Страница:
Корнелию печалило, что никто из ее ирландских друзей не будет присутствовать на свадьбе.
Она написала пригласительные письма всем, кого знала, и даже намеревалась оплатить их дорогу. Но ей ответили, что Англия — это слишком далеко и никто не будет выполнять за них работу, пока они будут веселиться на свадьбе.
Корнелия все это понимала, но все же сердце ее щемило от грусти и одиночества. Завтра настанет самый важный день в ее жизни, а она будет окружена чужими людьми. И все же она бесстрашно смотрела в будущее. Она радовалась, что с завтрашнего дня все в ее жизни переменится. После свадьбы они уедут отсюда вдвоем с герцогом туда, где они смогут узнать друг друга. Это будет не Котильон, подавляющий ее своим величием и многолюдьем. Они отправляются в Париж.
Тетя Лили посвятила ее в планы герцога на медовый месяц, и Корнелия, которая сама не могла ничего предложить, всецело положилась на его выбор. Корнелия издала легкий вздох удовлетворения при мысли, что они уедут послезавтра вдвоем, сопровождаемые только камердинером герцога и Виолеттой, и сумятица последних недель останется позади. Бесконечные примерки, совещания с парикмахерами и маникюрщицами отнимали все ее время и истощали все силы.
Жемчуг согревал шею Корнелии. Тетя Лили может сколько угодно говорить, что он означает слезы, но она полюбила его. Корнелия все еще разглядывала себя в зеркало над туалетным столиком, когда Виолетта вошла в комнату.
— Я думала, что вы внизу, мисс, — удивленно воскликнула горничная.
— Почему я должна быть внизу?
— Но его светлость здесь, — ответила Виолетта.
Корнелия живо обернулась к ней:
— И никто не сказал мне об этом. И, конечно, в доме никого нет?
— Его милость уехал, я знаю, — сказала Виолетта, — потому что я видела, как он садился в карету. Что касается ее милости, то я не знаю.
— Ее тоже нет, — ответила Корнелия. — Она говорила, что собирается навестить леди Уимборн и вернется только к обеду. Ах, Виолетта!
Это замечательно! А я сижу здесь и любуюсь своим жемчугом. Быстрее причеши меня.
Но Виолетта уже взяла в руки щетку, пока Корнелия тараторила, и минутой позже Корнелия уже спешила вниз по ступенькам. Она с волнением думала о том, что ей представилась возможность повидаться с герцогом наедине. Тетя Лили проявила настойчивость в том, чтобы у них не было возможности увидеться сегодня. Герцог устраивал вечером холостяцкую вечеринку, в то время как Корнелии полагалось отправиться в постель как можно раньше, чтобы лучше выглядеть в день своей свадьбы.
Может быть, он пришел, чтобы сказать ей что-то важное… возможно, он почувствовал, что день тянется очень долго, когда они не видят друг друга. Это то, что ощущала сегодня сама Корнелия с самого утра, с тоской думая, что целая вечность должна пройти, прежде чем они встретятся уже перед алтарем.
Корнелия вошла в гостиную. Но там не было никого. Она замерла на секунду, чувствуя, как разочарование обжигает ей душу. Ей так сильно хотелось увидеть герцога! А он, не дождавшись никого, уже ушел.
С печальным вздохом, медленно Корнелия закрыла двери гостиной. Когда она пересекала широкую лестничную клетку, собираясь вернуться обратно к себе, ей послышались голоса.
С секунду она озиралась, пытаясь понять, откуда они доносятся, но затем взгляд ее наткнулся на дверь, ведущую в будуар ее тети. Ее чувство разочарования усугубилось. Герцог не ушел, но тетя Лили вернулась домой, и они беседуют вдвоем в ее будуаре. Медленно, почти не чувствуя под собою ног, Корнелия пересекла лестничную площадку и небольшой коридор перед будуаром. Она была уверена, что герцог пришел с целью увидеть ее, и только неожиданное возвращение тети Лили помешало этому. Но она должна увидеть его, хотя бы мельком.
Корнелия уже положила руку на дверную ручку и собралась нажать на нее, как голос герцога, взволнованный и настойчивый, остановил ее.
— Нет причин сердиться на меня, Лили. Я хотел увидеть тебя. Ты понимаешь, что я вынужден уехать на целый месяц?
— Ты, должно быть, с ума сошел, раз идешь на такой риск! — отозвалась Лили. — Когда я получила твою записку в доме Уимборнов, я решила, что это Корнелия вызывает меня, что что-нибудь стряслось с ее свадебным нарядом.
— Я предвидел, что ты подумаешь что-то в этом роде. Я видел Джорджа, который сидел за бриджем в клубе, и понял, что он не вернется домой еще несколько часов. Это был мой последний шанс, и я решил использовать его.
— Дрого, ты совершаешь безумные поступки.
Но я, возможно, прощу тебя.
— Лили, ты так прелестна! Я люблю тебя, как никогда!
— Еще бы! После того, как я измучила всю себя в приготовлениях к твоей свадьбе.
— Моей свадьбе? Полагаю, что это твоя свадьба. Это ты все задумала, ты все прекрасно устроила. Только одна деталь портит всю картину. И ты, и я знаем, какая именно.
— Какая же?
— Невестой должна быть ты!
— Мне приятно слышать то, что ты говоришь.
Даже если это совершенно невозможно.
— Лили, умоляю, передумай… Это наша последняя возможность. Давай уедем вдвоем.
— Когда? Сегодня вечером? И покинем бедных Джорджа и Корнелию справлять свадьбу без жениха? Это будет неслыханным скандалом.
— Какое мне дело до скандалов? Давай уедем прямо сейчас. Я сделаю тебя счастливой… я заставлю тебя поверить, что весь мир — ничто по сравнению с любовью.
— Дрого! Дрого! Как часто я должна повторять тебе, что это невозможно? И без того все устроится наилучшим образом. Когда ты вернешься из свадебного путешествия, ты сам увидишь, как легко нам будет встречаться, бывать вместе, мы будем счастливы! Все станет проще и лучше, чем раньше, когда Джордж еще не начал пакостить нам.
— А что, если Корнелия тоже начнет пакостить, как ты это называешь?
— Корнелия ничего не узнает! С чего бы! В самом деле, Дрого! Не будь таким несносным. Осталось мало времени, я так чудовищно устала, так много было сделано.
— Бедняжка ты моя! Дорогая! Я не собираюсь рассыпаться в благодарностях за то, что ты сделала. По мне, эти хлопоты не нужны. Но, если позволишь, я скажу тебе о своей любви.
— Да, Дрого, скажи. Скажи поскорее, а потом уходи.
— Иди сюда!
В его голосе слышались глубокие, зовущие нотки.
— Обними меня крепче, Дрого! Пройдет так много времени, пока мы увидимся снова!
— Лили, Лили! Не напоминай мне об этом.
Я люблю тебя. Ты сама знаешь, как я люблю тебя!
— Что это? — Лили кинула быстрый взгляд через плечо, которое сжимал герцог.
— Что ты имеешь в виду?
— Я уверена, что слышала какой-то звук.
— Тебе показалось. Джордж торчит в клубе.
Даже если он и вернется домой, то я зашел на секунду, взглянуть на свадебные подарки.
— Но я уверена, что слышала какой-то очень странный звук, — настаивала Лили.
Корнелия медленно отодвинулась от двери будуара. Звук, который донесся до ушей Лили, подумалось ей, был звоном ее разбитого сердца.
Глава 7
Она написала пригласительные письма всем, кого знала, и даже намеревалась оплатить их дорогу. Но ей ответили, что Англия — это слишком далеко и никто не будет выполнять за них работу, пока они будут веселиться на свадьбе.
Корнелия все это понимала, но все же сердце ее щемило от грусти и одиночества. Завтра настанет самый важный день в ее жизни, а она будет окружена чужими людьми. И все же она бесстрашно смотрела в будущее. Она радовалась, что с завтрашнего дня все в ее жизни переменится. После свадьбы они уедут отсюда вдвоем с герцогом туда, где они смогут узнать друг друга. Это будет не Котильон, подавляющий ее своим величием и многолюдьем. Они отправляются в Париж.
Тетя Лили посвятила ее в планы герцога на медовый месяц, и Корнелия, которая сама не могла ничего предложить, всецело положилась на его выбор. Корнелия издала легкий вздох удовлетворения при мысли, что они уедут послезавтра вдвоем, сопровождаемые только камердинером герцога и Виолеттой, и сумятица последних недель останется позади. Бесконечные примерки, совещания с парикмахерами и маникюрщицами отнимали все ее время и истощали все силы.
Жемчуг согревал шею Корнелии. Тетя Лили может сколько угодно говорить, что он означает слезы, но она полюбила его. Корнелия все еще разглядывала себя в зеркало над туалетным столиком, когда Виолетта вошла в комнату.
— Я думала, что вы внизу, мисс, — удивленно воскликнула горничная.
— Почему я должна быть внизу?
— Но его светлость здесь, — ответила Виолетта.
Корнелия живо обернулась к ней:
— И никто не сказал мне об этом. И, конечно, в доме никого нет?
— Его милость уехал, я знаю, — сказала Виолетта, — потому что я видела, как он садился в карету. Что касается ее милости, то я не знаю.
— Ее тоже нет, — ответила Корнелия. — Она говорила, что собирается навестить леди Уимборн и вернется только к обеду. Ах, Виолетта!
Это замечательно! А я сижу здесь и любуюсь своим жемчугом. Быстрее причеши меня.
Но Виолетта уже взяла в руки щетку, пока Корнелия тараторила, и минутой позже Корнелия уже спешила вниз по ступенькам. Она с волнением думала о том, что ей представилась возможность повидаться с герцогом наедине. Тетя Лили проявила настойчивость в том, чтобы у них не было возможности увидеться сегодня. Герцог устраивал вечером холостяцкую вечеринку, в то время как Корнелии полагалось отправиться в постель как можно раньше, чтобы лучше выглядеть в день своей свадьбы.
Может быть, он пришел, чтобы сказать ей что-то важное… возможно, он почувствовал, что день тянется очень долго, когда они не видят друг друга. Это то, что ощущала сегодня сама Корнелия с самого утра, с тоской думая, что целая вечность должна пройти, прежде чем они встретятся уже перед алтарем.
Корнелия вошла в гостиную. Но там не было никого. Она замерла на секунду, чувствуя, как разочарование обжигает ей душу. Ей так сильно хотелось увидеть герцога! А он, не дождавшись никого, уже ушел.
С печальным вздохом, медленно Корнелия закрыла двери гостиной. Когда она пересекала широкую лестничную клетку, собираясь вернуться обратно к себе, ей послышались голоса.
С секунду она озиралась, пытаясь понять, откуда они доносятся, но затем взгляд ее наткнулся на дверь, ведущую в будуар ее тети. Ее чувство разочарования усугубилось. Герцог не ушел, но тетя Лили вернулась домой, и они беседуют вдвоем в ее будуаре. Медленно, почти не чувствуя под собою ног, Корнелия пересекла лестничную площадку и небольшой коридор перед будуаром. Она была уверена, что герцог пришел с целью увидеть ее, и только неожиданное возвращение тети Лили помешало этому. Но она должна увидеть его, хотя бы мельком.
Корнелия уже положила руку на дверную ручку и собралась нажать на нее, как голос герцога, взволнованный и настойчивый, остановил ее.
— Нет причин сердиться на меня, Лили. Я хотел увидеть тебя. Ты понимаешь, что я вынужден уехать на целый месяц?
— Ты, должно быть, с ума сошел, раз идешь на такой риск! — отозвалась Лили. — Когда я получила твою записку в доме Уимборнов, я решила, что это Корнелия вызывает меня, что что-нибудь стряслось с ее свадебным нарядом.
— Я предвидел, что ты подумаешь что-то в этом роде. Я видел Джорджа, который сидел за бриджем в клубе, и понял, что он не вернется домой еще несколько часов. Это был мой последний шанс, и я решил использовать его.
— Дрого, ты совершаешь безумные поступки.
Но я, возможно, прощу тебя.
— Лили, ты так прелестна! Я люблю тебя, как никогда!
— Еще бы! После того, как я измучила всю себя в приготовлениях к твоей свадьбе.
— Моей свадьбе? Полагаю, что это твоя свадьба. Это ты все задумала, ты все прекрасно устроила. Только одна деталь портит всю картину. И ты, и я знаем, какая именно.
— Какая же?
— Невестой должна быть ты!
— Мне приятно слышать то, что ты говоришь.
Даже если это совершенно невозможно.
— Лили, умоляю, передумай… Это наша последняя возможность. Давай уедем вдвоем.
— Когда? Сегодня вечером? И покинем бедных Джорджа и Корнелию справлять свадьбу без жениха? Это будет неслыханным скандалом.
— Какое мне дело до скандалов? Давай уедем прямо сейчас. Я сделаю тебя счастливой… я заставлю тебя поверить, что весь мир — ничто по сравнению с любовью.
— Дрого! Дрого! Как часто я должна повторять тебе, что это невозможно? И без того все устроится наилучшим образом. Когда ты вернешься из свадебного путешествия, ты сам увидишь, как легко нам будет встречаться, бывать вместе, мы будем счастливы! Все станет проще и лучше, чем раньше, когда Джордж еще не начал пакостить нам.
— А что, если Корнелия тоже начнет пакостить, как ты это называешь?
— Корнелия ничего не узнает! С чего бы! В самом деле, Дрого! Не будь таким несносным. Осталось мало времени, я так чудовищно устала, так много было сделано.
— Бедняжка ты моя! Дорогая! Я не собираюсь рассыпаться в благодарностях за то, что ты сделала. По мне, эти хлопоты не нужны. Но, если позволишь, я скажу тебе о своей любви.
— Да, Дрого, скажи. Скажи поскорее, а потом уходи.
— Иди сюда!
В его голосе слышались глубокие, зовущие нотки.
— Обними меня крепче, Дрого! Пройдет так много времени, пока мы увидимся снова!
— Лили, Лили! Не напоминай мне об этом.
Я люблю тебя. Ты сама знаешь, как я люблю тебя!
— Что это? — Лили кинула быстрый взгляд через плечо, которое сжимал герцог.
— Что ты имеешь в виду?
— Я уверена, что слышала какой-то звук.
— Тебе показалось. Джордж торчит в клубе.
Даже если он и вернется домой, то я зашел на секунду, взглянуть на свадебные подарки.
— Но я уверена, что слышала какой-то очень странный звук, — настаивала Лили.
Корнелия медленно отодвинулась от двери будуара. Звук, который донесся до ушей Лили, подумалось ей, был звоном ее разбитого сердца.
Глава 7
Толпа зевак, окружавшая церковь Святого Георгия на Ганновер-сквер, разразилась бурными приветствиями, когда королева Александра в сопровождении принца Уэльского ступила на церковный двор.
Конной полиции приходилось прилагать значительные усилия, чтобы направлять движение экипажей, которые двигались нескончаемым потоком последние два часа, подвозя гостей, прибывающих на венчание.
Толпе предоставилась возможность увидеть всех знаменитых красавиц. Бурю восторгов вызвало появление герцогини Саферлендской в роскошной шляпке с перьями, которая выгодно подчеркивала ее белокурую красоту. Шумное восхищение заслужила внешность графини Варвик.
Свою долю комплиментов получили герцогиня Вестминстерская с сестрой, принцессой Плесси.
Когда из кареты показалась Лили, ослепительно красивая, одетая в небесно-голубые цвета, и с огромным букетом гвоздик, восторженные возгласы толпы разнеслись до Оксфорд-стрит.
Спустя несколько секунд после того, как королевские гости заняли свое почетное место и смолкло возбужденное перешептывание, была замечена карета невесты, движущаяся от Маддокс-стрит.
Наступил долгожданный момент. Толпа неожиданно хлынула вперед, потеснив полицейских, которые, взявшись за руки, пытались восстановить порядок.
Лорд Бедлингтон вышел из кареты первым.
Его фрак украшала большая белая гвоздика. Когда он ступил на тротуар, по толпе пронесся чуть слышный шепоток в его адрес. А затем из кареты показалась украшенная венком из флердоранжа, склоненная головка, и на тротуар ступила невеста.
Лорд Бедлингтон предложил руку невесте.
Толпа жадно разглядывала каждую мельчайшую деталь атласного подвенечного платья, украшенного пышной пеной брюссельских кружев. Вдруг кто-то громко сказал:
— Блими! Ты когда-нибудь видел невесту в шорах?
Это замечание вызвало смех, но по той причине, что английские зеваки всегда любят невест, насмешки утонули в разразившихся аплодисментах и выкриках: «Счастья!», «Удачи(», «Благослови тебя господь, дорогая».
Вряд ли Корнелия слышала или замечала что-либо, творившееся вокруг нее. Все представлялось ей далеким и нереальным, будто происходило во сне. Когда она дотронулась до предложенной ей дядей руки, то не почувствовала прикосновения, словно пальцы ее онемели.
Корнелия поднялась по ступенькам в портик церкви. Здесь ее ожидала целая толпа подружек невесты и два пажа, наряженные в белые атласные камзолы и бриджи по колено. Пажи подхватили длинный шлейф ее платья, и вся процессия двинулась внутрь церкви.
Корнелия не замечала гостей, заполонивших церковь, — скамейки занимала вся элита лондонского общества. На галерее толпились арендаторы из Котильона, принаряженные в воскресные одежды. Между гостей сновали распорядители, провожая приглашенных на отведенные им места.
Хор запел, и появился архиепископ Кентерберийский в великолепном сверкающем облачении. Служба началась.
Корнелия не замечала ничего. Она видела перед собой только красный ковер да белые розы и лилии, которые держала в руках.
Неожиданно она обнаружила, что повторяет слова за архиепископом:
«В радости и горе… в богатстве и бедности… в болезни и здравии… любить… оберегать… повиноваться… пока смерть не разлучит нас…»
И в этот момент онемение слетело с Корнелии, словно ее облили ведром ледяной воды. Она остро ощутила присутствие герцога рядом, внезапно осознав, что произошло — она вышла замуж!
Вышла замуж за мужчину, которого она ненавидела, презирала и в то же время любила с такой горечью и мукой, которую невозможно выразить словами.
Корнелия почувствовала, как герцог взял ее левую руку, затянутую в белую перчатку. Ее пальцы были так холодны, что он вздрогнул от прикосновения. А затем кольцо скользнуло на ее палец, и она услышала голос герцога:
«С этим кольцом я вручаю тебе… мое тело… все мои благие помыслы…»
Корнелия с трудом удержалась от насмешливого восклицания. Ей хотелось выкрикнуть на всю церковь, что его слова — это ложь. Интересно, что произойдет, если она так сделает?
«Он — лжец и прелюбодей!»
Корнелия твердила эти слова сама себе вчера вечером, с трудом поднимаясь по лестнице в свою спальню. И хотя она не вполне была уверена в значении этих слов, они сильнее растравляли ее и без того смертельно раненное сердце.
Пошатываясь, она вошла в спальню и прислонилась к двери спиной, глядя перед собой невидящими глазами. Корнелия была так бледна, и выражение ее лица было настолько странным, что Виолетта вскочила, побросав вещи, которые она упаковывала в сундук, и кинулась к ней.
— Что случилось, мисс?! Вы упали в обморок?
— Нет! Оставь меня… — вскрикнула Корнелия.
Затем она добавила:
— Подай мне пальто и шляпу.
— Но, мисс, куда вы собрались в такой час? — протестующе спросила Виолетта.
— Подай мне пальто, — настойчиво повторила Корнелия.
— Но зачем, мисс? — переспросила Виолетта. — Куда вы собрались?
— В Ирландию. Я уезжаю… немедленно.
— Что же случилось, мисс? Что вас так расстроило?
Вместо ответа Корнелия неожиданно закрыла лицо руками и опустилась в кресло. Виолетта торопливо приблизилась к ней и обняла ее, встав на колени около кресла.
— Нет, нет! Не стоит это так принимать, мисс.
— Ты знала!
Корнелия отдернула руки от лица. Глаза ее оставались сухими. Ее горе нельзя было выразить слезами.
— Да, мисс, — тихо ответила Виолетта. — Я знала. Слуги говорили. На кухне это не секрет.
— Я думала, что он влюблен в меня так же, как и я в него!
— Я знаю, мисс. Я знаю, что вы чувствовали.
Но я ничего не могла сказать вам, что заставило бы вас думать иначе. Я только молилась, чтобы все закончилось так, как вам хочется.
— Я не представляю… я никогда не думала… — пробормотала Корнелия. — Тетя Лили намного старше герцога… хотя она такая красивая… тут я могу понять, почему он влюбился в нее. Но использовать меня в своих собственных целях… жениться на мне только для того, чтобы иметь возможность встречаться с ней, как это жестоко!
Это бессовестно! Как могла прийти кому-то в голову такая дьявольская мысль… поступить так гнусно!
Слезы навернулись на глаза Виолетты.
— Моя бедная леди, — мягко прошептала она.
— И я люблю его, — яростно воскликнула Корнелия. — Ты можешь представить себе, Виолетта, что я все еще люблю его? Мне следовало бы возненавидеть его! Мне следовало бы бежать от него на край света!
Корнелия на секунду закрыла глаза, представив весь ужас создавшегося положения, а затем вскочила на ноги.
— Собирайся, Виолетта! Упакуй совсем немного вещей, только необходимое, и мы отправимся.
Но Виолетта продолжала стоять около нее на коленях.
— Если вы сейчас уедете, мисс, вы никогда больше не увидите его светлость снова. Он никогда не простит вам, что вы устроили скандал в последний момент. Подумайте, что будут говорить об этом — королева должна пожаловать на венчание, вся гостиная завалена подарками, газеты полны сообщений. Это не простая свадьба, мисс, его светлость — герцог!
— Ты думаешь, меня заботит, как он будет выходить из создавшегося положения? — спросила Корнелия. — Это человек, которого я любила, его титулы не интересуют меня. Я возвращаюсь в Ирландию, к людям, которых я знаю и понимаю, к моим лошадям, которые не лгут и не предают меня!
— Но вы продолжаете любить его светлость, — тихо возразила Виолетта.
— Да, я все еще люблю его, — ответила Корнелия. — Но я так же сильно ненавижу его за то, что он так поступил со мной, за его жестокость и бессердечие.
— Вы уверены, что, когда вы вернетесь в Ирландию, вы сможете забыть его? — спросила Виолетта. — Подумайте хорошенько, мисс, прежде чем сделать что-нибудь. Вы можете убежать из-под венца, но станете ли вы счастливее от того, что откажетесь от него? Желать мужчину — это боль, которую трудно вынести. Это бессонные ночи, заполненные мыслями о том, что нет возможности увидеть его завтра, тоской, потому что не слышишь его голоса и не можешь дотронуться до его руки. Ах, мисс! Я знаю, о чем говорю. Не было ни минуты, когда бы я не думала о человеке; которого люблю, и нет границ моему отчаянию из-за того, что не существует ни малейшей надежды увидеть его снова… никогда!
— Виолетта, я и не догадывалась, как ты страдаешь.
Ожесточенным и одновременно трагичным» жестом Виолетта отерла слезы со своих глаз.
— Что толку говорить об этом? — спросила она. — Я стыжусь своего малодушия, но это не делает меня сильнее. Я говорю вам это только для того, мисс, чтобы вы как следует подумали, прежде чем сделать решительный шаг. Вы можете обвинять его светлость в чем угодно, но вы все еще любите его. Если бы мы, женщины, любили мужчин только за их доброту, в мире было бы очень мало разбитых сердец! Не думайте о нем, — продолжала Виолетта, — подумайте лучше о себе. Когда вы станете его женой, герцог будет привязан к вам, хотя бы своим именем и положением в обществе.
Вы будете хозяйкой в его доме. Где бы ни бродила его фантазия, ему все равно придется вернуться домой — к вам!
Корнелия беспокойно прошлась но комнате.
На секунду она задержалась у окна, глядя на деревья в парке, затем снова обернулась к Виолетте.
— Как я смогу вынести это? — взволнованно спросила она. — Как я смогу видеть его и разговаривать с ним, зная, что он не чувствует ко мне ничего, что я просто удобна для него, что он может .использовать меня как ширму для своих любовных романов?
— А если вы никогда больше не увидите его, мисс? — сказала Виолетта. — Если вы уедете, вы .никогда не сможете представить себе, что он делает, с кем он? Если вы выйдете за него, вы будете все знать. Если не выйдете, вас будет терзать доведение.
— Да, это правда. Теперь я убедилась, что неведение намного хуже, чем знание.
— Это так, мисс, это так!
— Но, Виолетта, почему мы должны так страдать? Разве какой-нибудь мужчина стоит этого? , Корнелия произнесла эту фразу, задумавшись о том, как слабы и зависимы женщины от мужчин. Мужчины способны сделать их счастливыми или несчастными, озарить их жизнь солнечным светом или погрузить в пучину отчаяния.
Герцог держал тетю Лили в своих объятиях, шептал о своей любви, умоляя бежать с ним. Как глупо и слабовольно тетя Лили отказала ему! Корнелия думала о ней, оценившей такую пылкую любовь ниже положения в обществе, с презрением. «Если бы я оказалась в такой ситуации, — сказала Корнелия сама себе, — я убежала бы ним на .край света».
Затем ей пришла в голову мысль, что Виолетта была права, советуя ей остаться. Она не может бежать от герцога, не может покинуть его сейчас.
С того момента, как она впервые увидела его, ее любовь к нему усиливалась и углублялась день ото дня.
И в то же время как слепо и наивно было увидеть взаимность там, где было только равнодушие! Ее любовь стала частью ее, она была сильнее ее самой, всемогущая, всепоглощающая страсть. Отказаться от нее было равносильно отказу от того, чтобы жить или дышать.
Корнелия видела теперь, как она сама сбила себя с толку своей замкнутостью и особенно стеснительностью. Оглядываясь назад, она открывшимися глазами видела дюжину ситуаций, которые должны были бы насторожить ее или заставили бы сделать вывод о том, что дела обстоят совсем не так прекрасно, как ей представлялось.
Как жалко обманулась она неизменной учтивостью и обходительностью герцога! В своем незнании мужчин она приняла его расчетливость за любовь, его сдержанность за умение обуздывать свою страсть. Как же слепа и глупа была она!
Но ругать себя было не больше проку, чем ругать его или тетю Лили. Разве тетя Лили могла нести ответственность за то, что герцог оказался первым молодым человеком, которого она встретила по приезде в Лондон, или за то, что сердце ее внезапно замерло и забилось сильнее, когда она увидела, как блестяще он справляется с упряжкой, или что потом не смогла забыть его!
И если она не могла забыть герцога после нескольких быстротечных секунд, то что же говорить теперь? Ведь на протяжении двух месяцев она почти ежедневно виделась с ним, замирая от счастья всякий раз, когда он просто заговаривал с ней? Нет, Виолетта была права, возвращение в Ирландию не залечит ее разбитое сердце.
— Мы остаемся, — коротко сказала Корнелия.
Даже произнеся эти слова, она знала, что всего лишь меняет один ад на другой.
Ночь медленно тянулась. Корнелия не могла рыдать, хотя слезы принесли бы ей облегчение.
Она только неотрывно смотрела в темноту, снова и снова слыша в своем мозгу слова, подслушанные ею через закрытую дверь будуара Лили. Корнелия даже попыталась найти какое-нибудь иное толкование услышанного, но это не могло быть шуткой или игрой ее воображения. Горькая правда раскрылась перед ней во всей своей отвратительной жестокости. Корнелия никогда не могла себе даже вообразить, что окажется в подобной ситуации.
Только теперь Корнелия начала понимать многие вещи, которые в недалеком прошлом казались ей странными, — дружбу герцогини с Генри, многочисленные пары в Котильоне, которые сходились и распадались с легкостью, какую все окружающие считали само собой разумеющейся.
Корнелия была слишком юна, когда умерла ее мать, чтобы узнать от нее правду о жизни, любви и замужестве. У нее имелись смутные догадки о секретах природы, но она знала, что приличные, скромные девушки терпеливо ждут и без любопытства относятся к подобным вещам вплоть до их первой брачной ночи. Но теперь Корнелия начала подозревать, что означали многие игривые полушутки, полунамеки, которыми Лили частенько перебрасывалась в своем тесном кругу, состязаясь в остроумии, но которые часто заставляли герцога хмуриться.
Ничего удивительного, что всех так поразила их помолвка. И можно было себе представить, как они зубоскалили, догадываясь о ее истинной причине. Корнелия приложила ладони к своим пылающим от стыда и унижения щекам.
Она была одурачена, верила всему, что ей говорили. Но Виолетта была права. Почему она должна убегать? Она должна остаться и выйти за герцога замуж. Она должна стать хозяйкой Котильона.
И, что важнее, она должна заставить его страдать за то, что он заставил страдать ее.
Ее чувства слабости и беспомощности были вытеснены растущим в ней гневом. Когда за окном занялся рассвет, Корнелии показалось, что она стала старше за эту ночь. Она не была больше ребенком — ребенком, который доверяет тем, кого любит. Она превратилась в женщину — разгневанную, обиженную, решившую, что не только она одна должна страдать.
Когда взошло солнце, Корнелия отдернула занавески с окна и взглянула на спящий мир. Тени от деревьев в парке были еще темны, звезды едва мерцали на бледном небе, в то время как первые неуверенные розово-золотистые лучи уже касались крыш.
Корнелия ощутила, что она не одинока в своих страданиях, и вера, которая жила в ней с тех пор, как она еще ребенком учила молитвы на коленях матери, придала ей сил и заставила устыдиться собственной слабости.
Молитва сорвалась с ее губ, страстная и жаркая, идущая из самой глубины ее сердца.
— Сделай так, чтобы он полюбил меня! Господи, мой боже, сделай так, чтобы он полюбил меня!
И как только эти слова были произнесены, Корнелия услыхала пение птиц и почувствовала, что ее молитва была услышана.
— Сделай так, чтобы он полюбил меня! Господи, сделай так, чтобы он полюбил меня! — воскликнула она снова.
На секунду надежда вспыхнула в ней, родившись, как птица Феникс, из пепла ее отчаяния.
«Он полюбит меня — однажды!»
Были ли эти слова сказаны ею самой или кто-то другой произнес это?
Действительность снова ввергла ее в ощущение безнадежности ее желаний. Горечь и боль вернулись к ней.
Во время завтрака тетя Лили послала записку, чтобы узнать, как Корнелия провела ночь, и предлагала спуститься к ней в будуар, чтобы в последний раз обсудить предстоящую церемонию. Сквозь стиснутые зубы Корнелия велела передать тете, что, по ее мнению, ей лучше отдохнуть у себя в спальне, пока не наступит пора отправляться в церковь.
Когда Лили поднялась к Корнелии, она была уже одета и держала в руках букет. В комнате толпилось множество людей. Господин Генри делал завершающие штрихи в прическе невесты, прикалывая к волосам бутончики цветов. Портниха, стоя на коленях, торопливо делала последние стежки на подоле, потому что, согласно хорошо известному поверью, платье невесты должно быть закончено за несколько минут до того, как она наденет его.
Виолетта, ловко растянув, пудрила пару белых лайковых перчаток, а две другие горничные держали длинный атласный шлейф, затканный лилиями, и готовы были прикрепить его к талии Корнелии, когда та встанет из-за туалетного столика.
— Твое платье прелестно, — одобрительно заметила Лили, — но только жаль, что ты такая бледная. Мне всегда казалось, что бледные невесты выглядят чересчур пресными.
Корнелия не издала ни звука. Ей подумалось, что тетя должна быть довольна тем, что она выглядит не настолько привлекательной, чтобы отвлечь внимание герцога от нее самой.
— Если бы только мадемуазель не проявляла такой настойчивости насчет очков! — прибавил монсеньор Генри. — Я предупредил ее, что очки портят все впечатление от моей прически!
— Разумеется, ты сможешь обойтись без них сегодня, не так ли, Корнелия? — резко спросила Лили.
— Нет, я буду в очках, — кратко возразила Корнелия.
Лили пожала плечами. Корнелия выглядит без очков совсем иначе, подумала она, но если девица предпочитает быть пугалом в день собственной свадьбы, пускай ее. Что ей за дело, в конце концов, чтобы кого-то уговаривать?
— Очень хорошо, — громко сказала Лили. — Я ухожу. Ты должна быть внизу через две минуты.
Джордж будет ждать тебя в холле, не опаздывай.
Ты скоро убедишься в том, что Дрого терпеть не может женщин, которые вечно опаздывают — даже на собственную свадьбу.
Еще вчера, подумала Корнелия, она выслушала бы эти тетины слова с вниманием, полагая, что тетя Лили хочет помочь ей лучше узнать ее будущего мужа и стать хорошей женой. Но сегодня, кисло усмехнулась Корнелия про себя, у нее нет сомнений, что тете просто не терпится поскорее женить герцога, чтобы дядя Джордж не мог далее препятствовать их встречам.
Чувство нереальности происходящего охватило Корнелию, когда она встала и оглядела себя в зеркале. Из зеркала на нее смотрела традиционная невеста — в белоснежном уборе и венке из цветов. Еще вчера Корнелия не могла дождаться этой минуты, которая, как ей казалось, будет поворотным моментом в ее жизни, открывающим золотые ворота к счастью.
Конной полиции приходилось прилагать значительные усилия, чтобы направлять движение экипажей, которые двигались нескончаемым потоком последние два часа, подвозя гостей, прибывающих на венчание.
Толпе предоставилась возможность увидеть всех знаменитых красавиц. Бурю восторгов вызвало появление герцогини Саферлендской в роскошной шляпке с перьями, которая выгодно подчеркивала ее белокурую красоту. Шумное восхищение заслужила внешность графини Варвик.
Свою долю комплиментов получили герцогиня Вестминстерская с сестрой, принцессой Плесси.
Когда из кареты показалась Лили, ослепительно красивая, одетая в небесно-голубые цвета, и с огромным букетом гвоздик, восторженные возгласы толпы разнеслись до Оксфорд-стрит.
Спустя несколько секунд после того, как королевские гости заняли свое почетное место и смолкло возбужденное перешептывание, была замечена карета невесты, движущаяся от Маддокс-стрит.
Наступил долгожданный момент. Толпа неожиданно хлынула вперед, потеснив полицейских, которые, взявшись за руки, пытались восстановить порядок.
Лорд Бедлингтон вышел из кареты первым.
Его фрак украшала большая белая гвоздика. Когда он ступил на тротуар, по толпе пронесся чуть слышный шепоток в его адрес. А затем из кареты показалась украшенная венком из флердоранжа, склоненная головка, и на тротуар ступила невеста.
Лорд Бедлингтон предложил руку невесте.
Толпа жадно разглядывала каждую мельчайшую деталь атласного подвенечного платья, украшенного пышной пеной брюссельских кружев. Вдруг кто-то громко сказал:
— Блими! Ты когда-нибудь видел невесту в шорах?
Это замечание вызвало смех, но по той причине, что английские зеваки всегда любят невест, насмешки утонули в разразившихся аплодисментах и выкриках: «Счастья!», «Удачи(», «Благослови тебя господь, дорогая».
Вряд ли Корнелия слышала или замечала что-либо, творившееся вокруг нее. Все представлялось ей далеким и нереальным, будто происходило во сне. Когда она дотронулась до предложенной ей дядей руки, то не почувствовала прикосновения, словно пальцы ее онемели.
Корнелия поднялась по ступенькам в портик церкви. Здесь ее ожидала целая толпа подружек невесты и два пажа, наряженные в белые атласные камзолы и бриджи по колено. Пажи подхватили длинный шлейф ее платья, и вся процессия двинулась внутрь церкви.
Корнелия не замечала гостей, заполонивших церковь, — скамейки занимала вся элита лондонского общества. На галерее толпились арендаторы из Котильона, принаряженные в воскресные одежды. Между гостей сновали распорядители, провожая приглашенных на отведенные им места.
Хор запел, и появился архиепископ Кентерберийский в великолепном сверкающем облачении. Служба началась.
Корнелия не замечала ничего. Она видела перед собой только красный ковер да белые розы и лилии, которые держала в руках.
Неожиданно она обнаружила, что повторяет слова за архиепископом:
«В радости и горе… в богатстве и бедности… в болезни и здравии… любить… оберегать… повиноваться… пока смерть не разлучит нас…»
И в этот момент онемение слетело с Корнелии, словно ее облили ведром ледяной воды. Она остро ощутила присутствие герцога рядом, внезапно осознав, что произошло — она вышла замуж!
Вышла замуж за мужчину, которого она ненавидела, презирала и в то же время любила с такой горечью и мукой, которую невозможно выразить словами.
Корнелия почувствовала, как герцог взял ее левую руку, затянутую в белую перчатку. Ее пальцы были так холодны, что он вздрогнул от прикосновения. А затем кольцо скользнуло на ее палец, и она услышала голос герцога:
«С этим кольцом я вручаю тебе… мое тело… все мои благие помыслы…»
Корнелия с трудом удержалась от насмешливого восклицания. Ей хотелось выкрикнуть на всю церковь, что его слова — это ложь. Интересно, что произойдет, если она так сделает?
«Он — лжец и прелюбодей!»
Корнелия твердила эти слова сама себе вчера вечером, с трудом поднимаясь по лестнице в свою спальню. И хотя она не вполне была уверена в значении этих слов, они сильнее растравляли ее и без того смертельно раненное сердце.
Пошатываясь, она вошла в спальню и прислонилась к двери спиной, глядя перед собой невидящими глазами. Корнелия была так бледна, и выражение ее лица было настолько странным, что Виолетта вскочила, побросав вещи, которые она упаковывала в сундук, и кинулась к ней.
— Что случилось, мисс?! Вы упали в обморок?
— Нет! Оставь меня… — вскрикнула Корнелия.
Затем она добавила:
— Подай мне пальто и шляпу.
— Но, мисс, куда вы собрались в такой час? — протестующе спросила Виолетта.
— Подай мне пальто, — настойчиво повторила Корнелия.
— Но зачем, мисс? — переспросила Виолетта. — Куда вы собрались?
— В Ирландию. Я уезжаю… немедленно.
— Что же случилось, мисс? Что вас так расстроило?
Вместо ответа Корнелия неожиданно закрыла лицо руками и опустилась в кресло. Виолетта торопливо приблизилась к ней и обняла ее, встав на колени около кресла.
— Нет, нет! Не стоит это так принимать, мисс.
— Ты знала!
Корнелия отдернула руки от лица. Глаза ее оставались сухими. Ее горе нельзя было выразить слезами.
— Да, мисс, — тихо ответила Виолетта. — Я знала. Слуги говорили. На кухне это не секрет.
— Я думала, что он влюблен в меня так же, как и я в него!
— Я знаю, мисс. Я знаю, что вы чувствовали.
Но я ничего не могла сказать вам, что заставило бы вас думать иначе. Я только молилась, чтобы все закончилось так, как вам хочется.
— Я не представляю… я никогда не думала… — пробормотала Корнелия. — Тетя Лили намного старше герцога… хотя она такая красивая… тут я могу понять, почему он влюбился в нее. Но использовать меня в своих собственных целях… жениться на мне только для того, чтобы иметь возможность встречаться с ней, как это жестоко!
Это бессовестно! Как могла прийти кому-то в голову такая дьявольская мысль… поступить так гнусно!
Слезы навернулись на глаза Виолетты.
— Моя бедная леди, — мягко прошептала она.
— И я люблю его, — яростно воскликнула Корнелия. — Ты можешь представить себе, Виолетта, что я все еще люблю его? Мне следовало бы возненавидеть его! Мне следовало бы бежать от него на край света!
Корнелия на секунду закрыла глаза, представив весь ужас создавшегося положения, а затем вскочила на ноги.
— Собирайся, Виолетта! Упакуй совсем немного вещей, только необходимое, и мы отправимся.
Но Виолетта продолжала стоять около нее на коленях.
— Если вы сейчас уедете, мисс, вы никогда больше не увидите его светлость снова. Он никогда не простит вам, что вы устроили скандал в последний момент. Подумайте, что будут говорить об этом — королева должна пожаловать на венчание, вся гостиная завалена подарками, газеты полны сообщений. Это не простая свадьба, мисс, его светлость — герцог!
— Ты думаешь, меня заботит, как он будет выходить из создавшегося положения? — спросила Корнелия. — Это человек, которого я любила, его титулы не интересуют меня. Я возвращаюсь в Ирландию, к людям, которых я знаю и понимаю, к моим лошадям, которые не лгут и не предают меня!
— Но вы продолжаете любить его светлость, — тихо возразила Виолетта.
— Да, я все еще люблю его, — ответила Корнелия. — Но я так же сильно ненавижу его за то, что он так поступил со мной, за его жестокость и бессердечие.
— Вы уверены, что, когда вы вернетесь в Ирландию, вы сможете забыть его? — спросила Виолетта. — Подумайте хорошенько, мисс, прежде чем сделать что-нибудь. Вы можете убежать из-под венца, но станете ли вы счастливее от того, что откажетесь от него? Желать мужчину — это боль, которую трудно вынести. Это бессонные ночи, заполненные мыслями о том, что нет возможности увидеть его завтра, тоской, потому что не слышишь его голоса и не можешь дотронуться до его руки. Ах, мисс! Я знаю, о чем говорю. Не было ни минуты, когда бы я не думала о человеке; которого люблю, и нет границ моему отчаянию из-за того, что не существует ни малейшей надежды увидеть его снова… никогда!
— Виолетта, я и не догадывалась, как ты страдаешь.
Ожесточенным и одновременно трагичным» жестом Виолетта отерла слезы со своих глаз.
— Что толку говорить об этом? — спросила она. — Я стыжусь своего малодушия, но это не делает меня сильнее. Я говорю вам это только для того, мисс, чтобы вы как следует подумали, прежде чем сделать решительный шаг. Вы можете обвинять его светлость в чем угодно, но вы все еще любите его. Если бы мы, женщины, любили мужчин только за их доброту, в мире было бы очень мало разбитых сердец! Не думайте о нем, — продолжала Виолетта, — подумайте лучше о себе. Когда вы станете его женой, герцог будет привязан к вам, хотя бы своим именем и положением в обществе.
Вы будете хозяйкой в его доме. Где бы ни бродила его фантазия, ему все равно придется вернуться домой — к вам!
Корнелия беспокойно прошлась но комнате.
На секунду она задержалась у окна, глядя на деревья в парке, затем снова обернулась к Виолетте.
— Как я смогу вынести это? — взволнованно спросила она. — Как я смогу видеть его и разговаривать с ним, зная, что он не чувствует ко мне ничего, что я просто удобна для него, что он может .использовать меня как ширму для своих любовных романов?
— А если вы никогда больше не увидите его, мисс? — сказала Виолетта. — Если вы уедете, вы .никогда не сможете представить себе, что он делает, с кем он? Если вы выйдете за него, вы будете все знать. Если не выйдете, вас будет терзать доведение.
— Да, это правда. Теперь я убедилась, что неведение намного хуже, чем знание.
— Это так, мисс, это так!
— Но, Виолетта, почему мы должны так страдать? Разве какой-нибудь мужчина стоит этого? , Корнелия произнесла эту фразу, задумавшись о том, как слабы и зависимы женщины от мужчин. Мужчины способны сделать их счастливыми или несчастными, озарить их жизнь солнечным светом или погрузить в пучину отчаяния.
Герцог держал тетю Лили в своих объятиях, шептал о своей любви, умоляя бежать с ним. Как глупо и слабовольно тетя Лили отказала ему! Корнелия думала о ней, оценившей такую пылкую любовь ниже положения в обществе, с презрением. «Если бы я оказалась в такой ситуации, — сказала Корнелия сама себе, — я убежала бы ним на .край света».
Затем ей пришла в голову мысль, что Виолетта была права, советуя ей остаться. Она не может бежать от герцога, не может покинуть его сейчас.
С того момента, как она впервые увидела его, ее любовь к нему усиливалась и углублялась день ото дня.
И в то же время как слепо и наивно было увидеть взаимность там, где было только равнодушие! Ее любовь стала частью ее, она была сильнее ее самой, всемогущая, всепоглощающая страсть. Отказаться от нее было равносильно отказу от того, чтобы жить или дышать.
Корнелия видела теперь, как она сама сбила себя с толку своей замкнутостью и особенно стеснительностью. Оглядываясь назад, она открывшимися глазами видела дюжину ситуаций, которые должны были бы насторожить ее или заставили бы сделать вывод о том, что дела обстоят совсем не так прекрасно, как ей представлялось.
Как жалко обманулась она неизменной учтивостью и обходительностью герцога! В своем незнании мужчин она приняла его расчетливость за любовь, его сдержанность за умение обуздывать свою страсть. Как же слепа и глупа была она!
Но ругать себя было не больше проку, чем ругать его или тетю Лили. Разве тетя Лили могла нести ответственность за то, что герцог оказался первым молодым человеком, которого она встретила по приезде в Лондон, или за то, что сердце ее внезапно замерло и забилось сильнее, когда она увидела, как блестяще он справляется с упряжкой, или что потом не смогла забыть его!
И если она не могла забыть герцога после нескольких быстротечных секунд, то что же говорить теперь? Ведь на протяжении двух месяцев она почти ежедневно виделась с ним, замирая от счастья всякий раз, когда он просто заговаривал с ней? Нет, Виолетта была права, возвращение в Ирландию не залечит ее разбитое сердце.
— Мы остаемся, — коротко сказала Корнелия.
Даже произнеся эти слова, она знала, что всего лишь меняет один ад на другой.
Ночь медленно тянулась. Корнелия не могла рыдать, хотя слезы принесли бы ей облегчение.
Она только неотрывно смотрела в темноту, снова и снова слыша в своем мозгу слова, подслушанные ею через закрытую дверь будуара Лили. Корнелия даже попыталась найти какое-нибудь иное толкование услышанного, но это не могло быть шуткой или игрой ее воображения. Горькая правда раскрылась перед ней во всей своей отвратительной жестокости. Корнелия никогда не могла себе даже вообразить, что окажется в подобной ситуации.
Только теперь Корнелия начала понимать многие вещи, которые в недалеком прошлом казались ей странными, — дружбу герцогини с Генри, многочисленные пары в Котильоне, которые сходились и распадались с легкостью, какую все окружающие считали само собой разумеющейся.
Корнелия была слишком юна, когда умерла ее мать, чтобы узнать от нее правду о жизни, любви и замужестве. У нее имелись смутные догадки о секретах природы, но она знала, что приличные, скромные девушки терпеливо ждут и без любопытства относятся к подобным вещам вплоть до их первой брачной ночи. Но теперь Корнелия начала подозревать, что означали многие игривые полушутки, полунамеки, которыми Лили частенько перебрасывалась в своем тесном кругу, состязаясь в остроумии, но которые часто заставляли герцога хмуриться.
Ничего удивительного, что всех так поразила их помолвка. И можно было себе представить, как они зубоскалили, догадываясь о ее истинной причине. Корнелия приложила ладони к своим пылающим от стыда и унижения щекам.
Она была одурачена, верила всему, что ей говорили. Но Виолетта была права. Почему она должна убегать? Она должна остаться и выйти за герцога замуж. Она должна стать хозяйкой Котильона.
И, что важнее, она должна заставить его страдать за то, что он заставил страдать ее.
Ее чувства слабости и беспомощности были вытеснены растущим в ней гневом. Когда за окном занялся рассвет, Корнелии показалось, что она стала старше за эту ночь. Она не была больше ребенком — ребенком, который доверяет тем, кого любит. Она превратилась в женщину — разгневанную, обиженную, решившую, что не только она одна должна страдать.
Когда взошло солнце, Корнелия отдернула занавески с окна и взглянула на спящий мир. Тени от деревьев в парке были еще темны, звезды едва мерцали на бледном небе, в то время как первые неуверенные розово-золотистые лучи уже касались крыш.
Корнелия ощутила, что она не одинока в своих страданиях, и вера, которая жила в ней с тех пор, как она еще ребенком учила молитвы на коленях матери, придала ей сил и заставила устыдиться собственной слабости.
Молитва сорвалась с ее губ, страстная и жаркая, идущая из самой глубины ее сердца.
— Сделай так, чтобы он полюбил меня! Господи, мой боже, сделай так, чтобы он полюбил меня!
И как только эти слова были произнесены, Корнелия услыхала пение птиц и почувствовала, что ее молитва была услышана.
— Сделай так, чтобы он полюбил меня! Господи, сделай так, чтобы он полюбил меня! — воскликнула она снова.
На секунду надежда вспыхнула в ней, родившись, как птица Феникс, из пепла ее отчаяния.
«Он полюбит меня — однажды!»
Были ли эти слова сказаны ею самой или кто-то другой произнес это?
Действительность снова ввергла ее в ощущение безнадежности ее желаний. Горечь и боль вернулись к ней.
Во время завтрака тетя Лили послала записку, чтобы узнать, как Корнелия провела ночь, и предлагала спуститься к ней в будуар, чтобы в последний раз обсудить предстоящую церемонию. Сквозь стиснутые зубы Корнелия велела передать тете, что, по ее мнению, ей лучше отдохнуть у себя в спальне, пока не наступит пора отправляться в церковь.
Когда Лили поднялась к Корнелии, она была уже одета и держала в руках букет. В комнате толпилось множество людей. Господин Генри делал завершающие штрихи в прическе невесты, прикалывая к волосам бутончики цветов. Портниха, стоя на коленях, торопливо делала последние стежки на подоле, потому что, согласно хорошо известному поверью, платье невесты должно быть закончено за несколько минут до того, как она наденет его.
Виолетта, ловко растянув, пудрила пару белых лайковых перчаток, а две другие горничные держали длинный атласный шлейф, затканный лилиями, и готовы были прикрепить его к талии Корнелии, когда та встанет из-за туалетного столика.
— Твое платье прелестно, — одобрительно заметила Лили, — но только жаль, что ты такая бледная. Мне всегда казалось, что бледные невесты выглядят чересчур пресными.
Корнелия не издала ни звука. Ей подумалось, что тетя должна быть довольна тем, что она выглядит не настолько привлекательной, чтобы отвлечь внимание герцога от нее самой.
— Если бы только мадемуазель не проявляла такой настойчивости насчет очков! — прибавил монсеньор Генри. — Я предупредил ее, что очки портят все впечатление от моей прически!
— Разумеется, ты сможешь обойтись без них сегодня, не так ли, Корнелия? — резко спросила Лили.
— Нет, я буду в очках, — кратко возразила Корнелия.
Лили пожала плечами. Корнелия выглядит без очков совсем иначе, подумала она, но если девица предпочитает быть пугалом в день собственной свадьбы, пускай ее. Что ей за дело, в конце концов, чтобы кого-то уговаривать?
— Очень хорошо, — громко сказала Лили. — Я ухожу. Ты должна быть внизу через две минуты.
Джордж будет ждать тебя в холле, не опаздывай.
Ты скоро убедишься в том, что Дрого терпеть не может женщин, которые вечно опаздывают — даже на собственную свадьбу.
Еще вчера, подумала Корнелия, она выслушала бы эти тетины слова с вниманием, полагая, что тетя Лили хочет помочь ей лучше узнать ее будущего мужа и стать хорошей женой. Но сегодня, кисло усмехнулась Корнелия про себя, у нее нет сомнений, что тете просто не терпится поскорее женить герцога, чтобы дядя Джордж не мог далее препятствовать их встречам.
Чувство нереальности происходящего охватило Корнелию, когда она встала и оглядела себя в зеркале. Из зеркала на нее смотрела традиционная невеста — в белоснежном уборе и венке из цветов. Еще вчера Корнелия не могла дождаться этой минуты, которая, как ей казалось, будет поворотным моментом в ее жизни, открывающим золотые ворота к счастью.