Кенни Поль. Коплан сеет панику

   Старик поскреб щеку, пробормотав:
   — И этого признака — признаю, позитивного — вам достаточно, чтобы оценить его слова?
   — В общем, да. Но есть и другие. Особенно — его след, идущий из Швеции.
   — Признаюсь, я вас не понимаю.
   Коплан оперся локтем на колено.
   — Швеция по производству атомной энергии занимает совершенно особое место, — объяснил он. — Она располагает великолепным набором реакторов, имеет программу, которую собирается осуществить в течение десяти лет и которая является одной из самых обширных в Европе. Она создает серию станций, способных давать ежегодно пятнадцать миллиардов киловатт-часов, и размещает их в искусственных гротах, вырубленных в горах. Наконец, ее научные и технические кадры первоклассны. Добавьте, что это мирная страна с довольно большой территорией, но насчитывающая всего восемь миллионов жителей и несравнимо менее вооруженная в области контрразведки, чем Англия или Франция. Так что она представляет собой площадку, особо благоприятную для внедрения такой сети, какую описывает Фредрик.
   Коплан воспользовался секундной озабоченностью Старика и добавил, разглядывая ногти:
   — А вдруг эта организация действительно существует? Будет жаль, если Советы захватят ее архивы, как вы думаете? Уж они-то зашевелятся, будьте уверены.
   Старик в рассеянности вытер свой стол, потом ворчливо произнес:
   — На сантиментах вы меня не возьмете... Нет, в этой комбинации меня беспокоит другое, и, если я дам вам возможность заняться этим делом, это будет по совершенно другим причинам. Я по-прежнему не понимаю, зачем нацеливать сеть на гражданские объекты, тогда как три великие державы раздают почти все сверхсекретное оборудование странам, которые его не имеют. Американцы поставляют атомные реакторы вчерашним врагам — Германии и Японии; русские осуществляют поставки своим наиболее опасным соседям — китайцам. Нельзя открыть научно-популярный журнал, не обнаружив планы и макеты достраивающихся станций, и я мог бы вам показать съемки с воздуха Маркуля и Пьерлатта, опубликованные в популярных журналах. Тогда зачем?
   — Опыт других всегда полезен: он избавляет от топтания на месте и неудач. И не все технические достижения публикуются. Конкуренция между крупными фирмами, производящими реакторы или участвующими в строительстве больших промышленных объектов для переработки радиоактивных материалов, сохраняется.
   — Да, конечно, но факт остается фактом: великолепная документация и отличные материалы находятся в распоряжении первого встречного, даже если у него нет крупных средств. Он может брать их открыто, из лучших источников. Зачем прибегать к тяжелым маневрам, которые могут дать ему лишь уточнения в деталях?
   Почти тут же Старик добавил:
   — Я предчувствую, что сеть создана... с разрушительной целью. Вот опасность.
   — Вы вогнали меня в дрожь, — произнес Франсис, морщась. — Атомный реактор, рассматриваемый под определенным углом зрения, это готовая бомба, доставленная по назначению.
   — Это как мишень, способная увеличить эффект обычного взрыва, — подчеркнул Старик мрачным тоном. — Именно это побуждает меня направить вас в Стокгольм.

* * *

   Когда Коплан вышел из аэровокзала, в центре шведской столицы уже загорались вывески и витрины, хотя было не больше трех часов дня. Ранние сумерки, дождь и холодный восточный ветер не располагали к прогулкам по городу.
   Он пошел по широкому проспекту, какие есть во всех крупных городах, и стал искать глазами отель, в котором мог бы остановиться. Он нашел его через несколько шагов — «Странд», довольно роскошный, но подходящий для суммы в валюте, выданной ему из секретных фондов Республики.
   Он вошел внутрь, попросил на английском языке номер.
   Устроившись и повесив костюм в шкаф, он развернул план города, купленный на аэровокзале, и стал изучать его.
   Бульвары и площади имели названия, которые невозможно было запомнить — и даже произнести, — но он хотел восстановить в голове общую конфигурацию города с несколькими общественными зданиями и историческими памятниками в качестве ориентиров.
   Расположенный в месте слияния озера и рукава Балтики, занимающий центр архипелага, состоящего из бесчисленных островов, островков и рифов, Стокгольм и его пригороды образуют невероятно сложное хитросплетение, по крайней мере для иностранного гостя. Проливы, фарватеры, каналы разделяют участки земли, где возвышаются постройки от старых деревянных домов, покрашенных в красный цвет, до многоэтажек и бунгало футуристской архитектуры.
   Коплан провел некоторое время, изучая карту, потом оделся и вышел.
   Он зашел в кафе, закрылся в телефонной кабине и ровно в шесть тридцать набрал номер 25-16-34. Номер Фредрика.
   По словам Некрасова, вступление в контакт начиналось с обмена условными фразами на английском языке, после которых Фредрик назначал встречу где-нибудь в городе. Но имел значение только час, место определялось по дню недели. В кармане Коплана был список этих мест.
   Прижав трубку к уху, он слушал гудки. Вдруг ему ответил женский голос:
   — Алло?
   Франсис, захваченный врасплох, спросил:
   — Фредрик дома?
   Короткая пауза, потом женщина ответила неуверенным голосом:
   — Нет, его нет. С кем имею честь?..
   На долю секунды Коплан почувствовал искушение повесить трубку, но, подумав, что пароль позволит ему узнать, в курсе ли дел его собеседница, произнес:
   — Это Пауэлл... Я вернулся из Копенгагена.
   Прошло некоторое время. Потом, как будто преодолев заторможенность, женщина ответила со смесью скованности и облегчения:
   — А, это вы, мистер Пауэлл? Как поживает Расмуссен?
   Это был условный правильный вопрос.
   — Он страдает от ревматизма, — ответил Коплан. — Могу ли я встретиться с Фредриком сегодня вечером?
   — Боюсь, что нет, мистер Пауэлл. А вы не могли бы заехать к нам?

Глава 3

   Это странное, совершенно неожиданное предложение вызвало у Коплана недоверие и озабоченность. Фредрик уехал из Стокгольма? Тогда почему он, воплощенная осторожность, оставил инструкции, предписывающие эмиссару разведгруппы приехать к нему домой? Или его квартира превращена в мышеловку после того, как его арестовали шведы?
   Все эти возможности вертелись в голове Коплана и усиливали его нерешительность. Однако надо было выбирать, и немедленно.
   — Напомните мне ваш адрес, я никак не могу запомнить шведские названия, — сказал он извиняющимся тоном.
   — Вальгаллаваген, дом сто тридцать восемь, в Лилл-Янсскоген.
   — Вы не могли бы повторить?
   Женщина повторила по слогам, потом добавила:
   — Приезжайте на такси, так будет проще. У меня для вас срочное поручение.
   В ее голосе была настойчивая просьба, как будто она опасалась, что была недостаточно убедительна.
   — Я приеду к девяти часам, раньше я не смогу, — уверил Коплан.
   — Хорошо, я вас жду.
   Разговор закончился, и Франсис медленно повесил трубку.
   Он вышел из кабины и пошел прямо, наугад, только чтобы дать себе время на размышления.
   Что означает эта история?
   Некрасов не знал ни фамилии Фредрика, ни его адреса. Следовательно, Коплан даже не знал, действительно ли незнакомка, с которой он говорил, указала ему адрес Фредрика или она вызвала его совсем в другое место.
   Что означало это приглашение, полностью противоречащее мерам предосторожности, принятым Фредриком для его связи с советской разведкой?
   Франсис уже не раз оказывался в столь же затруднительных положениях и спокойно просчитал риск, которому подвергался, отправляясь в Лилл-Янсскоген.
   Отступать было не в его характере. Да и что с ним могло случиться? Попасть в ловушку, расставленную шведской контрразведкой? Это, конечно, было бы неприятно, но могло уладиться: его бы отпустили после того, как он открыл бы свою принадлежность к французской разведке и рассказал всю историю.
   А что, если мышеловка была поставлена организацией, о которой Фредрик рассказал эмиссару Москвы?
   Коплан поднял глаза и осмотрелся. Увидев площадь, украшенную конной статуей и Королевской оперой, он понял, куда надо идти, чтобы добраться до почтамта.
   Дождь лил с наводящей отчаяние монотонностью. Коплан быстро перешел улицу и, подняв воротник, поспешил к широкому проспекту.
   Меньше чем за час десять минут он достиг цели. Зайдя в зал, он поискал глазами справочное окошко и подошел к сидевшему там работнику.
   Тот, как большинство шведов, говорил по-английски.
   — Я нашел связку ключей от машины, прикрепленную к брелоку с телефонным номером, — объяснил Франсис. — Я уже несколько раз звонил, но никто не отвечает. Так что я решил послать эту связку владельцу по почте. Могли бы вы дать мне адрес, соответствующий номеру 25-16-34?
   Служащий поскреб висок. Этот иностранный гость, конечно, не мог терять много времени, и его просьба была продиктована похвальными намерениями.
   — Подождите две минуты, — попросил служащий.
   Он снял трубку телефона, дважды повернул диск, изложил на непонятном языке просьбу пришедшего.
   Когда в наушнике послышался голос, он схватил авторучку и набросал несколько слов на листке блокнота.
   — Вот, — сказал он, поворачиваясь к Франсису, после того как положил трубку. — Эти ключи принадлежат господину Энгельбректу, Лилл-Янсскоген, Вальгаллаваген, дом сто тридцать восемь.
   Он протянул листок. Коплан взял его и рассыпался в благодарностях.
   По крайней мере этот пункт был выяснен: женщина назначила ему встречу в доме Фредрика.
   Узнав это, Коплан вскочил в такси и велел отвезти себя в посольство Франции.
   Было без пяти девять, когда Коплан вышел в сотне метров от места назначения.
   Вальгаллаваген была небольшим бульваром, являющимся границей между собственно городом и лесистым пригородом, где богатые виллы утопали в больших садах.
   В этот вечерний час большинство людей вернулось домой. Редкие машины и немногочисленные прохожие передвигались по этой великолепно освещенной улице.
   Коплан пешком дошел до дома сто тридцать восемь — пятиэтажного здания с широкими окнами, первый этаж которого был занят рядом индивидуальных гаражей. У центрального входа, возле доски с кнопками звонков, находилось переговорное устройство.
   Коплан нажал кнопку, помеченную «Энгельбрект», и слишком поздно понял, что он не должен знать фамилии Фредрика. Но у него не было времени сожалеть об этом слишком импульсивном движении, потому что, донесясь из громкоговорителя, искаженный женский голос спросил:
   — Мистер Пауэлл?
   — Да.
   Щелчок. Замок открылся. Коплан толкнул дверь, вошел в маленький холл, где находились два лифта.
   Он поднялся на четвертый этаж, заинтригованный тем, что его там ждет, и готовый дать отпор.
   Когда он открыл дверь кабины лифта, то заметил женщину, стоявшую на пороге квартиры. Довольно молодая, кругленькая, с красными щеками и встревоженным лицом. Она сделала ему знак войти, не говоря ни слова.
   Коплан, держа левую руку в кармане пальто, прошел перед ней в прихожую. Хозяйка тщательно закрыла за ним дверь, потом провела его в гостиную с мебелью светлого дерева, уютную от цветов.
   — Я миссис Энгельбрект, — сказала она. — Произошло нечто ужасное... Вчера неизвестные дважды выстрелили в моего мужа из револьвера.
   Коплану не надо было притворяться изумленным.
   — Я... Я надеюсь, что его не убили? — проговорил он.
   Она отрицательно покачала головой.
   — Нет. Он в «Софияхеммет», больнице возле стадиона, недалеко отсюда. Пули извлекли, и есть надежда, что он выздоровеет.
   По приглашению женщины Коплан опустился в кресло. Удивленный новостью, которую ему сообщила супруга Фредрика, он чуть не забыл, что в ее глазах он был советским агентом.
   — Вы его видели после драмы? — спросил он, нахмурив брови.
   — Да... Утром. Он пришел в себя и имел силы...
   Потрясенная, комкая платок, опустив глаза на ковер, она прокашлялась, чтобы договорить:
   — ...открыть мне вещи, о которых я не подозревала. В частности, что я должна делать, если вы мне позвоните.
   Значит, Фредрик догадывался, что эмиссар из Москвы — настоящий — приедет в Стокгольм? Зная время его звонка, Коплан подумал, что опережает этого связного на двадцать часов. Не слишком много.
   — Мне совершенно необходимо поговорить с Фредриком, — глухо прошептал Франсис. — Когда я смогу его навестить?
   — Он тоже хочет видеть вас, — заявила его по-прежнему встревоженная собеседница. — Вы могли бы прийти в больницу завтра утром, после десяти часов.
   — Ваш муж не находится под наблюдением полиции?
   Ее фаянсовые глаза округлились.
   — Он? Почему?
   Фредрик, должно быть, открылся не до конца. Франсис выкрутился:
   — Его должны были допрашивать после покушения. Преступник арестован?
   — Не думаю, — сказала госпожа Энгельбрект. — Когда инспектор пришел сообщить мне вчера вечером, он спрашивал, были ли у мужа враги, был ли кто-то особенно настроен против него. Значит, они ищут убийцу.
   — Какие еще вопросы он вам задавал?
   — О... Я думаю, разговор длился целый час: чем он занимался, сколько зарабатывал, политические взгляды, имел ли долги, вел ли правильную жизнь и тому подобное. Но подумайте: Фредрик — инженер на атомной станции... Это отрасль, куда берут людей только с хорошими рекомендациями. Инспектор в конце концов признал, что нападавшие хотели отобрать у него деньги.
   Коплан не был уверен в искренности полицейского: когда инженер-атомщик становится жертвой нападения, следователи не склонны подозревать заурядный налет.
   — При каких обстоятельствах стреляли во Фредрика? — поинтересовался Коплан.
   Несмотря на жару в квартире, женщина вздрогнула.
   — Я точно не знаю, — пробормотала она. — Это произошло, когда он ехал на станцию, на ночное дежурство. Я не понимаю, почему он вышел из машины в этом квартале, почти пустынном ночью. В любом случае, две пули попали ему в спину.
   Коплан задумался. Возможно, Некрасов все-таки не врал, утверждая, что его пытались убить. И если Фредрик требовал, чтобы советский разведчик пришел к нему в больницу, значит, он должен был передать важное сообщение.
   Коплан, вздохнув, сказал:
   — Мне действительно жаль его и вас, миссис Энгельбрект. Я осмелюсь дать вам совет: покиньте Стокгольм до полного выздоровления вашего мужа. Я уверен, что он согласится с моим мнением.
   У ошарашенной шведки округлились глаза.
   — Я? Но зачем?
   Он покачал головой.
   — Поверьте мне, так будет лучше.
   Он не испытывал опасений за жизнь достойной дамы, но хотел, чтобы она отсутствовала, когда приедет настоящий коллега Некрасова.
   Под впечатлением от разговора, полного недоговоренностей, женщина почувствовала, что ее заливает волна страха.
   — Я... Но... В общем, вы думаете, что... — пролепетала она, сбитая с толку.
   — Уезжайте завтра днем, после последнего визита к Фредрику, — отрезал он, вставая. — Вам тоже угрожает опасность.
   Он пожал ей руку, поклонился и вышел из квартиры.
   Выйдя на улицу, он огляделся по сторонам, прежде чем направиться в центр. В тридцати метрах впереди, на другой стороне бульвара, он заметил стоящий «опель-капитан» светло-желтого цвета.
   По его губам пробежала едва заметная улыбка. Судя по всему, он напрасно мобилизовал эту машину посольства.

* * *

   Ближе к полудню следующего дня он вернулся в Лилл-Янсскоген и на этот раз остановился перед широким крыльцом больницы.
   В регистратуре он узнал, в какой палате находится господин Энгельбрект. Медсестра в безупречном светло-голубом халате и в очень шедшем ей чепце старательно указала ему дорогу на весьма приблизительном английском при помощи плана больницы.
   Лифт, коридоры с покрытыми лаком стенами, запах антисептиков, тишина.
   Коплан осторожно постучал в дверь с цифрой тридцать восемь на третьем этаже. Не получив ответа, он приоткрыл ее.
   Мужчина с седеющими волосами и очень бледным лицом дремал на кровати ослепительной белизны. На ночном столике стояла ваза с несколькими цветами.
   Пациент открыл глаза, когда Франсис закрывал дверь. Его глаза блеснули, но он не пошевелился.
   — Я вернулся из Копенгагена, — прошептал Франсис. — Моя фамилия Пауэлл.
   Фредрик Энгельбрект слегка вздохнул и взмахнул ресницами.
   — Садитесь, — шепнул он.
   Коплан придвинул стул, устроился рядом с раненым. Опершись локтями на колени, он прошептал по-русски:
   — Вы знаете, почему вас хотели ликвидировать?
   Инженер облизал губы.
   — Я вижу только один мотив, — с трудом выговорил он. — Моя связь с...
   Движением подбородка он указал на Коплана, и тот понял, что он подразумевает разведгруппу. Франсис кивнул в знак согласия.
   — Вам... будет легко проверить, поэтому я вас и вызвал, — продолжал Фредрик. — Завтра, в три часа дня, у меня встреча с неким Ингваром Скоглундом, в Скансене, перед входом в музей. Если не придет...
   Франсис мысленно закончил: если Скоглунд не придет, это будет означать, что он знает, что Фредрика ликвидировали, а значит, он связан с убийцей.
   — Опишите мне его.
   — Лет тридцати, лицо овальное, черты расплывчатые. Волосы и брови очень светлые, почти белые. Он среднего роста, скорее худой. Обычно ходит в шерстяной шляпе по тирольской моде.
   — Ладно, очень хорошо... Но что делать, если он все-таки не придет на встречу?
   Бледная улыбка изогнула бескровные губы Фредрика.
   — Я знаю, где он живет, — сказал он сквозь зубы. — Я хотел узнать о нем больше... Посмотреть, кто за ним стоит.
   Коплан сделал знак, что понимает, чтобы избавить его от излишних усилий.
   — В Лидинге, Бромстенгатан, дом пятьдесят шесть, — сказал инженер.
   Коплан слегка вздрогнул от удовольствия. Энгельбрект давал ему конец нити.
   — Я не в курсе того, чем вы занимаетесь, — сказал Франсис, оставаясь в роли персонажа, которого изображал. — Мне просто приказано привезти ваши последние сведения о происходящем, и я не очень хорошо понимаю, что произошло. Кого представляет этот Ингвар Скоглунд?
   Фредрик на мгновение закрыл глаза. Да, конечно, «почтальон», присланный к нему, попал в эпицентр козней, не имея ни малейшего понятия о происходящем в Стокгольме. Для того, чтобы он мог ориентироваться, следовало бы обрисовать ему ситуацию. Тем более что Энгельбрект, несмотря на уверения врачей, не был уверен, что выкарабкается.
   — Пить... — попросил он.
   Коплан повернулся к ночному столику, налил в стакан немного минеральной воды и поднес ко рту раненого.
   Фредрик сделал глоток и подержал воду во рту, прежде чем проглотить.
   Неожиданно в палату вошла медсестра.
   Ее пристальный взгляд остановился на пациенте, потом на человеке, сидевшем рядом с ним.
   Она произнесла фразу на шведском, и Энгельбрект отрицательно покачал головой. Она заговорила снова, глядя на Коплана, но тот не понял ни единого слова из того, что она говорила. Инженер ответил вместо него. Кинув на Коплана суровый взгляд, молодая женщина удалилась.
   Коплан, боявшийся, что его выставят за дверь, с трудом поборол свое волнение. Он поставил стакан на столик, бросил на Фредрика вопросительный взгляд.
   — Не пить много... Особо не утомляться, — перевел тот с печальной усмешкой.
   Болезненная гримаса исказила его лицо, но он быстро взял себя в руки.
   — Несколько месяцев Скоглунд меня ненавязчиво зондировал... Сначала я спрашивал себя, не работает ли он на шведскую контрразведку. От одного нашего информатора, занимающего высокий пост в этой службе, я узнал, что это не так... Тогда я поощрил Скоглунда. Наконец он сделал мне предложение, и я его принял. Он хотел знать, как оборудован центр, где я работаю, и где установлен атомный реактор, служащий для изучения материалов, предназначенных для строительства других реакторов. Задохнувшись, он замолчал.
   — Я завоевал доверие Скоглунда, — продолжал он шепотом. — Я не понимал его мотивов. Однажды он мне открыл, что собирает данные для исследования об опасностях, которым подвергается население из-за увеличения числа атомных станций. Сверхсекретное исследование, по его словам, ведет всемирная организация общественного здравоохранения. Он мне сказал, что работы уже далеко продвинулись во Франции и СССР и что добровольные информаторы во все возрастающем количестве сотрудничают с этой организацией.
   — Я начинаю понимать, — сказал Коплан, чтобы дать раненому небольшую передышку. — Это могло казаться допустимым до того момента, когда вас пытались убить.
   Фредрик кивнул:
   — Поэтому я не посылал рапортов о тревоге... Я надеялся выяснить проблему собственными силами.
   Коплан понял. Роль, которую Энгельбрект играл для Советов, вырисовывалась четко: он не поставлял им научные сведения — в этом они не нуждались, — а информировал о материалах, которые шведам приходилось закупать для своих станций за границей и которые русские могли им поставлять по более низким ценам. Торговое соперничество Восток — Запад. Так что инженер не должен был испытывать угрызений совести, удовлетворяя любопытство Ингвара Скоглунда.
   — Вы передали Скоглунду план, который он у вас просил? — спросил Франсис.
   — Документ — нет, — проговорил Фредрик. — Никогда. Я просто дал ему устные указания, позволяющие нарисовать набросок. При каждой встрече я сообщал ему новые детали.
   — Возможно, вы сообщили все, в чем он нуждался? А после, так как вы становились ненужным...
   — Как знать? — вздохнул Энгельбрект. — Теперь вам играть.
   Коплан наклонился к нему.
   — Я посоветовал вашей супруге покинуть Стокгольм, — заявил он тоном, полным заботы. — Ей может угрожать опасность, когда узнают, что вы не умерли.
   Веки инженера поднялись.
   — Правда, я об этом еще не думал... Да, она должна уехать. В Финляндию, например... У нас там родственники.
   — Скажите ей это, — настаивал Франсис. — А вы что намерены делать, когда выйдете отсюда?
   — Остаться. Они не будут повторять. А потом, полагаю, что за них возьмутся всерьез.
   — Будьте спокойны...
   С этими словами Коплан встал. Он хотел проститься с Фредриком, но дверь открылась, и вошел мужчина в белом халате. За ним следовал другой, в твидовом пальто, державший в пальцах фетровую шляпу.
   Последней в палату вошла медсестра.
   Врач обменялся одной или двумя фразами с сопровождавшим его штатским, потом обратился к раненому, тогда как другой посетитель посмотрел на Коплана острым взглядом.
   Франсис понял, что он лишний, тем более что в разговоре доктора он различил слово, звучавшее близко к «полиция».
   Он по-английски пожелал Энгельбректу скорого выздоровления, простился с присутствующими и вышел.

Глава 4

   На следующий день, оказавшись в Скансене — юго-восточном районе столицы, — Коплан сожалел о том, что указания Энгельбректа не были достаточно конкретны.
   «Перед музеем...» — сказал тот, указывая место своей встречи с Ингваром Скоглундом. Сложность заключалась в том, что их было три на расстоянии примерно в двести метров. Во-первых, Северный музей, большое здание которого тянулось вдоль красивого проспекта. Чуть дальше — Биологический музей, посвященный скандинавской и лапландской фауне. И наконец, в огромном саду Музей под открытым небом, где воссозданы в естественном окружении старые дома, фермы, церкви и мастерские Швеции былых времен.
   Инженер, несомненно, не подумал уточнить место, потому что в его глазах Скансен был главным образом фольклорным парком, который летом посещает очень много народа. Но Коплан не мог доверяться этому чувству и решил ходить от одного музея к другому, чтобы быть уверенным, что не пропустит Скоглунда, если тот придет в назначенный час.
   У Франсиса было время обдумать откровения Фредрика и сделать из них выводы, но он не мог объяснить удовлетворительным образом нападение, совершенное на советского шпиона, так же как и направленные против Некрасова, поскольку теперь он не сомневался в правдивости танцора.
   Пытались ли их убить только потому, что они работали на русскую секретную службу? Или потому, что один из них передал другому информацию, важность которой не понимал ни один, ни другой?
   Мысленно рассуждая сам с собой, Франсис шагал по проспекту, не переставая смотреть по сторонам.
   Дождя не было, но, поскольку температура опустилась на несколько градусов, это позволяло ожидать первого снегопада. Видимость, к счастью, была хорошей, движение машин умеренным.
   Коплан взглянул на часы, когда начал третий рейс между двумя крайними точками. Встреча должна была состояться шесть минут назад, однако он не ослаблял внимания и продолжал рассматривать прохожих.
   Несколько раз ему казалось, что он узнал Скоглунда, но всякий раз был вынужден признать, что ошибся.
   Через десять минут Коплан начал терять терпение. Он понимал, что после такого опоздания Скоглунд не появится.
   Для очистки совести он предпринял последний заход, рассматривая теперь такси, останавливающиеся перед одним из музеев, и заглядывая внутрь стоящих машин.
   В половине четвертого ему надоело. Он вернулся в светло-желтый «опель», стоявший в тупике (он выходил на причал), и сказал троим мужчинам, сидевшим в нем: