К наступлению назначенного времени три наблюдателя были убеждены, что женщина не вызвала боевиков для перехвата Скоглунда. Она не выходила из дома, и никто не останавливался перед ее дверью.
   Коплан подошел к Моберу, дежурившему на углу маленькой темной улицы.
   — Пусто, — сказал он лаконично.
   — Да, — разочарованно признал Мобер. — Единственное, что я замечаю, это то, что у меня замерзли ноги. Моя любовь к тайным операциям значительно уменьшилась с утра.
   — Однако я поручу вам дополнительную работу, — сказал Коплан без малейшего сожаления. — Поскольку мамаша Карлсон ждет Скоглунда, а вместо него визит ей нанесу я.
   Мобер поднял брови.
   — А если ловушка внутри дома?
   — Такая возможность не исключена, но все же маловероятна, — произнес Коплан. — Если женщина связана со стрелком с Бромстенгатан, она должна от него узнать, что Скоглунда увезли инспектора. Следовательно, телефонный звонок мог ей казаться ловушкой и побудить уничтожить все компрометирующие следы, какие у нее были.
   — Черт! — буркнул Мобер. — Тогда поторопитесь!
   — Я иду. Но поскольку мы двигаемся в тумане, надо предусмотреть все: ровно в полночь вы подгоните «опель» к дому тридцать девять. Если все пойдет хорошо, я выйду из тридцать третьего и подам вам знак. Если вы меня не увидите, продолжайте ехать своей дорогой. Один из вас сядет в такси на первой же стоянке и помчится в посольство: пусть предупредят руководителя Службы о моем исчезновении. Второй на машине вернется следить за домом, пока его не сменят.
   — Но почему бы нам силой не ворваться в эту халупу, чтобы освободить вас? — возмущенно сказал Мобер.
   — Потому что, первое: это не ваша работа. И второе: потому что надо дать моему преемнику возможность выбрать собственную тактику, когда вы его введете в курс дела.
   Мобер покачал головой, потом буркнул:
   — Ладно... Тем хуже. Ну, ваше дело. Коплан развернулся и ушел по Остерлянггатан. Подойдя к дому, он взялся за ручку звонка и потянул ее. Он уловил слабый звон колокольчика, по которому ударил молоток, и стал ждать, внимательно слушая.
   Секунд через двадцать дверь бесшумно открылась. Освещенная со спины висящей в коридоре лампой, женщина отступила, держась за дверную ручку.
   Не говоря ни слова, Коплан ступил на порог и вошел. Увидев, что это не Скоглунд, шведка раскрыла испуганные глаза. Коплан схватил ее за горло прежде, чем она успела закричать. Левой рукой он ударил скандинавку по запястью, чтобы разжать ее пальцы, вцепившиеся в ручку, и ногой захлопнул дверь.
   С силой откинув голову назад, Гертруд Карлсон сумела вырваться из его рук. Она была высокой, стройной, сильной. Ее красивое гладкое лицо с синими водянистыми глазами выражало страх, но также и волю защищаться.
   Она сумела избежать захвата, угрожавшего ее запястью, выбросила вперед острый мысок своей туфли, целясь в нижнюю часть его ноги. Коплан поймал ее за лодыжку и поднял ее ногу. Потеряв равновесие, женщина упала навзничь на ковер коридора. Франсис кинулся на нее, прижал ее руки своими коленями к полу и зажал ей рот ладонью.
   — Спокойно... Quiet... Ruhe, — произнес он на трех языках, надеясь, что она поймет хотя бы один.
   Он попытался мимикой убедить ее, что не хочет ее убивать, что он просто запрещает ей кричать.
   Поскольку он ничего не предпринимал, а просто удерживал ее прикованной к полу, она наконец немного расслабилась.
   Он спросил ее по-английски, по-немецки, потом по-французски, прежде чем отпустить ее рот.
   Запыхавшаяся, с грудью, вздымавшейся от прерывистого дыхания, Гертруд Карлсон ответила, что говорит по-немецки. Так что он выбрал этот язык.
   — Я не хочу вам зла, я не бандит, — заявил он ей. — Но все-таки берегитесь. Ведите себя спокойно и не вынуждайте меня оставаться в этом положении, приятном для меня, но неудобном для вас.
   Лицо молодой женщины покраснело. Она вдруг осознала неприличие позы и почувствовала от этого странное волнение.
   — Зачем вы сюда пришли? — пробормотала она.
   — Я объясню, не бойтесь. Запомните, что я не спускаю с вас глаз и при первой же глупости свяжу по рукам и ногам.
   Он рывком поднялся на ноги, вернув ей свободу движений. Гертруд Карлсон поднялась на локтях и откинула на затылок свои льняные волосы; она остановила на незваном госте испытующий взгляд, не подумав опустить задравшуюся юбку.
   — Встаньте, — приказал Коплан. — Вестибюль не самое удобное место для беседы.
   С гибкостью гимнастки она поднялась, поправила одежду. Она бесспорно была красивой женщиной, спортивная и, однако, очень женственная. Ее полные губы контрастировали с чистотой пастельных глаз. Коплан подумал, что такая внешность, должно быть, помогала ей вербовать сторонников вроде Скоглунда.
   Когда она повернулась, чтобы проводить его в одну из комнат второго этажа, он с трудом приказал себе оторвать взгляд от ее восхитительных ног. Он главным образом следил за движением ее рук и ловил шум, который выдавал бы присутствие другого человека.
   Следуя за ней, он вошел в гостиную, где самая современная мебель хорошего вкуса соседствовала со старинными шторами и картинами.
   — Скоглунд у вас в руках? — спросила она, повернувшись к нему с вызывающим видом.
   Под ее ангельской внешностью скрывался мозг такой же быстрый, как и мускулы.
   — Да, — сказал Коплан. — И его действительно пытались убить сегодня днем. Почему вы отговорили его пойти на встречу с Энгельбректом?
   Она сразу поняла, что гость знает главное о ее действиях. Но если после его появления она догадалась, что телефонный звонок Скоглунда был блефом, она была явно ошеломлена подтверждением покушения.
   Она теребила верхнюю пуговицу корсажа, пытаясь правильно интерпретировать факты.
   — Людей убивают каждый день, — заметила она равнодушным тоном. — Не понимаю, как это связано со встречей с Энгельбректом.
   Коплан отметил быстроту, с какой к шведке вернулась уверенность.
   — Связь в том, что в Энгельбректа тоже стреляли, — сказал Коплан, не отрывая взгляда от ее лица.
   Она приняла удар. Прерывающимся голосом она прошептала:
   — Как? Энгельбрект тоже стал жертвой покушения?
   — Да, и я не особо удивлюсь, если скоро придет и ваш черед.
   Гертруд Карлсон посмотрела на него, как на человека, имеющего приказ убить ее.
   — Что... Кто вы? — спросила она, отступая, с глазами, расширившимися от испуга.
   — Возможно, ваш спаситель, — сказал Франсис. — Может быть, попытаемся вместе разобраться в этой путанице?
   Успокоенная насмешливой улыбкой больше, чем непринужденным поведением, она вновь обрела хладнокровие.
   — Вы позволите? — спросил Коплан, снимая пальто. — В вашем доме ужасно жарко.
   Он бросил пальто на стул, сел в кресло.
   — Не стойте, — добавил он. — От плохих новостей у вас могут подкоситься ноги.
   Гертруд, совершенно растерявшись, машинально села.
   — Кому... нужно, чтобы я исчезла? — спросила она с сомнением, но с оттенком тревоги.
   — Не знаю. Полагаю, многим. Может быть, вы воображаете, что похищения промышленных секретов вызовут к вам симпатию? А ваши гуманистические намерения обеспечат вам безоговорочную поддержку?
   Гертруд Карлсон скрестила ноги и обратила на гостя испытующий взгляд.
   — К чему вы клоните? — спросила она. — Вы сдадите меня властям?
   — Это будет зависеть от вас. Я вовсе не обязан отправлять вас в тюрьму, но сделаю это, если вы окажетесь глухой. Начнем с самого начала: что побудило вас помешать Скоглунду поехать в Скансен?
   Молодая вдова помедлила, потом сказала:
   — Энгельбрект нас умышленно обманывал... Я подозреваю, что он осведомитель полиции.
   — Значит, если я правильно понял, нападение на инженера и ваше предупреждение Скоглунду просто досадное совпадение?
   — Конечно. Вы же не думаете, что в моем распоряжении банда убийц? Это смешно.
   — Допустим. Приведите мне конкретный пример, позволяющий вам утверждать, что Энгельбрект поставлял ложную информацию.
   Гертруд Карлсон прикусила губу и промолчала.
   — Какова масса углерода и сколько в нем изотопов? — невозмутимо осведомился Коплан.
   Поскольку шведка не произнесла ни слова, он продолжал:
   — Вы солгали дважды. Энгельбрект вас не обманывал, а вы недостаточно компетентны, чтобы понять ценность его сведений. Кто стоит за вами? Кто использует информацию, которую вы собираете?
   Хозяйка дома заупрямилась.
   — Больше я вам ничего не скажу. Увозите меня, доносите, мне все равно, — уверила она, опустив голову.
   — Нет, вы скажете, — резко возразил Коплан, вставая с кресла.
   Она подскочила, видя, что он приближается к ней. Нависнув над ней, он глухо произнес:
   — Вы не знаете, что такое пытки, госпожа Карлсон, иначе бы вы знали, что выдерживают их немногие. Показать?
   Прижавшись к спинке кресла, она почувствовала, что ее заливает ужас. Перед таким противником она была побеждена заранее. Боязнь боли и волнение, испытанное несколькими минутами раньше, заставили ее прибегнуть к лучшему женскому оружию.
   Она резким движением разорвала корсаж и открыла великолепную грудь.
   — Возьми меня, — прошептала она влажными губами. — Ты увидишь, как я буду тебя любить... Мне ужасно хочется.
   Каким бы заезженным ни был этот способ совращения, он нисколько не потерял своей эффективности. Он вдруг заставил задрожать тонкие струны души мужчины, помрачая рассудок, ломая его волю, окутывая колдовством его мозг.
   Коплан просунул руку под затылок Гертруд и поцеловал ее в губы, лаская ее грудь. Несколько секунд шведка отбивалась, но он парализовал ее, затягивая поцелуй и ласки, и тогда она бросилась ему на шею.
   Пыл, который она хотела изобразить, стал настоящим.
   Она скользнула на пол, пытаясь увлечь за собой партнера. Ее веки открылись, и в лазурных глазах блеснул огонек сладострастия.
   Коплан расцепил обхватившие его руки женщины.
   — Встаньте, — приказал он. — Сеанс продолжается. Кто держит нити этого благотворительного дела?
   Гертруд среагировала, как если бы ее укусила змея.
   — Скотина! — выплюнула она в ярости.
   Она вскочила на колени и хотела рвануться, как бегун со старта, но Франсис остановил ее порыв и отбросил назад. Она упала и ударилась о кресло. Коплан схватил ее за лодыжки, скрестил их, чтобы заставить ее перевернуться на живот, потом, не выпуская их, поставил свою ногу ей между лопатками.
   — Последний раз спрашиваю: вы будете говорить или нет?
   Прижатая щекой к ковру, со сдавленной грудной клеткой, раскинув руки крестом, жертва прекратила сопротивление. Она пошевелила рукой в знак согласия. Коплан отпустил ее, проворчав:
   — Не заставляйте меня быть грубым. Разве вы не понимаете, что последнее слово всегда будет за мной?
   Задыхаясь, она встала на ноги.
   — Вы не могли бы совершить большее преступление, чем уничтожение нашей организации, — произнесла она, думая о других способах заставить его дрогнуть. — Через двадцать лет мир воздвигнет памятник нашим мученикам.
   — Ладно, я внесу свою лепту, — согласился Коплан. — А пока, как действует ваша организация?
   Она не понимала, что испытывала к нему — ненависть, досаду или благодарность. Во всяком случае она чувствовала его превосходство.
   — Вся документация, переведенная на микрофильмы, отправляется раз в неделю, — призналась она. — Вы не найдете в моих шкафах ни единой компрометирующей бумажки. Последняя пленка ушла вчера.
   — Куда?
   Она не смогла это сказать. Драма совести, разыгрывавшаяся в ней, сковала ее губы. Ее лицо исказилось, и вдруг по щекам покатились слезы.
   Наступила тяжелая тишина.
   Коплан взял сигарету, сунул ее в угол рта, затем задумчиво прикурил.
   — Мне кажется, мы неудачно начали, — произнес он менее резким тоном. — Вы убеждены, что участвуете в благом деле, но я хочу убедиться, что это действительно так, что невольно вы не служите менее достойным целям. Моя миссия заключается в том, чтобы защитить мою страну. Происходящее в других местах меня не касается. Чтобы все выяснить, мне нужно вас допросить. Если организация, к которой вы принадлежите, действительно преследует цели охраны здоровья, у вас нет причин молчать.
   Эти объяснения, казалось, придали молодой женщине сил. Она достала из сумочки платок, вытерла глаза, высморкалась. Потом подошла к Коплану и внимательно посмотрела на него, словно измеряя степень его искренности.
   — Вы сильнее, — прошептала она. — Мы не способны бороться со спецслужбами. Единственной нашей защитой было не раскрываться.
   Она вздохнула и вновь заговорила с мрачным равнодушием:
   — Основатель всего — замечательный, мудрый, храбрый человек. Его зовут Йорген Брондстед, он живет в Акюрейри, в Исландии. Это ему я посылаю свои сведения при посредничестве стюарда «Айсландик Эйруэйз». Это он посоветовал мне остерегаться Энгельбректа.
   Коплан выдохнул дым. У него было чувство, что Гертруд Карлсон не врет и не пытается направить его по ложному следу.
   — Как вы связываетесь с этим Брондстедом? — поинтересовался он, бросая взгляд на свои часы, показывавшие без двадцати двенадцать.
   — Пойдемте, я вам покажу, — решительно сказала Гертруд. — Вы бы все равно обыскали мой дом сверху донизу, разве нет?
   Она прошла в столовую, затем в смежную с ней кухню — маленькое чудо чистоты с ультрасовременным оборудованием.
   Встав перед холодильником, она открыла его тяжелую термоизолирующую дверь.
   — Вот... Я получаю инструкции в назначенный час трижды в неделю: по понедельникам, четвергам и субботам.
   Из аппарата шел сильный холод.
   Это был не обычный холодильник, а «Дип Фризер», способный снизить температуру в камере больше чем до пятнадцати градусов ниже нуля. Заинтригованный Коплан склонился перед плоским пластмассовым ящичком шириной сантиметров в пятьдесят, на внутренней стороне которого находились три колесика настройки.
   — Это ваш приемник, да? — спросил он несколько недоверчиво.
   — Да, — подтвердила шведка. — Чтобы слушать, я подключаю наушник, как в портативных транзисторах.
   С точки зрения маскировки мысль поместить приемник в холодильник была неплохой. Однако в ней было нечто удивительное.
   — А антенна? — спросил Франсис, вставая, чтобы заглянуть за холодильник.
   — Телевизионная, обычной модели, — хмуро ответила Гертруд.
   Тогда Коплан догадался, почему приемник держали при необычно низкой температуре. Он ничего не тронул.
   — Можете закрыть, — сказал он хозяйке. — Теперь вам остается лишь собрать чемодан. Я увожу вас на каникулы.
   Окаменев, Гертруд забыла захлопнуть дверцу холодильника.
   — Вы посадите меня в тюрьму?
   — Отвезу в безопасное место, — поправил Франсис. — Мне было бы жаль, если бы вас убили где-нибудь на углу улицы. А у вас нет случайно подпольного передатчика?
   — Нет... Йорген Брондстед считал, что это не нужно. По его мнению, в большом городе риск быть запеленгованным слишком велик.
   — Он прав. Но мы продолжим нашу беседу позже. Пора укладывать багаж. Берите только самое необходимое.
   Они вышли в коридор, и Гертруд стала спускаться по лестнице. Охваченная чувством безвыходности, она оставила всякую мысль о бунте. Как знать, не спасла ли она Йоргена Брондстеда от большой опасности, выдав его?

Глава 7

   Куранты церкви Святого Николая строго прозвонили полночь, когда «опель» въехал на Остерлянггатан. Он сбавил скорость в тридцати метрах от дома Гертруд Карлсон, и Мобер увидел свет в подъезде дома тридцать три. От двери отделилась тень и сделала знак.
   — Уф! — вздохнул Раффе. — Он в порядке.
   — Не радуйся раньше времени, — возразил Мобер, вспомнив о похищении Скоглунда. — Самое сложное еще впереди.
   Он подогнал машину к дому тридцать три и открыл заднюю дверцу.
   Шведка и Коплан оказались в машине в мгновение ока. Критическим был момент, когда Коплану пришлось задержаться на несколько секунд перед дверью, чтобы запереть ее на ключ. Но в ночи не прозвучало ни одного выстрела, ни одна бесшумная пуля не пробила кузов. «Опель» сорвался с места стрелой, как только Франсис вскочил на сиденье рядом с Гертруд.
   Через сотню метров французы перевели дух.
   Раффе с любопытством разглядывал пленницу, закутанную в меховое манто, сидевшую с озабоченным лицом. Коплан в нескольких фразах изложил результат своей беседы с Гертруд, не упоминая, однако, о скабрезном эпизоде, ставшем ее поворотным пунктом.
   — Возьмите курс на Даларе, — сказал он Моберу в заключение. — Я хочу устроить ей очную ставку со Скоглундом, чтобы выяснить некоторые мелкие детали, но думаю, что моя работа в Швеции практически завершена.
   — Как? — удивился Раффе. — И вы оставите в покое нападавшего на тех двоих?
   — На первый взгляд он преследует ту же цель, что и я, но более радикальными методами: он стремится парализовать эту сеть, по крайней мере в этой стране, — подчеркнул Франсис, наблюдая за своей соседкой. — Никакие высшие соображения не заставят меня гоняться за ним. Кстати, я не вижу ничего нежелательного в том, чтобы он продолжил свою разрушительную работу: в каком-то смысле он делает наше дело... На свой страх и риск.
   Раффе почесал затылок.
   — Все-таки у вас, в спецслужбах, особое видение мира, — озадаченно проворчал он.
   — То есть у нас нет предвзятых идей, нет предрассудков. Мы корректируем огонь по мере того, как продвигаются события, не больше. В отличие от полиции мы не должны устанавливать порядок и карать злоумышленников. Враги врага мои друзья.
   — Отлично, — усмехнулся Мобер, внимательно следивший за дорогой. — Убийцы с нами!
   — Если не будет изменения программы, — уточнил Коплан со сладким цинизмом. — А теперь, если позволите, я должен задать еще несколько вопросов этой внучке викингов.
   Обращаясь к Гертруд на немецком, он попросил ее уточнить способ передачи микрофильмов их исландскому адресату и систему односторонней радиосвязи: часы, длина волн, используется ли открытый текст или условный и так далее.
   Гертруд откровенно ответила ему на все вопросы, кроме одного: она не знала, как утверждала, длину волн, на которой до нее доходили инструкции Йоргена Брондстеда; она только подправляла настройку колесиком.
   Затем он попросил ее рассказать о Йоргене Брондстеде. Гертруд Карлсон сказала, что он богатый экспортер рыбных и бараньих консервов. Она встретилась с ним однажды в Копенгагене, на конгрессе за нейтралитет Скандинавии, где затрагивались проблемы постоянного возрастания радиоактивности среды обитания из-за военных испытаний четырех великих держав.
   Разумеется, она быстро присоединилась к мнению исландца и пообещала ему свою помощь в том, чтобы информировать мировую общественность, несмотря на нежелание, если не враждебность правительств, настроенных продолжать развитие атомной энергетики.
   Когда «опель» подъезжал к курортным постройкам Даларе, Коплан попытался получить некоторую информацию об организации французской ветви этой сети, но пленница заявила, что не может ее дать, так как между «собирателями» в разных странах не было прямой связи.
   На вилле Равиньян встретил своих соотечественников и новую квартирантку с облегчением, но и некоторым недовольством.
   — Я больше часа без толку торчу у телефона, — упрекнул он. — Я начал думать, что вы все в морге, а Скоглунда оставили на меня.
   — Как поживает этот милейший парень? — осведомился Франсис, снимая с Гертруд ее манто возле огня.
   — Дрыхнет, — буркнул Равиньян, не отрывая взгляда от стройной фигуры вдовы Карлсон, которую представлял себе в виде разжиревшей пятидесятилетней дамы.
   Коллеги, не возражавшие выпить по стаканчику и закончить дела на эту ночь, ввели его в курс событий.
   — Я решил, — сказал Коплан, — что больше нет необходимости держать двух наших гостей порознь. Я не обнаружил противоречий в их показаниях. Равиньян, где вы могли бы их запереть, пока я буду в Париже?
   — Что? Вы улетаете? — изумился его собеседник.
   — Ну да. Я должен доложить обо всем шефу. Он решит судьбу наших пленных, но вы в любом случае должны помешать им общаться с кем бы то ни было.
   — Конечно, мы ведь не совершали незаконного ареста, — иронически заметил Мобер. — А кому достанутся все шишки, когда это станет известно? Нам, скромным дипломатическим работникам, которых с позором выставят из Стокгольма. А месье тем временем будет гулять по Елисейским полям.
   Коплан хлопнул его по спине.
   — Больше того, вас во всеуслышание обругают, — добавил он с полным отсутствием сочувствия. — Принесут в жертву на алтарь государственного интереса... А через пять-шесть месяцев вы получите повышение. Так что пока старайтесь заслужить эту награду.
   Он протянул руку Равиньяну и дружески улыбнулся ему.
   — Мобер сделает еще одну поездку, чтобы подбросить меня до города, — конфиденциально сообщил он. — Следите за нашими заложниками до тех пор, пока не получите новых приказов. И будьте уверены, я о вас никогда не забуду.
   Трое друзей так и не поняли, почему, прежде чем выйти, он заговорщицки подмигнул Гертруд.
* * *
   — Вот где мы сейчас находимся, — сказал Франсис, заканчивая свой доклад Старику через день, утром. — Ниточка ведет в Исландию, к этому Йоргену Брондстеду, и мы должны добраться до него, чтобы узнать, кто играет во Франции роль, исполняемую в Швеции Гертруд Карлсон.
   Похлопывая по ладони линейкой, существующей исключительно для этой цели, Старик процедил сквозь зубы:
   — Значит, мученики? Но, черт подери, почему они из кожи лезут, собирая данные об атомных станциях, хотя ядерные испытания отравляют атмосферу планеты в тысячу раз сильнее?
   Он пронзил Коплана резким взглядом, как экзаменатор, собирающийся засыпать абитуриента.
   — Возможно, потому, что степень радиоактивного заражения, исходящего от атомных реакторов, труднее установить, чем ту, что возникает при взрывах бомб? — предположил Коплан. — Радиоактивные осадки изучаются повсюду в мире, и о них написаны серьезные работы, каждая из которых возлагает ответственность на другую сторону. А в региональном плане власти каждой страны более сдержанны: они не собираются подчинить свою политику тревогам населения, частично обоснованным.
   Сосредоточенное лицо Старика помрачнело еще больше.
   — Да, я могу с этим согласиться, но то, что я сказал вам раньше, остается в силе; не будем упускать из виду огромную опасность реакторов, кроющуюся в их уязвимости при обычных взрывах. И мне очень не нравится интерес к топографии мест, где они расположены. Диверсия на станции могла бы вызвать катастрофу, намного более серьезную, чем пожар крупного склада боеприпасов. Даже если люди вроде Скоглунда, Карлсон и компании действуют с благими намерениями, мы не можем допустить, чтобы незаконными путями собирались сведения, способные послужить противнику.
   Коплан согласился.
   — Что из себя представляет этот Йорген Брондстед? Что он думает? Ну и все такое, — резюмировал он. — По всей видимости, этим занимаются и другие, и они, кажется, решительно настроены уничтожить эту сеть.
   — Я бы предпочел, чтобы вы добрались до этого Брондстеда раньше их, — произнес Старик, глядя на него поверх очков. — Мы не знаем, в чьи руки может попасть его документация, если вдруг охотятся за ней.
   — В наших она точно была бы в безопасности, — подчеркнул Франсис, чуть-чуть улыбаясь.
   — Нам было бы все-таки спокойнее... Короче, вы знаете, что вам надо делать.
   — Да, если только Гертруд Карлсон не устроила мне роскошную шутку, чтобы выиграть время. Выяснить это я могу только в Исландии. Но прежде чем лететь туда, я считаю необходимым направить в дом шведки специалиста или даже группу из трех человек, чтобы они регистрировали сообщения, адресованные Гертруд. Заодно они узнают длину используемых волн, изучат канал частоты, чтобы ловить другие радиограммы, адресованные коллегам дамочки.
   — Согласен, это может дать полезную информацию.
   — Больше, чем вы думаете. Брондстед и его агенты на континенте используют самую совершенную технику. Я подозреваю, что приемник, спрятанный в холодильнике Гертруд Карлсон, — сверхчувствительный аппарат, способный принимать дециметровые волны на очень большом расстоянии.
   Старик дернулся.
   — Что вы сказали? Меня всегда учили, что очень короткие волны, такие, как телевизионные, например, имеют радиус действия, ограниченный изгибом земли. Что вы называете очень большими расстояниями?
   — Тысячи километров. Волны ловят после их отражения от ионизированных верхних слоев атмосферы. И если судить по небольшим размерам аппарата Карлсон, он работает не на лампах и не на транзисторах, а на кристаллах искусственных рубинов, плавающих в жидком гелии.
   Изумленный Старик скрестил руки и посмотрел на Коплана.
   — Вы, наверное, ошибаетесь, — предположил он. — Насколько мне известно, пока не существует портативных аппаратов такого типа. Некоторые журналы намекают на исследования в этой области, но подчеркивают, что имеются огромные сложности в осуществлении...
   — Правильно. Вот поэтому отправка квалифицированного техника кажется мне необходимой. Этот приемник может сообщить больше, чем передачи, которые он принимает. Он работает при температуре, близкой к абсолютному нулю, и должен находиться в холодном помещении, чтобы поглощать минимум калорий. К тому же такие приемники уже существуют в радиоастрономии. Есть даже компактный вариант.