Кэмп Кэндис. Вершина счастья

   Поднявшись, Джереми прошел к умывальнику и смочил полотенце, затем вернулся к кровати и нежно обтер ей ноги, смывая запекшуюся кровь. Мередит открыла глаза, почувствовав прикосновение холодного материала.
   — Что? Что случилось? — сонно поинтересовалась она.
   — Извини, любимая, я смывал следы нашей первой близости с твоих ног. Больно?
   — Нет, кажется, нет.
   Она вспыхнула от интимного прикосновения, хотя прошедшей ночью ей пришлось испытать нечто более существенное. Прошедшая ночь! Есть от чего покраснеть. Как безумно она реагировала на его ласки, как быстро он соблазнил ее! Боже, да она же сама умоляла Джереми довести начатое до конца. Как унизительно!
   — Хорошо…
   Девлин поцеловал живот Мередит. Нежная кожа дернулась от прикосновения его губ. Он спустился ниже, и она торопливо отодвинулась. Усмешка тронула его губы.
   — Слишком рано? Ладно.
   Рот Джереми вернулся к ее груди, дразня соски до тех пор, пока они не разбухли. Он осыпал поцелуями тело жены, постепенно продвигаясь по боку и закончив на ягодице. Она слегка подпрыгнула, когда Девлин слегка закусил нежную кожу зубами. Руки обхватили ее мягкую плоть, слегка приподнимая и сжимая. — О, Мередит, — простонал он.
   — Ты же не собираешься… — Она смущенно запнулась.
   — Снова заняться любовью? — закончил Девлин за нее. — Да, если это, конечно, не причинит тебе боли.
   — Неужели недостаточно прошедшей ночи?
   — М-м-м, — пробормотал он, не переставая целовать ее. Наконец, оторвавшись, Джереми произнес:
   — Никогда не достаточно! Убедись сама.
   Он взял ее руку и поднес к своей взбунтовавшейся плоти.
   — О! — только и смогла выдохнуть Мередит. Никогда в жизни не представляла она, что сможет дотронуться до… этого. Даже мысленно Мередит не могла назвать вещи своими именами. Тем не менее, ее пальцы совершенно естественно сомкнулись вокруг, и она, изумленная и восхищенная атласной гладкостью кожи, ощутила пульсирующую твердость. Плоть затрепетала в ее руке, и Мередит подпрыгнула от неожиданности.
   — О!
   — Это и все, что ты можешь сказать? — поддразнил Джереми.
   Его губы покусывали нежный изгиб шеи. Она сжалась, борясь с предательским теплом, которое он пробуждал, но все-таки вздрогнула. Тихий стон вырвался из груди.
   В тот же миг рот Девлина сомкнулся на ее губах. Мередит обнаружила, что руки бродят по его телу, касаясь поросли на груди, гладкой кожи бедер, твердого позвоночника в окружении твердых мускулов спины. Джереми издал какой-то нечленораздельный звук, и его губы прямо-таки обезумели на ее устах, язык ворвался в рот. Наконец, тяжело дыша, он оторвался.
   — Коснись меня, Мередит.
   — Что?
   — Коснись меня… Помнишь, я говорил, что научу тебя доставлять мне удовольствие? Так вот, это твой первый урок. Мне хочется, чтобы ты изучила мое тело, узнала его, как свое собственное.
   — Но где? И я не знаю, как.
   — Просто делай то, что тебе нравится, дотрагивайся, где пожелаешь. Ты сама поймешь, что и как…
   Мередит неуверенно продолжила свое исследование, массируя мускулы груди, скользя пальцами сквозь густые заросли волос, и даже прикоснулась к твердым пуговкам сосков. Ладони перебрались к рукам Девлина, открывая силу, таящуюся под кожей. Затем она провела по ногам, ощутив покалывание волосков, твердость костей и крепкую мускулатуру.
   Внезапно его рука схватила Мередит за волосы и подтащила к себе для поцелуя, дикого и необузданного, который клеймил ее рот, как самую заветную территорию. Джереми приподнялся на локте и прижал Мередит к кровати. Ноги раздвинулись само собой, и он оказался между ними, чтобы вонзить свое горячее древко в ее мягкость. Она ахнула от сладостной чувственной красоты его вхождения, почти не заметив слабого всплеска боли.
   Девлин начал двигаться внутри нее, но, в отличие от первого раза, более мягко и глубоко. Скоро голова Мередит стала непроизвольно метаться из стороны в сторону. Джереми врывался в нее, и она выгибалась навстречу, стремясь, чтобы он еще больше заполнил ее. Мередит хотела его всего. И чего-то большего. Она даже не знала, чего именно, но потребность была глубокой и сильной.
   Но Девлин знал. Услышав ее всхлип отчаяния, он начал двигаться быстрее, унося с собой к новым мирам ослепляющего блаженства. Джереми буквально принуждал ее изгибаться все больше и больше, заставлял хватать ртом воздух и сжимать его спину, непроизвольно вонзаясь ногтями в кожу. Она произносила «Джереми…», почти умоляя о продолжении этого неистовства, и затем вдруг почувствовала взрыв глубоко внутри себя, в той части, которой теперь владел он. Глубокий трепет доставил волны наслаждения по всему телу, и Мередит резко вскрикнула. Никогда прежде не испытываемая радость пронзила Девлина: он преподнес ей дар величайшей красоты, и ее отзыв делал его счастливым. Он тоже достиг взрыва удовольствия, сделавшего мир темным и горячим.
   Прошло немало времени, прежде чем они вернулись в реальный мир. Совершенно выдохшийся Джереми поцеловал Мередит в щеку и буквально скатился с нее. Она чуть не вскрикнула от разочарования: ей хотелось наслаждаться его тяжелым теплом и чувствовать расслабленность мужского тела. Но Девлин тут же притянул ее в свои объятия. Мередит счастливо уткнулась лицом в его грудь, ни о чем не думая, а лишь купаясь в море ощущений, которые несколько минут назад пронеслись через ее плоть.
   Когда Мередит проснулась, Джереми брился перед зеркалом. Почувствовав ее пробуждение, он, улыбаясь, обернулся.
   — Привет, соня, — поддразнил Девлин. — Я тебя измотал?
   Она вспыхнула от такого намека и удивилась, почему он не пошел бриться в свою комнату. Встать при нем? Начать одеваться? Хотя ночью он и видел ее обнаженное тело и полностью владел им, Мередит все-таки стеснялась Джереми при полном свете дня и разума.
   Когда она не поднялась из постели, Девлин напомнил ей:
   — Тебе лучше пошевелиться, девочка моя. Мы уезжаем в Чарлстон. Или ты забыла о нашем свадебном путешествии?
   Мередит откашлялась и растерянно промямлила:
   — Э… Нет, конечно. Но… Но ты еще здесь и…
   — Что ты имеешь в виду, Мередит? — Он озадаченно нахмурился.
   — Ну, я же… На мне… нет одежды, — закончила она фразу слабым голосом.
   Джереми разразился смехом:
   — С чего вдруг такая скромность? Ночью я видел тебя совершенно голой. И, в случае, если до тебя еще не дошло, я намерен видеть тебя в таком виде как можно чаще.
   Он повернулся обратно к зеркалу, весело покачивая своей золотистой головой.
   Его насмешливость заставила Мередит почувствовать себя глупым ребенком, поэтому она не стала задавать вопросов, которые так мучили ее. Будет ли он продолжать их любовные занятия? Неужели это будет не одна только брачная ночь? Неужели Джереми не покончил с местью? И что это за наказание, которое доставляет ей такое наслаждение?
   Она рассматривала спину Джереми и его отражение в зеркале. Ей явно не хватало духу предстать перед ним обнаженной сейчас. Другое дело — прошедшая ночь, когда горячий взор Девлина пожирал ее, и позднее, когда страсть унесла в бескрайние просторы океана наслаждения. Тогда тело, кажется, не отталкивало его, но сейчас, увидев ее обнаженной при свете дня вместо мягкого сияния свечей, он наверняка почувствует отвращение. Слезы подступили к глазам от столь отчаянного положения.
   Джереми закончил бритье и умыл лицо водой, убирая остатки мыльной пены. Он снова повернулся к ней.
   — Мередит, вставай.
   Девлин набросил на себя батистовую рубашку без пуговиц. Ее глаза невольно метнулись к вырезу, где поверх ткани вились рыже-золотистые волосы. Он подошел к кровати, где Мередит притаилась под одеялом, и звучно шлепнул ее по заду. Сила шлепка оказалась сглажена толстым покрывалом, но от подобной фамильярности она так резко села, что ее покровы соскользнули вниз, обнажая грудь.
   — Как ты смеешь! — возмущенно воскликнула Мередит и замолкла, заметив, что его взгляд не может оторваться от ее вызывающе торчащих сосков. Глаза Джереми потемнели, веки отяжелели. Она поспешно схватила одеяло и попыталась натянуть его на себя, но он оказался проворнее и сильнее. Девлин отбросил тяжелый покров к изножию кровати.
   — О, нет, пожалуйста, — простонала Мередит и закрыла глаза от страха.
   — Никакого ужасного превращения не произошло, — весело произнес он. — Ты выглядишь так же, как и ночью. Поднимайся, девочка, или… Или ты не в состоянии ходить после моих атак?
   Мередит стиснула зубы, открыла глаза и бросила на него гневный взгляд, подумав: «Его так и распирает от самодовольства».
   — Мне следовало знать, — презрительно процедила она, — что одна «атака» похожа на другую, и все они одинаково неприятны.
   Лицо Девлина напряглось.
   — Мне жаль, если прошедшая ночь показалась тебе неприятной.
   — Это ты неприятен мне! — исправила его Мередит, выбираясь из постели. Она подняла халат и торопливо набросила на себя. — Не могу постичь, отчего мужчины так гордятся тем, что причиняют женщине боль и унижение.
   — Унижение?! — воскликнул он. — Ночью ты, кажется, не находила это таким невыносимым? Бог ты мой, женщина, я едва не убил себя, пытаясь все сделать для тебя легким и приятным. А я ведь так сильно хотел тебя! Сдерживать себя в такой момент… Но я продвигался медленно и разжигал в тебе желание, чтобы мое вторжение не сделало больно. А теперь ты обвиняешь меня, будто я горжусь тем, что причинил боль!
   Мередит упрямо выпятила подбородок. Джереми прав. Он действительно действовал медленно. Она видела, чего ему это стоило, как вздувались мышцы и напрягалось лицо, когда Девлин ждал ее, лаская и целуя. Нет, не любовь Джереми злила Мередит, а его беззаботное поддразнивание, грубоватое слово, которым он назвал то, что они делали, превращающее все во что-то низменное и обыденное. Впрочем, для него это так и есть. Вот это-то и обижало больше всего на свете. Для нее происшедшее казалось таким возвышенным, а его подшучивания заставляли кипеть от унижения я обиды. Вдобавок к стыду, что он видит ее обнаженное несуразное тело, все эти шуточки переполнили чашу терпения. Поэтому-то Мередит и набросилась на Джереми при первой же возможности.
   Девлин вздохнул и пробежал ладонью по волосам. Он проснулся утром в приподнятом настроении, с нетерпением желая провести день с Мередит и еще более — предстоящую ночь. Джереми ожидал, что теперь между ними установятся непринужденные отношения, тепло, порожденное их любовными утехами. Вместо этого Мередит оказалась холодна и не желала даже позволить ему взглянуть на ее тело. Словно они чужие! По том она зло сказала, что их любовь — это только боль и унижение. Его охватило сильнейшее желание перебросить Мередит через колено и хорошенько отшлепать, как негодную девчонку, чтобы прикоснуться к ее голой круглой попке. Но, начав со шлепка, он закончит тем, что станет любить ее, а этого сейчас делать не стоит: ведь она заявила, что ей неприятно.
   Поэтому Джереми развернулся и зашагал к двери, оглянувшись через плечо, чтобы метнуть последний снаряд.
   — Я очень надеялся на прошедшую ночь, которая, по идее, должна была бы смягчить твой характер, но вижу, что ты такая же колючая и сварливая, как и остальные дни до этого. Ты заставляешь меня сомневаться, стоило ли добиваться свободы, чтобы терпеть твой ядовитый язык. — Он немного помолчал. — Я подожду тебя внизу, раз мое присутствие так неприятно тебе.
   Джереми хлопнул дверью. Мередит охватила расческу и запустила ее вслед за ним. Она ударилась о стену со стуком, который не принес никакого удовлетворения ее неистовой душе. Ей бы хотелось разбить что-нибудь о его надменную противную голову. Кто он такой, чтобы говорить о мягкости ее характера?! И как этот человек посмел назвать ее сварливой и ядовитой?! О-о-о! Мередит закрыла руками лицо и ударилась в слезы, выплескивая все эмоциональное напряжение последних дней.
   Наконец она собралась с силами и немного успокоилась. Мередит поплескала на лицо водой, затем умылась и оделась а дорожную одежду, не прибегая к помощи Бетси: она не смогла бы вынести улыбок и понимающих взглядов служанки.
   После этого Мередит стянула густые волосы в тугой узел на затылке и поглядела на в зеркало. Выглядела она вполне сносно, не считая покрасневшего лица. Ну почему бы ей не относиться к тому типу женщин, что даже плачут с изяществом, выпуская огромные кристально-чистые слезинки, а закончив рыдать, выглядят совершенно спокойными и белолицыми?
   Бетси упаковала ее вещи еще накануне, поэтому, одевшись, Мередит, нахмурив брови, отправилась вниз. Время завтрака пока не настало, и, к счастью, никто из гостей, оставшихся ночевать, не вышел из своих комнат. Лидия ждала в общей зале, чтобы чмокнуть Мередит в щеку и пожелать счастливого пути. Она взглянула в лицо своей подруги, и надежда в ее глазах померкла при виде недавнего потока влез. Лидия закусила губу, но ничего не сказала по поводу покрасневших глаз Мередит.
   — Дэниэл слишком устал после вчерашнего вечера, чтобы проводить вас.
   — Я знаю. Ничего, — заверила ее Мередит. — Если что-то случится, немедленно пришли за мной. Мы пробудем в Чарлстоне всего несколько дней, но я могу вернуться домой и пораньше.
   Лидия покачала головой.
   — Уверена, такой необходимости не возникнет. Но если что, я сразу дам тебе знать, обещаю.
   — Хорошо, — медленно произнесла Мередит и оглянулась. — Ты… э… не видела Джереми?
   — Да, он уже попрощался и ждет тебя на пристани.
   Мередит принялась гадать, как выглядело их прощание. Без сомнения, после сцены наверху он вел себя вдвое нежнее со своей любовницей. Щеки загорелись. О, Боже, теперь она точно знала, что Девлин делал с Лидией, и от этого ей стало еще хуже. Как мог он делить подобную нежную интимность с любой женщиной? Она не могла даже представить, чтобы пойти в постель с другим мужчиной. Мередит резко остановилась. Боже правый, о чем она думает? Что не может вообразить, как бы вышла замуж за кого-то другого? Даже за кузена Галена? Нет, разумеется, это совсем не так.
   Мередит попыталась нарисовать картину прошлой ночи, но только с кузеном. Нет, все выглядело бы по-иному. Гален не обладает непринужденным мастерством Джереми, даже если бы в его сердце жило побольше любви. Их любовные игры происходили бы более спокойно и… благородно. Мередит закусила губу. Она не могла обманывать себя и вынуждена была признать, что ни за что бы не предпочла спокойствие и благородство при таком занятии. А теперь, когда Джереми познал ее тело, Мередит вообще сомневалась, что когда-нибудь позволила бы кому-то другому прикоснуться к ней, даже если бы овдовела и имела возможность выйти за Галена.
   Погрузившись в глубокое раздумье, она машинально позволила лакею помочь ей набросить на голову капюшон, сунула руки в теплые кожаные перчатки и взяла маску для лица, предложенную слугой в качестве защиты от солнечных лучей. Мередит считала, хватит для этого и зонтика, но все-таки взяла ее, потому что лакей ждал этого.
   Она вышла из дома и в одиночестве зашагала к деревянной пристани. Судно, курсирующее до Чарлстона, уже ждало, и Джереми стоял на палубе, беседуя с капитаном. Он вежливо помог ей подняться по трапу, хотя Мередит нисколько не сомневалась, что Девлин предпочел бы отвернуться и игнорировать ее.
   Судно оказалось загружено совсем незначительно, поэтому места оставалось достаточно. Во время всего плавания Мередит чопорно сидела на предложенном стуле, раскрыв зонтик. Было довольно холодно от ветра, дующего с реки; даже теплая одежда мало помогала согреться. Приближалось Рождество, и дни стали почти морозными. Однако они не казались такими ледяными, как отношения, возникшие между Мередит и мужем. Она подумала о долгих годах, простирающихся впереди. Это будет, без сомнения, тяжелая жизнь, если муж на самом деле возненавидит ее. Мередит не знала, каким образом попытаться сократить эту пропасть между ними. Да и стоят ли?
   Нет, их брак слишком необычен. Он не основан ни на любви, ни даже на привязанности или симпатии. Нет ни доверяя, ни уступчивости, ни дружбы. Это сделка, деловое соглашение, вопрос платы Дэниэла Джереми и ее — Девлину. Их жизнь никогда не будет спокойной или нормальной.
   Джереми на протяжении всего путешествия оставался на противоположном краю судна и сердито хмурился. «Она упрямая и холодная ведьма, — думал он. — Я больше никогда не найду в ней удовольствия. Меня грубо отвергли! Мередит запятнала всю красоту прошедшей ночи».
   Задумайся Девлин над этим более глубоко, он бы удивился, как сильно задели его ее слова, обиднейшие слова. Но Джереми продолжал злиться и не мог мыслить здраво. Вместо тщательного анализа сложившейся ситуации он поклялся продать плантацию и уехать, как только умрет Дэниэл. «Это единственно разумный план, — мелькнуло в его голове. — Иначе Мередит доведет меня до убийства, если я останусь с ней на всю жизнь».
   Как только судно причалило, они отправились в популярную чарлстонскую таверну и гостиницу со странным названием «Бык и Вепрь». Чернокожий работник с пристани шел следом за ними с чемоданами, в то время как Мередит и Девлин маршировали к постоялому двору в ледяном молчании.
   Лишь только они вошли в таверну, к ним навстречу поспешил хозяин, кивая и любезно улыбаясь. Хотя большинство подобных заведений в колониях представляли собой простенькие грязные помещения, где спали в общей длинной пристройке и ели сомнительную пищу, такие большие города, как Чарлстон, обычно могли похвастаться одной или двумя прекрасными гостиницами. «Бык и вепрь» входил в число подобных. Это было аккуратное кирпичное здание неподалеку от причала, чтобы привлекать путешественников, но в то же время достаточно далеко, чтобы держаться в стороне от моряков и прочего сброда. Таверна щеголяла приятной общей комнатой и двумя маленькими отдельными столовыми. Наверху размещались отдельные номера, сдаваемые приезжему люду. Хотя мебель в них не выглядела изысканной, кровати стояли уютные, и все содержалось в состоянии сияющей чистоты.
   Хозяин, узнав знать по одежде, обрадовался и сразу же повел своих гостей в лучшую, имеющуюся в наличии, комнату. Мередит разочаровалась, что не будет возможности спать отдельно от мужа. Гостиница оказалась заполнена до отказа, и им еще повезло с помещением.
   Когда хозяин с поклоном удалился, Джереми с ледяной вежливостью повернулся к Мередит.
   — Я иду вниз поесть. Проголодался после путешествия. Не желаешь присоединиться ко мне?
   Она поняла, что он надеется на отказ.
   — Нет, я бы предпочла поднос с едой в свою комнату, — ответила Мередит таким же отчужденным тоном. — Если ты будешь столь любезен, чтобы сказать там…
   — Конечно.
   Девлин надменно поклонился и вышел. Ей захотелось броситься на кровать и еще раз вдоволь наплакаться, но сила воли позволила отказаться от такого невеселого занятия. Нельзя продолжать давать выход истерикам.
   Чтобы хоть как-то отвлечься, Мередит распаковала одежду и повесила свои платья, чтобы они разгладились, хотя она очень сомневалась в этом. Скорее всего, придется доверить утюжку своих нарядов одной из гостиничных служанок — всегда крайне ненадежное дело с незнакомой прислугой.
   Девлин в сердцах спустился вниз и вошел в общую комнату, где заказал себе большую кружку пива. Потягивая пенящуюся жидкость, он небрежно разглядывал объявления, развешанные на стенах. Там уведомлялось о продажах, говорилось о сбежавших рабах и наемных слугах и наградах за их поимку; висело расписание отплытия кораблей в Вест-Индию и Англию и одно, написанное крупным почерком, предложение купить хорошую землю на территории побережья.
   Глаза Джереми сузились. Не заметь он объявлений, то, возможно, он ничего бы и не предпринял в отношении своего принятого в раздражении решения продать «Мшистую заводь». Девлин чувствовал себя несправедливо обиженным и ужасно злился на свою упрямую жену. Более того, он понимал, как глупо отступать от своего первоначального замысла о продаже плантации. Она ничего для него не значила. Да и Мередит Уитни тоже. Джереми взглянул на имя внизу бумаги: Джон Эмерсон, эсквайр. «Нужно позвать хозяина», — мелькнуло в сознании разозленного Девлина.
   — Да, сэр. Чем могу служить?
   — Пожалуйста, велите отнести поднос с едой моей жене. Она утомлена поездкой и не желает обедать внизу.
   — Конечно, сэр.
   — Кстати, не могли бы вы сказать мне, где найти этого Джона Эмерсона? — Он указал на бюллетень.
   — О, да. Он земельный агент, занимается покупкой и продажей участков в округе. Прямолинейный и честный человек. Его контора размещается в коричневом здании рядом с рынком.
   Внутри все мгновенно сжалось. Джереми очень хорошо помнил рынок.
   Поблагодарив хозяина, он расплатился за пиво и вышел на улицу. Поманив одного из стоявших поблизости мальчишек, которые слонялись перед гостиницей в надежде заработать несколько монет, бегая по поручениям жильцов, Девлин попросил проводить к рынку.
   Место для торговли располагалось почти рядом, поскольку тоже находилось в районе пристани. Джереми сразу же увидел коричневое здание, о котором говорил хозяин таверны. Он дал своему провожатому монетку, и мальчишка убежал, счастливый и довольный. Девлин немного постоял, оглядывая пустое возвышение, где когда-то пришлось стоять перед толпой. От одного лишь вида этого «эшафота» его начало прямо-таки тошнить от унижения. «Скорее бы убраться с сей дикой земли», — подумал он.
   Хотя уже надвигались сумерки, мистер Эмерсон находился еще в своей конторе на втором этаже. Дородный мужчина с круглым, улыбчивым лицом, он выглядел наивным и веселым, почти глупым простаком. Но несколько минут разговора обнаружили в нем человека мудрого и деловитого.
   — Как я понимаю, вы интересуетесь хорошей землей? — начал Джереми.
   — Вообще-то, да. Входите и садитесь. У вас есть что продать?
   — Скоро будет. Довольно крупная плантация.
   — Целая плантация? — Брови Эмерсона недоверчиво доползли вверх. — Она убыточная?
   — Нет, совсем наоборот, уверяю вас. Я получил ее в качестве приданого жены, но планирую вернуться в Англию. Этот климат мне не подходит..
   — Понимаю.
   Эмерсон придвинул к себе длинный лист бумаги и стал делать на нем пером почти неразборчивые записи, подробно расспрашивая Девлина. Ведя отчеты плантации в течение последних нескольких месяцев, Джереми мог без запинки перечислить цифры доходов «Мшистой заводи» равно как и ее размер, местонахождение и количество рабов, работающих на ней.
   — Значит, вы захотите продать и негров? С землей или индивидуально, через невольничьего агента?
   Девлин как-то не задумывался над этим аспектом.
   — Э… Я не знаю… Полагаю, с землей.
   Ему вообще претила мысль об их продаже каким бы то ни было образом. Неужели нет другого пути управления плантацией? Сам он пережил глубочайший позор, будучи проданным, словно вещь, поэтому ему очень неприятно подвергать такому же унижению иного человека.
   Эмерсон заметил, что, судя по цифрам, это прекрасная собственность, однако его тон выражал подозрение относительно правдивости данных. Джереми вскинул брови, подражая своему дяде, в самой надменной манере.
   — Я свяжусь с вами попозже при помощи письма… Естественно, после того, как буду уверен насчет продажи земли, — сообщил Девлин и поднялся. Эмерсон проводил его до двери и стоял там еще несколько минут после ухода посетителя, уставившись в стену ничего не видящим взором. Если этот заносчивый малый говорит правду, ему не составляет труда продать плантацию. Может быть, он как-нибудь совершит небольшое путешествие по реке и лично осмотрит «Мшистую заводь» , дабы убедиться, действительно ли она — такое сокровище или же все — просто вранье.
   Мередит спала, когда Девлин наконец-то вернулся в их номер. Он задержался в таверне внизу, чтобы поужинать и выпить еще несколько кружек пива. На какое-то мгновение у него даже появилась желание переспать с прислуживающей девчушкой. Она выглядела довольно мило, и он, разумеется, вовсе не обязан блюсти верность своей жене после того, как она оскорбила его и умалила мастерство и предупредительность. Но даже воспоминание о презрении Мередит сразу же уничтожило то малое влечение, которое возникло к служанке. Джереми с отвращением поставил на стол последнюю кружку и отправился наверх. Войдя в номер, он с остервенением захлопнул дверь, но даже этот грохот не разбудил Мередит.
   Девлин метнул раздраженный взгляд на ее неподвижное тело. Как она может так легко спать? Значит, чувственности у нее не больше, чем у придорожного камня, а он… Он просто комок нервов.
   Девлин снял одежду и повесил ее на спинку кровати, затем забрался в постель рядом с ней, задув коротенькую свечу, которая освещала его путь наверх. Единственный свет исходил от незашторенного окна: через него лунные блики ловились на пол и ложе. Мередит во сне придвинулась к Джереми, и одеяло соскользнуло с ее руки, обнажая мягкую округлость плеча. Ко сну она надела еще одну рубашку, сшитую Лидией, поскольку Бетси не упаковала других. Эта была бледно-голубой и имела значительный вырез, открывающий большую часть груди.