Страница:
— Нет, я не могу сделать этого…
Только Виолетта услышала ее шепот и быстро обняла покачнувшуюся Корнелию. Меркнущее было сознание медленно вернулось к ней, пол перестал уходить из-под ног. Тепло и сила пальцев Виолетты вернули Корнелию в чувство. Обморок прошел, и спустя пару минут она спустилась вниз, где в холле ее поджидал дядя Джордж.
Но начиная с этого момента все происходящее казалось Корнелии сном. Напутствия и теплые пожелания слуг, поездка в свадебной карете, торжественная служба — все промелькнуло перед затуманенным взором девушки как вереница сновидений. И теперь герцог стоял рядом с ней, принимая поздравления.
Кто-то вышел вперед и поднял вуаль над лицом Корнелии, но она даже не заметила, кто именно это был. Корнелию поцеловали по крайней мере дюжина людей, в том числе и тетя Лили, которая жеманным голосом промурлыкала традиционные поздравления.
Корнелия что-то пробормотала в ответ тете, и перезвон колоколов, наигрывающих «Свадебный марш» Мендельсона, разлился по церкви.
Герцог предложил ей руку, и впервые за всю церемонию Корнелия осмелилась взглянуть на него. Выражение лица герцога было очень серьезным, и ей подумалось, что он, вероятно, тоже чувствует себя как во сне — таком же странном и нереальном, как и их брак.
Корнелия присела в реверансе перед королевой и принцем Уэльским. Затем они двинулись прочь от алтаря к выходу из церкви. На молодую пару уставились сотни любопытных, улыбающихся лиц. Толпа на площади разразилась приветственными восклицаниями.
Корнелия оперлась на чью-то руку, забираясь внутрь кареты, за ней последовал атласный шлейф подвенечного платья. Дверца захлопнулась, и они поехали.
Корнелия не отваживалась взглянуть на герцога, но, закрыв лицо букетом, нюхала цветы, чувствуя, что их аромат каким-то образом действует на нее успокаивающе.
— Что за столпотворение! — воскликнул герцог. — Я надеюсь, что такое скопление народа не заставило вас нервничать!
Он был учтив, как всегда. Но теперь эта обычная вежливость, которая ввела Корнелию в заблуждение в прошлом, не давала ей обмануться на его счет.
— Я не боялась, — коротко ответила она.
Карета катилась по Брутон-стрит к Беркли, направляясь на Парк-лейн, где должен был состояться прием. Для этой цели в саду был возведен специальный шатер.
— Мне показалось, что архиепископ провел службу очень мило, — заметил герцог. — И вся церемония прошла весьма удачно.
— Терпимо, во всяком случае, — ответила Корнелия, и ее голос прозвучал саркастически даже для ее собственных ушей.
Она почувствовала, как герцог взглянул на нее с удивлением.
— Свадьба, должно быть, нелегкое испытание для женщин. Столько хлопот с нарядами. Я знаю это — моя мать часто рассказывала мне, что она так устала от приготовлений к своей свадьбе, что проплакала всю торжественную службу от ужасной усталости.
— Какое расстройство для вашего отца! — заметила Корнелия.
— О, он привык к этому! — улыбнулся герцог. — Моя мать часто плакала, когда что-то было не по ней. Мои самые ранние воспоминания из детства связаны с ее слезами: она огорчилась, что розы не распустились к приему, устроенному в саду. — Он рассмеялся, а затем добавил:
— Но мне кажется, что в день нашей свадьбы нам все-таки следует говорить о вас и обо мне.
— Интересно, почему? — спросила Корнелия и снова, не поворачивая головы, почувствовала, как герцог с удивлением взглянул на нее. С ноткой облегчения в голосе он произнес:
— Мы приехали! И здесь тоже толпа! Можно подумать, что у людей нет никакого занятия поважнее, чем стоять и глазеть на нас.
— Возможно, они завидуют нашему счастью, — предположила Корнелия и выпрыгнула из кареты, прежде чем герцог что-либо успел ей ответить.
Прием близился к концу. Корнелия пожала руки, казалось, тысячам гостей, и это неминуемо утомило бы ее, даже если бы ночь накануне и не была бессонной. Задолго до того, как длинный хвост из выстроившихся друг за другом гостей со своими приветствиями и пожеланиями счастья начал редеть, Корнелия почувствовала слабость.
А когда она разрезала громадный пятиярусный свадебный торт, только бокал шампанского, кем-то любезно вложенный в ее руку, спас ее от потери сознания.
Корнелия отпила из бокала, и только тут она вспомнила, что ничего не ела с ленча предыдущего дня. Она отказалась от обеда вечером — одна мысль о пище вызывала отвращение. Она не смогла ничего проглотить за завтраком и отослала назад поднос с нетронутым ленчем, который был послан ей наверх в комнату.
Теперь она специально спросила сандвич и силилась заставить себя съесть его. У нее хватило ума подумать о том, что ей следует запастись силами, — физическая слабость в союзе с ее сердечными страданиями могла оказаться губительной.
Шампанское заставило заиграть румянец на щеках Корнелии, и, когда она поднялась к себе в спальню, чтобы переодеться в дорожное платье, Виолетта даже воскликнула от восхищения, увидев такую перемену в ее внешности.
— Я беспокоилась за вас всю службу, мисс, — сказал горничная.
— Я в порядке, — ответила Корнелия. — Все уложено?
— Все готово, мисс… я хотела сказать, ваша светлость. Экипажи будут поданы через четверть часа.
У Корнелии не было возможности далее говорить с Виолеттой. Подружки невесты торопились в ее комнату, спеша воспользоваться своим традиционным правом помочь невесте переодеться. Все они были хорошенькие воспитанные девушки, дочери друзей Лили, но Корнелия видела, что у нее с ними мало общего. Они безостановочно болтали, пока Корнелия переодевалась за ширмой, и, хотя она хорошо слышала их голоса, она не могла сказать, которая именно из них произнесла:
— Твое платье было восхитительно, но мне кажется, что было бы лучше, если бы ты сняла очки.
— Это все говорили.
— По крайней мере, это было оригинально.
Я слышала, как репортер из газеты заявил, что он впервые видит невесту в темных очках.
— Возможно, ты ввела новую моду, и нам тоже придется выходить замуж в темных очках!
Корнелия облачилась в светло-бежевое дорожное платье, которое Лили выбрала для нее, и надела шляпу, украшенную страусовыми перьями, темными, как ее волосы.
— Я готова, — сказала она, надевая перчатки.
— Мы хотим сказать тебе кое-что, — воскликнула одна из девушек, подружек невесты. — Мы надеемся, что ты будешь очень счастлива. Я уверена, что так и будет. Герцог такой красавец! Мы все почувствовали зависть, когда узнали о вашей свадьбе.
— Да, я думаю, он необыкновенный мужчина.
Ты такая счастливица!
— Счастливого медового месяца, Корнелия.
Конечно, он и будет таким.
Все девушки по очереди целовали Корнелию, а она мысленно взмолилась о том, чтобы их добрые пожелания не принесли бы ей еще большего несчастья.
Если бы это могло оказаться правдой! Если бы ей предстоял медовый месяц с человеком, который любил бы ее так же, как и она его! Какое удивительное время настало бы для нее с того момента, когда она сошла вниз и села в карету, оставшись наедине со своим мужем!
Даже фраза «ее муж» заставила трепетать Корнелию! «Ее муж»и она уехали бы прочь от тети Лили и всех этих людей, которых ей так сложно понять и которые заставляют ее испытывать стеснение и неловкость. Все в ее жизни изменилось бы с того момента, когда они с герцогом остались бы наедине, она принадлежала бы ему и недолго смогла бы оставаться косноязычной и неловкой в том, что касалось выражения ее любви!
Как жестоко отличалась действительность от нарисованной ее воображением картины!
Корнелия высвободилась из круга обступивших ее подружек.
— Нам пора спускаться вниз, — сказала она.
Девушки бросились вниз по лестнице. Каждой из них не терпелось поймать свадебный букет, который Корнелия должна бросить вниз, как только она покажется на верхней ступеньке лестницы. Первая из подружек невесты, которая успеет схватить букет, будет следующей невестой, как говорит поверье.
Виолетта собирала в шкатулку ювелирные украшения и прочие мелочи, которые обычно укладываются в последнюю минуту.
— Поторопись, Виолетта.
Корнелия ощутила неожиданный страх при, мысли, что Виолетта может опоздать на поезд и невольно покинуть ее в сложной ситуации, в которой ей не обойтись без доверенного лица.
— Времени еще достаточно, ваша светлость, — ободряюще улыбнулась Виолетта.
Когда Корнелия бросила свой букет вниз, среди гостей, толпившихся в холле, она увидела герцога, ожидавшего ее. Целуя Лили на прощанье, она заметила огорченный взгляд ее голубых глаз и поняла, что тетя тоже страдает. Осознание этого принесло Корнелии небольшое удовлетворение. Садясь в карету, ей пришла в голову мысль о том, что же должен испытывать герцог в данный момент. Если бы все происходило так, как хотелось ему, то он бы сейчас спешил на континент с другой женщиной, заключив союз, пусть не освященный церковью, но зато счастливый, как только может быть счастлив союз любящих друг друга людей.
Но Лили не хватило смелости пойти на это.
Корнелия пыталась найти в этом хоть какое-то слабое утешение для себя, но не могла. Лили будет ожидать их возвращения из свадебного путешествия, которое, как и весь их брак, не более чем фарс и отвлекающий маневр.
Дождь из роз обрушился на карету отъезжающей молодой пары. «Символ плодородия», — горько подумалось Корнелии. Ей захотелось рассмеяться. Но вместо этого она застенчиво забилась в угол кареты, ничего не говоря и ожидая, что герцог первым нарушит молчание.
Герцог снял шляпу и положил ее на сиденье напротив себя. Взгляд его был несколько раздраженным.
— Никогда не думал, чтобы столько людей могло собраться в одном месте! Не хотел бы я снова увидеть их всех вместе, — сказал он. — Я совершенно измотан, и вы, я уверен, тоже.
— Моя рука, во всяком случае, очень устала, — отозвалась Корнелия.
— Нам следовало бы брать пример с китайцев, которые не пожимают руки всем подряд.
— И не целуются, я думаю, — заметила Корне» лия.
— Нет? — спросил герцог и после минутного раздумья добавил:
— Вы хотите сказать, что ожидаете, что я должен поцеловать вас, или, напротив, — что вы не хотите этого?
— Я не думала ничего подобного, — уничтожающе отрезала Корнелия.
— Тогда, мне кажется, вы должны подумать об этом, — сказал герцог. — Возможно, не сейчас.
Интересно, о чем следует говорить, когда едешь с собственной свадьбы? В книгах по этикету ничего об этом не сказано.
— Потому что большинство людей не нуждаются в советах в подобный момент, — возразила Корнелия.
— Конечно, не нуждаются, — герцог улыбнулся ей своей обычной обманчивой улыбкой, которая всегда заставляла замирать ее сердце. — Мы говорим глупости просто ради разговора. Ведь женишься или выходишь замуж не так часто, поэтому если мы и ведем себя немного странно, это можно извинить.
Это было высказывание того рода, которое обычно вызывало смех у друзей герцога и объявлялось чрезвычайно остроумным. Корнелии тоже хотелось улыбнуться в ответ и отпарировать в такой же легкомысленной манере, но слова застряли в ее горле.
— Вы не возражаете, «ели я закурю? — спросил герцог.
— Нет, конечно. Но мне кажется, мы уже подъезжаем.
Станционный служащий, облаченный в форму с золотыми галунами, ожидал их на перроне, чтобы проводить в специально зарезервированный спальный вагон, украшенный гирляндами из лилий и роз. Несколько слуг, вызванных из Котильона, занесли багаж и подали еду и шампанское.
Корнелия не притронулась к пище, но герцог объявил, что он голоден, и управился с большей частью изысканных деликатесов, которые были им предложены.
Никто из них не пытался возобновить беседу, и через некоторое время герцог уронил голову на грудь и погрузился в дремоту.
Корнелия не отрываясь смотрела на него. Во сне герцог выглядел таким юным и беззащитным! В нем проступило что-то новое и привлекательное, и ей впервые в голову пришла мысль, каков же он был в детстве. Ей должно было бы ненавидеть его, этого мужчину, который с такой легкостью предал ее чувства и обманул таким вопиющим способом. Но вместо равнодушия и холодности сердце ее трепетало при мысли о его близости, ей хотелось держать его голову на своей груди, прижаться щекой к его щеке, коснуться губами его лба. Все два часа по дороге в Дувр Корнелия не спускала с герцога глаз, и только когда он, вздрогнув, проснулся, она прикрыла глаза, притворяясь спящей.
Было условлено, что первую ночь медового месяца молодая пара проведет в доме кузины герцога. Ее усадьба в григорианском стиле находилась всего в трех милях от Дувра, откуда с утра предполагалось продолжить путешествие по морю.
Вдоль проселочной дороги, ведущей в усадьбу, были развешаны яркие флажки и гирлянды цветов. Прислуга столпилась в гостиной, чтобы приветствовать молодую чету, и после краткой речи дворецкого исчезла, за исключением экономки, которая проводила Корнелию в отведенную ей спальню.
Корнелии понравилось, что, несмотря на лето, в спальне был зажжен камин.
— Когда устаешь, то всегда мерзнешь, ваша светлость, — заметила экономка, добавив, что Виолетта вот-вот появится и багаж принесут с минуты на минуту.
Когда экономка удалилась, Корнелия, совершенно обессилев, опустилась в кресло, придвинутое к камину. В голове ее лихорадочно билась одна навязчивая мысль:
» Я замужем, замужем, замужем, — что-то нашептывало ей вновь и вновь, — и обратного пути нет!«
Слова эти продолжали пульсировать в ее мозгу, когда Корнелия спустилась к обеду.
Герцог ожидал ее в большой светлой гостиной с окнами, распахнутыми в цветущий розовый сад. Аромат цветов смешивался с соленым морским ветерком. Обстановка была очень романтичная, идеальное место для медового месяца, с горечью подумала Корнелия, усаживаясь напротив герцога за обеденный стол с зажженными свечами. Но никогда, наверное, за одним столом не сидели более чужие друг другу люди. Герцог выпил бокал шампанского за ее здоровье, а в памяти девушки всплыло лицо Лили — не о ней ли думал сейчас герцог? На душе Корнелии было пусто. Она ничего не могла сказать, подняв свой бокал, и лишь подумала, как все это было бы прекрасно, если бы они любили друг друга. От этих мыслей ее стеснительность еще больше сковала ее. Но если раньше она надеялась, что их любовь поможет ей справиться с ее неловкостью, то теперь чувство безысходности полностью охватило ее.
Корнелия встала из-за стола и подошла к окну гостиной. В горле ее стоял комок. Скоро наступит ночь, и герцог должен ожидать… что же он должен ожидать?
Корнелия с ужасом осознала все свое невежество в вопросе супружеских отношений. Ей хотелось убежать куда-нибудь, спрятаться. На смену страху пришла странная слабость. Как часто в темноте бессонных ночей она думала об этой ночи, когда герцог должен будет научить ее тайнам любви! В своих мечтах она отдавала всю себя во власть его рук, покорялась его настойчивым губам, и затем…
С резким вскриком Корнелия застыла, ошеломленная своими мыслями. Как она могла пасть так низко, чтобы хотеть отдаться ему, нежеланная, ненужная? Сердце ее упало…
Когда герцог вошел в гостиную, Корнелия сидела на софе бледная, но спокойная. Герцог бросил взгляд на часы, подмеченный Корнелией.
Она подумала, что для него время должно тянуться чересчур медленно. Корнелия листала журнал, не видя картинок, но отвлекаясь от давящего на нее, остро ощущаемого присутствия герцога. Ей казалось, что часы тикают неестественно громко, и всякий раз, когда она глядела на них, выяснялось, что еще прошло всего несколько минут.
Неожиданно герцог, сидевший до этого молча с сигарой, зажатой меж пальцев, и рюмкой портвейна перед собой, встал и выбросил окурок в камин.
— Не желаете ли прогуляться по саду? — спросил он.
Корнелия закрыла журнал.
— Нет, благодарю вас. Я собираюсь идти спать.
— Хорошо, я догадываюсь, как вы устали — ее родня. Я приду к вам позже.
Эти слова словно обожгли Корнелию, напускное спокойствие вмиг слетело с нее.
— Нет! — выкрикнула она и скородоворкой, отражавшей ее смятение, произнесла:
— Вчера я случайно подслушала беседу между вами и моей тетей. Теперь я знаю, почему вы женились на мне! Я знаю, как вы хотели использовать меня! Я приняла ваше имя, но никогда не позволю вам дотронуться до меня! Это было бы кощунством по отношению к тому, что для меня свято.
Корнелия вскочила на ноги и теперь стояла прямо перед герцогом, судорожно теребя кружева, которые украшали низко вырезанный лиф ее платья.
— Так, значит, вы подслушали нас, — медленно произнес герцог.
— Да, я слышала все, о чем вы говорили. До этого я и не подозревала, что мужчина или женщина могут пасть так низко и забыть все приличия.
— И после этого вы все-таки вышли за меня замуж?
Вопрос удивил Корнелию, и она не нашлась что ответить. Видя, что она молчит, герцог продолжил:
— Я действительно сожалею, что вы подслушали нас и узнали то, что вам не следовало бы знать.
Я раскаиваюсь при мысли, как это должно было задеть ваши чувства. Но в то же время вы должны простить меня, если я позволю обратить ваше внимание на то, что вы согласились на этот брак, не обговорив предварительно, что любовь должна быть составной частью нашей сделки.
— Я никогда не смотрела на этот брак как на сделку! — запальчиво возразила Корнелия.
— Но мы никогда не говорили о любви, — сказал герцог. — Я сделал вам предложение во время второй нашей встречи. Не могли же вы ожидать, что я полюбил вас после такого непродолжительного знакомства.
— Должны ли люди знать друг друга долгое время, прежде чем полюбят друг друга? — спросила Корнелия.
— Как правило, да.
— Я часто слышала о любви с первого взгляда, — возразила Корнелия.
Герцог сделал раздраженный жест рукой.
— Это случается очень редко, в исключительных случаях и, возможно, с исключительными людьми. Но к нам это не имеет никакого отношения. Я предложил вам свой титул, и вы согласились его принять.
— Если это было деловое соглашение, то это должно было быть известно мне, — сказала Корнелия. — Я имела право знать все пункты этого контракта. Вы не предупредили меня, что предлагаете только свой титул, за что я должна сыграть роль прикрытия для вашей недозволенной любовной связи с женой моего дяди.
— Мне остается только еще раз повторить, что я сожалею о том, как сложились обстоятельства. Иначе бы вы этого не узнали.
— Так мне отводилась роль простодушной жены, закрывающей глаза на измены мужа?
— Я вас не просил об этом, — холодно возразил герцог.
— Но это ведь именно то, чего ожидали вы и тетя Лили? — вскричала Корнелия.
— Вы должны простить меня, если я скажу, что будет лучше, если мы не станем обсуждать леди Бедлингтон.
— Мы не будем обсуждать ни ее, ни это дело.
Вы знаете, что я все знаю. Я только желаю окончательно прояснить, хоть и с опозданием, все пункты этой сделки. Я замужем за вами. Я ваша жена. Я не могу препятствовать вашим изменам, но я хочу, чтобы вы знали, что я ненавижу и презираю вас! Я думаю, что вы и те люди, что окружают вас, не имеют ни малейшего представления о порядочности и чести. Как вы достаточно ясно выразились, мы заключили сделку. Смею надеяться, что вам это принесет несчастье.
Корнелия резко отвернулась и, стараясь держать голову высоко, с достоинством проследовала через всю гостиную и вышла на лестницу.
Только тут она пустилась бегом наверх. Захлопнув за собой дверь спальни, она защелкнула замок и застыла, прислушиваясь в страхе, что герцог может преследовать ее. Но снаружи не доносилось ни звука, и тишину нарушало только тиканье часов на каминной доске, безжалостно медленное.
Глава 8
Только Виолетта услышала ее шепот и быстро обняла покачнувшуюся Корнелию. Меркнущее было сознание медленно вернулось к ней, пол перестал уходить из-под ног. Тепло и сила пальцев Виолетты вернули Корнелию в чувство. Обморок прошел, и спустя пару минут она спустилась вниз, где в холле ее поджидал дядя Джордж.
Но начиная с этого момента все происходящее казалось Корнелии сном. Напутствия и теплые пожелания слуг, поездка в свадебной карете, торжественная служба — все промелькнуло перед затуманенным взором девушки как вереница сновидений. И теперь герцог стоял рядом с ней, принимая поздравления.
Кто-то вышел вперед и поднял вуаль над лицом Корнелии, но она даже не заметила, кто именно это был. Корнелию поцеловали по крайней мере дюжина людей, в том числе и тетя Лили, которая жеманным голосом промурлыкала традиционные поздравления.
Корнелия что-то пробормотала в ответ тете, и перезвон колоколов, наигрывающих «Свадебный марш» Мендельсона, разлился по церкви.
Герцог предложил ей руку, и впервые за всю церемонию Корнелия осмелилась взглянуть на него. Выражение лица герцога было очень серьезным, и ей подумалось, что он, вероятно, тоже чувствует себя как во сне — таком же странном и нереальном, как и их брак.
Корнелия присела в реверансе перед королевой и принцем Уэльским. Затем они двинулись прочь от алтаря к выходу из церкви. На молодую пару уставились сотни любопытных, улыбающихся лиц. Толпа на площади разразилась приветственными восклицаниями.
Корнелия оперлась на чью-то руку, забираясь внутрь кареты, за ней последовал атласный шлейф подвенечного платья. Дверца захлопнулась, и они поехали.
Корнелия не отваживалась взглянуть на герцога, но, закрыв лицо букетом, нюхала цветы, чувствуя, что их аромат каким-то образом действует на нее успокаивающе.
— Что за столпотворение! — воскликнул герцог. — Я надеюсь, что такое скопление народа не заставило вас нервничать!
Он был учтив, как всегда. Но теперь эта обычная вежливость, которая ввела Корнелию в заблуждение в прошлом, не давала ей обмануться на его счет.
— Я не боялась, — коротко ответила она.
Карета катилась по Брутон-стрит к Беркли, направляясь на Парк-лейн, где должен был состояться прием. Для этой цели в саду был возведен специальный шатер.
— Мне показалось, что архиепископ провел службу очень мило, — заметил герцог. — И вся церемония прошла весьма удачно.
— Терпимо, во всяком случае, — ответила Корнелия, и ее голос прозвучал саркастически даже для ее собственных ушей.
Она почувствовала, как герцог взглянул на нее с удивлением.
— Свадьба, должно быть, нелегкое испытание для женщин. Столько хлопот с нарядами. Я знаю это — моя мать часто рассказывала мне, что она так устала от приготовлений к своей свадьбе, что проплакала всю торжественную службу от ужасной усталости.
— Какое расстройство для вашего отца! — заметила Корнелия.
— О, он привык к этому! — улыбнулся герцог. — Моя мать часто плакала, когда что-то было не по ней. Мои самые ранние воспоминания из детства связаны с ее слезами: она огорчилась, что розы не распустились к приему, устроенному в саду. — Он рассмеялся, а затем добавил:
— Но мне кажется, что в день нашей свадьбы нам все-таки следует говорить о вас и обо мне.
— Интересно, почему? — спросила Корнелия и снова, не поворачивая головы, почувствовала, как герцог с удивлением взглянул на нее. С ноткой облегчения в голосе он произнес:
— Мы приехали! И здесь тоже толпа! Можно подумать, что у людей нет никакого занятия поважнее, чем стоять и глазеть на нас.
— Возможно, они завидуют нашему счастью, — предположила Корнелия и выпрыгнула из кареты, прежде чем герцог что-либо успел ей ответить.
Прием близился к концу. Корнелия пожала руки, казалось, тысячам гостей, и это неминуемо утомило бы ее, даже если бы ночь накануне и не была бессонной. Задолго до того, как длинный хвост из выстроившихся друг за другом гостей со своими приветствиями и пожеланиями счастья начал редеть, Корнелия почувствовала слабость.
А когда она разрезала громадный пятиярусный свадебный торт, только бокал шампанского, кем-то любезно вложенный в ее руку, спас ее от потери сознания.
Корнелия отпила из бокала, и только тут она вспомнила, что ничего не ела с ленча предыдущего дня. Она отказалась от обеда вечером — одна мысль о пище вызывала отвращение. Она не смогла ничего проглотить за завтраком и отослала назад поднос с нетронутым ленчем, который был послан ей наверх в комнату.
Теперь она специально спросила сандвич и силилась заставить себя съесть его. У нее хватило ума подумать о том, что ей следует запастись силами, — физическая слабость в союзе с ее сердечными страданиями могла оказаться губительной.
Шампанское заставило заиграть румянец на щеках Корнелии, и, когда она поднялась к себе в спальню, чтобы переодеться в дорожное платье, Виолетта даже воскликнула от восхищения, увидев такую перемену в ее внешности.
— Я беспокоилась за вас всю службу, мисс, — сказал горничная.
— Я в порядке, — ответила Корнелия. — Все уложено?
— Все готово, мисс… я хотела сказать, ваша светлость. Экипажи будут поданы через четверть часа.
У Корнелии не было возможности далее говорить с Виолеттой. Подружки невесты торопились в ее комнату, спеша воспользоваться своим традиционным правом помочь невесте переодеться. Все они были хорошенькие воспитанные девушки, дочери друзей Лили, но Корнелия видела, что у нее с ними мало общего. Они безостановочно болтали, пока Корнелия переодевалась за ширмой, и, хотя она хорошо слышала их голоса, она не могла сказать, которая именно из них произнесла:
— Твое платье было восхитительно, но мне кажется, что было бы лучше, если бы ты сняла очки.
— Это все говорили.
— По крайней мере, это было оригинально.
Я слышала, как репортер из газеты заявил, что он впервые видит невесту в темных очках.
— Возможно, ты ввела новую моду, и нам тоже придется выходить замуж в темных очках!
Корнелия облачилась в светло-бежевое дорожное платье, которое Лили выбрала для нее, и надела шляпу, украшенную страусовыми перьями, темными, как ее волосы.
— Я готова, — сказала она, надевая перчатки.
— Мы хотим сказать тебе кое-что, — воскликнула одна из девушек, подружек невесты. — Мы надеемся, что ты будешь очень счастлива. Я уверена, что так и будет. Герцог такой красавец! Мы все почувствовали зависть, когда узнали о вашей свадьбе.
— Да, я думаю, он необыкновенный мужчина.
Ты такая счастливица!
— Счастливого медового месяца, Корнелия.
Конечно, он и будет таким.
Все девушки по очереди целовали Корнелию, а она мысленно взмолилась о том, чтобы их добрые пожелания не принесли бы ей еще большего несчастья.
Если бы это могло оказаться правдой! Если бы ей предстоял медовый месяц с человеком, который любил бы ее так же, как и она его! Какое удивительное время настало бы для нее с того момента, когда она сошла вниз и села в карету, оставшись наедине со своим мужем!
Даже фраза «ее муж» заставила трепетать Корнелию! «Ее муж»и она уехали бы прочь от тети Лили и всех этих людей, которых ей так сложно понять и которые заставляют ее испытывать стеснение и неловкость. Все в ее жизни изменилось бы с того момента, когда они с герцогом остались бы наедине, она принадлежала бы ему и недолго смогла бы оставаться косноязычной и неловкой в том, что касалось выражения ее любви!
Как жестоко отличалась действительность от нарисованной ее воображением картины!
Корнелия высвободилась из круга обступивших ее подружек.
— Нам пора спускаться вниз, — сказала она.
Девушки бросились вниз по лестнице. Каждой из них не терпелось поймать свадебный букет, который Корнелия должна бросить вниз, как только она покажется на верхней ступеньке лестницы. Первая из подружек невесты, которая успеет схватить букет, будет следующей невестой, как говорит поверье.
Виолетта собирала в шкатулку ювелирные украшения и прочие мелочи, которые обычно укладываются в последнюю минуту.
— Поторопись, Виолетта.
Корнелия ощутила неожиданный страх при, мысли, что Виолетта может опоздать на поезд и невольно покинуть ее в сложной ситуации, в которой ей не обойтись без доверенного лица.
— Времени еще достаточно, ваша светлость, — ободряюще улыбнулась Виолетта.
Когда Корнелия бросила свой букет вниз, среди гостей, толпившихся в холле, она увидела герцога, ожидавшего ее. Целуя Лили на прощанье, она заметила огорченный взгляд ее голубых глаз и поняла, что тетя тоже страдает. Осознание этого принесло Корнелии небольшое удовлетворение. Садясь в карету, ей пришла в голову мысль о том, что же должен испытывать герцог в данный момент. Если бы все происходило так, как хотелось ему, то он бы сейчас спешил на континент с другой женщиной, заключив союз, пусть не освященный церковью, но зато счастливый, как только может быть счастлив союз любящих друг друга людей.
Но Лили не хватило смелости пойти на это.
Корнелия пыталась найти в этом хоть какое-то слабое утешение для себя, но не могла. Лили будет ожидать их возвращения из свадебного путешествия, которое, как и весь их брак, не более чем фарс и отвлекающий маневр.
Дождь из роз обрушился на карету отъезжающей молодой пары. «Символ плодородия», — горько подумалось Корнелии. Ей захотелось рассмеяться. Но вместо этого она застенчиво забилась в угол кареты, ничего не говоря и ожидая, что герцог первым нарушит молчание.
Герцог снял шляпу и положил ее на сиденье напротив себя. Взгляд его был несколько раздраженным.
— Никогда не думал, чтобы столько людей могло собраться в одном месте! Не хотел бы я снова увидеть их всех вместе, — сказал он. — Я совершенно измотан, и вы, я уверен, тоже.
— Моя рука, во всяком случае, очень устала, — отозвалась Корнелия.
— Нам следовало бы брать пример с китайцев, которые не пожимают руки всем подряд.
— И не целуются, я думаю, — заметила Корне» лия.
— Нет? — спросил герцог и после минутного раздумья добавил:
— Вы хотите сказать, что ожидаете, что я должен поцеловать вас, или, напротив, — что вы не хотите этого?
— Я не думала ничего подобного, — уничтожающе отрезала Корнелия.
— Тогда, мне кажется, вы должны подумать об этом, — сказал герцог. — Возможно, не сейчас.
Интересно, о чем следует говорить, когда едешь с собственной свадьбы? В книгах по этикету ничего об этом не сказано.
— Потому что большинство людей не нуждаются в советах в подобный момент, — возразила Корнелия.
— Конечно, не нуждаются, — герцог улыбнулся ей своей обычной обманчивой улыбкой, которая всегда заставляла замирать ее сердце. — Мы говорим глупости просто ради разговора. Ведь женишься или выходишь замуж не так часто, поэтому если мы и ведем себя немного странно, это можно извинить.
Это было высказывание того рода, которое обычно вызывало смех у друзей герцога и объявлялось чрезвычайно остроумным. Корнелии тоже хотелось улыбнуться в ответ и отпарировать в такой же легкомысленной манере, но слова застряли в ее горле.
— Вы не возражаете, «ели я закурю? — спросил герцог.
— Нет, конечно. Но мне кажется, мы уже подъезжаем.
Станционный служащий, облаченный в форму с золотыми галунами, ожидал их на перроне, чтобы проводить в специально зарезервированный спальный вагон, украшенный гирляндами из лилий и роз. Несколько слуг, вызванных из Котильона, занесли багаж и подали еду и шампанское.
Корнелия не притронулась к пище, но герцог объявил, что он голоден, и управился с большей частью изысканных деликатесов, которые были им предложены.
Никто из них не пытался возобновить беседу, и через некоторое время герцог уронил голову на грудь и погрузился в дремоту.
Корнелия не отрываясь смотрела на него. Во сне герцог выглядел таким юным и беззащитным! В нем проступило что-то новое и привлекательное, и ей впервые в голову пришла мысль, каков же он был в детстве. Ей должно было бы ненавидеть его, этого мужчину, который с такой легкостью предал ее чувства и обманул таким вопиющим способом. Но вместо равнодушия и холодности сердце ее трепетало при мысли о его близости, ей хотелось держать его голову на своей груди, прижаться щекой к его щеке, коснуться губами его лба. Все два часа по дороге в Дувр Корнелия не спускала с герцога глаз, и только когда он, вздрогнув, проснулся, она прикрыла глаза, притворяясь спящей.
Было условлено, что первую ночь медового месяца молодая пара проведет в доме кузины герцога. Ее усадьба в григорианском стиле находилась всего в трех милях от Дувра, откуда с утра предполагалось продолжить путешествие по морю.
Вдоль проселочной дороги, ведущей в усадьбу, были развешаны яркие флажки и гирлянды цветов. Прислуга столпилась в гостиной, чтобы приветствовать молодую чету, и после краткой речи дворецкого исчезла, за исключением экономки, которая проводила Корнелию в отведенную ей спальню.
Корнелии понравилось, что, несмотря на лето, в спальне был зажжен камин.
— Когда устаешь, то всегда мерзнешь, ваша светлость, — заметила экономка, добавив, что Виолетта вот-вот появится и багаж принесут с минуты на минуту.
Когда экономка удалилась, Корнелия, совершенно обессилев, опустилась в кресло, придвинутое к камину. В голове ее лихорадочно билась одна навязчивая мысль:
» Я замужем, замужем, замужем, — что-то нашептывало ей вновь и вновь, — и обратного пути нет!«
Слова эти продолжали пульсировать в ее мозгу, когда Корнелия спустилась к обеду.
Герцог ожидал ее в большой светлой гостиной с окнами, распахнутыми в цветущий розовый сад. Аромат цветов смешивался с соленым морским ветерком. Обстановка была очень романтичная, идеальное место для медового месяца, с горечью подумала Корнелия, усаживаясь напротив герцога за обеденный стол с зажженными свечами. Но никогда, наверное, за одним столом не сидели более чужие друг другу люди. Герцог выпил бокал шампанского за ее здоровье, а в памяти девушки всплыло лицо Лили — не о ней ли думал сейчас герцог? На душе Корнелии было пусто. Она ничего не могла сказать, подняв свой бокал, и лишь подумала, как все это было бы прекрасно, если бы они любили друг друга. От этих мыслей ее стеснительность еще больше сковала ее. Но если раньше она надеялась, что их любовь поможет ей справиться с ее неловкостью, то теперь чувство безысходности полностью охватило ее.
Корнелия встала из-за стола и подошла к окну гостиной. В горле ее стоял комок. Скоро наступит ночь, и герцог должен ожидать… что же он должен ожидать?
Корнелия с ужасом осознала все свое невежество в вопросе супружеских отношений. Ей хотелось убежать куда-нибудь, спрятаться. На смену страху пришла странная слабость. Как часто в темноте бессонных ночей она думала об этой ночи, когда герцог должен будет научить ее тайнам любви! В своих мечтах она отдавала всю себя во власть его рук, покорялась его настойчивым губам, и затем…
С резким вскриком Корнелия застыла, ошеломленная своими мыслями. Как она могла пасть так низко, чтобы хотеть отдаться ему, нежеланная, ненужная? Сердце ее упало…
Когда герцог вошел в гостиную, Корнелия сидела на софе бледная, но спокойная. Герцог бросил взгляд на часы, подмеченный Корнелией.
Она подумала, что для него время должно тянуться чересчур медленно. Корнелия листала журнал, не видя картинок, но отвлекаясь от давящего на нее, остро ощущаемого присутствия герцога. Ей казалось, что часы тикают неестественно громко, и всякий раз, когда она глядела на них, выяснялось, что еще прошло всего несколько минут.
Неожиданно герцог, сидевший до этого молча с сигарой, зажатой меж пальцев, и рюмкой портвейна перед собой, встал и выбросил окурок в камин.
— Не желаете ли прогуляться по саду? — спросил он.
Корнелия закрыла журнал.
— Нет, благодарю вас. Я собираюсь идти спать.
— Хорошо, я догадываюсь, как вы устали — ее родня. Я приду к вам позже.
Эти слова словно обожгли Корнелию, напускное спокойствие вмиг слетело с нее.
— Нет! — выкрикнула она и скородоворкой, отражавшей ее смятение, произнесла:
— Вчера я случайно подслушала беседу между вами и моей тетей. Теперь я знаю, почему вы женились на мне! Я знаю, как вы хотели использовать меня! Я приняла ваше имя, но никогда не позволю вам дотронуться до меня! Это было бы кощунством по отношению к тому, что для меня свято.
Корнелия вскочила на ноги и теперь стояла прямо перед герцогом, судорожно теребя кружева, которые украшали низко вырезанный лиф ее платья.
— Так, значит, вы подслушали нас, — медленно произнес герцог.
— Да, я слышала все, о чем вы говорили. До этого я и не подозревала, что мужчина или женщина могут пасть так низко и забыть все приличия.
— И после этого вы все-таки вышли за меня замуж?
Вопрос удивил Корнелию, и она не нашлась что ответить. Видя, что она молчит, герцог продолжил:
— Я действительно сожалею, что вы подслушали нас и узнали то, что вам не следовало бы знать.
Я раскаиваюсь при мысли, как это должно было задеть ваши чувства. Но в то же время вы должны простить меня, если я позволю обратить ваше внимание на то, что вы согласились на этот брак, не обговорив предварительно, что любовь должна быть составной частью нашей сделки.
— Я никогда не смотрела на этот брак как на сделку! — запальчиво возразила Корнелия.
— Но мы никогда не говорили о любви, — сказал герцог. — Я сделал вам предложение во время второй нашей встречи. Не могли же вы ожидать, что я полюбил вас после такого непродолжительного знакомства.
— Должны ли люди знать друг друга долгое время, прежде чем полюбят друг друга? — спросила Корнелия.
— Как правило, да.
— Я часто слышала о любви с первого взгляда, — возразила Корнелия.
Герцог сделал раздраженный жест рукой.
— Это случается очень редко, в исключительных случаях и, возможно, с исключительными людьми. Но к нам это не имеет никакого отношения. Я предложил вам свой титул, и вы согласились его принять.
— Если это было деловое соглашение, то это должно было быть известно мне, — сказала Корнелия. — Я имела право знать все пункты этого контракта. Вы не предупредили меня, что предлагаете только свой титул, за что я должна сыграть роль прикрытия для вашей недозволенной любовной связи с женой моего дяди.
— Мне остается только еще раз повторить, что я сожалею о том, как сложились обстоятельства. Иначе бы вы этого не узнали.
— Так мне отводилась роль простодушной жены, закрывающей глаза на измены мужа?
— Я вас не просил об этом, — холодно возразил герцог.
— Но это ведь именно то, чего ожидали вы и тетя Лили? — вскричала Корнелия.
— Вы должны простить меня, если я скажу, что будет лучше, если мы не станем обсуждать леди Бедлингтон.
— Мы не будем обсуждать ни ее, ни это дело.
Вы знаете, что я все знаю. Я только желаю окончательно прояснить, хоть и с опозданием, все пункты этой сделки. Я замужем за вами. Я ваша жена. Я не могу препятствовать вашим изменам, но я хочу, чтобы вы знали, что я ненавижу и презираю вас! Я думаю, что вы и те люди, что окружают вас, не имеют ни малейшего представления о порядочности и чести. Как вы достаточно ясно выразились, мы заключили сделку. Смею надеяться, что вам это принесет несчастье.
Корнелия резко отвернулась и, стараясь держать голову высоко, с достоинством проследовала через всю гостиную и вышла на лестницу.
Только тут она пустилась бегом наверх. Захлопнув за собой дверь спальни, она защелкнула замок и застыла, прислушиваясь в страхе, что герцог может преследовать ее. Но снаружи не доносилось ни звука, и тишину нарушало только тиканье часов на каминной доске, безжалостно медленное.
Глава 8
На следующее утро герцог и герцогиня Роухэмптон пересекли Ла-Манш. Почетный эскорт сопровождал молодую пару на борт парохода.
Каюта была убрана цветами, и стюарды застыли в ожидании распоряжений.
Когда герцог заметил, что собирается прогуляться по палубе, Корнелия почувствовала, что она должна оставаться в каюте, как это, очевидно, от нее ожидается, хотя она хорошо переносила качку и с удовольствием поднялась бы наверх.
Нарядные корзины орхидей и гвоздик и бутылка шампанского, которую принес и открыл стюард со словами» по распоряжению его светлости «, не скрасили ее одиночества.
Как бы ни была Корнелия погружена в свои горести, мысль о предстоящем путешествии возбуждала ее. Ей всегда хотелось побывать во Франции, и ее радовала мысль о том, что она превосходно владеет французским. Это совершенство было достигнуто благодаря настояниям ее матери. В то время как уроки по остальным предметам брались ею у отставного школьного учителя, тратившего все свои скудные средства на виски, французский язык Корнелии преподавала виконтесса де Куаль. Внушающая почтение старая леди перебралась в Ирландию к своему внуку, когда ей уже было около семидесяти, и она решительно отказывалась говорить иначе, как на своем родном языке. Французские уроки приносили Корнелии не только умственные упражнения, но также и значительные физические. Чтобы достичь дома виконтессы, ей приходилось проделывать около пятнадцати миль в любую погоду, и опоздание на несколько минут распекалось самым строгим образом.
Виконтесса любила свою ученицу и гордилась ее успехами. Немалую пользу оказала Корнелии и кузина Алина, которая получила образование в монастыре неподалеку от Парижа и бегло говорила по-французски. Правда, ее произношение всегда выдавало в ней ирландку. Корнелия же гордилась своим парижским произношением и считала себя знатоком французского, хотя в Других науках сознавала себя постыдно несведущей.
Она считала на пальцах, имела слабое представление о географии. Хотя по сравнению с большинством девушек ее возраста Корнелия была довольно начитанна. В библиотеке Росарилла было немного модных или современных романов, но классики были ее добрыми друзьями. Немало сведений из французской литературы Корнелия почерпнула от виконтессы и кузины Алины. В конце концов у девушки сложилось мнение о Париже как о некоем Эльдорадо, где все без исключения, даже самые недалекие люди, могут найти свое счастье.
Когда герцог в первый раз посвятил Корнелию в свои планы по поводу медового месяца, который предполагалось провести в Париже, восторг Корнелии не знал границ. Париж, как она себе, представляла из книг, был сущим раем для молодоженов, и она заранее предвкушала, как будет гулять по Версалю, Трианону, Лувру рука об руку с любимым мужем. Их любовь сделает все окружающее еще более удивительным и прекрасным, потому что они увидят это вместе.
— Он все, все испортил, — возмущенно пробормотала Корнелия, обводя взглядом каюту.
Обходительность и приятные манеры герцога были результатом его хорошего воспитания и окружения, в котором он жил. В прошлом это сослужило плохую службу Корнелии, введя ее в заблуждение, но в это утро его безупречная манера общения поддерживала их обоих.
После драматического объяснения предыдущей ночью они снова встретились за завтраком в столовой, залитой ярким утренним солнцем. Корнелия спустилась к завтраку, раздираемая сомнениями и тревогой, в то время как герцог казался таким спокойным и безмятежным, что ее страхи немедленно улеглись.
— Могу я предложить вам ветчину и яйцо? — спросил герцог после того, как они пожелали друг другу доброго утра. — Или вы предпочитаете жареную камбалу? Почки просто превосходны.
Вот телятина, правда, я лично ее терпеть не могу.
Корнелия глянула на выстроившийся на столе длинный ряд горячих блюд, закрытых серебряными крышками. Другую шеренгу заполняли холодные закуски — язык, ветчина, заливное и прочие деликатесы, многие из которых Корнелия не видела прежде и не знала их названий.
Этот завтрак напомнил ей завтраки, обычно сервирующиеся в Котильоне, и она решила, что непременно должна научиться разбираться в этом изобилии яств и относиться к нему как к привычному делу.
— Я хотела бы съесть яйцо, — сказала Корнелия, сама удивляясь тому, что вообще способна что-либо съесть.
Она расположилась за столом, застеленным белоснежной камчатной скатертью, и пыталась сделать выбор среди предлагавшихся ей индийских и китайских сортов чая и кофе. Когда в конце концов Корнелии подали все, что ей требовалось, герцог уселся напротив нее и пожелал приятного аппетита.
— Удачно, что море сегодня спокойное, — заметил он. — В последний раз, когда я пересекал Ла-Манш, в феврале, море было чрезвычайно бурным. Думаю, что я оказался единственным пассажиром, который перенес это путешествие без приступов морской болезни.
— Мне нередко доводилось удить рыбу, — ответила Корнелия, — а качка на маленькой рыбачьей лодке может быть очень неприятной. Но я никогда не испытывала морской болезни. Наверное, из меня получился бы хороший моряк.
Пока они обменивались этими ничего не значащими, вежливыми фразами, Корнелии подумалось, что их разговор больше напоминает беседу двух совершенно чужих друг другу людей, которые впервые случайно сошлись за завтраком в гостинице, чем беседу молодоженов.
Каюта была убрана цветами, и стюарды застыли в ожидании распоряжений.
Когда герцог заметил, что собирается прогуляться по палубе, Корнелия почувствовала, что она должна оставаться в каюте, как это, очевидно, от нее ожидается, хотя она хорошо переносила качку и с удовольствием поднялась бы наверх.
Нарядные корзины орхидей и гвоздик и бутылка шампанского, которую принес и открыл стюард со словами» по распоряжению его светлости «, не скрасили ее одиночества.
Как бы ни была Корнелия погружена в свои горести, мысль о предстоящем путешествии возбуждала ее. Ей всегда хотелось побывать во Франции, и ее радовала мысль о том, что она превосходно владеет французским. Это совершенство было достигнуто благодаря настояниям ее матери. В то время как уроки по остальным предметам брались ею у отставного школьного учителя, тратившего все свои скудные средства на виски, французский язык Корнелии преподавала виконтесса де Куаль. Внушающая почтение старая леди перебралась в Ирландию к своему внуку, когда ей уже было около семидесяти, и она решительно отказывалась говорить иначе, как на своем родном языке. Французские уроки приносили Корнелии не только умственные упражнения, но также и значительные физические. Чтобы достичь дома виконтессы, ей приходилось проделывать около пятнадцати миль в любую погоду, и опоздание на несколько минут распекалось самым строгим образом.
Виконтесса любила свою ученицу и гордилась ее успехами. Немалую пользу оказала Корнелии и кузина Алина, которая получила образование в монастыре неподалеку от Парижа и бегло говорила по-французски. Правда, ее произношение всегда выдавало в ней ирландку. Корнелия же гордилась своим парижским произношением и считала себя знатоком французского, хотя в Других науках сознавала себя постыдно несведущей.
Она считала на пальцах, имела слабое представление о географии. Хотя по сравнению с большинством девушек ее возраста Корнелия была довольно начитанна. В библиотеке Росарилла было немного модных или современных романов, но классики были ее добрыми друзьями. Немало сведений из французской литературы Корнелия почерпнула от виконтессы и кузины Алины. В конце концов у девушки сложилось мнение о Париже как о некоем Эльдорадо, где все без исключения, даже самые недалекие люди, могут найти свое счастье.
Когда герцог в первый раз посвятил Корнелию в свои планы по поводу медового месяца, который предполагалось провести в Париже, восторг Корнелии не знал границ. Париж, как она себе, представляла из книг, был сущим раем для молодоженов, и она заранее предвкушала, как будет гулять по Версалю, Трианону, Лувру рука об руку с любимым мужем. Их любовь сделает все окружающее еще более удивительным и прекрасным, потому что они увидят это вместе.
— Он все, все испортил, — возмущенно пробормотала Корнелия, обводя взглядом каюту.
Обходительность и приятные манеры герцога были результатом его хорошего воспитания и окружения, в котором он жил. В прошлом это сослужило плохую службу Корнелии, введя ее в заблуждение, но в это утро его безупречная манера общения поддерживала их обоих.
После драматического объяснения предыдущей ночью они снова встретились за завтраком в столовой, залитой ярким утренним солнцем. Корнелия спустилась к завтраку, раздираемая сомнениями и тревогой, в то время как герцог казался таким спокойным и безмятежным, что ее страхи немедленно улеглись.
— Могу я предложить вам ветчину и яйцо? — спросил герцог после того, как они пожелали друг другу доброго утра. — Или вы предпочитаете жареную камбалу? Почки просто превосходны.
Вот телятина, правда, я лично ее терпеть не могу.
Корнелия глянула на выстроившийся на столе длинный ряд горячих блюд, закрытых серебряными крышками. Другую шеренгу заполняли холодные закуски — язык, ветчина, заливное и прочие деликатесы, многие из которых Корнелия не видела прежде и не знала их названий.
Этот завтрак напомнил ей завтраки, обычно сервирующиеся в Котильоне, и она решила, что непременно должна научиться разбираться в этом изобилии яств и относиться к нему как к привычному делу.
— Я хотела бы съесть яйцо, — сказала Корнелия, сама удивляясь тому, что вообще способна что-либо съесть.
Она расположилась за столом, застеленным белоснежной камчатной скатертью, и пыталась сделать выбор среди предлагавшихся ей индийских и китайских сортов чая и кофе. Когда в конце концов Корнелии подали все, что ей требовалось, герцог уселся напротив нее и пожелал приятного аппетита.
— Удачно, что море сегодня спокойное, — заметил он. — В последний раз, когда я пересекал Ла-Манш, в феврале, море было чрезвычайно бурным. Думаю, что я оказался единственным пассажиром, который перенес это путешествие без приступов морской болезни.
— Мне нередко доводилось удить рыбу, — ответила Корнелия, — а качка на маленькой рыбачьей лодке может быть очень неприятной. Но я никогда не испытывала морской болезни. Наверное, из меня получился бы хороший моряк.
Пока они обменивались этими ничего не значащими, вежливыми фразами, Корнелии подумалось, что их разговор больше напоминает беседу двух совершенно чужих друг другу людей, которые впервые случайно сошлись за завтраком в гостинице, чем беседу молодоженов.