Страница:
– Очень приятно, – церемонно кивнула Мамуля и кротко улыбнулась Рокси. – Наверное, вам не стоит приходить так часто, пока я здесь. Так вот, Жизель, пока я сидела на скамейке и смотрела на деревья – Божьи создания – и думала, что они нуждаются в подрезке, я поняла, в чем состоит мой долг. Я обязана пойти на этот прием и проследить, чтобы ресторан моего единственного сына открылся как полагается.
Должна признаться, я не была без ума от родительницы Бена, но в мужестве отказать ей не могла.
– Рада познакомиться, мадам! – встряла обиженная невниманием Рокси. – А теперь, если вы чуток сдвинетесь, я подотру пол. Надеюсь, миссис X., я вас предупредила, что за собаками не убираю?
Только эти слова сорвались с ее губ, как Пуся недвусмысленно присела.
Это славное животное на две трети состояло из воды.
Выходит, свадьба отошла на второй план.
16.34. Я улиткой взобралась по лестнице и тихонько приотворила дверь спальни. Там царила безмятежная идиллия. Бен мирно лежал в кровати, Папуля сидел в старинном кресле, вырезая деревянные украшения для бутафорского торта. Он наотрез отверг мое робкое предложение ограничиться картоном. Атмосфера – как в «Антикварной лавке Делакорта», слишком благостная. У меня возникло мерзкое предчувствие, что Бен немедленно помчится в «Абигайль», стоит нашей машине пропасть за поворотом в облаке выхлопных газов. В критический момент от Папули не будет никакого толку. Даже крикнуть: «Стой!» – было бы изменой принципам.
Я на цыпочках прокралась, чмокнула воздух в полуметре от лица собственного мужа и была такова.
16.45. Когда я выскочила во двор, хлынул дождь. Магдалина сидела на переднем сиденье, прижимая к груди серебряную чашу для пунша, завернутую в газету. Пока я устраивалась на водительском месте, она наградила меня вымученной улыбкой. Я была совершенно уверена: как только небо заволокло тучами, она пожалела о своем решении ехать в ресторан. Интересно, осталась бы Мамуля дома, если бы не подслушала, как Папуля наказывал мне не спускать с нее глаз, потому что она не привыкла к спиртному и жирному?
Рокси уселась на заднем сиденье, шмякнув рядом с собой емкость с цыплячьими тартинками. Она не знала, на что решиться, пока не пропустила автобус, но даже слышать не хотела о том, чтобы подвезти ее домой. И чего она сегодня так рвется работать? Не иначе как ради дармовой выпивки в укромном уголке.
Магдалина что-то тихонечко нашептывала себе под нос. У меня имелась своя молитва: «Господи, сделай так, чтобы последний ремонт пошел „хайнцу“ на пользу. Даруй нам, Господи, благополучно доехать до места, чтобы ни двери, ни колеса не отвалились». Включила зажигание. Скрежет! Грозный, натужный скрежет. Мамуля судорожно вцепилась в чашу. Я сжала руль и подышала на иней, намерзший на лобовом стекле. Оставалось надеяться, что я домчу до места быстрее, чем «хайнц» окончательно отдаст концы.
Волны розового масла прокатились по машине, когда Рокси наклонилась вперед и похлопала Магдалину по плечу.
– Знаете, почему я на всю жизнь расплевалась с католической церковью? Не хотите слушать – не надо, я все равно скажу. Трепали они, трепали насчет единения всей паствы… А тут Папа возьми да и вычеркни из списков святого Христофора, единственного святого, что делом занимался – хворых врачевал…
17.00. Два официанта, безукоризненные от ботинок до улыбок, приветствовали нас у дверей «Абигайль». Каждый взял по подносу тартинок с цыпленком, но передать кому-либо пуншевую чашу Магдалина наотрез отказалась. Официанты прошествовали впереди нас по ступенькам, устланным персидским ковром, на второй этаж. Справа гардины скрывали вход в парадный зал. Я заглянула туда, и кровь закипела в моих жилах. Фредди!
Мерзавец упал на колени, подполз ко мне и ухватился за подол платья. Официанты обменялись многозначительными взглядами.
– Элли, прости меня! Я опомнился! Я хочу работать! Или по крайней мере получать жалованье!
– Прекрати!
Я попыталась стряхнуть его руки, но кузен лип, как наэлектризованный нейлон. Магдалина едва слышно ахнула. Придерживая газету, в которую была завернута чаша, она пробормотала:
– Пойду отнесу это куда следует! – и вприпрыжку помчалась по коридору, словно воробышек, удирающий от кошки.
Ухмыляющиеся официанты последовали за ней. Рокси не двинулась с места, и Фредди ей подмигнул.
– Элли, знаю, я тебе очень насолил. Ты выглядишь на все сто… лет. Наверное, это из-за платья. Черт его знает, какой оно эпохи, а?
Роскошное платье, авторская работа (в магазине висели только два таких же). Я обзавелась им специально для свадебного путешествия, в которое мы так и не поехали. Я свирепо глянула на часы. Может, успею быстренько смотаться домой и переодеться? Исключено. Времени нет даже на то, чтобы спустить Фредди с лестницы.
18.15. Прошмыгнув в банкетный зал, я вволю насладилась минуткой одиночества. Все было великолепно. Столы выстроились вдоль стен, накрытые белыми полотняными скатертями и уставленные такими роскошными яствами, какие встретишь разве что на глянцевых разворотах поваренных книг, где деликатесы соответствуют интерьеру. Бра на стенах оттеняли блеск полированной обшивки стен, сияние серебра и хрусталя. Повсюду стояли цветы. Комната пахла весенним садом. Капли дождя растекались по окнам, выходящим на Рыночную улицу. Очень мило, но, если задернуть набивные гардины, в зале станет уютнее. Я коснулась штор и засмотрелась в окно. Отсюда казалось, что машины и автобусы образовали длинную змею, ползущую брюхом по грязи. Люди торопились по домам, подняв воротники и прикрываясь зонтиками. Я решительно задернула гардины. Вошел официант и спросил, куда поставить пуншевую чашу.
18.25. Осталось пять минут. Бен сейчас лежит и напряженно ждет, когда часы на ратуше пробьют половину. Может, позвонить домой? Я кинулась в кабинет Бена, через две двери от парадной гостиной. Поскольку в спальне у нас аппарата нет, на звонок ответит Папуля. Негнущимися пальцами я набрала номер. Папуля, наверное, запишет, что я скажу, и обязательно передаст записку Бену. Что же ему написать? «Победа на носу»? Или просто «Я тебя люблю»? Телефон прозвонил раз двадцать, с каждым гудком во мне нарастала паника. Тут я вспомнила, что Папуля, должно быть, сидит в наушниках, и скоренько повесила трубку, пока Бен не встал с постели, чтобы подойти к телефону.
18.30. Официанты встали на караул у подножия лестницы. Мы с Магдалиной расположились наверху, словно дамы из романа Джейн Остин. Так и мерещилось, что вот-вот дворецкий объявит: «Вдовствующая герцогиня Шпиц-Пупкинс с дочерью Эсмеральдиной!» Я расстегнула и потуже затянула пояс. Мамуля поправила мантильку. Она, как и я, оделась в черное. Надо нам было заранее договориться, что надевать, подумала я.
Двери хлопнули, и в холл ввалились мистер Говард из банка с женой Синтией.
– Как я рада, что вы оба смогли прийти… – прощебетала я. – Познакомьтесь с моей свекровью, Магдалиной Хаскелл… К сожалению, мой муж…
Говарды проследовали в зал, за ними появились Уилсоны и Пекворты. Я все время поглядывала на Мамулю: довольна ли она? Магдалина выглядела чрезвычайно сосредоточенной, но мистера Бреммера обозвала Бампером. А вот идет особа, чье имя сияет августейшим блеском: леди Теодозия Эдем в клетчатом дождевике. Персикового оттенка помада подчеркивала выпирающие зубы, но в целом мне понравилось: она словно потеплела. Какой же Тедди была, пока жизнь не превратила ее в невзрачную бандероль в серой оберточной бумаге, под которой невозможно отгадать, что внутри?
– Я уверена, Элли, что у вас все получится. Ваш муж и ваша свекровь, – приветливый кивок, – могут вами гордиться. – В ее улыбке было что-то победное. Возможно, душа у Тедди не менее яркая, чем история ее жизни.
Я проводила ее глазами: как это она умудрилась оказаться на фотографии вместе с мистером Дигби и его дочерью?
Миссис Мелроуз представилась сама. Голосом, резким, как свекольный оттенок ее наряда, она сообщила, что сегодня вечером доктор дежурит в клинике.
– Я рада слышать, миссис Хаскелл, что ваш муж поправляется. Моему тоже надо спать, знаете ли!
За ней вошли Чарльз и Анна Делакорт. Анна являла собой воплощение элегантности времен Второй мировой войны: то же самое ярко-зеленое платье, в котором она была на моей свадьбе. Чарльз Делакорт – кусок льда, как обычно. Я повернулась, чтобы представить им Магдалину, но она исчезла. Наверное, отлучилась в туалет. Анна и Чарльз прошли в зал, и я обнаружила перед собой парочку, на чье присутствие и не надеялась, – Алиса Спендер и доктор Симон Бордо. Черное кашемировое пальто свисало с плеч доктора, как накидка, а белый шелковый шарф прикрывал грудь смокинга. Доктор выглядел так, словно каждое утро ел исключительно черную икру и запивал шампанским. Такого клиента надо холить и лелеять. Алиса на этот раз не стала заплетать волосы в косички, перехватив их шелковым обручем в тон бирюзовому платью. Почему никто не посоветует девочке одеваться, как полагается подростку? Я вспомнила про калеку-мать и старорежимную нянюшку… Если предложу Алисе пробежаться со мной по модным магазинам, не сочтут ли меня бестактной?
– Как мило, что вы смогли прийти!
Глубоко посаженные глаза доктора Бордо скользнули по моему лицу. Он не обратил внимания на протянутую ему руку.
– Миссис Хаскелл, ничто так не способствует популярности, как сомнительный слушок.
Ну и нахал! Неужели он считает, будто я пригласила только потому, что его подозревают в хладнокровных убийствах состоятельных старушек?
Алиса глянула на доктора снизу вверх, улыбнулась и показала на сложенный пластиковый дождевик, перекинутый через ее руку.
– Мы не можем надолго остаться, нянюшка вечерами то и дело засыпает… Вы очень добры, миссис Хаскелл, что включили маму в список приглашенных. Но вы понимаете… Она не ходит на банкеты… она вообще никуда не ходит.
Доктор Бордо по-своему истолковал мой вопросительный взгляд.
– Только раз в году мы с Алисой отвозим миссис Спендер в Лондон – отметить ее день рождения. На несколько часов она снова оживает…
Как трогательно. Почудилась ли мне сдержанная страсть в голосе доктора? Неужто он когда-то любил миссис Спендер? И память об их близости до сих пор не дает ему покоя? Я с трудом отвела глаза от доктора и Алисы. Сюрприз! Мамуля вернулась.
На верхнюю ступеньку лестницы поднялась еще одна пара. И еще, и еще… Интересно, заметит ли кто-нибудь, если я сброшу туфли? «Как я рада, что вы пришли!.. Да, гардероб дальше по коридору…»
Мой голос вдруг выдал зигзаг. Навстречу шествовала Ванесса, обвившись закутанным в норку телом вокруг преподобного Роуленда Фоксворта. Викарий определенно пребывал в смущении. Еще бы! Приличия требовали, чтобы я пригласила родственников, но только Ванесса приняла белую глянцевую открытку за чистую монету.
– Дорогая Элли! – Она приблизилась ко мне вплотную, пушистые ресницы, щедро смазанные косметической ваксой, почти касались моего лица. – Выглядишь восхитительно. Я еще снизу пересчитала все твои ребра. Как она изменилась, правда, Роуленд? Просто не верится.
Я немедленно почувствовала, что поправилась на пять кило. Хорошо, что мне уже безразлично мнение Роуленда о моей женской привлекательности. Женщина, счастливая в браке, не нуждается в подобных вещах, чтобы чувствовать себя уверенно. Кроме того, у меня хватало других забот: Магдалина снова исчезла.
Роуленд похлопал себя по карманам в поисках трубки, незаметно ослабив хватку Ванессы.
– В моих глазах Элли ничуть не изменилась. Кто-то ахнул. Я или Ванесса?
– Как Бен? – Роуленд рассеянно пригладил серебристые волосы.
Ванесса изучала свои ногти. Лицо Мамули снова замаячило слева от меня, и я представила ее викарию. Его серые глаза, прекрасный глубокий голос вогнали меня в дрожь. К великому своему стыду, я ощутила, сколь сладостна супружеская измена, особенно в сочетании с торжеством над любимой кузиной.
– Хорошенькая девушка, – Мамуля проводила взглядом Ванессу. – Немного похожа на Ангелику Брэд. Говоришь, это твоя кузина? А Бен познакомился с ней до того, как у вас все решилось, или после?
19.15. Банкет имел бешеный успех. Клубы табачного дыма заволокли потолок. Время от времени сумрак прорезали огненные всполохи, когда кто-то жестикулировал, подчёркивая остроумные замечания. Фредди то и дело выскакивал в поварском колпаке и раскланивался. Убрав свои лохмы под колпак, он ухитрился выглядеть почти прилично. Со всех сторон неслись восторженные дифирамбы деликатесам.
Фредди изогнулся под немыслимым углом, чтобы только услышать, что Глэдис Шип говорит Киттис Порридж по поводу сыра фламбо[8]. Господи, ну почему никто не вспомнит про Бена? Я была совершенно несчастна, что не он в центре внимания, что мы с ним в ссоре, что меня терзает чувство вины, будто мало мне других забот! Я злилась на себя, прекрасно сознавая, что чувство вины вызвано прежде всего предумышленным сладострастием, с которым я глазела на преподобного Роуленда Фоксворта. В том, что супружеская измена длилась ровно пятьдесят секунд, я не находила никакого утешения. Я навеки обесчестила свои брачные обеты.
Ванесса скользнула ко мне и сказала, что нам надо обсудить предмет, в котором она собаку съела, а я совершенный новичок. То есть мужчин.
– Ты погубишь свою семью, Элли, если не перестанешь пожирать Роуленда глазами. Да еще прилюдно! И мне будет очень жаль, если ты потеряешь Бена. Такие мужчины не каждый день встречаются… особенно в агентствах по сопровождению.
Она отчалила от меня и подплыла к окну – превосходная позиция для демонстрации точеного профиля. Я перестала скрипеть зубами, вспомнив, что давненько не отшвыривала в сторону журналы, наткнувшись на физиономию кузины.
Роуленд стоял возле пуншевой чаши рядом с Чарльзом Делакортом, тот копался в тартинках. Я направилась через гостиную к Киттис Порридж и Амелии Джоппинс, старательно огибая викария. В глубине души я чувствовала, что, несмотря на стыд, не желаю отдавать его ни Ванессе, ни любой другой женщине. Роуленд должен оставаться при мне, вечно поклоняясь прекрасной и недоступной Элли. Грустно обнаружить в двадцать восемь лет, что ты порочная гадина…
19.30. С телефонной трубкой в руке я сидела в кабинете Бена, слушая бесконечные гудки на том конце. Никакого ответа. Здравый смысл подсказывал, что Папуля обязательно бы позвонил, если бы Бену стало хуже. Но у нечистой совести голос громче, чем у разума. Мне казалось, что меня наказали за какую-то провинность. Что-то было явно не так.
19.35. Банкет гудел. От сигаретного дыма слегка подташнивало. Я за милю обошла Ванессу, чтобы открыть окно, но Магдалину, оживленно беседовавшую с Сидни, осенила та же идея. Она раздвинула гардины, потянулась к щеколде – и замерла. Что случилось? Приступ артрита?
Меня перехватил Сидни:
– Дорогая Элли, я хочу, чтобы ты первая из моих клиенток узнала: моя жизнь снова наполнилась смыслом! Я парю в облаках! Весна озарила меня своим сиянием.
О, разумеется, рано или поздно я разобьюсь о земную твердь, но почему бы не танцевать и не веселиться, пока светит солнце! Несколько месяцев назад я поместил объявление в «Оратор дейли», выразив свое искреннее желание встретить особу женского пола, которая превыше всего ценит гигиену и бинго…
– Сидни, по-моему, я читала твое объявление. – Я вглядывалась в толпу, ища Магдалину, которая снова исчезла.
19.40. Разливательной ложкой я толкнула декоративное ледяное кольцо с цветами из апельсиновых долек, плававшее в пуншевой чаше. Мимо продефилировала Рокси с подносом тартинок. Она ступала очень осторожно, словно по канату. С миссис Мэллой все ясно.
Кто-то тронул меня за плечо, и я вздрогнула. Это была Жабулька… тьфу, Ширли Шиззи.
– Миссис Шиззи, от души надеюсь, что вы скоро получите весточку от вашего супруга, в конце концов, прошло всего несколько дней с тех пор, как он… отправился на пробежку.
Ее глаза сверкнули.
– Стараюсь держаться… Что толку изводить себя в ситуации, когда ничего не можешь сделать. Заставляю себя побольше бывать на людях… – Она повертела брошку, приколотую к коричневому креповому платью.
– Какая оригинальная вещица! – сказала я, чтобы заполнить неловкую паузу. – А что означают черные дрозды?
– Вообще-то это вороны.
– Не может быть! – Я собиралась добавить что-то еще столь же глубокомысленное, но рядом возникла миссис Джоппинс и довольно бесцеремонно утащила миссис Шиззи.
Возле меня топталась миссис Гуиннивер, щедрой рукой наваливая на тарелку закуску.
– А тартинок с цыпленком не осталось? Ага, вот они! Ну до чего хороши!
Она почти опустошила блюдо. Придется задрапировать проплешины петрушкой.
– Миссис Хаскелл! – Вставные зубы делали ее улыбку неотразимо наигранной. – Нам так не хватает вашего мужа! Какая красивая пара, он и Фредерик! Не могу передать, как обрадовались все мои завсегдатаи, узнав, что происшествие с вашим кузеном обошлось. Этот Сидни Фаулер – темная лошадка. Однако ни за что не поверю, будто он нарочно хотел ранить Фредерика. А вы, миссис Хаскелл?
19.45. Мамуля начинала беспокоить меня не меньше, чем молчащий в Мерлин-корте телефон. Надо бы попросить Сидни присмотреть за ней, но тот беседовал с миссис Джоппинс на другом конце зала. Судя по жестам, миссис Сто Подбородков жаловалась. Недовольна последней укладкой? Громадная башня на макушке миссис Джоппинс и в самом деле как-то угрожающе кренилась вбок.
За моей спиной остановилась Рокси.
– Как делишки, миссис X.? – Она пальцами выудила с подноса какую-то финтифлюшку с сосисками и сунула мне в руку. Дабы гости не чувствовали себя обойденными, то же самое она проделала для мужчины с пышными усами, стоявшего рядом. – Наводит на кое-какие мысли, а, миссис X.?
– О чем, Рокси?
– О низменности человеческой натуры. Взять, к примеру, мисс Шип, во-о-он там, у камина. Она явно родилась на свет уже в трусах.
– Ш-ш-ш!
К счастью, возле стола с закусками никого не было. Усач куда-то исчез.
– А наш мистер Сидни? – продолжала Рокси, жеманно обмахиваясь сосиской. – Считается, что он весь как на ладони. Не верьте! – Она сунула сосиску в рот. – А вот что мне хотелось бы знать, так это с какой стати вы зазвали этого докторишку Бордо? Попомните мои слова, у него вурдалачий взгляд, наверняка он спит в гробу!
– Ш-ш-ш!
Я никак не могла заставить петрушку лежать как следует. Рокси навалилась на мое плечо.
– Поверьте мне, этот вампир – плохой клиент. Вы только гляньте: всякий раз, как он с малявкой приближается к ее светлости Теодозии Эдем, та ныряет в сторону. И я ее понимаю, миссис X. Этот прохвост Бордо превратил ее родовое поместье в дурдом!
– Чушь! – Я капитулировала и сунула в рот непокорную веточку петрушки. – Санаторий «Эдем». – частная клиника по лечению нервных болезней. А леди Теодозия – здравомыслящая женщина. С какой стати ей питать неприязнь к доктору Бордо? Он ведь не украл у нее дом а купил у брата леди Теодозии.
Гости энергично фланировали туда-сюда. Я автоматически растягивала губы в улыбке, отпускала дежурные реплики, поправляла розы в серебряных вазах. Официант вынул шампанское из чаши для пунша. Рокси перекинула поднос с сосисками в другую руку и заелозила помадой по губам.
– А что до этого милашки Чарли Делакорта, миссис Х., так я v него и пуговицы не купила бы! Хотя и у сатаны бывают достоинства. В жизни не поверю, будто он гуляет налево. Ставлю свой выигрыш в бинго, что жизненно важные органы у этого типа давным-давно заморожены для пущей сохранности.
– Рокси, как можно?
Я уставилась на Чарльза Делакорта, который осторожно обкусывал тартинку. Он был один. За весь вечер я ни разу не заметила рядом с ним Анну. Не она ли подошла к нему? Нет это Киттис Порридж в щегольской черной шляпке-«таблетке». Ее кошачий носик подергивался, она явно волновалась, вытаскивая из сумочки кипу каких-то листков.
Рокси качнулась влево – то ли потеряв бдительность то ли чтобы лучше видеть.
– Небось пристает, чтобы подписал очередную петицию, миссис X. Наверняка насчет старых маяков!
Должно быть, у Киттис есть талант убеждать. Чарльз передал ей свою тарелку и достал из кармана ручку. На лице его читалась безмерная скука. Бедная Анна. Неужто она любила этот манекен? Страшно подумать, но, наверное, любила, когда выходила замуж. Я поискала ее глазами – Анна стояла в углу совсем одна. Рокси, пошатываясь, взяла курс на кухню, якобы пополнить ассортимент на подносе.
Анна смотрела куда-то в пространство… нет, на Лайонела Шельмуса. Я вспомнила наш визит к нотариусу, тогда я уловила за ее внешним спокойствием что-то вроде неприязни к юристу. Или это было более пылкое чувство? Страх? Лайонел Шельмус – крупная рыба в прудах Читтертон-Феллс. Может, антикварная лавка Делакортов испытывала финансовые затруднения? Если бы Анна поделилась со мной своими проблемами, мы с Беном помогли бы ей. Я двинулась в ее направлении сквозь дымную завесу и толпу гостей. Ее темные глаза были безупречно невыразительны, под стать антикварной прическе и изумрудно-зеленому платью. Кто-то из гостей окликнул меня:
– Мои поздравления вашему мужу. Потрясающий банкет!
Наконец-то хоть один признал работу гения! Надо поскорее добраться до телефона!
Миссис Гуиннивер из «Темной лошадки» присоединилась к Киттис Порридж и Чарльзу Делакорту. Анна не шевельнулась. Я улыбкой наградила джентльмена, который так тепло отозвался о Бене, и увидела, как к Лайонелу крадется Наяда. Она тихонько положила ему руки на плечи и ухнула прямо в ухо. Он медленно повернулся к ней. На его мужественном лице проступила улыбка, и мысли мои понеслись вскачь. Вот оно что! Да это вовсе не двойственный, а тройственный союз… Если Анна Делакорт и боялась Лайонела Шельмуса, то только потому, что страстно любила его!
Неожиданно за спиной раздался голос, я вздрогнула всем телом и отшатнулась, наступив на ногу официанту.
– Миссис Хаскелл, простите, я не хотел напугать вас.
– Да, а что случилось? – Я взглянула на официанта, но меня тут же отвлекла какая-то суматоха в гостиной. Может, искра от сигареты кого-нибудь подожгла?
– У входа вас ожидает какой-то джентльмен, миссис Хаскелл.
Я словно оглохла. Мимо протиснулись гости – Киттис Порридж и, кажется, миссис Гуиннивер. За ними плелся человек с запрокинутой головой. Они куда-то исчезли, а я все не могла двинуться с места. Джентльмен у входа наверняка полицейский, который прибыл с сообщением, что у Бена случился рецидив. Со смертельным исходом, И я уже никогда не смогу ему сказать, что прошу прощения за дурацкую ссору из-за «Д'ЭЛЛИКАТЕСА». И как я его люблю, и что мимолетные мысли о Роуленде ничего не значат.
– Джентльмен отказался себя назвать, миссис Хаскелл, но он не похож на незваного гостя. С двумя-тремя такими мы уже расправились. Один собирался, извините за выражение, влезть со свиным рылом в такое изысканное общество.
Страшная догадка сдавила мне горло: а вдруг это Папуля? Голоса гостей проплывали сквозь меня.
– Я уверена, с ним все будет в порядке. Миссис Порридж и миссис Гуиннивер правильно сделали, что вывели его из этой толчеи на свежий воздух. Киттис ведь была медсестрой, вы знаете?
– Это радует. О, посмотрите. Амелия Джоппинс разговаривает с его женой. Ни к чему ее волновать.
В любое другое время я обязательно остановилась бы и спросила, в чем дело. Кому-то стало дурно? Выяснила бы, чем могу помочь. Но сейчас я осталась безучастна.
Выскользнув из-за гардин, я нос к носу столкнулась с Тедди Эдем. Она выглядела странно, ее извинения были столь же сбивчивы, как и мои, но я торопилась, сердце бешено колотилось о грудную клетку, и, сделав еще один шаг, я снова налетела на гостя – мистера Эдвина Дигби. – Миссис Хаскелл, – провозгласил официант, – Вот тот джентльмен, что хотел вас видеть.
Официант развернулся и исчез, а я потрясение таращилась на мистера Дигби. От облегчения я едва не упала в обморок. Мистер Дигби, разряженный в цилиндр и пальто с бархатным воротником, был величественно, по-королевски пьян.
Он погладил свою козлиную бородку и протестующе вскинул руку в багровых прожилках вен.
– Только не льстите себе, миссис Хаскелл, что вы хозяйка, перед приглашением которой невозможно устоять. – Каждое слово сопровождалось изрядной порцией винных паров. – Случайно проходил мимо и решил заглянуть, чтобы уведомить: я передумал и хочу получить назад свой полосатый костюм.
– Мистер Дигби, я и так собиралась его вернуть.
Безумная радость переполняла меня. Вечер почти закончился. И без катастроф! Мои страхи за Бена оказались абсурдными. А открытие «Абигайль» произвело фурор! Едкий голос мистера Дигби несколько отрезвил меня:
– Надеюсь, вам не пришло в голову услужить мне и отослать костюм в химчистку?
Должна признаться, я не была без ума от родительницы Бена, но в мужестве отказать ей не могла.
– Рада познакомиться, мадам! – встряла обиженная невниманием Рокси. – А теперь, если вы чуток сдвинетесь, я подотру пол. Надеюсь, миссис X., я вас предупредила, что за собаками не убираю?
Только эти слова сорвались с ее губ, как Пуся недвусмысленно присела.
Это славное животное на две трети состояло из воды.
* * *
16.28. Я извивалась внутри черного платья, стараясь водворить плечи на их законное место. Управившись с платьем, отыскала жемчужные серьги, однако туфли без каблуков никак не попадались на глаза. Мне будет легче разгуливать на шпильках, зная, что в сумке припасена нормальная обувь. Я страшилась подняться наверх и попрощаться с мужчинами. В последний раз Бен обвинил меня в сговоре с доктором Мелроузом. Зловещий смех мужа все еще звенел в ушах: «Меня не удержать в постели в самый главный день моей жизни!»Выходит, свадьба отошла на второй план.
16.34. Я улиткой взобралась по лестнице и тихонько приотворила дверь спальни. Там царила безмятежная идиллия. Бен мирно лежал в кровати, Папуля сидел в старинном кресле, вырезая деревянные украшения для бутафорского торта. Он наотрез отверг мое робкое предложение ограничиться картоном. Атмосфера – как в «Антикварной лавке Делакорта», слишком благостная. У меня возникло мерзкое предчувствие, что Бен немедленно помчится в «Абигайль», стоит нашей машине пропасть за поворотом в облаке выхлопных газов. В критический момент от Папули не будет никакого толку. Даже крикнуть: «Стой!» – было бы изменой принципам.
Я на цыпочках прокралась, чмокнула воздух в полуметре от лица собственного мужа и была такова.
16.45. Когда я выскочила во двор, хлынул дождь. Магдалина сидела на переднем сиденье, прижимая к груди серебряную чашу для пунша, завернутую в газету. Пока я устраивалась на водительском месте, она наградила меня вымученной улыбкой. Я была совершенно уверена: как только небо заволокло тучами, она пожалела о своем решении ехать в ресторан. Интересно, осталась бы Мамуля дома, если бы не подслушала, как Папуля наказывал мне не спускать с нее глаз, потому что она не привыкла к спиртному и жирному?
Рокси уселась на заднем сиденье, шмякнув рядом с собой емкость с цыплячьими тартинками. Она не знала, на что решиться, пока не пропустила автобус, но даже слышать не хотела о том, чтобы подвезти ее домой. И чего она сегодня так рвется работать? Не иначе как ради дармовой выпивки в укромном уголке.
Магдалина что-то тихонечко нашептывала себе под нос. У меня имелась своя молитва: «Господи, сделай так, чтобы последний ремонт пошел „хайнцу“ на пользу. Даруй нам, Господи, благополучно доехать до места, чтобы ни двери, ни колеса не отвалились». Включила зажигание. Скрежет! Грозный, натужный скрежет. Мамуля судорожно вцепилась в чашу. Я сжала руль и подышала на иней, намерзший на лобовом стекле. Оставалось надеяться, что я домчу до места быстрее, чем «хайнц» окончательно отдаст концы.
Волны розового масла прокатились по машине, когда Рокси наклонилась вперед и похлопала Магдалину по плечу.
– Знаете, почему я на всю жизнь расплевалась с католической церковью? Не хотите слушать – не надо, я все равно скажу. Трепали они, трепали насчет единения всей паствы… А тут Папа возьми да и вычеркни из списков святого Христофора, единственного святого, что делом занимался – хворых врачевал…
17.00. Два официанта, безукоризненные от ботинок до улыбок, приветствовали нас у дверей «Абигайль». Каждый взял по подносу тартинок с цыпленком, но передать кому-либо пуншевую чашу Магдалина наотрез отказалась. Официанты прошествовали впереди нас по ступенькам, устланным персидским ковром, на второй этаж. Справа гардины скрывали вход в парадный зал. Я заглянула туда, и кровь закипела в моих жилах. Фредди!
Мерзавец упал на колени, подполз ко мне и ухватился за подол платья. Официанты обменялись многозначительными взглядами.
– Элли, прости меня! Я опомнился! Я хочу работать! Или по крайней мере получать жалованье!
– Прекрати!
Я попыталась стряхнуть его руки, но кузен лип, как наэлектризованный нейлон. Магдалина едва слышно ахнула. Придерживая газету, в которую была завернута чаша, она пробормотала:
– Пойду отнесу это куда следует! – и вприпрыжку помчалась по коридору, словно воробышек, удирающий от кошки.
Ухмыляющиеся официанты последовали за ней. Рокси не двинулась с места, и Фредди ей подмигнул.
– Элли, знаю, я тебе очень насолил. Ты выглядишь на все сто… лет. Наверное, это из-за платья. Черт его знает, какой оно эпохи, а?
Роскошное платье, авторская работа (в магазине висели только два таких же). Я обзавелась им специально для свадебного путешествия, в которое мы так и не поехали. Я свирепо глянула на часы. Может, успею быстренько смотаться домой и переодеться? Исключено. Времени нет даже на то, чтобы спустить Фредди с лестницы.
18.15. Прошмыгнув в банкетный зал, я вволю насладилась минуткой одиночества. Все было великолепно. Столы выстроились вдоль стен, накрытые белыми полотняными скатертями и уставленные такими роскошными яствами, какие встретишь разве что на глянцевых разворотах поваренных книг, где деликатесы соответствуют интерьеру. Бра на стенах оттеняли блеск полированной обшивки стен, сияние серебра и хрусталя. Повсюду стояли цветы. Комната пахла весенним садом. Капли дождя растекались по окнам, выходящим на Рыночную улицу. Очень мило, но, если задернуть набивные гардины, в зале станет уютнее. Я коснулась штор и засмотрелась в окно. Отсюда казалось, что машины и автобусы образовали длинную змею, ползущую брюхом по грязи. Люди торопились по домам, подняв воротники и прикрываясь зонтиками. Я решительно задернула гардины. Вошел официант и спросил, куда поставить пуншевую чашу.
18.25. Осталось пять минут. Бен сейчас лежит и напряженно ждет, когда часы на ратуше пробьют половину. Может, позвонить домой? Я кинулась в кабинет Бена, через две двери от парадной гостиной. Поскольку в спальне у нас аппарата нет, на звонок ответит Папуля. Негнущимися пальцами я набрала номер. Папуля, наверное, запишет, что я скажу, и обязательно передаст записку Бену. Что же ему написать? «Победа на носу»? Или просто «Я тебя люблю»? Телефон прозвонил раз двадцать, с каждым гудком во мне нарастала паника. Тут я вспомнила, что Папуля, должно быть, сидит в наушниках, и скоренько повесила трубку, пока Бен не встал с постели, чтобы подойти к телефону.
18.30. Официанты встали на караул у подножия лестницы. Мы с Магдалиной расположились наверху, словно дамы из романа Джейн Остин. Так и мерещилось, что вот-вот дворецкий объявит: «Вдовствующая герцогиня Шпиц-Пупкинс с дочерью Эсмеральдиной!» Я расстегнула и потуже затянула пояс. Мамуля поправила мантильку. Она, как и я, оделась в черное. Надо нам было заранее договориться, что надевать, подумала я.
Двери хлопнули, и в холл ввалились мистер Говард из банка с женой Синтией.
– Как я рада, что вы оба смогли прийти… – прощебетала я. – Познакомьтесь с моей свекровью, Магдалиной Хаскелл… К сожалению, мой муж…
Говарды проследовали в зал, за ними появились Уилсоны и Пекворты. Я все время поглядывала на Мамулю: довольна ли она? Магдалина выглядела чрезвычайно сосредоточенной, но мистера Бреммера обозвала Бампером. А вот идет особа, чье имя сияет августейшим блеском: леди Теодозия Эдем в клетчатом дождевике. Персикового оттенка помада подчеркивала выпирающие зубы, но в целом мне понравилось: она словно потеплела. Какой же Тедди была, пока жизнь не превратила ее в невзрачную бандероль в серой оберточной бумаге, под которой невозможно отгадать, что внутри?
– Я уверена, Элли, что у вас все получится. Ваш муж и ваша свекровь, – приветливый кивок, – могут вами гордиться. – В ее улыбке было что-то победное. Возможно, душа у Тедди не менее яркая, чем история ее жизни.
Я проводила ее глазами: как это она умудрилась оказаться на фотографии вместе с мистером Дигби и его дочерью?
Миссис Мелроуз представилась сама. Голосом, резким, как свекольный оттенок ее наряда, она сообщила, что сегодня вечером доктор дежурит в клинике.
– Я рада слышать, миссис Хаскелл, что ваш муж поправляется. Моему тоже надо спать, знаете ли!
За ней вошли Чарльз и Анна Делакорт. Анна являла собой воплощение элегантности времен Второй мировой войны: то же самое ярко-зеленое платье, в котором она была на моей свадьбе. Чарльз Делакорт – кусок льда, как обычно. Я повернулась, чтобы представить им Магдалину, но она исчезла. Наверное, отлучилась в туалет. Анна и Чарльз прошли в зал, и я обнаружила перед собой парочку, на чье присутствие и не надеялась, – Алиса Спендер и доктор Симон Бордо. Черное кашемировое пальто свисало с плеч доктора, как накидка, а белый шелковый шарф прикрывал грудь смокинга. Доктор выглядел так, словно каждое утро ел исключительно черную икру и запивал шампанским. Такого клиента надо холить и лелеять. Алиса на этот раз не стала заплетать волосы в косички, перехватив их шелковым обручем в тон бирюзовому платью. Почему никто не посоветует девочке одеваться, как полагается подростку? Я вспомнила про калеку-мать и старорежимную нянюшку… Если предложу Алисе пробежаться со мной по модным магазинам, не сочтут ли меня бестактной?
– Как мило, что вы смогли прийти!
Глубоко посаженные глаза доктора Бордо скользнули по моему лицу. Он не обратил внимания на протянутую ему руку.
– Миссис Хаскелл, ничто так не способствует популярности, как сомнительный слушок.
Ну и нахал! Неужели он считает, будто я пригласила только потому, что его подозревают в хладнокровных убийствах состоятельных старушек?
Алиса глянула на доктора снизу вверх, улыбнулась и показала на сложенный пластиковый дождевик, перекинутый через ее руку.
– Мы не можем надолго остаться, нянюшка вечерами то и дело засыпает… Вы очень добры, миссис Хаскелл, что включили маму в список приглашенных. Но вы понимаете… Она не ходит на банкеты… она вообще никуда не ходит.
Доктор Бордо по-своему истолковал мой вопросительный взгляд.
– Только раз в году мы с Алисой отвозим миссис Спендер в Лондон – отметить ее день рождения. На несколько часов она снова оживает…
Как трогательно. Почудилась ли мне сдержанная страсть в голосе доктора? Неужто он когда-то любил миссис Спендер? И память об их близости до сих пор не дает ему покоя? Я с трудом отвела глаза от доктора и Алисы. Сюрприз! Мамуля вернулась.
На верхнюю ступеньку лестницы поднялась еще одна пара. И еще, и еще… Интересно, заметит ли кто-нибудь, если я сброшу туфли? «Как я рада, что вы пришли!.. Да, гардероб дальше по коридору…»
Мой голос вдруг выдал зигзаг. Навстречу шествовала Ванесса, обвившись закутанным в норку телом вокруг преподобного Роуленда Фоксворта. Викарий определенно пребывал в смущении. Еще бы! Приличия требовали, чтобы я пригласила родственников, но только Ванесса приняла белую глянцевую открытку за чистую монету.
– Дорогая Элли! – Она приблизилась ко мне вплотную, пушистые ресницы, щедро смазанные косметической ваксой, почти касались моего лица. – Выглядишь восхитительно. Я еще снизу пересчитала все твои ребра. Как она изменилась, правда, Роуленд? Просто не верится.
Я немедленно почувствовала, что поправилась на пять кило. Хорошо, что мне уже безразлично мнение Роуленда о моей женской привлекательности. Женщина, счастливая в браке, не нуждается в подобных вещах, чтобы чувствовать себя уверенно. Кроме того, у меня хватало других забот: Магдалина снова исчезла.
Роуленд похлопал себя по карманам в поисках трубки, незаметно ослабив хватку Ванессы.
– В моих глазах Элли ничуть не изменилась. Кто-то ахнул. Я или Ванесса?
– Как Бен? – Роуленд рассеянно пригладил серебристые волосы.
Ванесса изучала свои ногти. Лицо Мамули снова замаячило слева от меня, и я представила ее викарию. Его серые глаза, прекрасный глубокий голос вогнали меня в дрожь. К великому своему стыду, я ощутила, сколь сладостна супружеская измена, особенно в сочетании с торжеством над любимой кузиной.
– Хорошенькая девушка, – Мамуля проводила взглядом Ванессу. – Немного похожа на Ангелику Брэд. Говоришь, это твоя кузина? А Бен познакомился с ней до того, как у вас все решилось, или после?
19.15. Банкет имел бешеный успех. Клубы табачного дыма заволокли потолок. Время от времени сумрак прорезали огненные всполохи, когда кто-то жестикулировал, подчёркивая остроумные замечания. Фредди то и дело выскакивал в поварском колпаке и раскланивался. Убрав свои лохмы под колпак, он ухитрился выглядеть почти прилично. Со всех сторон неслись восторженные дифирамбы деликатесам.
Фредди изогнулся под немыслимым углом, чтобы только услышать, что Глэдис Шип говорит Киттис Порридж по поводу сыра фламбо[8]. Господи, ну почему никто не вспомнит про Бена? Я была совершенно несчастна, что не он в центре внимания, что мы с ним в ссоре, что меня терзает чувство вины, будто мало мне других забот! Я злилась на себя, прекрасно сознавая, что чувство вины вызвано прежде всего предумышленным сладострастием, с которым я глазела на преподобного Роуленда Фоксворта. В том, что супружеская измена длилась ровно пятьдесят секунд, я не находила никакого утешения. Я навеки обесчестила свои брачные обеты.
Ванесса скользнула ко мне и сказала, что нам надо обсудить предмет, в котором она собаку съела, а я совершенный новичок. То есть мужчин.
– Ты погубишь свою семью, Элли, если не перестанешь пожирать Роуленда глазами. Да еще прилюдно! И мне будет очень жаль, если ты потеряешь Бена. Такие мужчины не каждый день встречаются… особенно в агентствах по сопровождению.
Она отчалила от меня и подплыла к окну – превосходная позиция для демонстрации точеного профиля. Я перестала скрипеть зубами, вспомнив, что давненько не отшвыривала в сторону журналы, наткнувшись на физиономию кузины.
Роуленд стоял возле пуншевой чаши рядом с Чарльзом Делакортом, тот копался в тартинках. Я направилась через гостиную к Киттис Порридж и Амелии Джоппинс, старательно огибая викария. В глубине души я чувствовала, что, несмотря на стыд, не желаю отдавать его ни Ванессе, ни любой другой женщине. Роуленд должен оставаться при мне, вечно поклоняясь прекрасной и недоступной Элли. Грустно обнаружить в двадцать восемь лет, что ты порочная гадина…
19.30. С телефонной трубкой в руке я сидела в кабинете Бена, слушая бесконечные гудки на том конце. Никакого ответа. Здравый смысл подсказывал, что Папуля обязательно бы позвонил, если бы Бену стало хуже. Но у нечистой совести голос громче, чем у разума. Мне казалось, что меня наказали за какую-то провинность. Что-то было явно не так.
19.35. Банкет гудел. От сигаретного дыма слегка подташнивало. Я за милю обошла Ванессу, чтобы открыть окно, но Магдалину, оживленно беседовавшую с Сидни, осенила та же идея. Она раздвинула гардины, потянулась к щеколде – и замерла. Что случилось? Приступ артрита?
Меня перехватил Сидни:
– Дорогая Элли, я хочу, чтобы ты первая из моих клиенток узнала: моя жизнь снова наполнилась смыслом! Я парю в облаках! Весна озарила меня своим сиянием.
О, разумеется, рано или поздно я разобьюсь о земную твердь, но почему бы не танцевать и не веселиться, пока светит солнце! Несколько месяцев назад я поместил объявление в «Оратор дейли», выразив свое искреннее желание встретить особу женского пола, которая превыше всего ценит гигиену и бинго…
– Сидни, по-моему, я читала твое объявление. – Я вглядывалась в толпу, ища Магдалину, которая снова исчезла.
19.40. Разливательной ложкой я толкнула декоративное ледяное кольцо с цветами из апельсиновых долек, плававшее в пуншевой чаше. Мимо продефилировала Рокси с подносом тартинок. Она ступала очень осторожно, словно по канату. С миссис Мэллой все ясно.
Кто-то тронул меня за плечо, и я вздрогнула. Это была Жабулька… тьфу, Ширли Шиззи.
– Миссис Шиззи, от души надеюсь, что вы скоро получите весточку от вашего супруга, в конце концов, прошло всего несколько дней с тех пор, как он… отправился на пробежку.
Ее глаза сверкнули.
– Стараюсь держаться… Что толку изводить себя в ситуации, когда ничего не можешь сделать. Заставляю себя побольше бывать на людях… – Она повертела брошку, приколотую к коричневому креповому платью.
– Какая оригинальная вещица! – сказала я, чтобы заполнить неловкую паузу. – А что означают черные дрозды?
– Вообще-то это вороны.
– Не может быть! – Я собиралась добавить что-то еще столь же глубокомысленное, но рядом возникла миссис Джоппинс и довольно бесцеремонно утащила миссис Шиззи.
Возле меня топталась миссис Гуиннивер, щедрой рукой наваливая на тарелку закуску.
– А тартинок с цыпленком не осталось? Ага, вот они! Ну до чего хороши!
Она почти опустошила блюдо. Придется задрапировать проплешины петрушкой.
– Миссис Хаскелл! – Вставные зубы делали ее улыбку неотразимо наигранной. – Нам так не хватает вашего мужа! Какая красивая пара, он и Фредерик! Не могу передать, как обрадовались все мои завсегдатаи, узнав, что происшествие с вашим кузеном обошлось. Этот Сидни Фаулер – темная лошадка. Однако ни за что не поверю, будто он нарочно хотел ранить Фредерика. А вы, миссис Хаскелл?
19.45. Мамуля начинала беспокоить меня не меньше, чем молчащий в Мерлин-корте телефон. Надо бы попросить Сидни присмотреть за ней, но тот беседовал с миссис Джоппинс на другом конце зала. Судя по жестам, миссис Сто Подбородков жаловалась. Недовольна последней укладкой? Громадная башня на макушке миссис Джоппинс и в самом деле как-то угрожающе кренилась вбок.
За моей спиной остановилась Рокси.
– Как делишки, миссис X.? – Она пальцами выудила с подноса какую-то финтифлюшку с сосисками и сунула мне в руку. Дабы гости не чувствовали себя обойденными, то же самое она проделала для мужчины с пышными усами, стоявшего рядом. – Наводит на кое-какие мысли, а, миссис X.?
– О чем, Рокси?
– О низменности человеческой натуры. Взять, к примеру, мисс Шип, во-о-он там, у камина. Она явно родилась на свет уже в трусах.
– Ш-ш-ш!
К счастью, возле стола с закусками никого не было. Усач куда-то исчез.
– А наш мистер Сидни? – продолжала Рокси, жеманно обмахиваясь сосиской. – Считается, что он весь как на ладони. Не верьте! – Она сунула сосиску в рот. – А вот что мне хотелось бы знать, так это с какой стати вы зазвали этого докторишку Бордо? Попомните мои слова, у него вурдалачий взгляд, наверняка он спит в гробу!
– Ш-ш-ш!
Я никак не могла заставить петрушку лежать как следует. Рокси навалилась на мое плечо.
– Поверьте мне, этот вампир – плохой клиент. Вы только гляньте: всякий раз, как он с малявкой приближается к ее светлости Теодозии Эдем, та ныряет в сторону. И я ее понимаю, миссис X. Этот прохвост Бордо превратил ее родовое поместье в дурдом!
– Чушь! – Я капитулировала и сунула в рот непокорную веточку петрушки. – Санаторий «Эдем». – частная клиника по лечению нервных болезней. А леди Теодозия – здравомыслящая женщина. С какой стати ей питать неприязнь к доктору Бордо? Он ведь не украл у нее дом а купил у брата леди Теодозии.
Гости энергично фланировали туда-сюда. Я автоматически растягивала губы в улыбке, отпускала дежурные реплики, поправляла розы в серебряных вазах. Официант вынул шампанское из чаши для пунша. Рокси перекинула поднос с сосисками в другую руку и заелозила помадой по губам.
– А что до этого милашки Чарли Делакорта, миссис Х., так я v него и пуговицы не купила бы! Хотя и у сатаны бывают достоинства. В жизни не поверю, будто он гуляет налево. Ставлю свой выигрыш в бинго, что жизненно важные органы у этого типа давным-давно заморожены для пущей сохранности.
– Рокси, как можно?
Я уставилась на Чарльза Делакорта, который осторожно обкусывал тартинку. Он был один. За весь вечер я ни разу не заметила рядом с ним Анну. Не она ли подошла к нему? Нет это Киттис Порридж в щегольской черной шляпке-«таблетке». Ее кошачий носик подергивался, она явно волновалась, вытаскивая из сумочки кипу каких-то листков.
Рокси качнулась влево – то ли потеряв бдительность то ли чтобы лучше видеть.
– Небось пристает, чтобы подписал очередную петицию, миссис X. Наверняка насчет старых маяков!
Должно быть, у Киттис есть талант убеждать. Чарльз передал ей свою тарелку и достал из кармана ручку. На лице его читалась безмерная скука. Бедная Анна. Неужто она любила этот манекен? Страшно подумать, но, наверное, любила, когда выходила замуж. Я поискала ее глазами – Анна стояла в углу совсем одна. Рокси, пошатываясь, взяла курс на кухню, якобы пополнить ассортимент на подносе.
Анна смотрела куда-то в пространство… нет, на Лайонела Шельмуса. Я вспомнила наш визит к нотариусу, тогда я уловила за ее внешним спокойствием что-то вроде неприязни к юристу. Или это было более пылкое чувство? Страх? Лайонел Шельмус – крупная рыба в прудах Читтертон-Феллс. Может, антикварная лавка Делакортов испытывала финансовые затруднения? Если бы Анна поделилась со мной своими проблемами, мы с Беном помогли бы ей. Я двинулась в ее направлении сквозь дымную завесу и толпу гостей. Ее темные глаза были безупречно невыразительны, под стать антикварной прическе и изумрудно-зеленому платью. Кто-то из гостей окликнул меня:
– Мои поздравления вашему мужу. Потрясающий банкет!
Наконец-то хоть один признал работу гения! Надо поскорее добраться до телефона!
Миссис Гуиннивер из «Темной лошадки» присоединилась к Киттис Порридж и Чарльзу Делакорту. Анна не шевельнулась. Я улыбкой наградила джентльмена, который так тепло отозвался о Бене, и увидела, как к Лайонелу крадется Наяда. Она тихонько положила ему руки на плечи и ухнула прямо в ухо. Он медленно повернулся к ней. На его мужественном лице проступила улыбка, и мысли мои понеслись вскачь. Вот оно что! Да это вовсе не двойственный, а тройственный союз… Если Анна Делакорт и боялась Лайонела Шельмуса, то только потому, что страстно любила его!
Неожиданно за спиной раздался голос, я вздрогнула всем телом и отшатнулась, наступив на ногу официанту.
– Миссис Хаскелл, простите, я не хотел напугать вас.
– Да, а что случилось? – Я взглянула на официанта, но меня тут же отвлекла какая-то суматоха в гостиной. Может, искра от сигареты кого-нибудь подожгла?
– У входа вас ожидает какой-то джентльмен, миссис Хаскелл.
Я словно оглохла. Мимо протиснулись гости – Киттис Порридж и, кажется, миссис Гуиннивер. За ними плелся человек с запрокинутой головой. Они куда-то исчезли, а я все не могла двинуться с места. Джентльмен у входа наверняка полицейский, который прибыл с сообщением, что у Бена случился рецидив. Со смертельным исходом, И я уже никогда не смогу ему сказать, что прошу прощения за дурацкую ссору из-за «Д'ЭЛЛИКАТЕСА». И как я его люблю, и что мимолетные мысли о Роуленде ничего не значат.
– Джентльмен отказался себя назвать, миссис Хаскелл, но он не похож на незваного гостя. С двумя-тремя такими мы уже расправились. Один собирался, извините за выражение, влезть со свиным рылом в такое изысканное общество.
Страшная догадка сдавила мне горло: а вдруг это Папуля? Голоса гостей проплывали сквозь меня.
– Я уверена, с ним все будет в порядке. Миссис Порридж и миссис Гуиннивер правильно сделали, что вывели его из этой толчеи на свежий воздух. Киттис ведь была медсестрой, вы знаете?
– Это радует. О, посмотрите. Амелия Джоппинс разговаривает с его женой. Ни к чему ее волновать.
В любое другое время я обязательно остановилась бы и спросила, в чем дело. Кому-то стало дурно? Выяснила бы, чем могу помочь. Но сейчас я осталась безучастна.
Выскользнув из-за гардин, я нос к носу столкнулась с Тедди Эдем. Она выглядела странно, ее извинения были столь же сбивчивы, как и мои, но я торопилась, сердце бешено колотилось о грудную клетку, и, сделав еще один шаг, я снова налетела на гостя – мистера Эдвина Дигби. – Миссис Хаскелл, – провозгласил официант, – Вот тот джентльмен, что хотел вас видеть.
Официант развернулся и исчез, а я потрясение таращилась на мистера Дигби. От облегчения я едва не упала в обморок. Мистер Дигби, разряженный в цилиндр и пальто с бархатным воротником, был величественно, по-королевски пьян.
* * *
– Как мило с вашей стороны… – выдохнула я.Он погладил свою козлиную бородку и протестующе вскинул руку в багровых прожилках вен.
– Только не льстите себе, миссис Хаскелл, что вы хозяйка, перед приглашением которой невозможно устоять. – Каждое слово сопровождалось изрядной порцией винных паров. – Случайно проходил мимо и решил заглянуть, чтобы уведомить: я передумал и хочу получить назад свой полосатый костюм.
– Мистер Дигби, я и так собиралась его вернуть.
Безумная радость переполняла меня. Вечер почти закончился. И без катастроф! Мои страхи за Бена оказались абсурдными. А открытие «Абигайль» произвело фурор! Едкий голос мистера Дигби несколько отрезвил меня:
– Надеюсь, вам не пришло в голову услужить мне и отослать костюм в химчистку?