Страница:
Алан постарался улыбнуться.
— Привет. — Он не мог придумать никакой темы, которая бы не касалась кормления Роберта.
— Привет…
— Как Роберт?
— Наелся до отвала и быстро уснул, — сказала она, не успев ничего придумать. Боже, неприлично было даже касаться темы кормления! Алан посчитает ее невоспитанной женщиной. Щеки ее покраснели.
— Я-а-а… ты еще не передумал, насчет того, чтобы я подстригла тебя?
— Нет, конечно! Подравняй волосы, но совсем немного.
— Хорошо. — Она сходила за полотенцем и ножницами и положила все это на столик рядом с его креслом. Потом нахмурилась:
— Знаешь, здесь не получится. Слишком высокая спинка.
— А-а, да… Ну что ж, я смогу пересесть на другой стул. — Он указал на маленький стул, стоящий по другую сторону стола.
— Отлично! Этот подойдет.
Алан был рад, что научился пересаживаться со своего кресла на стул или на кровать, иначе ему пришлось бы испытать унижение и вновь прибегнуть к помощи Джонни.
— Так, но куда же мы его поставим? К окну? — предложила Опал. — Или ты хочешь, чтобы мы намочили волосы? Когда они влажные, их легче стричь.
— Как захочешь. Как ты мочила волосы тех детишек? Мы можем сделать так же.
— Ну… а-а… волосы были мокрыми, потому что дети принимали ванну. — Она отвела глаза, и лицо залилось краской.
При этих словах Алану стало жарко, и не только от смущения. Он покусывал губы, мысленно проклиная себя.
Опал огляделась.
— Если так?.. — Ее лицо прояснилось, и она перетащила низенький стул к умывальнику. — Если ты сядешь на стул спиной к умывальнику и наклонишь назад голову, я как раз смогу намочить твои волосы.
Алан кивнул и подъехал к умывальнику. Он приложил все силы и волю, чтобы удачно пересесть со своего кресла на низенький стул. То, что Опал стояла рядом, наблюдая за каждым его движением, каждой его ошибкой, вовсе не помогало. Он чуть не упал на пол, но вовремя успел подставить руки, ухватившись за стул, и пусть неровно, но, наконец, сесть. Он выпрямился и откинулся назад, почувствовав спинку стула. Глаза его были опущены вниз.
— Теперь нужно наклонить голову назад, — мягко сказала Опал, подходя ближе.
Мысль о том, что Опал будет такое делать для него — мыть ему голову! — снова бросила в жар. Он больше всего хотел, чтобы она сделала это, но чувствовал, что должен освободить ее от такой процедуры.
— Я… я могу сам.
Опал немного обеспокоенно поджала губы.
— Ну, как хочешь. Но мне было бы удобнее сделать это.
— Хорошо… — Алан сложил и крепко сжал руки, чтобы унять дрожь. Он не мог спокойно ожидать прикосновения ее рук к ево голове, к его волосам.
Алан откинул голову назад, и Опал поддержала ее руками, направляя под струю воды. При прикосновении ее пальцев Алан закрыл глаза. Она одной рукой поддерживала его голову, а в другую взяла кувшин с водой. Затем отжала мокрые волосы. И остановилась.
— Знаешь что? Мы, кажется, намочили твою рубашку, — сказала она. — Ее лучше снять. — Она начала расстегивать верхнюю пуговицу.
Алан резко выпрямился.
— Я сам, — хмуро произнес он. Это движение Опал пронзило его желанием. Будет невозможно скрыть свидетельство своей страсти, если он останется в таком положении, позволив ей снимать с него рубашку.
Нервыными пальцами он расстегнул пуговицы и, стянув рубашку, отбросил ее в сторону. Он хорошо знал, как выглядит его обнаженный торс. Опал смотрела на него. Он не знал, о чем она думает. И это одновременно пугало и возбуждало его. Кончиками пальцев она дотронулась до его обнаженной кожи и слегка наклонила его назад. Он почувствовал ее прикосновение, жар на своем разгоряченном теле. Он не представлял, как он, полуобнаженный, высидит рядом с ней, чувствуя ее руки на своей голове. Это было дьявольское сочетание наслаждения и адской муки.
Опал продолжала осторожно лить воду из кувшина на голову Алана. Вода струилась по его волосам, а она убирала прилипающие пряди с его лица и шеи, нежно касаясь их пальцами. Везде, где он чувствовал ее прикосновения, кожа, казалось, раскалялась, как от огня.
Когда волосы его стали достаточно мокрыми, она взяла мыло и намылила свои руки. Затем погрузила пальцы в его волосы и начала втирать мыло. Кончиками пальцев она массировала его голову, медленно перебирая пряди. Он, казалось, начинал таять. Потом вдруг загорался. Алан, наконец, не сдержался и тихо застонал.
Опал засмеялась, явно приняв этот стон наслаждения за что-то другое.
— Приятно, правда? Ничего так не расслабляет, как мытье головы. Я всегда люблю мыть волосы.
— У тебя очень нежные прикосновения, — он так тихо произвес это, что Опал едва расслышала. Он опустил веки, чтобы скрыть наслаждение, которое, он был уверен, светилось в его глазах. Ее руки были просто волшебными.
— Спасибо. — Она откинула его волосы назад. — Сейчас я буду их ополаскивать. Не открывай глаза!
Он услышал, как она наполнила кувшин и почувствовал первые прохладные струи. Так приятны были чувственные ласки воды, особенно в сочетании с прикосновениями пальцев Опал! Она склонилась над ним и вышло так, что ее грудь оказалась в нескольких дюймах от его лица. Она различал ее округлость, ее форму. Если он чуть-чуть приподнимет голову, то сможет дотронуться до ее груди губами. А что, если действительно обнять ее и прижаться губами к ее соскам?
От этих мыслей он возбудился. Румянец выступил на его скулах. Опал, должно быть, все поняла — нельзя было не заметить столь очевидного доказательства его желания… У Алана не оказалось ничего под рукой, чтобы набросить на колени. Все, что он мог сделать — это просто ждать и надеяться, что Опал не посмотрит вниз, не увидит…
Она приподняла его голову, обернула полотенцем, и он выпрямился. Опал аккуратно вытерла его волосы, затем расчесала их и начала осторожно подстригать вьющиеся концы. Алан искоса смотрел на нее. Казалось, она была вся погружена в работу и видела только ножницы. Но вдруг она взглянула вниз, и ее рука на минуту замерла. Затем, не говоря ни слова, она продолжила щелкать ножницами.
Когда Опал, наконец, закончила стрижку и вышла из его комнаты, Алан с облегчением вздохнул. Он стряхнул волосы с голой шеи и плеч и надел рубашку, застегнув все пуговицы. Он не знал, как теперь сможет взглянуть Опал в глаза. Он так глупо вел себя с ней! Хуже того — она узнала о его страсти!
Свадьба кузины Тильды состоялась в конце ноября. Миллисент считала, что для такого торжества это довольно мрачное время. Но будущий муж Тильды, Мак-Гаскинс, был фермером, и настаивал, чтобы церемония происходила после сбора урожая, но раньше, чем начнется сев. Поэтому, думала Миллисент лучше уж в ноябре, чем в морозном январе или во время Рождества.
Как и все подобные события в семье Хэйзов, эта свадьба тоже стала грандиозным праздником. Когда на такого рода торжество являлись все близкие и дальние родственники, многочисленные друзья со своими семьями и семьи друзей этих друзей, то создавалось впечатление, что собралось пол-Эмметсвилла и еще кое-кто из его окрестностей. Все вначале заполняли церковь, а затем направлялись, чаще всего, в дом тетушки Ораделли и рассаживались там на веранде и во дворе. В этот раз всем повезло, для ноября стояла необычно теплая погода.
Впервые Миллисент пришла на семейное торжество с Джонатаном и его дочерью. Она немного побаивалась, но по какой-то необъяснимой причине не могла устоять перед искушением пригласить его и Бетси. Было так удивительно хорошо идти в церковь под руку с Джоно-таном, даже если каждый бросает на них взгляд из-подтишка, и то слева, то справа слышатся перешептывания.
Не успели Милли и Лоуренсы после церемонии венчания ступить в дом Холлоуэев как одна из тетушек Миллисент оттеснила ее от Джонатана и Бетси и потянула на кухню — помогать готовить праздничный стол-
— Но тетя Леонора…. — пыталась протестовать Милли, оглядываясь на Джонатана и его дочь. — Я с друзьями.
Тетя Леонора подняла удивленно брови, не ослабляя хватки и продолжая увлекать за собой Миллисент.
— Здесь толпа народу! Им будет с кем поболтать. А мы, знаешь, нуждаемся в твоей помощи.
Она знала, что помощь Миллисент принималась как само собой разумеющееся. Слишком долго она выполняла эту роль — роль незамужней женщины, которая на всех торжествах вместе с замужними дамами, со старыми девами удалялись на кухню готовить, накрывать на стол, потом убирать и мыть посуду, оставляя мужчин, детей и молодые пары в комнатах.
Но сегодня Миллисент меньше всего хотелось оказаться на кухне. Ей было необходимо провести Джонатана сквозь бурные волны ее многочисленного семейства. С Бетси не было проблем. Несколько недель назад Милли познакомила ее с дочкой кузины Берты, Анна-бель. Девочки очень быстро подружились, поэтому можно не сомневаться, что она убежит играть с Анни. Но Джонатан… кто знает, что взбредет кому-нибудь в голову сказать или спросить, если ее не будет рядом и она не сможет вовремя осадить или поставить на место обидчиков? Кроме того, ей просто хотелось быть рядом с ним. Без Джонатана ей не было и наполовину так весело, как с ним.
Однако, без достаточно уважительной причины Милли не могла отказаться от своих обычных обязанностей, поэтому она хмуро повязала передник и начала подставлять всевозможные блюда на быстро пустеющие столы. Она решила, что поработает чуть-чуть, для отвода глаз, а потом постарается незаметно улизнуть из кухни и разыскать Джонатана.
А в это время Джонатан и Бетси топтались у входа, оглядываясь вокруг и взирая на гогочущую, гудящую толпу с некоторым ужасом.
— Думаешь, все эти люди — родственники мисс Миллисент? — еле дыша, спросила Бетси.
— Честно говоря, надеюсь, что нет, — ответил Джонатан.
В течение нескольких минут после того, как они вошли в сад Ораделли, Миллисент успела показать ему, по крайней мере, трех кузин, каждая по какой-нибудь линии, одну двоюродную кузину, двух дядюшек, одну бабушку и еще одну троюродную сестру. Джонатан никогда не видел такого мощного семейного клана.
В приюте, естественно, у него не было никаких родственников — ни близких, ни дальних. Элизабет тоже была единственным ребенком в семье, переехавшей в Техас, оставив свою родню в Алабаме. Соответственно, семейные торжества были немноголюдными.
— Анни сказала, что когда вы с Миллисент поженитесь, все они станут и моей семьей. Это правда? — Бетси, казалось, была несколько обескуражена; такой перспективой.
— Что? — Джонатан, который пробирался через толпу, слушая болтовню девочки в пол-уха, теперь резко обернулся. — Что ты сказала?
— Я сказала, что когда вы поженитесь с Миллисент, то все ее родственники станут и моими. Это правда? Он с минуту смотрел на дочь.
— Почему ты решила, что я и мисс Миллисент собираемся пожениться? — Бетси пожала плечами.
— Так говорит миссис Рафферти. Она сказала, что очень скоро мисс Хэйз станет моей новой мамой. Только я не понимаю, как это может быть, потому что у меня уже есть мама, только она умерла. Но Аннабель сказала, что миссис Рафферти просто имела в виду, что вы поженитесь с мисс Миллисент. Анни сказала, что все говорят об этом. Ее мама, кузина мисс Миллисент, сказала, что так думают и большинство их родственников, и теперь они спорят об этом.
— Спорят о чем?
— Ну, одни не хотят, чтобы она выходила замуж за тебя. Другие не хотят, чтобы она выходила замуж вообще. Но некоторые, такие, как тетя Софи и кузина Сьюзан, и их семьи — очень счастливы по этому поводу.
— Неужели? — криво усмехнувшись, пробормотал он. — Приятно слышать, как другие решают за меня мое будущее.
— А разве нет? — лицо Бетси помрачнело. — Разве вы с мисс Миллисент не собираетесь пожениться?
— Я об этом, честно говоря, не думал. Мы вообще не обсуждали такую перспективу, в отличие от других. — Джонатан был несколько обескуражен заявлением Бетси. Жениться на Миллисент? Она нравилась ему; она волновала его. Иногда ему казалось, что он вот-вот разорвется от желания. Он довольно часто фантазировал и воображал, как бы они занимались любовью, но это было совсем другое, он никогда не задумывался о свадьбе.
— Почему нет? — Бетси, как обычно, смотрела на него честным, откровенно любопытным взглядом. — Миссис Рафферти считает, что ты за ней ухаживаешь.
— Миссис Рафферти говорит слишком много. Бетси не обратила внимания на его язвительное замечание.
— Но ты ведь ухаживаешь за ней?
Он пожал плечами:
— Да, думаю, да.
— А разве это не значит, что ты женишься на ней?
— Я сам не знаю, что это точно значит. Миллисент — очень непредсказуемая женщина. — Он вздохнул и потряс головой. — Бетси, я не знаю, что ответить. Я всегда старался быть честным с тобой, но в данном случае я не знаю сам, что происходит. Когда дело касается Миллисент Хэйз, я всегда теряюсь.
— Мне она нравится, — продолжала Бетси. — Я бы хотела, чтобы она стала моей новой мамой.
— Правда?
Бетси кивнула.
— Она меня многому научила, и, кроме того, она красивая и хорошая, когда к ней привыкнешь. Вначале я думала, что она какая-то чопорная и высокомерная, но сейчас она намного чаще смеется. И к тому же, она симпатичная…
— Да, ты права. — Он смотрел на открытый вход в гостиную, где Миллисент расставляла блюдца с пирожными. Он в последние дни часто ловил себя на том, что постоянно ищет ее глазами, где бы ни был: уходя в редакцию или возвращаясь, он высматривает Миллисент в ее дворе или на веранде; при малейшей возможности с готовностью отлучаясь со службы, оглядывается на улицах, чтобы увидеть ее — в тайной надежде, что она, возможно, направится в город или захочет походить по магазинам. День казался особенно приятным, если он случайно сталкивался с ней на почте, в магазине или просто на улице.
— Она мне нравится. Она даже больше, чем нравится мне. Думаю, она мой самый любимый человек после тебя. — Бетси не отводила глаз от Джонатана.
Он улыбнулся ей:
— И для меня тоже…
Бетси улыбнулась с видом победителя.
— Так, значит, ты женишься на ней?
— Я не знаю, дорогая! Ты считаешь, что сама Миллисент не имеет здесь права голоса?
— А-а, она согласится, — убежденно ответила Бетси. — Она любит тебя.
От этих слов что-то загорелось у него в груди.
— Ты так думаешь?
— Конечно! Это видно по тому, как она смотрит на тебя! — Бетси склонила голову набок, сосредоточенно задумавшись. — Знаешь что, иногда ты на нее смотришь точно так же.
— Неужели? — Его губы изогнулись в задумчивой, почти загадочной улыбке.
— Бетси! — К ним подбежала черноволосая, розовощекая, улыбающаяся девочка. Она вся была как-то круглее и мягче Бетси, а платье ее, казалось, состояло из одних ленточек и рюшечек; волосы длинными локонами рассыпались по спине, но в глазах, устремленных на Бетси, прыгали озорные чертики.
— Анни! — Бетси повернулась к девочке, обрадованная появлением подружки, и быстро переключилась на другой, более интересный предмет.
— Мы будем играть во дворе.
Бетси бросила отцу «пока!», послала извиняющуюся улыбку, и девочки, взявшись за руки, побежали к выходу, о чем-то увлеченно болтая.
Джонатан огляделся. На него надвигалась важная дама, и, быстро взглянув в сторону гостиной, он понял, что бесполезно идти туда, чтобы избежать встречи. Доставая из кармана сигареты, он направился к выходу, и пройдя через лужайку перед домом, остановился возле чугунной ограды. Он закурил и, скрестив руки на груди, поглядел на улицу, наслаждаясь видом аккуратных домиков.
В то же время Джонатан сам бы не смог ответить, куда он смотрит. Он был слишком погружен в раздумья, вызванные разговором с дочерью. Жениться на Миллисент… Он не допускал такой мысли. Он признался себе, что, вероятно, просто избегал думать об этом. Когда умерла Элизабет, он поклялся никогда больше не жениться. Разрываясь от страданий и горя, он был уверен, что никогда не полюбит никакую женщину так, как Элизабет.
И он, действительно, испытывал к Миллисент нечто другое — совсем не похожее на то чувство. Она не была милой и нежной, мягкой и прощающей. Нет, она была сложной женщиной. Она часто раздражала и озадачивала его своими поступками; она разжигала его кровь, как виски. Но, Боже, он желал ее! Бывало, он не спал ночами, думая о ней и о том, как бы они любили друг друга. Страсть, считал он, но не любовь. Но правда ли это? Хотел ли он жениться на ней? Дать ей свое имя, жить с ней в одном доме, видеть ее в своей постели — день за днем, до конца жизни?
От этих мыслей по телу прокатилась дрожь страстного желания. Внезапно он почувствовал себя невыносимо одиноким и обделенным. И понял, что не сможет жить без Миллисент Хэйз.
Глава XX
— Привет. — Он не мог придумать никакой темы, которая бы не касалась кормления Роберта.
— Привет…
— Как Роберт?
— Наелся до отвала и быстро уснул, — сказала она, не успев ничего придумать. Боже, неприлично было даже касаться темы кормления! Алан посчитает ее невоспитанной женщиной. Щеки ее покраснели.
— Я-а-а… ты еще не передумал, насчет того, чтобы я подстригла тебя?
— Нет, конечно! Подравняй волосы, но совсем немного.
— Хорошо. — Она сходила за полотенцем и ножницами и положила все это на столик рядом с его креслом. Потом нахмурилась:
— Знаешь, здесь не получится. Слишком высокая спинка.
— А-а, да… Ну что ж, я смогу пересесть на другой стул. — Он указал на маленький стул, стоящий по другую сторону стола.
— Отлично! Этот подойдет.
Алан был рад, что научился пересаживаться со своего кресла на стул или на кровать, иначе ему пришлось бы испытать унижение и вновь прибегнуть к помощи Джонни.
— Так, но куда же мы его поставим? К окну? — предложила Опал. — Или ты хочешь, чтобы мы намочили волосы? Когда они влажные, их легче стричь.
— Как захочешь. Как ты мочила волосы тех детишек? Мы можем сделать так же.
— Ну… а-а… волосы были мокрыми, потому что дети принимали ванну. — Она отвела глаза, и лицо залилось краской.
При этих словах Алану стало жарко, и не только от смущения. Он покусывал губы, мысленно проклиная себя.
Опал огляделась.
— Если так?.. — Ее лицо прояснилось, и она перетащила низенький стул к умывальнику. — Если ты сядешь на стул спиной к умывальнику и наклонишь назад голову, я как раз смогу намочить твои волосы.
Алан кивнул и подъехал к умывальнику. Он приложил все силы и волю, чтобы удачно пересесть со своего кресла на низенький стул. То, что Опал стояла рядом, наблюдая за каждым его движением, каждой его ошибкой, вовсе не помогало. Он чуть не упал на пол, но вовремя успел подставить руки, ухватившись за стул, и пусть неровно, но, наконец, сесть. Он выпрямился и откинулся назад, почувствовав спинку стула. Глаза его были опущены вниз.
— Теперь нужно наклонить голову назад, — мягко сказала Опал, подходя ближе.
Мысль о том, что Опал будет такое делать для него — мыть ему голову! — снова бросила в жар. Он больше всего хотел, чтобы она сделала это, но чувствовал, что должен освободить ее от такой процедуры.
— Я… я могу сам.
Опал немного обеспокоенно поджала губы.
— Ну, как хочешь. Но мне было бы удобнее сделать это.
— Хорошо… — Алан сложил и крепко сжал руки, чтобы унять дрожь. Он не мог спокойно ожидать прикосновения ее рук к ево голове, к его волосам.
Алан откинул голову назад, и Опал поддержала ее руками, направляя под струю воды. При прикосновении ее пальцев Алан закрыл глаза. Она одной рукой поддерживала его голову, а в другую взяла кувшин с водой. Затем отжала мокрые волосы. И остановилась.
— Знаешь что? Мы, кажется, намочили твою рубашку, — сказала она. — Ее лучше снять. — Она начала расстегивать верхнюю пуговицу.
Алан резко выпрямился.
— Я сам, — хмуро произнес он. Это движение Опал пронзило его желанием. Будет невозможно скрыть свидетельство своей страсти, если он останется в таком положении, позволив ей снимать с него рубашку.
Нервыными пальцами он расстегнул пуговицы и, стянув рубашку, отбросил ее в сторону. Он хорошо знал, как выглядит его обнаженный торс. Опал смотрела на него. Он не знал, о чем она думает. И это одновременно пугало и возбуждало его. Кончиками пальцев она дотронулась до его обнаженной кожи и слегка наклонила его назад. Он почувствовал ее прикосновение, жар на своем разгоряченном теле. Он не представлял, как он, полуобнаженный, высидит рядом с ней, чувствуя ее руки на своей голове. Это было дьявольское сочетание наслаждения и адской муки.
Опал продолжала осторожно лить воду из кувшина на голову Алана. Вода струилась по его волосам, а она убирала прилипающие пряди с его лица и шеи, нежно касаясь их пальцами. Везде, где он чувствовал ее прикосновения, кожа, казалось, раскалялась, как от огня.
Когда волосы его стали достаточно мокрыми, она взяла мыло и намылила свои руки. Затем погрузила пальцы в его волосы и начала втирать мыло. Кончиками пальцев она массировала его голову, медленно перебирая пряди. Он, казалось, начинал таять. Потом вдруг загорался. Алан, наконец, не сдержался и тихо застонал.
Опал засмеялась, явно приняв этот стон наслаждения за что-то другое.
— Приятно, правда? Ничего так не расслабляет, как мытье головы. Я всегда люблю мыть волосы.
— У тебя очень нежные прикосновения, — он так тихо произвес это, что Опал едва расслышала. Он опустил веки, чтобы скрыть наслаждение, которое, он был уверен, светилось в его глазах. Ее руки были просто волшебными.
— Спасибо. — Она откинула его волосы назад. — Сейчас я буду их ополаскивать. Не открывай глаза!
Он услышал, как она наполнила кувшин и почувствовал первые прохладные струи. Так приятны были чувственные ласки воды, особенно в сочетании с прикосновениями пальцев Опал! Она склонилась над ним и вышло так, что ее грудь оказалась в нескольких дюймах от его лица. Она различал ее округлость, ее форму. Если он чуть-чуть приподнимет голову, то сможет дотронуться до ее груди губами. А что, если действительно обнять ее и прижаться губами к ее соскам?
От этих мыслей он возбудился. Румянец выступил на его скулах. Опал, должно быть, все поняла — нельзя было не заметить столь очевидного доказательства его желания… У Алана не оказалось ничего под рукой, чтобы набросить на колени. Все, что он мог сделать — это просто ждать и надеяться, что Опал не посмотрит вниз, не увидит…
Она приподняла его голову, обернула полотенцем, и он выпрямился. Опал аккуратно вытерла его волосы, затем расчесала их и начала осторожно подстригать вьющиеся концы. Алан искоса смотрел на нее. Казалось, она была вся погружена в работу и видела только ножницы. Но вдруг она взглянула вниз, и ее рука на минуту замерла. Затем, не говоря ни слова, она продолжила щелкать ножницами.
Когда Опал, наконец, закончила стрижку и вышла из его комнаты, Алан с облегчением вздохнул. Он стряхнул волосы с голой шеи и плеч и надел рубашку, застегнув все пуговицы. Он не знал, как теперь сможет взглянуть Опал в глаза. Он так глупо вел себя с ней! Хуже того — она узнала о его страсти!
Свадьба кузины Тильды состоялась в конце ноября. Миллисент считала, что для такого торжества это довольно мрачное время. Но будущий муж Тильды, Мак-Гаскинс, был фермером, и настаивал, чтобы церемония происходила после сбора урожая, но раньше, чем начнется сев. Поэтому, думала Миллисент лучше уж в ноябре, чем в морозном январе или во время Рождества.
Как и все подобные события в семье Хэйзов, эта свадьба тоже стала грандиозным праздником. Когда на такого рода торжество являлись все близкие и дальние родственники, многочисленные друзья со своими семьями и семьи друзей этих друзей, то создавалось впечатление, что собралось пол-Эмметсвилла и еще кое-кто из его окрестностей. Все вначале заполняли церковь, а затем направлялись, чаще всего, в дом тетушки Ораделли и рассаживались там на веранде и во дворе. В этот раз всем повезло, для ноября стояла необычно теплая погода.
Впервые Миллисент пришла на семейное торжество с Джонатаном и его дочерью. Она немного побаивалась, но по какой-то необъяснимой причине не могла устоять перед искушением пригласить его и Бетси. Было так удивительно хорошо идти в церковь под руку с Джоно-таном, даже если каждый бросает на них взгляд из-подтишка, и то слева, то справа слышатся перешептывания.
Не успели Милли и Лоуренсы после церемонии венчания ступить в дом Холлоуэев как одна из тетушек Миллисент оттеснила ее от Джонатана и Бетси и потянула на кухню — помогать готовить праздничный стол-
— Но тетя Леонора…. — пыталась протестовать Милли, оглядываясь на Джонатана и его дочь. — Я с друзьями.
Тетя Леонора подняла удивленно брови, не ослабляя хватки и продолжая увлекать за собой Миллисент.
— Здесь толпа народу! Им будет с кем поболтать. А мы, знаешь, нуждаемся в твоей помощи.
Она знала, что помощь Миллисент принималась как само собой разумеющееся. Слишком долго она выполняла эту роль — роль незамужней женщины, которая на всех торжествах вместе с замужними дамами, со старыми девами удалялись на кухню готовить, накрывать на стол, потом убирать и мыть посуду, оставляя мужчин, детей и молодые пары в комнатах.
Но сегодня Миллисент меньше всего хотелось оказаться на кухне. Ей было необходимо провести Джонатана сквозь бурные волны ее многочисленного семейства. С Бетси не было проблем. Несколько недель назад Милли познакомила ее с дочкой кузины Берты, Анна-бель. Девочки очень быстро подружились, поэтому можно не сомневаться, что она убежит играть с Анни. Но Джонатан… кто знает, что взбредет кому-нибудь в голову сказать или спросить, если ее не будет рядом и она не сможет вовремя осадить или поставить на место обидчиков? Кроме того, ей просто хотелось быть рядом с ним. Без Джонатана ей не было и наполовину так весело, как с ним.
Однако, без достаточно уважительной причины Милли не могла отказаться от своих обычных обязанностей, поэтому она хмуро повязала передник и начала подставлять всевозможные блюда на быстро пустеющие столы. Она решила, что поработает чуть-чуть, для отвода глаз, а потом постарается незаметно улизнуть из кухни и разыскать Джонатана.
А в это время Джонатан и Бетси топтались у входа, оглядываясь вокруг и взирая на гогочущую, гудящую толпу с некоторым ужасом.
— Думаешь, все эти люди — родственники мисс Миллисент? — еле дыша, спросила Бетси.
— Честно говоря, надеюсь, что нет, — ответил Джонатан.
В течение нескольких минут после того, как они вошли в сад Ораделли, Миллисент успела показать ему, по крайней мере, трех кузин, каждая по какой-нибудь линии, одну двоюродную кузину, двух дядюшек, одну бабушку и еще одну троюродную сестру. Джонатан никогда не видел такого мощного семейного клана.
В приюте, естественно, у него не было никаких родственников — ни близких, ни дальних. Элизабет тоже была единственным ребенком в семье, переехавшей в Техас, оставив свою родню в Алабаме. Соответственно, семейные торжества были немноголюдными.
— Анни сказала, что когда вы с Миллисент поженитесь, все они станут и моей семьей. Это правда? — Бетси, казалось, была несколько обескуражена; такой перспективой.
— Что? — Джонатан, который пробирался через толпу, слушая болтовню девочки в пол-уха, теперь резко обернулся. — Что ты сказала?
— Я сказала, что когда вы поженитесь с Миллисент, то все ее родственники станут и моими. Это правда? Он с минуту смотрел на дочь.
— Почему ты решила, что я и мисс Миллисент собираемся пожениться? — Бетси пожала плечами.
— Так говорит миссис Рафферти. Она сказала, что очень скоро мисс Хэйз станет моей новой мамой. Только я не понимаю, как это может быть, потому что у меня уже есть мама, только она умерла. Но Аннабель сказала, что миссис Рафферти просто имела в виду, что вы поженитесь с мисс Миллисент. Анни сказала, что все говорят об этом. Ее мама, кузина мисс Миллисент, сказала, что так думают и большинство их родственников, и теперь они спорят об этом.
— Спорят о чем?
— Ну, одни не хотят, чтобы она выходила замуж за тебя. Другие не хотят, чтобы она выходила замуж вообще. Но некоторые, такие, как тетя Софи и кузина Сьюзан, и их семьи — очень счастливы по этому поводу.
— Неужели? — криво усмехнувшись, пробормотал он. — Приятно слышать, как другие решают за меня мое будущее.
— А разве нет? — лицо Бетси помрачнело. — Разве вы с мисс Миллисент не собираетесь пожениться?
— Я об этом, честно говоря, не думал. Мы вообще не обсуждали такую перспективу, в отличие от других. — Джонатан был несколько обескуражен заявлением Бетси. Жениться на Миллисент? Она нравилась ему; она волновала его. Иногда ему казалось, что он вот-вот разорвется от желания. Он довольно часто фантазировал и воображал, как бы они занимались любовью, но это было совсем другое, он никогда не задумывался о свадьбе.
— Почему нет? — Бетси, как обычно, смотрела на него честным, откровенно любопытным взглядом. — Миссис Рафферти считает, что ты за ней ухаживаешь.
— Миссис Рафферти говорит слишком много. Бетси не обратила внимания на его язвительное замечание.
— Но ты ведь ухаживаешь за ней?
Он пожал плечами:
— Да, думаю, да.
— А разве это не значит, что ты женишься на ней?
— Я сам не знаю, что это точно значит. Миллисент — очень непредсказуемая женщина. — Он вздохнул и потряс головой. — Бетси, я не знаю, что ответить. Я всегда старался быть честным с тобой, но в данном случае я не знаю сам, что происходит. Когда дело касается Миллисент Хэйз, я всегда теряюсь.
— Мне она нравится, — продолжала Бетси. — Я бы хотела, чтобы она стала моей новой мамой.
— Правда?
Бетси кивнула.
— Она меня многому научила, и, кроме того, она красивая и хорошая, когда к ней привыкнешь. Вначале я думала, что она какая-то чопорная и высокомерная, но сейчас она намного чаще смеется. И к тому же, она симпатичная…
— Да, ты права. — Он смотрел на открытый вход в гостиную, где Миллисент расставляла блюдца с пирожными. Он в последние дни часто ловил себя на том, что постоянно ищет ее глазами, где бы ни был: уходя в редакцию или возвращаясь, он высматривает Миллисент в ее дворе или на веранде; при малейшей возможности с готовностью отлучаясь со службы, оглядывается на улицах, чтобы увидеть ее — в тайной надежде, что она, возможно, направится в город или захочет походить по магазинам. День казался особенно приятным, если он случайно сталкивался с ней на почте, в магазине или просто на улице.
— Она мне нравится. Она даже больше, чем нравится мне. Думаю, она мой самый любимый человек после тебя. — Бетси не отводила глаз от Джонатана.
Он улыбнулся ей:
— И для меня тоже…
Бетси улыбнулась с видом победителя.
— Так, значит, ты женишься на ней?
— Я не знаю, дорогая! Ты считаешь, что сама Миллисент не имеет здесь права голоса?
— А-а, она согласится, — убежденно ответила Бетси. — Она любит тебя.
От этих слов что-то загорелось у него в груди.
— Ты так думаешь?
— Конечно! Это видно по тому, как она смотрит на тебя! — Бетси склонила голову набок, сосредоточенно задумавшись. — Знаешь что, иногда ты на нее смотришь точно так же.
— Неужели? — Его губы изогнулись в задумчивой, почти загадочной улыбке.
— Бетси! — К ним подбежала черноволосая, розовощекая, улыбающаяся девочка. Она вся была как-то круглее и мягче Бетси, а платье ее, казалось, состояло из одних ленточек и рюшечек; волосы длинными локонами рассыпались по спине, но в глазах, устремленных на Бетси, прыгали озорные чертики.
— Анни! — Бетси повернулась к девочке, обрадованная появлением подружки, и быстро переключилась на другой, более интересный предмет.
— Мы будем играть во дворе.
Бетси бросила отцу «пока!», послала извиняющуюся улыбку, и девочки, взявшись за руки, побежали к выходу, о чем-то увлеченно болтая.
Джонатан огляделся. На него надвигалась важная дама, и, быстро взглянув в сторону гостиной, он понял, что бесполезно идти туда, чтобы избежать встречи. Доставая из кармана сигареты, он направился к выходу, и пройдя через лужайку перед домом, остановился возле чугунной ограды. Он закурил и, скрестив руки на груди, поглядел на улицу, наслаждаясь видом аккуратных домиков.
В то же время Джонатан сам бы не смог ответить, куда он смотрит. Он был слишком погружен в раздумья, вызванные разговором с дочерью. Жениться на Миллисент… Он не допускал такой мысли. Он признался себе, что, вероятно, просто избегал думать об этом. Когда умерла Элизабет, он поклялся никогда больше не жениться. Разрываясь от страданий и горя, он был уверен, что никогда не полюбит никакую женщину так, как Элизабет.
И он, действительно, испытывал к Миллисент нечто другое — совсем не похожее на то чувство. Она не была милой и нежной, мягкой и прощающей. Нет, она была сложной женщиной. Она часто раздражала и озадачивала его своими поступками; она разжигала его кровь, как виски. Но, Боже, он желал ее! Бывало, он не спал ночами, думая о ней и о том, как бы они любили друг друга. Страсть, считал он, но не любовь. Но правда ли это? Хотел ли он жениться на ней? Дать ей свое имя, жить с ней в одном доме, видеть ее в своей постели — день за днем, до конца жизни?
От этих мыслей по телу прокатилась дрожь страстного желания. Внезапно он почувствовал себя невыносимо одиноким и обделенным. И понял, что не сможет жить без Миллисент Хэйз.
Глава XX
— Мне понравился твой молодой человек, Миллисент, — призналась тетя Вирджиния, устраиваясь рядом с Милли за длинным деревянным рабочим столом на кухне Холлоуэев.
Миллисент мягко улыбнулась. Было забавно слышать, как Джонатана называют «ее молодым человеком». Создавалось впечатление, что речь идет о школьнике, сбежавшем с уроков, а не уважаемом солидном человеке.
— Спасибо! Только я бы не называла его моим «молодым человеком».
— А кто же он еще, интересно знать? — спросила тетя Софи с противоположной стороны стола. Все они сидели на кухне тетушки Ораделли. Когда закончилось пиршество, они убрали и помыли посуду и теперь попивали кофе после трудов праведных.
— Не знаю. Наверное, свой собственный. — Милли бросила взгляд в окно. Во дворе Джонатан, муж Сыо-зан — Фаннин, дядя Чат и двое сыновей тетушки Ораделли, смеясь, играли в «слона». К удивлению Миллисент, прошедшее торжество оказалось для них с Джонатаном не таким трудным, как она ожидала. Джонатан вошел в ее семью намного легче, чем она могла предположить, и хотя один из ее дядюшек завел разговор о какой-то написанной им статье, Джонатан не пустился в опасный спор, а превратил все в спокойное, довольно интересное обсуждение. Когда застолье подходило к концу и Милли была вынуждена удалиться на кухню, Джонатан вместе с другими мужчинами принялся складывать столы и составлять их в специальную комнату. Когда же дядя Чат предложил им в награду за труды поиграть в «слона», он с готовностью присоединился к остальным.
Джонатан снял пиджак и повесил его на спинку стула в столовой, закатал до локтей рукава рубашки, а верхние пуговицы воротника расстегнул. Его белокурые волосы переливались в лучах ноябрьского солнца, а когда дядя Чат что-то рассказывал, он заразительно смеялся, сверкая белыми крепкими зубами. Он казался здоровым и жизнерадостным, красивым той красотой, от которой по телу Милли пробегала дрожь.
— Да, именно за тобой он ухаживал последние несколько месяцев, — заметила тетя Софи. — Я бы сказала, что это дает тебе некоторую власть над ним.
Миллисент улыбнулась, удивленная этой мыслью.
— Не думаю, что кто-то может иметь власть над Джонатаном…
— Только ни в коем случае не позволяй, чтобы он услышал это, — предупредила с серьезным видом тетя Вирджиния. На самом деле она была не «тетя», а кузина отца Миллисент. Говорили, что в молодости она была настоящей красавицей, и сейчас, особенно в улыбке и манерах, еще сохранились остатки ее красоты. — Нельзя давать мужчинам почувствовать, что сама считаешь, будто не можешь им управлять. Тогда наверняка потеряешь главное преимущество.
— А у меня должно быть перед ним преимущество? — Миллисент бросила взгляд на Сьюзан, которая улыбалась и делала большие глаза.
— Конечно, мой Бог, конечно! — Тетя Вирджиния закудахтала от наивности Милли. — Иначе всю жизнь будешь у него под каблуком!
— Вы говорите о семейной жизни, как о настоящем сражении, тетя Вирджиния, — заметила Сьюзан.
Старая леди поджала губы, обдумывая услышанное.
— Ну, а ведь так оно и есть, моя дорогая, в каком-то смысле! Если бы мы все эти годы не боролись за свои права, нас бы до сих пор колотили мужья и мы бы до сих пор семенили за ними в нескольких шагах поодаль.
— Я бы так не сказала, Вирджиния, — робко возразила тетя Софи. — Наши мужчины не смогли бы долго выносить такого положения. Приходилось бы постоянно оборачиваться, чтобы выкрикивать свои жалобы…
Все женщины засмеялись и обменялись взглядами — одновременно понимающими, покорными и любящими. На секунду Миллисент охватило старое знакомое ощущение отстраненности и одиночества. Только она одна здесь была не замужем. Она одна была не знакома с удовольствиями и недостатками жизни с мужчиной.
Смех, казалось, напомнил всем, что пора расходиться. Работа была сделана, кофе выпит, да и общение уже начало исчерпывать себя. Тетушки и кузины Миллисент стали подниматься и собираться по домам. Милли тоже опустила рукава, которые ей пришлось завернуть, когда она мыла посуду, и поискала глазами поднос, который принесла из кухни.
Пока все прощались, приглашая друг друга в гости, к Миллисент подошла тетя Ораделли и положила тяжелую руку ей на плечо.
— Миллисент, задержись на минуточку. Мне нужно поговорить с тобой.
Выражение ее лица было достаточно серьезно. Милли охватило нехорошее предчувствие. Похоже, предстоял долгий разговор, один из тех, в котором, как подозревала Миллисент, ей совсем не захочется участвовать. Она опять взглянула в окно, где во дворе стоял Джонатан.
— Мне нужно идти. Может, лучше прийти завтра?
— Мальчики займут мистера Лоуренса этим дурацким «слоном» столько, сколько нам потребуется. — Тетя Ораделли кивнула в сторону группы мужчин во дворе.
— Ну, что ж… хорошо. — Миллисент не могла придумать другой отговорки. Она опять села на стул, с которого только что встала, внутренне вздохнула и стала ждать, пока тетя закончит со всеми «до свидания» и «спасибо».
Тете Ораделли удалось довольно быстро проводить гостей, и уже через некоторое время она вернулась на кухню.
— Так, с одним покончено.
— Это был прекрасный праздник! — хотя ее тетя не была матерью невесты, но всегда бескорыстно и с готовностью предоставляла свой дом для таких семейных пиршеств, потому что ее дом был значительно просторнее, чем у других членов семьи. Именно по этой причине тетя Ораделли была больше всех остальных заинтересована в семейных свадьбах и подобного рода торжественных событиях.
— Да, думаю, все прошло нормально, — снисходительно согласилась Ораделли, присаживаясь рядом с Милли. — По крайней мере, никто не выглядел дурачком, и Тильда не хихикала, как глупенькая. Но нужно сказать, что я не об этом хотела поговорить с тобой. Ну, во всяком случае, не совсем об этом, хотя свадьба и имеет некоторое отношение к теме нашего разговора. — Она положила ладонь на руку Миллисент и придвинулась поближе. — Миллисент, дорогая, я чувствую себя в роли твоей матери после смерти твоих родителей. И поэтому должна поговорить с тобой.
О Боже, подумала Милли. Это выглядит еще более серьезно, чем она ожидала.
— Я беспокоюсь за бедного Алана.
— Алана? — Миллисент удивилась. — Почему? Он сейчас в очень хорошем состоянии, чувствует себя лучше, чем когда-либо.
— Конечно, дорогая, и я уверена, что это благодаря твоей заботе. — Тетя Ораделли ободряюще улыбнулась. — Последние годы ты была образцовой сестрой, Я уверена, что отец очень гордился бы тобой. Впрочем, и до того, как на тебя легла ответственность за Алана, он гордился тобой. Он сам говорил мне.
— Правда? — просияла Милли.
— Да, да, он сам говорил мне. Несколько раз. Он говорил: «Ора, эта девчонка тверда, как скала. Любой отец может только мечтать о такой дочери».
На щеках Милли от удовольствия выступил румянец. Ее отец всегда был довольно скуп на похвалы и делал это только в совершенно особых случаях, и хотя Милли всегда очень старалась заслужить одобрения отца, но у нее частенько возникали сомнения, достаточно ли она сделала, чтобы он похвалил ее. Было очень приятно слышать, что он так отзывался о ней своей сестре.
— Я рада, — пробормотала Миллисент.
— Конечн, Бедный Бенжамен… — Ораделли печально склонила голову. — Он бы намного больше волновался за Алана, если бы не был уверен, что ты сможешь так заботиться о нем. — Она помолчала. — Вот почему я решила, что просто обязана поговорить с тобой о сложившейся ситуации. Вместо твоего отца.
— Какой ситуации? — Милли подумала, что тетя собирается говорить о вредном влиянии Опал Уилкинс на Алана.
— Касающейся тебя и этого газетчика.
— Джонатана? — Милли подняла брови, а в животе похолодело. Это было хуже, чем глупые тетушкины опасения насчет Опал. — Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, что станет с Аланом?
— А что с ним станет? Ничего.
Лицо тети Ораделли приняло вежливо-недоверчивое выражение.
— Всем ясно, что у тебя с этим Лоуренсом серьезно. Болтают, что вы не заставите долго ждать с объявлением о помолвке.
Миллисент покраснела.
— О, тетя Ораделли… Я и Джонатан не собираемся объявлять ни о какой помолвке.
— Не отрицай того, чего тебе бы хотелось!
— Но я…
— Он — взрослый мужчина с ребенком, нуждающимся в заботе, а не какой-то флиртующий мальчишка. Когда такой человек проявляет к тебе интерес, то это серьезно.
— Думаю, Джонатан немного другой… Он… я… он очень любил свою жену, и когда она умерла, то решил, что больше не захочет жениться.
— Чепуха! Вдовцы всегда хотят жениться снова, особенно если отрицают это. И особенно вдовцы с детьми, тем более с девочками. А глядя на вас, нетрудно догадаться, что вы уже вот на столечко от женитьбы. — Тетя Ораделли изобразила пальцами крошечное расстояние.
Миллисент мягко улыбнулась. Было забавно слышать, как Джонатана называют «ее молодым человеком». Создавалось впечатление, что речь идет о школьнике, сбежавшем с уроков, а не уважаемом солидном человеке.
— Спасибо! Только я бы не называла его моим «молодым человеком».
— А кто же он еще, интересно знать? — спросила тетя Софи с противоположной стороны стола. Все они сидели на кухне тетушки Ораделли. Когда закончилось пиршество, они убрали и помыли посуду и теперь попивали кофе после трудов праведных.
— Не знаю. Наверное, свой собственный. — Милли бросила взгляд в окно. Во дворе Джонатан, муж Сыо-зан — Фаннин, дядя Чат и двое сыновей тетушки Ораделли, смеясь, играли в «слона». К удивлению Миллисент, прошедшее торжество оказалось для них с Джонатаном не таким трудным, как она ожидала. Джонатан вошел в ее семью намного легче, чем она могла предположить, и хотя один из ее дядюшек завел разговор о какой-то написанной им статье, Джонатан не пустился в опасный спор, а превратил все в спокойное, довольно интересное обсуждение. Когда застолье подходило к концу и Милли была вынуждена удалиться на кухню, Джонатан вместе с другими мужчинами принялся складывать столы и составлять их в специальную комнату. Когда же дядя Чат предложил им в награду за труды поиграть в «слона», он с готовностью присоединился к остальным.
Джонатан снял пиджак и повесил его на спинку стула в столовой, закатал до локтей рукава рубашки, а верхние пуговицы воротника расстегнул. Его белокурые волосы переливались в лучах ноябрьского солнца, а когда дядя Чат что-то рассказывал, он заразительно смеялся, сверкая белыми крепкими зубами. Он казался здоровым и жизнерадостным, красивым той красотой, от которой по телу Милли пробегала дрожь.
— Да, именно за тобой он ухаживал последние несколько месяцев, — заметила тетя Софи. — Я бы сказала, что это дает тебе некоторую власть над ним.
Миллисент улыбнулась, удивленная этой мыслью.
— Не думаю, что кто-то может иметь власть над Джонатаном…
— Только ни в коем случае не позволяй, чтобы он услышал это, — предупредила с серьезным видом тетя Вирджиния. На самом деле она была не «тетя», а кузина отца Миллисент. Говорили, что в молодости она была настоящей красавицей, и сейчас, особенно в улыбке и манерах, еще сохранились остатки ее красоты. — Нельзя давать мужчинам почувствовать, что сама считаешь, будто не можешь им управлять. Тогда наверняка потеряешь главное преимущество.
— А у меня должно быть перед ним преимущество? — Миллисент бросила взгляд на Сьюзан, которая улыбалась и делала большие глаза.
— Конечно, мой Бог, конечно! — Тетя Вирджиния закудахтала от наивности Милли. — Иначе всю жизнь будешь у него под каблуком!
— Вы говорите о семейной жизни, как о настоящем сражении, тетя Вирджиния, — заметила Сьюзан.
Старая леди поджала губы, обдумывая услышанное.
— Ну, а ведь так оно и есть, моя дорогая, в каком-то смысле! Если бы мы все эти годы не боролись за свои права, нас бы до сих пор колотили мужья и мы бы до сих пор семенили за ними в нескольких шагах поодаль.
— Я бы так не сказала, Вирджиния, — робко возразила тетя Софи. — Наши мужчины не смогли бы долго выносить такого положения. Приходилось бы постоянно оборачиваться, чтобы выкрикивать свои жалобы…
Все женщины засмеялись и обменялись взглядами — одновременно понимающими, покорными и любящими. На секунду Миллисент охватило старое знакомое ощущение отстраненности и одиночества. Только она одна здесь была не замужем. Она одна была не знакома с удовольствиями и недостатками жизни с мужчиной.
Смех, казалось, напомнил всем, что пора расходиться. Работа была сделана, кофе выпит, да и общение уже начало исчерпывать себя. Тетушки и кузины Миллисент стали подниматься и собираться по домам. Милли тоже опустила рукава, которые ей пришлось завернуть, когда она мыла посуду, и поискала глазами поднос, который принесла из кухни.
Пока все прощались, приглашая друг друга в гости, к Миллисент подошла тетя Ораделли и положила тяжелую руку ей на плечо.
— Миллисент, задержись на минуточку. Мне нужно поговорить с тобой.
Выражение ее лица было достаточно серьезно. Милли охватило нехорошее предчувствие. Похоже, предстоял долгий разговор, один из тех, в котором, как подозревала Миллисент, ей совсем не захочется участвовать. Она опять взглянула в окно, где во дворе стоял Джонатан.
— Мне нужно идти. Может, лучше прийти завтра?
— Мальчики займут мистера Лоуренса этим дурацким «слоном» столько, сколько нам потребуется. — Тетя Ораделли кивнула в сторону группы мужчин во дворе.
— Ну, что ж… хорошо. — Миллисент не могла придумать другой отговорки. Она опять села на стул, с которого только что встала, внутренне вздохнула и стала ждать, пока тетя закончит со всеми «до свидания» и «спасибо».
Тете Ораделли удалось довольно быстро проводить гостей, и уже через некоторое время она вернулась на кухню.
— Так, с одним покончено.
— Это был прекрасный праздник! — хотя ее тетя не была матерью невесты, но всегда бескорыстно и с готовностью предоставляла свой дом для таких семейных пиршеств, потому что ее дом был значительно просторнее, чем у других членов семьи. Именно по этой причине тетя Ораделли была больше всех остальных заинтересована в семейных свадьбах и подобного рода торжественных событиях.
— Да, думаю, все прошло нормально, — снисходительно согласилась Ораделли, присаживаясь рядом с Милли. — По крайней мере, никто не выглядел дурачком, и Тильда не хихикала, как глупенькая. Но нужно сказать, что я не об этом хотела поговорить с тобой. Ну, во всяком случае, не совсем об этом, хотя свадьба и имеет некоторое отношение к теме нашего разговора. — Она положила ладонь на руку Миллисент и придвинулась поближе. — Миллисент, дорогая, я чувствую себя в роли твоей матери после смерти твоих родителей. И поэтому должна поговорить с тобой.
О Боже, подумала Милли. Это выглядит еще более серьезно, чем она ожидала.
— Я беспокоюсь за бедного Алана.
— Алана? — Миллисент удивилась. — Почему? Он сейчас в очень хорошем состоянии, чувствует себя лучше, чем когда-либо.
— Конечно, дорогая, и я уверена, что это благодаря твоей заботе. — Тетя Ораделли ободряюще улыбнулась. — Последние годы ты была образцовой сестрой, Я уверена, что отец очень гордился бы тобой. Впрочем, и до того, как на тебя легла ответственность за Алана, он гордился тобой. Он сам говорил мне.
— Правда? — просияла Милли.
— Да, да, он сам говорил мне. Несколько раз. Он говорил: «Ора, эта девчонка тверда, как скала. Любой отец может только мечтать о такой дочери».
На щеках Милли от удовольствия выступил румянец. Ее отец всегда был довольно скуп на похвалы и делал это только в совершенно особых случаях, и хотя Милли всегда очень старалась заслужить одобрения отца, но у нее частенько возникали сомнения, достаточно ли она сделала, чтобы он похвалил ее. Было очень приятно слышать, что он так отзывался о ней своей сестре.
— Я рада, — пробормотала Миллисент.
— Конечн, Бедный Бенжамен… — Ораделли печально склонила голову. — Он бы намного больше волновался за Алана, если бы не был уверен, что ты сможешь так заботиться о нем. — Она помолчала. — Вот почему я решила, что просто обязана поговорить с тобой о сложившейся ситуации. Вместо твоего отца.
— Какой ситуации? — Милли подумала, что тетя собирается говорить о вредном влиянии Опал Уилкинс на Алана.
— Касающейся тебя и этого газетчика.
— Джонатана? — Милли подняла брови, а в животе похолодело. Это было хуже, чем глупые тетушкины опасения насчет Опал. — Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, что станет с Аланом?
— А что с ним станет? Ничего.
Лицо тети Ораделли приняло вежливо-недоверчивое выражение.
— Всем ясно, что у тебя с этим Лоуренсом серьезно. Болтают, что вы не заставите долго ждать с объявлением о помолвке.
Миллисент покраснела.
— О, тетя Ораделли… Я и Джонатан не собираемся объявлять ни о какой помолвке.
— Не отрицай того, чего тебе бы хотелось!
— Но я…
— Он — взрослый мужчина с ребенком, нуждающимся в заботе, а не какой-то флиртующий мальчишка. Когда такой человек проявляет к тебе интерес, то это серьезно.
— Думаю, Джонатан немного другой… Он… я… он очень любил свою жену, и когда она умерла, то решил, что больше не захочет жениться.
— Чепуха! Вдовцы всегда хотят жениться снова, особенно если отрицают это. И особенно вдовцы с детьми, тем более с девочками. А глядя на вас, нетрудно догадаться, что вы уже вот на столечко от женитьбы. — Тетя Ораделли изобразила пальцами крошечное расстояние.