Страница:
Серенький слушал молча. Зрачки его сделались прямо-таки микроскопическими, словно две точки. Казалось, отсюда, из тихого кабинета, он пытался рассмотреть и Свечу, и братьев Лукиных, и Солоника, и всю ситуацию вокруг своего подопечного. Докурив, аккуратно впечатал окурок в хрустальную пепельницу.
– Наверняка Свеча – не единственный, кто будет искать Солоника? – спросил он наконец.
– Безусловно, – понимающе улыбнулся бывший чекистский генерал. – Есть еще и милиция. И она, как ни странно, тоже иногда ловит преступников. А для милиции поймать нашего героя – дело принципа. Насколько мне известно, в РУОПе его поиск возложен на некоего Олега Воинова. Я ознакомился с его личным делом: проходимец, карьерист, службист, законченный негодяй. Короче говоря, типаж весьма характерный для этой структуры. Прекрасно понимает, что поимкой легендарного Саши Македонского он может сделать себе головокружительную карьеру в РУОПе. Запугать, а тем более купить его не удастся. Он тоже будет сражаться до победного...
Дальнейшая беседа была уже не столь конкретной, а носила более общий характер. Теперь говорил преимущественно Куратор, а его начальник молча слушал, рассеянно стряхивая с сигареты пепел в пепельницу.
Постепенно вырисовывалась ситуация: в Москве Александра Солоника могли прикрывать только шадринские, к которым он был внедрен еще года полтора назад и среди которых был в авторитете. Но теперь, в середине девяносто пятого, шадринские переживали не лучшие времена. В войне с клинской группировкой они потеряли много людей. Всем известно, чем чреваты войны между соперничающими бандитами: никакого легального бизнеса, никаких серьезных дел – деньги, энергия, время расходуются лишь на тотальное истребление конкурентов. Как следствие, обе стороны несут серьезные людские потери: часть оппонентов с обеих сторон оказывается в моргах, часть – в больницах, часть – в руках Регионального управления по борьбе с организованной преступностью и, как следствие, на шконках СИЗО...
– К тому же Солоник теперь в Греции, активное участие его в делах шадринских практически сведено к нулю, – завершил Куратор свой краткий доклад.
Беседа увяла. Вывод напрашивался сам собой: суперкиллер Александр Македонский, которого ищут и менты, и бандиты, должен остаться послушной марионеткой в руках тех, кто заинтересован в его дальнейшей профессиональной деятельности. Теперь этому человеку больше никто не поможет.
Серенький убрал в кейс папку и собрался уже уходить, но в последний момент вспомнил еще об одном пункте беседы.
– Я прошу прощения...
– Да, что еще?
– Его адвокат.
Упоминание об Адвокате не застало Координатора врасплох. В отношении недавнего защитника Солоника и он, и его подчиненный были единодушны: защитник слишком много знал, владел слишком серьезной информацией и по этой причине выглядел в этой истории лишним.
– Я уже продумал, что и как, – спокойно отреагировал хозяин кабинета. – Инсценируем покушение. Вроде бы человек неглупый, поймет: это – предупреждение, последнее... Кстати, когда вы вылетаете в Грецию?..
Машина, на которой ездил по Афинам Куратор, чем-то напоминала своего владельца: светло-серый «Фиат-Типо», столь неприметный на запруженных автотранспортом улицах греческой столицы. Никаких особых примет – тонированных стекол, навороченных дисков, трехметровых антенн, никаких надписей на солнцезащитном козырьке, никаких царапин и вмятин и с трудом запоминаемое сочетание цифр и букв номера. «Фиат» как «Фиат» – таких тут тысячи. Скользнешь по нему взглядом и тут же забудешь, что его видел...
Правда, неприметность автомобиля никак не компенсировала серьезный недостаток – отсутствие кондиционера. В салоне было жарко и душно, пахло перегретым маслом, раскаленной пластмассой, горячей кожей, и Саша Солоник, опустив боковое стекло до отказа, с удовольствием высунул голову наружу, подставляя лицо под струю встречного воздуха.
– А у меня для вас новости, – как бы между делом произнес Куратор, высматривая, где бы припарковаться.
Пассажир насторожился.
– Вот как?
– Нет, пока работы для вас не предвидится. – Водитель на секунду опередил владельца синего «Ауди», первым нырнув в нишу между машинами на стоянке перед небольшим уличным кафе. – Ну что, в машине будем беседовать или на воздухе?
Скоро они уже сидели за столиком под огромным полосатым тентом, столь спасительным в августовский зной. Похолодания, обещанного накануне синоптиками, не предвиделось. Полуденная жара донимала, асфальт плавился под ногами, словно детский пластилин. Крыши домов, автомобили, узкая улочка расплывались в зыбком солнечном мареве. Толстый потный официант, обмахиваясь газетой, принес большую запотевшую бутылку прохладительного напитка прямо из холодильника.
– Ну, чем вы занимались все это время? – спросил Куратор, разливая в бокалы прохладную жидкость. – Кстати, российские телеканалы смотрите?
Саша пожал плечами.
– Смотрю понемногу. Хотя ничего нового о себе так и не узнал. Телевизора я насмотрелся и в тюрьме. А тут отдыхал, приходил в себя, как вы и велели. Начал понемногу набирать форму – плавание, утренний кросс. Да, а как быть с тиром? Я больше месяца не занимался стрельбой, боюсь потерять квалификацию.
– Мы уже нашли для вас стрельбище, – успокоил Сашу Куратор. – А вот в Москве новости такие...
Серенький четко и грамотно пересказал свой недавний разговор с хозяином охранной фирмы, бывшим чекистским генералом. Не весь, конечно, а лишь его часть – о поисках Солоника и РУОПом, и бандитами. При этом он не назвал никаких конкретных имен и фамилий, избегал характеристик, но намеренно сгустил краски. Выходило, что беглеца не сегодня завтра накроют тут, на Балканах, и потому ему следует во всем полагаться на него, Куратора. Ну и, естественно, на тех, кто за ним стоит.
– Впрочем, такое положение имеет и свои плюсы, – неожиданно оптимистически подытожил Сашин собеседник. – Ваши потенциальные клиенты теперь в постоянном напряжении. Уж если великий и ужасный Александр Македонский сбежал из бывшего кагэбэшного спецкорпуса столичной тюрьмы, то он наверняка способен и на большее. Им неизвестно, где вы, с какой стороны ожидать выстрела, чего от вас теперь вообще ожидать. Эти люди отлично понимают, что вам нечего терять и что... – Он запнулся, но Солоник прекрасно понял незамысловатый подтекст.
– И что таким Македонским проще управлять?
– Естественно. – Обычная невозмутимость вернулась к серенькому. – Впрочем, что тут говорить? Вы и сами все прекрасно знаете. Мы вытащили вас из ульяновской зоны, помогли вам выбраться из «Матросской тишины». Но мы – не благотворительная организация.
– Я отработаю, – ответил Саша, твердо взглянув собеседнику в глаза. – Отработаю...
Глава 3
– Наверняка Свеча – не единственный, кто будет искать Солоника? – спросил он наконец.
– Безусловно, – понимающе улыбнулся бывший чекистский генерал. – Есть еще и милиция. И она, как ни странно, тоже иногда ловит преступников. А для милиции поймать нашего героя – дело принципа. Насколько мне известно, в РУОПе его поиск возложен на некоего Олега Воинова. Я ознакомился с его личным делом: проходимец, карьерист, службист, законченный негодяй. Короче говоря, типаж весьма характерный для этой структуры. Прекрасно понимает, что поимкой легендарного Саши Македонского он может сделать себе головокружительную карьеру в РУОПе. Запугать, а тем более купить его не удастся. Он тоже будет сражаться до победного...
Дальнейшая беседа была уже не столь конкретной, а носила более общий характер. Теперь говорил преимущественно Куратор, а его начальник молча слушал, рассеянно стряхивая с сигареты пепел в пепельницу.
Постепенно вырисовывалась ситуация: в Москве Александра Солоника могли прикрывать только шадринские, к которым он был внедрен еще года полтора назад и среди которых был в авторитете. Но теперь, в середине девяносто пятого, шадринские переживали не лучшие времена. В войне с клинской группировкой они потеряли много людей. Всем известно, чем чреваты войны между соперничающими бандитами: никакого легального бизнеса, никаких серьезных дел – деньги, энергия, время расходуются лишь на тотальное истребление конкурентов. Как следствие, обе стороны несут серьезные людские потери: часть оппонентов с обеих сторон оказывается в моргах, часть – в больницах, часть – в руках Регионального управления по борьбе с организованной преступностью и, как следствие, на шконках СИЗО...
– К тому же Солоник теперь в Греции, активное участие его в делах шадринских практически сведено к нулю, – завершил Куратор свой краткий доклад.
Беседа увяла. Вывод напрашивался сам собой: суперкиллер Александр Македонский, которого ищут и менты, и бандиты, должен остаться послушной марионеткой в руках тех, кто заинтересован в его дальнейшей профессиональной деятельности. Теперь этому человеку больше никто не поможет.
Серенький убрал в кейс папку и собрался уже уходить, но в последний момент вспомнил еще об одном пункте беседы.
– Я прошу прощения...
– Да, что еще?
– Его адвокат.
Упоминание об Адвокате не застало Координатора врасплох. В отношении недавнего защитника Солоника и он, и его подчиненный были единодушны: защитник слишком много знал, владел слишком серьезной информацией и по этой причине выглядел в этой истории лишним.
– Я уже продумал, что и как, – спокойно отреагировал хозяин кабинета. – Инсценируем покушение. Вроде бы человек неглупый, поймет: это – предупреждение, последнее... Кстати, когда вы вылетаете в Грецию?..
Машина, на которой ездил по Афинам Куратор, чем-то напоминала своего владельца: светло-серый «Фиат-Типо», столь неприметный на запруженных автотранспортом улицах греческой столицы. Никаких особых примет – тонированных стекол, навороченных дисков, трехметровых антенн, никаких надписей на солнцезащитном козырьке, никаких царапин и вмятин и с трудом запоминаемое сочетание цифр и букв номера. «Фиат» как «Фиат» – таких тут тысячи. Скользнешь по нему взглядом и тут же забудешь, что его видел...
Правда, неприметность автомобиля никак не компенсировала серьезный недостаток – отсутствие кондиционера. В салоне было жарко и душно, пахло перегретым маслом, раскаленной пластмассой, горячей кожей, и Саша Солоник, опустив боковое стекло до отказа, с удовольствием высунул голову наружу, подставляя лицо под струю встречного воздуха.
– А у меня для вас новости, – как бы между делом произнес Куратор, высматривая, где бы припарковаться.
Пассажир насторожился.
– Вот как?
– Нет, пока работы для вас не предвидится. – Водитель на секунду опередил владельца синего «Ауди», первым нырнув в нишу между машинами на стоянке перед небольшим уличным кафе. – Ну что, в машине будем беседовать или на воздухе?
Скоро они уже сидели за столиком под огромным полосатым тентом, столь спасительным в августовский зной. Похолодания, обещанного накануне синоптиками, не предвиделось. Полуденная жара донимала, асфальт плавился под ногами, словно детский пластилин. Крыши домов, автомобили, узкая улочка расплывались в зыбком солнечном мареве. Толстый потный официант, обмахиваясь газетой, принес большую запотевшую бутылку прохладительного напитка прямо из холодильника.
– Ну, чем вы занимались все это время? – спросил Куратор, разливая в бокалы прохладную жидкость. – Кстати, российские телеканалы смотрите?
Саша пожал плечами.
– Смотрю понемногу. Хотя ничего нового о себе так и не узнал. Телевизора я насмотрелся и в тюрьме. А тут отдыхал, приходил в себя, как вы и велели. Начал понемногу набирать форму – плавание, утренний кросс. Да, а как быть с тиром? Я больше месяца не занимался стрельбой, боюсь потерять квалификацию.
– Мы уже нашли для вас стрельбище, – успокоил Сашу Куратор. – А вот в Москве новости такие...
Серенький четко и грамотно пересказал свой недавний разговор с хозяином охранной фирмы, бывшим чекистским генералом. Не весь, конечно, а лишь его часть – о поисках Солоника и РУОПом, и бандитами. При этом он не назвал никаких конкретных имен и фамилий, избегал характеристик, но намеренно сгустил краски. Выходило, что беглеца не сегодня завтра накроют тут, на Балканах, и потому ему следует во всем полагаться на него, Куратора. Ну и, естественно, на тех, кто за ним стоит.
– Впрочем, такое положение имеет и свои плюсы, – неожиданно оптимистически подытожил Сашин собеседник. – Ваши потенциальные клиенты теперь в постоянном напряжении. Уж если великий и ужасный Александр Македонский сбежал из бывшего кагэбэшного спецкорпуса столичной тюрьмы, то он наверняка способен и на большее. Им неизвестно, где вы, с какой стороны ожидать выстрела, чего от вас теперь вообще ожидать. Эти люди отлично понимают, что вам нечего терять и что... – Он запнулся, но Солоник прекрасно понял незамысловатый подтекст.
– И что таким Македонским проще управлять?
– Естественно. – Обычная невозмутимость вернулась к серенькому. – Впрочем, что тут говорить? Вы и сами все прекрасно знаете. Мы вытащили вас из ульяновской зоны, помогли вам выбраться из «Матросской тишины». Но мы – не благотворительная организация.
– Я отработаю, – ответил Саша, твердо взглянув собеседнику в глаза. – Отработаю...
Глава 3
Этот ночной клуб внешне ничем не отличался от десятков других столичных заведений подобного рода, однако имел в Москве специфическую репутацию. Причем настолько, что люди, не причислявшие себя к завсегдатаям заведения, старались не появляться тут без нужды, особенно в позднее время.
Нет, обслуживание, кухня, набор спиртного и развлечения тут целиком и полностью соответствовали общепринятым стандартам: официанты и бармены отличались предупредительностью и ненавязчивостью, повара и кондитеры – несомненным мастерством, выбор напитков – похвальным разнообразием, а имена популярных эстрадных исполнителей, выступавших тут вечерами, невольно заставляли вспоминать новогодние «Голубые огоньки».
Но люди посвященные отлично знали: в этом небольшом и таком уютном заведении, как правило, собираются бандиты.
Вот и теперь за сдвинутыми столиками неподалеку от бара сидели пять или шесть молодых людей атлетического телосложения и характерной внешности. Разболтанные движения кистей рук, пальцы унизаны перстнями-спецсимволами, значительное выражение лиц, дорогой, но не всегда со вкусом подобранный прикид, в разговоре преобладала профессиональная феня. Все это красноречиво свидетельствовало о принадлежности собравшихся далеко не к самой законопослушной категории российских граждан. Впрочем, не всех сидевших за сдвинутыми столиками можно было причислить к криминалитету.
С краю, ближе к проходу, скромно примостились трое в дорогой, но подчеркнуто скромной одежде. Напряженные лица, боязнь сказать что-то лишнее выдавали в троице подшефных бизнесменов.
Во главе стола сидел здоровенный амбал лет тридцати. Хищный прищур небольших, глубоко посаженных глаз, мощный квадратный подбородок, плоские уши боксера, стрижка бобриком, из-за которой и без того его крупная голова казалась еще больше, – все это вместе придавало его облику внушительность и агрессивность. Правда, праздничный блеск глаз и резиновая улыбка, с которой он выслушивал остальных, несколько сглаживали устрашающее впечатление. Улыбка редко появляется на его лице.
Сегодня, двенадцатого августа, у него был день рождения. Ради такого дня, который, как известно, бывает лишь раз в году, можно и расслабиться, можно изредка и улыбнуться.
Веселье было в самом разгаре – разливалось спиртное, звучали тосты, с хрустальным звоном сдвигались бокалы. Пожилой бородатый бард с акустической гитарой, типичный ресторанный мужик типа Звездинского, хрипел с подиума в центре зала куплеты на блатной фене:
– За новорожденного!
– За тебя, Свеча!
– Чтобы свечи твоим врагам на могилы ставили! – щегольнул каламбуром один из пацанов.
В голове плыл негромкий гул – умиротворяющий, приятный, сиреневой дымкой отделяя собравшихся от будней, минувших и будущих: с «терками», «наездами», «стрелками», коварными ментовскими прокладками и прочими издержками их опасной профессии. Причем настолько опасной, что каждый день может в любой момент закончиться кабинетом следователя, «хатой» следственного изолятора, зарешеченными окнами печально известной двадцатой больницы или секционным залом морга.
Это только в уголовной лирике, столь любимой прыщавыми малолетками, «гнущими пальцы» на блатной манер, будни бандитов представлены в романтическо-возвышенном ореоле. Вон и ресторанный мужичок на подиуме хрипит под гитару:
Жизнь коротка, и никто из собравшихся на дне рождения бригадира не мог сказать, насколько коротка. Вот и хочется каждый день прожить так, словно бы он последний.
– Ну что, Свеча? – Маленький, верткий пацан в светло-сером пиджаке, подняв стопочку с водкой, обвел гостей взглядом. – За твой день рождения уже пили, за погибель всех твоих врагов тоже. А давайте я философский, проникновенный тост скажу, а?
Присутствовавшие, явно ожидая чего-то веселого, оживились.
– Давай, Укол, говори!
Тот, кого гости назвали Уколом, состроил серьезное лицо и произнес:
– Поэт сказал: «Если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно».
Улыбки застыли на лицах пацанов.
– А при чем тут звезды? – спросил один.
– Ты че – в профессора, в ботаники записался? – хохотнул другой.
– Укол, братишка, поясни пацанам, о каких таких звездах базар? – Свечников хотя и понимал, что это какая-то хитрая шутка, но почему-то и на своем дне рождения хотел выглядеть значительным и серьезным. – Уж не о тех ли, что у мусоров на погонах?
– Когда мента поганого хоронят, всегда на могиле ставят типовой памятник с красной звездой, – пояснил произносивший тост. – За что и выпьем!
Последние слова заглушили одобрительные возгласы: тост пришелся по вкусу, явно понравился. Выпив, братва наконец вспомнила и о приглашенных бизнесменах. Те по-прежнему напряженно сидели с краю, точно пленники людоедов.
Они пришли на день рождения бригадира «крышников» с подношениями (столик, естественно, был оплачен ими же), и теперь настал момент эти подношения преподнести.
– Ну, барыги, когда будете нашего старшого поздравлять? – Укол, лихо опрокинув стопочку с водкой, обернулся к одному из бизнесменов – толстенькому, чернявому мужчине, напоминающему навозного жука.
Тот засуетился, полез в карман, извлекая оттуда небольшую коробочку.
– Сергей Иванович, – произнес жукообразный задушевным голосом, – в этот торжественный день позвольте преподнести вам наш скромный подарок. Пусть стрелки этих часов, – бизнесмен открыл футляр, извлекая из него золотые часы, – отсчитывают для вас только радостные минуты жизни. И я хочу выпить, чтобы вы...
Укол вновь разлил спиртное, а Свеча, не дослушав бизнесмена даже ради приличия, уже принимал из его рук презент.
– Ни хера себе! «Патрик Филипп»! – благосклонно воскликнул он. – Ну, удружил, Гена, удружил! Давно о таких мечтал.
Жукообразный хотел было сказать еще что-то, но его одернул все тот же Укол.
– Ну что, пацаны, какая у нас дальше культурная программа?
– Барух бы каких снять, бухла прикупить, да в сауну, – предложил Свеча, щелкнув золотым браслетиком на широком запястье.
– Тоже неплохо. – Видимо, поведение подшефных барыг было столь безупречным, что Укол, бывший на дне рождения своего бригадира кем-то вроде распорядителя, посчитал возможным пригласить и их. – Ну что, господа бизнесмены, поехали с нами? Не пожалеете. Гулять так гулять! Есть тут один спорткомплекс. Телок потрахаем, заодно, как говорится, и помоемся... Слышь, Свеча, тут животных наберем или по дороге наснимаем? Однако веселую поездку в сауну, обещавшую стать достойным венцом дня рождения, пришлось временно отложить: в дверном проеме появились еще двое, отлично знакомые всем, кто сидел за столом. Это были братья Лукины, Миша и Коля, несомненные лидеры группировки, под началом которой работал и Свеча, и пацаны его бригады. Оба рослые, широкоскулые, накачанные, с поразительно одинаковым выражением лиц, по которому невозможно было прочитать, что у братьев на уме.
Группировка братьев, получившая название урицкой, нарисовалась в столице довольно давно, в конце восьмидесятых – начале девяностых. Братья, обладавшие несомненным организаторским талантом, сумели сбить довольно крепкую силовую бригаду, куда вошли как вышедшие в тираж спортсмены – штангисты, борцы, боксеры, биатлонисты, многоборцы, – так и профессиональные уголовники, имевшие за спиной как минимум по одной «командировке» «за решки, за колючки». Хотя Лукины не имели ни одной судимости, не побывали даже на «хате» изолятора временного содержания, к воровским понятиям они относились весьма лояльно. У группировки был и вор, ее курировавший, – довольно авторитетный в столице законник Крапленый. Не «апельсин», но настоящий, правильный вор, выступавший не только в роли третейского судьи, но и в качестве своеобразного буфера между урицкими пацанами и остальной воровской публикой.
Так же, как и многие в те времена, урицкие пацаны начинали с элементарных автокидков, вышибания долгов, наездов на владельцев кооперативных киосков. Вскоре в поле их зрения попали несколько перспективных фирм, которые не стали мелочно дербанить почем зря, а, наоборот, растили из их владельцев «кабанчиков», чтобы дербануть всего лишь разок, но по-крупному. Такая тактика оправдала себя на сто процентов – деньги, полученные братьями Лукиными, в конечном итоге вкладывались в наиболее прибыльный бизнес: производство фальшивой водки, бензоколонки, автосервис, увеселительные заведения.
Реальная сила любой оргпреступной группировки характеризуется тремя факторами: финансовыми возможностями, количеством стволов и связями.
К середине девяносто пятого года по количеству подопечных фирм и банков, по числу стволов урицкая группировка не могла сравниться ни с огромной империей солнцевских, ни с беспредельными дагестанцами, ни с дерзкой «долгопой». Но они тем не менее занимали собственную нишу в столичном криминальном мире, которую не собирались ни с кем делить ни при каких обстоятельствах.
Братья Лукины стояли во главе урицких около пяти лет. Авторитет их был непререкаем не только из-за своеобразных талантов, но и еще по одной причине: братья ревностно следили за внутренними делами в бригадах и не позволяли усилиться кому-нибудь из пацанов. И не дай бог было кому-то из них набрать вес: такого либо по предварительной договоренности сдавали конкурентам (с последующим «завалом» на какой-нибудь «стрелке»), либо выбрасывали на раздербан руоповцам.
Свеча, выросший в небольшом провинциальном городке российского Нечерноземья, ничем особым не выделялся: окончил спортивную спецшколу олимпийского резерва, отслужил срочную в армии, вернулся домой. Женитьба, рождение ребенка, развод. Несколько раз конфликтовал с законом, имел за плечами условную судимость. Он попал в группировку сразу же после смерти брата. Покойный Глобус примерно за год до смерти вызвал его в Москву и ввел братана в криминальные структуры Москвы, выступив в качестве своеобразного толкача. В те времена авторитет Глобуса способствовал карьере брата. Свечников, человек неглупый и достаточно дальновидный, рос как на дрожжах. У Лукиных, с которыми Глобус поддерживал приятельские отношения, недавний провинциальный мастер спорта по боксу довольно быстро выбился сперва в звеньевые, а затем в бригадиры. Но после внезапной смерти брата-законника Сергея Свечникова стали тормозить. Это вовсе не означало, что он не был авторитетным у пацанов. Но Лукины, понимая, что конкурент им ни к чему, сознательно не поручали ему дел важных и перспективных...
В последнее время, как казалось Свече, братья стали косо смотреть на него. Неизбежно назревал крупный «рамс», или «непонятка», как принято говорить в подобных случаях.
К тому же природное самолюбие Свечникова не позволяло ему долго оставаться бригадиром. Он понимал, что братва ждет от него Поступка – одного-единственного. И брат законного вора, погибшего от руки киллера, уже догадывался, какого именно.
Нет, не то чтобы ему говорили открытым текстом или даже намекали: неглупый человек сам должен просчитывать на несколько ходов наперед.
– Ну, Серега, поздравляем. – Миша, старший из Лукиных, с чувством пожал имениннику руку.
– Всех благ тебе, братан. – Коля Лукин, приязненно улыбнувшись, вручил подарок, черную коробочку пейджера. – Расти большой, слушайся старших, не забывай о братве. Давай, пристегивай к ремешку, чтобы было куда тебе названивать. У тебя мобильный вечно ломается или зависаешь где попало...
Свеча, сдержанно поблагодарив братьев, снова уселся за стол.
– Тут предложение поступило. – Укол принялся разливать спиртное припозднившимся братьям, – взять каких-нибудь телок, и в сауну.
Старший Лукин благосклонно улыбнулся.
– Сауна – это хорошо. Особенно, если сисястая телка спинку потрет, яйца до блеска языком начистит. Все правильно: чистота – залог здоровья. Только давайте еще немного посидим. Тут один человек должен подойти, может, и его с собой прихватим...
Естественно, и ситуация, и субординация не позволили никому из собравшихся поинтересоваться, что это за человек, хотя Свечников, естественно, несколько насторожился. От Лукиных в любой момент можно было ожидать подвоха: что другое, а это он усвоил наверняка.
Человек, о котором шла речь, не заставил себя долго ждать – он подсел к столику минут через двадцать после прихода братьев.
Пожилой, невысокий, с аккуратно подстриженной бородкой, мягкими движениями и интеллигентностью манер, он напоминал то ли доктора провинциальной больницы, то ли ушедшего на заслуженный отдых директора школы. Впрочем, густые фиолетовые татуировки-перстни на пальцах красноречиво свидетельствовали: этот человек далек и от медицины, и от народного образования.
Обладатель аккуратно подстриженной бородки был не кем иным, как Крапленым – натуральным вором в законе, своеобразным «куратором» урицких.
– Ну, здравствуйте всем, – негромко, с подчеркнутой доброжелательностью произнес он. – А где же наш именинник?
Николай Лукин кивнул в сторону Свечи – тот было поднялся, чтобы освободить Крапленому почетное место, однако Крапленый, улыбнувшись, покачал головой:
– Спасибо. Не суетись, братан. Сегодня твой праздник. Подарок за мной – извини, слишком поздно узнал...
Вор, опустившись в кресло, предупредительно освобожденное одним из пацанов, принял в руки стопочку со спиртным, налитую другим пацаном, и сказал с чувством:
– Ну, за тебя, братан Свеча, за твои успехи, за твой авторитет. Репутация у тебя хорошая, наслышан – никаких «косяков» за тобой не водилось. Искренне желаю тебе, чтоб достиг ты того же, чего в свое время достиг брат твой покойный, Глобус, земля ему пухом!.. – закончил он, немного понизив голос.
Упоминание о погибшем брате заставило Свечникова едва заметно вздрогнуть. Уже при появлении вора именинник понял, что сегодня за праздничным столом речь обязательно зайдет и об убитом братане Валере.
Вскоре веселье возобновилось – ввиду появления авторитетного человека бизнесмены были спешно выпровождены из-за стола. Нетрезвые пацаны разбрелись по залу, присматриваясь к сидевшим тут телкам, сыпали недвусмысленными комплиментами, ангажируя барышень провести веселую ночь.
Крапленый вновь подлил в стопку водки и пристально взглянул на именинника:
– А я ведь не зря твоего братана вспомнил.
Свеча внутренне напрягся – он знал, что такие разговоры просто так не заводят. И уж тем более такие люди, как вор.
– Парился я с твоим братишкой на Бутырке, по спецу на одной «хате». Толковый и авторитетный был Валера. Умный, энергичный, хватка у него была. Такие раз в сто лет рождаются! Ни себя, ни пацанов своих в обиду не давал. Мы на него тогда поставили – думали, сумеет поднять нашу идею. Я-то в свое время был одним из тех, кто венец воровской на него возложил. А конец, видишь, какой...
Не договорив, Крапленый закурил.
Свечников, внимательно глядя на собеседника, уже прокручивал в голове продолжение этой беседы. И приблизительно знал, о чем будет тереть с ним вор дальше.
– Как дальше жить собираешься? – продолжая внимательно рассматривать Свечу, поинтересовался тот.
– По понятиям и с уважением к братве, – с готовностью ответствовал бригадир.
– Ну-ну, – прищурился собеседник. – По понятиям – это хорошо. Только братишка твой, Глобус, вот уже больше года в земле лежит, а убийца его, беспредельщик хренов, на воле гуляет.
Свечников нахмурился.
– Он ведь в «Матросске» сидел... Мы все тогда думали, что гада этого там блатные завалят. Да сбежал вот, сука.
– Сбежал, сука. Греется теперь где-нибудь на Багамах или Канарах, – невозмутимо продолжал Крапленый. – А вы, пацаны, тут сидите, жиром обрастаете, жизнь прожигаете. А он... Кровь твоего брата – на нем! А ведь Глобус и мне братом был. Да и не только Валерина кровь. Много кого еще... Да и неизвестно, скольких еще воров, скольких золотых пацанов он перешмаляет!
Свеча понял: теперь или никогда! Вот он, шанс: дать вору слово найти и завалить киллера Солоника, выпустить нутро из этой суки, поднявшего руку на вора. Мало того, что получить моральное удовлетворение, еще и упрочить свое положение в уголовном мире, завоевать весомый авторитет. Уж после такого братья Лукины наверняка начнут с ним считаться!
– Так что скажешь?
Лицо Свечникова сделалось каким-то торжественным и в то же время непроницаемым.
– Слово даю, если этого урода не найду и не вальну, бля буду, слово пацана!..
На лице Крапленого обозначилось нечто вроде улыбки.
– Уже теплей... Только ведь он хитрожопый, сука. Прячется. Это тебе не бизнесмен, на которого пацаны наехали. – Снял квартиру на другом конце Москвы и руководит оттуда своим бизнесом по мобильному. Это – профи. Тут о нем по Москве разная параша ходит: будто бы и кагэбэшники его на что-то там натаскивали, будто бы стреляет он, как бог. Насчет кагэбэшников не знаю, но то что снайпер он классный, это точно.
– Да уж знаю. – Свеча закурил, глубоко затянувшись. – Наплели о нем всякого... Мало того, что натуральный урод, так еще и бывший мусор! Все газеты только о нем и пишут!
– Ну, и когда его искать начнешь? – невозмутимо поинтересовался Крапленый.
Это был ключевой момент.
Все! Слово дано, обратного пути нет. Авторитетный пацан, дав однажды слово вору, не может его нарушить ни при каких обстоятельствах. За язык Свечу никто не тянул. Не нашел, не завалил гниду – считай, офоршмачился. А офоршмачившись перед вором, пацан никогда не сможет рассчитывать выбиться в авторитеты.
С силой затушив окурок, брат покойного законника произнес:
– Прямо завтра и начну. Эй, пацаны! – крикнул он своим «быкам». – Подгребайте к столу, базар тут один интересный...
Нет, обслуживание, кухня, набор спиртного и развлечения тут целиком и полностью соответствовали общепринятым стандартам: официанты и бармены отличались предупредительностью и ненавязчивостью, повара и кондитеры – несомненным мастерством, выбор напитков – похвальным разнообразием, а имена популярных эстрадных исполнителей, выступавших тут вечерами, невольно заставляли вспоминать новогодние «Голубые огоньки».
Но люди посвященные отлично знали: в этом небольшом и таком уютном заведении, как правило, собираются бандиты.
Вот и теперь за сдвинутыми столиками неподалеку от бара сидели пять или шесть молодых людей атлетического телосложения и характерной внешности. Разболтанные движения кистей рук, пальцы унизаны перстнями-спецсимволами, значительное выражение лиц, дорогой, но не всегда со вкусом подобранный прикид, в разговоре преобладала профессиональная феня. Все это красноречиво свидетельствовало о принадлежности собравшихся далеко не к самой законопослушной категории российских граждан. Впрочем, не всех сидевших за сдвинутыми столиками можно было причислить к криминалитету.
С краю, ближе к проходу, скромно примостились трое в дорогой, но подчеркнуто скромной одежде. Напряженные лица, боязнь сказать что-то лишнее выдавали в троице подшефных бизнесменов.
Во главе стола сидел здоровенный амбал лет тридцати. Хищный прищур небольших, глубоко посаженных глаз, мощный квадратный подбородок, плоские уши боксера, стрижка бобриком, из-за которой и без того его крупная голова казалась еще больше, – все это вместе придавало его облику внушительность и агрессивность. Правда, праздничный блеск глаз и резиновая улыбка, с которой он выслушивал остальных, несколько сглаживали устрашающее впечатление. Улыбка редко появляется на его лице.
Сегодня, двенадцатого августа, у него был день рождения. Ради такого дня, который, как известно, бывает лишь раз в году, можно и расслабиться, можно изредка и улыбнуться.
Веселье было в самом разгаре – разливалось спиртное, звучали тосты, с хрустальным звоном сдвигались бокалы. Пожилой бородатый бард с акустической гитарой, типичный ресторанный мужик типа Звездинского, хрипел с подиума в центре зала куплеты на блатной фене:
Впрочем, собравшиеся почти не слушали барда, их внимание было сосредоточено на виновнике торжества.
В кабак заехал на «стрелу»,
Подсел я правильно к окну
И объяснил все в исключительной манере.
Двоих я сразу срисовал —
Один у плинтуса стоял.
Я понял: «крыша» – это милиционеры.
– За новорожденного!
– За тебя, Свеча!
– Чтобы свечи твоим врагам на могилы ставили! – щегольнул каламбуром один из пацанов.
В голове плыл негромкий гул – умиротворяющий, приятный, сиреневой дымкой отделяя собравшихся от будней, минувших и будущих: с «терками», «наездами», «стрелками», коварными ментовскими прокладками и прочими издержками их опасной профессии. Причем настолько опасной, что каждый день может в любой момент закончиться кабинетом следователя, «хатой» следственного изолятора, зарешеченными окнами печально известной двадцатой больницы или секционным залом морга.
Это только в уголовной лирике, столь любимой прыщавыми малолетками, «гнущими пальцы» на блатной манер, будни бандитов представлены в романтическо-возвышенном ореоле. Вон и ресторанный мужичок на подиуме хрипит под гитару:
На самом-то деле все проще, бесхитростней, но куда с большей кровью и жесткостью.
Когда бугор у них пришел,
Они – за «перья», я – за ствол.
Но ничего тут не поделаешь: работа.
Но кто же будет отвечать?
Они вдруг заднюю включать,
А мне валить их тоже, в общем, неохота...
Жизнь коротка, и никто из собравшихся на дне рождения бригадира не мог сказать, насколько коротка. Вот и хочется каждый день прожить так, словно бы он последний.
– Ну что, Свеча? – Маленький, верткий пацан в светло-сером пиджаке, подняв стопочку с водкой, обвел гостей взглядом. – За твой день рождения уже пили, за погибель всех твоих врагов тоже. А давайте я философский, проникновенный тост скажу, а?
Присутствовавшие, явно ожидая чего-то веселого, оживились.
– Давай, Укол, говори!
Тот, кого гости назвали Уколом, состроил серьезное лицо и произнес:
– Поэт сказал: «Если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно».
Улыбки застыли на лицах пацанов.
– А при чем тут звезды? – спросил один.
– Ты че – в профессора, в ботаники записался? – хохотнул другой.
– Укол, братишка, поясни пацанам, о каких таких звездах базар? – Свечников хотя и понимал, что это какая-то хитрая шутка, но почему-то и на своем дне рождения хотел выглядеть значительным и серьезным. – Уж не о тех ли, что у мусоров на погонах?
– Когда мента поганого хоронят, всегда на могиле ставят типовой памятник с красной звездой, – пояснил произносивший тост. – За что и выпьем!
Последние слова заглушили одобрительные возгласы: тост пришелся по вкусу, явно понравился. Выпив, братва наконец вспомнила и о приглашенных бизнесменах. Те по-прежнему напряженно сидели с краю, точно пленники людоедов.
Они пришли на день рождения бригадира «крышников» с подношениями (столик, естественно, был оплачен ими же), и теперь настал момент эти подношения преподнести.
– Ну, барыги, когда будете нашего старшого поздравлять? – Укол, лихо опрокинув стопочку с водкой, обернулся к одному из бизнесменов – толстенькому, чернявому мужчине, напоминающему навозного жука.
Тот засуетился, полез в карман, извлекая оттуда небольшую коробочку.
– Сергей Иванович, – произнес жукообразный задушевным голосом, – в этот торжественный день позвольте преподнести вам наш скромный подарок. Пусть стрелки этих часов, – бизнесмен открыл футляр, извлекая из него золотые часы, – отсчитывают для вас только радостные минуты жизни. И я хочу выпить, чтобы вы...
Укол вновь разлил спиртное, а Свеча, не дослушав бизнесмена даже ради приличия, уже принимал из его рук презент.
– Ни хера себе! «Патрик Филипп»! – благосклонно воскликнул он. – Ну, удружил, Гена, удружил! Давно о таких мечтал.
Жукообразный хотел было сказать еще что-то, но его одернул все тот же Укол.
– Ну что, пацаны, какая у нас дальше культурная программа?
– Барух бы каких снять, бухла прикупить, да в сауну, – предложил Свеча, щелкнув золотым браслетиком на широком запястье.
– Тоже неплохо. – Видимо, поведение подшефных барыг было столь безупречным, что Укол, бывший на дне рождения своего бригадира кем-то вроде распорядителя, посчитал возможным пригласить и их. – Ну что, господа бизнесмены, поехали с нами? Не пожалеете. Гулять так гулять! Есть тут один спорткомплекс. Телок потрахаем, заодно, как говорится, и помоемся... Слышь, Свеча, тут животных наберем или по дороге наснимаем? Однако веселую поездку в сауну, обещавшую стать достойным венцом дня рождения, пришлось временно отложить: в дверном проеме появились еще двое, отлично знакомые всем, кто сидел за столом. Это были братья Лукины, Миша и Коля, несомненные лидеры группировки, под началом которой работал и Свеча, и пацаны его бригады. Оба рослые, широкоскулые, накачанные, с поразительно одинаковым выражением лиц, по которому невозможно было прочитать, что у братьев на уме.
Группировка братьев, получившая название урицкой, нарисовалась в столице довольно давно, в конце восьмидесятых – начале девяностых. Братья, обладавшие несомненным организаторским талантом, сумели сбить довольно крепкую силовую бригаду, куда вошли как вышедшие в тираж спортсмены – штангисты, борцы, боксеры, биатлонисты, многоборцы, – так и профессиональные уголовники, имевшие за спиной как минимум по одной «командировке» «за решки, за колючки». Хотя Лукины не имели ни одной судимости, не побывали даже на «хате» изолятора временного содержания, к воровским понятиям они относились весьма лояльно. У группировки был и вор, ее курировавший, – довольно авторитетный в столице законник Крапленый. Не «апельсин», но настоящий, правильный вор, выступавший не только в роли третейского судьи, но и в качестве своеобразного буфера между урицкими пацанами и остальной воровской публикой.
Так же, как и многие в те времена, урицкие пацаны начинали с элементарных автокидков, вышибания долгов, наездов на владельцев кооперативных киосков. Вскоре в поле их зрения попали несколько перспективных фирм, которые не стали мелочно дербанить почем зря, а, наоборот, растили из их владельцев «кабанчиков», чтобы дербануть всего лишь разок, но по-крупному. Такая тактика оправдала себя на сто процентов – деньги, полученные братьями Лукиными, в конечном итоге вкладывались в наиболее прибыльный бизнес: производство фальшивой водки, бензоколонки, автосервис, увеселительные заведения.
Реальная сила любой оргпреступной группировки характеризуется тремя факторами: финансовыми возможностями, количеством стволов и связями.
К середине девяносто пятого года по количеству подопечных фирм и банков, по числу стволов урицкая группировка не могла сравниться ни с огромной империей солнцевских, ни с беспредельными дагестанцами, ни с дерзкой «долгопой». Но они тем не менее занимали собственную нишу в столичном криминальном мире, которую не собирались ни с кем делить ни при каких обстоятельствах.
Братья Лукины стояли во главе урицких около пяти лет. Авторитет их был непререкаем не только из-за своеобразных талантов, но и еще по одной причине: братья ревностно следили за внутренними делами в бригадах и не позволяли усилиться кому-нибудь из пацанов. И не дай бог было кому-то из них набрать вес: такого либо по предварительной договоренности сдавали конкурентам (с последующим «завалом» на какой-нибудь «стрелке»), либо выбрасывали на раздербан руоповцам.
Свеча, выросший в небольшом провинциальном городке российского Нечерноземья, ничем особым не выделялся: окончил спортивную спецшколу олимпийского резерва, отслужил срочную в армии, вернулся домой. Женитьба, рождение ребенка, развод. Несколько раз конфликтовал с законом, имел за плечами условную судимость. Он попал в группировку сразу же после смерти брата. Покойный Глобус примерно за год до смерти вызвал его в Москву и ввел братана в криминальные структуры Москвы, выступив в качестве своеобразного толкача. В те времена авторитет Глобуса способствовал карьере брата. Свечников, человек неглупый и достаточно дальновидный, рос как на дрожжах. У Лукиных, с которыми Глобус поддерживал приятельские отношения, недавний провинциальный мастер спорта по боксу довольно быстро выбился сперва в звеньевые, а затем в бригадиры. Но после внезапной смерти брата-законника Сергея Свечникова стали тормозить. Это вовсе не означало, что он не был авторитетным у пацанов. Но Лукины, понимая, что конкурент им ни к чему, сознательно не поручали ему дел важных и перспективных...
В последнее время, как казалось Свече, братья стали косо смотреть на него. Неизбежно назревал крупный «рамс», или «непонятка», как принято говорить в подобных случаях.
К тому же природное самолюбие Свечникова не позволяло ему долго оставаться бригадиром. Он понимал, что братва ждет от него Поступка – одного-единственного. И брат законного вора, погибшего от руки киллера, уже догадывался, какого именно.
Нет, не то чтобы ему говорили открытым текстом или даже намекали: неглупый человек сам должен просчитывать на несколько ходов наперед.
– Ну, Серега, поздравляем. – Миша, старший из Лукиных, с чувством пожал имениннику руку.
– Всех благ тебе, братан. – Коля Лукин, приязненно улыбнувшись, вручил подарок, черную коробочку пейджера. – Расти большой, слушайся старших, не забывай о братве. Давай, пристегивай к ремешку, чтобы было куда тебе названивать. У тебя мобильный вечно ломается или зависаешь где попало...
Свеча, сдержанно поблагодарив братьев, снова уселся за стол.
– Тут предложение поступило. – Укол принялся разливать спиртное припозднившимся братьям, – взять каких-нибудь телок, и в сауну.
Старший Лукин благосклонно улыбнулся.
– Сауна – это хорошо. Особенно, если сисястая телка спинку потрет, яйца до блеска языком начистит. Все правильно: чистота – залог здоровья. Только давайте еще немного посидим. Тут один человек должен подойти, может, и его с собой прихватим...
Естественно, и ситуация, и субординация не позволили никому из собравшихся поинтересоваться, что это за человек, хотя Свечников, естественно, несколько насторожился. От Лукиных в любой момент можно было ожидать подвоха: что другое, а это он усвоил наверняка.
Человек, о котором шла речь, не заставил себя долго ждать – он подсел к столику минут через двадцать после прихода братьев.
Пожилой, невысокий, с аккуратно подстриженной бородкой, мягкими движениями и интеллигентностью манер, он напоминал то ли доктора провинциальной больницы, то ли ушедшего на заслуженный отдых директора школы. Впрочем, густые фиолетовые татуировки-перстни на пальцах красноречиво свидетельствовали: этот человек далек и от медицины, и от народного образования.
Обладатель аккуратно подстриженной бородки был не кем иным, как Крапленым – натуральным вором в законе, своеобразным «куратором» урицких.
– Ну, здравствуйте всем, – негромко, с подчеркнутой доброжелательностью произнес он. – А где же наш именинник?
Николай Лукин кивнул в сторону Свечи – тот было поднялся, чтобы освободить Крапленому почетное место, однако Крапленый, улыбнувшись, покачал головой:
– Спасибо. Не суетись, братан. Сегодня твой праздник. Подарок за мной – извини, слишком поздно узнал...
Вор, опустившись в кресло, предупредительно освобожденное одним из пацанов, принял в руки стопочку со спиртным, налитую другим пацаном, и сказал с чувством:
– Ну, за тебя, братан Свеча, за твои успехи, за твой авторитет. Репутация у тебя хорошая, наслышан – никаких «косяков» за тобой не водилось. Искренне желаю тебе, чтоб достиг ты того же, чего в свое время достиг брат твой покойный, Глобус, земля ему пухом!.. – закончил он, немного понизив голос.
Упоминание о погибшем брате заставило Свечникова едва заметно вздрогнуть. Уже при появлении вора именинник понял, что сегодня за праздничным столом речь обязательно зайдет и об убитом братане Валере.
Вскоре веселье возобновилось – ввиду появления авторитетного человека бизнесмены были спешно выпровождены из-за стола. Нетрезвые пацаны разбрелись по залу, присматриваясь к сидевшим тут телкам, сыпали недвусмысленными комплиментами, ангажируя барышень провести веселую ночь.
Крапленый вновь подлил в стопку водки и пристально взглянул на именинника:
– А я ведь не зря твоего братана вспомнил.
Свеча внутренне напрягся – он знал, что такие разговоры просто так не заводят. И уж тем более такие люди, как вор.
– Парился я с твоим братишкой на Бутырке, по спецу на одной «хате». Толковый и авторитетный был Валера. Умный, энергичный, хватка у него была. Такие раз в сто лет рождаются! Ни себя, ни пацанов своих в обиду не давал. Мы на него тогда поставили – думали, сумеет поднять нашу идею. Я-то в свое время был одним из тех, кто венец воровской на него возложил. А конец, видишь, какой...
Не договорив, Крапленый закурил.
Свечников, внимательно глядя на собеседника, уже прокручивал в голове продолжение этой беседы. И приблизительно знал, о чем будет тереть с ним вор дальше.
– Как дальше жить собираешься? – продолжая внимательно рассматривать Свечу, поинтересовался тот.
– По понятиям и с уважением к братве, – с готовностью ответствовал бригадир.
– Ну-ну, – прищурился собеседник. – По понятиям – это хорошо. Только братишка твой, Глобус, вот уже больше года в земле лежит, а убийца его, беспредельщик хренов, на воле гуляет.
Свечников нахмурился.
– Он ведь в «Матросске» сидел... Мы все тогда думали, что гада этого там блатные завалят. Да сбежал вот, сука.
– Сбежал, сука. Греется теперь где-нибудь на Багамах или Канарах, – невозмутимо продолжал Крапленый. – А вы, пацаны, тут сидите, жиром обрастаете, жизнь прожигаете. А он... Кровь твоего брата – на нем! А ведь Глобус и мне братом был. Да и не только Валерина кровь. Много кого еще... Да и неизвестно, скольких еще воров, скольких золотых пацанов он перешмаляет!
Свеча понял: теперь или никогда! Вот он, шанс: дать вору слово найти и завалить киллера Солоника, выпустить нутро из этой суки, поднявшего руку на вора. Мало того, что получить моральное удовлетворение, еще и упрочить свое положение в уголовном мире, завоевать весомый авторитет. Уж после такого братья Лукины наверняка начнут с ним считаться!
– Так что скажешь?
Лицо Свечникова сделалось каким-то торжественным и в то же время непроницаемым.
– Слово даю, если этого урода не найду и не вальну, бля буду, слово пацана!..
На лице Крапленого обозначилось нечто вроде улыбки.
– Уже теплей... Только ведь он хитрожопый, сука. Прячется. Это тебе не бизнесмен, на которого пацаны наехали. – Снял квартиру на другом конце Москвы и руководит оттуда своим бизнесом по мобильному. Это – профи. Тут о нем по Москве разная параша ходит: будто бы и кагэбэшники его на что-то там натаскивали, будто бы стреляет он, как бог. Насчет кагэбэшников не знаю, но то что снайпер он классный, это точно.
– Да уж знаю. – Свеча закурил, глубоко затянувшись. – Наплели о нем всякого... Мало того, что натуральный урод, так еще и бывший мусор! Все газеты только о нем и пишут!
– Ну, и когда его искать начнешь? – невозмутимо поинтересовался Крапленый.
Это был ключевой момент.
Все! Слово дано, обратного пути нет. Авторитетный пацан, дав однажды слово вору, не может его нарушить ни при каких обстоятельствах. За язык Свечу никто не тянул. Не нашел, не завалил гниду – считай, офоршмачился. А офоршмачившись перед вором, пацан никогда не сможет рассчитывать выбиться в авторитеты.
С силой затушив окурок, брат покойного законника произнес:
– Прямо завтра и начну. Эй, пацаны! – крикнул он своим «быкам». – Подгребайте к столу, базар тут один интересный...