- Вы что-то припрятали в рукаве, рабби? - подозрительно спросил Лэниган.
- Нет, просто я рассматриваю все возможности.
Послышался стук в дверь, и мгновение спустя в кабинет вошла Мириам с подносом в руках.
- Я подумала, что вам, вероятно, захочется кофе, - сообщила она.
- Спасибо, - ответил Лэниган. - А разве вы не присоединитесь к нам? удивился он, заметив, что на подносе только две чашки.
- А можно?
- Разумеется. У нас нет никаких особых секретов. Рабби дает мне вводный урок Талмуда.
Когда Мириам вернулась с третьей чашкой, Лэниган сказал:
- Хорошо, рабби, мы перечислили всех, кто мог оставить там сумочку. Что это нам дает?
- Разумеется, первым делом на ум приходит вопрос: почему у девушки вообще была сумочка? Полагаю, некоторые женщины берут с собой сумочки, не задумываясь, зачем они.
- Очень многие прицепляют ключи от дома к "молнии" внутри сумочки, вставила Мириам.
Лэниган кивнул ей.
- Верная догадка. Именно так и был прикреплен ключ. На короткой цепочке к застежке "молнии" внутреннего кармашка.
- Итак, она предпочла захватить сумочку и не возиться, отцепляя ключ, - продолжал раввин. - Давайте рассмотрим одного за другим всех тех людей, которые могли оставить сумочку в моей машине. Во-первых, незнакомец. Третье лицо. Начнем с него, чтобы потом он уже не мешался под ногами. Этот человек мог идти мимо и заметить сумочку, которая, вероятно, лежала на земле неподалеку от машины. Разумеется, он открыл сумочку, хотя бы для того, чтобы посмотреть, нет ли в ней какого-нибудь удостоверения личности. Возможно, хотел вернуть сумочку хозяйке, но более вероятно, что им руководило простое любопытство. Будь он нечестным человеком, непременно забрал бы все мало-мальски ценные вещи, но он этого не сделал.
Лэниган настороженно встрепенулся.
- Откуда вы знаете, рабби?
- От вас. Вы сказали, что нашли в сумочке большое золотое обручальное кольцо. Кабы незнакомец был бесчестным человеком, он, разумеется, забрал бы кольцо себе. Этого не произошло, а значит, и другие ценности, например, деньги, остались на месте в целости и сохранности. - В кармашке для мелочи были кое-какие деньги, - признал Лэниган. - Пара бумажек и горсть мелочи. Обычное дело.
- Очень хорошо. Значит, мы имеем дело не с человеком, который нашел сумочку и выбросил, забрав ценности.
- Ладно, но что это нам дает?
- Просто помогает расчистить участок. Допустим, незнакомец был честным человеком и хотел вернуть сумочку хозяйке. Естественно, он положил её в машину, решив, что, коль скоро сумочка валялась рядом, стало быть, она принадлежит владелице машины. Или подумав, что водитель знает, чья эта сумочка, и возвратит её по назначению. Но, если незнакомец не имеет к сумочке никакого другого отношения, то почему он положил её на пол сзади, а не на переднее сиденье, где водитель уж наверняка заметит ее? Я, например, мог бы месяцами возить эту сумочку с собой, не зная, что она лежит на полу.
- Хорошо. Стало быть, сумочку оставил не честный или нечестный незнакомец. Собственно, я так и думал.
- Тогда переходим к следующей кандидатуре. Сама девушка.
- Девушку можно исключить. Она уже была мертва.
- Почему вы так убеждены в этом? По-моему, вероятность того, что сумочку оставила в машине сама девушка, наиболее велика.
- Послушайте, стоял теплый вечер, и окно вашего кабинета, скорее всего, было открыто, верно?
- Да, но жалюзи были опущены.
- Как далеко вы были от машины? Я вам скажу. Машина стояла в двадцати футах от здания. Ваш кабинет на втором этаже. Футах в семи от земли. Добавим ещё четыре фута - высоту подоконника. Если вы ещё не забыли школьную геометрию, прямая линия от машины до кабинета есть гипотенуза прямоугольного треугольника. Произведя подсчеты, вы убедитесь, что от окна до машины было футов двадцать пять. Плюс ещё футов десять до того места, где стоит ваш письменный стол. Значит, вы были в тридцати пяти футах от машины. Если кто-то влез в машину, если там была ссора, а потом и убийство, то вы, даже увлеченный чтением, должны были что-то услышать.
- Но все могло произойти уже после того, как я покинул храм, возразил раввин.
Лэниган покачал головой.
- Едва ли. Не так-то просто обстоит дело. Вы сказали, что ушли в начале первого. Приблизительно в ноль двадцать. Но патрульный Норман шагал по Кленовой улице в сторону храма как раз в это время. С двадцати минут первого и до трех минут второго, когда он позвонил в участок из будки на углу, автостоянка была в поле его зрения. Затем он двинулся по Лозовой, где живут Серафино. Должно быть, девушка пришла к храму именно по этой улице.
- Что ж, возможно, все произошло ещё позже, - предположил раввин.
Лэниган снова покачал головой.
- Нет. Медэксперт сказал, что девушка убита в час ночи плюс-минус двадцать минут. Но это заключение было сделано на основе измерений температуры тела, степени окоченения и так далее. Допросив Бронштейна, мы выяснили, что после кино девушка ела, и тогда эксперт определил время на основе анализа содержимого желудка, а это - гораздо более точный метод. Девушку убили самое позднее в час ночи.
- В таком случае придется допустить, что я был слишком увлечен и ничего не слышал, хоть и находился рядом с машиной. Не забывайте, стекла в машине были подняты. Если эти люди осторожно открыли и закрыли дверцы и говорили вполголоса, я вполне мог не услышать их. К тому же, девушка была задушена и, следовательно, не имела возможности закричать.
Лэниган указал на макушку раввина.
- Как называется ваш головной убор?
Раввин коснулся черной шелковой шапочки.
- Этот? Кипа.
- Тогда уж не обессудьте, рабби, но вы и сами кипа. Зачем им осторожничать, открывая и закрывая дверцы, зачем шептаться, если они думали, что поблизости никого нет? Если они пришли туда до начала дождя, то вполне могли опустить стекла. Не забывайте, что было тепло. А будь они там, когда уже полило, Норман наверняка увидел бы их. Более того, нет никаких оснований считать, что девушка сидела в вашей машине. Вот, смотрите, - он открыл планшетку, извлек несколько листов бумаги и разложил их на столе раввина. - Здесь перечень найденных в машине вещей и план салона с указанием места, где лежал каждый предмет. Сумочка была найдена на полу под сиденьем. В мешке для мусора - вымазанные губной помадой салфетки. Как выяснилось, это помада вашей супруги. В пепельнице на приборной доске несколько окурков, в другой пепельнице - ещё один окурок. Все перемазаны помадой, которой пользуется миссис Смолл. Марка сигарет та же, какую предпочитает она, коль скоро мы нашли в "бардачке" ополовиненную пачку. Под сиденьем - заколка, которая тоже принадлежит вашей супруге.
- Минуточку, - вмешалась Мириам. - Окурок из другой пепельницы не мог быть моим. Я ещё ни разу не ездила на заднем сиденье.
- Что? Ни разу? Но это невозможно.
- Неужели? - мягко спросил раввин. - Я, например, ни разу не садился ни в какое кресло, кроме водительского. Кажется, мы ещё не пользовались задним сиденьем. Машину мы купили меньше года тому назад, и мне пока не доводилось кого-либо подвозить. Я сижу за рулем, Мириам - рядом. Что в этом странного? Часто ли вы сами забираетесь на заднее сиденье вашей машины?
- Но ведь как-то этот окурок туда попал. Помада - как у миссис Смолл, сигареты тоже. Вот перечень вещей, найденных в сумочке девушки. Обратите внимание: никаких сигарет.
Раввин изучил список и ткнул в него пальцем.
- Но тут упомянута зажигалка. Выходит, девушка была курящей. Что касается помады, то, в конце концов, и девушка, и Мириам - блондинки.Этим и объясняется одинаковый оттенок.
- Минуточку, рабби, - возразил Лэниган. - Заколка была найдена на полу сзади. Значит...
Мириам покачала головой.
- Если она оторвалась, то должна была упасть на пол именно там. - Да, наверное, - согласился Лэниган. - Но все равно у нас пока нет ясной картины. У девушки не было сигарет. Во всяком случае, их не нашли в её сумочке, правильно?
- Правильно, но девушка была не одна. С ней сидел убийца. Вероятно, у него были сигареты.
- Вы хотите сказать, что девушку убили в вашей машине, рабби?
- Вот именно. Вымазанный помадой окурок доказывает, что на заднем сиденье моей машины была женщина. Сумочка на полу доказывает, что этой женщиной была Элспет Блич.
- Хорошо, допустим, она там сидела и даже была убита в вашей машине. Как это обстоятельство может помочь Бронштейну?
- По-моему, теперь ясно, что он невиновен.
- Потому что у него есть своя машина?
- Да. Зачем бы он стал пересаживаться в другую, если мог просто остановиться рядом и прикончить девушку?
- А может, он убил её в своей машине и перенес труп в вашу?
- Вы забываете об окурке в пепельнице. Девушка попала в мою машину ещё живой.
- А если он силой заставил её сесть туда?
- Зачем?
Лэниган передернул плечами.
- Может, не хотел, чтобы в его машине были следы борьбы.
- Вы не осознаете всю важность такой улики, как окурок , - сказал раввин. - Если девушка выкурила сигарету на заднем сиденье моей машины, значит, она была спокойна и расслаблена. Никто не держал её за горло, никто ей не угрожал. Более того, если, сняв платье, она по какой-то причине снова села в машину Бронштейна, зачем ей понадобился дождевик?
- Но ведь был ливень.
Раввин раздраженно покачал головой.
- Машина стояла перед дверью, не дальше пятидесяти футов от дома. Девушка накинула пальто, чтобы прикрыть нижнее белье. Этого было вполне достаточно, чтобы добежать до машины.
Лэниган вскочил и принялся мерить шагами комнату. Раввин безмолвно наблюдал за ним, не желая нарушать ход мыслей полицейского. Но, когда молчание слишком затянулось, он сказал:
- Согласен, Бронштейн должен был явиться в полицию, как только узнал о случившемся. Более того, ему вообще не следовало знакомиться с девушкой. Но, даже если вы считаете поведение Бронштейна непростительным, его вполне можно понять, вспомнив, как обстоят дела в семье. Он утаивал сведения от полиции. Это тоже непростительно, но тоже понятно. Задержание для допроса и сопутствующая ему шумиха - более чем достаточное наказание, вы не находите? Послушайтесь моего совета, Лэниган, и отпустите Бронштейна.
- Но тогда я останусь без подозреваемых.
- Это на вас не похоже.
Лэниган побагровел.
- О чем вы?
- Не верю, что вы способны держать человека в тюрьме лишь затем, чтобы угодить газетчикам. Кроме того, арест Бронштейна только тормозит расследование. Вы невольно размышляете о нем, подгоняете под него все ваши версии, копаетесь в прошлом Бронштейна, толкуете все новые улики лишь с точки зрения его возможной причастности. Совершенно очевидно, что следствие идет по неверному пути.
- Ну...
- Разве не понятно, что, кроме неявки в полицию, против него ничего нет?
- Но утром сюда приедет окружной прокурор и будет допрашивать Бронштейна.
- Скажите ему, что Бронштейн придет по своей воле. Я ручаюсь, что он будет у вас, когда это потребуется.
Лэниган взял со стола свою планшетку.
- Ладно, отпущу, - сказал он и, взявшись за дверную ручку, остановился. - Разумеется, вы понимаете, рабби, что отнюдь не улучшили собственное положение.
22
Эл Бекер не забывал добра. Наутро после освобождения Мела Бронштейна он прибыл к Эйбу Кассону, чтобы лично поблагодарить его за помощь в деле.
- Да, я говорил с окружным прокурором, - заявил тот Элу, - но мало чего добился. Сказано же тебе: дело ведет местная полиция. Во всяком случае, на нынешнем этапе.
- Это в порядке вещей?
- И да, и нет. У нас не существует четкого разграничения полномочий. Убийства обычно расследуют сыщики из полиции штата. В деле участвует прокурор того графства, в котором совершено тяжкое преступление. Если, конечно, потом этот прокурор будет сам выдвигать обвинение. Привлекается местная полиция, поскольку ей известно, что творится под носом. Многое зависит от характеров начальника местной полиции и окружного прокурора, от того, каких людей ставят на дело и какие ожидаются последствия. В большом городе, как Бостон, дело вела бы городская полиция, потому что у неё достаточно и сотрудников, и снаряжения. А здесь почти все в руках Хью Лэнигана. Мела взяли по его приказу и отпустили тоже по его приказу. Скажу больше: Лэниган отпустил Мела после того, как раввин предложил ему новый взгляд и новое истолкование имеющихся улик. Это, если угодно, нарушение порядка: легавый не должен допускать, чтобы кто-то вел за него сыскную работу, причем довольно удачно. Но Хью Лэниган - не какой-нибудь заурядный легавый.
Эл Бекер знал, что заявления Эйба Кассона надо принимать с поправками на преувеличения. Он не сомневался, что раввин и Лэниган обсуждали дело и какое-нибудь случайно оброненное раввином замечание навело полицейского на мысль взглянуть на происходящее под другим углом, но Эл не верил в способность раввина разработать действенную защиту Бронштейна. Тем не менее, Бекер считал своим долгом встретиться с раввином и поблагодарить его.
И на этот раз их беседа протекала не совсем гладко. Впрочем, Бекер сразу взял быка за рога.
- Как я понимаю, рабби, вы оказали существенную помощь в освобождении Мела Бронштейна.
Ему было бы проще, если бы раввин, как водится, принялся скромничать и отнекиваться, но тот ответил:
- Да, похоже, что так.
- Вы знаете, как я отношусь к Мелу. Он мне все равно что брат, и вы понимаете, насколько я вам признателен. Прежде я не был вашим ярым сторонником...
Раввин усмехнулся.
- И теперь вам немного неловко. Право же, не стоит, мистер Бекер. Убежден, что вы возражали не против меня лично и имеете полное право отстаивать вашу точку зрения и впредь. Я помог вашему другу точно так же, как помог бы любому другому, включая вас. Уверен, что при подобных обстоятельствах и вы поступили бы так же.
Бекер позвонил Эйбу Кассону и пересказал свой разговор с раввином.
- Ну как можно проникнуться расположением к такому человеку? посетовал он. - Я пошел поблагодарить его за помощь Мелу и извиниться за то, что был против контракта с ним, а раввин дал мне понять, что не нуждается в моей дружбе и ему безразлично, буду ли я и дальше копать под него.
- Судя по твоему рассказу, это не так, Эл, - ответил ему Кассон. Возможно, ты просто слишком умен, чтобы понять такого человека, как раввин. Ты привык читать между строк и искать скрытый смысл в словах людей. А тебе не приходило в голову, что раввин говорит, как на духу?
- Я знаю, что и ты, и Джейк Вассерман, и Эйб Райх души в нем не чаете. По-вашему, раввин непогрешим, но...
- Мне кажется, он сделал тебе доброе дело, Эл.
- Я и не говорю, что он не помог нам с Мелом. Я благодарен ему. Но ты и сам знаешь, что рано или поздно Мела все равно отпустили бы. Может, через день или два. У них же ничего нет.
- Не надо говорить так уверенно. Откуда тебе знать, в какие игры играет полиция? Если дело простое, а преступление заурядное, невиновный человек, скорее всего, выйдет на свободу. Но в таких историях, как нынешняя, всегда присутствует политика, а значит, виновность и невиновность уже не столь важны. Люди начинают мыслить другими категориями: достаточно ли у нас улик для суда присяжных? Если человек невиновен, пусть это доказывает его адвокат. Сможет - хорошо. Не сможет - что ж, жаль беднягу. Начинается игра, нечто вроде футбола. В одной команде - окружной прокурор, в другой - защитник обвиняемого. А судья - он и есть судья. Подзащитному же отводится роль футбольного мяча.
- Да, но...
- И это ещё не все. Если ты хочешь увидеть дело в правильном свете, задайся вопросом, что будет дальше. Кто теперь главный подозреваемый? Раввин, вот кто. И, что бы ты о нем ни думал, дураком его не назовешь. Значит, он знал, что, снимая Бронштейна с крючка, ставит себя в незавидное положение. Пошевели мозгами, Эл, а потом опять спроси себя, трудно ли проникнуться расположением к нашему раввину.
23
В воскресенье лил дождь. Он начался ранним утром, поэтому в коридорах воскресной школы стоял терпкий дух мокрых плащей и калош. Стоя в дверях, мистер Вассерман и Эйб Кассон мрачно обозревали автостоянку и наблюдали, как тяжелые капли разбиваются о лоснящийся асфальт.
- Уже четверть одиннадцатого, Яков, - сказал Кассон. - Похоже, сегодня собрания не будет.
- Да. Чуть заморосит, и они уже боятся нос высунуть на улицу.
К ним подошел Эл Бекер.
- Приехали Эйб Райх и мистер Гольдфарб, - сообщил он. - Но вряд ли сегодня соберется много народу.
- Подождем ещё пятнадцать минут, - решил Вассерман.
- Если они не объявились до сих пор, то уже не придут, - сердито сказал Кассон.
- Может, обзвоним их? - предложил Вассерман.
- Если они боятся дождика, то, звони - не звони, толку все равно не будет, - ответил Бекер.
Кассон презрительно фыркнул.
- Думаешь, всему виной дождь?
- А что еще?
- По-моему, ребята наводят тень на плетень. Разве непонятно, что они не хотят впутываться в это дело?
- В какое дело? - сердито спросил Бекер. - О чем ты говоришь?
- Я говорю о девушке, которую убили, о возможной связи между ней и раввином. Или ты забыл, что сегодня мы должны были голосовать за продление контракта с раввином? По-моему, кое-кто из наших призадумался о возможных последствиях. Допустим, они проголосуют за раввина, а потом вдруг выяснится, что он виновен. Что скажут их друзья? Особенно иноверцы? Как это отразится на их делах? Теперь уразумел?
- Об этом я и не подумал, - медленно проговорил Бекер.
- Возможно, тебе просто никогда не приходило в голову, что раввин может оказаться убийцей, - сказал Кассон и с любопытством посмотрел на Бекера. - Ответь мне, Эл, тебе кто-нибудь звонил?
Бекер вылупил глаза, а Вассерман залился краской.
- Ага, я вижу, кто-то звонил тебе, Яков, - продолжал Кассон.
- Что ещё за звонки? - спросил Бекер.
- Объясни ему, Яков.
Вассерман передернул плечами.
- Ой, да кому это интересно? Ну, звонят всякие дураки да сумасшедшие или мракобесы. Не слушать же их. Я просто бросаю трубку.
- Значит, звонили и тебе? - сердито спросил Бекер Кассона.
- Да. Полагаю, Якову звонили, потому что он - президент храма, а мне - потому что я занимаюсь политикой и, стало быть, известная личность.
- И как ты отреагировал?
Кассон пожал плечами.
- Так же, как и Яков. Что тут поделаешь? Когда найдут убийцу, это прекратится.
- Нет, надо действовать. По крайней мере, сообщить в полицию или в горсовет.
- А что они могут? Вот если бы я узнал кого-то из звонивших по голосу.
- Ладно, ладно.
- Ты что, никогда с этим не сталкивался? Вероятно, Яков тоже. Но для меня тут нет ничего нового. Как только начинается политическая кампания, начинаются и такие звонки. На белом свете полно сумасшедших - озлобленных, разочарованных, встревоженных людей обоего пола. По отдельности каждый из них безобиден, но все вместе - неприятное сборище. Они пишут злобные непристойные письма в газеты или героям радионовостей. А если по радио говорят о ком-нибудь из местных, начинают названивать ему.
Вассерман взглянул на часы.
- Что ж, господа, боюсь, сегодня собрания не будет.
- Можно подумать, у нас впервые не набирается кворума, - ответил Бекер.
- А что я скажу раввину? Чтобы ждал ещё неделю? Кто может поручиться, что на следующей неделе у нас будет кворум? - Вассерман насмешливо взглянул на Бекера, и тот зарделся, а мгновение спустя впал в раздражение.
- Вот что, нет кворума сейчас, будет на следующей неделе или через неделю. Ты знаешь, как кто голосует. Или раввину нужно, чтобы все было на бумаге?
- Остается маленькая сложность: голоса против, которыми ты заручился, - напомнил ему Вассерман.
- Можешь больше о них не беспокоиться, - с досадой ответил Бекер. - Я уже сообщил своим друзьям, что буду ратовать за продление контракта.
Вечером Хью Лэниган заглянул в гости к раввину.
- Решил вот поздравить вас с победой, - сообщил он. - Если верить моим источникам, ваши противники повержены.
Раввин усмехнулся.
- Кажется, это вас не очень радует, - заметил Лэниган.
- У меня такое чувство, словно я проник в дом через заднюю дверь.
- Ах, вот оно что. Думаете, вас переназначили, или переизбрали, благодаря тому, что вы сделали для Бронштейна? Ну, так позвольте прочесть вам назидание, рабби. Вы, евреи, недоверчивы, всем недовольны и слишком привержены логике.
- А мне-то казалось, что мы живем чувствами, - ответил раввин.
- Это верно, но, лишь когда речь идет о чувственной сфере. У вас, евреев, напрочь отсутствует политическое чутье, а у нас, ирландцев, оно отточено до совершенства. Ведя борьбу за какую-нибудь должность, вы непременно вступаете в споры, а проиграв, утешаете себя тем, что ваши доводы были разумны и логичны. Должно быть, именно еврей сказал ту знаменитую фразу: "Лучше я буду прав, чем стану президентом". Ирландец в этом отношении похитрее. Он знает, что бессилен, пока его не изберут. А второй великий принцип гласит: кандидат побеждает на выборах не потому, что он - лучший из лучших, а благодаря своей прическе, или шляпе, или выговору. Президента США - и того выбирают по такому принципу. Да разве только его? Точно так же мужчины выбирают себе жен. Везде, где возникают некие политические интересы, действуют политические принципы. А посему не ломайте себе голову над вопросом, как и почему вас избрали. Радуйтесь, что избрали вообще.
- Мистер Лэниган прав, Дэвид, - подала голос Мириам. - Ты же знаешь, что, если бы твой контракт не продлили, ты получил бы другое место, такое же или даже лучше. Но тебе нравится в Барнардз-Кроссинг. Кроме того, мистер Вассерман убежден, что тебе повысят жалование, а деньги нам пригодятся.
- Мы уже говорили об этом, дорогая, - поспешно сказал раввин.
Мириам скорчила забавную рожицу.
- Опять книжек накупишь?
Ее муж покачал головой.
- На этот раз - нет. Когда с этой историей будет покончено, я намерен потратить лишние деньги на новую машину. Мысль о том, что несчастная девушка... Каждый раз, садясь в машину, я едва сдерживаю дрожь. Выдумываю разные предлоги, чтобы почаще ходить пешком.
- Это можно понять, - сказал Лэниган. - Но, когда мы найдем убийцу, ваши чувства могут измениться.
- Да? А как идет дело?
- Сведения непрерывно пополняются. Мы работаем круглые сутки. Сейчас у нас есть несколько многообещающих версий.
- Иными словами, вы в тупике, - рассудил раввин.
В ответ Лэниган лишь пожал плечами и криво ухмыльнулся.
- Если хотите, вот вам мой совет, - сказала Мириам. - Забудьте об этом деле и выпейте чашку чая.
- Хороший совет, - признал Лэниган.
За чаем разговор шел о городе, политике и погоде. Непринужденная беседа людей, не отягощенных никакими заботами. Наконец Лэниган с видимой неохотой поднялся на ноги.
- Приятно было поболтать, рабби, миссис Смолл. Но мне пора.
Когда он выходил, зазвонил телефон, и Мириам бегом бросилась отвечать. Сказав "алло", она плотнее прижала трубку к уху, немного послушала и добавила:
- Сожалею, но вы ошиблись номером.
- Последние два дня нам довольно часто звонят по ошибке, - заметил раввин.
Взявшись за дверную ручку, Лэниган посмотрел сначала на раввина, потом на его раскрасневшуюся супругу. Что это, неловкость? Раздражение? Злость? В ответ на его вопросительный взгляд Мириам, вроде бы, едва заметно качнула головой. Начальник полиции вышел из дома, улыбнувшись и помахав на прощание рукой.
В круглом зале "Кубрика" каждый вечер собиралась почти одна и та же компания. Иногда - шесть человек, чаще - трое или четверо. Они величали себя рыцарями круглого стола и любили побузить. Хотя Альф Кэнтвелл, хозяин пивнушки, был строг и гордился порядком в своем заведении, он относился к бузотерам терпимо, потому что они были завсегдатаями, а если и ссорились, то между собой и других не задирали. Однажды или дважды Альфу пришлось запретить буфетчику обслуживать эту компанию и просить дебоширов покинуть зал, но на другой день они являлись снова, безо всяких обид и с легким раскаянием. "Мы, кажись, вчера малость перебрали, Альф. Ты уж извини, мы больше не будем".
В половине десятого в понедельник, когда в зал вошел Стенли, за столом сидели четверо. Баз Эпплбери, долговязый тощий детина с длиннющим носом, приветственно взмахнул рукой. Баз работал маляром и красильщиком, имел собственное дело, и Стенли иногда подхалтуривал у него.
- Привет, Стен, - сказал Баз. - Иди сюда и выпей.
- Э... - нерешительно протянул Стенли. Все эти люди стояли на общественной лестнице ступенью выше, чем он. Кроме Эпплбери, за столом были Гарри Кливз, владелец телеателье, Дон Уинтерс, хозяин бакалейной лавки, и Малькольм Ларч, страховой агент и торговец недвижимостью. В общем, дельцы. А Стенли был простым работягой.
- Иди, Стен, садись! - воскликнул Ларч и подвинулся на круглой скамье, освобождая место. - Чего желаешь?
Все четверо пили виски, но Стенли предпочитал эль и, к тому же, не хотел злоупотреблять их щедростью. Поэтому он ответил:
- Я бы выпил эля.
- Молодчина, Стен. Оставайся трезвым. Возможно, тебе придется развозить нас по домам.
- Это я завсегда, - отозвался Стенли.
Гарри Кливз, белокурый исполин с круглой детской физиономией, угрюмо смотрел в свой стакан и не обращал на Стенли никакого внимания, но потом поднял голову и с очень серьезным видом спросил его:
- Ты все ещё работаешь в этой еврейской церкви?
- В храме? Да, работаю.
- Ты там уже долго, - заметил Эпплбери.
- Два... нет, три года, - ответил Стенли.
- А ты носишь эту миленькую шапочку? Ну, какие нахлобучивают евреи, когда молятся?
- Нет, просто я рассматриваю все возможности.
Послышался стук в дверь, и мгновение спустя в кабинет вошла Мириам с подносом в руках.
- Я подумала, что вам, вероятно, захочется кофе, - сообщила она.
- Спасибо, - ответил Лэниган. - А разве вы не присоединитесь к нам? удивился он, заметив, что на подносе только две чашки.
- А можно?
- Разумеется. У нас нет никаких особых секретов. Рабби дает мне вводный урок Талмуда.
Когда Мириам вернулась с третьей чашкой, Лэниган сказал:
- Хорошо, рабби, мы перечислили всех, кто мог оставить там сумочку. Что это нам дает?
- Разумеется, первым делом на ум приходит вопрос: почему у девушки вообще была сумочка? Полагаю, некоторые женщины берут с собой сумочки, не задумываясь, зачем они.
- Очень многие прицепляют ключи от дома к "молнии" внутри сумочки, вставила Мириам.
Лэниган кивнул ей.
- Верная догадка. Именно так и был прикреплен ключ. На короткой цепочке к застежке "молнии" внутреннего кармашка.
- Итак, она предпочла захватить сумочку и не возиться, отцепляя ключ, - продолжал раввин. - Давайте рассмотрим одного за другим всех тех людей, которые могли оставить сумочку в моей машине. Во-первых, незнакомец. Третье лицо. Начнем с него, чтобы потом он уже не мешался под ногами. Этот человек мог идти мимо и заметить сумочку, которая, вероятно, лежала на земле неподалеку от машины. Разумеется, он открыл сумочку, хотя бы для того, чтобы посмотреть, нет ли в ней какого-нибудь удостоверения личности. Возможно, хотел вернуть сумочку хозяйке, но более вероятно, что им руководило простое любопытство. Будь он нечестным человеком, непременно забрал бы все мало-мальски ценные вещи, но он этого не сделал.
Лэниган настороженно встрепенулся.
- Откуда вы знаете, рабби?
- От вас. Вы сказали, что нашли в сумочке большое золотое обручальное кольцо. Кабы незнакомец был бесчестным человеком, он, разумеется, забрал бы кольцо себе. Этого не произошло, а значит, и другие ценности, например, деньги, остались на месте в целости и сохранности. - В кармашке для мелочи были кое-какие деньги, - признал Лэниган. - Пара бумажек и горсть мелочи. Обычное дело.
- Очень хорошо. Значит, мы имеем дело не с человеком, который нашел сумочку и выбросил, забрав ценности.
- Ладно, но что это нам дает?
- Просто помогает расчистить участок. Допустим, незнакомец был честным человеком и хотел вернуть сумочку хозяйке. Естественно, он положил её в машину, решив, что, коль скоро сумочка валялась рядом, стало быть, она принадлежит владелице машины. Или подумав, что водитель знает, чья эта сумочка, и возвратит её по назначению. Но, если незнакомец не имеет к сумочке никакого другого отношения, то почему он положил её на пол сзади, а не на переднее сиденье, где водитель уж наверняка заметит ее? Я, например, мог бы месяцами возить эту сумочку с собой, не зная, что она лежит на полу.
- Хорошо. Стало быть, сумочку оставил не честный или нечестный незнакомец. Собственно, я так и думал.
- Тогда переходим к следующей кандидатуре. Сама девушка.
- Девушку можно исключить. Она уже была мертва.
- Почему вы так убеждены в этом? По-моему, вероятность того, что сумочку оставила в машине сама девушка, наиболее велика.
- Послушайте, стоял теплый вечер, и окно вашего кабинета, скорее всего, было открыто, верно?
- Да, но жалюзи были опущены.
- Как далеко вы были от машины? Я вам скажу. Машина стояла в двадцати футах от здания. Ваш кабинет на втором этаже. Футах в семи от земли. Добавим ещё четыре фута - высоту подоконника. Если вы ещё не забыли школьную геометрию, прямая линия от машины до кабинета есть гипотенуза прямоугольного треугольника. Произведя подсчеты, вы убедитесь, что от окна до машины было футов двадцать пять. Плюс ещё футов десять до того места, где стоит ваш письменный стол. Значит, вы были в тридцати пяти футах от машины. Если кто-то влез в машину, если там была ссора, а потом и убийство, то вы, даже увлеченный чтением, должны были что-то услышать.
- Но все могло произойти уже после того, как я покинул храм, возразил раввин.
Лэниган покачал головой.
- Едва ли. Не так-то просто обстоит дело. Вы сказали, что ушли в начале первого. Приблизительно в ноль двадцать. Но патрульный Норман шагал по Кленовой улице в сторону храма как раз в это время. С двадцати минут первого и до трех минут второго, когда он позвонил в участок из будки на углу, автостоянка была в поле его зрения. Затем он двинулся по Лозовой, где живут Серафино. Должно быть, девушка пришла к храму именно по этой улице.
- Что ж, возможно, все произошло ещё позже, - предположил раввин.
Лэниган снова покачал головой.
- Нет. Медэксперт сказал, что девушка убита в час ночи плюс-минус двадцать минут. Но это заключение было сделано на основе измерений температуры тела, степени окоченения и так далее. Допросив Бронштейна, мы выяснили, что после кино девушка ела, и тогда эксперт определил время на основе анализа содержимого желудка, а это - гораздо более точный метод. Девушку убили самое позднее в час ночи.
- В таком случае придется допустить, что я был слишком увлечен и ничего не слышал, хоть и находился рядом с машиной. Не забывайте, стекла в машине были подняты. Если эти люди осторожно открыли и закрыли дверцы и говорили вполголоса, я вполне мог не услышать их. К тому же, девушка была задушена и, следовательно, не имела возможности закричать.
Лэниган указал на макушку раввина.
- Как называется ваш головной убор?
Раввин коснулся черной шелковой шапочки.
- Этот? Кипа.
- Тогда уж не обессудьте, рабби, но вы и сами кипа. Зачем им осторожничать, открывая и закрывая дверцы, зачем шептаться, если они думали, что поблизости никого нет? Если они пришли туда до начала дождя, то вполне могли опустить стекла. Не забывайте, что было тепло. А будь они там, когда уже полило, Норман наверняка увидел бы их. Более того, нет никаких оснований считать, что девушка сидела в вашей машине. Вот, смотрите, - он открыл планшетку, извлек несколько листов бумаги и разложил их на столе раввина. - Здесь перечень найденных в машине вещей и план салона с указанием места, где лежал каждый предмет. Сумочка была найдена на полу под сиденьем. В мешке для мусора - вымазанные губной помадой салфетки. Как выяснилось, это помада вашей супруги. В пепельнице на приборной доске несколько окурков, в другой пепельнице - ещё один окурок. Все перемазаны помадой, которой пользуется миссис Смолл. Марка сигарет та же, какую предпочитает она, коль скоро мы нашли в "бардачке" ополовиненную пачку. Под сиденьем - заколка, которая тоже принадлежит вашей супруге.
- Минуточку, - вмешалась Мириам. - Окурок из другой пепельницы не мог быть моим. Я ещё ни разу не ездила на заднем сиденье.
- Что? Ни разу? Но это невозможно.
- Неужели? - мягко спросил раввин. - Я, например, ни разу не садился ни в какое кресло, кроме водительского. Кажется, мы ещё не пользовались задним сиденьем. Машину мы купили меньше года тому назад, и мне пока не доводилось кого-либо подвозить. Я сижу за рулем, Мириам - рядом. Что в этом странного? Часто ли вы сами забираетесь на заднее сиденье вашей машины?
- Но ведь как-то этот окурок туда попал. Помада - как у миссис Смолл, сигареты тоже. Вот перечень вещей, найденных в сумочке девушки. Обратите внимание: никаких сигарет.
Раввин изучил список и ткнул в него пальцем.
- Но тут упомянута зажигалка. Выходит, девушка была курящей. Что касается помады, то, в конце концов, и девушка, и Мириам - блондинки.Этим и объясняется одинаковый оттенок.
- Минуточку, рабби, - возразил Лэниган. - Заколка была найдена на полу сзади. Значит...
Мириам покачала головой.
- Если она оторвалась, то должна была упасть на пол именно там. - Да, наверное, - согласился Лэниган. - Но все равно у нас пока нет ясной картины. У девушки не было сигарет. Во всяком случае, их не нашли в её сумочке, правильно?
- Правильно, но девушка была не одна. С ней сидел убийца. Вероятно, у него были сигареты.
- Вы хотите сказать, что девушку убили в вашей машине, рабби?
- Вот именно. Вымазанный помадой окурок доказывает, что на заднем сиденье моей машины была женщина. Сумочка на полу доказывает, что этой женщиной была Элспет Блич.
- Хорошо, допустим, она там сидела и даже была убита в вашей машине. Как это обстоятельство может помочь Бронштейну?
- По-моему, теперь ясно, что он невиновен.
- Потому что у него есть своя машина?
- Да. Зачем бы он стал пересаживаться в другую, если мог просто остановиться рядом и прикончить девушку?
- А может, он убил её в своей машине и перенес труп в вашу?
- Вы забываете об окурке в пепельнице. Девушка попала в мою машину ещё живой.
- А если он силой заставил её сесть туда?
- Зачем?
Лэниган передернул плечами.
- Может, не хотел, чтобы в его машине были следы борьбы.
- Вы не осознаете всю важность такой улики, как окурок , - сказал раввин. - Если девушка выкурила сигарету на заднем сиденье моей машины, значит, она была спокойна и расслаблена. Никто не держал её за горло, никто ей не угрожал. Более того, если, сняв платье, она по какой-то причине снова села в машину Бронштейна, зачем ей понадобился дождевик?
- Но ведь был ливень.
Раввин раздраженно покачал головой.
- Машина стояла перед дверью, не дальше пятидесяти футов от дома. Девушка накинула пальто, чтобы прикрыть нижнее белье. Этого было вполне достаточно, чтобы добежать до машины.
Лэниган вскочил и принялся мерить шагами комнату. Раввин безмолвно наблюдал за ним, не желая нарушать ход мыслей полицейского. Но, когда молчание слишком затянулось, он сказал:
- Согласен, Бронштейн должен был явиться в полицию, как только узнал о случившемся. Более того, ему вообще не следовало знакомиться с девушкой. Но, даже если вы считаете поведение Бронштейна непростительным, его вполне можно понять, вспомнив, как обстоят дела в семье. Он утаивал сведения от полиции. Это тоже непростительно, но тоже понятно. Задержание для допроса и сопутствующая ему шумиха - более чем достаточное наказание, вы не находите? Послушайтесь моего совета, Лэниган, и отпустите Бронштейна.
- Но тогда я останусь без подозреваемых.
- Это на вас не похоже.
Лэниган побагровел.
- О чем вы?
- Не верю, что вы способны держать человека в тюрьме лишь затем, чтобы угодить газетчикам. Кроме того, арест Бронштейна только тормозит расследование. Вы невольно размышляете о нем, подгоняете под него все ваши версии, копаетесь в прошлом Бронштейна, толкуете все новые улики лишь с точки зрения его возможной причастности. Совершенно очевидно, что следствие идет по неверному пути.
- Ну...
- Разве не понятно, что, кроме неявки в полицию, против него ничего нет?
- Но утром сюда приедет окружной прокурор и будет допрашивать Бронштейна.
- Скажите ему, что Бронштейн придет по своей воле. Я ручаюсь, что он будет у вас, когда это потребуется.
Лэниган взял со стола свою планшетку.
- Ладно, отпущу, - сказал он и, взявшись за дверную ручку, остановился. - Разумеется, вы понимаете, рабби, что отнюдь не улучшили собственное положение.
22
Эл Бекер не забывал добра. Наутро после освобождения Мела Бронштейна он прибыл к Эйбу Кассону, чтобы лично поблагодарить его за помощь в деле.
- Да, я говорил с окружным прокурором, - заявил тот Элу, - но мало чего добился. Сказано же тебе: дело ведет местная полиция. Во всяком случае, на нынешнем этапе.
- Это в порядке вещей?
- И да, и нет. У нас не существует четкого разграничения полномочий. Убийства обычно расследуют сыщики из полиции штата. В деле участвует прокурор того графства, в котором совершено тяжкое преступление. Если, конечно, потом этот прокурор будет сам выдвигать обвинение. Привлекается местная полиция, поскольку ей известно, что творится под носом. Многое зависит от характеров начальника местной полиции и окружного прокурора, от того, каких людей ставят на дело и какие ожидаются последствия. В большом городе, как Бостон, дело вела бы городская полиция, потому что у неё достаточно и сотрудников, и снаряжения. А здесь почти все в руках Хью Лэнигана. Мела взяли по его приказу и отпустили тоже по его приказу. Скажу больше: Лэниган отпустил Мела после того, как раввин предложил ему новый взгляд и новое истолкование имеющихся улик. Это, если угодно, нарушение порядка: легавый не должен допускать, чтобы кто-то вел за него сыскную работу, причем довольно удачно. Но Хью Лэниган - не какой-нибудь заурядный легавый.
Эл Бекер знал, что заявления Эйба Кассона надо принимать с поправками на преувеличения. Он не сомневался, что раввин и Лэниган обсуждали дело и какое-нибудь случайно оброненное раввином замечание навело полицейского на мысль взглянуть на происходящее под другим углом, но Эл не верил в способность раввина разработать действенную защиту Бронштейна. Тем не менее, Бекер считал своим долгом встретиться с раввином и поблагодарить его.
И на этот раз их беседа протекала не совсем гладко. Впрочем, Бекер сразу взял быка за рога.
- Как я понимаю, рабби, вы оказали существенную помощь в освобождении Мела Бронштейна.
Ему было бы проще, если бы раввин, как водится, принялся скромничать и отнекиваться, но тот ответил:
- Да, похоже, что так.
- Вы знаете, как я отношусь к Мелу. Он мне все равно что брат, и вы понимаете, насколько я вам признателен. Прежде я не был вашим ярым сторонником...
Раввин усмехнулся.
- И теперь вам немного неловко. Право же, не стоит, мистер Бекер. Убежден, что вы возражали не против меня лично и имеете полное право отстаивать вашу точку зрения и впредь. Я помог вашему другу точно так же, как помог бы любому другому, включая вас. Уверен, что при подобных обстоятельствах и вы поступили бы так же.
Бекер позвонил Эйбу Кассону и пересказал свой разговор с раввином.
- Ну как можно проникнуться расположением к такому человеку? посетовал он. - Я пошел поблагодарить его за помощь Мелу и извиниться за то, что был против контракта с ним, а раввин дал мне понять, что не нуждается в моей дружбе и ему безразлично, буду ли я и дальше копать под него.
- Судя по твоему рассказу, это не так, Эл, - ответил ему Кассон. Возможно, ты просто слишком умен, чтобы понять такого человека, как раввин. Ты привык читать между строк и искать скрытый смысл в словах людей. А тебе не приходило в голову, что раввин говорит, как на духу?
- Я знаю, что и ты, и Джейк Вассерман, и Эйб Райх души в нем не чаете. По-вашему, раввин непогрешим, но...
- Мне кажется, он сделал тебе доброе дело, Эл.
- Я и не говорю, что он не помог нам с Мелом. Я благодарен ему. Но ты и сам знаешь, что рано или поздно Мела все равно отпустили бы. Может, через день или два. У них же ничего нет.
- Не надо говорить так уверенно. Откуда тебе знать, в какие игры играет полиция? Если дело простое, а преступление заурядное, невиновный человек, скорее всего, выйдет на свободу. Но в таких историях, как нынешняя, всегда присутствует политика, а значит, виновность и невиновность уже не столь важны. Люди начинают мыслить другими категориями: достаточно ли у нас улик для суда присяжных? Если человек невиновен, пусть это доказывает его адвокат. Сможет - хорошо. Не сможет - что ж, жаль беднягу. Начинается игра, нечто вроде футбола. В одной команде - окружной прокурор, в другой - защитник обвиняемого. А судья - он и есть судья. Подзащитному же отводится роль футбольного мяча.
- Да, но...
- И это ещё не все. Если ты хочешь увидеть дело в правильном свете, задайся вопросом, что будет дальше. Кто теперь главный подозреваемый? Раввин, вот кто. И, что бы ты о нем ни думал, дураком его не назовешь. Значит, он знал, что, снимая Бронштейна с крючка, ставит себя в незавидное положение. Пошевели мозгами, Эл, а потом опять спроси себя, трудно ли проникнуться расположением к нашему раввину.
23
В воскресенье лил дождь. Он начался ранним утром, поэтому в коридорах воскресной школы стоял терпкий дух мокрых плащей и калош. Стоя в дверях, мистер Вассерман и Эйб Кассон мрачно обозревали автостоянку и наблюдали, как тяжелые капли разбиваются о лоснящийся асфальт.
- Уже четверть одиннадцатого, Яков, - сказал Кассон. - Похоже, сегодня собрания не будет.
- Да. Чуть заморосит, и они уже боятся нос высунуть на улицу.
К ним подошел Эл Бекер.
- Приехали Эйб Райх и мистер Гольдфарб, - сообщил он. - Но вряд ли сегодня соберется много народу.
- Подождем ещё пятнадцать минут, - решил Вассерман.
- Если они не объявились до сих пор, то уже не придут, - сердито сказал Кассон.
- Может, обзвоним их? - предложил Вассерман.
- Если они боятся дождика, то, звони - не звони, толку все равно не будет, - ответил Бекер.
Кассон презрительно фыркнул.
- Думаешь, всему виной дождь?
- А что еще?
- По-моему, ребята наводят тень на плетень. Разве непонятно, что они не хотят впутываться в это дело?
- В какое дело? - сердито спросил Бекер. - О чем ты говоришь?
- Я говорю о девушке, которую убили, о возможной связи между ней и раввином. Или ты забыл, что сегодня мы должны были голосовать за продление контракта с раввином? По-моему, кое-кто из наших призадумался о возможных последствиях. Допустим, они проголосуют за раввина, а потом вдруг выяснится, что он виновен. Что скажут их друзья? Особенно иноверцы? Как это отразится на их делах? Теперь уразумел?
- Об этом я и не подумал, - медленно проговорил Бекер.
- Возможно, тебе просто никогда не приходило в голову, что раввин может оказаться убийцей, - сказал Кассон и с любопытством посмотрел на Бекера. - Ответь мне, Эл, тебе кто-нибудь звонил?
Бекер вылупил глаза, а Вассерман залился краской.
- Ага, я вижу, кто-то звонил тебе, Яков, - продолжал Кассон.
- Что ещё за звонки? - спросил Бекер.
- Объясни ему, Яков.
Вассерман передернул плечами.
- Ой, да кому это интересно? Ну, звонят всякие дураки да сумасшедшие или мракобесы. Не слушать же их. Я просто бросаю трубку.
- Значит, звонили и тебе? - сердито спросил Бекер Кассона.
- Да. Полагаю, Якову звонили, потому что он - президент храма, а мне - потому что я занимаюсь политикой и, стало быть, известная личность.
- И как ты отреагировал?
Кассон пожал плечами.
- Так же, как и Яков. Что тут поделаешь? Когда найдут убийцу, это прекратится.
- Нет, надо действовать. По крайней мере, сообщить в полицию или в горсовет.
- А что они могут? Вот если бы я узнал кого-то из звонивших по голосу.
- Ладно, ладно.
- Ты что, никогда с этим не сталкивался? Вероятно, Яков тоже. Но для меня тут нет ничего нового. Как только начинается политическая кампания, начинаются и такие звонки. На белом свете полно сумасшедших - озлобленных, разочарованных, встревоженных людей обоего пола. По отдельности каждый из них безобиден, но все вместе - неприятное сборище. Они пишут злобные непристойные письма в газеты или героям радионовостей. А если по радио говорят о ком-нибудь из местных, начинают названивать ему.
Вассерман взглянул на часы.
- Что ж, господа, боюсь, сегодня собрания не будет.
- Можно подумать, у нас впервые не набирается кворума, - ответил Бекер.
- А что я скажу раввину? Чтобы ждал ещё неделю? Кто может поручиться, что на следующей неделе у нас будет кворум? - Вассерман насмешливо взглянул на Бекера, и тот зарделся, а мгновение спустя впал в раздражение.
- Вот что, нет кворума сейчас, будет на следующей неделе или через неделю. Ты знаешь, как кто голосует. Или раввину нужно, чтобы все было на бумаге?
- Остается маленькая сложность: голоса против, которыми ты заручился, - напомнил ему Вассерман.
- Можешь больше о них не беспокоиться, - с досадой ответил Бекер. - Я уже сообщил своим друзьям, что буду ратовать за продление контракта.
Вечером Хью Лэниган заглянул в гости к раввину.
- Решил вот поздравить вас с победой, - сообщил он. - Если верить моим источникам, ваши противники повержены.
Раввин усмехнулся.
- Кажется, это вас не очень радует, - заметил Лэниган.
- У меня такое чувство, словно я проник в дом через заднюю дверь.
- Ах, вот оно что. Думаете, вас переназначили, или переизбрали, благодаря тому, что вы сделали для Бронштейна? Ну, так позвольте прочесть вам назидание, рабби. Вы, евреи, недоверчивы, всем недовольны и слишком привержены логике.
- А мне-то казалось, что мы живем чувствами, - ответил раввин.
- Это верно, но, лишь когда речь идет о чувственной сфере. У вас, евреев, напрочь отсутствует политическое чутье, а у нас, ирландцев, оно отточено до совершенства. Ведя борьбу за какую-нибудь должность, вы непременно вступаете в споры, а проиграв, утешаете себя тем, что ваши доводы были разумны и логичны. Должно быть, именно еврей сказал ту знаменитую фразу: "Лучше я буду прав, чем стану президентом". Ирландец в этом отношении похитрее. Он знает, что бессилен, пока его не изберут. А второй великий принцип гласит: кандидат побеждает на выборах не потому, что он - лучший из лучших, а благодаря своей прическе, или шляпе, или выговору. Президента США - и того выбирают по такому принципу. Да разве только его? Точно так же мужчины выбирают себе жен. Везде, где возникают некие политические интересы, действуют политические принципы. А посему не ломайте себе голову над вопросом, как и почему вас избрали. Радуйтесь, что избрали вообще.
- Мистер Лэниган прав, Дэвид, - подала голос Мириам. - Ты же знаешь, что, если бы твой контракт не продлили, ты получил бы другое место, такое же или даже лучше. Но тебе нравится в Барнардз-Кроссинг. Кроме того, мистер Вассерман убежден, что тебе повысят жалование, а деньги нам пригодятся.
- Мы уже говорили об этом, дорогая, - поспешно сказал раввин.
Мириам скорчила забавную рожицу.
- Опять книжек накупишь?
Ее муж покачал головой.
- На этот раз - нет. Когда с этой историей будет покончено, я намерен потратить лишние деньги на новую машину. Мысль о том, что несчастная девушка... Каждый раз, садясь в машину, я едва сдерживаю дрожь. Выдумываю разные предлоги, чтобы почаще ходить пешком.
- Это можно понять, - сказал Лэниган. - Но, когда мы найдем убийцу, ваши чувства могут измениться.
- Да? А как идет дело?
- Сведения непрерывно пополняются. Мы работаем круглые сутки. Сейчас у нас есть несколько многообещающих версий.
- Иными словами, вы в тупике, - рассудил раввин.
В ответ Лэниган лишь пожал плечами и криво ухмыльнулся.
- Если хотите, вот вам мой совет, - сказала Мириам. - Забудьте об этом деле и выпейте чашку чая.
- Хороший совет, - признал Лэниган.
За чаем разговор шел о городе, политике и погоде. Непринужденная беседа людей, не отягощенных никакими заботами. Наконец Лэниган с видимой неохотой поднялся на ноги.
- Приятно было поболтать, рабби, миссис Смолл. Но мне пора.
Когда он выходил, зазвонил телефон, и Мириам бегом бросилась отвечать. Сказав "алло", она плотнее прижала трубку к уху, немного послушала и добавила:
- Сожалею, но вы ошиблись номером.
- Последние два дня нам довольно часто звонят по ошибке, - заметил раввин.
Взявшись за дверную ручку, Лэниган посмотрел сначала на раввина, потом на его раскрасневшуюся супругу. Что это, неловкость? Раздражение? Злость? В ответ на его вопросительный взгляд Мириам, вроде бы, едва заметно качнула головой. Начальник полиции вышел из дома, улыбнувшись и помахав на прощание рукой.
В круглом зале "Кубрика" каждый вечер собиралась почти одна и та же компания. Иногда - шесть человек, чаще - трое или четверо. Они величали себя рыцарями круглого стола и любили побузить. Хотя Альф Кэнтвелл, хозяин пивнушки, был строг и гордился порядком в своем заведении, он относился к бузотерам терпимо, потому что они были завсегдатаями, а если и ссорились, то между собой и других не задирали. Однажды или дважды Альфу пришлось запретить буфетчику обслуживать эту компанию и просить дебоширов покинуть зал, но на другой день они являлись снова, безо всяких обид и с легким раскаянием. "Мы, кажись, вчера малость перебрали, Альф. Ты уж извини, мы больше не будем".
В половине десятого в понедельник, когда в зал вошел Стенли, за столом сидели четверо. Баз Эпплбери, долговязый тощий детина с длиннющим носом, приветственно взмахнул рукой. Баз работал маляром и красильщиком, имел собственное дело, и Стенли иногда подхалтуривал у него.
- Привет, Стен, - сказал Баз. - Иди сюда и выпей.
- Э... - нерешительно протянул Стенли. Все эти люди стояли на общественной лестнице ступенью выше, чем он. Кроме Эпплбери, за столом были Гарри Кливз, владелец телеателье, Дон Уинтерс, хозяин бакалейной лавки, и Малькольм Ларч, страховой агент и торговец недвижимостью. В общем, дельцы. А Стенли был простым работягой.
- Иди, Стен, садись! - воскликнул Ларч и подвинулся на круглой скамье, освобождая место. - Чего желаешь?
Все четверо пили виски, но Стенли предпочитал эль и, к тому же, не хотел злоупотреблять их щедростью. Поэтому он ответил:
- Я бы выпил эля.
- Молодчина, Стен. Оставайся трезвым. Возможно, тебе придется развозить нас по домам.
- Это я завсегда, - отозвался Стенли.
Гарри Кливз, белокурый исполин с круглой детской физиономией, угрюмо смотрел в свой стакан и не обращал на Стенли никакого внимания, но потом поднял голову и с очень серьезным видом спросил его:
- Ты все ещё работаешь в этой еврейской церкви?
- В храме? Да, работаю.
- Ты там уже долго, - заметил Эпплбери.
- Два... нет, три года, - ответил Стенли.
- А ты носишь эту миленькую шапочку? Ну, какие нахлобучивают евреи, когда молятся?