Страница:
К огромному удивлению Эдварда, девушка, всхлипнув, отвернулась.
— О Боже, — выкрикнула она, — и вы удивляетесь, почему я поддерживаю либералов?
Эдвард был в полном недоумении. Ему и в голову не приходило, что она может обижаться на всю семью за то, как они обошлись с ее сестрой и племянником, хотя, конечно, он мог бы догадаться. А что еще она должна была чувствовать? Семья Роулингз не принесла клану Макдугал ничего, кроме несчастий.
— Мисс Макдугал, не могу выразить, как мне жаль…
Пегги, однако, стояла, повернувшись к нему спиной, плечи девушки вздрагивали. Она не могла поверить, что плачет в его присутствии, но хоть убей была не в силах остановиться. Пегги вовсе не собиралась показывать слабость перед этим самоуверенным, мучительно красивым мужчиной, и вдруг зарыдала, будто все огорчения, свалившиеся на нее за этот год, наконец выплеснулись наружу. Она запричитала сквозь слезы, до него долетали лишь несвязные обрывки фраз:
— …жалкий старик… дети должны страдать за ошибки родителей… думаете, мы сразу соберемся и поедем с вами как ни в чем не бывало…
Эдвард оттолкнул стул и встал.
— Мисс Макдугал, пожалуйста, поверьте, я ничего не знал. Вплоть до прошлого месяца мы даже не знали, где находится Джереми, и, конечно же, понятия не имели все это время, что его воспитывает незамужняя тетушка без чьей-либо помощи…
Это привело лишь к тому, что хрупкие плечи стали содрогаться сильнее. К слезам девушек Эдвард привык не больше, чем к их дерзости, однако понял, что, безусловно, предпочитает иметь дело с дерзостью. Рыдания Пегги разрывали ему сердце.
— Прошу вас, мисс Макдугал! Вы должны верить мне. Я отдам все, что угодно, все, что у меня есть, чтобы вознаградить вас за несчастья, которые вам пришлось пережить…
Еще не зная, что предпринять, Эдвард подошел к Пегги. Он намеревался хоть как-нибудь утешить ее, к примеру, пообещать браслет. Это всегда помогало, когда какая-нибудь из его любовниц вдруг ударялась в слезы. У него не было никаких желаний, кроме того, чтобы успокоить девушку.
Но когда он, взяв Пегги за плечи, повернул к себе и заглянул в ее прелестное, все в слезах лицо, произошло нечто из ряда вон выходящее.
Эдвард, в жизни которого были сотни женщин и который умел прекрасно управлять своими глубинными инстинктами, вдруг ощутил непреодолимое желание поцеловать эти мокрые от слез, маняще приоткрытые алые губы. Нечего и говорить, что поцелуй со свояченицей является опрометчивым поступком при любых обстоятельствах, а здесь и сейчас он сулил полную катастрофу. Нечего и говорить, что Эдвард был на десять лет старше Пегги и, похоже, уже скомпрометировал ее тем, что находился с ней в доме один на один. Нечего и говорить, что она была совершенно одинока в этом мире и что использовать в своих интересах материальные проблемы, а тем более душевное состояние женщины, мог только последний мерзавец. Но Эдвард ощущал страстное желание поцеловать ее, ничего подобного он еще не испытывал в жизни. И он поддался порыву.
Глава 4
— О Боже, — выкрикнула она, — и вы удивляетесь, почему я поддерживаю либералов?
Эдвард был в полном недоумении. Ему и в голову не приходило, что она может обижаться на всю семью за то, как они обошлись с ее сестрой и племянником, хотя, конечно, он мог бы догадаться. А что еще она должна была чувствовать? Семья Роулингз не принесла клану Макдугал ничего, кроме несчастий.
— Мисс Макдугал, не могу выразить, как мне жаль…
Пегги, однако, стояла, повернувшись к нему спиной, плечи девушки вздрагивали. Она не могла поверить, что плачет в его присутствии, но хоть убей была не в силах остановиться. Пегги вовсе не собиралась показывать слабость перед этим самоуверенным, мучительно красивым мужчиной, и вдруг зарыдала, будто все огорчения, свалившиеся на нее за этот год, наконец выплеснулись наружу. Она запричитала сквозь слезы, до него долетали лишь несвязные обрывки фраз:
— …жалкий старик… дети должны страдать за ошибки родителей… думаете, мы сразу соберемся и поедем с вами как ни в чем не бывало…
Эдвард оттолкнул стул и встал.
— Мисс Макдугал, пожалуйста, поверьте, я ничего не знал. Вплоть до прошлого месяца мы даже не знали, где находится Джереми, и, конечно же, понятия не имели все это время, что его воспитывает незамужняя тетушка без чьей-либо помощи…
Это привело лишь к тому, что хрупкие плечи стали содрогаться сильнее. К слезам девушек Эдвард привык не больше, чем к их дерзости, однако понял, что, безусловно, предпочитает иметь дело с дерзостью. Рыдания Пегги разрывали ему сердце.
— Прошу вас, мисс Макдугал! Вы должны верить мне. Я отдам все, что угодно, все, что у меня есть, чтобы вознаградить вас за несчастья, которые вам пришлось пережить…
Еще не зная, что предпринять, Эдвард подошел к Пегги. Он намеревался хоть как-нибудь утешить ее, к примеру, пообещать браслет. Это всегда помогало, когда какая-нибудь из его любовниц вдруг ударялась в слезы. У него не было никаких желаний, кроме того, чтобы успокоить девушку.
Но когда он, взяв Пегги за плечи, повернул к себе и заглянул в ее прелестное, все в слезах лицо, произошло нечто из ряда вон выходящее.
Эдвард, в жизни которого были сотни женщин и который умел прекрасно управлять своими глубинными инстинктами, вдруг ощутил непреодолимое желание поцеловать эти мокрые от слез, маняще приоткрытые алые губы. Нечего и говорить, что поцелуй со свояченицей является опрометчивым поступком при любых обстоятельствах, а здесь и сейчас он сулил полную катастрофу. Нечего и говорить, что Эдвард был на десять лет старше Пегги и, похоже, уже скомпрометировал ее тем, что находился с ней в доме один на один. Нечего и говорить, что она была совершенно одинока в этом мире и что использовать в своих интересах материальные проблемы, а тем более душевное состояние женщины, мог только последний мерзавец. Но Эдвард ощущал страстное желание поцеловать ее, ничего подобного он еще не испытывал в жизни. И он поддался порыву.
Глава 4
Когда губы Эдварда встретились с ее губами, Пегги застыла от изумления. Зеленые глаза широко распахнулись. Пальцы мужчины впились в ее плечи, будто он боялся, что она начнет вырываться. И хотя, когда мистер Ричлэндз проделал с ней то же самое меньше часа назад, первой реакцией Пегги было убежать, на этот раз мысль о бегстве даже не пришла девушке в голову. Требовательные губы Эдварда рождали в ней совершенно новые ощущения. Ее руки бессознательно обвили его шею. Мгновение спустя девушка почувствовала, что его пальцы, скользнув под волосами, легли ей на затылок. Когда Эдвард коснулся языком языка Пегги, девушка ощутила взрыв блаженства, от которого ноги сразу же ослабли. В нижней части живота пробежала горячая волна, а соски грудей, покоившихся в кружевных чашечках платья, налились упругостью. Пегги тихо вскрикнула, но не от возмущения, а от удовольствия.
Эдвард ожидал реакции этой импульсивной особы, но не той, что последовала. Ну, по меньшей мере, пощечины, горьких слов упрека. А теперь — он точно знал, что держит в руках женщину, настолько мягкую и податливую, что ею можно овладеть сию же минуту, прямо здесь, на столе, столько раз, сколько захочется, и потом никогда не услышать от нее ни слова упрека. Как он мог определить за короткое время знакомства, что за строгой внешностью Пегги Макдугал скрывается такая чувственность, что уже сейчас ее глаза полузакрыты от желания, а губы горят от его страстных поцелуев? Эдвард и сам не знал ответа. Он знал только, что хочет эту женщину, как никого и никогда в жизни. Его ставшее твердым, как камень, естество, которое явственно обозначилось под бриджами, и неровные удары сердца были тому подтверждением…
Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы неожиданно не распахнулась кухонная дверь, впустив в комнату струю ледяного воздуха. Не успел Эдвард опомниться, как перед ними появился пестрый ком шерстяных варежек и шарфов в четыре фута ростом, который, казалось, внесло в кухню ветром.
— Что ты делаешь с Пегги? — раздался из-под яркого кашне детский голос.
Пегги отпрянула от Эдварда, будто обжегшись. Щеки девушки пылали от смущения, она обеими руками поправляла волосы, растрепанные пальцами Эдварда.
— Джерри, ты сегодня поздно, — произнесла она нетвердым голосом, поспешив закрыть за мальчиком дверь. — Где же твое воспитание? Разве так приветствуют гостей?
Эдвард, раздосадованный тем, что их прервали, был вынужден отвернуться, чтобы скрыть явные признаки своего возбуждения. Его дыхание было прерывистым, словно после быстрого бега. Больше всего на свете он хотел бы вышвырнуть герцога Роулингза назад на заснеженную улицу, чтобы вновь остаться наедине с его тетушкой.
— Молодой человек, ты вытер ноги? — спросила Пегги с таким спокойствием, что Эдвард ей позавидовал.
Не обращая внимания на тетушку, Джереми Роулингз снизу вверх смотрел на пришельца, из накрученных на него одежд сверкали лишь серые глаза.
— Что ты делал с Пегги? — допытывался мальчик.
— Ну-ка, Джереми, — проговорила Пегги, приступив к разматыванию многочисленных шарфов. — Нельзя так разговаривать со своим дядей Эдвардом.
— Что еще за дядя? — грубовато отозвался мальчик.
— Твой дядя Эдвард.
Девушка стащила с герцога шерстяную шапку, под которой обнаружилась копна таких же, как у Эдварда, темных вьющихся волос. Лицом, румяным с мороза и чуть присыпанным веснушками, мальчик напоминал свою тетушку. Эдвард заметил, что знакомой была и форма губ.
— Это твой дядя Эдвард. Он только что… э-э…
— Поцеловал твою тетю, чтобы поприветствовать ее, — торопливо вставил Эдвард. Он все еще не решался повернуться к ним. — Довольно давно не видел ее.
Однако Джереми Роулингз вовсе не страдал, как и все дети, недостатком проницательности. Взглянув на пылающие щеки Пегги, он солидно заметил:
— Так не целуются при встрече. Это похоже на то, как миссис Макфирли целует мужчин, а те платят ей однопенсовые монетки…
Пегги поспешно вмешалась:
— Снимай ботинки и садись за стол. Обед остынет.
Обернувшись наконец и как следует разглядев племянника, Эдвард взъерошил ему волосы и вздохнул.
— Разрази меня гром, — негромко проговорил он. — Не знай я точно, кто это, подумал бы, что вновь нахожусь в детской комнате, где меня изводил старший брат Джон. Я не видел ни у кого больше такой жесткой линии рта.
Пегги, не расслышав его последних слов, нахмурилась.
— Только не Джереми. Озорной — да, но только не жесткой.
Джереми остановил на дяде взгляд своих стального цвета глаз.
— Там на улице твой экипаж? — спросил он, при этом ангельское румяное детское личико резко контрастировало с глумливой подозрительностью, прозвучавшей в его голосе.
Эдвард повел темными бровями.
— Мой. Он тебе нравится?
— Получше, чем у сэра Артура, — мрачно пробормотал Джереми. — Я ни у кого не видел такой красной физиономии, как у него. Прямо как вишня. Мне казалось, он может самовозгореться.
В ответ Эдвард вопросительно приподнял бровь, а Пегги сказала объясняющим тоном:
— «Холодный дом» мистера Диккенса. Мы читаем книгу вслух по вечерам. Там несколько персонажей сами по себе вспыхивают. Джереми, садись и хватит рассказывать сказки. И имей в виду, если не снимешь ботинки, то в следующее воскресенье опять будешь оттирать пол.
Эдвард не мог сосредоточиться на словах Пегги. Он лишь глазел на нее, зная, что со своими румяными щеками и растрепанными волосами девушка привлекательна, как никогда. Коричневое шерстяное платье было примерно на размер ей маловато и поэтому плотно облегало тело, под лифом отчетливо обозначались налитые бугорки. Будь у него шанс, Эдвард с радостью ласкал бы эту грудь.
— Значит, милорд, можно считать, что вы остаетесь на обед? — поинтересовалась Пегги.
Эдвард, вздрогнув, посмотрел вниз и увидел, что стол сервирован на двоих. То, что жадно поглощал его племянник, большими кусками запихивая в рот, пахло изумительно. Почувствовав себя виноватым перед кучером и лакеями, которые мерзли на улице, Эдвард сказал:
— Знаете, я…
— Здесь на вас всех не хватит, — прямо заявила Пегги. — Вам бы следовало послать своих людей в деревню, в паб. Там неплохо кормят. В сущности, и вы сами могли бы присоединиться к ним.
— Колдунья, — опасливо посмотрел на нее Эдвард.
Пегги кокетливо улыбнулась:
— Вряд ли. Если бы я была колдуньей, сделала бы так, чтобы вы исчезли.
К тому времени как Эдвард вернулся, отослав кучера и лакеев в паб, на столе уже стоял третий прибор и рядом с миской дымящегося тушеного мяса высился кувшин с элем. Этот маленький знак внимания удивил и растрогал его. Пегги Макдугал располагала немногим, но тем, что есть, была готова поделиться. Она состояла из немыслимого клубка противоречий, и Эдвард обнаружил, что его все больше влечет к ней.
Все это вместе с открытием, что она великолепно готовит, дало Эдварду понять, что он и в самом деле в большой опасности. Он и без того сглупил, поцеловав ее. Но он не позволит себе так по-дурацки влюбиться. Пусть уж лучше она защищается, разглагольствуя о своих либеральных взглядах, чем так мило сидит за столом напротив, потягивая пиво.
Он откашлялся и без всякого предисловия заявил:
— Ну что, Джереми, хотел бы ты иметь собственный экипаж вроде того, что стоит на улице?
Мальчик отложил ложку, его глаза распахнулись.
— Хотел бы я? — воскликнул он. — А что, я бы тогда подъехал прямо к Брендону Макхью и плюнул ему в глаз…
— Ничего такого ты не сделаешь, — вмешалась Пегги, со стуком поставив свою кружку на стол. — Лорд Эдвард, я буду благодарна, если вы прекратите морочить ребенку голову.
— Но Джереми — герцог Роулингз, — с невинным видом пожал плечами Эдвард. — Если он пожелает приобрести такой же, как у меня, экипаж, подъехать к Брендону Макхью и плюнуть тому в глаз — что ж, это право его светлости.
Зеленые глаза Пегги полыхнули огнем.
— Лорд Эдвард…
— Герцогу необходимо иметь и своего коня, — как ни в чем не бывало продолжал Эдвард. — Поэтому, Джереми, нам с тобой обязательно придется съездить в Лондон, чтобы выбрать хорошего скакуна.
— Коня? — Впервые после знакомства Джереми посмотрел на дядю с явным уважением. — Моего собственного? Настоящего? Не какого-нибудь дурацкого пони?
— Джереми, — тихо предупредила его тетка, — не смей говорить слово «дурацкий».
— Самого настоящего коня, — быстро сказал Эдвард. — Жеребца в шестнадцать ладоней высотой для тебя и… и серую в яблоках кобылу для мисс Макдугал.
— В отличие от десятилетнего мальчика, лорд Эдвард, мисс Макдугал за конину не купишь, — заявила с едва заметной горькой улыбкой Пегги. И все же это была улыбка! И Эдвард решил развить успех.
— И не только это, Джерри. У тебя будет своя спальня, как, впрочем, и классная комната с лучшими учителями, и детская комната, полная игрушек.
Повернув свое румяное лицо к дяде, Джереми сообщил:
— У меня никогда еще не было игрушек. Дедушка говорил, что они только для маленьких детей.
— Хорошо, игрушки будут, ваша светлость, — объявил Эдвард. Он поднял мальчика и посадил к себе на колени. К его удивлению, Джереми не противился. — Проблема лишь в том, Джерри, что твоя тетя не хочет, чтобы ты ехал со мной.
Пегги бросила на него взгляд, который был бы способен превратить в лед и кипящую лаву.
— Вряд ли это является единственной проблемой, лорд Эдвард, — сказала она.
— А разве нет? — удивился тот. — Или есть что-то, чего я не могу дать твоей тете, чтобы она захотела с нами вместе отправиться в Роулингз?
Джереми через стол взглянул на Пегги.
— Не знаю, — неуверенно промямлил мальчик. — Похоже, она злится. А что бы ты ей дал?
— Как насчет нового платья? — сделал попытку Эдвард, пропустив мимо ушей вопрос мальчика. — Разве тебе не хотелось бы увидеть свою тетю Пегги в новом платье, а, Джерри? В платье от мистера Уэрта? Разве она не выглядела бы тогда, как ангел?
Поколебавшись, мальчик кивнул, хотя явно не понял, о чем говорит Эдвард. Затем Джереми поерзал, устраиваясь поудобнее.
— Мне кажется, Пегги всегда выглядит как ангел, в чем бы она ни была одета.
— Ну конечно, в этом нет никакого сомнения. Господи, да у твоей тетушки будут любые новые платья, какие ей понравятся, и драгоценности Роулингзов в придачу. И служанки, и… — Эдвард лихорадочно пытался придумать что-нибудь, что могло бы склонить Пегги к согласию. В отличие от его любовниц упоминание платьев от Уэрта и драгоценностей не произвело на нее ни малейшего впечатления. Его взгляд упал на пачку потрепанных газет в углу. — К тому же в ее распоряжении будет библиотека, одна из лучших в стране, и газеты, которые до нее никто не будет читать…
Это, казалось, произвело впечатление. Пегги взглянула на него еще холоднее.
— Вот это да! — произнес Джереми. — Пегги любит читать газеты. И книги тоже. Слышала, Пегги, что сказал мой дядя? У тебя будет столько газет и книг, сколько ты захочешь.
— Слышала, — без всякого выражения подтвердила Пегги.
Эдвард поспешил добавить:
— И у нее будут деньги, которые она сможет тратить по своему усмотрению, не меньше тысячи в год, и…
— И настоящий конь? — не выдержав, переспросил Джереми. — Прямо мой собственный?
— Да, и оранжерея, в которой круглый год, даже зимой, цветут розы.
Пегги прикусила мелкими ровными зубами нижнюю губку, потом отпустила ее, зовущую и алую, как кровь.
— Ну, теперь вы говорите совсем уж невозможные вещи. Виданное ли дело, чтобы в Йоркшире круглый год цвели розы?
Эдвард пытался отвести взгляд от ее напрашивающихся на поцелуй губ. Он подумал, что, может, рыжий священник целовал их, и от всей души пожалел, что не проучил негодяя как следует.
— А у нас они есть, — промолвил он, прокашлявшись. — В Роулингз-Мэнор. Честное слово. Едемте со мной, сами увидите. А я со своей стороны бесплатно возьмусь за отваживание любых претендентов на вашу руку, которые вам не по душе.
Со сдержанной улыбкой Пегги сказала:
— Джерри, давай-ка быстро собирайся. Тебе пора опять бежать в школу.
Джереми не шелохнулся.
— Разве мы не можем поехать с ним, Пегги? Я хочу увидеть розы, которые цветут даже зимой.
— Мы с твоим дядей обсудим это, — сообщила она, — однако должна сказать, что мы вряд ли поедем.
— Ну почему всегда нет?.. — разочарованно заныл Джереми.
— Потому что не все так просто, Джереми. — Пегги встала из-за стола и принялась убирать посуду, стараясь, чтобы лорд Эдвард не увидел слез, которые вновь заблестели у нее под ресницами. — Нельзя… нельзя вот так сваливаться на голову, как снег, предлагать дорогих лошадей и розы круглый год, и ждать, что мы вмиг все простим и забудем, — жаловалась Пегги разрисованному морозом окну. — Меня невозможно купить! Даже за пачки газет.
Ссадив мальчика с колен, Эдвард встал. Он сам не мог понять, откуда взялись эти полные искренних чувств слова, которые стремительным потоком полились из него.
— Мисс Макдугал, пожалуйста, простите меня, — обратился он к узкой спине девушки. — Я знаю, что вовек не смогу расплатиться с вами за все, что вы, должно быть, перенесли за этот год, когда одна воспитывали Джереми. Но поверьте: если бы я знал, никогда не допустил бы этого. И я прошу, нет, я вас умоляю: дайте мне шанс попытаться хоть что-то исправить, взяв вас обоих с собой в поместье Ролингзов, где, клянусь, хватит угля для каждой комнаты и где у Джерри на завтрак будет столько яиц, сколько он захочет.
Хотя эта сумбурная, но сказанная от всего сердца речь, казалось, не произвела большого эффекта на мисс Макдугал, которая продолжала мыть посуду, Джереми она, похоже, пришлась по душе.
— Яйца на завтрак каждое утро? — Мальчик подошел к своей тетке и потянул ее за подол платья. — Ты слышала, Пегги? Яйца каждое утро!
Эдвард, увидев, что неожиданно заработал очко, поспешил развить успех:
— И мясо на ужин каждый вечер.
— И мы не можем с ним поехать? — начал клянчить мальчик. — Мы не можем?
— Может быть, — промолвила Пегги. Она вытерла руки о кухонное полотенце и, сняв передник и аккуратно повесив его на крюк на двери в кладовую комнату, довольно строго сказала:
— Но сейчас ты должен возвращаться в школу.
Джереми, просияв, посмотрел на Эдварда.
— Когда Пегги говорит «может быть», она всегда подразумевает «да», — прошептал мальчик. Поделившись столь полезными сведениями, он отправился обуваться.
Только когда Джереми скрылся за садовой калиткой, его тетка повернулась и влепила Эдварду такую пощечину, что у того искры посыпались из глаз.
— Это за поцелуй, — коротко пояснила она. Затем как ни в чем не бывало неспешно подошла к буфету и достала оттуда бутылку виски и пару стаканов.
В голове у Эдварда все еще слышался звон после удара, который оказался на удивление сильным для такой изящной девушки. Он не мог даже припомнить, когда его в последний раз била женщина; ощущение было не из приятных. Потерев щеку, он уставился на Пегги, которая с невозмутимым видом наливала в стаканы солидные порции виски. Она пододвинула ему один из стаканов.
— Вот, — сказала девушка, присаживаясь за стол напротив него. — У вас на лице написано, что это вам нужно не меньше, чем мне. — И отработанным движением Пегги опрокинула содержимое стакана в себя.
Ошеломленный Эдвард все еще не мог поверить происходящему. Что на уме у этой девицы? Разве объятия не доставили ей наслаждения точно так же, как и ему? Он отчетливо видел страсть в ее глазах, ее сладкие губы с вожделением отзывались на его поцелуи. А ее тело, которое с такой готовностью прижималось к его телу? Может, мисс Макдугал не в себе? Или просто отрицает очевидные для себя вещи?
Эдвард тоже сделал большой глоток и задышал так, будто глотку обожгло огнем.
— Что это за жидкость? — выдавил он между приступами кашля.
Пегги заглянула в свой пустой стакан, и ее брови невинно приподнялись.
— Просто местное торфяное виски, выгнанное прямо здесь, в Эпплсби. А в чем дело? Для вас немного крепковато?
— Крепковато? — Глаза Эдварда вылезли из орбит. — Да это то же самое, что хлебнуть купороса.
— Может, у него и есть привкус. А я пью его всю жизнь. — В подтверждение этих слов Пегги налила себе еще один стакан. — Для меня это виски, как молоко матери. Добавить?
Эдвард, все еще кашляя, отрицательно покачал головой.
— Вообще держитесь от меня подальше, — предупредил он, нацелив на Пегги указательный палец. — За время нашего с вами знакомства я в буквальном смысле слова подвергся нападению со стороны лица духовного звания, мне чуть не отрубили палец, влепили пощечину и обожгли внутренности. Просто не знаю, смогу ли я это все вынести.
Девушка одарила его дерзкой улыбкой.
— Если бы вы послушали сэра Артура и не поехали сюда, вы бы покуривали себе и попивали коньяк у камина, а ваша голова покоилась бы на коленях любовницы…
Эдвард вскинул на нее глаза.
— А что вы вообще знаете про любовниц? — Заинтересованности в его голосе было, возможно, больше, чем требовалось.
Дерзкая улыбка превратилась в гримасу.
— Да ничего, конечно. И что простая дочь священника, как я, может знать о привычках такого джентльмена, как вы?
Эдвард смотрел на Пегги и вспоминал их поцелуй. Хотя он был уверен, что она целуется далеко не каждый день, но вместе с тем точно знал, что она в курсе того, как нужно целоваться, и, убей Бог, не мог понять откуда.
— Готов биться об заклад, что вы знаете много больше, чем хотите показать. Сколько же вам лет?
Она приподняла изящную бровь:
— Какая наглость! С какой стати вдруг я должна отвечать на этот вопрос?
Эдвард пожал плечами:
— Я же не чужой.
— Для Джереми, но не для меня, — отрезала Пегги. — В отличие от моей сестры Кэтрин я ни за что, даже за весь чай Китая, не вышла бы замуж за аристократа!
— А я думал, что вы вообще ни за кого не хотите замуж. Помните? — Он усмехнулся. — Я и не подозревал, что ваше заявление касается только людей вроде меня.
— Вовсе нет. Хотя я и в самом деле считаю, что среди мужчин не сыщешь никого более жалкого, чем люди вроде вас.
Эдвард заметил, что Пегги с интересом ожидает его реакции, как школьник, разглядывающий жука, у которого только что оторвал лапку. И хотя он знал, что этого делать не стоит, все же спросил:
— Это почему же?
— Да потому, что это люди вроде вас не позволяют вводить важные реформы, которые могут помочь тысячам страдающих женщин и детей по всей стране, — живо отозвалась она. — Может, даже по всему миру, поскольку на Англию смотрят как на оплот нравственности.
Эдвард едва сдерживался, чтобы не расхохотаться.
— Господи, да о чем вы говорите?
— А вы не знаете? — Пегги прищурилась и заговорила тоном прокурора: — О молоденьких девушках, которых посылают в Лондон учиться профессии и которые оказываются на улице из-за того, что их изнасиловали или соблазнили работодатели…
— Что? — вскричал Эдвард.
— .. дома их считают извалявшимися в грязи, и другого пути, кроме проституции, для них нет, — закончила Пегги, будто ее и не пытались прервать. Опершись локтями на стол, она продолжала: — Я говорю о женщинах, которым приходится рожать одного ребенка за другим, и так из года в год, потому что они настолько темные, что не знают, как предохраниться от беременности, потому что мужчины не считают образование дочерей достойным вложением их денег…
— Господи Боже! — прошептал Эдвард, чувствуя, что краснеет. — Во имя всего святого, о чем только думал ваш отец, позволяя вам читать газеты? Это то же самое, что подносить коробку шоколада человеку, страдающему диспепсией!
— Прошу прощения, — фыркнула Пегги, откинувшись на спинку стула. — Я говорю правду. Никто не виноват, если вы были настолько заняты охотой на беззащитных лисиц, что не видели ничего дальше своего носа.
— Вы, дорогуша, слишком долго жили одна. Когда я привезу вас в Роулингз…
Она бросила на него такой выразительный взгляд, что он умолк.
— Что же вы сделаете? Оградите от внешнего мира, именно так веками наказывали женщин?
— Положу вас на колено и отшлепаю как следует, именно этого вы заслуживаете! Что вы могли узнать, например, о проституции или о предотвращении беременности? Сами всего-то год как из-за парты.
— Между прочим, — надулась Пегги, — мне вот-вот исполнится двадцать лет!
Эдвард упал на стул, давясь от смеха. Девушка гневно смотрела на него.
— Позвольте узнать, что здесь смешного? — требовательно спросила она.
— Вот я и узнал, сколько вам лет, разве нет?
Он хлопнул себя по колену, счастливый, будто только что обыграл в бильярд Алистера Картрайта.
Девушка еще некоторое время продолжала смотреть на него, потом с философским видом переключила внимание на виски.
Понимая, что этого не следует делать, Эдвард не мог отвести от Пегги восхищенного взгляда. Большие зеленые глаза на слегка разрумянившемся точеном лице цвета слоновой кости, которое обрамляли мягкие завитушки темных волос, делали ее похожей на невинную школьницу. Но, когда взгляд мужчины опустился чуть ниже к чувственным, словно свежий бутон розы губам, он понял, что невинность — это всего лишь уловка, призванная скрыть под ангельской внешностью женщину с таким сексуальным темпераментом, какой он вряд ли мог встречать прежде. К тому же она обладала колким характером, что создавало поистине взрывоопасную смесь. Помилуй Господи, что же делать?
И почему, несмотря на ее вызывающее поведение, ему все еще хотелось целовать этот дерзкий рот? Непостижимые создания эти молоденькие девушки! Он всегда предпочитал женщин постарше, главным образом, замужних.
Эдвард ожидал реакции этой импульсивной особы, но не той, что последовала. Ну, по меньшей мере, пощечины, горьких слов упрека. А теперь — он точно знал, что держит в руках женщину, настолько мягкую и податливую, что ею можно овладеть сию же минуту, прямо здесь, на столе, столько раз, сколько захочется, и потом никогда не услышать от нее ни слова упрека. Как он мог определить за короткое время знакомства, что за строгой внешностью Пегги Макдугал скрывается такая чувственность, что уже сейчас ее глаза полузакрыты от желания, а губы горят от его страстных поцелуев? Эдвард и сам не знал ответа. Он знал только, что хочет эту женщину, как никого и никогда в жизни. Его ставшее твердым, как камень, естество, которое явственно обозначилось под бриджами, и неровные удары сердца были тому подтверждением…
Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы неожиданно не распахнулась кухонная дверь, впустив в комнату струю ледяного воздуха. Не успел Эдвард опомниться, как перед ними появился пестрый ком шерстяных варежек и шарфов в четыре фута ростом, который, казалось, внесло в кухню ветром.
— Что ты делаешь с Пегги? — раздался из-под яркого кашне детский голос.
Пегги отпрянула от Эдварда, будто обжегшись. Щеки девушки пылали от смущения, она обеими руками поправляла волосы, растрепанные пальцами Эдварда.
— Джерри, ты сегодня поздно, — произнесла она нетвердым голосом, поспешив закрыть за мальчиком дверь. — Где же твое воспитание? Разве так приветствуют гостей?
Эдвард, раздосадованный тем, что их прервали, был вынужден отвернуться, чтобы скрыть явные признаки своего возбуждения. Его дыхание было прерывистым, словно после быстрого бега. Больше всего на свете он хотел бы вышвырнуть герцога Роулингза назад на заснеженную улицу, чтобы вновь остаться наедине с его тетушкой.
— Молодой человек, ты вытер ноги? — спросила Пегги с таким спокойствием, что Эдвард ей позавидовал.
Не обращая внимания на тетушку, Джереми Роулингз снизу вверх смотрел на пришельца, из накрученных на него одежд сверкали лишь серые глаза.
— Что ты делал с Пегги? — допытывался мальчик.
— Ну-ка, Джереми, — проговорила Пегги, приступив к разматыванию многочисленных шарфов. — Нельзя так разговаривать со своим дядей Эдвардом.
— Что еще за дядя? — грубовато отозвался мальчик.
— Твой дядя Эдвард.
Девушка стащила с герцога шерстяную шапку, под которой обнаружилась копна таких же, как у Эдварда, темных вьющихся волос. Лицом, румяным с мороза и чуть присыпанным веснушками, мальчик напоминал свою тетушку. Эдвард заметил, что знакомой была и форма губ.
— Это твой дядя Эдвард. Он только что… э-э…
— Поцеловал твою тетю, чтобы поприветствовать ее, — торопливо вставил Эдвард. Он все еще не решался повернуться к ним. — Довольно давно не видел ее.
Однако Джереми Роулингз вовсе не страдал, как и все дети, недостатком проницательности. Взглянув на пылающие щеки Пегги, он солидно заметил:
— Так не целуются при встрече. Это похоже на то, как миссис Макфирли целует мужчин, а те платят ей однопенсовые монетки…
Пегги поспешно вмешалась:
— Снимай ботинки и садись за стол. Обед остынет.
Обернувшись наконец и как следует разглядев племянника, Эдвард взъерошил ему волосы и вздохнул.
— Разрази меня гром, — негромко проговорил он. — Не знай я точно, кто это, подумал бы, что вновь нахожусь в детской комнате, где меня изводил старший брат Джон. Я не видел ни у кого больше такой жесткой линии рта.
Пегги, не расслышав его последних слов, нахмурилась.
— Только не Джереми. Озорной — да, но только не жесткой.
Джереми остановил на дяде взгляд своих стального цвета глаз.
— Там на улице твой экипаж? — спросил он, при этом ангельское румяное детское личико резко контрастировало с глумливой подозрительностью, прозвучавшей в его голосе.
Эдвард повел темными бровями.
— Мой. Он тебе нравится?
— Получше, чем у сэра Артура, — мрачно пробормотал Джереми. — Я ни у кого не видел такой красной физиономии, как у него. Прямо как вишня. Мне казалось, он может самовозгореться.
В ответ Эдвард вопросительно приподнял бровь, а Пегги сказала объясняющим тоном:
— «Холодный дом» мистера Диккенса. Мы читаем книгу вслух по вечерам. Там несколько персонажей сами по себе вспыхивают. Джереми, садись и хватит рассказывать сказки. И имей в виду, если не снимешь ботинки, то в следующее воскресенье опять будешь оттирать пол.
Эдвард не мог сосредоточиться на словах Пегги. Он лишь глазел на нее, зная, что со своими румяными щеками и растрепанными волосами девушка привлекательна, как никогда. Коричневое шерстяное платье было примерно на размер ей маловато и поэтому плотно облегало тело, под лифом отчетливо обозначались налитые бугорки. Будь у него шанс, Эдвард с радостью ласкал бы эту грудь.
— Значит, милорд, можно считать, что вы остаетесь на обед? — поинтересовалась Пегги.
Эдвард, вздрогнув, посмотрел вниз и увидел, что стол сервирован на двоих. То, что жадно поглощал его племянник, большими кусками запихивая в рот, пахло изумительно. Почувствовав себя виноватым перед кучером и лакеями, которые мерзли на улице, Эдвард сказал:
— Знаете, я…
— Здесь на вас всех не хватит, — прямо заявила Пегги. — Вам бы следовало послать своих людей в деревню, в паб. Там неплохо кормят. В сущности, и вы сами могли бы присоединиться к ним.
— Колдунья, — опасливо посмотрел на нее Эдвард.
Пегги кокетливо улыбнулась:
— Вряд ли. Если бы я была колдуньей, сделала бы так, чтобы вы исчезли.
К тому времени как Эдвард вернулся, отослав кучера и лакеев в паб, на столе уже стоял третий прибор и рядом с миской дымящегося тушеного мяса высился кувшин с элем. Этот маленький знак внимания удивил и растрогал его. Пегги Макдугал располагала немногим, но тем, что есть, была готова поделиться. Она состояла из немыслимого клубка противоречий, и Эдвард обнаружил, что его все больше влечет к ней.
Все это вместе с открытием, что она великолепно готовит, дало Эдварду понять, что он и в самом деле в большой опасности. Он и без того сглупил, поцеловав ее. Но он не позволит себе так по-дурацки влюбиться. Пусть уж лучше она защищается, разглагольствуя о своих либеральных взглядах, чем так мило сидит за столом напротив, потягивая пиво.
Он откашлялся и без всякого предисловия заявил:
— Ну что, Джереми, хотел бы ты иметь собственный экипаж вроде того, что стоит на улице?
Мальчик отложил ложку, его глаза распахнулись.
— Хотел бы я? — воскликнул он. — А что, я бы тогда подъехал прямо к Брендону Макхью и плюнул ему в глаз…
— Ничего такого ты не сделаешь, — вмешалась Пегги, со стуком поставив свою кружку на стол. — Лорд Эдвард, я буду благодарна, если вы прекратите морочить ребенку голову.
— Но Джереми — герцог Роулингз, — с невинным видом пожал плечами Эдвард. — Если он пожелает приобрести такой же, как у меня, экипаж, подъехать к Брендону Макхью и плюнуть тому в глаз — что ж, это право его светлости.
Зеленые глаза Пегги полыхнули огнем.
— Лорд Эдвард…
— Герцогу необходимо иметь и своего коня, — как ни в чем не бывало продолжал Эдвард. — Поэтому, Джереми, нам с тобой обязательно придется съездить в Лондон, чтобы выбрать хорошего скакуна.
— Коня? — Впервые после знакомства Джереми посмотрел на дядю с явным уважением. — Моего собственного? Настоящего? Не какого-нибудь дурацкого пони?
— Джереми, — тихо предупредила его тетка, — не смей говорить слово «дурацкий».
— Самого настоящего коня, — быстро сказал Эдвард. — Жеребца в шестнадцать ладоней высотой для тебя и… и серую в яблоках кобылу для мисс Макдугал.
— В отличие от десятилетнего мальчика, лорд Эдвард, мисс Макдугал за конину не купишь, — заявила с едва заметной горькой улыбкой Пегги. И все же это была улыбка! И Эдвард решил развить успех.
— И не только это, Джерри. У тебя будет своя спальня, как, впрочем, и классная комната с лучшими учителями, и детская комната, полная игрушек.
Повернув свое румяное лицо к дяде, Джереми сообщил:
— У меня никогда еще не было игрушек. Дедушка говорил, что они только для маленьких детей.
— Хорошо, игрушки будут, ваша светлость, — объявил Эдвард. Он поднял мальчика и посадил к себе на колени. К его удивлению, Джереми не противился. — Проблема лишь в том, Джерри, что твоя тетя не хочет, чтобы ты ехал со мной.
Пегги бросила на него взгляд, который был бы способен превратить в лед и кипящую лаву.
— Вряд ли это является единственной проблемой, лорд Эдвард, — сказала она.
— А разве нет? — удивился тот. — Или есть что-то, чего я не могу дать твоей тете, чтобы она захотела с нами вместе отправиться в Роулингз?
Джереми через стол взглянул на Пегги.
— Не знаю, — неуверенно промямлил мальчик. — Похоже, она злится. А что бы ты ей дал?
— Как насчет нового платья? — сделал попытку Эдвард, пропустив мимо ушей вопрос мальчика. — Разве тебе не хотелось бы увидеть свою тетю Пегги в новом платье, а, Джерри? В платье от мистера Уэрта? Разве она не выглядела бы тогда, как ангел?
Поколебавшись, мальчик кивнул, хотя явно не понял, о чем говорит Эдвард. Затем Джереми поерзал, устраиваясь поудобнее.
— Мне кажется, Пегги всегда выглядит как ангел, в чем бы она ни была одета.
— Ну конечно, в этом нет никакого сомнения. Господи, да у твоей тетушки будут любые новые платья, какие ей понравятся, и драгоценности Роулингзов в придачу. И служанки, и… — Эдвард лихорадочно пытался придумать что-нибудь, что могло бы склонить Пегги к согласию. В отличие от его любовниц упоминание платьев от Уэрта и драгоценностей не произвело на нее ни малейшего впечатления. Его взгляд упал на пачку потрепанных газет в углу. — К тому же в ее распоряжении будет библиотека, одна из лучших в стране, и газеты, которые до нее никто не будет читать…
Это, казалось, произвело впечатление. Пегги взглянула на него еще холоднее.
— Вот это да! — произнес Джереми. — Пегги любит читать газеты. И книги тоже. Слышала, Пегги, что сказал мой дядя? У тебя будет столько газет и книг, сколько ты захочешь.
— Слышала, — без всякого выражения подтвердила Пегги.
Эдвард поспешил добавить:
— И у нее будут деньги, которые она сможет тратить по своему усмотрению, не меньше тысячи в год, и…
— И настоящий конь? — не выдержав, переспросил Джереми. — Прямо мой собственный?
— Да, и оранжерея, в которой круглый год, даже зимой, цветут розы.
Пегги прикусила мелкими ровными зубами нижнюю губку, потом отпустила ее, зовущую и алую, как кровь.
— Ну, теперь вы говорите совсем уж невозможные вещи. Виданное ли дело, чтобы в Йоркшире круглый год цвели розы?
Эдвард пытался отвести взгляд от ее напрашивающихся на поцелуй губ. Он подумал, что, может, рыжий священник целовал их, и от всей души пожалел, что не проучил негодяя как следует.
— А у нас они есть, — промолвил он, прокашлявшись. — В Роулингз-Мэнор. Честное слово. Едемте со мной, сами увидите. А я со своей стороны бесплатно возьмусь за отваживание любых претендентов на вашу руку, которые вам не по душе.
Со сдержанной улыбкой Пегги сказала:
— Джерри, давай-ка быстро собирайся. Тебе пора опять бежать в школу.
Джереми не шелохнулся.
— Разве мы не можем поехать с ним, Пегги? Я хочу увидеть розы, которые цветут даже зимой.
— Мы с твоим дядей обсудим это, — сообщила она, — однако должна сказать, что мы вряд ли поедем.
— Ну почему всегда нет?.. — разочарованно заныл Джереми.
— Потому что не все так просто, Джереми. — Пегги встала из-за стола и принялась убирать посуду, стараясь, чтобы лорд Эдвард не увидел слез, которые вновь заблестели у нее под ресницами. — Нельзя… нельзя вот так сваливаться на голову, как снег, предлагать дорогих лошадей и розы круглый год, и ждать, что мы вмиг все простим и забудем, — жаловалась Пегги разрисованному морозом окну. — Меня невозможно купить! Даже за пачки газет.
Ссадив мальчика с колен, Эдвард встал. Он сам не мог понять, откуда взялись эти полные искренних чувств слова, которые стремительным потоком полились из него.
— Мисс Макдугал, пожалуйста, простите меня, — обратился он к узкой спине девушки. — Я знаю, что вовек не смогу расплатиться с вами за все, что вы, должно быть, перенесли за этот год, когда одна воспитывали Джереми. Но поверьте: если бы я знал, никогда не допустил бы этого. И я прошу, нет, я вас умоляю: дайте мне шанс попытаться хоть что-то исправить, взяв вас обоих с собой в поместье Ролингзов, где, клянусь, хватит угля для каждой комнаты и где у Джерри на завтрак будет столько яиц, сколько он захочет.
Хотя эта сумбурная, но сказанная от всего сердца речь, казалось, не произвела большого эффекта на мисс Макдугал, которая продолжала мыть посуду, Джереми она, похоже, пришлась по душе.
— Яйца на завтрак каждое утро? — Мальчик подошел к своей тетке и потянул ее за подол платья. — Ты слышала, Пегги? Яйца каждое утро!
Эдвард, увидев, что неожиданно заработал очко, поспешил развить успех:
— И мясо на ужин каждый вечер.
— И мы не можем с ним поехать? — начал клянчить мальчик. — Мы не можем?
— Может быть, — промолвила Пегги. Она вытерла руки о кухонное полотенце и, сняв передник и аккуратно повесив его на крюк на двери в кладовую комнату, довольно строго сказала:
— Но сейчас ты должен возвращаться в школу.
Джереми, просияв, посмотрел на Эдварда.
— Когда Пегги говорит «может быть», она всегда подразумевает «да», — прошептал мальчик. Поделившись столь полезными сведениями, он отправился обуваться.
Только когда Джереми скрылся за садовой калиткой, его тетка повернулась и влепила Эдварду такую пощечину, что у того искры посыпались из глаз.
— Это за поцелуй, — коротко пояснила она. Затем как ни в чем не бывало неспешно подошла к буфету и достала оттуда бутылку виски и пару стаканов.
В голове у Эдварда все еще слышался звон после удара, который оказался на удивление сильным для такой изящной девушки. Он не мог даже припомнить, когда его в последний раз била женщина; ощущение было не из приятных. Потерев щеку, он уставился на Пегги, которая с невозмутимым видом наливала в стаканы солидные порции виски. Она пододвинула ему один из стаканов.
— Вот, — сказала девушка, присаживаясь за стол напротив него. — У вас на лице написано, что это вам нужно не меньше, чем мне. — И отработанным движением Пегги опрокинула содержимое стакана в себя.
Ошеломленный Эдвард все еще не мог поверить происходящему. Что на уме у этой девицы? Разве объятия не доставили ей наслаждения точно так же, как и ему? Он отчетливо видел страсть в ее глазах, ее сладкие губы с вожделением отзывались на его поцелуи. А ее тело, которое с такой готовностью прижималось к его телу? Может, мисс Макдугал не в себе? Или просто отрицает очевидные для себя вещи?
Эдвард тоже сделал большой глоток и задышал так, будто глотку обожгло огнем.
— Что это за жидкость? — выдавил он между приступами кашля.
Пегги заглянула в свой пустой стакан, и ее брови невинно приподнялись.
— Просто местное торфяное виски, выгнанное прямо здесь, в Эпплсби. А в чем дело? Для вас немного крепковато?
— Крепковато? — Глаза Эдварда вылезли из орбит. — Да это то же самое, что хлебнуть купороса.
— Может, у него и есть привкус. А я пью его всю жизнь. — В подтверждение этих слов Пегги налила себе еще один стакан. — Для меня это виски, как молоко матери. Добавить?
Эдвард, все еще кашляя, отрицательно покачал головой.
— Вообще держитесь от меня подальше, — предупредил он, нацелив на Пегги указательный палец. — За время нашего с вами знакомства я в буквальном смысле слова подвергся нападению со стороны лица духовного звания, мне чуть не отрубили палец, влепили пощечину и обожгли внутренности. Просто не знаю, смогу ли я это все вынести.
Девушка одарила его дерзкой улыбкой.
— Если бы вы послушали сэра Артура и не поехали сюда, вы бы покуривали себе и попивали коньяк у камина, а ваша голова покоилась бы на коленях любовницы…
Эдвард вскинул на нее глаза.
— А что вы вообще знаете про любовниц? — Заинтересованности в его голосе было, возможно, больше, чем требовалось.
Дерзкая улыбка превратилась в гримасу.
— Да ничего, конечно. И что простая дочь священника, как я, может знать о привычках такого джентльмена, как вы?
Эдвард смотрел на Пегги и вспоминал их поцелуй. Хотя он был уверен, что она целуется далеко не каждый день, но вместе с тем точно знал, что она в курсе того, как нужно целоваться, и, убей Бог, не мог понять откуда.
— Готов биться об заклад, что вы знаете много больше, чем хотите показать. Сколько же вам лет?
Она приподняла изящную бровь:
— Какая наглость! С какой стати вдруг я должна отвечать на этот вопрос?
Эдвард пожал плечами:
— Я же не чужой.
— Для Джереми, но не для меня, — отрезала Пегги. — В отличие от моей сестры Кэтрин я ни за что, даже за весь чай Китая, не вышла бы замуж за аристократа!
— А я думал, что вы вообще ни за кого не хотите замуж. Помните? — Он усмехнулся. — Я и не подозревал, что ваше заявление касается только людей вроде меня.
— Вовсе нет. Хотя я и в самом деле считаю, что среди мужчин не сыщешь никого более жалкого, чем люди вроде вас.
Эдвард заметил, что Пегги с интересом ожидает его реакции, как школьник, разглядывающий жука, у которого только что оторвал лапку. И хотя он знал, что этого делать не стоит, все же спросил:
— Это почему же?
— Да потому, что это люди вроде вас не позволяют вводить важные реформы, которые могут помочь тысячам страдающих женщин и детей по всей стране, — живо отозвалась она. — Может, даже по всему миру, поскольку на Англию смотрят как на оплот нравственности.
Эдвард едва сдерживался, чтобы не расхохотаться.
— Господи, да о чем вы говорите?
— А вы не знаете? — Пегги прищурилась и заговорила тоном прокурора: — О молоденьких девушках, которых посылают в Лондон учиться профессии и которые оказываются на улице из-за того, что их изнасиловали или соблазнили работодатели…
— Что? — вскричал Эдвард.
— .. дома их считают извалявшимися в грязи, и другого пути, кроме проституции, для них нет, — закончила Пегги, будто ее и не пытались прервать. Опершись локтями на стол, она продолжала: — Я говорю о женщинах, которым приходится рожать одного ребенка за другим, и так из года в год, потому что они настолько темные, что не знают, как предохраниться от беременности, потому что мужчины не считают образование дочерей достойным вложением их денег…
— Господи Боже! — прошептал Эдвард, чувствуя, что краснеет. — Во имя всего святого, о чем только думал ваш отец, позволяя вам читать газеты? Это то же самое, что подносить коробку шоколада человеку, страдающему диспепсией!
— Прошу прощения, — фыркнула Пегги, откинувшись на спинку стула. — Я говорю правду. Никто не виноват, если вы были настолько заняты охотой на беззащитных лисиц, что не видели ничего дальше своего носа.
— Вы, дорогуша, слишком долго жили одна. Когда я привезу вас в Роулингз…
Она бросила на него такой выразительный взгляд, что он умолк.
— Что же вы сделаете? Оградите от внешнего мира, именно так веками наказывали женщин?
— Положу вас на колено и отшлепаю как следует, именно этого вы заслуживаете! Что вы могли узнать, например, о проституции или о предотвращении беременности? Сами всего-то год как из-за парты.
— Между прочим, — надулась Пегги, — мне вот-вот исполнится двадцать лет!
Эдвард упал на стул, давясь от смеха. Девушка гневно смотрела на него.
— Позвольте узнать, что здесь смешного? — требовательно спросила она.
— Вот я и узнал, сколько вам лет, разве нет?
Он хлопнул себя по колену, счастливый, будто только что обыграл в бильярд Алистера Картрайта.
Девушка еще некоторое время продолжала смотреть на него, потом с философским видом переключила внимание на виски.
Понимая, что этого не следует делать, Эдвард не мог отвести от Пегги восхищенного взгляда. Большие зеленые глаза на слегка разрумянившемся точеном лице цвета слоновой кости, которое обрамляли мягкие завитушки темных волос, делали ее похожей на невинную школьницу. Но, когда взгляд мужчины опустился чуть ниже к чувственным, словно свежий бутон розы губам, он понял, что невинность — это всего лишь уловка, призванная скрыть под ангельской внешностью женщину с таким сексуальным темпераментом, какой он вряд ли мог встречать прежде. К тому же она обладала колким характером, что создавало поистине взрывоопасную смесь. Помилуй Господи, что же делать?
И почему, несмотря на ее вызывающее поведение, ему все еще хотелось целовать этот дерзкий рот? Непостижимые создания эти молоденькие девушки! Он всегда предпочитал женщин постарше, главным образом, замужних.