Кауфман Донна. Правила Золушки

   – Ну, я знаю, что было бы со мной. Я была бы где угодно, только не здесь.
   – А когда папа вернется, – стала убеждать ее Пеппер, – и узнает, что там была ты, а не я, дело будет сделано, так? Или не будет... Что там насчет мистера Бьорнсена?
   – Я его не трогала, – перебила ее Дарби и вздохнула, услышав, как ее сестра продолжает говорить. Когда Пеппер была в состоянии шока, остановить ее было нельзя.
   – Я надеялась, что это все получится, папа заключит сделку и поймет, какой ты можешь быть, и это поможет вам помириться.
   – Помириться? – Она подавила крик. – Ты со своей-то жизнью не можешь справиться, а теперь еще и мою хочешь испортить? Клянусь богом, я...
   – Знаю, знаю, я просто хочу помочь. Сделать что-то хорошее. – В трубке послышались всхлипы. – Я хочу снова объединить семью. У меня в этом мире есть только ты и папа.
   – Не начинай, Пеппер. Я не собираюсь лить слезы.
   – Это не шутка, – запричитала она. – Я действительно думаю, что сама много раз все портила.
   – Это потому, что мы тебе позволяли. По крайней мере я. И, если у отца есть хоть немного мозгов, он побьет меня за то, что я согласилась участвовать в таком идиотском плане.
   – Придержи язык, – тихо ответила та с едва заметным раздражением, свойственным малютке-сестре. – Не нужно ухудшать и без того плохое положение вещей.
   – Заткнись, Пеппер. Просто заткнись.
   Повисла тишина. Дарби глубоко вздохнула, пытаясь прийти в себя. Она с трудом удержалась от того, чтобы не разбить трубку о стену.
   – Ты даже не представляешь, во что ты меня втравила, – сказала она спокойно.
   Пеппер мудро хранила молчание.
   – Не знаю, справлюсь ли я с этим. Мистер Бьорнсен не такой, как ты думаешь. Он...
   – Он в порядке? – отозвалась Пеппер. – Потому что, я знаю, что ты знаешь, но, Дар-Дар, если он пострадал, даже по своей вине – а я тебе полностью верю, – то никакой сделки не состоится. И папа никогда не согласится...
   – Да ты вообще слушаешь меня? – Дарби потрясла головой, борясь с желанием выкинуть телефон с третьего этажа и броситься самой следом. Взяв себя в руки, девушка произнесла: – Понимаю, что для тебя это будет шоком, но я о тебе совсем не беспокоюсь.
   Конец фразы она почти прокричала. После минутного молчания послышался слабый голос:
   – Мне жаль. Это все...
   – Пеппер.
   – Да. Это твое дело.
   – В действительности это дело отца.
   – Так ты... дома?
   В ее голосе проступили неуверенные нотки. Даже она представляла себе, как трудно было для Дарби просто взять и вернуться домой.
   – Нет, я в больнице, с Бьорнсеном.
   – Боже! Я так и знала!
   Дарби наслаждалась паникой сестры.
   – Да брось. После этой адской школы хороших манер, куда ты затащила свою сестру, разве такого от нее можно ожидать?
   Она слышала, как на том конце провода Пеппер шумно выдохнула, возвращаясь к мысли о трастовом фонде, своем будущем. По крайней мере, это она заслужила.
   – Правда, Дарби, твое чувство юмора...
   – Исчерпано еще во вторник. Как раз между удалением волос с интимных частей тела – дьявольский ритуал, кстати, – и занятием на тему «Как нарезать грибную запеканку, чтобы удивить гостей».
   – Ох, я никогда не подавала грибы...
   – Пеппер, – предупредила Дарби.
   – Да. Извини. Так если Бьорнсен не в больнице, то что с ним? Он по-английски не говорит, что ли?
   – Нет, говорит отлично. И выглядит он тоже отлично. На самом деле отлично.
   – О чем ты? Он... – Пеппер запнулась, потом выпалила: – Бьорнсен – плейбой? – Ее смех был поистине демонический. – Все эти годы ты мне ставила на вид, что я встречаюсь со стариками, а...
   – Он гораздо моложе отца, Пеппер. Он одного возраста со мной. И он не просто привлекателен. Он ошеломительно красив. Во всех смыслах этого слова.
   – Ошеломительно? Хм...
   Дарби расслышала нотку разочарования в ее голосе.
   – Я думала, Паоло – единственный. Быстро все меняется. Да ладно... Ошеломительный, говоришь? Это исключение из правил. – Потом, помолчав, добавила: – Знаю, как это звучит из моих уст, но тебе не стоит за ним гоняться. В этом смысле. Все так сложно, что...
   – Я и не хотела. Просто он... – Дарби остановилась, не зная, как описать гостя. Хищник с детскими ямочками на щеках, при взгляде на которого учащенно бьется сердце? Нет. Они с сестрой редко вели разговоры на подобную тему. То есть Пеппер постоянно ей о ком-то рассказывала, а Дарби лишь слушала.
   – Дарби-Дарби. Ты хоть слышала, что я тебе говорю? – Ее голос звучал озабоченно. – Знаешь, если бы я не знала тебя, то решила бы, что ты думаешь об этом. Теперь мне действительно жаль, что я не могу улететь отсюда.
   – Не больше, чем мне, поверь. – Дарби вздохнула. – Он один из тех убийственных красавчиков, парень, который уже давно привык жить по-своему. С рождения.
   – А, так он похож на тебя?
   От удивления Дарби разинула рот.
   – Прошу прощения? Принцесса Пенелопа?
   – Ха. Думаешь, отец разрешил бы мне смыться с дедом, как тебе?
   – Ты же была совсем маленькая.
   – Да я сотни раз видела тебя в бешенстве. Ты думала, мне до этого нет дела?
   – Так. Стоп. Один момент, ваше величество. Кто плакал, когда одежда выглядела не так, как нужно? Кому нужны были начищенные ботинки? Так вот и не рассказывай мне, кому было плохо. Мне читали лекцию за лекцией.
   – Но он все равно отпустил тебя, – тихо ответила Пеппер.
   Грусть в ее голосе заставила Дарби сдержаться.
   – Он просто был счастлив, что я уехала, – пробормотала старшая сестра, когда молчание стало совсем неловким.
   – Знаешь, о чем я думаю? – спросила Пеппер самым серьезным голосом, какой когда-либо слышала Дарби. – Не уверена, что он простил мать за то, что она умерла. Великий и ужасный Пол Ландон не привык терять то, что так много для него значит. А ты напоминала ему о том, что он потерял. Ты – такая же, как она, Дар. Ты выглядишь, как мама, ты так же любишь животных. Может, потому-то отец и позволил тебе уехать: ты будила в нем болезненные воспоминания.
   Пораженная словами сестры, Дарби не нашлась что сказать. С другой стороны, она знала, что нужно сказать. Поддразнить ее и вернуться к обычному положению вещей. Она, Дарби, всегда все понимала, а Пеппер всегда нужно было вести за ручку. Все пошло наперекосяк, когда они поменялись местами.
   – Ты была маленькая, когда я уехала. Это все не твои слова. Папа... – Она не смогла заставить себя задать этот вопрос. Будь у нее вечность на размышление, она бы и тогда не представила себе подобный разговор. Все из-за того, что она стоит в той самой библиотеке, где ей читали нескончаемые лекции. И где не осталось ни одной фотографии ее мамы. – Неважно, – сказала Дарби, чувствуя комок в горле.
   – Дарби, я... – теперь был черед Пеппер заикаться, – я сожалею, что втянула тебя во все это. Я на самом деле думала... – Она помолчала, потом сказала: – Неважно. Ты, наверное, права. Если бы я думала, прежде чем делать, проблем было бы гораздо меньше. Знаю, ты считаешь меня эгоисткой, но я правда забочусь о тебе. И о папе. И я...
   – Все в порядке, Пеппер, – мягко прервала ее Дарби. – Все уже сделано. Я здесь, к лучшему или к худшему, а для вас с папой я леденец на палочке. До тех пор, пока он не приедет и не разберется с этой великой сделкой.
   – Хочешь, я прилечу? Папа даже не узнает. Я сделаю так, что Бьорнсен ничего ему не скажет. – Она рассмеялась. – Я умею защищаться, и, хоть ты и не знаешь, что можешь мной гордиться, я способна как следует наподдать ему по заднице, если он не захочет слушаться. – Она снова хихикнула.
   Дарби прыснула, удивляясь тому, как это Пеппер всегда удается ее рассмешить. И впервые поняла, что их роли в жизни не такие определенные, как она всегда думала.
   – Я здесь. Я все сделаю. Но если все накроется, мы будем выслушивать папины нотации вместе.
   – Я верю в тебя, Дар. Знаю, у тебя все получится великолепно. Пусть Бьорнсен пока думает, что может ходить по воде, и гордится собой – он опомнится только тогда, когда будет ставить свою подпись рядом с отцовской.
   – Да. У меня все так здорово получается.
   – У тебя получается все, что ты хочешь. Ты – мой кумир.
   Дарби попыталась засмеяться, но вдруг слезы закапали у нее из глаз. Пеппер шутила, разумеется. Плакать было глупо.
   – А твоя голова не такая пустая, – ответила она чуть грубо.
   – Да, у меня степень магистра.
   – Да брось, ставлю – ты не меньше доктора.
   – Не надо, тогда я должна была бы быть...
   Дарби застонала и прыснула. Одновременно сестры произнесли: «Доктор Пеппер!» и покатились со смеху.
   – Я люблю тебя, Дарби, – сказала Пеппер, когда смех утих.
   – Я тоже, – ответила та.
   – Слушай, мне надо бежать. Сегодня игра, и у меня место в секции «Ж и П», – снова оживилась Пеппер.
   Вот такую сестру Дарби знала и терпела. Тяжело было признавать, но жизнь становилась легче, когда Пеппер была такой.
   – Знаю, что это глупо, но все же: что такое секция «Ж и П»?
   – «Жены и подружки». Не думаю, что кто-то из них говорит по-английски. Скорее по-португальски. Буду улыбаться и кивать.
   – Далеко зашла, – пробормотала Дарби, ухмыляясь.
   – Попробую связаться с тобой попозже вечером. Расскажешь мне, что поделывает Бьорнсен. А я научу, как с ним сладить. – Она хихикнула. – Вот в этом я действительно дока.
   – Смотри там. Будь повежливей с остальными «Ж» и «П».
   – Конечно, мамочка. Кстати, что ты придумала с костюмами?
   – Костюмами?
   – Для Бельмонтской вечеринки в Фо-Стоунс. Тема «Конец века» очень клевая. Александра Морган всегда что-нибудь да придумает! Ладно, побегу. Если я не смою этот кондиционер с волос прямо сейчас, с ними вообще ничего нельзя будет сделать. Чао!
   – Да, я тоже ненавижу, когда волосы слишком мягкие, – ответила Дарби гудкам в трубке.
   Она отложила телефон, не зная, с чего теперь начать. Ей предстоит не просто сопровождать шведа, но еще и принарядиться. Она посмотрела на себя в зеркало. На Дарби был черный облегающий брючный костюм, который был все же лучше того платья с обнаженными плечами, что выбрала ей Мелани специально для сегодняшнего вечера. Как будто этого костюма недостаточно, проворчала она. Но самая ужасная новость была та, что всю эту вечеринку на выходных спонсировала Александра Морган.
   Какова вероятность, что это почившая бабушка Шейна Моргана?

Глава 8

   Правило № 8
   Не болтай много.
   Продемонстрируй ноги или наиболее привлекательную часть тела.
   Не говори всего сразу.
   Таинственность интригует.
   Держи карты ближе к себе – это позволит тебе быть в игре, даже когда последняя карта ляжет на стол.

Аврора

   – Не желаешь ли пригласить даму прогуляться? Шейн расслабился, услышав знакомый голос в трубке сотового телефона. Он откинулся в кресле и улыбнулся впервые за несколько часов. Или дней. Или тысячелетий.
   – Ну, не знаю. Видимо, я не смогу долго продержаться рядом с такой очаровашкой, как ты. Тут же вымотаюсь.
   – Только в твоих снах, мальчик, – ответила Вивьен со смехом. – Ну так как насчет?..
   – Давай. Лучшее предложение за сегодняшний день. Пока.
   – У меня два билета на благотворительный вечер в Кеннеди-центре сегодня. Я купила их, чтобы сделать пожертвование, но идти не собиралась. Однако других дел вроде как не осталось.
   – Почему именно я? Вивьен вздохнула.
   – Да другие слишком много притворяются, знаешь ли.
   Шейн хмыкнул.
   – В смысле притворяются рядом с тобой?
   – Господи, как нам тебя не хватало, – ответила Вивьен. – Ты умеешь поднять настроение. Отправляйся-ка в кладовые своего особняка, подыщи себе соответствующий костюмчик, а я пока пошлю за тобой машину.
   – Почему ты думаешь, что я в Фо-Стоунс?
   – Мерседес обмолвилась, что ты встречаешься там с Холом, и я решила...
   – Что он уговорит меня остаться? Золотую медаль тебе и Мерседес.
   А ему – только очередные кошмары, подумал Шейн.
   – Ты должен понять Хола, милый, для него это большое горе.
   Шейн вздохнул.
   – Да, знаю.
   – Мы тоже никогда не понимали, что он в ней нашел, но сердцу не прикажешь. К сожалению, он слишком долго за ней увивался и не обращал внимания ни на что другое. А ведь Хол – интересный мужчина. И все еще им остается, с моей точки зрения.
   Шейн улыбнулся, представив себе, как Вивьен мгновенно все рассчитала.
   – Помни, у него горе.
   – Да-да, я помню, милый. Самое подходящее время оказать помощь. Кто знает, быть может, мне удастся стащить его с твоей шеи и посадить на мою. Все были бы счастливы.
   Большую часть своей жизни Шейн общался с Вивьен и компанией, и все равно она могла заставить его краснеть.
   – Так как, мы идем? Мы ведь так и не поговорили с тобой, а ты в любую секунду можешь ускользнуть из города.
   – Ты просто хочешь поиграть в детектива, разузнать все и сообщить остальным. Знаю, как это происходит.
   – Еще лучше при этом пить чудесное шампанское и жертвовать деньги на благое дело, тебе так не кажется?
   Само бесстыдство, подумал Шейн. Это ему больше всего в ней нравилось.
   – Какая тебе выгода?
   – Бог ты мой, мальчик, да без понятия. Я купила эти билеты давным-давно. Но их бы у меня не было, не будь на то причины.
   Шейн ухмыльнулся и покачал головой.
   – Теперь ты говоришь как Аврора.
   – Ну ты хитер. Быть может, я позвонила не тому человеку? – поддела его Вивьен. Но потом нежно добавила: – Негодяй.
   Шейн расплылся в улыбке.
   – Льстишь. Когда будет машина?
   – Через два часа. Тебе этого хватит?
   – Милочка, – ответил он, подражая ее манере говорить, – да я смогу одеться, побриться, принять душ, и останется еще время почитать хорошую книжку.
   – Вот это мужчина, – вздохнула Вивьен.
   – Разбить сердца половине этого города?
   – Половине? Похоже, я теряю форму.
   – Пока нет. До скорого. Да, Вив, спасибо за то, что выручаешь меня.
   Именно этим она и занималась.
   – На что же тогда нужны волшебные феи?
   Все еще улыбаясь, Шейн повесил трубку. Но от хорошего настроения не осталось и следа, когда он взглянул на стопку папок с документами, которые ему оставили Хол и Уильям. Горевал Хол или нет, но его упреки и все эти новости сбили Шейна с толку. Но он еще не передумал. Разумеется, после недели, проведенной в «Морган индастриз», он уверился, что ему самому не под силу разобраться в делах с имуществом.
   Шейн встал и потянулся. Не помогло. Сказывалась усталость. Даже в компании ослепительной Вивьен ему не хотелось показываться в обществе. Но все равно это было лучше, чем сидеть здесь и горевать из-за сказанного Холом. После его решительного отказа адвокаты удалились обедать.
   Шейн проводил их до дверей, жалея о том, что они с Холом встретились при таких обстоятельствах. Его поразили последние слова Хола. Тот остановил его у дверей и сказал:
   – Если ты хотя бы наполовину такой мужчина, как я думал, ты не удерешь отсюда и не спрячешься в каком-нибудь отеле. – Он указал на сад, потом на дом. – Наименьшее, что ты можешь сделать для своих предков, это остаться в своем доме и крепко подумать, прежде чем уйти. Потому что, если уйдешь, тебе некуда будет возвращаться. Ни тебе, ни твоим детям. Завершится трехсотлетняя история семьи Морганов. Навсегда.
   И он пошел прочь, не оборачиваясь. Не желая об этом думать – хотя бы сегодня, – Шейн нажал кнопку интеркома.
   – Нельзя ли подыскать мне костюм? – спросил он у безымянного голоса, ответившего ему. – И пару ботинок, будьте любезны.
   – Конечно, сэр. Принести в кабинет?
   Шейн помолчал, потом тяжело вздохнул и ответил:
   – Нет, в корпус для гостей. Возникла пауза, служащий откашлялся.
   – Сэр, быть может, принести все в вашу комнату? Она уже готова.
   – Мою... комнату? – Шейн вспомнил апартаменты над гаражом. Не это же они имеют в виду...
   – В восточном крыле, сэр. Миссис Морган всегда держала комнату для вас наготове, если вы вернетесь.
   Не в бровь, а в глаз, а?
   – Прошу прощения, сэр, быть может, стоит послать кого-то, чтобы проводить вас туда?
   Шейн потряс головой, приходя в себя от этой новости. Столько всего в один день.
   – Да, – произнес он, затем откашлялся. – Было бы замечательно. Спасибо.
   Шейн дал отбой и рухнул в кресло. Значит, у Большой Алекс все было готово. Он представил сцену своего возвращения домой, как она и ожидала. Бабушка бы махнула рукой в сторону этих комнат и произнесла бы нечто вроде: «Мне было интересно, когда же ты поймешь, что я всегда была права».
   Шейн покачал головой. Он мог поклясться, что слышит эхо ее голоса, но тут в дверь постучали. Молодая девушка азиатской наружности, одетая в традиционную для дома Морганов черно-белую униформу, приветствовала его, профессионально улыбаясь, и предложила следовать за ней.
   – Нужно было остаться на юге, с устрицами, – пробормотал он.
   – Прошу прощения, сэр? Не знаю, есть ли сегодня у шеф-повара устрицы, но...
   Шейн устало улыбнулся и отрицательно покачал головой.
   – Все в порядке. Ведите меня.
   Он пошел за ней, размышляя, может ли тридцатилетний человек убежать из дома?
   Такой неловкой ситуации этот лимузин еще не видывал, подумала Дарби, аккуратно отодвигая свои ноги подальше от ног Бьорнсена. «Стефана», – исправилась она. С тех пор как они выехали из дома пятнадцать минут назад, он уже дважды сказал ей, что не терпит формальностей и предпочел бы быть с ней на ты.
   Внимательно глядя в окно, будто она соскучилась по здешним пейзажам, Дарби усиленно соображала, что он может еще придумать. Девушка вспомнила совершенно другую поездку в лимузине. Казалось, это было сто лет назад. Дарби размышляла, что сейчас делает Шейн, и опять, сама того не сознавая, стала сравнивать двух мужчин. Оба выглядели великолепно, оба это знали, оба были непомерно заносчивы.
   Однако все же Шейн был сексуальнее – вспоминая о нем, она мечтала о скомканной постели, переплетении тел и множественных оргазмах.
   Когда же Дарби смотрела на Стефана, не могла сказать точно, что ее привлекает. Эти глаза, такие темные, такие бездонные. Глядя в них, девушка вспоминала фантастические фильмы, в которых пришельцы являются на Землю в образе прекрасных мужчин и исследуют твой мозг, пока ты спишь. Ей представлялось, как пришелец совращает свою жертву, вытворяет с ней в постели бог знает что – это прелюдия к сканированию мозга, разумеется. Все это должно было пугать ее. И пугало. Отчасти. Хотя последняя сцена никак не шла из головы.
   – Ты часто бываешь в Вашингтоне? – спросил Стефан.
   Дарби напряглась, ибо, хотя вопрос был праздный, она уже поняла за короткое время, проведенное со шведом, что он ничего не делает просто так. Девушка, собравшись с мыслями, повернулась от окна к нему. Да. Глаза пришельца. Притягивающие и ничего не выражающие. Прекрасные губы улыбались, глаза – никогда. Несмотря на это, ее тело охватывал трепет и ей очень хотелось подвинуться на сиденье, всего чуть-чуть.
   Она сосредоточенно искала ответ, одновременно правдивый и не настолько честный, чтобы сделать ее уязвимой. Предполагалось, что она городская жительница, а не деревенщина из Монтаны. Он был удивлен, увидев ее вместо Пеппер, и теперь она для него – загадка, вроде пробного экземпляра. Дарби решительно пресекла подобные мысли. Гость хотел заключить сделку, которая, по-видимому, принесет столько денег, сколько она и представить себе не может. Когда на кону такая сумма, нужно быть осторожной.
   – Мои дела на западе не позволяют много путешествовать, – в конце концов проговорила она, молясь про себя, чтобы он не задавал вопросов про ранчо. Она почему-то вся была напряжена. Дарби была здесь по вине Пеппер и, собственно, отца, но, когда речь заходила о ее ранчо, никакие обязательства не действовали. Эту тему она обсуждать не собиралась. Не важно, насколько это интересно гостю.
   Стефан задержал на ней взгляд чуть дольше обычного, затем пожал плечами на европейский манер. Одновременно небрежно и элегантно.
   – Мне редко удается побыть дома хоть немного.
   Дарби ухватилась за возможность перевести разговор на другую тему. Бьорнсен явно был из тех, кто не прочь поболтать о себе и своих делах.
   – Что именно вы называете своим домом?
   Он поднял бровь. Еще одна европейская штучка. Жаль, этому не учили в «Хрустальной туфельке». Она не умела вести разговор, лишь пожимая плечами и поводя бровью.
   – Вижу, ваш отец рассказал вам обо мне немного. Похоже, мы в равных условиях. Я родился в Гетеборге, но сейчас живу в Стокгольме. Ты бывала в Швеции?
   – Моя сестра любит путешествовать, – ответила Дарби, – а мне не одолеть отвращения к самолетам.
   Бьорнсен прищурился.
   – О?
   Она только подогрела его любопытство. Черт возьми.
   – Тебе не нравится летать? – Стефан улыбнулся. – Значит, у тебя просто создалось неверное представление. Я обожаю летать. У меня самого есть лицензия пилота. Летаю, когда только удается.
   – Прямо как мечтали в эпоху Возрождения.
   Дарби чуть улыбнулась, заклиная отца не звонить Стефану до воскресенья. Чудесный получится разговорчик: Бьорнсен скажет, мол, встретил другую вашу дочь. Конечно, тогда для нее все закончится быстрее – папа отправит ее паковать вещи. Хотя какая разница, что там будет с папой и с его сделкой?
   Тут Дарби начала понимать, что каким-то образом она чувствует больше ответственности за происходящее. Само собой, не ради отца, но и не ради одной Пеппер. Может, дело в обаянии Стефана или в том, как он смотрит на нее. Но Дарби чувствовала, что это стало ее личным делом. Это было что-то наподобие теста: чего она действительно стоит. Слова Пеппер о том, что у Дарби получается все, что она захочет, задели девушку.
   – Не хочешь ли ты поближе познакомиться с небесами?
   Дарби была уверена, что понимает, о чем он говорит, но решительно не хотела разбираться, права она или нет. Она была бы рада разделаться со всем этим, не навлекая на себя еще больше бед. То, что случилось в примерочной «Нордсторма», было для нее уже слишком. Дарби наклонила голову и изобразила на своем лице одну из тех фальшивых светских улыбок, которым научили ее феи в «Хрустальной туфельке».
   – К сожалению, у нас не так много времени, но спасибо за предложение. Так ты летчик? Это семейное хобби?
   Снова Стефан задержал на ней взгляд чуть дольше, заставляя девушку задуматься, не переигрывает ли она. Но затем улыбнулся, на щеках появились ямочки, и она позабыла обо всем.
   – Нет, боюсь, я один такой сорвиголова на всю нашу семью.
   Ага, такой ты и есть.
   – Ну, они, наверное, должны гордиться тобой и переживать за тебя.
   Он едва заметно кивнул, продолжая сверлить ее глазами.
   Дарби снова представились сцены дикого секса с пришельцем. Боже. Она не переигрывала – она попросту была уже в другой галактике.
   – То есть я имею в виду твой долгий перелет через Атлантику.
   Стефан снова пожал плечом.
   – Мы не настолько близки, – сказал он. – А твой отец переживает за тебя? Вы близки?
   Дарби не могла выдерживать этот взгляд. Черт, она все дело загубит. Она не знала, почему ему интересны их отношения, но улавливала за этим нечто большее, чем простое любопытство. Девушка в миллионный раз почувствовала облегчение оттого, что не работает с отцом. Дарби не представляла себе жизнь, где все под подозрением, где деньги или возможность заработать деньги – единственная и святая ценность.
   – Мы оба очень занятые люди, – ответила Дарби. – Каждый из нас занимается своим делом и не лезет в дела другого.
   Теперь она почти физически ощущала тяжесть его взгляда. От этого можно было потерять сознание. Дарби оставалось только молиться, чтобы они не попали в пробку на Рок-Крик и приехали в Кеннеди-центр как можно быстрее. Раньше, чем она сделает какую-нибудь глупость. Врежет ему в глаз и пошлет ко всем чертям.
   Дарби глядела в окно, пока они парковались. Казалось, прошли часы. Через несколько минут она поняла, что молчание затянулось.
   – Ты раньше был в Кеннеди-центре?
   – Несколько раз, – ответил Бьорнсен, не моргнув глазом. – На концерте и, по-моему, на балете. Но на такую вечеринку еду туда впервые.
   – Ага, – протянула Дарби. Хороший из нее собеседник, ничего не скажешь. Мерседес и остальные просто умерли бы от восторга. Девушка глянула на Бьорнсена, пытаясь отыскать тему для нового вопроса.
   – Я недавно в городе и не уверена насчет того, кто там будет. Думаю, кое с кем ты уже знаком.
   Он склонил голову, обдумывая услышанное.
   – Почему ты так думаешь?
   На секунду Дарби застыла. Что такого она сказала теперь? Неужели он угадал ее мысли? Опять же, она с мужчиной в лимузине... Сделав глубокий вдох, девушка подарила Стефану светскую улыбку и даже откинула волосы за плечи, ровно на столько, на сколько нужно. Немного, но и это уже кое-что. Выбор средств был крайне ограничен. Почему же она не умеет так по-европейски пожимать плечами?
   – Возможно, это было чересчур смело с моей стороны, – начала она (вроде ничего, да?), – но я подумала, раз уж ты бывал в Вашингтоне раньше, то наверняка с кем-нибудь познакомился. Сегодня вечером здесь будут самые известные люди.
   Стефан кивнул, и ей показалось, что он сейчас наградит ее скромными аплодисментами за это представление. Вместо этого, все так же мило улыбаясь, Бьорнсен откинулся назад. Дарби старалась не смотреть на его руки, или на колени, или... между ними. Ситуация заставляла Дарби краснеть.
   – Да, так и было. Мы с твоим отцом познакомились здесь. Он наверняка рассказывал об этом.