Она собрала все силы, чтобы выполнить его приказ, стараясь подбодрить себя и повторяя, что свободна и спасена от мерзких тюремщиков.
   Держа «смит-вессон» за ствол, завернутый в платок, Коплан вложил пистолет в правую руку инспектора Вейна, приложил один за другим пальцы детектива к поверхности рукоятки, потом указательный палец к спусковому крючку, после чего дал руке раскрыться, поднял пистолет и положил сантиметрах в двадцати подальше, как будто он выпал из руки владельца.
   Затем он проделал ту же процедуру с «кольтом» американца.
   Немного отступив, он критически взглянул на положение тел с точки зрения версии, которую собирался представить следователям.
   В конце концов он решил не передвигать трупы. Так проблема покажется полицейским, которые попытаются восстановить события, немного сложнее.
   Коплан не курил, не прикасался к стаканам или мебели, не терял пуговиц. Не считая трех трупов, никаких следов его присутствия здесь не останется.
   Он вышел в прихожую, где его ждала Жинетт. Сидя на сундуке резного дерева возле приоткрытой двери, она медленно приходила в себя.
   — Пойдемте, — сказал Франсис, помогая ей встать. — Наши неприятности еще не закончились... Нам придется возвращаться в Аделаиду пешком.

Глава 8

   Он вернулся домой в час дня.
   Ханны не было. Очевидно, она проснулась и решила подышать свежим воздухом.
   Оставшись один, Коплан ощутил безмерную усталость. На службе он считался больным и решил повторить ту же басню и Ханне.
   Он разделся, принял очень горячий душ, лег в постель и сразу заснул.
   Когда он проснулся, часы показывали шесть. Ханна еще не вернулась.
   Мелькнувшая в голове Франсиса мысль заставила его вскочить с постели. Он вынул из кармана брюк испачканный платок, закрылся в туалете, разорвал платок на мелкие кусочки и постепенно спустил их в унитаз. Затем он положил в карман брюк не очень свежий платок, взятый из пижамы.
   После этого он начал одеваться. Он стоял с обнаженным торсом, когда вошла Ханна. Она коснулась его губ и хмуро бросила: «Привет».
   Франсис невозмутимо продолжал собираться. Он надел светло-серый костюм, оживил его темно-красным галстуком, прошел в гостиную и закурил.
   — Как твоя мигрень? — небрежно спросил он Ханну, садясь на диван.
   — Какая мигрень? — агрессивно отозвалась она.
   — О, прости... Если ты встала не с той ноги...
   Он взял иллюстрированный журнал и стал его листать.
   — Где ты провел ночь? — разъяренно выкрикнула журналистка. — И не говори, что никуда не выходил! Я проснулась в три часа ночи, больная, как собака, а твоя подушка не была даже смята!
   Коплан равнодушно выпустил дым через ноздри и спокойно сказал:
   — Представь, мне захотелось пройтись по воздуху. Если ты решила мне надоедать, скажи сразу, я снова уйду.
   — Поль, я говорю с тобой совершенно серьезно. Я не хочу, чтобы ты выходил сегодня вечером, ты меня слышишь?
   Она произнесла эти слова властным голосом, крайне не понравившимся Франсису. Он встал и направился в прихожую.
   — Поль! Останься, заклинаю тебя!
   Он повернулся к подруге с сожалеющей миной, но выражение его лица изменилось, потому что Ханна твердо направляла на него «браунинг» калибра шесть тридцать пять. Ее лицо стало напряженным и трагическим.
   Покачивая головой, Коплан вернулся к ней.
   — Давай-ка без ребячества, — проворчал он. — Убери эту игрушку.
   — Не уходи! Сядь там, где сидел.
   Он пожал плечами, взял «браунинг» за ствол, без труда отобрал его у любовницы, поднял ствол к потолку и нажал спусковой крючок. Послышался только щелчок бойка.
   — Как видишь, — сказал Франсис, — магазин пуст... Я разрядил твой пистолет. Садись, поговорим спокойно.
   Он с мягкой настойчивостью подтолкнул ее к креслу. Растерянная и сконфуженная, Ханна смотрела на него долгим взглядом.
   — Ты получила приказ удержать меня любой ценой, верно? — тихо спросил он. — Не волнуйся, я знаю, что инспектор Чепс явится арестовать меня, но не собираюсь убегать. Много месяцев ты и я играли в кошки-мышки. Я на тебя не сержусь. Признаюсь, я даже испытываю к тебе большую нежность, моя дорогая, но пробил час нашего расставания.
   Он откупорил бутылку виски и налил два стакана.
   На глазах Ханны выступили слезы и покатились по щекам. Замерев, она сидела, положив руки на колен", раздираемая чувством досады, что была раскрыта, и грустью от того, что заканчивается счастливый для нее период.
   Франсис протянул ей стакан и чокнулся.
   — Такова жизнь, — вздохнул он. — Наша маленькая дуэль имела свой шарм, но вчерашний прекрасный вечер в «Блю Стар» означал ее конец. Давай выпьем за твое будущее.
   Но она не поднесла стакан к губам.
   — Что ты натворил? — подавленно спросила она. Глядя в сторону, он промолчал.
   Ханна прижалась к нему.
   — Мне все равно, что ты сделал, — прошептала она. — Я боюсь за тебя... Поцелуй меня.
   Он обнял ее и поцеловал в губы; поцелуй был красноречивее десяти фраз. Она пылко, отчаянно обнимала его... и вздрогнула, услышав звонок в дверь.
   Коплан высвободился и пошел открывать.
   На пороге стоял старший инспектор Чепс. Глядя на Франсиса, он произнес традиционную фразу:
   — Мистер Делькруа, прошу вас следовать за мной. Правосудие хочет заслушать вас в качестве свидетеля. Возьмите с собой документы, удостоверяющие личность.
   — Хорошо. Я к вашим услугам, инспектор.
   Он снял с вешалки плащ и посмотрел на Ханну, вытиравшую слезы.
   — Прежде чем ты уйдешь... — прошептала она, — я хочу тебе сказать, что любила тебя... по-настоящему.
   Он сдержанно кивнул, пожал ей руку и пошел к двери, бросив:
   — Прощай, Ханна!
   Он спустился вниз впереди инспектора.
   Перед дверью дома стоял черный «бентли». Переднее сиденье занимали два полицейских в форме. Чепс открыл дверцу, пропуская Коплана, сел рядом, и лимузин тронулся.
   Всю дорогу Чепс не раскрывал рта, а Франсис с философским интересом разглядывал улицы.
   «Бентли» остановился во дворе здания спецотдела криминальной полиции. Двое агентов заняли позицию по бокам Коплана, едва он вышел из машины, и вся группа направилась в кабинет старшего инспектора.
   Чепс снял шляпу, плащ, сел, открыл ящик стола и вынул чистый бланк.
   — Ваш паспорт, пожалуйста.
   Франсис протянул документы.
   Чепс записал анкетные данные и объявил:
   — Поль Делькруа, вы арестованы. Отныне все, что вы скажете, может быть использовано против вас. В силу характера инкриминируемых вам деяний вы не можете пользоваться услугами адвоката в период предварительного следствия.
   Коплан кивнул и спросил ровным голосом:
   — Я могу задать вам один вопрос, инспектор? Что конкретно мне инкриминируют?
   — Шпионаж в пользу иностранной державы, — торжественно объявил Чепс. — Но думаю, в ближайшее время появятся и другие пункты обвинения... В частности, в убийстве.
   — Да? — произнес Коплан. — Не будете ли вы столь любезны, чтобы зарегистрировать мое заявление?
   — Конечно. Это ваше право. Слушаю вас.
   — Я считаю этот арест поспешным, поскольку обвинения совершенно необоснованны. Было бы предпочтительнее, чтобы меня выслушали до выдачи ордера на арест, который наносит ущерб моей репутации. Поэтому я оставляю за собой право преследовать в судебном порядке чиновника, подписавшего его.
   Чепс добросовестно печатал на машинке его слова. Когда заявление арестованного было закончено, он вынул оригинал, две копии и положил их на стол.
   — Напишите: «Прочел и согласен», поставьте дату и подпись, — сказал он. — Этот документ будет приобщен к делу. Один экземпляр можете оставить себе.
   Коплан не моргнув сделал это.
   — Полагаю, закон требует от вас допросить меня в строго определенные сроки и ограничивает время содержания под стражей до суда? — осведомился он.
   Чепс не ответил, делая полицейским знак. Те надели на арестованного наручники и увели его.
   * * *
   В камере с белыми стенами у Коплана было более чем достаточно времени подумать.
   Роль Вейна предстала ему во всей полноте. Этот сотрудник спецотдела, а в действительности — советский резидент, не только ликвидировал своего помощника Райса, но также убил и Маркуса Фоллса. Причины этих поступков были совершенно ясны.
   Он вел свою игру удивительно ловко. Устранив Фоллса, он лишил американцев их источника информации и освободил место, на которое больше года назад задумал ввести настоящего Делькруа, томящегося сейчас в парижской тюрьме.
   Кроме того, забрав у Энн Лекстер документы, полученные от Фоллса, Вейн снова осуществил двойной удар: провалил американку и Вилли Клюга в глазах МИ-5 и совершил подвиг, ставивший его вне подозрений у начальства.
   Вейн заслуживал восхищения. Если бы не злополучное вмешательство Клюга, советский агент и дальше продолжал бы свою блестящую деятельность.
   В замке лязгнул ключ. В камеру вошли Чепс и Баннерс, детектив австралийской службы безопасности.
   Коплан встал с койки.
   — Сигарету? — предложил Чепс, держа в руке пачку «Плейерс».
   — С удовольствием.
   Дав арестованному прикурить, Чепс открыл свой портфель и вынул из него досье.
   — Наша беседа будет носить частный характер, — сообщил он. — Ее цель — расчистить почву перед официальным допросом. Вы не обязаны отвечать.
   — Я не возражаю против разговора, даже наоборот, — заверил Коплан. — О чем вы хотите узнать?
   — Начнем по порядку. Расскажите, что вы делали сегодня утром вместе с инспектором Вейном.
   Баннерс присел на край стола, Чепс удобно устроился на единственном стуле.
   — Да вы не стойте, — весело сказал он Франсису. — Садитесь на кровать. Так всем будет удобнее.
   Коплан затянулся и сел.
   — Вейн пришел ко мне домой, чтобы проводить в виллу на берегу моря, где находилась Жинетт Мишель. Он не хотел отпускать меня одного, опасаясь, что я устрою скандал.
   — Как по-вашему, откуда у него были такие опасения?
   Излагая историю, придуманную Вейном, Франсис признался, что его чувства к соотечественнице были гораздо глубже, чем он обрисовал их Чепсу при разговоре в баре. Затем он слово в слово повторил версию Вейна.
   Оба детектива внимательно выслушали его, делая заметки в блокнотах. Когда Коплан закончил, Чепс спросил:
   — Что произошло после вашего приезда на виллу? Коплан изобразил смущение.
   — Ну, мы объяснились, как воспитанные люди... Жинетт изумилась, узнав, что ее так называемое исчезновение вызвало такой переполох только из-за того, что она забыла предупредить культурный центр. Я попал в несколько смешное положение, а мистер Клюг не упустил случая поиронизировать по поводу подозрительности французов. Но я сразу увел Жинетт. Мы вернулись по домам. Вот и все.
   Наморщив нос, Чепс смотрел на арестованного, потом достал из кармана трубку и кисет с табаком.
   — А не упрощаете ли вы свой рассказ? — скептически заметил он.
   — Нет... Так ведь вы должны были увидеться с инспектором Вейном. Он может подтвердить, что...
   — Я видел Вейна, — отрезал Чепс, — но он ничего не мог сказать, потому что мертв.
   Коплан ошеломленно посмотрел на него.
   — Что? — переспросил он. — Мертв?
   — А вы не знаете? — с иронией спросил Чепс, прежде чем прикурить.
   — Но... когда я ушел, он был жив и здоров, как вы или я! Господи, да что с ним случилось?
   — Пуля вышибла ему мозги в той самой гостиной, где, по вашим словам, разговаривали воспитанные люди. Вы присутствовали при этом сведении счетов, мистер Делькруа? Ваш ответ будет иметь для вас огромное значение. Инспектор Баннерс свидетель.
   — Сведение счетов? — повторил Коплан. — Между кем и кем?
   Он смотрел на своих собеседников непонимающим, изумленным взглядом.
   — Значит, вы отрицаете, что были свидетелем убийства? — настаивал Чепс.
   — Разумеется, отрицаю! Вы думаете, я мог спокойно вернуться домой, если присутствовал при убийстве инспектора полиции?
   — При трех убийствах, — поправил Чепс. — Хозяева дома — мисс Лекстер и мистер Клюг также убиты. Вы продолжаете отрицать?
   Коплан поднял брови.
   — Послушайте, это невероятно!.. Почему убили этих людей?
   Чепс глубоко вздохнул и произнес:
   — Мистер Делькруа, вам лучше, чем кому-либо, известно, почему эта вилла стала ареной кровавой разборки! Как давно вы занимаетесь шпионажем в пользу иностранной державы?
   В камере повисла гробовая тишина.
   Коплан опустил голову и наконец признался:
   — Со времени взрыва на Монтебелло.
   Чепс и Баннерс не смогли сдержать вздох облегчения. Арестованный все-таки раскололся.
   — Расскажите, как вы пришли к предательству, — предложил Чепс, пытаясь подбодрить его.
   — О... Раз Вейн мертв, у меня больше нет причин молчать. Но, боюсь, мое заявление сильно запачкает память вашего сотрудника.
   Озадаченный таким вступлением, Чепс сказал сухо:
   — Прошу вас, излагайте факты.
   — Як ним перехожу... я пережил очень мрачные моменты с тех пор, как Вейн явился ко мне отнюдь не в таком качестве, в котором вы его знали. В действительности Вейн был русским резидентом по меньшей мере в Южной Австралии.
   Несмотря на свою флегматичность и профессиональный опыт, Чепс вздрогнул.
   — Осторожнее, Делькруа. Вы выдвигаете очень серьезное обвинение против служащего Короны, которое задевает и меня лично. Взвешивайте ваши слова.
   — Будьте спокойны, я взвешиваю. Но теперь, когда постоянно висевшая надо мной опасность исчезла, я буду защищаться, не щадя никого, в том числе и вас.
   Впервые за весь разговор заговорил Баннерс:
   — Ваш долг говорить правду, Делькруа. Без ненависти и страха, как того требует закон. Продолжайте.
   — Хорошо. Если охранять меня не поручили бы инспектору Вейну, ничего бы не произошло. Он начал меня шантажировать — грозил, что, если я не передам ему секретные сведения, он устроит так, что я окажусь замешанным в грязную историю и меня вышлют из Австралии. Что бы я стал делать без средств, без рекомендаций и с позорным клеймом? Я не смог бы даже вернуться во Францию, где все промышленники захлопнули бы двери перед моим носом. Кроме того, Вейн дал мне понять, что Маркус Фоллс остался глух к его предложениям и это сократило его жизнь...
   — Что? — подскочил Чепс. — Это он убил Фоллса?
   — Не знаю. Я знаю только одно: вы поручили расследование ему, и оно, будто бы случайно, ни к чему не привело.
   Чепс и Баннерс обменялись растерянными взглядами. Им приходилось делать некоторые сопоставления...
   В момент убийства Вейн находился в Аделаиде, это он носил на экспертизу пулю, а потом заявил, что она выпущена из оружия, не числящегося в картотеке. Так какую же пулю изучал эксперт?
   Кроме того, именно Вейн настаивал на назначении Делькруа. Иностранец более уязвим, чем австралийский гражданин.
   — Вы искали убийцу Джефферсона Райса, — продолжал Коплан с горькой улыбкой. — Называю вам его имя: Вейн. К несчастью, он узнал об анонимном звонке, подсказавшем заняться Райсом.
   — Но откуда вы знаете о звонке? — спросил ошеломленный Чепс.
   — Очень просто. Это я звонил.
   Оба детектива выглядели совершенно ошарашенными.
   — А зачем вы позвонили? — спросил Баннерс.
   — Я сделал все, что мог, чтобы микрофильм, который передал Райсу за полчаса до того, не покинул австралийскую землю. Райс работал на Вейна. Поскольку он был офицером полиции, а я не имел никаких доказательств, я попытался спровоцировать арест связника. Допрос Райса мог навсегда освободить меня от шантажиста.
   Баннерс энергично почесал голову. Дело обещало стать громким скандалом, задевающим спецотдел...
   Чепс ломал себе мозги, ища слабое место в невероятных признаниях арестованного. Вдруг ему показалось, что он его нашел.
   — Секунду, — сказал он. — Вы рассказываете массу вещей, одна поразительнее другой, но не приводите никаких доказательств.
   — Искать их не мое дело, — ответил Коплан. — Вы меня арестовали и должны доказывать мою виновность. А я могу только доказывать, что невиновен. Могу по-дружески посоветовать подвергнуть экспертизе пистолет инспектора Вейна. Проверьте, не из него ли были выпущены пули, убившие Фоллса и Райса, если, конечно, он не успел подменить его другим. Сделайте обыск в его квартире.
   Не может быть, чтобы там не оказалось никаких доказательств.
   — Я сам проведу этот обыск, — решительно заявил Чепс. — Но тем не менее загадка трагедии на вилле остается нерешенной.
   — Да? — спросил Коплан. — Разве недостаточно факта, что он забрал у Энн Лекстер некие фотографии? Это мне кажется весьма веским мотивом. По-моему, он шантажировал эту девушку и Клюга.
   — Хм... Я проверю, подтверждает ли положение тел эту гипотезу, — буркнул Чепс, не вполне уверенный. — И тем не менее, мистер Делькруа, вы все же выкрали документы, имеющие значение для обороны Содружества... Вы сами в этом признались.
   — Простите, инспектор, но вы ошибаетесь. Я признался, что передал Джефферсону Райсу микрофильм, а были ли на пленке секретные сведения или нет — вопрос другой.
   Чепс и Баннерс насупились. Этот невозмутимо спокойный инженер отбивал все удары.
   — Что конкретно вы имеете в виду? — подозрительно спросил старший инспектор.
   — Что я передал Райсу ложные сведения, только и всего. Сплав, состав и характеристики которого я сообщил, не имеет ничего общего с характеристиками металла, из которого сделан тампер... Но в тот день, когда Москва сообщила бы Вейну, что за снимки он переслал в СССР (если бы они дошли туда), моя жизнь повисла бы на ниточке.
   Чепс сдался.
   — Мне потребуется несколько дней, чтобы разобраться, — озабоченно пробормотал он. — Пойдемте, Баннерс, у нас полно работы.
   Никогда еще за все время работы в контрразведке он не имел столько неприятностей.
   У Чепса было тяжело на сердце. Мир встал с ног на голову. Подозреваемый рассказывал фантастическую шпионскую историю и обвинял детектива спецотдела! Всякое бывало, но такого...
   Однако инспектор с примерной добросовестностью и настойчивостью приступил к систематической проверке заявлений арестованного.
   Он выслушал заявление Жинетт Мишель — естественно, оно полностью подтвердило версию Делькруа.
   В квартире Вейна нашли не только две отстрелянные пули, выпущенные из его табельного оружия, но и микрофильм. Пленку отправили в «Гоулер Стил», и Кемпси после анализа твердо заявил, что на ней нет ни одной точной характеристики сплава тампера.
   Чепс снова подверг плотному допросу Ханну Уоллис, даже обвинив ее в небрежном исполнении своих обязанностей, но девушка только повторяла, что не замечала в поведении инженера ничего подозрительного.
   Тогда Чепс занялся самокритикой. Он сам почти слепо доверял Вейну, доверял настолько, что, уступая настойчивым просьбам своего помощника, не попросил Вилли Клюга и Энн Лекстер очистить австралийскую территорию. Теперь эти агенты ЦРУ лежали в морге, что было для них во много раз хуже, а Чепсу придется давать весьма деликатные объяснения.
   После долгих размышлений старший инспектор Рой Чепс принял решение освободить инженера Делькруа. Иммигрант заслуживал благодарности, если не поздравлений. Попав в безвыходное положение, он действовал со здравым смыслом и хладнокровием, удивительными у непрофессионала.
   * * *
   Три дня спустя в аэропорту Аделаиды приземлился лайнер авиакомпании БОАК, прилетевший из Европы. Среди его пассажиров находился французский гражданин Жюль Морей, предприниматель.
   Он остановился в «Грехэм-отеле» на Кинг Уильям-стрит. Прежде чем заняться своими делами, он побродил по городу как турист и узнал, что в Аделаиде существует франко-австралийский культурный центр.
   Посетив центр, на втором этаже здания он встретил очаровательную молодую женщину с несколько осунувшимся лицом. Морей узнал у нее часы работы библиотеки и условия записи, однако не взял ни одной книги.
   В последующие дни он пунктуально приходил в тот же час, чтобы отдохнуть после дневных забот.
   Однажды вечером он заметил за столом с периодикой высокого мужчину, чье лицо показалось ему знакомым. Он не стал подходить к нему, а продолжил листать журнал.
   В трех метрах от них старая дама рассматривала модели парижской «высокой моды» на зимний сезон. В зале царила благоговейная тишина.
   — Простите, месье, — шепнул Коплан Морею, — не будете ли вы столь любезны одолжить мне на несколько секунд ваш журнал? Мне нужно сделать всего одну выписку.
   Морей поднял на него глаза.
   — Пожалуйста, — сказал он, протягивая журнал через стол.
   Он сел и, ожидая, стал перелистывать старый номер «Пари-Матч».
   Вскоре Коплан возвратил ему журнал и сказал:
   — Большое спасибо. Простите за беспокойство.
   Он встал, кивком простился с Мореем, подошел к стойке и протянул руку Жинетт.
   — До понедельника, как договорились, — дружески сказал он.
   — Хорошо. До свиданья, месье Делькруа.
   Теперь она была спокойна, потому что знала, что FX-18 передал микрофильм, который забрал из конверта, хранившегося в консульстве Франции, в надежные руки.
   Делькруа уже неделю снова работал в «Гоулер Стил». Однажды днем Дейл Кемпси вызвал его в кабинет. Лицо начальника отдела лабораторных исследований было серьезным, но доброжелательным.
   — Мистер Делькруа, меня навестил инспектор Чепс, — корректно сказал он. — Он ввел меня в курс... хм... скажем, некоторых инцидентов, отметивших вашу работу на заводе. Я узнал, что своим поведением в крайне сложных обстоятельствах вы доказали полную лояльность фирме. Я должен поблагодарить вас.
   Изобразив смущение, Коплан заявил:
   — Я изо всех сел старался выбраться из трудной ситуации. Меня не за что благодарить.
   — Нет, есть за что, — сказал Кемпси. — Теперь мы знаем, что Маркус Фоллс оказался не таким порядочным, как вы, хотя нашел в Австралии вторую родину... Но я, как начальник лабораторий «Гоулер Стил», должен задать вам один вопрос огромной важности. Каким образом вам удалось вынести с территории фотодокументы?
   Коплан улыбнулся.
   — Думаю, что охранники, обыскивающие персонал секретных лабораторий, получили недостаточно строгие инструкции, мистер Кемпси. Когда они находят в чьем-нибудь кармане конверт «Кодака» с любительскими снимками, изображающими совершенно невинные вещи, такие, как портрет ребенка или пейзаж, они не проверяют, соответствуют ли лежащие в конверте негативы фотографиям.
   — О господи! — произнес ошеломленный Кемпси. — Так просто!
   — Чем проще трюк, тем чаще он удается, — скромно заметил Коплан.
   Кемпси встал, обошел стол и торжественно пожал руку инженеру.
   — Вы открыли мне глаза на непростительный пробел, — подчеркнул он. — Так всегда: рутина притупляет бдительность. Мы исправим эти оплошности охраны. Что я могу для вас сделать, мистер Делькруа?
   Лицо Коплана выразило озабоченность, и он сказал:
   — Откровенно говоря, я собираюсь в ближайшее время расстаться с «Гоулер Стал», если вы позволите мне прервать мой трехлетний контракт... Я пережил в Аделаиде слишком тяжелые моменты и, признаюсь вам, продолжаю опасаться репрессий или новых домогательств со стороны советской разведки. По характеру я человек спокойный и вовсе не хочу быть замешанным в подобные истории.
   — Да, — сказал Кемпси, — я вас понимаю. Хотя я сожалею о вашем решении, я поговорю о нем с сэром Киллуэем, не сомневайтесь. Наберитесь терпения еще на несколько дней. Мы все уладим.

Эпилог

   Инженер Поль Делькруа мрачно пририсовал еще одну палочку к длинному ряду, исчертившему белую стену камеры психиатрического отделения парижской тюрьмы.
   На этот раз его занятие было прервано лязгом металлической двери.
   Надзиратель окликнул его:
   — Шестьсот двенадцатый... В кабинет начальника!
   Встревоженный, Делькруа приподнялся и затравленным взглядом посмотрел на тюремщика.
   — Ну, побыстрее, — терял терпение надзиратель. — Пошевеливайтесь. Вас там не съедят!
   Заключенный вышел из камеры. Двое мужчин прошли по коридорам со сводчатыми потолками, останавливаясь только у решетчатых дверей.
   Войдя в кабинет начальника тюрьмы, Делькруа машинально поправил одежду. Начальник знаком отпустил надзирателя.
   — Делькруа, — сказал он, — у меня есть для вас хорошая новость. Я получил приказ о вашем освобождении.
   Заключенный побледнел как мертвец. У него перехватило горло, и он не мог произнести ни звука.
   — Да, — подтвердил начальник тюрьмы, — документы уже готовы. Вам остается только пройти в канцелярию, забрать ваши вещи и переодеться. Меньше чем через час вы снова узнаете радость свободы.
   — Но... разве я так и не узнаю, почему меня похитили, а потом незаконно посадили в тюрьму? — пробормотал Делькруа трясущимися губами.
   — Мне ничего не известно, — резко ответил полицейский. — Ваше поступление и освобождение производится по соответствующим официальным документам. Тем не менее меня попросили передать вам следующее: вы еще молоды, ваше досье не замарано судимостью. Во Франции никто не знает, что вы находились здесь. Начните новую, честную жизнь. В кругах, имеющих отношение к нашей национальной обороне, забудут о ваших... незаконных связях с сомнительными личностями, уполномоченными иностранной державы. Полагаю, вы понимаете, на что я намекаю.
   Делькруа молчал, раздираемый чувством возмущения и страхом, что ослепительная перспектива свободы рухнет. Его собеседник продолжил конфиденциальным тоном: — Не пытайтесь возобновить отношения с теми людьми, с которыми общались прежде. Уезжайте из Парижа в провинцию. Если случайно встретитесь с кем-нибудь из старых знакомых и тот станет задавать вопросы относительно вашего исчезновения, отвечайте, что лечились от амнезии в больнице. Вам облегчат социальную реабилитацию, помогут найти жилье и работу. Но не сходите с прямого пути, иначе можете снова оказаться здесь, и на более длительный срок. Вы согласны?
   Делькруа утвердительно кивнул.
   Начальник нажал на кнопку. В кабинет вошел надзиратель.
   — Этот человек свободен. Проводите его в канцелярию. Вот приказ о его освобождении.
   Ранним вечером инженер Поль Делькруа оказался на улицах Парижа со своими чемоданами, паспортом и в своем сером пальто.
   Позднее он заметил совершенно необъяснимые следы износа на одежде и вещах, но если он и догадался о причинах своего странного приключения, то никогда не сказал об этом ни слова ни единой живой душе.