Они сошли с автобуса на краю Старого Города и побрели вперед, останавливаясь всякий раз, когда замечали что-либо достойное внимания. Зашли в ратушу, посмотрели на старые боевые знамена, заключенные в стеклянные витрины. Прочли надписи на бронзовых досках, укрепленных на стенах зданий, имеющих историческое значение. Ненадолго смешались с толпой туристов, которых сопровождал экскурсовод, и шли вместе с ними, пока те не вернулись в автобус. Прогулялись по главной улице, разглядывая витрины антикварных лавочек, сувенирных ларьков и дивной красоты витрину мастерской корабельного москательщика, убранную бухтами канатов, латунными причиндалами судов, буссолями и якорями. Потом нашли маленький скверик над гаванью, присели на лавочку и принялись любоваться водой, по которой изящно скользили парусные лодки и моторные катера, похожие на жуков-водорезов. Дэвид и Мириам даже не заговаривали друг с другом, молча наслаждаясь этим мирным зрелищем.
   Наконец они отправились на поиски полицейского гаража, чтобы забрать свою машину, но очень скоро заблудились. Около часа шныряли они по узеньким тупичкам, где по тротуарам можно было шагать только гуськом. Слева и справа стояли деревянные домики, между которыми зачастую не было и фута свободного пространства, но Дэвид и Мириам заглядывали даже в такие щелочки, любуясь маленькими старомодными садиками, где росли васильки, алтей, подсолнухи и виноградные лозы на решетках.
   Потом они попали в улочку, застроенную редкими домами из оштукатуренного кирпича, опоясанными белыми изгородями. В конце улицы виднелась вода, на которой плясала лодка, привязанная к мосткам, прогибавшимся под напором волн. На мостках загорала дама в купальнике, и Дэвид с Мириам быстро отвели глаза и даже невольно понизили голоса, чувствуя себя непрошеными гостями.
   Солнышко припекало, и раввин с женой уже начали уставать. Прохожих поблизости не оказалось, и спросить дорогу до главной улицы было не у кого. Парадные приступочки домов располагались довольно далеко от тротуара и были обнесены белым штакетником. Открыть калитку, пройти пятьдесят шагов по мощеной плиткой дорожке и постучать в забранную сеткой дверь? Такое вторжение в частную жизнь казалось им недопустимым. Похоже, все здесь было призвано держать соседей на некотором удалении. Не от недостатка дружеских чувств, просто каждый жилец предпочитал спокойно копаться в собственном саду.
   А потом Дэвид и Мириам вдруг очутились на набережной и увидели впереди главную улицу с её бесчисленными лавчонками. Супруги невольно ускорили шаг, чтобы не заблудиться снова, и уже сворачивали за угол, когда их вдруг окликнул Хью Лэниган, отдыхавший на парадном крыльце своего дома.
   - Идите сюда, посидите со мной, - предложил он.
   Повторного приглашения не понадобилось.
   - Я-то думал, вы на службе, - с улыбкой сказал раввин. - Или дело уже раскрыто?
   Лэниган тоже улыбнулся.
   - Просто решил передохнуть, рабби. Как, впрочем, и вы. Достаточно снять телефонную трубку, и я опять на работе.
   Крыльцо у Лэниганов было просторное и удобное, на нем стояло несколько плетеных кресел. Не успели гости усесться, как появилась изящная седовласая миссис Лэниган в свитере и свободных брюках.
   - Вы можете выпить, рабби? - заботливо спросил Лэниган. - Ваша вера позволяет?
   - Позволяет. Мы не сторонники сухого закона. Вы хотите предложить мне то же, что пьете сами?
   - Совершенно верно. Никто не умеет смешивать "том коллинз" так, как моя Эми.
   - Как продвигается расследование? - спросил раввин.
   - Кое-что получается, - бодро ответил начальник полиции. - А как дела в храме?
   - Кое-что получается, - с улыбкой сказал раввин.
   - Насколько я понимаю, вам приходится туго.
   Раввин вопросительно посмотрел на Лэнигана. Тот рассмеялся.
   - Вот что, рабби, позвольте преподать вам урок полицейской работы. В больших городах существует так называемый постоянный уголовный контингент, ответственный за большинство преступлений, с которыми приходится иметь дело полиции. Как же полиция держит этих людей в узде? В основном при помощи осведомителей. В таких городках, как наш, уголовного контингента не бывает. Есть несколько отпетых смутьянов, вот и все. Тем не менее, и мы прибегаем к услугам осведомителей, чтобы не упускать нитей. Метода одна и та же, только наши осведомители работают не за деньги. Это просто сплетники, к которым мы внимательно прислушиваемся. О том, что творится в вашем храме, мне известно почти столько же, сколько вам. На сегодняшнем заседании присутствовало около сорока человек. Вернувшись домой, они рассказали все своим женам. Думаете, в таком городке, как наш, можно сохранить тайну, в которую посвящены восемьдесят человек? Особенно, если это, по сути дела, и не тайна. В нашем храме, рабби, мы решаем такие вопросы куда толковее. У нас слово священника - закон.
   - Разве священник настолько лучше любого из вас? - спросил раввин.
   - Обычно священник - славный малый. Большинство профанов отсеивается в ходе отбора. Конечно, и среди духовенства попадаются первостатейные дураки, но дело не в них, а в том, что, если вам нужна дисциплина, значит, нужен и человек, чей авторитет вне всякого сомнения.
   - Полагаю, в этом и заключается разница между двумя системами, рассудил раввин. - Мы поощряем сомнения и вопросы.
   - Даже в том, что касается веры?
   - Вера требует от нас совсем немногого. Признать существование всемогущего, всеведущего и вездесущего господа. Но даже эту малость не возбраняется подвергать сомнению. Мы лишь считаем, что эти сомнения никуда не приводят. Однако в нашей вере не существует постулатов, под которыми обязаны подписываться все. Например, когда меня посвящали в духовный сан, я не отвечал ни на какие вопросы о своих убеждениях и не приносил никаких клятв.
   - Вы хотите сказать, что так и не посвящены?
   - Лишь в той мере, в какой сам считаю себя посвященным.
   - Чем же тогда вы отличаетесь от вашей паствы?
   Раввин рассмеялся.
   - Во-первых, они - не моя паства, хотя бы в том смысле, что они не находятся под моей опекой, и я не отвечаю перед богом за их безопасность и поведение. По сути дела, у меня нет никаких обязанностей и льгот, которых не имеет любой мой прихожанин мужеска пола старше тринадцати лет. Считается, что я отличаюсь от прихожан лишь постольку, поскольку якобы лучше знаю закон и нашу традицию. Вот и все.
   - Но вы возглавляете молебны... - Лэниган умолк, увидев, как гость качает головой.
   - Это может делать любой взрослый мужчина. Во время службы мы нередко предоставляем эту честь чужаку, которому случится забрести в храм, или прихожанину, нечасто бывающему на богослужениях.
   - Но вы благословляете, посещаете недужных, жените, отпеваете...
   - Женю, но лишь потому, что уполномочен гражданскими властями. Посещаю больных, но это почетный долг всех людей. Разумеется, я хожу к ним, причем в немалой степени - с легкой руки католических и протестантских священников. Даже благословлять прихожан - задача тех из них, кто ведет свой род от Аарона. Мы заимствовали этот обычай у ортодоксов. В консервативных храмах вроде нашего равин, благословляющий прихожан, присваивает себе чужую привилегию.
   - Теперь я понимаю, что вы имели в виду, когда сказали, что вас нельзя назвать носителем сана, - задумчиво проговорил Лэниган. Потом ему в голову пришла новая мысль. - Но как же тогда вы держите в узде своих прихожан?
   Раввин печально улыбнулся.
   - Похоже, это у меня не очень получается.
   - Я не это имел в виду. Я говорю не о ваших нынешних затруднениях. Как вам удается уберечь их от греха?
   - Вас интересует, как работает система? Полагаю, сообщая каждому чувство ответственности за его действия.
   - Свобода воли? У нас это тоже есть.
   - Конечно. Только наша свобода воли немного другая. В вашей вере свобода воли сочетается с помощью оступившимся. У вас есть священники, внемлющие исповедям и отпускающие грехи. Вы имеете целый сонм святых, заступников за грешника. Наконец, у вас есть Чистилище, нечто вроде второго шанса. Можно добавить, что к вашим услугам рай и ад, которые помогают исправлять ошибки в земной жизни. У евреев второго шанса нет. Добрые дела мы должны вершить на земле, в этой жизни. А поскольку никто не делит с нами эту ношу и не вступается за нас, мы должны делать все сами.
   - Разве евреи не верят в рай и загробную жизнь?
   - В общем, нет, - ответил раввин. - Разумеется, наша вера поддавалась внешним влияниям, как и ваша. В нашей истории бывали времена, когда идея загробной жизни пускала корни, но даже тогда мы понимали её по-своему. Загробная жизнь для нас - это земная жизнь наших детей, наше наследие и людская память о нас.
   - Стало быть, если в земной жизни человек процветает, богатеет и веселится, но при этом творит зло, оно сходит ему с рук? - подала голос миссис Лэниган.
   Раввин повернулся к ней, гадая, не вызван ли её вопрос каким-то личными переживаниями.
   - Это спорно, - задумчиво проговорил он. - Неизвестно, может ли хоть что-то сойти с рук мыслящему существу. Тем не менее, всем религиям приходится биться с этой задачкой. Как хорошему человеку воздается за страдания? Какую кару несет процветающий негодяй? Восточные религии предлагают людям переселение душ. Дурной, но процветающий человек заслужил благоденствие тем, что был добродетелен в прошлой жизни, а наказание за грехи понесет в следующей. Христианская церковь предоставляет выбор между раем и адом, - раввин задумался и коротко кивнул. - Оба решения весьма неплохи, надо только уверовать в них. Но мы не можем. Наша точка зрения изложена в книге Иова, вот почему она включена в Библию. Иов испытывает незаслуженные страдания, но нигде нет ни намека на воздаяние в следующей жизни. Мучения добрых людей - одно из житейских испытаний. Хорошего человека огонь обжигает так же безжалостно и жестоко, как мерзавца.
   - Тогда зачем стараться быть хорошим? - спросила миссис Лэниган.
   - Затем, что добродетель несет в себе воздаяние, а грех - возмездие. Затем, что зло всегда мелко, ничтожно, подло и развратно. В нашей жизни оно представляет ту её часть, которая растрачена зря и безвозвратно испорчена.
   Обращаясь к Хью Лэнигану, раввин говорил будничным тоном, но, когда он повернулся к миссис Лэниган, речь его сделалась торжественной, возвышенной, почти как во время проповеди.
   Мириам предостерегающе кашлянула и сказала:
   - Пора домой, Дэвид.
   Раввин взглянул на часы.
   - Ой, и впрямь уже поздно. Я не думал, что так увлекусь. Полагаю, всему виной "том коллинз".
   - Я рад, что вы увлеклись, рабби, - сказал Лэниган. - Возможно, вам и невдомек, что я интересуюсь религией. Но я не пропускаю ни одной книжки на эту тему, хотя мне редко выдается возможность поговорить о вере. Люди не очень охотно поддерживают такие беседы.
   - Быть может, тема утратила свое былое значение, - предположил раввин.
   - Что ж, это вполне возможно, рабби. Но сегодняшний вечер я провел прекрасно и надеюсь на его повторение.
   Зазвонил телефон. Миссис Лэниган пошла в дом, но тотчас вернулась.
   - Это Ибэн, - сообщила она.
   Лэниган объяснял гостям, как побыстрее добраться до полицейского гаража. Повернувшись к жене, он сказал:
   - Передай ему, что я перезвоню.
   - Он не дома, - ответила миссис Лэниган. - Он звонит из автомата.
   - Да? Что ж, хорошо, я сейчас.
   - Ничего, мы найдем дорогу, - сказал раввин.
   Лэниган рассеянно кивнул и поспешил в дом, а раввин спустился с крыльца. Он ощущал смутную тревогу.
   18
   Наутро арестовали Мелвина Бронштейна. В начале восьмого, когда Бронштейны ещё сидели за завтраком, к ним пришли Ибэн Дженнингс и облаченный в штатское сержант.
   - Мелвин Бронштейн? - спросил Дженнингс открывшего дверь мужчину.
   - Совершенно верно.
   Полицейский показал свой жетон.
   - Я лейтенант Дженнингс из управления полиции Барнардз-Кроссинг. У меня есть ордер на ваш арест.
   - За что?
   - Вас хотят допросить в связи с убийством Элспет Блич.
   - Вы обвиняете меня в убийстве?
   - Мне приказано доставить вас на допрос, - ответил Дженнингс.
   - Кто там, Мел? - крикнула из столовой миссис Бронштейн.
   - Минутку, дорогая, - откликнулся Мелвин.
   - Придется ей сказать, - участливо проговорил Дженнингс.
   - Пойдемте со мной, - вполголоса попросил Бронштейн и повел лейтенанта в столовую.
   Миссис Бронштейн испуганно подняла глаза.
   - Эти господа - из управления полиции, дорогая, - сказал её муж. Они хотят, чтобы я поехал в участок и ответил на несколько вопросов. - Он сделал глотательное движение. - Все из-за той несчастной девушки, чей труп нашли во дворе храма.
   Бледное лицо миссис Бронштейн пошло красными пятнами, но она сохранила спокойствие.
   - Тебе что-то известно о её смерти?
   - О смерти - ничего, дорогая, - со всей возможной убедительностью ответил Мелвин. - Но о самой девушке я кое-что знаю, и эти господа надеются на мою помощь в расследовании.
   - К обеду вернешься? - спросила его жена.
   Бронштейн взглянул на полицейских. Дженнингс прокашлялся.
   - Я бы не стал рассчитывать на это, мадам.
   Миссис Бронштейн уперлась ладонями в край стола и тихонько оттолкнулась. В этот миг полицейские впервые заметили, что она сидит в инвалидной коляске.
   - Если ты способен помочь полиции в раскрытии этого ужасного дела, Мел, то, разумеется, обязан сделать все, что в твоих силах.
   Бронштейн кивнул.
   - Позвони Элу, попроси его связаться с Натом Гринспэном.
   - Разумеется.
   - Тебя уложить, или ты ещё посидишь?
   - Нет, пожалуй, лягу.
   Мел наклонился и поднял жену на руки. На несколько мгновений он застыл посреди комнаты. Миссис Бронштейн пристально вгляделась в его глаза.
   - Все в порядке, милая, - шепнул он.
   - Конечно, - пробормотала она, и Мел вынес её из столовой.
   Новости распространяются с быстротой лесного пожара. Раввин вернулся с утренней службы и намеревался сесть за обеденный стол, когда ему позвонил Бен Шварц.
   - Это достоверные сведения? - спросил раввин, выслушав его.
   - Да, рабби, достовернее некуда. Вероятно, об этом сообщат в следующем выпуске последних известий.
   - Вы знаете подробности?
   - Нет. Только, что его задержали для допроса, - Шварц помолчал. - Вот что, рабби, не знаю уж, отразится ли это на ваших действиях, но, по-моему, вы должны знать, что он не принадлежал к нашему храму.
   - Понятно. Что ж, спасибо.
   Он пересказал разговор со Шварцем жене и добавил:
   - Похоже, мистер Шварц намекал, что при желании я могу самоустраниться от участия в деле. Во всяком случае, я полагаю, что он имел в виду как раз это, когда сказал, что мистер Бронштейн - не наш прихожанин.
   - И ты самоустранишься?
   - Мириам!
   - Что же ты намерен делать?
   - Не знаю. В любом случае я встречусь с ним. Думается, понадобится разрешение властей и адвоката Бронштейна. Но, наверное, гораздо важнее повидать миссис Бронштейн.
   - А может, поговорить с Лэниганом?
   Раввин покачал головой.
   - Что я ему скажу? Мне ничего об этом деле не известно. С Бронштейнами я едва знаком. Нет, надо немедленно позвонить миссис Бронштейн.
   Трубку сняла какая-то женщина, которая сказала, что миссис Бронштейн не может подойти к телефону.
   - Это раввин Смолл. Спросите её, пожалуйста, не согласится ли она принять меня сегодня в течение дня.
   - Не кладите трубку, хорошо?
   Через несколько минут женщина вернулась и сообщила раввину, что миссис Бронштейн благодарит за звонок и готова встретиться часа в два-три пополудни.
   - Передайте, что я приду в три.
   Не успел он повесить трубку, как в дверь позвонили. Явился Хью Лэниган.
   - Ехал из храма, решил заглянуть, - объяснил он. - Наконец-то у нас есть что-то определенное. Слышали о Бронштейне?
   - Слышал, и мысль о том, что он убийца, представляется мне нелепой.
   - Хорошо ли вы знаете его, рабби?
   - Совсем не знаю.
   - В таком случае, прежде чем вы сделаете поспешный вывод, позвольте кое-что вам рассказать. В тот вечер, когда убили девушку, мистер Бронштейн встречался с ней, и это - не какая-нибудь невероятная ошибка полиции. Он сам признал, что видел девушку, обедал с ней и провел весь вечер в её обществе.
   - Как он это признал? Добровольно?
   Лэниган усмехнулся.
   - Полагаете, мы устроили допрос третьей степени и огрели Бронштейна резиновым шлангом? Уверяю вас, здесь ничего подобного не делают.
   - Нет, я думал о бесконечном многочасовом допросе, о невольных обмолвках и оговорках, которые можно раздуть до масштабов признания.
   - Все не так, рабби. Прибыв в участок, Бронштейн тотчас сделал заявление. Он мог отказаться говорить и посовещаться с адвокатом, но не сделал этого, а сообщил, что был в ресторане "Прибой", где и познакомился с девушкой. Прежде, по его словам, Бронштейн никогда её не видел. После ужина они поехали в Бостон, сходили в кино, потом перекусили ещё раз. Затем Бронштейн отвез её домой и уехал. Все ясно и по-честному, не правда ли? Но тело девушки было обнаружено утром в пятницу. Сегодня понедельник. Прошло четверо суток. Если он ни в чем не виноват, то почему не пришел в полицию и не поделился сведениями?
   - Потому что женат. Он виновен лишь в недомолвке, которая внезапно приобрела чудовищное значение. Разумеется, не явившись в полицию, Бронштейн поступил неправильно, трусливо и неразумно, но это не значит, что он повинен в убийстве.
   - Это - лишь начало, рабби. Вы не можете не признать, что его задержание и допрос оправданны. Вот вам второй факт. Девушка была беременна. Миссис Серафино, у которой она работала, немало удивилась этому известию. Во-первых, потому, что девушка была скромная и не из гулящих. Во-вторых, потому что её никогда не видели в мужском обществе. За все время работы у Серафино к ней не заходил ни один мужчина, и девушка ни разу не упоминала ни о каком ухажере. По четвергам, когда у неё был выходной, она обычно ходила в кино, либо одна, либо с подругой, работавшей на той же улице. Мы опросили эту подругу, Силию, и она сказала, что несколько раз хотела познакомить Элспет с мужчинами, но та все время отказывалась. Когда Элспет только приехала в город, Силия уговорила её сходить на бал полицейских и пожарных, куда бегают все служанки. Так Элспет единственный раз побывала на танцах. Силия думала, что у Элспет есть приятель в Канаде, откуда та иногда получала письма. Других объяснений Силия предложить не могла. Она была единственной подругой Элспет, но от Силии не забеременеешь. Мы провели расследование и выяснили, что ваш друг Бронштейн неоднократно снимал номера в мотелях на шоссе четырнадцать и шестьдесят девять. Обычно он записывался под фамилией Браун и всегда привозил с собой "жену". И, насколько мы понимаем, это случалось именно по четвергам. Его опознали по фотографии, а в одном мотеле нашелся листок с номером его машины. Двое владельцев мотелей твердо заявили, что его "жена" была блондинкой и имела некоторое сходство с убитой девушкой.
   - Вы рассказали ему о мотелях?
   - Разумеется, иначе я не мог бы поведать об этом вам.
   - И что он говорит?
   - Признает, что бывал там, но с другой женщиной, имя которой сообщить отказался.
   - Что ж, если это правда, а такое вполне возможно, то он достоин одобрения.
   - Да. Если это правда. Но у нас есть кое-что еще. Факт номер три. Сам по себе не очень важный, но, возможно, показательный. В четверг девушка пошла к акушеру. Вероятно, у неё на пальце было обручальное кольцо, которое мы нашли в сумочке. Понятно, почему. Она обратилась к врачу впервые и, хотя могла подозревать, что беременна, но подтверждение получила только в четверг. У врача она назвалась миссис Элизабет Браун. А ведь Бронштейн всегда приезжал в мотель как Браун и привозил свою "миссис".
   - Фамилия распространенная, почти как Смит.
   - Это верно.
   - Но ваш рассказ не объясняет, почему под пальто и дождевиком на девушке была только комбинация. Скорее уж это обстоятельство подтверждает правдивость Бронштейна. Он мог отвезти её домой и наверняка отвез, коль скоро там было найдено её платье. Полагаю, нет никаких сомнений в том, что и пальто, и дождевик принадлежали ей, равно как и в том, что платье девушки обнаружено в её комнате?
   - Совершенно верно. Это подводит нас к факту номер четыре. Чтобы вы все поняли, я расскажу вам о Серафино. Вы, помнится, говорили, что не знакомы с ними. Мистер Серафино заправляет ночным клубом. Маленькое заведение, где за крошечными столиками сидят любители разбавленного виски, а миссис Серафино исполняет песенки под аккомпанемент своего супруга. Песенки сомнительного содержания, даже похабные. Не очень приятные люди, скажете вы, но дома они ничем не отличаются от любой другой супружеской четы. У них двое малолетних детей, и они ходят в церковь каждое воскресенье. Клуб закрывается в два пополуночи, значит, кто-то должен сидеть с детьми каждый вечер, кроме четверга, когда миссис Серафино остается дома, а в клуб едет только её муж, потому что по четвергам там мало народу. У служанок выходной, и обычные посетители клуба сидят по домам. Так или иначе, Серафино нужна живущая при них нянька, а найти такую при их скромных доходах непросто. И, что бы вы ни думали о владельцах ночных клубов, у Серафино в доме есть только самое необходимое, а зарабатывают они немного. У них двухэтажный особняк, и вся семья спит наверху. Внизу к кухне примыкает комната служанки. Спальня с маленьким туалетом, душевой кабинкой и, главное, с отдельным входом. Представляете себе, что это такое?
   Раввин кивнул.
   - Итак, это почти отдельная квартира. Что же могло помешать нашему другу Бронштейну войти в дом вместе с девушкой...
   - И она сняла платье, когда он был в комнате?
   - А почему нет? Если версия верна, раньше девушка снимала при нем не только платье.
   - Зачем же она снова вышла из дома?
   Лэниган пожал плечами.
   - Признаю, что мы вступаем на зыбкую почву предположений. Возможно даже, что он удушил её в комнате, а потом вынес на улицу. Сосед напротив выглянул в окно и увидел, как к дому Серафино подкатил синий "линкольн". Это было в начале первого. Спустя полчаса "линкольн" все ещё стоял перед домом. Это и есть факт номер четыре.
   - Видел ли этот сосед, как они вылезают из машины или садятся в нее?
   Лэниган покачал головой.
   - Я мало что знаю о таких вещах, - сказал раввин. - Но, как талмудист, имею кое-какую правоведческую подготовку. В вашей версии не меньше тысячи дыр.
   - Например?
   - Например, пальто и плащ. Если Мел убил девушку в комнате, зачем он натянул на труп пальто, да ещё и дождевик? Зачем понес тело к храму? Как сумочка девушки попала в мою машину?
   - Я думал обо всем этом, рабби, как и о многих других несоответствиях, не упомянутых вами. Однако улик для задержания более чем достаточно, как и оснований оставить его у нас до выяснения всех обстоятельств. Так всегда бывает. Думаете, в других делах все ясно с самого начала? Нет, сэр. У вас есть только ниточка, и вы её распутываете. Существуют неувязки, вам о них известно, но по мере углубления в дело они исчезают, и ответы на вопросы обычно оказываются довольно простыми.
   - Но если вы не получаете ответов, то через какое-то время отпускаете человека, успев поломать ему жизнь, - с горечью ответил раввин.
   - Верно, рабби. Издержки цивилизованного общества.
   19
   Натан Гринспэн был высокоученым мужем, обстоятельным в умозаключениях и неторопливым в речи. Поковырявшись в трубке каким-то похожим на ложку приспособлением, он пару раз дунул в нее, проверил, хорошо ли тянется, и принялся старательно набивать. Тем временем Бекер, по своему обыкновению зажав в кулаке сигару, расхаживал туда-сюда по комнате и рассказывал о недавних событиях, своих подозрениях и действиях, которых он ждет от Гринспэна. По сути дела, он хотел, чтобы адвокат штурмовал полицейский участок и потребовал освобождения Бронштейна, угрожая судебным иском за незаконное задержание.
   Гринспэн поднес к трубке спичку и принялся пыхать, пока вся поверхность табака не превратилась в лужицу огня, после чего решительно утрамбовал содержимое чашечки, чтобы оно не вылезало наружу, откинулся на спинку кресла и, не переставая пыхтеть, проговорил:
   - Я мог бы подать иск Хабеас Корпус, если тебе кажется, что его задержание не оправданно.
   - Разумеется, не оправданно. Он не имеет никакого отношения к этому убийству.
   - Откуда ты знаешь?
   - Он сам так говорит. И я хорошо с ним знаком. Тебе известно, что он за человек. Как, по-твоему, похож Бронштейн на убийцу?
   - Из твоего рассказа следует, что полиция задержала его вовсе не за убийство. Его просто допрашивают. Бронштейн располагает сведениями, которые полиция вправе от него потребовать. Он сам сказал, что видел девушку в ночь убийства. Даже будь иначе, даже если бы он просто был знаком с ней или когда-то ухаживал за ней, все равно полиция пожелала бы допросить его.
   - Но они послали двоих легавых, чтобы его арестовать!
   - Потому что Бронштейн не явился в полицию по собственному почину. Между прочим, он должен был это сделать.
   - Ладно, может, и должен, но ведь ты знаешь, чем это ему грозило. Наверное, он думал, что сумеет остаться в стороне. Что ж, человек заблуждался, но это не причина хватать его и позорить на весь свет. Легавые ворвались в дом и увели Мела прямо из-под носа у жены.