Страница:
И она сделала все, чтобы их первая встреча не стала последней. Привела в порядок комнаты шикарного коттеджа, в котором жил новый знакомый. Приготовила вкусный обед, постирала обнаруженное грязное белье, вытерла повсюду пыль, а когда Саша вернулся из стрелкового тира, сама затащила его в кровать. И похвала, вскользь брошенная мужчиной, вселила в нее пусть зыбкую, но все же надежду, а улыбка позволила предположить, что она останется тут хотя бы еще на несколько дней.
Впрочем, сам Солоник совершенно не разделял планов и намерений Оксаны. Для него она была обыкновенной, ничем не выдающейся телкой, одной из многих. И потому, насытившись, Саша сунул ей несколько стодолларовых купюр и вызвал такси. Пообещал, как и водится в таких случаях, когда-нибудь позвонить.
– И все? – не в силах сдержать разочарования, спросила девушка.
– Потом, потом. – Саша сделал вид, что страшно спешит и у него нет времени для задушевных разговоров. – Позвоню, жди.
Разумеется, Оксана обиделась и затаила злобу. Но Солоник и думать о ней забыл – теперь у него появились дела куда более важные...
Несколько дней назад он наконец вышел на контакт с шадринскими, и те заверили, что с радостью возобновят отношения. Более того, у них для Македонского имеется замечательное деловое предложение. Для обсуждения его один из лидеров шадринских по кличке Ракита должен был вылететь в Грецию.
Встреча эта, назначенная в афинском аэропорту «Эллиникон» на первое сентября, могла, по мнению Солоника, изменить в его жизни многое...
– Короче говоря, ситуация такова: наш банкир дал одному козлу крупный кредит. Вроде бы риска не было никакого – фирма солидная, залог приличный: несколько богатых магазинов в Москве. Наши эксперты проверяли – все сошлось. А главное – этот козел обещал банку фантастические проценты, что по бизнес-плану выглядело вполне реально. Ну, а дальше случилось вот что...
Огромный джип «Тойота» неторопливо проплывал по центральным улицам Афин, забитым транспортом. Конец рабочего дня – не лучшее время для езды по узким улочкам на такой машине, и сидевшему за рулем Македонскому приходилось проявлять чудеса шоферского мастерства.
Ракита, высокий, плечистый атлет с открытым лицом простого крестьянского парня, одетый, несмотря на жару, в строгий серый костюм и при галстуке, подробно рассказывал о предстоящем заказе. Он прилетел в Афины всего полтора часа назад, и Македонский встретил его в аэропорту. И вот теперь, едва поведав о последних московских новостях, гость из России сразу же перешел к делу, побудившему его приехать в Грецию.
– Козел этот нас внаглую кинул, – продолжал приезжий. – Магазины, которые вроде бы представляли залог, оказались вовсе не его: документы подделал, сукин сын. Проект, который он так нахваливал, вышел голимым на корню. А деньги, как понимаешь, растворились. Ну а наш банкир из кредитора автоматически превратился в должника: деньги, которые он зарядил в заем, – из оборотных средств, то есть других людей. Ссориться с ними означает войну, а война – дело накладное. Сам понимаешь: в случае войны никакого бизнеса, никаких серьезных дел. К тому же можно и людей потерять немерено... Да и люди-то те тут ни при чем – потому как мы сами виноваты.
Доехав до перекрестка, джип свернул налево и, притормозив, покатил вдоль ряда припаркованных автомобилей.
– Вы его искали? – не глядя на собеседника, поинтересовался Солоник.
– А чего искать? Он и так на виду. – И Ракита нехорошо выругался.
– То есть?
– Сам из Москвы, но живет на постоянке в Иерусалиме, получил израильское гражданство. Свалил туда лет пять назад. Говорят, даже собирается баллотироваться в кнессет, ихний парламент.
– Так о чем базар? – искренне удивился Македонский. – Если вы его вычислили, знаете, где живет, и если он не шифруется... Отправьте в Иерусалим бригаду, поставьте на понятия! Он ведь по-любому не прав – пусть отстегивает и за моральный ущерб.
– Тут не все так просто, – вздохнул собеседник. – Во-первых, это тебе не Россия, израильская полиция – не то, что наши менты. К тому же у кидалы нашлись серьезные заступники. «Крыша» не «крыша», только с наскоку ничего не получится. Его прикрывают в Москве какие-то серьезные люди, чекисты или что-то вроде этого. Точно не знаем, но пробить его не удалось. Ну а еще за ним стоит одна сильная подмосковная группировка.
– А вы с пацанами той группировки встречались, объясняли ситуацию? – Джип уже подъезжал к вилле Солоника, и он притормозил.
– Было дело. Они что говорят? Все, мол, правильно, но мы не знали, что он ваш банкир! Сам лоханулся, типа такого. Четверть, как и положено, кидала слил в общак, ну а остальное – его законное. Правду говорят или на понт берут, неизвестно. В случае дальнейших разборов дело кончится войной, а нам, как понимаешь, одних клинских выше крыши хватает. – Шадринский посол имел в виду противостояние с клинской преступной группировкой, продолжавшееся больше года и ставшее в Москве притчей во языцех.
Заглушив двигатель, Саша вышел из машины и, указав на роскошный особняк, заметил не без затаенной гордости:
– Вот тут я и живу.
Ракита внимательно осмотрел белоснежный фасад виллы, не удержавшись от восхищенного восклицания:
– Классно! Три этажа... Сколько же у тебя комнат?
– То ли тридцать пять, то ли тридцать шесть... До сих пор не сосчитал, – улыбнулся Македонский чуть надменно, а собеседник продолжил, осматривая виллу:
– Один живешь?
– Почти.
– Менты, значит, жопу рвут, по всей России тебя ищут, в «Интерполе», по слухам, тоже тобой занимаются, а ты, значит, тут прохлаждаешься, – с восхищением заметил собеседник. – Тридцать шесть комнат, говоришь? Да в твоей хавере можно такую групповуху бадяжить! Прикидываешь – если в каждой комнате по лярве поселить... Недели не хватит, чтобы всех перетрахать!
– Насчет недели ты это загнул, – понимающе хохотнул Солоник. И добавил с серьезностью: – Если я тебя с нашими пацанами позову, тогда точно хватит... Ладно, пошли перекусим, вечерком съездим куда-нибудь, а о делах завтра поговорим...
Третьего сентября Македонский вылетел в Израиль. Предложение шадринских сулило немалую выгоду: в случае возвращения денег и процентов к ним ему была обещана четверть со всей суммы. Конечно же, классические российские бандиты в подобных случаях берут половину, но ведь и случай был неординарным – уж на слишком большую сумму кинули банк шадринских! Да и кроить от своих было для Саши как-то неудобно...
Солоник никогда прежде не занимался выбиванием долгов и в Иерусалим отправлялся без какого-либо определенного плана. Ну, посмотреть на объект, еще раз прикинуть ситуацию... А дальше?
Дальнейших своих действий он и сам не представлял. Оставалось полагаться лишь на собственную интуицию, которая, как правило, никогда не подводила Сашу Македонского.
Несмотря на начало осени, Израиль встретил Солоника изматывающей жарой. Деревья стояли не шелохнувшись, и в послеполуденное время Иерусалим вымирал до четырех часов дня. На раскаленные камни мостовой нельзя было ступить даже в обуви. Лишь изредка проплывали в солнечном мареве темно-зеленые армейские джипы, напоминающие огромных жуков, да вооруженные военные патрули искали спасения от зноя в тенистых лабиринтах старинных улочек – недавно мусульманские фанатики провели очередной теракт, взорвали набитый пассажирами маршрутный автобус, и меры предосторожности выглядели вполне оправданными.
Еще в аэропорту Бен-Гурион Сашу встречали двое шадринских. По замыслу Ракиты, они должны были выполнять роль чичероне и одновременно телохранителей. Усадили в машину, отвезли в отель. Спустя сутки Солоник знал о кидале все, что ему требовалось.
Гринберг, сменивший после «алии», то есть исхода на Землю обетованную, имя Борис на Борух, проживал в еврейском квартале новой столицы Израиля и слыл человеком богатым и влиятельным. Его одиннадцатиметровый шестидверный «Линкольн» был известен едва ли не всему деловому Иерусалиму. Владелец крупной фабрики по огранке алмазов, трастовой компании и нескольких торгово-закупочных фирм, он имел все основания опасаться за свою жизнь. Да и банк шадринских, по всей вероятности, стал не единственной жертвой кидалы. Видимо, потому Боруха Гринберга, как Ясера Арафата, повсюду сопровождали вооруженные до зубов охранники в камуфляже.
Подступиться к кидале вплотную не было никакой возможности – по крайней мере, на первый взгляд. А уж тем более заставить этого человека вернуть по-хорошему деньги. Классический силовой наезд тут, в нескольких тысячах километрах от Москвы, выглядел бы как минимум нелепо. За спиной «добропорядочного еврейского коммерсанта» стоял мощный государственный аппарат новой родины. У него имелись связи в кнессете. Сверх того, он мог рассчитывать на корпоративную поддержку и солидарность деловых кругов. Уголовные статьи по вымогательству тут, в Израиле, всегда отличались суровостью – на наезд мог решиться лишь сумасшедший. А кроме того, Гринберг вполне мог опираться и на помощь из России. Имелись в виду какие-то загадочные, но тем не менее всесильные «чекисты», о которых упоминал шадринский, а также подмосковная группировка, которой профессиональный кидала предусмотрительно отстегнул на общак.
Ракита приехал в Иерусалим спустя несколько дней после появления там Македонского. Видимо, дела в Москве были столь плачевны, что, едва поздоровавшись, он сразу же перешел к делу.
– Ну, что скажешь? – спросил он, морщась, словно от зубной боли.
Встреча происходила в номере отеля, в котором остановился Александр. По случаю полуденной жары окна были наглухо зашторены. В комнате стояла духота, лениво вращались лопасти мощного вентилятора, но и он не спасал.
– Даже не знаю, что делать, – честно признался Солоник и тут же продолжил: – Ты ведь понимаешь, что я не по этим делам... Никогда не приходилось долги выбивать.
– Вот и я не знаю. – Ракита плюхнулся в глубокое кожаное кресло. Закурил и, поставив на колени хрустальную пепельницу, неожиданно предложил: – А может быть, ты с ним встретишься?
Македонский нахмурился.
– То есть?
– Ну, о тебе ведь самые невероятные слухи ходят. Будто бы и в спецназе служил, и по заказу «конторы» работаешь. Твой побег из «Матросской тишины» до сих пор помнят. Фильмы о тебе по «ящику» крутят, и в книжках разных пишут, и в газетах. А то, что ты с нами кантуешься, Гринбергу наверняка известно. Хотя он и негодяй редкостный, но в таких вещах – человек очень серьезный. И разведка, и контрразведка в его фирмах налажена по полной программе.
– И что это даст, если я с ним встречусь?
Ракита вздохнул тяжело и осторожно предложил:
– Ну как это что? Если тебя перед ним засветить, он поймет: лавье лучше отдать – все, и проценты тоже. А не то...
Дальше можно было и не продолжать: Солоник прекрасно понял мысль собеседника. Деньги, на которые Гринберг кинул банк шадринских, не давали гарантию его безопасности, как и охрана, купленная на те же деньги. Вон сколько лавья было и у Глобуса, и у Бобона, и у Коновала, и у Отари Квантришвили, которого, по слухам, тоже якобы вальнул Саша Македонский... Не помогли.
Не спасли.
И уж если этот иерусалимский козел действительно не собирается возвращать кредит и проценты московскому банку, шадринским остается лишь одно – засветить перед ним главный козырь, знаменитого киллера, не знающего промаха и пощады.
Подтекст такого хода выглядел бы более чем красноречивым: нам терять все равно нечего, но ради морального удовлетворения Македонский тебя завалит. Ни охрана тебя не спасет, ни деньги, ни московские да тель-авивские «крыши». Не вернул долг? Опустил нас в сферах бизнеса и криминала, тесно переплетенных между собой? Ну и получай! Мы опускать себя никому не позволим...
Ракита смотрел на Солоника выжидательно, пристально и не мигая. От согласия киллера зависело слишком многое.
– Ну, что ответишь?
– Думаешь – купится?
– У нас больше ничего другого не остается.
– А если стукнет куда? – поинтересовался Солоник. – В ментовку местную, в отделение «Интерпола». Ты ведь сам понимаешь, в какой я ситуации.
– Побоится стучать. – Ракита подсел поближе к вентилятору – струи воздуха мигом растрепали его прическу. – Да и «крышники» его вряд ли за стукачество спасибо скажут. По логике, сегодня он ментам тебя сдал, завтра – их... Нет, вряд ли он в мусарню ломанется, – уверенно закончил собеседник.
– Ты мог бы организовать с ним встречу? – подумав, спросил Солоник.
– Попробовать можно.
– Думаешь, подействует и он согласится? – Саша подошел к окну, приподнял жалюзи – в комнату хлынул яркий солнечный свет.
– А хрен его знает! Посмотрим. – Собеседник был уклончив. – Я об этом варианте давно думал... Ты, главное, не менжуйся: стучать на тебя в «Интерпол» ему не с руки так же, как и твоим врагам. А главное – твое настоящее место жительства ему неизвестно. Ты только подумай, как будешь с ним базарить и в какой форме мы тебя преподнесем. Ну, так что скажешь?..
Встреча состоялась через три дня. Удивительно, но Гринберг все-таки согласился поговорить с шадринскими. Правда, непонятно, для чего ему это понадобилось: то ли для демонстрации своей независимости, то ли для удовлетворения самолюбия, то ли для того, чтобы в последний раз заявить: никаких кредитов, а тем более процентов возвращать не собираюсь.
Впрочем, кидала, конечно, еще не знал, кто еще, кроме Ракиты, будет представлять на этих переговорах шадринских.
Беседа проходила в Тель-Авиве, в головном офисе одной из многочисленных фирм Гринберга. Меры безопасности наверняка бы сделали честь Форт-Ноксу, месту хранения золотого запаса Америки. Сперва Ракиту и Солоника просветили металлоискателем и предложили пройти под «аркой», какие устанавливаются в аэропортах. Затем на всякий случай обыскали и только после этого повели в кабинет Боруха Гринберга.
Вооруженная охрана бизнесмена хранила бдительность, не спуская с визитеров глаз. – Наметанный глаз Саши Македонского сразу же определил, что пистолеты-пулеметы «узи» сняты с предохранителей.
Борух Гринберг – невысокий, сутулый, с глубокими залысинами, похожий на комичного местечкового еврея-ростовщика, героя Шолом-Алейхема, был явно в настроении. Об этом свидетельствовала и не сходившая с лица довольная усмешка, и надменный взгляд, который он почему-то никак не мог зафиксировать на чем-то одном, и покровительственно-барские жесты. Весь его облик как бы говорил: присаживайтесь, господа российские бандиты, времени у меня не так уж и много, но так уж и быть, готов вас выслушать...
Первым начал Ракита. Выложив перед кидалой финансовые документы, он официальным тоном вновь напомнил о совместном проекте, о кредите, и о поддельном залоге, и о многом другом, после чего, вопросительно взглянув на собеседника, поинтересовался:
– Мы только хотим услышать еще раз: да или нет? Получит ли наш банкир деньги и обещанные проценты?
Гринберг для вида пошелестел бумагами и, отодвинув их, произнес:
– Бизнес – это всегда риск. И уж если человек человеку – волк, то бизнесмен бизнесмену – тем более. Никто не заставлял вашего банкира давать мне кредит. Никто не стоял над ним с пистолетом – мол, подписывай бумаги, а то убью. Он подписал сам и лоханулся, а значит – вы тоже, коли дали согласие. – Кидала немного помолчал, а затем добавил с подкупающей откровенностью: – Да, я кинул вас вчистую. Признаю честно. Хватит у вас ума и изворотливости – киньте меня в следующий раз.
Впрочем, на Ракиту эти слова никакого впечатления не произвели. Безусловно, он был готов к такому продолжению беседы.
– Господин Гринберг, – невозмутимо произнес он, – вы знаете, кто сидит слева от вас?
Тот с нескрываемым высокомерием взглянул на Солоника.
– Какой-то из ваших... Этих самых. – И он прищелкнул пальцами, подразумевая под «этими самыми» бандитов.
– Не совсем, господин Гринберг, – со значением продолжил шадринский. – Если мы с вами переговорим конфиденциально, вдвоем и без свидетелей, я вам кое-что объясню. В специальной комнате для переговоров, куда несколько удивленный хозяин пригласил одного Ракиту, они пробыли недолго – минут десять. Но когда Гринберг, пропустив гостя вперед, вышел в кабинет, его нельзя было узнать: куда только подевался наглый, уверенный в себе и своих неограниченных возможностях господин?!
Взглянув на Солоника так, будто бы это был, как минимум, шиитский фанатик-смертник, пришедший по его душу, Борух пробормотал растерянно:
– Зачем же так сразу?
– Вы знаете нас как серьезных людей, – пожал плечами Ракита. – Мы не стали бы приводить к вам самозванца. Не верите – наведите справки. Но повторяю, в этом деле наши интересы представляет и он – Александр Солоник, известный также как Саша Македонский.
Вскоре Гринберг немного совладал с собой – лишь волосатые, похожие формой на сосиски пальцы нервно барабанили по инкрустированной крышке стола.
– Мне надо подумать, – пробормотал он. – Слишком большая сумма, если с процентами, я сразу не смогу найти такие деньги.
– На раздумья – три дня, – жестко объявил шадринский. – Кстати, в Москву звонить не советую. Не поможет. Против лома нет приема...
Спустя полчаса Солоник и Ракита, взяв напрокат машину, возвращались в Иерусалим. Израиль – страна небольших расстояний, и, чтобы добраться из одного конца в другой, достаточно нескольких часов...
– Ну, что скажешь? – спросил Ракита, обгоняя армейский грузовик.
– А что я должен сказать? – отозвался Саша весело. – Тер с Гринбергом ты, а я помалкивал.
– Я тебе говорил, что все решится, – усмехнулся собеседник. – Стоило тебе появиться, чтобы он понял: закрысить лавье не удастся. Понял, чем это может для него закончиться. Тебе даже выступать не пришлось...
Ракита говорил что-то еще, но Македонский уже не слушал собеседника.
Сегодняшняя сцена в офисе Гринберга вновь воскресила в памяти давнюю беседу с чекистским генералом из Москвы. Происходила она в специальном Центре подготовки в Казахстане и во многом стала для Солоника этапной.
«Александр Сергеевич, – спросил тогда человек, назвавшийся оперативным псевдонимом Координатор, – скажите, скажите честно: вам нравится, когда вас боятся?»
Да, умение внушать страх – капитал, который Македонский обрел вместе с умением метко стрелять. Страх всегда стоит денег. И вовсе не обязательно выслеживать жертву, ловить ее в перекрестье оптического прицела. Знаменитому киллеру, никогда не знавшему промаха, достаточно просто появиться и назвать себя. Одно его появление даст гарантию, что вопросы будут решены в его пользу...
Вопрос Ракиты прозвучал словно в подтверждение этим мыслям:
– Так на какой счет тебе деньги перечислять?
– Потом, потом, – отмахнулся Саша. И неожиданно вспомнил о каких-то загадочных «чекистах», служивших согласно туманным объяснениям Ракиты «крышей» Гринберга.
Уж не их ли заказы все это время и он сам исполнял?
Вопрос остался без ответа. Впрочем, встреча с Куратором, назначенная на пятнадцатое сентября, должна была кое-что прояснить...
Глава 19
Впрочем, сам Солоник совершенно не разделял планов и намерений Оксаны. Для него она была обыкновенной, ничем не выдающейся телкой, одной из многих. И потому, насытившись, Саша сунул ей несколько стодолларовых купюр и вызвал такси. Пообещал, как и водится в таких случаях, когда-нибудь позвонить.
– И все? – не в силах сдержать разочарования, спросила девушка.
– Потом, потом. – Саша сделал вид, что страшно спешит и у него нет времени для задушевных разговоров. – Позвоню, жди.
Разумеется, Оксана обиделась и затаила злобу. Но Солоник и думать о ней забыл – теперь у него появились дела куда более важные...
Несколько дней назад он наконец вышел на контакт с шадринскими, и те заверили, что с радостью возобновят отношения. Более того, у них для Македонского имеется замечательное деловое предложение. Для обсуждения его один из лидеров шадринских по кличке Ракита должен был вылететь в Грецию.
Встреча эта, назначенная в афинском аэропорту «Эллиникон» на первое сентября, могла, по мнению Солоника, изменить в его жизни многое...
– Короче говоря, ситуация такова: наш банкир дал одному козлу крупный кредит. Вроде бы риска не было никакого – фирма солидная, залог приличный: несколько богатых магазинов в Москве. Наши эксперты проверяли – все сошлось. А главное – этот козел обещал банку фантастические проценты, что по бизнес-плану выглядело вполне реально. Ну, а дальше случилось вот что...
Огромный джип «Тойота» неторопливо проплывал по центральным улицам Афин, забитым транспортом. Конец рабочего дня – не лучшее время для езды по узким улочкам на такой машине, и сидевшему за рулем Македонскому приходилось проявлять чудеса шоферского мастерства.
Ракита, высокий, плечистый атлет с открытым лицом простого крестьянского парня, одетый, несмотря на жару, в строгий серый костюм и при галстуке, подробно рассказывал о предстоящем заказе. Он прилетел в Афины всего полтора часа назад, и Македонский встретил его в аэропорту. И вот теперь, едва поведав о последних московских новостях, гость из России сразу же перешел к делу, побудившему его приехать в Грецию.
– Козел этот нас внаглую кинул, – продолжал приезжий. – Магазины, которые вроде бы представляли залог, оказались вовсе не его: документы подделал, сукин сын. Проект, который он так нахваливал, вышел голимым на корню. А деньги, как понимаешь, растворились. Ну а наш банкир из кредитора автоматически превратился в должника: деньги, которые он зарядил в заем, – из оборотных средств, то есть других людей. Ссориться с ними означает войну, а война – дело накладное. Сам понимаешь: в случае войны никакого бизнеса, никаких серьезных дел. К тому же можно и людей потерять немерено... Да и люди-то те тут ни при чем – потому как мы сами виноваты.
Доехав до перекрестка, джип свернул налево и, притормозив, покатил вдоль ряда припаркованных автомобилей.
– Вы его искали? – не глядя на собеседника, поинтересовался Солоник.
– А чего искать? Он и так на виду. – И Ракита нехорошо выругался.
– То есть?
– Сам из Москвы, но живет на постоянке в Иерусалиме, получил израильское гражданство. Свалил туда лет пять назад. Говорят, даже собирается баллотироваться в кнессет, ихний парламент.
– Так о чем базар? – искренне удивился Македонский. – Если вы его вычислили, знаете, где живет, и если он не шифруется... Отправьте в Иерусалим бригаду, поставьте на понятия! Он ведь по-любому не прав – пусть отстегивает и за моральный ущерб.
– Тут не все так просто, – вздохнул собеседник. – Во-первых, это тебе не Россия, израильская полиция – не то, что наши менты. К тому же у кидалы нашлись серьезные заступники. «Крыша» не «крыша», только с наскоку ничего не получится. Его прикрывают в Москве какие-то серьезные люди, чекисты или что-то вроде этого. Точно не знаем, но пробить его не удалось. Ну а еще за ним стоит одна сильная подмосковная группировка.
– А вы с пацанами той группировки встречались, объясняли ситуацию? – Джип уже подъезжал к вилле Солоника, и он притормозил.
– Было дело. Они что говорят? Все, мол, правильно, но мы не знали, что он ваш банкир! Сам лоханулся, типа такого. Четверть, как и положено, кидала слил в общак, ну а остальное – его законное. Правду говорят или на понт берут, неизвестно. В случае дальнейших разборов дело кончится войной, а нам, как понимаешь, одних клинских выше крыши хватает. – Шадринский посол имел в виду противостояние с клинской преступной группировкой, продолжавшееся больше года и ставшее в Москве притчей во языцех.
Заглушив двигатель, Саша вышел из машины и, указав на роскошный особняк, заметил не без затаенной гордости:
– Вот тут я и живу.
Ракита внимательно осмотрел белоснежный фасад виллы, не удержавшись от восхищенного восклицания:
– Классно! Три этажа... Сколько же у тебя комнат?
– То ли тридцать пять, то ли тридцать шесть... До сих пор не сосчитал, – улыбнулся Македонский чуть надменно, а собеседник продолжил, осматривая виллу:
– Один живешь?
– Почти.
– Менты, значит, жопу рвут, по всей России тебя ищут, в «Интерполе», по слухам, тоже тобой занимаются, а ты, значит, тут прохлаждаешься, – с восхищением заметил собеседник. – Тридцать шесть комнат, говоришь? Да в твоей хавере можно такую групповуху бадяжить! Прикидываешь – если в каждой комнате по лярве поселить... Недели не хватит, чтобы всех перетрахать!
– Насчет недели ты это загнул, – понимающе хохотнул Солоник. И добавил с серьезностью: – Если я тебя с нашими пацанами позову, тогда точно хватит... Ладно, пошли перекусим, вечерком съездим куда-нибудь, а о делах завтра поговорим...
Третьего сентября Македонский вылетел в Израиль. Предложение шадринских сулило немалую выгоду: в случае возвращения денег и процентов к ним ему была обещана четверть со всей суммы. Конечно же, классические российские бандиты в подобных случаях берут половину, но ведь и случай был неординарным – уж на слишком большую сумму кинули банк шадринских! Да и кроить от своих было для Саши как-то неудобно...
Солоник никогда прежде не занимался выбиванием долгов и в Иерусалим отправлялся без какого-либо определенного плана. Ну, посмотреть на объект, еще раз прикинуть ситуацию... А дальше?
Дальнейших своих действий он и сам не представлял. Оставалось полагаться лишь на собственную интуицию, которая, как правило, никогда не подводила Сашу Македонского.
Несмотря на начало осени, Израиль встретил Солоника изматывающей жарой. Деревья стояли не шелохнувшись, и в послеполуденное время Иерусалим вымирал до четырех часов дня. На раскаленные камни мостовой нельзя было ступить даже в обуви. Лишь изредка проплывали в солнечном мареве темно-зеленые армейские джипы, напоминающие огромных жуков, да вооруженные военные патрули искали спасения от зноя в тенистых лабиринтах старинных улочек – недавно мусульманские фанатики провели очередной теракт, взорвали набитый пассажирами маршрутный автобус, и меры предосторожности выглядели вполне оправданными.
Еще в аэропорту Бен-Гурион Сашу встречали двое шадринских. По замыслу Ракиты, они должны были выполнять роль чичероне и одновременно телохранителей. Усадили в машину, отвезли в отель. Спустя сутки Солоник знал о кидале все, что ему требовалось.
Гринберг, сменивший после «алии», то есть исхода на Землю обетованную, имя Борис на Борух, проживал в еврейском квартале новой столицы Израиля и слыл человеком богатым и влиятельным. Его одиннадцатиметровый шестидверный «Линкольн» был известен едва ли не всему деловому Иерусалиму. Владелец крупной фабрики по огранке алмазов, трастовой компании и нескольких торгово-закупочных фирм, он имел все основания опасаться за свою жизнь. Да и банк шадринских, по всей вероятности, стал не единственной жертвой кидалы. Видимо, потому Боруха Гринберга, как Ясера Арафата, повсюду сопровождали вооруженные до зубов охранники в камуфляже.
Подступиться к кидале вплотную не было никакой возможности – по крайней мере, на первый взгляд. А уж тем более заставить этого человека вернуть по-хорошему деньги. Классический силовой наезд тут, в нескольких тысячах километрах от Москвы, выглядел бы как минимум нелепо. За спиной «добропорядочного еврейского коммерсанта» стоял мощный государственный аппарат новой родины. У него имелись связи в кнессете. Сверх того, он мог рассчитывать на корпоративную поддержку и солидарность деловых кругов. Уголовные статьи по вымогательству тут, в Израиле, всегда отличались суровостью – на наезд мог решиться лишь сумасшедший. А кроме того, Гринберг вполне мог опираться и на помощь из России. Имелись в виду какие-то загадочные, но тем не менее всесильные «чекисты», о которых упоминал шадринский, а также подмосковная группировка, которой профессиональный кидала предусмотрительно отстегнул на общак.
Ракита приехал в Иерусалим спустя несколько дней после появления там Македонского. Видимо, дела в Москве были столь плачевны, что, едва поздоровавшись, он сразу же перешел к делу.
– Ну, что скажешь? – спросил он, морщась, словно от зубной боли.
Встреча происходила в номере отеля, в котором остановился Александр. По случаю полуденной жары окна были наглухо зашторены. В комнате стояла духота, лениво вращались лопасти мощного вентилятора, но и он не спасал.
– Даже не знаю, что делать, – честно признался Солоник и тут же продолжил: – Ты ведь понимаешь, что я не по этим делам... Никогда не приходилось долги выбивать.
– Вот и я не знаю. – Ракита плюхнулся в глубокое кожаное кресло. Закурил и, поставив на колени хрустальную пепельницу, неожиданно предложил: – А может быть, ты с ним встретишься?
Македонский нахмурился.
– То есть?
– Ну, о тебе ведь самые невероятные слухи ходят. Будто бы и в спецназе служил, и по заказу «конторы» работаешь. Твой побег из «Матросской тишины» до сих пор помнят. Фильмы о тебе по «ящику» крутят, и в книжках разных пишут, и в газетах. А то, что ты с нами кантуешься, Гринбергу наверняка известно. Хотя он и негодяй редкостный, но в таких вещах – человек очень серьезный. И разведка, и контрразведка в его фирмах налажена по полной программе.
– И что это даст, если я с ним встречусь?
Ракита вздохнул тяжело и осторожно предложил:
– Ну как это что? Если тебя перед ним засветить, он поймет: лавье лучше отдать – все, и проценты тоже. А не то...
Дальше можно было и не продолжать: Солоник прекрасно понял мысль собеседника. Деньги, на которые Гринберг кинул банк шадринских, не давали гарантию его безопасности, как и охрана, купленная на те же деньги. Вон сколько лавья было и у Глобуса, и у Бобона, и у Коновала, и у Отари Квантришвили, которого, по слухам, тоже якобы вальнул Саша Македонский... Не помогли.
Не спасли.
И уж если этот иерусалимский козел действительно не собирается возвращать кредит и проценты московскому банку, шадринским остается лишь одно – засветить перед ним главный козырь, знаменитого киллера, не знающего промаха и пощады.
Подтекст такого хода выглядел бы более чем красноречивым: нам терять все равно нечего, но ради морального удовлетворения Македонский тебя завалит. Ни охрана тебя не спасет, ни деньги, ни московские да тель-авивские «крыши». Не вернул долг? Опустил нас в сферах бизнеса и криминала, тесно переплетенных между собой? Ну и получай! Мы опускать себя никому не позволим...
Ракита смотрел на Солоника выжидательно, пристально и не мигая. От согласия киллера зависело слишком многое.
– Ну, что ответишь?
– Думаешь – купится?
– У нас больше ничего другого не остается.
– А если стукнет куда? – поинтересовался Солоник. – В ментовку местную, в отделение «Интерпола». Ты ведь сам понимаешь, в какой я ситуации.
– Побоится стучать. – Ракита подсел поближе к вентилятору – струи воздуха мигом растрепали его прическу. – Да и «крышники» его вряд ли за стукачество спасибо скажут. По логике, сегодня он ментам тебя сдал, завтра – их... Нет, вряд ли он в мусарню ломанется, – уверенно закончил собеседник.
– Ты мог бы организовать с ним встречу? – подумав, спросил Солоник.
– Попробовать можно.
– Думаешь, подействует и он согласится? – Саша подошел к окну, приподнял жалюзи – в комнату хлынул яркий солнечный свет.
– А хрен его знает! Посмотрим. – Собеседник был уклончив. – Я об этом варианте давно думал... Ты, главное, не менжуйся: стучать на тебя в «Интерпол» ему не с руки так же, как и твоим врагам. А главное – твое настоящее место жительства ему неизвестно. Ты только подумай, как будешь с ним базарить и в какой форме мы тебя преподнесем. Ну, так что скажешь?..
Встреча состоялась через три дня. Удивительно, но Гринберг все-таки согласился поговорить с шадринскими. Правда, непонятно, для чего ему это понадобилось: то ли для демонстрации своей независимости, то ли для удовлетворения самолюбия, то ли для того, чтобы в последний раз заявить: никаких кредитов, а тем более процентов возвращать не собираюсь.
Впрочем, кидала, конечно, еще не знал, кто еще, кроме Ракиты, будет представлять на этих переговорах шадринских.
Беседа проходила в Тель-Авиве, в головном офисе одной из многочисленных фирм Гринберга. Меры безопасности наверняка бы сделали честь Форт-Ноксу, месту хранения золотого запаса Америки. Сперва Ракиту и Солоника просветили металлоискателем и предложили пройти под «аркой», какие устанавливаются в аэропортах. Затем на всякий случай обыскали и только после этого повели в кабинет Боруха Гринберга.
Вооруженная охрана бизнесмена хранила бдительность, не спуская с визитеров глаз. – Наметанный глаз Саши Македонского сразу же определил, что пистолеты-пулеметы «узи» сняты с предохранителей.
Борух Гринберг – невысокий, сутулый, с глубокими залысинами, похожий на комичного местечкового еврея-ростовщика, героя Шолом-Алейхема, был явно в настроении. Об этом свидетельствовала и не сходившая с лица довольная усмешка, и надменный взгляд, который он почему-то никак не мог зафиксировать на чем-то одном, и покровительственно-барские жесты. Весь его облик как бы говорил: присаживайтесь, господа российские бандиты, времени у меня не так уж и много, но так уж и быть, готов вас выслушать...
Первым начал Ракита. Выложив перед кидалой финансовые документы, он официальным тоном вновь напомнил о совместном проекте, о кредите, и о поддельном залоге, и о многом другом, после чего, вопросительно взглянув на собеседника, поинтересовался:
– Мы только хотим услышать еще раз: да или нет? Получит ли наш банкир деньги и обещанные проценты?
Гринберг для вида пошелестел бумагами и, отодвинув их, произнес:
– Бизнес – это всегда риск. И уж если человек человеку – волк, то бизнесмен бизнесмену – тем более. Никто не заставлял вашего банкира давать мне кредит. Никто не стоял над ним с пистолетом – мол, подписывай бумаги, а то убью. Он подписал сам и лоханулся, а значит – вы тоже, коли дали согласие. – Кидала немного помолчал, а затем добавил с подкупающей откровенностью: – Да, я кинул вас вчистую. Признаю честно. Хватит у вас ума и изворотливости – киньте меня в следующий раз.
Впрочем, на Ракиту эти слова никакого впечатления не произвели. Безусловно, он был готов к такому продолжению беседы.
– Господин Гринберг, – невозмутимо произнес он, – вы знаете, кто сидит слева от вас?
Тот с нескрываемым высокомерием взглянул на Солоника.
– Какой-то из ваших... Этих самых. – И он прищелкнул пальцами, подразумевая под «этими самыми» бандитов.
– Не совсем, господин Гринберг, – со значением продолжил шадринский. – Если мы с вами переговорим конфиденциально, вдвоем и без свидетелей, я вам кое-что объясню. В специальной комнате для переговоров, куда несколько удивленный хозяин пригласил одного Ракиту, они пробыли недолго – минут десять. Но когда Гринберг, пропустив гостя вперед, вышел в кабинет, его нельзя было узнать: куда только подевался наглый, уверенный в себе и своих неограниченных возможностях господин?!
Взглянув на Солоника так, будто бы это был, как минимум, шиитский фанатик-смертник, пришедший по его душу, Борух пробормотал растерянно:
– Зачем же так сразу?
– Вы знаете нас как серьезных людей, – пожал плечами Ракита. – Мы не стали бы приводить к вам самозванца. Не верите – наведите справки. Но повторяю, в этом деле наши интересы представляет и он – Александр Солоник, известный также как Саша Македонский.
Вскоре Гринберг немного совладал с собой – лишь волосатые, похожие формой на сосиски пальцы нервно барабанили по инкрустированной крышке стола.
– Мне надо подумать, – пробормотал он. – Слишком большая сумма, если с процентами, я сразу не смогу найти такие деньги.
– На раздумья – три дня, – жестко объявил шадринский. – Кстати, в Москву звонить не советую. Не поможет. Против лома нет приема...
Спустя полчаса Солоник и Ракита, взяв напрокат машину, возвращались в Иерусалим. Израиль – страна небольших расстояний, и, чтобы добраться из одного конца в другой, достаточно нескольких часов...
– Ну, что скажешь? – спросил Ракита, обгоняя армейский грузовик.
– А что я должен сказать? – отозвался Саша весело. – Тер с Гринбергом ты, а я помалкивал.
– Я тебе говорил, что все решится, – усмехнулся собеседник. – Стоило тебе появиться, чтобы он понял: закрысить лавье не удастся. Понял, чем это может для него закончиться. Тебе даже выступать не пришлось...
Ракита говорил что-то еще, но Македонский уже не слушал собеседника.
Сегодняшняя сцена в офисе Гринберга вновь воскресила в памяти давнюю беседу с чекистским генералом из Москвы. Происходила она в специальном Центре подготовки в Казахстане и во многом стала для Солоника этапной.
«Александр Сергеевич, – спросил тогда человек, назвавшийся оперативным псевдонимом Координатор, – скажите, скажите честно: вам нравится, когда вас боятся?»
Да, умение внушать страх – капитал, который Македонский обрел вместе с умением метко стрелять. Страх всегда стоит денег. И вовсе не обязательно выслеживать жертву, ловить ее в перекрестье оптического прицела. Знаменитому киллеру, никогда не знавшему промаха, достаточно просто появиться и назвать себя. Одно его появление даст гарантию, что вопросы будут решены в его пользу...
Вопрос Ракиты прозвучал словно в подтверждение этим мыслям:
– Так на какой счет тебе деньги перечислять?
– Потом, потом, – отмахнулся Саша. И неожиданно вспомнил о каких-то загадочных «чекистах», служивших согласно туманным объяснениям Ракиты «крышей» Гринберга.
Уж не их ли заказы все это время и он сам исполнял?
Вопрос остался без ответа. Впрочем, встреча с Куратором, назначенная на пятнадцатое сентября, должна была кое-что прояснить...
Глава 19
Человек, отдавший «органам» едва ли не половину сознательной жизни, как никто другой умеет сдерживать эмоции. Взрываться, кричать, метаться по комнате, опрокидывая стулья, – занятие столь же глупое, сколь и бесполезное. Нервные срывы никому и никогда еще в серьезных делах не помогали. Скорей, наоборот, всплески эмоций как, пожалуй, ничто другое мешают сосредоточиться и принять единственно правильное решение...
Координатор, прослуживший на Лубянке двадцать семь лет, всегда придерживался этого немудреного правила. Точнее, старался придерживаться. Однако новости, полученные им сегодняшним утром из Израиля, вывели его из равновесия.
Приехав в офис, расположенный в старинном особняке Китай-города, бывший кагэбэшный генерал никак не мог прийти в себя. Долго разминал сигарету тонкими пальцами, крошил на полировку стола табак, нервно щелкал зажигалкой, так и не прикуривая. А прикурив наконец и сделав несколько затяжек, сразу же потушил окурок. В возбуждении ходил по кабинету, бесцельно снимал трубку телефона, словно намереваясь кому-то позвонить, но затем бросал ее на рычаг.
– Крошка Цахес, – шептал он, глядя в окно, – вырастили на свою голову...
Причина, выведшая этого обычно уравновешенного человека из себя, была более чем серьезной.
Около полугода назад в поле зрения охранной фирмы Координатора попал серьезный международный аферист: бывший советский, а ныне израильский гражданин Борис Моисеевич Гринберг. Он профессионально специализировался на невозвратных банковских кредитах. Иногда действовал от своего имени, иногда через подставных людей и фиктивные фирмы. На репутацию солидного израильского бизнесмена и политического деятеля, кандидата в кнессет покупались многие. Наведя подробные справки, руководитель коммерческой лубянской структуры выяснил любопытную подробность: еще в начале восьмидесятых этот человек был без особого труда завербован Пятым, так называемым «идеологическим» Главупром союзного КГБ. Ценой стукачества на соотечественников он получил право выезда на историческую родину.
Правда, теперь Борух Гринберг считался респектабельным дельцом, владельцем нескольких совместных российско-израильских предприятий (и не только!), но все это было лишь на руку Координатору. Достаточно было обнародовать факт сотрудничества Гринберга со страшной и всемогущей политической полицией тоталитарного СССР, и это поставило бы крест на его финансовой и политической карьере.
Вскоре с Гринбергом встретился один из людей гэбэшного генерала. Деликатно напомнив о сексотском прошлом уважаемого в криминальном настоящем преуспевающего бизнесмена, предложил взаимовыгодное экономическое сотрудничество. Кидала колебался недолго – выбора у него действительно не было. До сих пор он еще ни разу не пожалел о согласии.
Структура Координатора намечала банк или фирму, как правило, имевшую «крышей» одну из московских бандитских группировок, и оказывала ей техническое содействие. В него входило оформление залогов, бизнес-планов и прочей документации, контроль за прохождением денег. Гринбергу позволяли кидать банкиров, но за это он перечислял на счета подставных фирм, подконтрольных Координатору, загодя оговоренные суммы.
Так случилось и с банком, подконтрольным шадринской группировке. На всякий случай прогнав деньги по заграничным счетам, кидала предусмотрительно часть перевел бандитам, враждовавшим с шадринскими. Оговоренную сумму он обещал перевести на счет чекистской «крыши» до конца сентября, но, позвонив сегодня утром, в полной растерянности сообщил, что сделать этого не может...
После чего подробно, в деталях пересказал содержание разговора с Ракитой и Солоником. В том, что его тель-авивский офис действительно посетил знаменитый российский киллер, Борух Гринберг не сомневался. А гэбэшному генералу изложил собственные недвусмысленные выводы, проистекающие из состоявшегося в офисе разговора.
Было очевидно: Саша Македонский заигрался. Он становится все более независимым и медленно, но неотвратимо выходит из-под контроля.
Или уже вышел?!
Как бы то ни было, но теперь у Координатора имелось два варианта дальнейших действий.
Первый – надавить на Солоника. Средств оказать давление на человека, находящегося в федеральном розыске, у бывшего генерала КГБ более чем достаточно. В любом случае деньги должны вернуться в Тель-Авив. Но это значило бы засветить ценного агента не только перед шадринскими, но и перед всей российской оргпреступностью. Что крайне нежелательно – как следствие, засветится и собственная структура, а это уже катастрофа.
Теми же средствами шантажа и скрытых угроз можно было бы дать понять Солонику, что он не имеет права действовать самостоятельно. У него есть хозяева, которым он и обязан всем, что имеет, и хозяева эти не потерпят никакой самодеятельности. Впредь и навсегда.
Наконец Македонского можно и принести в жертву, ликвидировать, как в свое время сам он ликвидировал заказанные объекты. Но этот вариант следует держать про запас, на тот случай, если киллер окончательно выйдет из-под контроля.
Хозяин охранной фирмы приходил в себя медленно. Лишь спустя минут сорок после приезда в офис мысли его обрели былую стройность, а размышления – логическую аргументацию.
Усевшись за стол, Координатор по селектору распорядился ни с кем его не соединять по телефону и, взяв лист бумаги, попытался набросать служебный меморандум для куратора, ответственного за Македонского. Писал неторопливо, подолгу обдумывал каждую формулировку. Лишь к обеду оператор сетевого компьютера, зашифровав письмо, отослал его по системе Интернет в Грецию.
Координатор, прослуживший на Лубянке двадцать семь лет, всегда придерживался этого немудреного правила. Точнее, старался придерживаться. Однако новости, полученные им сегодняшним утром из Израиля, вывели его из равновесия.
Приехав в офис, расположенный в старинном особняке Китай-города, бывший кагэбэшный генерал никак не мог прийти в себя. Долго разминал сигарету тонкими пальцами, крошил на полировку стола табак, нервно щелкал зажигалкой, так и не прикуривая. А прикурив наконец и сделав несколько затяжек, сразу же потушил окурок. В возбуждении ходил по кабинету, бесцельно снимал трубку телефона, словно намереваясь кому-то позвонить, но затем бросал ее на рычаг.
– Крошка Цахес, – шептал он, глядя в окно, – вырастили на свою голову...
Причина, выведшая этого обычно уравновешенного человека из себя, была более чем серьезной.
Около полугода назад в поле зрения охранной фирмы Координатора попал серьезный международный аферист: бывший советский, а ныне израильский гражданин Борис Моисеевич Гринберг. Он профессионально специализировался на невозвратных банковских кредитах. Иногда действовал от своего имени, иногда через подставных людей и фиктивные фирмы. На репутацию солидного израильского бизнесмена и политического деятеля, кандидата в кнессет покупались многие. Наведя подробные справки, руководитель коммерческой лубянской структуры выяснил любопытную подробность: еще в начале восьмидесятых этот человек был без особого труда завербован Пятым, так называемым «идеологическим» Главупром союзного КГБ. Ценой стукачества на соотечественников он получил право выезда на историческую родину.
Правда, теперь Борух Гринберг считался респектабельным дельцом, владельцем нескольких совместных российско-израильских предприятий (и не только!), но все это было лишь на руку Координатору. Достаточно было обнародовать факт сотрудничества Гринберга со страшной и всемогущей политической полицией тоталитарного СССР, и это поставило бы крест на его финансовой и политической карьере.
Вскоре с Гринбергом встретился один из людей гэбэшного генерала. Деликатно напомнив о сексотском прошлом уважаемого в криминальном настоящем преуспевающего бизнесмена, предложил взаимовыгодное экономическое сотрудничество. Кидала колебался недолго – выбора у него действительно не было. До сих пор он еще ни разу не пожалел о согласии.
Структура Координатора намечала банк или фирму, как правило, имевшую «крышей» одну из московских бандитских группировок, и оказывала ей техническое содействие. В него входило оформление залогов, бизнес-планов и прочей документации, контроль за прохождением денег. Гринбергу позволяли кидать банкиров, но за это он перечислял на счета подставных фирм, подконтрольных Координатору, загодя оговоренные суммы.
Так случилось и с банком, подконтрольным шадринской группировке. На всякий случай прогнав деньги по заграничным счетам, кидала предусмотрительно часть перевел бандитам, враждовавшим с шадринскими. Оговоренную сумму он обещал перевести на счет чекистской «крыши» до конца сентября, но, позвонив сегодня утром, в полной растерянности сообщил, что сделать этого не может...
После чего подробно, в деталях пересказал содержание разговора с Ракитой и Солоником. В том, что его тель-авивский офис действительно посетил знаменитый российский киллер, Борух Гринберг не сомневался. А гэбэшному генералу изложил собственные недвусмысленные выводы, проистекающие из состоявшегося в офисе разговора.
Было очевидно: Саша Македонский заигрался. Он становится все более независимым и медленно, но неотвратимо выходит из-под контроля.
Или уже вышел?!
Как бы то ни было, но теперь у Координатора имелось два варианта дальнейших действий.
Первый – надавить на Солоника. Средств оказать давление на человека, находящегося в федеральном розыске, у бывшего генерала КГБ более чем достаточно. В любом случае деньги должны вернуться в Тель-Авив. Но это значило бы засветить ценного агента не только перед шадринскими, но и перед всей российской оргпреступностью. Что крайне нежелательно – как следствие, засветится и собственная структура, а это уже катастрофа.
Теми же средствами шантажа и скрытых угроз можно было бы дать понять Солонику, что он не имеет права действовать самостоятельно. У него есть хозяева, которым он и обязан всем, что имеет, и хозяева эти не потерпят никакой самодеятельности. Впредь и навсегда.
Наконец Македонского можно и принести в жертву, ликвидировать, как в свое время сам он ликвидировал заказанные объекты. Но этот вариант следует держать про запас, на тот случай, если киллер окончательно выйдет из-под контроля.
Хозяин охранной фирмы приходил в себя медленно. Лишь спустя минут сорок после приезда в офис мысли его обрели былую стройность, а размышления – логическую аргументацию.
Усевшись за стол, Координатор по селектору распорядился ни с кем его не соединять по телефону и, взяв лист бумаги, попытался набросать служебный меморандум для куратора, ответственного за Македонского. Писал неторопливо, подолгу обдумывал каждую формулировку. Лишь к обеду оператор сетевого компьютера, зашифровав письмо, отослал его по системе Интернет в Грецию.