Кенни Поль. Коплан открывает огонь

   Коплан задумчиво стоял у окна.
   Должен ли он, чтобы выиграть время, попросить задержать Сосюра и Пуарье и спокойно их вытрясти, или самому понаблюдать за ними в надежде, что один из них приведет его к Ларше?
   В конце концов поняв, что он позволил своему воображению слишком разыграться, он решил сначала проверить, является ли этот след стоящим, и начать с Пуарье, чье прошлое и приверженность к автономии делали его подозреваемым номер один.
   Франсис переоделся в тряпки, которые купил утром у китайского торговца: вылинявшие полотняные брюки, выцветшую на солнце рубашку и старые сандалии.
   Убрав конверт в один из своих чемоданов, он запер его на ключ, взял сигареты и вышел из номера.
   Он доехал на машине до центра города, поднялся по проспекту Жана Жореса и остановил «404-ю» на площади перед церковью Святого Антуана. Оттуда он пошел пешком.
   Впервые с момента прибытия он смог близко увидеть ужасающие условия жизни населения Мартиники.
   Полуголые худые дети возились между довольно новыми, но уже перенаселенными домами. Мужчины и женщины толпились перед лавочками, где продавали посуду, коврики из «бородача»^[8], хлопчатобумажные ткани и тому подобные товары. Большинство аборигенов было в лохмотьях.
   От близкой реки и канав с грязной водой шло зловоние, которое порывы ветра уносили в боковые улочки, где виднелись дома без крыш — напоминание о последнем циклоне.
   Нищета и разруха становились более явными по мере того, как Франсис приближался к окраине города.
   Старик говорил о муравейнике. Коплан решил, что это скорее пороховой погреб: этот маленький голодный народ неизбежно последует с оружием в руках за опасными пророками.
   Франсис свернул к кварталу, построенному на склоне холма. Ища улицу Карно, он дважды спрашивал дорогу и почти удивился, что ему отвечали так вежливо.
   Наконец он дошел до хижины Альфонса Пуарье, открытой всем ветрам, внутри которой он разглядел несколько человек.
   — Пуарье здесь? — громко спросил он от двери. Выскочила молодая смеющаяся креолка со сверкающими белизной зубами.
   — Да, здесь... Входите, месье.
   — Як Альфонсу, — сказал Коплан. — Он дома?
   Она объяснила на своем цветистом наречии, с характерными для островитян произношением и словоохотливостью:
   — Нет, его нет... Он пошел прогуляться, потому что сегодня вечером он сторожит винный завод. — Она вновь повторила, соблюдая вековые законы гостеприимства: — Проходите же...
   — Сожалею, мадемуазель, — с улыбкой отказался Коплан. — Мне надо было переговорить с ним... В котором часу он будет на заводе?
   — В семь часов.
   — А где он находится?
   — В трех километрах отсюда, немного дальше Балаты... Вы поедете по дороге до квартала Тиволи, а потом, в трехстах метрах слева, будет сельскохозяйственная школа и рядом винокурня.
   — Он не вернется, прежде чем пойти на работу? — спросил Коплан.
   — Нет... Простится с приятелями и прямо туда.
   — Спасибо, мадемуазель. И простите меня! Он ушел, опасаясь новых приглашений.
   По дороге он посмотрел на часы: половина шестого. Он был на полпути между местом, где оставил машину, и винокуренным заводом. Было бы лучше вернуться в город к машине.
   Когда он оказался возле церкви Святого Антуана, закат окрасил здания в розово-оранжевый цвет. Толпа стала еще гуще, и набитые людьми автобусы прокладывали в ней дорогу громкими гудками.
   Коплан еще немного пошатался по улочкам Тер-Сенвиля и выпил пунша, чтобы не подходить к машине слишком рано.
   Он сел в нее около семи часов, развернул карту. Найдя сельскохозяйственную школу, он выяснил, как до нее доехать.
   В тропиках ночь наступает очень быстро. Прозрачная темнота, окрашенная в синий цвет от звездного неба, окутала окрестности, когда Франсис подъехал к школе и увидел винокурню, определив ее по высокой трубе.
   Он остановил машину на обочине, в сотне метров от завода. Груда сахарного тростника была беспорядочно навалена под навесом в нескольких метрах от основного здания — старого дома, крытого гофрированным железом.
   Кругом не было ни одной живой души, однако в одном из окон горел свет. Франсис подошел к двери этого строения и громко позвал:
   — Есть тут кто-нибудь?
   Он заглянул внутрь и увидел мулата в шортах и майке. На голове у него была шляпа, совершенно потерявшая форчу. Благодаря фотографии Франсис узнал этого человека. Гот ошеломленно смотрел на него.
   — Альфонс Пуарье? — спросил Коплан. — У вас есть несколько минут?
   Он властно вошел в помещение, в то время как оцепеневший сторож кивнул головой в знак согласия.
   Они находились в зале с земляным полом, где витали тонкие запахи алкоголя и эфира. Возле одной стены на мощных подставках стояли пять дубовых бочек по два метра высотой.
   — Я заходил к вам домой, но не застал, — сказал Коплан намеренно небрежным тоном. — Полагаю, мы можем здесь поговорить?
   Тень подозрения отразилась на лице мулата. Он зацепился пальцами за пояс грязных шортов и буркнул:
   — О чем поговорить? Кто вы?
   — Об этом не заботьтесь и откровенно отвечайте мне, если хотите избежать неприятностей, — твердо посоветовал Коплан. — Вы слышали об американцах, которые хотят построить фаянсовый завод?
   Озабоченный Альфонс Пуарье оперся плечом на одну из бочек и исподлобья взглянул на пришедшего. Вопрос явно застал его врасплох.
   — Да, — признался он. — Мне о них говорили...
   — Кто вам говорил?
   Пуарье опустил глаза, как бы вспоминая.
   — Я освежу вашу память... Это не Шене, служащий ЭДФ?
   После паузы Пуарье произнес:
   — Возможно... И что с того?
   — Я хотел быть уверенным в этом, вот и все. Вы были с Гюставом Сосюром, когда Шене рассказал, что Филдзы хотят построить здесь предприятие?
   Пуарье щелчком сбил шляпу назад. Его озабоченность все возрастала, так же как и недовольство. Однако он согласился:
   — Да, Гюстав был с нами. Коплан кончал плести свою сеть:
   — Шене указал вам место, где американец рассчитывал поставить свой завод?
   Мулат кивнул:
   — Недалеко от Трините, кажется.
   Он отодвинулся от огромной бочки со словами:
   — А теперь, сожалею, но мне надо осмотреть кочегарку...
   Он собрался уйти, но следующий вопрос заставил его остановиться:
   — А Шене говорил, что Филдз должен был в тот вечер встретиться с Ларше?
   Лицо мулата стало смертельно бледным, его черты обмякли.
   — Я не замешан в эту историю, — запротестовал он бесцветным голосом. — Зачем вы пришли надоедать мне с этой белибердой?
   Коплан схватил его за руку.
   — Отвечайте, — сурово потребовал он. — Я вас ни в чем пока не обвиняю, я просто прошу уточнений.
   Бегающие глаза Пуарье остановились на могучем запястье противника.
   — Да, Шене нам сказал, что беке должен обсудить вопрос о продаже своей земли с американцем. Но нам на это было наплевать... О чем только не говоришь, когда закусываешь!
   Коплан отпустил его.
   — Ну да, это нормально, — согласился он без малейшей иронии. — А что вы делали потом в тот вечер?
   Пуарье надул щеки, присвистнул.
   — Да я не помню... Как всегда... С семи часов я должен был быть здесь на работе.
   — Вы в этом уверены? Я проверю!
   — Давайте. Я ни в чем не виноват, — прошептал мулат.
   Коплан не слишком поверил его внешней искренности, однако сказал:
   — Ладно, пока мне достаточно. Всего доброго.
   Он повернулся, пошел к двери, но вдруг услышал за спиной слабый металлический звук. Он отскочил в сторону, одновременно оборачиваясь.
   Пуарье сжимал нож, который схватил с железного стола. Захваченный врасплох резким движением белого, он расставил ноги, готовясь к обороне.
   Коплан, раскинув руки, пристально смотрел на противника. Тот словно внезапно свихнулся: его белые глаза вылезли из орбит, изо рта текла слюна. Оружие, которое он держал как саблю, имело широкое лезвие и напоминало мачете для рубки тростника.
   Нагнувшись вперед, Пуарье приблизился. Коплан отступил вбок, чтобы не оказаться зажатым в угол зала. Его дыхание ускорилось, напряженные нервы могли реагировать в сотую долю секунды.
   Мулат сделал рывок, и нож вонзился... в пустоту. Коплан залепил резкий хук в ребра нападающему. У Пуарье перехватило дыхание, он покачнулся, поднял свое страшное оружие и, целясь в шею белому, ударил снова.
   Его руку зажали тиски. Сверхъестественная сила оторвала его от земли, подняла, встряхнула, и он полетел по воздуху вниз головой и тяжело шлепнулся на земляной пол, выругавшись от ярости.
   Его вывернутая кисть выпустила оружие.
   Коплан оттолкнул нож ногой, потом бросился на лежащего, прижал его коленом и придавил руки к земле.
   — Подонок... — прошипел он. — Да плевал я на твои внезапные нападения!
   Он сжал запястья мулата и ударил его же руками по лбу шесть раз подряд.
   Пуарье начал было вырываться, но его попытка была короткой, желудок сжался под тяжестью. Обливаясь потом, он остановился.
   — Хватит шутить! — предупредил Франсис хриплым голосом. — Или ты все выложишь, или я засуну тебя в печь живьем. Что вы сделали с Ларше?
   Парализованный, задыхающийся мулат сморщился:
   — Нет... Клянусь Святой Девой, всеми святыми рая... Я ничего не знаю о месье Ларше.
   — Ну, не изображай из себя дурака, — буркнул Коплан. — Зачем же ты пытался меня убить?
   Пуарье мотал головой.
   — Не потому, — простонал он, чувствуя, что у него сломаны ребра.
   — Тогда почему, черт возьми?
   — Потому что... в тот вечер я... меня здесь не было. А вы могли это узнать. Но месье Ларше — нет.
   В этот раз очевидная откровенность пленника озадачила Коплана, хотя ответ не объяснял нападение.
   — Где ты был? — спросил Франсис. — Ты так боялся, что я это узнаю?
   Пуарье увидел всю глубину пропасти, куда его толкнула импульсивность. Он закрыл рот, попытался придумать отговорку. Коплан не дал ему времени. Он освободил одну руку и несколько раз ударил его наотмашь по лицу.
   — Говори! — приказал он. — Если у тебя есть алиби, даже компрометирующее, скажи. Я занимаюсь только похищением беке, на остальное мне плевать. Но если ты соврешь, береги свою шкуру!
   Мулат, как только его физиономия перестала трястись под оплеухами, выговорил:
   — Я ходил на собрание...
   — Конечно, на тайное? Пуарье подтвердил, опустив веки.
   — Куда? И берегись...
   — Возле собора, в подвале горшечной лавки на улице Антуана Сиже.
   — Гюстав Сосюр там тоже был?
   — Нет.
   — А Шене?
   — И его не было.
   Коплан рывком поднялся, отступил на шаг и на секунду задумался.
   — Слушай, мне нужны сведения, которые помогут прояснить дело о похищении. Ты случайно ничего не слышал?
   Пуарье приподнялся, оперся ладонью на землю. Другой рукой он вытер потный лоб.
   — Я ничего не знаю, — вздохнул он. — Из тех, с кем я знаком, тоже никто не знает. Мы говорили об этом, раз газеты писали, но...
   Он пожал плечами, показывая свою неосведомленность. Коплан сунул кулаки в карманы.
   — Кто ходит на эти собрания на улице Сиже? Кандидаты в революционеры?
   В глазах Пуарье блеснул яростный огонек.
   — Честные коммунисты, — высказался он. — Все остальные прогнили, продались Франции!
   — Коммунисты могут собираться открыто. У них есть помещение, газета. Почему в подвале?
   Пуарье замолчал, его лицо превратилось в холодную маску.
   — Где я могу найти Гюстава в девять? — спросил Франсис, бросив взгляд на часы.
   Мулат оживился:
   — Гюстав? Сейчас его нет в Фор-де-Франсе...
   — А? Где же он ошивается?
   — Сейчас в Джорджтауне, в Британской Гвиане. Руки Коплана уперлись в бока.
   — Когда он уехал?
   — Ну... Дней восемь назад.
   — Ты знаешь, где он там живет?
   — Разумеется. Он пишет письма... Его адрес: Сассекс-стрит, дом тридцать два.
   — Долго он там пробудет?
   Пуарье в знак сомнения выпятил губу.
   — Это... Коплан сжал зубы.
   — Возвращайся в свою кочегарку, — посоветовал он. — А на будущее постарайся владеть собой. До свидания.
   Он направился к двери.
   Не вставая, Пуарье метнулся к ножу, схватил его за острие и твердой рукой метнул в спину Коплана, как раз в тот момент, когда тот подошел к порогу.

Глава 7

   Когда Франсис повернулся спиной к еще сидящему Пуарье, он подумал, что мулат выболтал тайну, из-за которой едва не совершил преступление, и что поэтому надо опасаться последнего предательства с его стороны.
   Почти бесшумный бросок Пуарье заставил сработать инстинкт самосохранения у белого, которого он хотел убить, и полет ножа был не таким быстрым, как движение мишени. Лезвие с глухим звуком вонзилось в деревянную дверь.
   Коплан кинулся на мулата, издавшего приглушенный крик. Охваченный паникой, Пуарье попытался ускользнуть, удрать, как крыса, но получил безжалостный удар в плечо. От толчка он развернулся, и прямой удар угодил ему в лицо.
   Это пушечное ядро отшвырнуло его на одну из бочек. Его голова, словно гонг, ударила о дубовое дерево. Мулат рухнул как подкошенный.
   Коплан машинально помассировал ушибленные пальцы, опустив глаза на тело своей жертвы. Этот чертов кретин Пуарье не ушел от наказания...
   Но вдруг Франсиса охватило беспокойство: он опустился на колено, чтобы лучше рассмотреть смертельно бледное лицо и закатившиеся глаза Пуарье.
   Из его груди вырвался злобный и раздраженный вздох, когда он увидел, что тот агонизирует. Из затылка и ноздрей у него текла кровь.
   Коплан встал и почесал в затылке.
   Если он сам отвезет умирающего в больницу, последуют бесконечные сложности. У него же были другие проблемы, кроме необходимости отвечать за законную самозащиту...
   Он оставил все на своих местах: умирающего и нож. Прежде чем сесть в свою машину, он бросил взгляд на дорогу, потом развернулся и поехал в Форт-де-Франс.
   Часы на приборной доске показывали четверть десятого.
   Мозг Коплана был возбужден, и он с трудом заставил себя выделить главное из того, что он узнал во время встречи. Полицейская карточка Пуарье говорила, что это человек импульсивный, склонный к насилию, афиширующий свои убеждения. Такие люди редко бывают лжецами. Если он пытался вторично убить Франсиса, то только потому, что сказал правду, потому что раскрыл факты, о которых должен был молчать во что бы то ни стало.
   Но, следовательно, надо признать и то, что он абсолютно ничего не знал о похищении.
   Въехав в город, Коплан проехал не по центру, а вдоль реки, потом на дорогу Шелыпе и поехал к отелю «Беркли».
   Как и накануне, он заперся в телефонной кабине и позвонил Лакруа.
   — У меня неприятности, — спокойно сообщил он. — Один тип дважды пытался зарезать меня. Он в очень плохом состоянии. Вы не могли бы послать «скорую» забрать его?
   По просьбе собеседника он дал необходимые сведения и добавил:
   — Речь идет об Альфонсе Пуарье, одном из типов, упомянутых Шене во время допроса... Нет, я не узнал ничего конкретного о Ларше, но все же считаю, что вышел на след. Теперь еще одно: двое инспекторов должны находиться сегодня в одиннадцать вечера у портала собора. Я назовусь им Жираром. Мы втроем осмотрим один дом на улице Антуана Сиже...
   Он выслушал еще две-три фразы Лакруа, затем, занервничав, крикнул:
   — Я знаю, что это против правил! Ну и что? Ждать, пока разойдутся слухи о смерти Пуарье, и потерять преимущество внезапности? Мне некогда возиться... Время проходит.
   Лакруа дал согласие, хотя без энтузиазма.
   — Там, должно быть, подрывной центр, гнездо заговорщиков, — продолжал Коплан, чтобы приглушить угрызения совести. — Может быть, мы найдем связь с группой, удерживающей Ларше. По крайней мере, я на это надеюсь.
   Он получил заверение в том, что в случае с Пуарье будет принята версия о несчастном случае, как для его семьи, так и для работодателя.
   После телефонного разговора Коплан поднялся к себе в номер. Ему не хотелось переодеваться, и он велел принести ужин к нему.
   В десять вечера он вышел из отеля, засунув в правый карман брюк «браунинг» калибра шесть тридцать пять.
   Двадцать минут спустя он остановил машину на площади Саван, где мирно прохаживались гуляющие. Веселые компании молодежи встречались, перекликались; парни и девушки обменивались легкомысленными фразами, полными веселого добродушия. Здесь все забыли о своей бедности.
   Между дворцом императрицы и зданием почтамта Коплан свернул на улицу, ведущую к собору. Он хотел пройти улицу Антуана Сиже из конца в конец. Она оказалась длиннее, чем он предполагал, и протянулась на четыреста или пятьсот метров, но один мулат сказал ему, что гончарная лавка находится «возле собора». Франсис прошел эту часть улицы, разглядывая магазинчики.
   Не заметив лавки, где продавались бы предметы из обожженной глины, он почувствовал сомнение, а затем раздражение. Неужели Пуарье назвал фальшивый адрес?
   Коплан повернул обратно. Когда он подошел почти к самой церкви, то заметил, что одна из витрин закрыта и увидеть, что там продается, невозможно. К двери была прикреплена записка. Франсис подошел, чтобы ее прочесть.
   ЗАКРЫТО ДО 1 ДЕКАБРЯ
   Света радом не было. На лотке располагались сувениры, духи, настоящие черепаховые гребни.
   Коплан подождал немного. Когда один прохожий собирался войти в дом, Коплан быстро подошел к нему.
   — Простите... Тот магазин закрыт, а что в нем продают?
   — Вы хотите сказать, в лавке Сиприана? Ну... кувшины, кружки, подносы. Если вы ищете именно это, сходите лучше на улицу Виктора Гюго, потому что Сиприана нет. Он уехал...
   — Да? А когда?
   — Дня три-четыре назад... Вы хотели с ним встретиться?
   — Ну да. А куда он поехал? Мужчина развел руками.
   — Не знаю, — весело признался он.
   — Ну и ладно, — сказал Коплан. — Извините...
   Он закурил сигарету. Успокоившись, спустился к бульвару Альфасса, идущему вдоль залива Фор-де-Франса, и продолжил разговор с самим собой, любуясь панорамой порта и серебряной водой Карибского моря.
   В одиннадцать часов он подошел к двум мужчинам, разговаривавшим недалеко от портала собора.
   — Меня зовут Жирар... Полагаю, вы ждете меня? Инспектора были уроженцами метрополии, обоим меньше тридцати. Они представились:
   — Лефор.
   — Виньо.
   Они смотрели на Коплана с некоторым смущением, не зная, как себя вести с незнакомцем.
   — Не бойтесь, дело нетрудное, — сказал Франсис. — Вам даже не придется никого арестовывать, к сожалению. Дом пуст.
   На лицах молодых полицейских появилось разочарование.
   — Плохо, — проговорил тот, которого звали Лефор. — Мы-то думали...
   — У вас есть чем взломать дверь?
   Виньо, расстроенный, как и коллега, кивнул.
   — Пошли, — сказал Коплан. — Мы проникнем в этот дом и обыщем его. Там устраивают встречи малопочтенные типы.
   Они подошли к магазину. Виньо внимательно оглядел дверь, выбирая способ ее открыть. Он остановился на обычной отмычке.
   — Вы из спецслужбы? — решился спросить заинтригованный Лефор.
   — Что-то в этом роде, — отозвался Коплан.
   Видя, что Виньо открыл замок, он бросил сигарету и раздавил ее подошвой.
   Дверь открылась. В лавке было темно. Лефор достал фонарик и осветил помещение.
   — После вас, — пригласил он.
   — Заприте дверь, — посоветовал Коплан Виньо. Они вошли и начали предварительный осмотр.
   — У вас никогда не было проблем с типом, что здесь живет? — поинтересовался Коплан, когда они разошлись по первому этажу.
   — Нет, — ответил Лефор, — насколько я знаю. Но я здесь только восемь месяцев...
   Они не нашли ничего особенного ни внизу, ни в комнатах наверху, где жил владелец.
   — После посмотрим подробнее, — сказал Франсис. — Заглянем в подвал: там все происходит.
   Виньо ответил:
   — Лестница в коридоре, слева.
   Все трое гуськом спустились и оказались в подвале, служившем складом и сообщавшемся с другим помещением. Стены были сложены из толстых плит известняка, почерневших от времени.
   — Надо же! — произнес Коплан. — Эта хижина стоит не на нормальном фундаменте... Этот выглядит очень старым.
   Лефор подтвердил:
   — Да, точно. Но это не должно вас удивлять. Мы в двух шагах от собора...
   Пробираясь к другому помещению между ящиками, из которых высовывалась солома, Коплан спросил:
   — Раньше его окружали значительные здания?
   — Нет... Сначала он находился почти у самой воды. Первая каменная церковь была построена около тысяча семисотого года. Ее разрушили землетрясения, и в середине прошлого века построили другую. Ее уничтожил пожар... Современный собор, построенный в тысяча восемьсот девяносто пятом году, не занимает старый фундамент целиком.
   Второе помещение подвала было больше первого. В нем стояла старая мебель. Коплан и его спутники осмотрели его. Если здесь и проходили собрания, то люди, участвовавшие в них, не оставили никаких следов: ни окурков на земле, ни стаканов или бутылок. Ничего.
   — Ваша наводка была серьезной? — осторожно спросил Виньо.
   — Руку даю на отсечение, — сказал Франсис.
   Он направился к шкафу-развалюхе, прислоненному к дальней стене, и сдвинул его в правый угол. Оба инспектора вскрикнули, потому что в стене было отверстие.
   Вниз спиралью уходили ступеньки.
   Лефор наклонился над проходом и заворчал:
   — Интересная лазейка... И потолок низкий, предупреждаю вас! Следуйте за гидом, дамы и господа.
   Коплан и Виньо последовали за ним; им пришлось признать, что он не преувеличил. Согнувшись вдвое, они осторожно ставили ноги на источенные, шатающиеся камни, пропитанные влагой.
   Они смогли распрямиться, когда спустились в подземелье и оказались в зале, где мощные колонны поддерживали сводчатый потолок. Зал имел более двадцати метров в длину.
   — Под церковью... Полный улет! — заметил Лефор. Он говорил это не о почтенном погребе, а о том, что в нем находилось: карабины, автоматы и ящики с боеприпасами.
   Коплан приблизился к этому подпольному арсеналу, взял несколько образцов. Одни были советского производства, другие чешского, третьи китайского.
   Полицейские тоже посмотрели.
   — Черт побери... — пробормотал остолбеневший Виньо. — Тут есть чем вооружить сотню человек!
   В этом и было объяснение безумного поведения Альфонса Пуарье. Коплан произнес:
   — Склад — это ничего. Куда важнее обнаружить тех, кто его сделал. За дело, ребята.
   Они внимательно осмотрели весь подземный зал. На столе в глубине лежали детали разобранного автомата.
   — Это школа, учебный центр, — сделал вывод Лефор. — Тип, который владеет магазином наверху, сядет на много лет.
   — Если вернется, — заметил Франсис. — То есть, если вы его возьмете...
   Продолжая поиски, они заметили старинный сундук, стоящий в яме. Коплан вытащил его, взявшись за боковые ручки.
   Крышку удерживали два висячих замка. Виньо извлек из внутреннего кармана «козью ножку». Это был инструмент сантиметров в двадцать длиной, толщиной в палец, из хромо-кадмиевого сплава. Имея невероятную прочность, он выдерживал большие нагрузки.
   Инспектор сбил замки и открыл сундук. Все трое одновременно наклонились над ним. Лефор восхищенно присвистнул.
   Коплан запустил руку внутрь и вытащил пригоршню золотых монет. Он подставил ладонь под свет, чтобы рассмотреть, что это за деньги. Это были монеты в десять долларов США.
   Лефор, взявший одну, глухо выругался.
   — Не горячитесь, это мало что значит, — сказал Франсис. — Золото — международная валюта, и, поскольку она наделена большой способностью подкупать, ею пользуются во всем мире.
   Он вспомнил мешочек, который вдова Легреля протянула комиссару Жаклену. Те же монеты...
   Но в сундуке хранились также брошюры. Виньо взял один экземпляр, пролистал. Они были на французском.
   Коплан бросил доллары в сундук.
   Виньо прочитал вслух, кого-то передразнивая:
   — "Независимость это первый этап. Когда мы вырвем с корнем колониализм и разобьем цепи метрополии, мы получим бескорыстную интернациональную помощь от наших друзей из Советского Союза..."
   Оставив напыщенный тон, он буркнул:
   — По-моему, обещанная помощь уже поступает. Хорошенькое начало!
   Он бросил брошюру обратно. Коплан опустил крышку сундука.
   — Устройте мышеловку, — предложил он. — За этим, несомненно, кроются происки иностранной державы: я сомневаюсь, чтобы местное движение располагало средствами, достаточными для покупки такого количества оружия...
   Лефор согласился:
   — Средства у левых партий тощие, если не сказать дистрофичные. Мы знаем, как велики у них членские взносы...
   — Поднимаемся, — решил Коплан. — Возможно, у товарища Сиприана есть интересные бумаги.
   Чуть позднее они принялись за методичный обыск комнат дома, простукивая стены и паркет, пытаясь обнаружить двойное дно в мебели и внимательно изучая находившиеся на полках бумаги.
   Они сделали два открытия: владельца магазина звали Сиприан Рикар, и это был аккуратный человек, который, уезжая, не оставил ни одного компрометирующего его письма.
   — Мы с ним посчитаемся, — уверенно сказал Виньо. — Меньше чем через час будет выдан ордер на его арест.
   Коплан был разочарован. Этот обыск, успешный для его коллег из полиции, не дал ему никакой дополнительной информации.
   — Ну, мальчики, оставляю вам свободу действий, — заключил он. — Доводите дело до конца...