Кэбот Патриция. Целомудрие и соблазн

   Нет, это уж слишком. В это невозможно поверить. Потому что это не может быть правдой.
   Но доказательство тому, что это правда, лежало тут же, у нее в постели.
   Она решила встать, чтобы поискать перо и бумагу и написать письма с извинениями и объяснениями, не откладывая дела в долгий ящик, но… Пробираясь к краю кровати, Кэролайн зацепила простыню и утащила ее за собой. Тем самым она лишила Брейдена Грэнвилла последнего покрова, и он предстал перед ней во всей своей великолепной наготе.
   Кэролайн, никогда до этого не имевшая возможности разглядеть во всех подробностях голого мужчину — ну разве что прошедшей ночью, но тогда ей было не до исследований анатомии, — не могла остаться равнодушной к такой редкой удаче. Ей давно было известно, что мужчины сложены совсем иначе, нежели женщины. Но Кэролайн не представлялся случай самой в этом убедиться. Зато теперь при виде этих различий она замерла, завороженно глядя на них.
   Брейден Грэнвилл никогда не слыл красавцем. Его лицо не обладало особой привлекательностью в общепринятом смысле этого слова. Оно выглядело скорее грубым и суровым. Это впечатление только усиливалось из-за сломанного носа (причем сломанного явно не один и даже не два раза) и глубокого шрама, рассекавшего бровь. В то же время его фигуре мог бы позавидовать любой мужчина. Кэролайн понимала, что ведет себя как легкомысленная женщина, но не могла оторвать восхищенного взора от его тела.
   Да и как можно было остаться равнодушной хотя бы к его бицепсам, даже в расслабленном виде внушавшим невольный трепет? А его густые волосы, курчавившиеся на широкой груди, спускавшиеся к плоскому мускулистому животу и уходившие темной полосой вниз, к паху, где находился некий орган, доставивший ей не один раз за эти сутки ни с чем не сравнимое наслаждение? Этот орган поистине был удивительным. Прикидывая его величину в спокойном состоянии, Кэролайн дивилась про себя тому, как могла она так ошибиться, увидев его впервые. Он вовсе не был таким уж огромным. Совершенно безвредная часть тела, если уж на то пошло.
   Сейчас ей вообще не верилось в то, что он мог раздуваться до столь угрожающих размеров. Окончательно забыв о своем намерении писать письма с извинениями, она робко протянула руку — предварительно убедившись, что Брейден все еще спит, — и потрогала его.
   И вдруг он начал расти прямо на глазах.
   Кэролайн, нервно вздрогнув и покосившись на плотно сомкнутые веки Брейдена, поспешно отдернула руку.
   А потом она вздрогнула снова. И не просто вздрогнула, а взвизгнула от испуга, когда Брейден поймал ее за руку. Вскинув на него широко распахнутые глаза, она поняла, что он давно проснулся и смотрит на нее с весьма двусмысленной ухмылкой.
   — Доброе утро, — проговорил он своим низким раскатистым басом, слегка охрипшим со сна. — Чем это ты занималась?
   — Так, ничем… — пролепетала Кэролайн, хлопая ресницами с самым невинным видом.
   Она издала сдавленный писк, когда Брейден обхватил ее свободной рукой и положил на себя.
   — Ну-с, — начал он таким тоном, будто их беседа не прерывалась девятью часами сна, — что именно ты собиралась попробовать прошедшей ночью в первую очередь?
   Кэролайн ужасно смутилась. И не только потому, что Брейден при свете дня свободно затрагивал такие темы, которые приличные люди не обсуждают даже темной ночью. Но и потому, что почувствовала, как под ней вырос и затвердел тот самый орган, который она так неосторожно разбудила.
   — Я… — начала было она, но тут же замолкла, когда Брейден поцеловал ее в губы.
   После чего дальнейшая беседа стала физически невозможна, поскольку его язык совершил обстоятельную прогулку по ее рту, как будто в надежде обнаружить там еще не исследованные места. Впрочем, Кэролайн это было только на руку, так как она все равно не знала, что сказать. И уж тем более ей стало не до разговоров, когда его рука проникла под подол ночной рубашки и не спеша прошлась по всему ее телу, пока не прикоснулась к давно затвердевшим чутким соскам. И сразу по всему ее телу прошла жаркая волна истомы, а между ног стало горячо и мокро.
   А Брейден продолжал ласкать ее там, там и… ах, вот там… пока не оказалось, что он уже вошел в нее наполовину. Кэролайн была настолько готова принять его в себя, что не успела заметить, как это случилось. Придерживая ее за бедра, не спуская с нее напряженного взора, он погрузился в нее до конца, заполнив сосущую пустоту в ее теле. И это было даже еще лучше, чем вчера.
   А потом он стал двигаться, медленно и осторожно, по-прежнему придерживая ее за бедра и задавая ей ритм, от которого у Кэролайн вырвался громкий блаженный стон. Волна за волной в ней нарастало уже знакомое жадное возбуждение, приближавшее их обоих к пику волшебного экстаза. Опираясь руками на его грудь, Кэролайн чувствовала, как часто и гулко бьется его сердце.
   А потом тонкий луч солнечного света, проникший к ним в комнату сквозь щель в занавесках, каким-то необъяснимым образом заключил ее целиком в золотистый жаркий кокон, и Кэролайн вскрикнула от восторга. Она без сил рухнула на грудь Брейдену, чувствуя себя совершенно счастливой.
   Однако он не спешил присоединяться к ней в этом блаженном экстазе. Он уложил Кэролайн на спину и, не давая ей опомниться, сделал такой сильный рывок, что запросто мог проломить кровать — за себя Кэролайн не боялась, поскольку уже успела убедиться, что ей он не причинит ни малейшего вреда.
   А потом и он содрогнулся всем телом и с хриплым стоном рухнул на нее.
   — Брейден! — осторожно окликнула она, увидев, что он слишком долго остается неподвижным. Правда, на этот раз Кэролайн даже не подумала, что у него может случиться удар. Лежа под ним, она чувствовала, как сильно бьется его сердце.
   Он приподнялся на локтях и лениво спросил:
   — Что?
   Она посмотрела в его темные глаза. Они улыбались тепло и искренне — в точности так, как его полные чувственные губы. Он вовсе не походил на того мрачного, раздраженного типа, с каким Кэролайн случайно встретилась на балу у леди Эшфорт. Сейчас он выглядел молодым, довольным и спокойным. И существовала большая вероятность того, что именно так он будет выглядеть в качестве счастливого мужа. Разве можно устоять против его обаяния, когда он смотрит на нее таким влюбленным взглядом? И уж конечно, сейчас не время говорить о серьезных делах.
   — Ничего, — ответила она.
   — Только-то? — Он лукаво задрал бровь. — Ты просто хотела сказать мне «ничего»?
   Не желая выглядеть в его глазах дурой, Кэролайн выдала первое, что пришло в голову:
   — Как по-твоему, на кухне осталось что-нибудь нам на завтрак?
   Его улыбка — и в глазах, и на губах — стала еще шире.
   — Похоже, ты упорно игнорируешь мои достижения по части занятий любовью, — заметил он. — Придется немедленно это исправить.

Глава 34

   А потом всему пришел конец.
   Это была исключительно его вина. Ему нельзя было расслабляться. Он должен был немедленно увезти ее из этого дома на другой край света. Они могли бы найти приют в Бате, Брайтоне — да где угодно! В любом месте, где ее не сумели бы найти.
   Но ведь это было у него впервые. Конечно, речь шла не просто о близости с женщиной. Впервые в жизни он был близок с женщиной, одно присутствие которой заполняло целиком все его существо, все его мысли, не оставляя места ни для чего другого… как видно, и для обычной бдительности — тоже.
   Если бы ему не изменила его бдительность, он ни в коем случае не забыл бы о необходимости увезти Кэролайн Линфорд подальше отсюда, за пределы досягаемости ее родных. Но мало кому из мужчин, как позже утешал себя Брейден — хотя что толку теперь было в утешениях? — удалось бы сохранить ясность рассудка в первые же часы после совершенного им чудесного открытия. А открытие это состояло в том, что обожаемая им женщина, всего сутки назад бывшая целомудренной и девственной, восприняла искусство плотской любви так же естественно, как рыба — родную стихию.
   Ни один нормальный мужчина — во всяком случае, мужчина, подобный Брейдену Грэнвиллу — не смог бы остаться равнодушным к подобным вещам. Обладай он даром предвидения и знай, что случится на следующее утро — вряд ли ему хватило бы силы воли поступить по-другому. Он ошалел от любви. Он возбуждался от ее прикосновений. Он пьянел от звуков ее голоса. Он влюбился впервые в жизни, и влюбился всерьез.
   Да и как он мог предвидеть, что это убожество, этот ничтожный ублюдок посмеет ослушаться и не выполнит его приказ? Хотя, конечно, ему следовало это предвидеть. Ему нельзя было забывать о том мерзавце, которого этот двуличный пройдоха боится сильнее, чем самого Брейдена. Потому что методы убеждения у этого типа были гораздо более жестокими и кровавыми.
   Но Брейден уже доложил об этом преступнике властям, и его должны были схватить в ближайшее время. Конечно, он не стал сообщать об этом маркизу. И это было его первой ошибкой. Он недооценил изворотливость его ума. И это привело к роковым последствиям.
   И эта ошибка — скорее, даже небрежность — стала причиной того, что в один миг он потерял все, что едва успел приобрести.
   Еще сильнее, чем этот удар, Брейдена подавлял тот факт, что он оказался совершенно неподготовленным и позволил захватить себя врасплох. Ему с трудом верилось, что он в эту минуту торчал на кухне и готовил завтрак. Да, завтрак, черт бы его побрал!
   Они оба были на кухне. Кэролайн все утро терзалась от сознания своей вины перед всем светом. Брейден отлично знал симптомы этой болезни, но в качестве лекарства мог предложить лишь нежные поцелуи, с помощью которых пытался разгладить тревожную морщинку, так нелепо смотревшуюся на ее милом гладком лбу. В минуты их близости все было по-другому. Тревоги и заботы покидали ее, как по волшебству. Но стоило им выбраться из постели — и она вновь погружалась в свои переживания.
   И хотя Брейден не мог равнодушно смотреть на ее терзания, он знал, что никогда не влюбился бы в холодную, бессердечную бабу, ни в грош не ставящую мнение родных и близких. Да, леди Бартлетт была взбалмошной дурой, которой при желании мог манипулировать кто угодно, Томас — беспечным сопляком, а ее жених — безмозглой скотиной, но Кэролайн любила их всех, каждого по-своему, и мысль о том, чтобы причинить кому-то из них боль, была для нее нестерпима.
   И Брейден изо всех сил старался подбодрить ее, корча из себя клоуна. Он разбивал яйца прямо на сковородку — незадолго до смерти его научила этому фокусу его мать — и переворачивал их, подбрасывая к самому потолку и вслух рассуждая о том, что подумает кухарка лорда Вудсона, когда вернется на свою кухню и обнаружит, что все балки увешаны кусками яичницы.
   Вот почему, когда во время всего этого веселья кто-то громко постучал в дверь заднего крыльца, его охватило тоскливое предчувствие беды. Дом закрыт до следующего сезона, хозяева в городе. Кто мог сюда прийти?
   Кэролайн обеими руками ухватилась за сковородку, а он держал ее за руки, показывая, как нужно подкидывать яичницу. Наверное, она ощутила, как Брейден напрягся, словно почувствовал опасность. Вскинув на него потемневшие от тревоги глаза, она тихо произнесла:
   — Я открою.
   Брейден забрал у нее сковородку и отошел в другой угол, чтобы не смущать ее своим настороженным видом. Он ничего не мог с собой поделать — руки сами сжались в кулаки, а мускулы затвердели, как перед дракой.
   — Нет, — решительно заявил он, отставив сковородку. — Я сам открою. А ты жди здесь.
   Но Кэролайн удивила его своим упрямством. Она кое-как привела в порядок растрепанные волосы и повторила:
   — Я открою. Наверняка это письмо от мамы.
   И она храбро отправилась к двери.
   Пожалуй, это можно было назвать его третьей ошибкой. Первая ошибка, состоявшая в том, что он не сообщил маркизу о Герцоге, была не самой страшной. Вторая — когда он не увез Кэролайн из дома Эмили — должна была его насторожить. А третья — да как он мог позволить ей самой прочитать письмо от леди Бартлетт! — прощению не подлежала!
   Правда, он не оставил ее одну и пошел следом, хотя бы для того, чтобы удостовериться, что на заднем крыльце ее ждет слуга с письмом от матери, а не один из тех разбойников, о которых недавно он ей говорил.
   Но это оказалась всего лишь Вайолет.
   — Ох, здравствуйте, сэр! — воскликнула горничная, расплываясь в счастливой улыбке. Если девица и задавалась вопросом, как ее молодая хозяйка оказалась наедине с Брейденом Грэнвиллом в пустом загородном доме ее подруги и чем они здесь занимаются, — виду она не подала. Напротив, весь ее облик излучал радость от неожиданной встречи с мистером Грэнвиллом.
   Кэролайн, однако, становилась все мрачнее с каждой прочитанной строчкой.
   — Кэролайн, — осторожно окликнул он.
   Тревожный звонок, раздавшийся в его голове несколько минут назад, теперь превратился в громкий набат. Глядя на ее искаженное болью лицо, он боялся даже предположить, что могла написать ее мать. Наверное, что-нибудь про Томаса. Брейден строго-настрого приказал ему не высовывать нос из его дома до тех пор, пока не будет устранена угроза для его жизни. Точнее, пока Брейден не прижмет хвост и Герцогу, и маркизу. Неужели сопляку стало скучно сидеть взаперти и он выполз из своего укрытия? Наверняка он тут же вляпался в новые неприятности!
   — Что… — хотел было спросить он, но онемел под взглядом огромных, полных слез карих глаз. Это был взгляд человека, оскорбленного в своих лучших чувствах. Брейден и сам чуть не заплакал.
   — Как ты мог? — В голосе Кэролайн звучало страдание. — Как ты мог?
   Честно говоря, Брейден не мог бы сказать, что понятия не имеет о том, к чему относится этот вопрос. Но вот о чем он действительно не догадывался — это каким образом новость могла дойти до ее мамаши.
   — Что ты имеешь в виду? — осторожно поинтересовался он.
   — Как ты мог выстрелить в Херста?! — рыдая воскликнула Кэролайн, рухнув на первый попавшийся стул. Злополучное письмо она скомкала и швырнула в угол. — И это после того, как ты обещал не причинять ему зла?
   Брейден, в отличие от Кэролайн не забывший о присутствии Вайолет, следившей за их объяснением с ошалелым видом, подошел к двери и положил руку на широкое плечо неподкупной дуэньи.
   — Ты не очень на нас обидишься, — спросил он, мягко, но решительно выталкивая ее на крыльцо, — если я попрошу тебя немного подождать снаружи?
   — Ох, — пробормотала Вайолет, с сомнением поглядывая на свою хозяйку, уже рыдавшую в три ручья, — но леди Бартлетт велели мне немедля доставить их светлость до дому…
   — Будь добра, потерпи всего несколько минут, — попросил Брейден.
   Он захлопнул дверь, как только Вайолет перешагнула через порог, и первым делом поднял с пола письмо. Разгладив скомканный листок, он торопливо пробежал строчки, написанные крупным детским почерком.
 
   «Кэролайн, — писала ее мать, — твой брат вот уже вторую ночь не показывается дома. Когда я отправилась разузнать о нем у лорда Уинчилси, то обнаружила, что он пострадал от пули, выпущенной рукой твоего так называемого „приятеля“, мистера Грэнвилла. Твой Херст получил тяжелейшую рану. У меня не укладывается в голове, о чем думал этот жуткий человек ? Кроме того, я не имею ни малейших известий от Томми и могу лишь предполагать самое худшее. Что в конце концов он решил сделать по-своему и отправился в Оксфорд. Наша жизнь превратилась в настоящий кошмар. Немедленно прощайся с Эмили и возвращайся домой. Петтигрю предупредил меня, что новый сердечный приступ может оказаться роковым. Мама».
 
   Брейдену показалось, что его внутренности стянуло в тошнотворный тугой узел, подкативший к самому горлу. Давно, очень давно он не чувствовал себя так скверно.
   Брейден уже забыл, когда в последний раз ему было так страшно.
   На своем жизненном пути ему приходилось сталкиваться с угрозами и всевозможными опасностями. Иногда он встречал их с пистолетом в руке, но чаще всего безоружный. И ему не впервой приходилось иметь дело с женской истерикой. Он отдавал себе отчет в том, что разбил гораздо больше женских сердец, чем хотел бы в этом признаться.
   Но те женщины легко позволяли себя утешить. Обычно для этого хватало браслета с бриллиантами или сережек.
   Но сердце Кэролайн, которым он дорожил больше собственного, не поддавалось столь примитивному ремонту.
   Он попытался извиниться.
   — Кэролайн, — начал он, стараясь не выдать охватившего его отчаяния, — прости меня. Он первым выхватил пистолет! Мне пришлось защищаться…
   Кэролайн отняла ладони от мокрого лица. При виде этих нежных щечек, залитых слезами, Брейден съежился от страха.
   — Ты обещал, что никогда не станешь в него стрелять! — всхлипывая, закричала она. — А сам пошел и выстрелил!
   Брейден, чье отчаяние только усиливало дикий, тошнотворный страх, рухнул перед ней на колени и взял ее руки в свои.
   — Кэролайн, милая, о каком обещании ты говоришь? Я никогда не обещал тебе ничего в отношении…
   Кэролайн вырвала свои руки и отскочила, стараясь быть как можно дальше от него. Она стояла, гордо выпрямившись, и было видно, как тяжело вздымается ее грудь под корсетом простого белого платья. Прозрачные слезы висели дрожащими каплями на концах длинных черных ресниц.
   — Обещал! — гневно воскликнула она. — Ты обещал с самого начала! Думаешь, почему я не сказала, кем был тот мужчина, с которым я застукала леди Жаклин? Да потому, что было ясно: как только ты узнаешь, так сделаешь что-то вроде этого! А я не вынесу, я не переживу…
   Брейден моментально вскочил на ноги и поднял ее со стула.
   — О чем это ты говоришь? — Сильные руки легли ей на плечи, только на этот раз не для того, чтобы утешить, а чтобы удержать на месте. Брейден хотел видеть ее глаза.
   — Не прикидывайся дурачком! Ты сам прекрасно знаешь, о чем я говорю! — Теперь, когда Кэролайн смотрела в его глаза, стало ясно, что ее слезы были вызваны бессильным гневом. Да, она разозлилась на него. Очень разозлилась. — Херст и Жаклин! Можно подумать, ты сам до сих пор этого не понимал! Как тебе удалось обо всем узнать? Ты вытряс из нее признание угрозами? А я-то надеялась… Я надеялась, что ради любви ей хватит сил промолчать!
   — Херст? — Он встряхнул головой, как будто получил удар по затылку. И тут до него дошло: — Так это Херста ты застала тогда с Жаки?
   — Конечно, его, — раздраженно бросила Кэролайн. — И не делай вид, будто для тебя это новость! Иначе с какой стати тебе в него стрелять?
   — Уж не хочешь ли ты сказать, что, когда ты предложила себя в качестве свидетельницы против леди Жаклин, это Херста ты застала с ней вдвоем на балу в той гостиной?
   — Конечно! — На глазах у Кэролайн снова показались слезы. — А как по-твоему, что еще удержало бы меня от того, чтобы назвать тебе это имя? Я не хотела, чтобы ты его застрелил! Я уже тогда хорошо знала твои повадки! Ты ведь предпочитаешь решать все проблемы с помощью пистолета, разве не так? Ну так вот, знай, что это не самый лучший способ! По-твоему, я была бы рада, чтобы сестра Херста — а у него, между прочим, есть сестра — прошла через то же, через что пришлось пройти мне из-за Томми… когда Томми…
   Она умолкла, задыхаясь от рыданий. Брейден, снова охваченный страхом, попытался обнять ее и привлечь к себе. Он не знал, что делать, главное — остановить, унять эти горькие слезы, прожигавшие его душу насквозь. Но его попытка только породила новый приступ истерики, и Кэролайн что было сил замолотила кулачками по его груди.
   — Но ты пошел и выстрелил в него, как только все узнал! Как давно тебе стало об этом известно? Ты, должно быть, смеялся надо мной все это время!
   Он совершенно ошалел и лишь молча смотрел, как она бьется в истерике. Херст? Так, значит, это Херста она застала вдвоем с Жаки на балу у леди Эшфорт? Это из-за него Проныра получил дырку в ноге? Скользкий хлыщ, поражавший его парней способностью возникать ниоткуда и растворяться в темноте, был не кто иной, как маркиз Уинчилси?
   Если бы не слезы, увлажнившие нежные щечки Кэролайн, и не ее уверенность в том, что Брейден ее предал, он расхохотался бы сейчас во все горло. Потому что внезапно, как по мановению волшебной палочки, все части головоломки встали на свои места. И ему все стало ясно.
   Загадочный любовник Жаки был так осторожен и задал им столько хлопот не потому, что скрывался от парней Брейдена Грэнвилла. Вернее, он скрывался не только от них. Для Слейтера гораздо важнее было избежать жирных лап Сеймура Хоукинса.
   Ничего удивительного, что он пускался на такие ухищрения, стараясь уйти от слежки. Мерзавец, пырнувший ножом Проныру, наверняка был послан Хоукинсом. Слейтер смылся из Оксфорда одновременно с ранением графа Бартлетта, и Герцог приказал его найти. Хоукинс терпеть не мог, когда кому-то удавалось от него ускользнуть. И ему не составило труда догадаться, что юный граф, имевший наглость обвинить его в шулерстве, остался жив. А значит, мог рассказать о нем другим людям. Конечно, он не пойдет в полицию, чтобы не привлекать внимания к своим маленьким шалостям за зеленым сукном. Но с друзьями он наверняка поделится, а это нанесет непоправимый урон бизнесу Герцога.
   И тогда Герцог приказал кому-то довести дело до конца.
   Но мерзавцу с таким извращенным чувством справедливости мало было того, чтобы графа просто убили. Нет, по его понятиям, это непременно должен был сделать Слейтер. Это раз и навсегда отучило бы маркиза совать нос куда не следует. Он сполна заплатил бы за то, что посмел вернуть к жизни приговоренного к смерти графа Бартлетта.
   Что же касалось графа, то он после контузии не мог сказать наверняка, что стрелял в него именно Слейтер. Тем не менее поведение его друга показалось Томми настолько подозрительным, что он постарался скрыться, чтобы Слейтер его не нашел.
   И это стало причиной, побудившей Брейдена нанести маркизу небольшой визит вежливости.
   Он явился в апартаменты, снимаемые маркизом Уинчилси, и предложил — всего лишь предложил — Херсту Слейтеру убраться из города подобру-поздорову на достаточно большой срок — если дорожит своей шкурой.
   Скажем, примерно на год.
   Маркиз, услышав эти слова, разъярился до такой степени, что даже схватился за пистолет. По-видимому, ему показалось, что избавиться от Брейдена Грэнвилла — это более простое решение.
   И Брейдену пришлось пустить в ход собственное оружие.
   Ну а что еще ему оставалось делать? Маркиз не шутил и готов был пристрелить Брейдена за милую душу. Но в конце концов пуля Брейдена едва задела мякоть. Он знал, куда стреляет. Он мог ранить этого хлыща гораздо серьезнее, но не захотел. Только потому, что когда-то Слейтер спас жизнь брату Кэролайн.
   Брейдена поражала несговорчивость маркиза. Ведь он предложил ему оптимальный вариант. Бегство вместо тюрьмы или смерти. Брейден дал понять Слейтеру, что мог бы не являться к нему с визитом, а отправиться прямо к властям. К тем самым властям, которые он уже уведомил о том, что они могут задержать некоего Сеймура Хоукинса, содержащего игорный дом в Оксфорде. Адрес этого заведения он вытряс из Томми.
   Но Брейден предпочел удержать при себе последнюю часть этой интересной информации.
   И это была его ошибка. Потому что страх перед Герцогом оказался для маркиза гораздо более сильным средством, чем страх перед Брейденом и даже перед полицией. И коль скоро Херст Слейтер не знал, что Герцогу недолго осталось гулять на свободе, маркиз сделал то, чего ему делать вовсе не следовало.
   Он остался в Лондоне. Хуже того, он заговорил.
   И полученное сегодня письмо стало доказательством того, что он заговорил перед леди Бартлетт.
   Конечно, для всех было бы гораздо лучше, если бы этот хлыщ скрылся хотя бы на время и не маячил перед глазами.
   Но этот вариант явно не подходил самому хлыщу. Он предпочел остаться и даже попытался огрызаться. В обычных условиях это можно было бы назвать заведомо глупым поступком. Еще никому не удавалось победить Брейдена Грэнвилла в играх подобного рода.
   Но Херст Слейтер располагал единственным в мире оружием, против которого Брейден был бессилен.
   Кэролайн.
   — Ты делаешь мне больно! — Кэролайн дернулась, пытаясь высвободить свои плечи.
   Он сразу ее отпустил.
   — Кэролайн, ты должна мне поверить, — бубнил он, следуя за ней по пятам. Она почему-то направилась к двери. — Я ничего не знал, пока ты сама мне сегодня не сказала. И ты глубоко заблуждаешься, если считаешь, что это имеет хоть какое-то отношение к Жаклин. Я действительно забежал к твоему жениху перекинуться с ним парой слов, но…
   — Нет! — Она резко встряхнула головой. Ее щеки все еще были мокрыми от слез, а плечи устало поникли, но на лице уже читалась знакомая Брейдену упрямая решимость. — Да, я понимаю, что во многом могла ошибаться, но только не в этом. Ошибкой было это все! В конце концов, кто ты такой? Лондонский Сердцеед, вот кто! И я с самого начала должна была понимать, что для тебя это не более чем забавная игра!
   — Игра?! — повторил он потрясенно.
   — Вот именно: игра! — отрезала Кэролайн. — Ты знал, знал с самого начала, что это Херст был с Жаки, и задумал коварную месть. Ну, теперь ты добился, чего хотел, правда? Его невестой ты овладел точно так же, как он овладел твоей. А потом еще и подстрелил его для верности!