Страница:
Она быстро взглянула на Эдварда, чтобы увидеть, как он воспринял это известие. Тот чуть крепче сжал челюсти.
— Понятно, — отозвался он. Голос оставался бесстрастным. — Интересно, откуда эти дамы услышали такую небылицу?
— Я… Не знаю, — солгала девушка. Она не посмела сказать, что слух распустила виконтесса. Роулингз опять мог заподозрить ее, Пегги, в ревности…
Эдвард опустил руки и подошел к кровати. Пегги, чуть задрожав под его прямым взглядом, старалась не поддаться испугу. Она подняла подбородок и храбро уставилась на Эдварда, хотя понимала, что преимущество у него, поскольку он стоит, а она лежит, утопая в собственных юбках.
— Это правда? — просто спросил он.
Пегги сморгнула, но собралась с духом и снова взглянула ему в глаза.
— Да, — сказала она.
На скулах Эдварда ходили желваки, как будто он боролся со своими чувствами. Когда ему, наконец, удалось успокоиться, он резко спросил:
— Откуда вы знаете?
— Она сама мне сказала.
— Но ведь ваша сестра умерла в Италии всего через несколько месяцев после Джона… — Увидев, что девушка покачала головой, Эдвард вдруг охрип. — Что… что вы говорите? Что… ваша сестра не умерла?
— Да. — Пегги очень старалась, чтобы ее голос не дрожал.
— Для чего? Для чего было лгать? — Слова вылетали быстро и отрывисто, будто каждое по отдельности исторгалось из его души.
— Так лучше. — Пегги села, беспомощно разведя руками, которые до сих пор были в бальных перчатках. — Лучше, чтобы люди считали ее умершей. Поверьте мне.
— Почему? — Эдвард уже не мог сдерживать себя. Он подался вперед и схватил обнаженные плечи Пегги. — Почему вы пошли на обман?
— Потому, что она умерла, — твердо сказала Пегги. — Кэтрин Макдугал мертва, понимаете?
Пальцы Эдварда крепче сжали ее плечи, он наклонился к девушке, чтобы лучше видеть ее лицо, их губы оказались в нескольких дюймах друг от друга.
— Где она? — При каждом слове он тряс ее за плечи. — Где… Кэтрин… Роулингз?
Пегги так яростно покачала головой, что диадема сдвинулась на один глаз, придав девушке ухарский вид.
— Я не могу сказать вам! Пожалуйста, не заставляйте меня отвечать. Так будет лучше. Пожалуйста, Эдвард!
Увидев, что слезы вот-вот закапают из-под длинных ресниц Пегги, а нижняя губа предательски задрожала, Эдвард резко отпустил ее плечи. Со стоном разочарования, смешанного с яростью, он бросился к дальней стене и, припав лбом к собственному кулаку, затих.
Пегги, мысли которой совершенно смешались, перевернулась на живот и уткнулась лицом в ладони. Зачем, ну зачем она сказала ему? Она хотела держать все это в тайне, глубочайшей и самой страшной тайне. А Эдвард одним-единственным вопросом заставил ее рассказать столько, сколько она никогда и никому не рассказывала.
Ну что ж, она могла тешить себя мыслью о том, что он не узнал самого худшего и, будь на то воля Божья, никогда не узнает.
Но что теперь будет? Она сглупила с самого начала, решив, что может приехать сюда и жить под одной крышей с этим человеком. Он приглянулся ей с самого первого момента, Пегги знала, что это принесет неприятности. И вот сейчас рушился мирок, который она с таким тщанием выстроила на обмане, обмане всевозможного рода.
Подняв голову, Пегги увидела, что Эдвард замер, его взгляд был устремлен в стену, плечи сведены от напряжения. Девушка бросила неуверенный взгляд на запертую дверь. Внизу оркестр заиграл вальс. То был другой мир, мир воспитанных в нежности, хоть и совершенно беспринципных леди и джентльменов, мир, где для Пегги не нашлось места. Да она никогда и не хотела быть частью этого мира. Особенно сейчас.
Теперь она осознала, как наивно было полагать, что придуманная ею схема когда-нибудь сработает. Возможно, самым достойным выходом было бы признать поражение и вернуться в свой мир, где необходимо экономить на уголь и готовить корзинки с едой для людей, которые отнюдь не беднее тебя…
Пегги села, плечи ее были бессильно опущены. Итак, сейчас она попросит лорда Эдварда оставить ее, потом позвонит Люси, чтобы та помогла ей собрать вещи. Утром, пока все еще будут спать, она закажет экипаж и незаметно уедет. Она не станет прощаться с Джереми. Она этого просто не вынесет. Но она оставит мальчику записку, да, записку. В ней она не станет обвинять Эдварда, ведь в случившемся нет его вины. Она просто напишет, что очень соскучилась по Эпплсби и решила вернуться. Да, она напишет именно так. Джереми будет переживать, но постепенно забудет обо всем. В конце концов, теперь у него есть дядя Эдвард.
И они, даже если попытаются, не смогут найти ее. Потому что она не поедет в Эпплсби. Она поедет в Лондон и устроится работать нянькой, или гувернанткой, или даже акушеркой. Будет нелегко, но Пегги доводилось сталкиваться с трудностями. Она выдержит.
— Куда вы? — Слова Эдварда хлестнули из темноты, которая его скрывала.
Пегги едва успела подняться с кровати, когда его грозный окрик заставил ее застыть на месте. Не глядя на него, она пробормотала:
— Хотела позвать Люси.
— Зачем? — Тон был резким и одновременно укоризненным.
— Чтобы собраться.
— Собраться? Собраться спать?
Пегги повернулась к нему. Она плохо видела Эдварда в полутемной спальне, но ее сердце забилось так же сильно, как бывало, когда он находился совсем рядом.
— Я уезжаю, понятно? — Ей удалось произнести эти слова с деланным высокомерием, едва сдерживая дрожь в голосе. — Утром уеду. Вам придется одолжить мне на день ваш экипаж.
Эдвард вышел из тени. Он, нахмурившись, смотрел на девушку.
— О чем вы говорите?
— Я хочу уехать, пока вы не вышвырнули меня вон. Это была глупая затея, детская. Я думала, что мне удастся скрыть от вас, что Кэтрин не умерла. Одно дело таиться от Джереми. Но от вас… В общем, простите меня. — Теперь она смотрела на ботинки Эдварда, хотя из-за слез почти ничего не видела. — Не знаю, что еще сказать, кроме…
— Это что, прощание? А могу я спросить, куда это вы собрались ехать в моем экипаже?
Пегги показалось, что тон лорда Эдварда стал вызывающим, и она вздернула подбородок.
— К себе в Шотландию.
— Черта с два вы уедете!
Пегги ошеломила реакция Эдварда. Он рванулся вперед и вновь схватил ее за плечи.
— Завтра утром вы никуда не поедете в моем экипаже, ясно? А если вы попытаетесь, то я все равно узнаю, куда вы направились, и сам привезу вас назад, даже если придется перебросить вас через плечо и пешком, шаг за шагом, нести до самого Роулингза! Я ясно все объяснил, Пегги?
Встревоженная Пегги безмолвно кивнула. Но Эдвард еще не закончил. Его пальцы впились в ее обнаженные плечи, и он срывающимся голосом крикнул:
— Как ты смеешь? Как смеешь ты, маленькая бездушная разбойница, угрожать отъездом! Бог мой, неужели ты думаешь, что меня волнует, что твоя сестра сделала с моим братом или что мой брат сделал твоей сестре? Все прошедшие дни я мог думать только о тебе. Я хочу тебя с того самого момента, как в первый раз ты налетела на меня у той двери в Эпплсби. И будь я проклят, если опять буду играть в эти твои смешные игры…
Наклонившись к ее губам, Эдвард крепко прижал девушку к себе. Пегги выставила вперед обе руки, чтобы остановить бешеный натиск его губ и языка, но наткнулась лишь на накрахмаленную сорочку и упругие мышцы под нею. Обхватив девушку за тонкую талию, Эдвард всем своим весом придавил ее спиной к подушкам. Его губы, казалось, были повсюду. Жар бедер Эдварда обжигал ее ноги, жесткая щетина царапала ее нежную кожу. Но лишь одна мысль крутилась у нее в голове. «Он хочет, чтобы я осталась, — думала Пегги, у которой от счастья шла кругом голова. — Он хочет меня!»
Руки мужчины заскользили по ее одежде, умело справляясь с застежками и завязками. Развязывая тесемки корсета, Эдвард нежно касался округлости девичьей груди. Каждый дюйм ее тела оживал под его пальцами, загорался наслаждением. И хотя она знала, что позже будет сожалеть о содеянном, ничто не могло заставить Пегги произнести слова, которые остановили бы Эдварда. Ее губы раскрылись навстречу ему, его язык ворвался в нее, пока руки терзали муслин ее сорочки, будто даже этой тончайшей границы между ними было чересчур много.
Пегги слегка заставил вздрогнуть звук рвущейся материи, и она поняла, что Эдвард разорвал ее нижнее белье. Его горячие губы переместились на шею, затем на розовый сосок груди, другая грудь нежилась под его руками. Девушка судорожно вздохнула, когда его язык добрался до розового бутончика, который венчал ее грудь, ее пальцы ерошили его черные кудри. Пегги не могла думать, дышать, она могла лишь извиваться в истоме. Когда она почувствовала, как пальцы Эдварда скользнули по ее животу и дальше к томящейся влажности между ног, то задохнулась, выгнув тело навстречу им. Ничего подобного она еще не испытывала.
Взяв в ладони ее обнаженные ягодицы, Эдвард поставил девушку на колени и прижал к себе так сильно, что волосы на его груди больно впились в ее нежную кожу. Он тоже встал на колени и изо всех сил старался снять с себя сорочку, не отнимая рук от Пегги. Его губы, ласкавшие ее шею, казалось, непрерывно твердили: «Пегги, Пегги», отчего по ее телу пробегали теплые волны восторга. Она положила ладони на густую поросль его мускулистой груди, вдыхая аромат мужчины и с нарастающим трепетом ощущая внизу живота его требовательную твердость — свидетельство силы его желания. В отблесках огня его кожа рядом с почти прозрачной белизной кожи девушки казалась темной, как у мулата.
— Пегги, — вновь проговорил Эдвард, и она почувствовала, как он направляет ее руку к пуговицам брюк.
Отбросив всякую скромность, как, наверное, поступала Майра Макфирли, Пегги с жадным любопытством глядела на его брюки, и когда напряженная плоть Эдварда освободилась из плена удерживавшей ее материи, взяла ее в свою маленькую руку. Эдвард, который не оставлял в покое губ девушки, застонал. Пораженная размерами мужского естества, пульсировавшего в ее руке, Пегги задохнулась в истоме, когда пальцы Эдварда опять задвигались у нее между ног. На этот раз он положил основание ладони на ее шелковистый лобок и ввел сначала один, потом и второй палец в ее пылающее лоно. Пегги выгнулась под тяжестью его руки, удовольствие, которое доставляли умело двигавшиеся в ней пальцы Эдварда, заставило ее замурлыкать.
Не в силах больше сдерживаться, мужчина опустил девушку на спину и лег на нее. Пегги инстинктивно приподнялась ему навстречу, стремясь вобрать в себя плоть Эдварда, и он со стоном вонзился в нее.
Соединившись с Пегги, Эдвард с восторгом почувствовал незнакомую ему до сих пор теплую и упругую тесноту. Тонкая пленка невинности едва ли могла преградить путь его полному проникновению, и Эдвард без колебаний разрушил последнюю преграду. Вскрик Пегги заставил его понять, что он только что сделал, и он смущенно взял в ладони растрепанную голову девушки и зашептал бессвязные и бессмысленные слова утешения.
Но боль покинула ее так же неожиданно, как пришла, и ее место заняло нетерпеливое желание, которому она с готовностью ответила, крепче прижавшись к телу Эдварда. Мужчина, догадавшись, что боль ушла, чуть отодвинулся, но Пегги крепко держала его за плечи, ее зеленые глаза были широко открыты.
— Не уходи, — нежным, просящим голосом проговорила она.
Эдвард улыбнулся. Никогда в жизни у него не было такой очаровательной подруги.
— Я никуда не ухожу, любовь моя, — отозвался он. И когда Эдвард опять глубоко вошел в нее, Пегги, которая по наитию ответила на его движение, все поняла.
А Эдвард уже не мог контролировать себя Он все сильнее и сильнее входил в ее упругую теплоту, вдавливая девушку в перины. Пегги крепко вцепилась в его плечи, длинные темные волосы разметались по подушкам. Внезапно, взлетев на вершину блаженства, Пегги выгнулась всем телом, все ее существо от головы до раскинутых ног пронзило чувство неземного наслаждения. Эдвард догнал возлюбленную секундой позже, войдя в нее так глубоко, что она подумала, что он может разорвать ее надвое. Задыхаясь от страсти, он рухнул на нее, и так они вдвоем лежали в полутьме, их тела блестели от испарины.
Может, через несколько часов, а может, всего через пару минут раздался робкий стук в дверь спальни, и Пегги услышала голос Люси:
— Мисс Пегги? Вы у себя? Почему заперта дверь?
Глава 21
— Понятно, — отозвался он. Голос оставался бесстрастным. — Интересно, откуда эти дамы услышали такую небылицу?
— Я… Не знаю, — солгала девушка. Она не посмела сказать, что слух распустила виконтесса. Роулингз опять мог заподозрить ее, Пегги, в ревности…
Эдвард опустил руки и подошел к кровати. Пегги, чуть задрожав под его прямым взглядом, старалась не поддаться испугу. Она подняла подбородок и храбро уставилась на Эдварда, хотя понимала, что преимущество у него, поскольку он стоит, а она лежит, утопая в собственных юбках.
— Это правда? — просто спросил он.
Пегги сморгнула, но собралась с духом и снова взглянула ему в глаза.
— Да, — сказала она.
На скулах Эдварда ходили желваки, как будто он боролся со своими чувствами. Когда ему, наконец, удалось успокоиться, он резко спросил:
— Откуда вы знаете?
— Она сама мне сказала.
— Но ведь ваша сестра умерла в Италии всего через несколько месяцев после Джона… — Увидев, что девушка покачала головой, Эдвард вдруг охрип. — Что… что вы говорите? Что… ваша сестра не умерла?
— Да. — Пегги очень старалась, чтобы ее голос не дрожал.
— Для чего? Для чего было лгать? — Слова вылетали быстро и отрывисто, будто каждое по отдельности исторгалось из его души.
— Так лучше. — Пегги села, беспомощно разведя руками, которые до сих пор были в бальных перчатках. — Лучше, чтобы люди считали ее умершей. Поверьте мне.
— Почему? — Эдвард уже не мог сдерживать себя. Он подался вперед и схватил обнаженные плечи Пегги. — Почему вы пошли на обман?
— Потому, что она умерла, — твердо сказала Пегги. — Кэтрин Макдугал мертва, понимаете?
Пальцы Эдварда крепче сжали ее плечи, он наклонился к девушке, чтобы лучше видеть ее лицо, их губы оказались в нескольких дюймах друг от друга.
— Где она? — При каждом слове он тряс ее за плечи. — Где… Кэтрин… Роулингз?
Пегги так яростно покачала головой, что диадема сдвинулась на один глаз, придав девушке ухарский вид.
— Я не могу сказать вам! Пожалуйста, не заставляйте меня отвечать. Так будет лучше. Пожалуйста, Эдвард!
Увидев, что слезы вот-вот закапают из-под длинных ресниц Пегги, а нижняя губа предательски задрожала, Эдвард резко отпустил ее плечи. Со стоном разочарования, смешанного с яростью, он бросился к дальней стене и, припав лбом к собственному кулаку, затих.
Пегги, мысли которой совершенно смешались, перевернулась на живот и уткнулась лицом в ладони. Зачем, ну зачем она сказала ему? Она хотела держать все это в тайне, глубочайшей и самой страшной тайне. А Эдвард одним-единственным вопросом заставил ее рассказать столько, сколько она никогда и никому не рассказывала.
Ну что ж, она могла тешить себя мыслью о том, что он не узнал самого худшего и, будь на то воля Божья, никогда не узнает.
Но что теперь будет? Она сглупила с самого начала, решив, что может приехать сюда и жить под одной крышей с этим человеком. Он приглянулся ей с самого первого момента, Пегги знала, что это принесет неприятности. И вот сейчас рушился мирок, который она с таким тщанием выстроила на обмане, обмане всевозможного рода.
Подняв голову, Пегги увидела, что Эдвард замер, его взгляд был устремлен в стену, плечи сведены от напряжения. Девушка бросила неуверенный взгляд на запертую дверь. Внизу оркестр заиграл вальс. То был другой мир, мир воспитанных в нежности, хоть и совершенно беспринципных леди и джентльменов, мир, где для Пегги не нашлось места. Да она никогда и не хотела быть частью этого мира. Особенно сейчас.
Теперь она осознала, как наивно было полагать, что придуманная ею схема когда-нибудь сработает. Возможно, самым достойным выходом было бы признать поражение и вернуться в свой мир, где необходимо экономить на уголь и готовить корзинки с едой для людей, которые отнюдь не беднее тебя…
Пегги села, плечи ее были бессильно опущены. Итак, сейчас она попросит лорда Эдварда оставить ее, потом позвонит Люси, чтобы та помогла ей собрать вещи. Утром, пока все еще будут спать, она закажет экипаж и незаметно уедет. Она не станет прощаться с Джереми. Она этого просто не вынесет. Но она оставит мальчику записку, да, записку. В ней она не станет обвинять Эдварда, ведь в случившемся нет его вины. Она просто напишет, что очень соскучилась по Эпплсби и решила вернуться. Да, она напишет именно так. Джереми будет переживать, но постепенно забудет обо всем. В конце концов, теперь у него есть дядя Эдвард.
И они, даже если попытаются, не смогут найти ее. Потому что она не поедет в Эпплсби. Она поедет в Лондон и устроится работать нянькой, или гувернанткой, или даже акушеркой. Будет нелегко, но Пегги доводилось сталкиваться с трудностями. Она выдержит.
— Куда вы? — Слова Эдварда хлестнули из темноты, которая его скрывала.
Пегги едва успела подняться с кровати, когда его грозный окрик заставил ее застыть на месте. Не глядя на него, она пробормотала:
— Хотела позвать Люси.
— Зачем? — Тон был резким и одновременно укоризненным.
— Чтобы собраться.
— Собраться? Собраться спать?
Пегги повернулась к нему. Она плохо видела Эдварда в полутемной спальне, но ее сердце забилось так же сильно, как бывало, когда он находился совсем рядом.
— Я уезжаю, понятно? — Ей удалось произнести эти слова с деланным высокомерием, едва сдерживая дрожь в голосе. — Утром уеду. Вам придется одолжить мне на день ваш экипаж.
Эдвард вышел из тени. Он, нахмурившись, смотрел на девушку.
— О чем вы говорите?
— Я хочу уехать, пока вы не вышвырнули меня вон. Это была глупая затея, детская. Я думала, что мне удастся скрыть от вас, что Кэтрин не умерла. Одно дело таиться от Джереми. Но от вас… В общем, простите меня. — Теперь она смотрела на ботинки Эдварда, хотя из-за слез почти ничего не видела. — Не знаю, что еще сказать, кроме…
— Это что, прощание? А могу я спросить, куда это вы собрались ехать в моем экипаже?
Пегги показалось, что тон лорда Эдварда стал вызывающим, и она вздернула подбородок.
— К себе в Шотландию.
— Черта с два вы уедете!
Пегги ошеломила реакция Эдварда. Он рванулся вперед и вновь схватил ее за плечи.
— Завтра утром вы никуда не поедете в моем экипаже, ясно? А если вы попытаетесь, то я все равно узнаю, куда вы направились, и сам привезу вас назад, даже если придется перебросить вас через плечо и пешком, шаг за шагом, нести до самого Роулингза! Я ясно все объяснил, Пегги?
Встревоженная Пегги безмолвно кивнула. Но Эдвард еще не закончил. Его пальцы впились в ее обнаженные плечи, и он срывающимся голосом крикнул:
— Как ты смеешь? Как смеешь ты, маленькая бездушная разбойница, угрожать отъездом! Бог мой, неужели ты думаешь, что меня волнует, что твоя сестра сделала с моим братом или что мой брат сделал твоей сестре? Все прошедшие дни я мог думать только о тебе. Я хочу тебя с того самого момента, как в первый раз ты налетела на меня у той двери в Эпплсби. И будь я проклят, если опять буду играть в эти твои смешные игры…
Наклонившись к ее губам, Эдвард крепко прижал девушку к себе. Пегги выставила вперед обе руки, чтобы остановить бешеный натиск его губ и языка, но наткнулась лишь на накрахмаленную сорочку и упругие мышцы под нею. Обхватив девушку за тонкую талию, Эдвард всем своим весом придавил ее спиной к подушкам. Его губы, казалось, были повсюду. Жар бедер Эдварда обжигал ее ноги, жесткая щетина царапала ее нежную кожу. Но лишь одна мысль крутилась у нее в голове. «Он хочет, чтобы я осталась, — думала Пегги, у которой от счастья шла кругом голова. — Он хочет меня!»
Руки мужчины заскользили по ее одежде, умело справляясь с застежками и завязками. Развязывая тесемки корсета, Эдвард нежно касался округлости девичьей груди. Каждый дюйм ее тела оживал под его пальцами, загорался наслаждением. И хотя она знала, что позже будет сожалеть о содеянном, ничто не могло заставить Пегги произнести слова, которые остановили бы Эдварда. Ее губы раскрылись навстречу ему, его язык ворвался в нее, пока руки терзали муслин ее сорочки, будто даже этой тончайшей границы между ними было чересчур много.
Пегги слегка заставил вздрогнуть звук рвущейся материи, и она поняла, что Эдвард разорвал ее нижнее белье. Его горячие губы переместились на шею, затем на розовый сосок груди, другая грудь нежилась под его руками. Девушка судорожно вздохнула, когда его язык добрался до розового бутончика, который венчал ее грудь, ее пальцы ерошили его черные кудри. Пегги не могла думать, дышать, она могла лишь извиваться в истоме. Когда она почувствовала, как пальцы Эдварда скользнули по ее животу и дальше к томящейся влажности между ног, то задохнулась, выгнув тело навстречу им. Ничего подобного она еще не испытывала.
Взяв в ладони ее обнаженные ягодицы, Эдвард поставил девушку на колени и прижал к себе так сильно, что волосы на его груди больно впились в ее нежную кожу. Он тоже встал на колени и изо всех сил старался снять с себя сорочку, не отнимая рук от Пегги. Его губы, ласкавшие ее шею, казалось, непрерывно твердили: «Пегги, Пегги», отчего по ее телу пробегали теплые волны восторга. Она положила ладони на густую поросль его мускулистой груди, вдыхая аромат мужчины и с нарастающим трепетом ощущая внизу живота его требовательную твердость — свидетельство силы его желания. В отблесках огня его кожа рядом с почти прозрачной белизной кожи девушки казалась темной, как у мулата.
— Пегги, — вновь проговорил Эдвард, и она почувствовала, как он направляет ее руку к пуговицам брюк.
Отбросив всякую скромность, как, наверное, поступала Майра Макфирли, Пегги с жадным любопытством глядела на его брюки, и когда напряженная плоть Эдварда освободилась из плена удерживавшей ее материи, взяла ее в свою маленькую руку. Эдвард, который не оставлял в покое губ девушки, застонал. Пораженная размерами мужского естества, пульсировавшего в ее руке, Пегги задохнулась в истоме, когда пальцы Эдварда опять задвигались у нее между ног. На этот раз он положил основание ладони на ее шелковистый лобок и ввел сначала один, потом и второй палец в ее пылающее лоно. Пегги выгнулась под тяжестью его руки, удовольствие, которое доставляли умело двигавшиеся в ней пальцы Эдварда, заставило ее замурлыкать.
Не в силах больше сдерживаться, мужчина опустил девушку на спину и лег на нее. Пегги инстинктивно приподнялась ему навстречу, стремясь вобрать в себя плоть Эдварда, и он со стоном вонзился в нее.
Соединившись с Пегги, Эдвард с восторгом почувствовал незнакомую ему до сих пор теплую и упругую тесноту. Тонкая пленка невинности едва ли могла преградить путь его полному проникновению, и Эдвард без колебаний разрушил последнюю преграду. Вскрик Пегги заставил его понять, что он только что сделал, и он смущенно взял в ладони растрепанную голову девушки и зашептал бессвязные и бессмысленные слова утешения.
Но боль покинула ее так же неожиданно, как пришла, и ее место заняло нетерпеливое желание, которому она с готовностью ответила, крепче прижавшись к телу Эдварда. Мужчина, догадавшись, что боль ушла, чуть отодвинулся, но Пегги крепко держала его за плечи, ее зеленые глаза были широко открыты.
— Не уходи, — нежным, просящим голосом проговорила она.
Эдвард улыбнулся. Никогда в жизни у него не было такой очаровательной подруги.
— Я никуда не ухожу, любовь моя, — отозвался он. И когда Эдвард опять глубоко вошел в нее, Пегги, которая по наитию ответила на его движение, все поняла.
А Эдвард уже не мог контролировать себя Он все сильнее и сильнее входил в ее упругую теплоту, вдавливая девушку в перины. Пегги крепко вцепилась в его плечи, длинные темные волосы разметались по подушкам. Внезапно, взлетев на вершину блаженства, Пегги выгнулась всем телом, все ее существо от головы до раскинутых ног пронзило чувство неземного наслаждения. Эдвард догнал возлюбленную секундой позже, войдя в нее так глубоко, что она подумала, что он может разорвать ее надвое. Задыхаясь от страсти, он рухнул на нее, и так они вдвоем лежали в полутьме, их тела блестели от испарины.
Может, через несколько часов, а может, всего через пару минут раздался робкий стук в дверь спальни, и Пегги услышала голос Люси:
— Мисс Пегги? Вы у себя? Почему заперта дверь?
Глава 21
— Не могу поверить. — Виконтесса со стуком поставила на стол чашку с чаем. Только по счастливой случайности она не выплеснула чай на свое бледно-лиловое утреннее платье. — Ты никогда не проводил праздники в Лондоне. Ведь сезон не окончился, есть еще по меньшей мере шесть недель для чудесной охоты!
Эдвард, который твердой рукой держал чашку кофе, беспечно пожал плечами.
— У любого человека есть право менять привычки, Арабелла, — сказал он мягко, однако от него не укрылись изумленные взгляды, которыми обменялись сидящие за столом после его слов.
— Вот это да, старина. — После полуночной стычки в оранжерее граф Дерби выглядел хуже некуда. Хоть он и проспал до полудня, у него под глазами лежали заметные тени. — Это твое внезапное решение никак не связано с нашим, гм, разговором вчера ночью?
Эдвард едва глянул на графа, хотя в душе был бы не прочь метнуть в дорогого гостя блюдо с закусками.
— Должен тебя успокоить, Дерби. Нет. Просто развлечения на свежем воздухе в этом году мне надоели раньше, чем обычно. Я еду в Лондон сегодня вечером, и кто смелый, может составить мне компанию. А остальным лучше было бы вернуться к себе. Обещаю, здесь будет ужасно скучно.
Виконтесса пренебрежительно фыркнула.
— Никогда не слышала ничего более нелепого, — буркнула она в свои кружева. — Никто в такую рань не поедет в Лондон. Сезон начнется только в феврале.
— Не скажи, Арабелла, — вступил в разговор Алистер Картрайт, развалясь на стуле. — Только подумай: Лондон без толпы. Хотя бы ради смены впечатлений в этом есть смысл: подумай, все театры и рестораны — только для нас. Мне идея Эдварда вполне по вкусу.
Арабелла посмотрела на него. Какой интерес, ясно говорили ее глаза, быть в театре и ресторане одним? Кто оценит новые наряды, новую прическу, нового любовника…
Эдвард же бросил на своего друга взгляд, полный признательности. Было непросто найти предлог, чтобы избавиться от нежеланных гостей, и идея поехать в Лондон пришла ему в голову лишь на рассвете, после того, как он долго ругал себя за проявленную слабость. Он обещал девушке, что оградит ее от новых оскорблений со стороны своих приятелей, а поскольку от тех можно было ожидать чего угодно, он обязан был заставить их упаковать чемоданы. Но гости не уехали бы, не будь на то веской причины, а уже готовый поджечь собственный дом Эдвард не смог придумать ничего лучшего, чем уехать самому.
Виконтесса была не единственной из присутствующих, в ком внезапная перемена планов Эдварда возбудила подозрения. На словах поддержав хозяина, Алистер чувствовал, что здесь что-то кроется. После ленча, когда все разошлись по комнатам поторопить своих служанок и лакеев со сборами, Алистер нагнал приятеля на служебной галерее, куда Эдвард направился, чтобы предупредить об отъезде миссис Прейхерст.
— Это на тебя не похоже, старина, — воскликнул Алистер, стараясь поспевать за Роулингзом. — Ты ведь ненавидишь Лондон в это время года. Правда, я всегда подозревал, что ты ненавидишь Лондон в любое время.
Эдвард смотрел прямо перед собой, боясь, что если он повернется к своему другу, тот сможет прочесть у него на лице то, чем он ни с кем не собирался делиться.
— Что ты несешь, Картрайт? Я свободный человек и могу ехать в Лондон, когда этого пожелаю…
— Никто не оспаривает твоего права, парень. Все, чего они хотят, это докопаться до причины…
— А почему я должен объяснять причины моих поступков? — Крупные шаги Эдварда привели их к черной лестнице, которая вела в его личные апартаменты.
Несмотря на заявление о том, что он не намерен приводить никаких доводов, Эдвард все же нехотя сознался:
— Хочу очистить свой дом от всех этих вечно недовольных паразитов, а это единственный способ, который я смог изобрести, понял?
— Очистить свой дом?.. — Алистер прошел вслед за Эдвардом в его кабинет и упал на кожаный диван. — Это как-то связано с тем, что случилось вчера с мальчиком?
— Каким мальчиком?
— Твоим племянником.
Эдвард заглянул в спальню и приказал лакею начать упаковывать вещи. Затем он подошел к каминной полке, где нашел сигару, которой тут же глубоко затянулся.
— Это никак не связано с мальчиком, — промычал Эдвард с зажатой в зубах сигарой.
Алистер, прекрасно знавший, что Эдвард обычно воздерживался от курения, сцепил руки на затылке и с мечтательным видом откинулся на подушки кресла.
— Значит, это девушка.
Эдвард закашлялся и, вынув сигару изо рта, пробурчал:
— Не будь ослом.
Алистер усмехнулся, глядя в потолок:
— Я знал, что так и будет. Ты влюбился.
— Иди к черту, — посоветовал Эдвард. В дверь, через которую он отдавал приказание лакею, постучали. Роулингз распахнул ее и гневно взглянул на своего слугу. — Ну? Что там еще?
— Извините, сэр. — На Дэниелза свирепость хозяина не произвела никакого впечатления. — Я правильно понял, вы хотите, чтобы я собрал вещи для Лондона?
— Разве я не это сказал? — Эдвард снова вставил сигару в рот и начал мерить комнату большими шагами. — Так что тебе не понятно?
Дэниелз заморгал.
— Но, сэр… Лондон? В ноябре? Охотничий сезон едва начался…
— И ты тоже, Дэниелз, — рявкнул Эдвард. Он повернулся спиной к лакею и обратился к потолку: — Мой Бог, разве не может человек поехать в Лондон, когда ему вздумается?
— Конечно, сэр, — подтвердил Дэниелз. — Могу я узнать, как долго мы будем оставаться в городе?
— Не знаю, — ответил Эдвард, уставившись на огонь. — Возьми рубашек по меньшей мере на месяц.
— Очень хорошо, сэр. — Лакей неодобрительно покачал головой и вышел из комнаты.
Заметив это, Эдвард выругался.
— Разве человек не может отдать распоряжение своему собственному слуге, чтобы его не переспрашивали? — спросил он, и, хотя явно не ожидал получить ответ, Алистер все же отозвался:
— Конечно, может. Если у него есть голова на плечах. Но тебя, Роулингз, похоже, сегодня ночью сглазили. Может, вернемся к возможному источнику этой порчи? Я все думал, признаешься ли ты наконец сам себе, что эта девушка волнует тебя?
Эдвард опять выругался — на сей раз ругательство было необычно грубым — и швырнул сигару в камин.
— Картрайт, ты можешь не приплетать сюда девушку? Мое решение не имеет к ней никакого отношения!
— Да ну? — Не обратив внимания на вспышку, Алистер поднялся и прошел к бару, чтобы налить себе капельку виски. — Ты слышал, о чем все шептались вчера вечером? Говорят, будто твой брат погиб из-за ее сестры и так далее.
— Я слышал. — Эдвард сел в кресло и упер ноги в стенку камина. — И она тоже слышала.
— Ох. — Алистер передал другу бокал, тот опрокинул в себя содержимое и вернул его назад. Картрайт вновь наполнил бокал, протянул Эдварду, затем налил себе и вернулся на диван. — Тогда, наверное, в этом и заключается причина сегодняшнего внезапного отъезда в Лондон?
Эдвард смотрел на огонь. Лицо его потемнело от гнева, на скулах ходили желваки.
— Нет, — отрывисто бросил он. Алистер покачал головой.
— Она мне нравится, Эдвард. Ты ведь не собираешься выгонять ее, а, старина?
— Не будь ослом.
— Хорошо, что тогда ты собираешься с ней делать?
— В каком смысле? — Эдвард снял ноги с камина и встал. Сделал пару шагов к окну, раздвинул шторы, посмотрел на двор внизу. — Я ничего не собираюсь с ней делать.
Что с ней делать, когда Пегги так больно отхлестала его словами, едва они закончили заниматься любовью. Эдвард, медленно приходя в себя, поднял лицо от ее груди и высказал предположение — просто предположение, черт возьми! — что было бы разумным пожениться, так как они, как оказалось, не могут жить друг без друга.
Не то чтобы ему была нужна супруга. Но, поскольку она уже ворчит на него, как жена, они ругаются, как давно женатая пара, ему казалось, что особой разницы не будет.
Но он позабыл о решении Пегги не выходить замуж.
И будьте уверены — она хорошенько вложила ему памяти.
— Ты слишком хорошо обо мне думаешь. — В смехе Эдварда не было веселья. — Это не имеет к Пегги никакого отношения. Лондон мрачен в это время года, но у меня нет другого способа отделаться от этих жалких прилипал…
Алистер рассмеялся:
— Господи Боже, Эдди! А я-то все время думал, что они тебе по-настоящему нравятся!
— Это друзья Арабеллы, ты же знаешь. Я уже не в состоянии выносить их присутствия, всюду вынюхивают, сплетничают… — Эдвард опять подошел к окну и выглянул наружу. — Вот и хорошо, — проговорил он. — Экипаж маркиза уже подали. Мне следует спуститься и сказать ему: «Скатертью дорога».
— Пока ты не ушел, Эдди… — Увидев гримасу на лице своего друга, когда тот повернулся от окна, Алистер поднял свой бокал и сказал: — Прими мои извинения, Эдвард. Я искренне. Послушай, насчет Пегги, как ты ее называешь… — Алистер посмотрел на свой пустой бокал. Эдвард был озадачен тем, что его обычно словоохотливый друг колеблется. Но еще больше его озадачили слова Алистера, когда тот наконец заговорил. — Ты ведь не будешь против, если я, э-э, буду время от времени навещать ее?
— Что? — Вопрос вырвался непроизвольно, но еще унизительнее было то, что голос у него дал петуха, чего не случалось с юношеских пор. — Ты это серьезно?
С Алистера в одно мгновение слетела робость, и он возмущенно спросил:
— А что такого? Ты думаешь, что она не захочет меня видеть?
— Думаю, что она… думаю… — Эдвард не верил собственным ушам. Неужели весь такой знакомый мир сошел с ума? О чем думает Картрайт? Он что, лишился здравого смысла?
— Ах, я понял, понял, — забормотал Алистер, поставив на место пустой стакан и подняв руки, будто защищаясь от ударов, о которых Эдвард и не помышлял. — Я понял, я слишком стар для нее. Но что такое десять лет?
— А не пятнадцать ли? — громыхнул Эдвард.
— Ладно, может быть, пятнадцать. Но мне кажется, что я ей нравлюсь, Роулингз. Я способен ее рассмешить. Поэтому если у тебя нет возражений…
— Есть, и даже очень веские возражения, — заявил Эдвард. — Ты способен ее рассмешить, — передразнил он — Это что, основа для отношений?
Алистер выглядел удивленным.
— Чертовски хорошая основа, заметь. Обрати внимание, меня она еще не била по физиономии.
— Ну спасибо, мистер Картрайт. Я приглашаю вас к себе домой, пою моим лучшим вином, предоставляю своих лучших лошадей, и после всего этого вы спрашиваете меня, нельзя ли поухаживать за моей…
— Кем? — У Алистера дрогнули губы. Он не смог скрыть усмешку. — Так кто она тебе, Эдвард?
— Моя свояченица, — сказал Эдвард, понимая, что цепляется за соломину, но не желал отступать — Пока эта девушка живет в моем доме, она находится под моим покровительством, и я ни при каких обстоятельствах не позволю ухаживать за ней такому шалопуту, как ты, Картрайт.
Алистер, обычно самый легкий из собеседников, был раздражен.
— Должен тебя огорчить, Роулингз. Я спросил твоего позволения только из вежливости. Ты не сможешь помешать мне видеться с мисс Макдугал, если она будет не против. И вообще, что это с тобой?
— А что с тобой? — отпарировал Эдвард. — Все женское население Лондона к твоим услугам. С чего тебе взбрело в голову ухаживать за моей свояченицей?
— Потому что она мне понравилась. Ты это знаешь. Я с самого начала говорил тебе…
— Сиюминутный каприз, как и все остальное. — Эдвард махнул рукой в подтверждение своих слов. — У тебя это пройдет, как только мы окажемся в Лондоне. Хватит об этой глупости, Картрайт. Мне пора идти раскланиваться с гостями.
Обычно Эдварду удавалось убеждать своего доверчивого друга в чем угодно, но теперь Алистер, похоже, не собирался сдаваться. Когда Эдвард направился к выходу, Алистер перегородил дверь своей мускулистой рукой. Эдвард посмотрел на него сверху вниз с изумлением и злостью.
— Картрайт, у тебя готово завещание? Потому что я с удовольствием оторву эту руку, если ты не уберешь ее с моей дороги.
— Ты хочешь, чтобы она была твоей, да? — В прищуре добрых, цвета лесного ореха глаз светилось подозрение. — Ведь верно? Тебе она нужна, и ты пытаешься отделаться от меня при помощи этих выдумок про Лондон!
Эдвард вздохнул. День обещал быть сложным.
— Ладно, Картрайт. Да, я хочу, чтобы она была моей! Я собираюсь держать ее здесь в качестве наложницы, привязав за ногу к своей кровати. — Заметив, что друг не нашел в его словах юмора, Эдвард снова вздохнул. — Ну ладно, Алистер. Если уж тебя так сильно припекло, то я разрешаю тебе ухаживать за ней. Если, конечно, она захочет, в чем я сильно сомневаюсь, поскольку девушка вбила себе в голову совершенно дурацкую идею о том, что замужество — это институт, который повинен в порабощении женщин во все времена. Ну, теперь пойдешь собираться? Я хочу выехать до наступления темноты.
Алистер с видом победителя убрал руку с дверного косяка.
— Спасибо, Эдвард, — сказал он, улыбаясь. — Это очень благородно с твоей стороны.
В ответ Роулингз грубо расхохотался. Он вышел из комнаты и отправился вниз взглянуть, в каком настроении разъезжаются гости. Только когда Алистер напомнил — Эдвард как раз припал губами к обтянутой перчаткой руке маркизы Линн, — что об отъезде следовало бы поставить в известность и Пегги, тот понял, что придется в последний раз повидаться с ней. Конечно, для миссис Прейхерст не составило бы труда обронить словечко, пока он найдет возможность все объяснить.
Эдвард, который твердой рукой держал чашку кофе, беспечно пожал плечами.
— У любого человека есть право менять привычки, Арабелла, — сказал он мягко, однако от него не укрылись изумленные взгляды, которыми обменялись сидящие за столом после его слов.
— Вот это да, старина. — После полуночной стычки в оранжерее граф Дерби выглядел хуже некуда. Хоть он и проспал до полудня, у него под глазами лежали заметные тени. — Это твое внезапное решение никак не связано с нашим, гм, разговором вчера ночью?
Эдвард едва глянул на графа, хотя в душе был бы не прочь метнуть в дорогого гостя блюдо с закусками.
— Должен тебя успокоить, Дерби. Нет. Просто развлечения на свежем воздухе в этом году мне надоели раньше, чем обычно. Я еду в Лондон сегодня вечером, и кто смелый, может составить мне компанию. А остальным лучше было бы вернуться к себе. Обещаю, здесь будет ужасно скучно.
Виконтесса пренебрежительно фыркнула.
— Никогда не слышала ничего более нелепого, — буркнула она в свои кружева. — Никто в такую рань не поедет в Лондон. Сезон начнется только в феврале.
— Не скажи, Арабелла, — вступил в разговор Алистер Картрайт, развалясь на стуле. — Только подумай: Лондон без толпы. Хотя бы ради смены впечатлений в этом есть смысл: подумай, все театры и рестораны — только для нас. Мне идея Эдварда вполне по вкусу.
Арабелла посмотрела на него. Какой интерес, ясно говорили ее глаза, быть в театре и ресторане одним? Кто оценит новые наряды, новую прическу, нового любовника…
Эдвард же бросил на своего друга взгляд, полный признательности. Было непросто найти предлог, чтобы избавиться от нежеланных гостей, и идея поехать в Лондон пришла ему в голову лишь на рассвете, после того, как он долго ругал себя за проявленную слабость. Он обещал девушке, что оградит ее от новых оскорблений со стороны своих приятелей, а поскольку от тех можно было ожидать чего угодно, он обязан был заставить их упаковать чемоданы. Но гости не уехали бы, не будь на то веской причины, а уже готовый поджечь собственный дом Эдвард не смог придумать ничего лучшего, чем уехать самому.
Виконтесса была не единственной из присутствующих, в ком внезапная перемена планов Эдварда возбудила подозрения. На словах поддержав хозяина, Алистер чувствовал, что здесь что-то кроется. После ленча, когда все разошлись по комнатам поторопить своих служанок и лакеев со сборами, Алистер нагнал приятеля на служебной галерее, куда Эдвард направился, чтобы предупредить об отъезде миссис Прейхерст.
— Это на тебя не похоже, старина, — воскликнул Алистер, стараясь поспевать за Роулингзом. — Ты ведь ненавидишь Лондон в это время года. Правда, я всегда подозревал, что ты ненавидишь Лондон в любое время.
Эдвард смотрел прямо перед собой, боясь, что если он повернется к своему другу, тот сможет прочесть у него на лице то, чем он ни с кем не собирался делиться.
— Что ты несешь, Картрайт? Я свободный человек и могу ехать в Лондон, когда этого пожелаю…
— Никто не оспаривает твоего права, парень. Все, чего они хотят, это докопаться до причины…
— А почему я должен объяснять причины моих поступков? — Крупные шаги Эдварда привели их к черной лестнице, которая вела в его личные апартаменты.
Несмотря на заявление о том, что он не намерен приводить никаких доводов, Эдвард все же нехотя сознался:
— Хочу очистить свой дом от всех этих вечно недовольных паразитов, а это единственный способ, который я смог изобрести, понял?
— Очистить свой дом?.. — Алистер прошел вслед за Эдвардом в его кабинет и упал на кожаный диван. — Это как-то связано с тем, что случилось вчера с мальчиком?
— Каким мальчиком?
— Твоим племянником.
Эдвард заглянул в спальню и приказал лакею начать упаковывать вещи. Затем он подошел к каминной полке, где нашел сигару, которой тут же глубоко затянулся.
— Это никак не связано с мальчиком, — промычал Эдвард с зажатой в зубах сигарой.
Алистер, прекрасно знавший, что Эдвард обычно воздерживался от курения, сцепил руки на затылке и с мечтательным видом откинулся на подушки кресла.
— Значит, это девушка.
Эдвард закашлялся и, вынув сигару изо рта, пробурчал:
— Не будь ослом.
Алистер усмехнулся, глядя в потолок:
— Я знал, что так и будет. Ты влюбился.
— Иди к черту, — посоветовал Эдвард. В дверь, через которую он отдавал приказание лакею, постучали. Роулингз распахнул ее и гневно взглянул на своего слугу. — Ну? Что там еще?
— Извините, сэр. — На Дэниелза свирепость хозяина не произвела никакого впечатления. — Я правильно понял, вы хотите, чтобы я собрал вещи для Лондона?
— Разве я не это сказал? — Эдвард снова вставил сигару в рот и начал мерить комнату большими шагами. — Так что тебе не понятно?
Дэниелз заморгал.
— Но, сэр… Лондон? В ноябре? Охотничий сезон едва начался…
— И ты тоже, Дэниелз, — рявкнул Эдвард. Он повернулся спиной к лакею и обратился к потолку: — Мой Бог, разве не может человек поехать в Лондон, когда ему вздумается?
— Конечно, сэр, — подтвердил Дэниелз. — Могу я узнать, как долго мы будем оставаться в городе?
— Не знаю, — ответил Эдвард, уставившись на огонь. — Возьми рубашек по меньшей мере на месяц.
— Очень хорошо, сэр. — Лакей неодобрительно покачал головой и вышел из комнаты.
Заметив это, Эдвард выругался.
— Разве человек не может отдать распоряжение своему собственному слуге, чтобы его не переспрашивали? — спросил он, и, хотя явно не ожидал получить ответ, Алистер все же отозвался:
— Конечно, может. Если у него есть голова на плечах. Но тебя, Роулингз, похоже, сегодня ночью сглазили. Может, вернемся к возможному источнику этой порчи? Я все думал, признаешься ли ты наконец сам себе, что эта девушка волнует тебя?
Эдвард опять выругался — на сей раз ругательство было необычно грубым — и швырнул сигару в камин.
— Картрайт, ты можешь не приплетать сюда девушку? Мое решение не имеет к ней никакого отношения!
— Да ну? — Не обратив внимания на вспышку, Алистер поднялся и прошел к бару, чтобы налить себе капельку виски. — Ты слышал, о чем все шептались вчера вечером? Говорят, будто твой брат погиб из-за ее сестры и так далее.
— Я слышал. — Эдвард сел в кресло и упер ноги в стенку камина. — И она тоже слышала.
— Ох. — Алистер передал другу бокал, тот опрокинул в себя содержимое и вернул его назад. Картрайт вновь наполнил бокал, протянул Эдварду, затем налил себе и вернулся на диван. — Тогда, наверное, в этом и заключается причина сегодняшнего внезапного отъезда в Лондон?
Эдвард смотрел на огонь. Лицо его потемнело от гнева, на скулах ходили желваки.
— Нет, — отрывисто бросил он. Алистер покачал головой.
— Она мне нравится, Эдвард. Ты ведь не собираешься выгонять ее, а, старина?
— Не будь ослом.
— Хорошо, что тогда ты собираешься с ней делать?
— В каком смысле? — Эдвард снял ноги с камина и встал. Сделал пару шагов к окну, раздвинул шторы, посмотрел на двор внизу. — Я ничего не собираюсь с ней делать.
Что с ней делать, когда Пегги так больно отхлестала его словами, едва они закончили заниматься любовью. Эдвард, медленно приходя в себя, поднял лицо от ее груди и высказал предположение — просто предположение, черт возьми! — что было бы разумным пожениться, так как они, как оказалось, не могут жить друг без друга.
Не то чтобы ему была нужна супруга. Но, поскольку она уже ворчит на него, как жена, они ругаются, как давно женатая пара, ему казалось, что особой разницы не будет.
Но он позабыл о решении Пегги не выходить замуж.
И будьте уверены — она хорошенько вложила ему памяти.
— Ты слишком хорошо обо мне думаешь. — В смехе Эдварда не было веселья. — Это не имеет к Пегги никакого отношения. Лондон мрачен в это время года, но у меня нет другого способа отделаться от этих жалких прилипал…
Алистер рассмеялся:
— Господи Боже, Эдди! А я-то все время думал, что они тебе по-настоящему нравятся!
— Это друзья Арабеллы, ты же знаешь. Я уже не в состоянии выносить их присутствия, всюду вынюхивают, сплетничают… — Эдвард опять подошел к окну и выглянул наружу. — Вот и хорошо, — проговорил он. — Экипаж маркиза уже подали. Мне следует спуститься и сказать ему: «Скатертью дорога».
— Пока ты не ушел, Эдди… — Увидев гримасу на лице своего друга, когда тот повернулся от окна, Алистер поднял свой бокал и сказал: — Прими мои извинения, Эдвард. Я искренне. Послушай, насчет Пегги, как ты ее называешь… — Алистер посмотрел на свой пустой бокал. Эдвард был озадачен тем, что его обычно словоохотливый друг колеблется. Но еще больше его озадачили слова Алистера, когда тот наконец заговорил. — Ты ведь не будешь против, если я, э-э, буду время от времени навещать ее?
— Что? — Вопрос вырвался непроизвольно, но еще унизительнее было то, что голос у него дал петуха, чего не случалось с юношеских пор. — Ты это серьезно?
С Алистера в одно мгновение слетела робость, и он возмущенно спросил:
— А что такого? Ты думаешь, что она не захочет меня видеть?
— Думаю, что она… думаю… — Эдвард не верил собственным ушам. Неужели весь такой знакомый мир сошел с ума? О чем думает Картрайт? Он что, лишился здравого смысла?
— Ах, я понял, понял, — забормотал Алистер, поставив на место пустой стакан и подняв руки, будто защищаясь от ударов, о которых Эдвард и не помышлял. — Я понял, я слишком стар для нее. Но что такое десять лет?
— А не пятнадцать ли? — громыхнул Эдвард.
— Ладно, может быть, пятнадцать. Но мне кажется, что я ей нравлюсь, Роулингз. Я способен ее рассмешить. Поэтому если у тебя нет возражений…
— Есть, и даже очень веские возражения, — заявил Эдвард. — Ты способен ее рассмешить, — передразнил он — Это что, основа для отношений?
Алистер выглядел удивленным.
— Чертовски хорошая основа, заметь. Обрати внимание, меня она еще не била по физиономии.
— Ну спасибо, мистер Картрайт. Я приглашаю вас к себе домой, пою моим лучшим вином, предоставляю своих лучших лошадей, и после всего этого вы спрашиваете меня, нельзя ли поухаживать за моей…
— Кем? — У Алистера дрогнули губы. Он не смог скрыть усмешку. — Так кто она тебе, Эдвард?
— Моя свояченица, — сказал Эдвард, понимая, что цепляется за соломину, но не желал отступать — Пока эта девушка живет в моем доме, она находится под моим покровительством, и я ни при каких обстоятельствах не позволю ухаживать за ней такому шалопуту, как ты, Картрайт.
Алистер, обычно самый легкий из собеседников, был раздражен.
— Должен тебя огорчить, Роулингз. Я спросил твоего позволения только из вежливости. Ты не сможешь помешать мне видеться с мисс Макдугал, если она будет не против. И вообще, что это с тобой?
— А что с тобой? — отпарировал Эдвард. — Все женское население Лондона к твоим услугам. С чего тебе взбрело в голову ухаживать за моей свояченицей?
— Потому что она мне понравилась. Ты это знаешь. Я с самого начала говорил тебе…
— Сиюминутный каприз, как и все остальное. — Эдвард махнул рукой в подтверждение своих слов. — У тебя это пройдет, как только мы окажемся в Лондоне. Хватит об этой глупости, Картрайт. Мне пора идти раскланиваться с гостями.
Обычно Эдварду удавалось убеждать своего доверчивого друга в чем угодно, но теперь Алистер, похоже, не собирался сдаваться. Когда Эдвард направился к выходу, Алистер перегородил дверь своей мускулистой рукой. Эдвард посмотрел на него сверху вниз с изумлением и злостью.
— Картрайт, у тебя готово завещание? Потому что я с удовольствием оторву эту руку, если ты не уберешь ее с моей дороги.
— Ты хочешь, чтобы она была твоей, да? — В прищуре добрых, цвета лесного ореха глаз светилось подозрение. — Ведь верно? Тебе она нужна, и ты пытаешься отделаться от меня при помощи этих выдумок про Лондон!
Эдвард вздохнул. День обещал быть сложным.
— Ладно, Картрайт. Да, я хочу, чтобы она была моей! Я собираюсь держать ее здесь в качестве наложницы, привязав за ногу к своей кровати. — Заметив, что друг не нашел в его словах юмора, Эдвард снова вздохнул. — Ну ладно, Алистер. Если уж тебя так сильно припекло, то я разрешаю тебе ухаживать за ней. Если, конечно, она захочет, в чем я сильно сомневаюсь, поскольку девушка вбила себе в голову совершенно дурацкую идею о том, что замужество — это институт, который повинен в порабощении женщин во все времена. Ну, теперь пойдешь собираться? Я хочу выехать до наступления темноты.
Алистер с видом победителя убрал руку с дверного косяка.
— Спасибо, Эдвард, — сказал он, улыбаясь. — Это очень благородно с твоей стороны.
В ответ Роулингз грубо расхохотался. Он вышел из комнаты и отправился вниз взглянуть, в каком настроении разъезжаются гости. Только когда Алистер напомнил — Эдвард как раз припал губами к обтянутой перчаткой руке маркизы Линн, — что об отъезде следовало бы поставить в известность и Пегги, тот понял, что придется в последний раз повидаться с ней. Конечно, для миссис Прейхерст не составило бы труда обронить словечко, пока он найдет возможность все объяснить.