза.
Корнелия знала, что старый добряк подумает, что она слишком много плакала перед отъездом.
Пускай думает себе что хочет. Очки были ее единственной защитой, и она будет носить их.
Когда Корнелия и мистер Месгрейв прибыли в Юстон, лорд Бедлингтон уже ожидал их, расхаживая по перрону. После недолгих прощаний и благодарностей за причиненные хлопоты в адрес мистера Месгрейва лорд Бедлингтон проводил свою племянницу к ожидавшему их экипажу. Всю дорогу до Парк-лейн он старался быть любезным со своей осиротевшей племянницей.
— Твоя тетушка представит тебя молодым людям твоего возраста, — бодро говорил лорд Бедлингтон. — Как только станет известно о твоем приезде в Лондон, тебя тут же забросают приглашениями на балы. Тебе понравится, моя дорогая.
— Спасибо, дядя Джордж. — Корнелия старалась отвечать как можно короче, чтобы ненароком не сказать что-нибудь невежливое.
— Полагаю, ты умеешь танцевать? — спросил у нее дядя.
— Немного, — отозвалась Корнелия.
Она не добавила, что ее единственным партнером до этого был ее отец, а мама подыгрывала им на расстроенном пианино в гостиной.
— Будет несложно пригласить учителя танцев, — сказал лорд Бедлингтон. — Теперь, когда ты будешь появляться в обществе, возможно, ты захочешь научиться многим вещам. И ты должна, не колеблясь, говорить мне обо всем, что пожелаешь.
— Мистер Месгрейв объяснил мне, что я должна буду остаться в вашем доме до тех пор, пока не стану совершеннолетней.
— Совершенно верно, — согласился лорд Бедлингтон. — Это то, чего желали бы твои отец с матерью, я уверен. Особенно теперь, когда ты получила небольшое наследство.
Корнелия плотно сжала губы в саркастической усмешке. То, что ее дядя именовал «небольшим наследством», составляло сотни тысяч фунтов, и ее доход непрерывно возрастал!
Щегольской экипаж, принадлежащий лорду Веллингтону, быстро двигался к Вест-Энду. Прежде чем сесть в экипаж, Корнелия обратила внимание на лошадь и с одобрением отметила ее хорошо вычищенную, лоснящуюся шерсть и новенькую упряжь. В то же время она с ужасом уставилась на жесткую узду. Еще в прежние времена они с Джимми частенько обсуждали недостатки жестких уздечек, но сейчас, подумала Корнелия, не совсем подходящий момент заводить споры на эту тему с дядей, хотя ей было что сказать по этому поводу.
— Я надеюсь, тебе понравится в Лондоне, — продолжал лорд Веллингтон. — У тебя было немало огорчений в жизни, ты потеряла своих родителей, а теперь еще и кузину.
— Я была очень счастлива в Росарилле, — отрезала Корнелия. — Полагаю, мне невозможно вернуться туда сейчас?
— Тебе одной? Конечно, нет. Не хочу даже слышать о подобных вещах, — резко ответил ДЯДЯ.
— Но я смогу вернуться, когда мне исполнится двадцать один год.
— Если пожелаешь. Но это будет не скоро. Возможно, к тому времени ты уже выйдешь замуж, — сказал лорд Бедлингтон.
— Замуж? — удивленно переспросила Корнелия, а затем отрицательно покачала головой.
— Ну конечно, — живо отозвался дядя. — Все юные леди рано или поздно выходят замуж. Но у тебя будет достаточно времени, чтобы подумать об этом, когда ты как следует освоишься в Лондоне. Ты найдешь, что здесь довольно веселая жизнь, а твоя тетя представит тебя самым знатным людям.
— Спасибо.
Корнелии стало любопытно, что бы сказал ее дядя Джордж, если бы узнал, что ей вовсе не хочется знакомиться со знатными людьми. Она желала общаться только с Джимми и его друзьями-ирландцами, с которыми можно всласть потолковать о лошадях. Но не могла же она высказать свои мысли вслух! Теперь ей не придется говорить прямо и откровенно то, что она думает, как она привыкла к этому с детства. В Лондоне ей придется поддерживать беседы, подобающие девушкам ее возраста, быть со всеми любезной.
И все ее усилия должны быть направлены на то, чтобы казаться привлекательной молодым людям, среди которых она должна найти себе мужа.
Нет, она никому не выдаст свою растущую в груди ненависть! А ненавидела она все и всех вокруг себя: и дядю, еще более напыщенного и респектабельного, чем обычно его описывал отец, и незнакомую ей тетю, которую она и не желала знать, и элегантный экипаж с его мягкими комфортабельными сиденьями, и кучера в его островерхой шляпе, и лакея в нарядной ливрее, который услужливо помог Корнелии сесть в экипаж, а затем проворно вспрыгнул на запятки… Это была всепоглощающая ненависть к незнакомому, пугающему Корнелию миру, которого она не понимала и инстинктивно сторонилась.
Дядя Джордж прочистил горло и произнес, нарушив долгое молчание:
— Сейчас мы проезжаем через Гросвенор-сквер. Ты увидишь, моя дорогая, что здесь все застроено новыми домами.
— Спасибо, я вижу, — отозвалась Корнелия.
Снова воцарилось молчание, нарушаемое только бряцаньем упряжи и лошадиным похрапыванием.
— Миновали Гросвенор-сквер, — бормотал лорд Бедлингтон. — А сейчас мы выезжаем на Парк-лейн.
На дороге случился затор, и кучеру пришлось придержать лошадь. Они остановились. Мимо их окон медленно двигались нарядные экипажи, поворачивающие к парку. Корнелия с интересом разглядывала седоков. Женщина в ландо в великолепном боа из перьев и широкополой шляпе, украшенной цветами, держала над головой зонтик от солнца. Почувствовав на себе взгляд, она грациозно повернула голову в сторону Корнелии.
«Я, должно быть, кажусь нелепой рядом с ними», — с бьющимся сердцем подумала Корнелия.
Экипаж медленно тронулся вперед. Неожиданно лорд Бедлингтон выругался сквозь зубы, впившись взглядом в окошко. Корнелия с удивлением проследила за направлением его взгляда и заметила на противоположной стороне улицы стремительный фаэтон черно-желтых цветов, который заворачивал от Парк-лейн.
Ее внимание привлекли впряженные в фаэтон великолепные гнедые кони арабских кровей.
Корнелия сразу узнала эту породу по изящно выгнутым шеям, стройным бабкам и широким чутким ноздрям. А затем она обнаружила, что горячими нервными конями уверенно правит красивый молодой человек — широкоплечий, темноволосый, в лихо заломленной шляпе с высокой тульей и с большой алой гвоздикой в петлице.
Он очень хорош собой, решила Корнелия. Таких красивых мужчин она еще никогда не встречала в своей жизни. «Вот уж никогда бы не подумала, что такой элегантный, утонченный щеголь способен столь умело управлять упряжкой», — с невольным уважением отметила про себя Корнелия.
Лорд Бедлингтон и Корнелия были не единственными зеваками, разглядывающими молодого человека, чьи лошади так горячились и рвались, что казалось, вот-вот перевернут хрупкую повозку, в которую впряжены. Борьба между лошадьми и человеком закончилась так же внезапно, как и началась. С изумительным искусством темноволосый мужчина послал своих коней вперед, и они вновь перешли на ровную рысь. Фаэтон быстро скрылся из виду.
«Вот здорово!»— мысленно воскликнула Корнелия, но, взглянув на дядино лицо, не стала развивать эту тему вслух.
Лорд Бедлингтон бросал вслед удаляющемуся фаэтону тяжелые неодобрительные взгляды из-под насупленных бровей, губы его были раздраженно сжаты. Корнелия, возможно, многого еще не знала, но в данном случае было легко догадаться, что существует какая-то связь между дядиным гневом и этим молодым человеком. Поскольку подобные размышления показались ей нетактичными, она быстро спросила:
— Что это там впереди? Парк? Как прелестно!
Наблюдая сквозь темные очки, она видела, как гнев постепенно уходит из дядиных глаз.
— Да, это Гайд-парк, — ответил он. — Окна нашего дома выходят прямо на него. Так что тоска по деревне тебе не грозит.
Корнелия думала иначе, но, пока она подыскивала вежливый ответ, они уже оказались перед широкой парадной дверью. У распахнутых дверей стоял навытяжку дворецкий, а в вестибюле поджидали двое лакеев, которые тут же услужливо приняли из дядиных рук шляпу и трость.
— Пройдем в библиотеку, моя дорогая, — сказал лорд Бедлингтон. — Твоя тетя сейчас спустится к нам, и я вас представлю друг другу.
Библиотека оказалась больше и роскошнее, чем Корнелия могла себе вообразить. Высокие окна были задрапированы тяжелыми бархатными портьерами и легкими муслиновыми шторами. Вдоль стен, в проемах между книжных полок, сверкали зеркала в тяжелых рамах и стояли диваны и кресла, обитые атласом и парчой.
Пока Корнелия раздумывала, что покажется более приличным — выразить свое восхищение этой роскошно убранной библиотекой или не говорить ничего, в комнату вошла леди Бедлингтон.
Корнелия в изумлении уставилась на нее. Она никак не ожидала, что ее тетя окажется такой ослепительно красивой, сияющей бело-розово-золотыми красками, элегантно одетой, с такой великолепной осанкой; а главное — что она выглядит совсем молодой, чуть старше самой Корнелии.
— Так это и есть твоя племянница, Джордж?
Ты меня ей представишь? — певучим приятным голосом произнесла она.
— Это Корнелия, Лили, — отрывисто произнес лорд Бедлингтон.
— Здравствуйте, — тихо сказала Корнелия, протягивая тете руку.
— Ну, хорошо. Я должен покинуть вас. Оставляю Корнелию на тебя, Лили, — церемонно выговорил лорд Бедлингтон, но с таким выражением облегчения на лице, что было ясно, как он рад избавиться от этой докучливой заботы.
— Да, разумеется, Джордж. Тебе лучше всего отправиться прямо к лорду Чемберлену и договориться о том, чтобы представить Корнелию ко двору. Список приглашенных на ближайший прием заполнен еще месяц тому назад, но я уверена, что ты сможешь договориться насчет Корнелии.
Если нет, то я могу лично переговорить с королем. Я увижу его во вторник в Лондондерри-Хаус.
— Лучше сделать это официально, — озабоченно заметил лорд Бедлингтон.
— Конечно, если это возможно, — согласилась Лили.
— Вы имеете в виду, что я буду представлена королю и королеве? — с ужасом спросила Корнелия. — Это действительно необходимо? Нельзя ли этого избежать?
В ее голове пронеслась картина, как она является ко двору, неуклюжая, неловкая, совершающая промах за промахом и вызывающая тем самым насмешки сотен придворных, таких же ослепительных и элегантных, как ее тетя.
— Разумеется, ты должна быть представлена, — подчеркнуто категорично произнесла леди Бедлингтон. — Конечно, придется очень много суетиться, чтобы подготовить придворное платье, но я, смею уверить, уж что-нибудь да придумаю.
К тому же, полагаю, тебе захочется обновить свой гардероб полностью? — При этих словах глаза Лили скользнули по потрепанным пальто и шляпке Корнелии, которые могли сойти за модные лет пять тому назад.
— Да, конечно, я собираюсь приобрести много вещей, — сказала Корнелия. — Не так-то просто купить модную одежду в Ирландии. Тем более что у меня не было времени съездить в Дублин.
— Не думаю, что дублинские фасоны пригодились бы тебе в Лондоне, — возразила Лили. Она повернулась к мужу:
— Прикажи заложить мой экипаж, Джордж. Как только Корнелия отдохнет, мы отправимся с ней по магазинам и подберем все, что ей требуется.
Корнелия испустила тяжелый вздох. Она ненавидела хождения по магазинам и примерку одежды. И прежде всего ей хотелось бы побыть. одной и собраться с мыслями.
— Думаю, ты хочешь принять ванну, Корнелия? — Это был скорее не вопрос, а утверждение. — И переодеть дорожное платье? — Она поколебалась мгновение, а затем задала вопрос, которым волновал ее больше всего:
— Эти очки… тебе необходимо их носить все время?
— Да, — твердо сказала Корнелия. — Я повредила глаз прошлой зимой на охоте. Мой врач сказал, что если я желаю сохранить зрение, то должна носить очки минимум девять месяцев.
— Как жаль, — вздохнула леди Бедлингтон, но ее тон явно не соответствовал словам. — Моя горничная ожидает тебя в холле, она проводит тебя в твою комнату.
— Спасибо… тетя Лили.
Корнелия двинулась из библиотеки в холл, где ее поджидала женщина со строгим лицом.
— Следуйте за мной, мисс, — скороговоркой произнесла она.
В библиотеке Лили театрально рухнула на один из стульев.
— Мой дорогой Джордж, что ты притащил в дом! Ты когда-нибудь видел подобные наряды?
Это пальто, должно быть, вытащили из сундука… а эта шляпа — просто музейный экспонат!
— Ну, Лили, не будь такой придирчивой, — взмолился лорд Бедлингтон. — Тебе же хорошо известно, что девушка — сирота, прожила всю жизнь в глубинке. Ну откуда ей было взять хорошую одежду?
— И не только одежда, Джордж. Эти очки! Ты же сам слышал, что она сказала, — она должна их носить еще минимум три месяца.
Корнелия любила Джимми.
— Они отсылают меня, Джимми, — тихо сказала она, и Джимми понял, бросив один-единственный взгляд на ее лицо, что Корнелия страдает.
— Я ожидал этого, малышка, — ответил он. — Ты не можешь оставаться здесь теперь, когда мисс Уитингтон — упокой господи ее душу! — отправилась на небеса.
— Почему не могу? — пылко возразила Корнелия. — Это мой дом, часть меня. А родственники отца никогда прежде не хотели знать меня. Что же заставило их так измениться?
— Ты знаешь ответ так же хорошо, как и я, — отозвался Джимми.
— Разумеется, знаю, — презрительно бросила Корнелия. — Это все мои деньги. Это деньги, которые мне самой не нужны и которые свалились на меня, опоздав на целый год.
Джимми вздохнул. Он слышал эти речи из уст Корнелии много раз прежде. Глядя на выражение лица Джимми, Корнелия вспомнила, как горько она плакала, когда узнала, что американская крестная оставила ей огромное наследство. Ей казалось верхом несправедливости стать богатой именно теперь… Корнелия помнила, как ее отец часто сетовал на их бедность, как ее мать вздыхала по нарядным платьям. И вот спустя год после их смерти, когда ей уже ничего было не нужно, деньги полились рекой.
Это случилось задолго до того, как Корнелия вновь научилась смеяться. Джимми услышал новость о наследстве от самой Корнелии. Она сообщила ему об этом холодным, бесстрастным тоном, в котором не было и следа тех горьких слез, что пролила она несколькими часами раньше.
— Я богата, Джимми, — сказала Корнелия. — Моя крестная из Америки умерла и оставила мне огромное наследство в акциях нефтяных компаний. Это сотни и сотни тысяч английских фунтов.
— О небо! Что же ты собираешься делать с такой уймой денег? — вскричал Джимми. Корнелия пожала плечами:
— Не имею ни малейшего представления.
— Тогда, может быть, нам стоит приобрести новую лошадь для такой изысканной маленькой леди? Например, ту, что в прошлую среду нам демонстрировал капитан Фицпатрик? — лукаво предложил Джимми.
В конце концов после целого дня торгов они. приобрели кобылу капитана Фицпатрика за двадцать пять фунтов, и Джимми на этом иссяк, затруднившись придумать что-нибудь еще.
— Это огромная ответственность, дорогое дитя, — сказала нежно кузина Алина, также оповещенная Корнелией. — И ты должна просить у господа совета, чтобы он помог тебе справиться с этой ответственностью, ложащейся на твои плечи.
— Я не желаю ни денег, ни ответственности, — угрюмо отозвалась Корнелия.
Неделю спустя кузина Алина предложила нанять миссис О'Хаген, приходящую прислугу, на» четыре дня в неделю вместо двух, как прежде, и так же, как и Джимми, больше ничего не смогла придумать.
Для себя Корнелия не желала ничего. Фактически для нее было бы лучше вообще забыть о существовании этих денег.
Деловые бумаги приходили к ней из Дублинского банка, но она оставляла их без ответа, аккуратно складывая стопкой в ящик рабочего стола, который раньше принадлежал отцу.
Однако было приятно сознавать, что больше не надо беспокоиться о счетах поставщиков и что все расходы по хозяйству будут немедленно оплачены. Это была единственная выгода от полученного Корнелией наследства, но и она не. внесла больших изменений в размеренную жизнь Росарилла. Смерть кузины Алины изменила все.
Корнелия и не представляла себе, что смерть этой тихой, мягкой женщины, которая жила в Росарилле с незапамятных времен, перевернет всю ее жизнь. Она не могла предвидеть, что старый адвокат мистер Месгрейв, который прибыл из Дублина на похороны кузины Алины, напишет в Англию ее дяде, лорду Бедлингтону. В письме мистер Месгрейв сообщил, что его племянница осталась одна и необходимо, чтобы кто-нибудь из близких родственников позаботился о юной леди.
И только когда мистер Месгрейв прибыл в Росарилл с письменными указаниями лорда Бедлингтона забрать ее и отвезти в Англию, как будто она была свертком или посылкой, Корнелия поняла, что произошло, и выбранила мистера Месгрейва за вмешательство в ее дела.
— Это был мой долг, мисс Бедлингтон, — спокойно отозвался старый адвокат. — Вы знатная молодая леди. И, если мне будет позволено заметить, я немало размышлял над тем, что вам необходимо занять достойное место в том обществе, к которому вы принадлежите.
— Я принадлежу только Росариллу! — воскликнула Корнелия, сознавая, однако, бесполезность этих споров.
— Ты выросла, а мы совсем забыли про это, — сказал ей Джимми, когда она беседовала с ним на конюшне. — Тебе уже стукнуло восемнадцать полгода тому назад, а кажется, что только вчера ты была такой маленькой, что мне приходилось подсаживать тебя на спину Сержанту и помогать тебе править, а ты падала и злилась. Теперь ты юная леди, дорогая Корнелия, и я должен величать тебя «мисс»и прикладывать руку к шляпе.
— Только попробуй сделать это, я ударю тебя! — вскричала Корнелия. — Ах, Джимми, Джимми!
Ну почему я должна уезжать? Я люблю Росарилл, это часть меня… Я не смогу прожить без лошадей и собак, без дождя, моросящего над холмами, без облаков, плывущих с Атлантики. Слезы катились по щекам Корнелии, когда она говорила, и Джимми пришлось отвернуться, потому что на его глазах тоже выступила предательская влага.
Все происходящее казалось Корнелии кошмарным сном. Не единожды она помышляла о побеге мечтая укрыться среди холмов, где ее никто не сможет найти. Но она была достаточно взрослой и понимала, что в этом случае ее поверенные найдут способ наказать ее, продав всех лошадей например, или откажутся платить Джимми.
Джимми не впервой случалось оставаться без денег, но теперь Корнелия не могла этого допустить. С тяжелым сердцем она смирилась с необходимостью оставить здесь Джимми и уехать с мистером Месгрейвом. Но с этой минуты мир словно погас для нее, потеряв все свои краски, став чужим и неуютным.
Последние свои дни в Росарилле Корнелия бродила как потерянная, и Джимми приходилось обо всем заботиться самому, даже о ее одежде.
— Ты что, собираешься ехать в Лондон в бриджах, малышка? — поинтересовался он.
Впервые за свои восемнадцать лет Корнелия задумалась о том, как она выглядит. Обычно она носила бриджи, а как еще можно ездить на лошади? И в платье не будешь работать на конюшне, помогая отцу и Джимми. Поэтому она всегда больше напоминала сорванца-мальчишку, а не девочку. Свои темные волосы Корнелия заплетала в длинную косу, и ей никогда не приходило в голову сделать себе замысловатую высокую прическу, какую обычно носили девушки ее возраста.
Их немногочисленные соседи-ирландцы были преимущественно охотниками и любителями скачек, как и ее отец. Они говорили почти исключительно о лошадях и мало что смыслили в модах. Но ее мать, Эдит, всегда выглядела привлекательной, даже когда занималась домашним хозяйством или возделывала свой маленький, но поражающий изобилием красок и ароматов цветник.
Изредка, когда отец выигрывал на скачках, он возвращался домой веселым и возбужденным, как мальчишка. Тогда ее мать взбегала по лестнице наверх, укладывала свои лучшие наряды в дорожный чемодан, и они отбывали в Дублин на недельку, отпраздновать это событие.
Корнелия никогда не ездила с ними, но всегда с удовольствием слушала их рассказы о Дублине: как они гуляли по многолюдным, залитым ярким светом улицам, посещали модные рестораны и театры. Ее мать всегда возвращалась в новом нарядном платье и дорогой шляпке, украшенной цветами и перьями.
Мать демонстрировала свои покупки кузине Алине, Корнелии и Джимми. А затем, насладившись вдоволь их шумным восхищением, убирала подальше до того случая, когда удача снова улыбнется им.
Одежда матери оказалась Корнелии впору.
Платья сидели хорошо, однако, даже не бывая еще в Англии, Корнелия догадывалась, что все наряды давным-давно вышли из моды. Но это ее мало беспокоило. Гораздо большее неудобство доставляла длинная юбка, непривычно развевающаяся вокруг ее лодыжек, и шляпка, ненадежно покачивающаяся на плохо уложенных волосах.
Со всей старательностью, на которую была способна, Корнелия скопировала прическу из дамского журнала мод, единственного, которым располагала и который раньше принадлежал кузине Алине. Результат, однако, следовало признать не очень удачным, и Корнелии теперь оставалось только надеяться, что со временем она сможет одолеть эту науку прежде, чем доберется до Англии.
Ночь перед путешествием выдалась бессонной. Удрученная расставанием с Росариллом, Корнелия сознавалась сама себе, что ее пугает и смущает тот большой, чужой мир, о котором она почти ничего не знала. Здесь, среди холмов и лесов, она чувствовала себя уверенно и по-хозяйски. Жеребята бросались к ней на зов и следовали по пятам, а Джимми одобрительно улыбался, глядя на них. Да, Джимми любил ее, он был единственным человеком, которому Корнелия всецело доверяла. Со смертью отца и матери, а затем кузины Алины Джимми и Росарилл были всем в ее жизни. Но теперь и их отнимают у нее!
Единственным лучом надежды в беспросветной мгле было то обстоятельство, как разъяснил Корнелии адвокат, что, когда ей исполнится двадцать один год, она станет сама себе хозяйкой.
Должно пройти три года, и тогда она сможет вернуться домой. Чем больше Корнелия размышляла об отцовской родне, тем больше ненавидела ее. Ей частенько доводилось слушать рассказы отца о том, как его родня высокомерно обходилась с ним, так же как и о том, что родные матери отвергли Эдит после того, как она сбежала из дома с мужчиной, которого они считали бездельником. Ее родители нередко высмеивали в своих разговорах чопорного старшего брата отца, и Корнелия привыкла думать о нем как о посмешище. И после короткого визита ее дяди, когда респектабельный лорд Бедлингтон прибыл на похороны родителей Корнелии, она не изменила своего мнения о нем.
Краснолицый, дородный и напыщенный Джордж Бедлингтон едва нашел несколько слов утешения для своей бледной и худенькой племянницы. Он решил, что она имеет странную манеру одеваться. Корнелия была облачена в одно из платьев кузины Алины, слишком широкое в талии и в то же время слишком для нее короткое.
Но Корнелии казалось бессмысленным покупать черное платье.
Они с кузиной Алиной знали, что больше ей не придется его надевать, — сразу после того, как родственники оплачут усопших, Корнелия вновь влезет в свои бриджи и вернется на конюшню.
Корнелия с облегчением вздохнула, когда громоздкий наемный экипаж увез ее дядю на станцию и не ожидала встретиться с ним когда-нибудь вновь. И вот теперь, как сообщил ей мистер Месгрейв, лорд Бедлингтон назначен ее официальным опекуном.
— Я ненавижу свою английскую родню, — пылко заявила Корнелия Джимми.
— Отлично, не кричи так, малышка. Сохраняй тон, подобающий леди. К тому же негоже воевать с собственной родней.
— Нет, Джимми, не беспокойся. Я не собираюсь воевать с ними — до того дня, когда мне исполнится двадцать один год. Но тогда уж я скажу им всем, что я о них думаю, и вернусь домой в Росарилл.
— Боюсь, что тебе придется нелегко. Не представляю, как ты сможешь притворяться и как ты спрячешь чертенят в своих глазищах, — предостерегающе заметил Джимми.
Корнелия звонко рассмеялась в ответ. Она знала, что Джимми прав.
Слова Джимми все еще звучали в ее голове, когда Корнелия в последний раз поднялась в свою комнату и уселась за туалетный столик. Зеркало показало ей несчастную девушку, задыхающуюся в глухом тесном платье, с выбившимися из-под неудобной шляпки волосами, которые не желали слушаться ее бесчисленных шпилек. И все это благодаря английской родне, которая может распоряжаться ею как хочет, даже ее внешним видом. Хотя никому нет ни малейшего дела до нее самой, а лишь до ее денег.
— Они мне отвратительны! — прошептала Корнелия своему отражению, и в глазах ее вспыхнул огонь. На память пришли слова Джимми о чертенятах.
Корнелия выдвинула ящик туалетного столика. Где-то завалялись темные очки, которые ей пришлось носить в течение трех месяцев после того, как на охоте лошадь сбросила ее. Поврежденный глаз долго не мог выносить яркий солнечный свет. Она обманет свою родню. Темные очки спрячут ее глаза, и, по крайней мере, на некоторое время ее чувства останутся тайной для окружающих.
Когда Корнелия спустилась в холл, мистер Месгрейв, поджидающий девушку внизу, был шокирован ее внешним видом. Но он принял за правду объяснение, что у нее разболелись глаза.
Корнелия знала, что старый добряк подумает, что она слишком много плакала перед отъездом.
Пускай думает себе что хочет. Очки были ее единственной защитой, и она будет носить их.
Когда Корнелия и мистер Месгрейв прибыли в Юстон, лорд Бедлингтон уже ожидал их, расхаживая по перрону. После недолгих прощаний и благодарностей за причиненные хлопоты в адрес мистера Месгрейва лорд Бедлингтон проводил свою племянницу к ожидавшему их экипажу. Всю дорогу до Парк-лейн он старался быть любезным со своей осиротевшей племянницей.
— Твоя тетушка представит тебя молодым людям твоего возраста, — бодро говорил лорд Бедлингтон. — Как только станет известно о твоем приезде в Лондон, тебя тут же забросают приглашениями на балы. Тебе понравится, моя дорогая.
— Спасибо, дядя Джордж. — Корнелия старалась отвечать как можно короче, чтобы ненароком не сказать что-нибудь невежливое.
— Полагаю, ты умеешь танцевать? — спросил у нее дядя.
— Немного, — отозвалась Корнелия.
Она не добавила, что ее единственным партнером до этого был ее отец, а мама подыгрывала им на расстроенном пианино в гостиной.
— Будет несложно пригласить учителя танцев, — сказал лорд Бедлингтон. — Теперь, когда ты будешь появляться в обществе, возможно, ты захочешь научиться многим вещам. И ты должна, не колеблясь, говорить мне обо всем, что пожелаешь.
— Мистер Месгрейв объяснил мне, что я должна буду остаться в вашем доме до тех пор, пока не стану совершеннолетней.
— Совершенно верно, — согласился лорд Бедлингтон. — Это то, чего желали бы твои отец с матерью, я уверен. Особенно теперь, когда ты получила небольшое наследство.
Корнелия плотно сжала губы в саркастической усмешке. То, что ее дядя именовал «небольшим наследством», составляло сотни тысяч фунтов, и ее доход непрерывно возрастал!
Щегольской экипаж, принадлежащий лорду Веллингтону, быстро двигался к Вест-Энду. Прежде чем сесть в экипаж, Корнелия обратила внимание на лошадь и с одобрением отметила ее хорошо вычищенную, лоснящуюся шерсть и новенькую упряжь. В то же время она с ужасом уставилась на жесткую узду. Еще в прежние времена они с Джимми частенько обсуждали недостатки жестких уздечек, но сейчас, подумала Корнелия, не совсем подходящий момент заводить споры на эту тему с дядей, хотя ей было что сказать по этому поводу.
— Я надеюсь, тебе понравится в Лондоне, — продолжал лорд Веллингтон. — У тебя было немало огорчений в жизни, ты потеряла своих родителей, а теперь еще и кузину.
— Я была очень счастлива в Росарилле, — отрезала Корнелия. — Полагаю, мне невозможно вернуться туда сейчас?
— Тебе одной? Конечно, нет. Не хочу даже слышать о подобных вещах, — резко ответил ДЯДЯ.
— Но я смогу вернуться, когда мне исполнится двадцать один год.
— Если пожелаешь. Но это будет не скоро. Возможно, к тому времени ты уже выйдешь замуж, — сказал лорд Бедлингтон.
— Замуж? — удивленно переспросила Корнелия, а затем отрицательно покачала головой.
— Ну конечно, — живо отозвался дядя. — Все юные леди рано или поздно выходят замуж. Но у тебя будет достаточно времени, чтобы подумать об этом, когда ты как следует освоишься в Лондоне. Ты найдешь, что здесь довольно веселая жизнь, а твоя тетя представит тебя самым знатным людям.
— Спасибо.
Корнелии стало любопытно, что бы сказал ее дядя Джордж, если бы узнал, что ей вовсе не хочется знакомиться со знатными людьми. Она желала общаться только с Джимми и его друзьями-ирландцами, с которыми можно всласть потолковать о лошадях. Но не могла же она высказать свои мысли вслух! Теперь ей не придется говорить прямо и откровенно то, что она думает, как она привыкла к этому с детства. В Лондоне ей придется поддерживать беседы, подобающие девушкам ее возраста, быть со всеми любезной.
И все ее усилия должны быть направлены на то, чтобы казаться привлекательной молодым людям, среди которых она должна найти себе мужа.
Нет, она никому не выдаст свою растущую в груди ненависть! А ненавидела она все и всех вокруг себя: и дядю, еще более напыщенного и респектабельного, чем обычно его описывал отец, и незнакомую ей тетю, которую она и не желала знать, и элегантный экипаж с его мягкими комфортабельными сиденьями, и кучера в его островерхой шляпе, и лакея в нарядной ливрее, который услужливо помог Корнелии сесть в экипаж, а затем проворно вспрыгнул на запятки… Это была всепоглощающая ненависть к незнакомому, пугающему Корнелию миру, которого она не понимала и инстинктивно сторонилась.
Дядя Джордж прочистил горло и произнес, нарушив долгое молчание:
— Сейчас мы проезжаем через Гросвенор-сквер. Ты увидишь, моя дорогая, что здесь все застроено новыми домами.
— Спасибо, я вижу, — отозвалась Корнелия.
Снова воцарилось молчание, нарушаемое только бряцаньем упряжи и лошадиным похрапыванием.
— Миновали Гросвенор-сквер, — бормотал лорд Бедлингтон. — А сейчас мы выезжаем на Парк-лейн.
На дороге случился затор, и кучеру пришлось придержать лошадь. Они остановились. Мимо их окон медленно двигались нарядные экипажи, поворачивающие к парку. Корнелия с интересом разглядывала седоков. Женщина в ландо в великолепном боа из перьев и широкополой шляпе, украшенной цветами, держала над головой зонтик от солнца. Почувствовав на себе взгляд, она грациозно повернула голову в сторону Корнелии.
«Я, должно быть, кажусь нелепой рядом с ними», — с бьющимся сердцем подумала Корнелия.
Экипаж медленно тронулся вперед. Неожиданно лорд Бедлингтон выругался сквозь зубы, впившись взглядом в окошко. Корнелия с удивлением проследила за направлением его взгляда и заметила на противоположной стороне улицы стремительный фаэтон черно-желтых цветов, который заворачивал от Парк-лейн.
Ее внимание привлекли впряженные в фаэтон великолепные гнедые кони арабских кровей.
Корнелия сразу узнала эту породу по изящно выгнутым шеям, стройным бабкам и широким чутким ноздрям. А затем она обнаружила, что горячими нервными конями уверенно правит красивый молодой человек — широкоплечий, темноволосый, в лихо заломленной шляпе с высокой тульей и с большой алой гвоздикой в петлице.
Он очень хорош собой, решила Корнелия. Таких красивых мужчин она еще никогда не встречала в своей жизни. «Вот уж никогда бы не подумала, что такой элегантный, утонченный щеголь способен столь умело управлять упряжкой», — с невольным уважением отметила про себя Корнелия.
Лорд Бедлингтон и Корнелия были не единственными зеваками, разглядывающими молодого человека, чьи лошади так горячились и рвались, что казалось, вот-вот перевернут хрупкую повозку, в которую впряжены. Борьба между лошадьми и человеком закончилась так же внезапно, как и началась. С изумительным искусством темноволосый мужчина послал своих коней вперед, и они вновь перешли на ровную рысь. Фаэтон быстро скрылся из виду.
«Вот здорово!»— мысленно воскликнула Корнелия, но, взглянув на дядино лицо, не стала развивать эту тему вслух.
Лорд Бедлингтон бросал вслед удаляющемуся фаэтону тяжелые неодобрительные взгляды из-под насупленных бровей, губы его были раздраженно сжаты. Корнелия, возможно, многого еще не знала, но в данном случае было легко догадаться, что существует какая-то связь между дядиным гневом и этим молодым человеком. Поскольку подобные размышления показались ей нетактичными, она быстро спросила:
— Что это там впереди? Парк? Как прелестно!
Наблюдая сквозь темные очки, она видела, как гнев постепенно уходит из дядиных глаз.
— Да, это Гайд-парк, — ответил он. — Окна нашего дома выходят прямо на него. Так что тоска по деревне тебе не грозит.
Корнелия думала иначе, но, пока она подыскивала вежливый ответ, они уже оказались перед широкой парадной дверью. У распахнутых дверей стоял навытяжку дворецкий, а в вестибюле поджидали двое лакеев, которые тут же услужливо приняли из дядиных рук шляпу и трость.
— Пройдем в библиотеку, моя дорогая, — сказал лорд Бедлингтон. — Твоя тетя сейчас спустится к нам, и я вас представлю друг другу.
Библиотека оказалась больше и роскошнее, чем Корнелия могла себе вообразить. Высокие окна были задрапированы тяжелыми бархатными портьерами и легкими муслиновыми шторами. Вдоль стен, в проемах между книжных полок, сверкали зеркала в тяжелых рамах и стояли диваны и кресла, обитые атласом и парчой.
Пока Корнелия раздумывала, что покажется более приличным — выразить свое восхищение этой роскошно убранной библиотекой или не говорить ничего, в комнату вошла леди Бедлингтон.
Корнелия в изумлении уставилась на нее. Она никак не ожидала, что ее тетя окажется такой ослепительно красивой, сияющей бело-розово-золотыми красками, элегантно одетой, с такой великолепной осанкой; а главное — что она выглядит совсем молодой, чуть старше самой Корнелии.
— Так это и есть твоя племянница, Джордж?
Ты меня ей представишь? — певучим приятным голосом произнесла она.
— Это Корнелия, Лили, — отрывисто произнес лорд Бедлингтон.
— Здравствуйте, — тихо сказала Корнелия, протягивая тете руку.
— Ну, хорошо. Я должен покинуть вас. Оставляю Корнелию на тебя, Лили, — церемонно выговорил лорд Бедлингтон, но с таким выражением облегчения на лице, что было ясно, как он рад избавиться от этой докучливой заботы.
— Да, разумеется, Джордж. Тебе лучше всего отправиться прямо к лорду Чемберлену и договориться о том, чтобы представить Корнелию ко двору. Список приглашенных на ближайший прием заполнен еще месяц тому назад, но я уверена, что ты сможешь договориться насчет Корнелии.
Если нет, то я могу лично переговорить с королем. Я увижу его во вторник в Лондондерри-Хаус.
— Лучше сделать это официально, — озабоченно заметил лорд Бедлингтон.
— Конечно, если это возможно, — согласилась Лили.
— Вы имеете в виду, что я буду представлена королю и королеве? — с ужасом спросила Корнелия. — Это действительно необходимо? Нельзя ли этого избежать?
В ее голове пронеслась картина, как она является ко двору, неуклюжая, неловкая, совершающая промах за промахом и вызывающая тем самым насмешки сотен придворных, таких же ослепительных и элегантных, как ее тетя.
— Разумеется, ты должна быть представлена, — подчеркнуто категорично произнесла леди Бедлингтон. — Конечно, придется очень много суетиться, чтобы подготовить придворное платье, но я, смею уверить, уж что-нибудь да придумаю.
К тому же, полагаю, тебе захочется обновить свой гардероб полностью? — При этих словах глаза Лили скользнули по потрепанным пальто и шляпке Корнелии, которые могли сойти за модные лет пять тому назад.
— Да, конечно, я собираюсь приобрести много вещей, — сказала Корнелия. — Не так-то просто купить модную одежду в Ирландии. Тем более что у меня не было времени съездить в Дублин.
— Не думаю, что дублинские фасоны пригодились бы тебе в Лондоне, — возразила Лили. Она повернулась к мужу:
— Прикажи заложить мой экипаж, Джордж. Как только Корнелия отдохнет, мы отправимся с ней по магазинам и подберем все, что ей требуется.
Корнелия испустила тяжелый вздох. Она ненавидела хождения по магазинам и примерку одежды. И прежде всего ей хотелось бы побыть. одной и собраться с мыслями.
— Думаю, ты хочешь принять ванну, Корнелия? — Это был скорее не вопрос, а утверждение. — И переодеть дорожное платье? — Она поколебалась мгновение, а затем задала вопрос, которым волновал ее больше всего:
— Эти очки… тебе необходимо их носить все время?
— Да, — твердо сказала Корнелия. — Я повредила глаз прошлой зимой на охоте. Мой врач сказал, что если я желаю сохранить зрение, то должна носить очки минимум девять месяцев.
— Как жаль, — вздохнула леди Бедлингтон, но ее тон явно не соответствовал словам. — Моя горничная ожидает тебя в холле, она проводит тебя в твою комнату.
— Спасибо… тетя Лили.
Корнелия двинулась из библиотеки в холл, где ее поджидала женщина со строгим лицом.
— Следуйте за мной, мисс, — скороговоркой произнесла она.
В библиотеке Лили театрально рухнула на один из стульев.
— Мой дорогой Джордж, что ты притащил в дом! Ты когда-нибудь видел подобные наряды?
Это пальто, должно быть, вытащили из сундука… а эта шляпа — просто музейный экспонат!
— Ну, Лили, не будь такой придирчивой, — взмолился лорд Бедлингтон. — Тебе же хорошо известно, что девушка — сирота, прожила всю жизнь в глубинке. Ну откуда ей было взять хорошую одежду?
— И не только одежда, Джордж. Эти очки! Ты же сам слышал, что она сказала, — она должна их носить еще минимум три месяца.