– В семье не без урода. Все продается, все покупается. Видимо, за бабки у ментов информацию покупали.
   – Здесь дело не в ментах. Здесь повыше инстанция будет!
   – Можно и повыше кого-нибудь купить...
   – Нет, не в покупке дело. У них какой-то общий интерес.
   Воинов посмотрел удивленно на следователя.
   – Не знаю, какой там общий интерес. Я ему сейчас устрою петушиные бои! – И Воинов достал записную книжку.
   – Хотелось бы узнать, что ты собираешься делать. – Да, я совсем забыл! – улыбнулся Воинов. – Какие могут быть тайны у оперативника от следственных органов! Хочу его немножко потревожить. Ты говоришь, он стал слишком уверенным в последнее время? Я ему эту уверенность сейчас посшибаю. Я договорюсь с тюремщиками, чтобы они его каждые четыре дня в разные камеры бросали.
   – Зачем это? – не понял Разумов.
   – Как зачем? У них целая процедура вхождения в камеру, завоевания авторитета... Вот пускай у него каждые четыре дня все сначала и начинается! Это все в нашей компетенции.
   Но Разумов скептически улыбнулся и ответил:
   – У тебя не такой уж большой выбор. Он же на спецу сидит, там не так много свободных камер, да и не во все камеры его можно двинуть... – Он намекал на то, что в некоторые камеры Нелюбину попадать нельзя, так как там сидят его враги и для него это может кончиться смертью.
   – Да, я согласен, – сказал Воинов в ответ. – Но мы сейчас все выберем. Завтра с утра я приеду в «Матросску», просмотрю по журналам все камеры, кто там сидит и за что. И устрою ему светлую жизнь!
   Разумов улыбнулся, придвинул к себе листок бумаги и стал что-то писать.

Москва. 22 декабря 1997 года. 19.50. Небольшой ресторанчик около метро «Таганская»

   Свеча с Крапленым сидели за столиком в углу ресторанного зала, отделанного в старинном славянском стиле.
   Свеча заметил, что Крапленый нервничает. Он держал в руках спичечный коробок, то подбрасывая его вверх, то крутя. В ресторане народу было немного. Заняты были всего несколько столиков. Крапленый специально выбрал место, чтобы рядом с ним никого не было. Вся его охрана находилась у входа в ресторан, внимательно наблюдая за всем происходящим.
   Это тоже показалось странным Свече. Почему-то после покушения Крапленый не приблизил к себе охранников, а, наоборот, отдалил. Вероятно, сейчас у Крапленого была назначена какая-то конфиденциальная встреча.
   – Кого ждем-то? – спросил Свеча.
   – Важного человека ждем, Сережа. Очень важного! От него в дальнейшем все будет зависеть.
   Человек, которого так ждал Крапленый, появился минут через пять. Это был высокий мужчина с лысиной, одетый в хороший костюм, черную рубашку, без галстука. Подойдя к Крапленому, он тепло поздоровался с ним. Крапленый даже встал из-за стола и похлопал пришедшего по плечу.
   – Ну что, Палыч, садись! Может, что поешь или выпьешь? – предложил он, обращаясь к гостю. Но тот отрицательно покачал головой и бросил взгляд на Свечу.
   – Этот мой человек, – тут же сказал Крапленый, – моя правая рука, можно сказать – будущая смена.
   Палыч понимающе кивнул.
   – Тут такое дело, – заговорил Крапленый, – человечек один, о котором мы с тобой по телефону говорили... Короче, он на спецу сидит. Олег Нелюбин. Запомнишь фамилию?
   Палыч молча кивнул головой.
   – Его, правда, сейчас тюремщики из одной камеры в другую кидают... Короче, надо вот что сделать... – И Крапленый, наклонившись вплотную к уху пришедшего мужчины, стал нашептывать ему что-то.
   Свеча сделал вид, что ему все это совершенно безразлично, хотя, конечно, он очень хотел узнать, в чем дело. Он понимал, что незнакомец уйдет, и Крапленый расскажет ему то, что сочтет нужным.
   Он не ошибся. Минут через двадцать, поговорив на отвлеченные темы и выпив чашку чаю, незнакомец, которого Крапленый называл Палычем, попрощался и ушел.
   – Кто это? – спросил Свеча, глядя ему вслед и не в силах побороть свое любопытство.
   – Это, Свеча, человек, который в свое время был моим ангелом-хранителем. Я когда-то в Бутырке сидел, он тогда там работал.
   – Конвоир, что ли?
   – Он в оперчасти служил. Я его тогда забашлял деньгами, раскрутил, развел, иными словами. После этого у него какие-то неприятности были, связанные с банкетом, – помнишь, в 1994 году авторитеты и воры пошли навещать Шакро-старшего?
   – Да, помню. Но тогда я еще в Москве не работал...
   – Он под следствием был, – продолжал Крапленый. – Короче, он уже в тюряге не работает.
   – А чего тогда ты с ним терся?
   Крапленый усмехнулся:
   – Человек не работает, но это не значит, что он не имеет там связей. Все его кореша остались на местах – кто в Бутырке, кто в «Матросске». А я по нашему знакомому с ним базар держал. Надо же с этим Негодой заканчивать. Я планчик разработал...
   – Ты хочешь сказать, что его менты валить будут? – удивленно спросил Свеча.
   – Нет, это дело святое. Его только братва может сделать. Но менты должны помочь братве. Короче, со спеца его сейчас выдернут в общак. А там его уже наша братва с приговорчиком ждет... Так что этого спортсмена долбаного скоро не будет! – И Крапленый со злостью сплюнул особым воровским способом в сторону пепельницы...

Москва. 17 января 1998 года. 18.30. Следственный изолятор Матросская Тишина, общая камера № 72

   Олег Нелюбин сидел на краю шконки и смотрел телевизор, стоящий на полке. Вот уже пять часов прошло с того момента, как его неожиданно со спеца перевели в общую камеру, где находились девяносто или даже сто человек. Для Олега этот перевод явился полной неожиданностью. Когда его кидали из одной камеры спеца в другую, Олег прекрасно понимал, что это ментовская тактика. В каждой камере Олег должен был выдерживать характер, завоевывать авторитет. Только что-то получалось – все начиналось с нуля. И каждый раз он не должен был допустить никакого прокола. При малейшем промахе малява по тюремным «дорогам», по тюремному телеграфу пойдет моментально. Тогда его уже могут встречать.
   Но все перемещения Олег вынес спокойно. Ничего, рано или поздно у них лимит закончится! И действительно, он закончился. Сегодня его неожиданно перевели в общую камеру. Для него это было странным. Рядовые боевики из его группировки сидели на спецу, а он, обладающий колоссальной информацией, неожиданно оказывается в общей камере! Может быть, это не случайно? Может быть, с ним тут и разберутся?
   Олег пытался всматриваться в лица и определить людей, которые могут пойти на это. Но обитатели камеры были разношерстными. Тут были и откровенные бандиты, и молодежь, попавшаяся по разным причинам – от наркоты до краж автомагнитол.
   Конечно, Олег заметил, что были и серьезные ребята, бывшие спортсмены, такие же, как он. Они составляли определенный костяк камеры. В основном они были из подмосковных городов – Люберец, Долгопрудного, Домодедова, Подольска и других. Некоторых из них Олег встречал еще на воле, на разных стрелках и в ресторанах. Но сейчас говорить о том, кем он был и к какой группировке принадлежал, было совершенно нереально, так как это было равносильно подписанию собственного смертного приговора.
   Так что Олег сидел спокойно и вел себя достаточно скромно, не высовывался. Неожиданно он услышал громкий голос:
   – Эй, ты, носорог, отодвинься! Не стеклянный!
   Олег обернулся посмотреть, кто это сказал.
   – К тебе, к тебе обращаюсь!
   Олег увидел, что на него смотрит здоровый парень, раза в полтора крупнее его, коротко стриженный, жующий что-то. Олег хотел было встать, но передумал. Конечно, его мастерство и звание кандидата в мастера спорта по борьбе самбо давали полное основание пойти и разобраться с обидчиком, назвавшим его носорогом. Но все же это общая камера, и на сегодняшний день Олег имеет статус новичка. И за него сейчас никто не встанет. А за здоровяка наверняка братва поднимется... «Так что лучше отодвинуться», – подумал Олег.
   Он отодвинулся в сторону и, как ему показалось, дал возможность смотреть телевизор. Но здоровяк не унимался.
   – Ты что, козел, русского языка не понимаешь? – снова обратился он к Олегу.
   Олег увидел, что на него смотрят почти все обитатели камеры. Слово «козел» на тюремном жаргоне было очень обидным, и по всем параметрам и законам тюремной жизни Олег должен был на это ответить. Многие, кто сидел в камере, особенно молодежь, начали кучковаться, предугадывая, что сейчас начнется разборка.
   «Что же делать? Надо все же разобраться с ним, – подумал Олег. – В конце концов, встану сейчас, нанесу первый удар между ног, а там сделаю мощный бросок, показав боевой прием. Пусть знает, на кого нарвался!»
   Олег встал и направился к парню.
   – Это ты мне? – спросил он. – Это ты меня так назвал? – Он подошел к парню вплотную.
   – А чего? – нагло улыбнулся парень. – Не соответствует название, что ли? А по-моему, очень похож! И рога у тебя уже выступают. Ты что, там, на воле, говорят, крутым был? То ли бригадой руководил, то ли еще что? А тут другая жизнь, козел!
   Олег схватил рукой парня за куртку и хотел бросить изо всей силы через себя, но неожиданно ему был нанесен сильный удар сзади каким-то железным предметом. Олег почувствовал, как перед его глазами все поплыло. Он упал на пол, и много, очень много ног стало бить его с разных сторон...
   Избиение продолжалось достаточно долго, пока Олег не потерял сознания...

Москва. 20 января 1998 года. 10.00

   Телефонный звонок разбудил Воинова ранним утром. Он снял трубку и услышал голос замначальника РУОПа, своего непосредственного руководителя.
   – Воинов, ты что спишь? Почему не на работе?
   – Я же вчера дежурил, товарищ полковник, отдыхаю. У меня сегодня отгул.
   – Дежурил он, мать его! Не там ты дежурил!
   Теперь Воинов понял, что начальник говорил с ним по громкой связи – видимо, в его кабинете находился кто-то еще.
   – А что случилось?
   – А он даже не знает, что случилось! Ну и сыщики у меня! Ну и оперы! Где же твой нюх, где интуиция? Проморгали вы клиента-то!
   – Я не понимаю, о чем вы говорите, – сказал Воинов.
   – В эти выходные твоего клиента, Нелюбина, в камере убили!
   – Как убили?
   – Я сам толком не знаю. В общем, сейчас не до отгула, сам понимаешь. Лети в «Матросску», узнавай там, разбирайся и сразу ко мне в кабинет с докладом! Жду тебя, никуда не еду. Я уже все встречи отменил.
   – Слушаюсь, товарищ полковник! – Воинов положил трубку.
   Меньше чем через час он был в изоляторе Матросская Тишина. Что там творилось, трудно объяснить. Вероятно, то же самое было и после побега легендарного Солоника. Но на сей раз было убийство. Нет, убийства в следственном изоляторе и раньше случались. Но чтобы убить в общей камере криминального авторитета такого высокого уровня, как Олег Нелюбин, – такого не было никогда. Тем более он должен был находиться под строгой охраной и надзором, на спецу. А тут кто-то – то ли умышленно, то ли по ошибке – перевел его в общую камеру. Сейчас в следственный изолятор приехало много народу. Тут были следователи из Генеральной прокуратуры, из Московской прокуратуры.
   Со всех тюремщиков, конвоиров, корпусных, сотрудников оперчасти и других, кто имел хоть какое-то отношение к этажу и камере, где сидел Нелюбин, брали объяснительные записки.
   Объяснительная записка была взята и с Воинова, как с ведшего разработку по Нелюбину. Воинов написал, что он действительно собирался в порядке профилактики перемещать Нелюбина из одной камеры в другую, но все это должно было происходить только в пределах спеца, то есть небольших камер, где находился ограниченный контингент – не более десяти-пятнадцати человек в каждой. Об общей же камере никакого разговора не было.
   Воинов полагал, что перевели Нелюбина в общую камеру случайно. В выходные дни пришел новый караул, и никто, видимо, не прочитал в его личном деле, что его нельзя перемещать в общую камеру. А может быть, все это сделали специально? Теперь никто уже ничего не докажет...
   Через несколько минут привезли тело Нелюбина. Воинов посмотрел на него. Труп был полностью синий от множества нанесенных ударов. Видимо, избивали всей камерой. Но тем не менее, по общей версии сокамерников, которые сидели с Нелюбиным, все произошло на бытовой почве. Якобы Олег «приласкал» одного из заключенных – похлопал его рукой по заднему месту. А это было, по тюремным законам, на уровне опущения. Тот, к которому Олег притронулся, оказался не из робкого десятка – тоже спортсмен, как и Нелюбин. Он его и убил.
   В эту версию Воинов не верил. Было ясно, что убивала вся камера. Ну, пусть не вся, но какая-то часть ее – точно. Теперь необходимо было определить, кто эти люди и чьи интересы они представляют.
   Пробыв в следственном изоляторе около двух часов, Воинов вернулся на Шаболовку. Замначальника ждал его в кабинете.
   – Ну, давай докладывай, – сказал он.
   – В общем, ситуация такая получилась. На мой взгляд, это заказуха, – сказал он. – Пришла, видимо, малява с воли – с Нелюбиным разделаться.
   – А официальная версия какая?
   – Якобы бытовая драка. Нелюбин будто бы потрогал кого-то по мягкому месту, и тот нанес ему несколько смертельных ударов.
   – А почему такого не могло быть? – удивленно спросил полковник.
   – Да не могло изначально! Потому что Нелюбин – кандидат в мастера спорта по самбо. А этот парень – да, он крепкого вида, но Нелюбин с ним бы легко справился.
   – А что за парень?
   – Да один киллер из Долгопрудного...
   – Киллер из Долгопрудного?
   – Да. Кстати, на нем три трупа. Так что Нелюбин для него четвертый, и ему от него ни горячо, ни холодно. Поэтому он и взял на себя вину.
   – И ты думаешь, что его на сто процентов заказали?
   – Да, конечно.
   – Почему ты так в этом уверен?
   – Я его тело видел. На нем живого места нет.
   – Кому это было выгодно, как думаешь?
   – Пока не знаю. Я буду разбираться.
   Полковник тяжело вздохнул:
   – Поздно уже разбираться...
   – В каком смысле?
   – Нас отстранили от этого дела. Только что пришла телефонограмма из Генпрокуратуры. Теперь МУР будет вести это дело, Главное управление уголовного розыска. А мы все отстранены от этого дела.
   – Как? Почему? – недоуменно спросил Воинов. – Мы находились практически...
   Полковник махнул рукой, останавливая Воинова.
   – Это ты можешь объяснять кому-нибудь другому, но не мне. – Он подошел к шкафу, открыл створку, достал оттуда початую бутылку коньяка и, взяв два стаканчика, налил Воинову и себе. Молча выпили. Полковник протянул Воинову кусочек лимона. – Так что мы с тобой, – сказал он, – теперь в этом плане безработные.
   Воинов был ошарашен. Последние события – убийство Нелюбина и их отстранение – были для него очень странными.
   – А вам не кажется, товарищ полковник, все происходящее очень странным? – высказал Воинов свои мысли вслух.
   – Давно уже кажется.
   Полковник подошел к телевизору, который стоял в углу, включил его, нажав на кнопку и сделав погромче. После этого он подвел Воинова к окну и на ухо произнес:
   – Ты знаешь, какие про них слухи ходили?
   – Про кого?
   – Про группировку Нелюбина? Что это гэбэшная группировка.
   Теперь Воинов понял те намеки, которые делал ему следователь Разумов.
   – Два бывших генерала КГБ – сейчас они то ли как действующий резерв, то ли на пенсии, – продолжал полковник, – создали эту группировку. Взяли туда ребят несудимых. Кстати, другой лидер – бывший офицер Российской армии, «афганец».
   – Это кто?
   – Павел Зелянин. Кстати, он в этот день тоже погиб.
   Воинов расширил глаза от удивления.
   – Этот – вроде бы естественной смертью, в связи с сердечной недостаточностью.
   – Так они же в разных камерах сидели?
   – Правильно. Так его никто и не бил, он просто умер в этот же день. Это правая рука Олега Нелюбина, ты понимаешь?
   Воинов ничего не понимал.
   – Может, они ультиматум своим хозяевам поставили, что, если их не вытащат оттуда, они заговорят. Может, воры в законе, может, братва... Я не знаю, кто, теряюсь в догадках, – продолжал полковник. – Но то, что эта группировка стояла под ГБ, это точно.
   – А им-то это зачем? – недоуменно спросил Воинов.
   – Ну, как они могут приказать кому-либо кого-либо убрать? Вроде бы не по уставу... Хотя, как ты сам понимаешь, в старые добрые времена они занимались политическими убийствами. Но здесь-то политикой не пахнет. Так что вот такие дела! Ладно, иди, – полковник похлопал Воинова по плечу. – Если будешь какие-то объяснения писать по этому делу, думай над каждым словом. Не вреди своей карьере!

Москва. 21 января 1998 года. Район Старого Арбата

   Свеча сидел в своей громадной квартире и смотрел телевизор. Маша, его подруга, с которой он жил последнее время, задерживалась. «Наверное, где-то в бутиках зависла», – думал Свеча. Пора уже было ехать в гости. Сегодня у девчонки Коли Боксера день рождения, и Свеча обещал обязательно приехать в один из ресторанов, где собиралась почти вся его бригада.
   Неожиданно раздался звонок мобильного телефона. Свеча взял трубку и услышал голос Крапленого.
   – Что делаешь? – спросил тот.
   – Отдыхаю.
   – Правильно делаешь! У нас хорошая новость. Помнишь, мы с тобой про спортсмена говорили? Так не жилец он больше. Его больше нет.
   Свеча сразу понял, что речь идет о Нелюбине.
   – Когда это случилось?
   Но Крапленый, хорошо знающий все особенности российской криминальной жизни, неожиданно сказал:
   – Понятия не имею, как это случилось. Говорят, в тюряге его замочили. Что-то на бытовой почве у них. Ты же знаешь, что там творится, сам два раза в ИВС сидел!
   – Да, наверное, в коллектив не вписался, – сказал Свеча, понимая, что их может кто-то прослушивать.
   – Да, Серега, я хочу сказать тебе, что устал очень сильно. Переутомились мы с тобой. Я в санаторий поеду, отдохну немного. И тебе тоже советую!
   – Мне что, уехать, что ли? – спросил Свеча.
   – Это ты сам решай. Но, наверное, у тебя нервы расшатались? Бери свою фотомодель и езжай куда-нибудь в Таиланд... Кажется, там ты себе местечко облюбовал?
   – Нет, Бали, – специально сказал Свеча, как бы вторя Крапленому.
   – Или Бали... Они там недалеко друг от друга находятся, – ответил Крапленый, показывая свое знание тех мест.
   – Хорошо, так и сделаю. Сегодня только в гости съезжу, Коляна навещу и сразу пошлю ребят билеты взять.
   – Нет, ты никого не посылай. Сам поезжай за билетами. Чтобы самолет был правильный, маршрут нормальный...
   Свеча сразу понял, что ему не нужно афишировать, куда он едет. Уж больно осторожный стал в последнее время Крапленый... Но, наверное, он правильно делает. Береженого бог бережет.
   Неожиданно раздался звонок в дверь.
   – Кто-то в дверь звонит, – сказал Свеча. – Пойду посмотрю.
   – А я тебя подожду, – проговорил Крапленый. – Меня очень волнует твое состояние!
   Свеча, держа в руке телефон, подошел к двери и посмотрел в глазок домофона. На небольшом черно-белом экранчике он увидел человека, одетого в спецовку, с небольшим чемоданчиком.
   – Кто там?
   – Это сантехник, – ответил мужчина. – Ваша супруга меня днем вызывала. У нее там биде протекает...
   – А-а, сантехник... Ну, заходи! – И Свеча приоткрыл дверь, впустил сантехника и тут же захлопнул ее.
   – Кто там к тебе пришел? – раздалось в трубке.
   – Машка сантехника вызвала. Биде у нее протекает!
   – Ну-ну, – сказал Крапленый. – Когда сантехник уйдет, ты мне обязательно позвони.
   – Ну так что? – обратился сантехник к Свече. – Я пойду, пожалуй.
   – Конечно, братан, иди, смотри, что там по твоей части! – разрешил Свеча. – Послушай, а ты выпить не хочешь?
   – Да мне не положено, – сказал сантехник. – На работе не пью.
   – С каких это пор сантехники не пьют? – удивился Свеча. – А я выпью. Горе у меня, понимаешь... Человека я похоронил.
   Сантехник сочувственно кивнул.
   – Близкий человек был?
   – Не то чтобы очень близкий, но нужный человек. Но, видишь, как в жизни бывает – сегодня ты жилец, а завтра... – философски изрек Свеча, направляясь к шкафчику, в котором у него находился бар. Открыв дверцу, он долго выбирал, что ему выпить. Выбрал бутылку «Абсолюта», налил немного в стакан и залпом выпил. Ему показалось, что пришедший к нему сантехник достаточно забавный и немного странный. Свеча достал второй стакан, налил в него водки, плеснул немного себе и хотел уже идти в сторону туалета, где находился сантехник, как услышал его голос.
   – Хозяин, муфта протекла! Но я уже все сделал. Идите принимайте работу!
   Свеча подошел, молча вытащил из кармана стольник и протянул сантехнику.
   – Вы бы посмотрели, как я сделал, – сказал сантехник.
   – На, прими лучше, – и Свеча протянул сантехнику стакан. Тот взял стакан. Свеча продолжил: – А чего там мне смотреть? Я этим биде не пользуюсь. Мне по фигу, работает оно или не работает. Машка в нем ковыряется.
   Сантехник улыбнулся:
   – Но вы же должны принять мою работу!
   Свеча нехотя подошел к двери и хотел войти, но тут сантехник неожиданно изо всей силы толкнул его в ванную и тут же повернул ключ.
   – Ты чего, парень? Ты чего шуткуешь? – закричал Свеча. – Я же тебе могу и по рогам врезать!
   Но сантехник, казалось, не слышал. Свеча услышал шаги нескольких человек. «Ну все, попал! – подумал он. – Как же меня подставили!»
   Он стал лихорадочно искать какой-нибудь предмет, чем можно было бы обороняться. Но ничего подходящего не обнаружил.
   Через несколько минут дверь ванной открылась. На Свечу смотрело дуло пистолета с глушителем. Парень, одетый в черное, улыбаясь, произнес:
   – Сережа, веди себя правильно, без шухера и понта, хорошо?
   Свеча недоумевал. Перед ним стояли три человека. Двоим было лет тридцать—тридцать пять. Они были одеты в темное. Третьим был мужчина лет сорока пяти—пятидесяти, одетый в темный костюм и рубашку, без галстука.
   – Свешников, давай знакомиться. Выходи, разговор будет долгий! – сказал этот мужчина.
   Свеча, не понимая, в чем дело, прошел в комнату. Ребята, которые держали пистолеты, переместились к окну и к двери. Таким образом, путь к бегству был отрезан. Мужчина уселся в кресло, положил ногу на ногу и неожиданно обратился к Свече:
   – Ну, давай знакомиться. Меня в определенных кругах называют Куратором. Я хотел бы, чтобы и ты меня называл именно так. Говорить свое имя-отчество тебе бесполезно. Хотя в сегодняшней ситуации, поскольку ты уже приговорен, я могу тебе раскрыться.
   – Почему я приговорен? Кем? Ребята, откуда вы, что я вам сделал? – заговорил Свеча. – Если у вас есть ордер или какие-то документы, пожалуйста, предъявите!
   – У нас ордер есть, – сказал один из парней, помахав пистолетом. – Вот наш ордер и вот наши документы.
   – Ребята, вы что, из ментуры? Или из ФСБ? Так я это... Я ничего такого не делал! Я коммерсант...
   – Нас это совершенно не интересует, – перебил его Куратор. – Впрочем, нас один человечек интересует. – И он, подойдя к журнальному столику, взял мобильный телефон Свечи, тут же прогнал меню и нашел телефон Крапленого. – Вот видишь, телефончик человека, который нас интересует, у тебя есть. Так что в принципе ты нам без особой надобности...
   – Ребята! – Свеча понял, что наступил момент, когда его будут кончать. – Ребята, погодите! Я вам пригожусь! Не убивайте, я вас очень прошу!
   Куратор вопросительно посмотрел на него:
   – А может, и правда пригодишься? Может, ты будешь на нас работать? В принципе нам такие люди не помешают. Мы ведь за тобой, Сережа Свешников, давно наблюдаем, поглядываем за твоими связями... Впрочем, кое-что нам с тобой сейчас придется уточнить. Ты нам сейчас расскажешь все маршруты передвижения твоего шефа, законника Крапленого? Или не расскажешь?
   – Все скажу! – засуетился Свеча. – Только не убивайте!
   – Вот и хорошо, – сказал Куратор, доставая из бокового кармана блокнот с ручкой...

Москва. 22 января 1998 года. 10.00. Здание банка «Московский кредит»

   Светловолосый мужчина стоял у окна дома, находящегося на реконструкции, и со скучающим видом смотрел на противоположную сторону. Метрах в двухстах от здания находился банк «Московский кредит».
   Внимание мужчины концентрировалось на небольшом расстоянии от входа банка до черного «шестисотого» «Мерседеса», стоявшего в пятнадцати метрах от главного подъезда. Он знал, что человек, которого нужно убрать, должен появиться через некоторое время. И этот короткий путь должен стать для него последним.
   Киллер взял ружье с оптическим прицелом и с навернутым массивным глушителем и наклонил его так, чтобы открытый правый глаз хорошо видел это небольшое расстояние. Теперь он ждал появления этого человека.
   Минут через десять вор в законе Крапленый с чемоданчиком, набитым деньгами, которые он только что обналичил, вышел из банка, насвистывая что-то себе под нос. Охрана, состоящая из спецназовцев, шла по бокам. Незнакомец сразу вычислил их и улыбнулся. Затем он спокойно навел прицел винтовки на лоб Крапленому и, сделав небольшую паузу, нажал на курок.
 
   Два выстрела прозвучали почти одновременно. Их никто не услышал. Крапленый вздрогнул. Его бросило на землю. Патроны были разрывные. От головы Крапленого практически ничего не осталось.
   Спокойно положив винтовку на пол, киллер взял стоящее рядом ведро с малярной кистью и стал спускаться вниз. Он специально переоделся под маляра, так как знал, что, если даже начнется паника, его никто не остановит. Таких, как он, на этой стройке много. Пройдя несколько шагов, он автоматически посмотрел по сторонам. Все было спокойно.