Страница:
зарождается где-то в Лондоне, может быть даже в Париже.
- И о чем же ты задумался? - прошептала внезапно Герти.
Она улыбалась ему ласково, немного насмешливо. Застигнутый врасплох
Кэллинен отдернул руки и отпрянул, но Герти удержала его, сжав коленями,
затем, скрестив ноги, притянула его к себе.
- Возьми меня, - прошептала она.
И добавила:
- Продолжительно.
- Значит, - сказал Кэллехер, - Маккормик разозлился? Как будто сейчас
время думать о таких вещах.
Диллон задумчиво чистил ногти, Кэллехер поглаживал свой "максим".
Восходящее солнце заиграло на металлическом дуле.
- Все по-прежнему тихо, - заметил Кэллехер. - Интересно, мы
когда-нибудь начнем воевать?
Диллон пожал плечами:
- Нам крышка.
И добавил:
- Они дождутся, пока мы здесь раскиснем, а потом начнут размазывать нас
по стенкам.
И подытожил:
- Нам крышка.
Затем, сменив тему, заявил:
- Маккормик явно переборщил.
- Насчет чего? - спросил Кэллехер.
- Насчет нас двоих.
- Он нас в чем-то подозревает.
- Как будто это его касается! Занимался бы девчонкой и оставил бы нас в
покое. Но он, видишь ли, не решается, ну и вот, и пытается думать о чем-то
другом.
- Гэллегера так и трясло от нетерпения.
Диллон пожал плечами.
- Дурачок. Ничего они не сделают этой девчонке, они все такие кавалеры,
ну, может быть, за исключением твоего Гэллегера. Но остальные ему не
позволят. Конечно, это их изводит, но они ни за что не осмелятся. У них в
руках она останется целой и невинной.
- В наших руках она бы чувствовала себя еще целее.
Диллон снова пожал плечами.
- Скорее бы уж начали воевать, - вздохнул он, - хотя на самом деле я
это дело не очень люблю. Видно, я действительно люблю свою Ирландию, чтобы
заниматься подобными вещами. Да, скорее бы началось.
Он встал и обнял своего товарища. Кэллехер оторвался от созерцания
своего пулемета, на секунду полуобернулся и улыбнулся.
По радио передали сообщение командору Картрайту. "Яростный" должен
будет встать перед Рингз Энд. Британская атака начнется в семь часов. В
десять часов очередное сообщение укажет "Яростному" все еще занятые
мятежниками стратегические объекты, которые ему следует обстрелять.
- Если они к этому времени останутся, - заметил Маунткэттен, которому
Картрайт передал приказ.
- Все скоро закончится. Мы побережем снаряды для подводных лодок
гуннов.
- Хотелось бы верить, - сказал Маунткэттен.
- Что он там копается? - проворчал Маккормик. - Его все нет и нет.
- А может, он ее трухает, - сказал окончательно проснувшийся Кэффри.
- Ты хочешь сказать, что он ее трахает, - прокомментировал Гэллегер.
Он громогласно хохотнул, хлопнув себя по коленке.
- Заткнитесь, - сказал О'Рурки. - Подонки.
- О! О! - отозвался Кэффри. - Ревнуешь?
- Кэллинен на такое не способен, - сказал Маккормик. - Да и ничего не
слышно. Если бы у него возникли недобрые намерения, она бы закричала.
- А может, она и сама не прочь. Представь, что она сама предложила! -
сказал Кэффри Гэллегеру.
Они оба засмеялись.
О'Рурки встал.
- Подонки. Подонки. Заткните свои похабные глотки.
- Можно подумать, медики не похабничают. Ханжа. Ты, видно, этой ночью
перемолился Святому Иосифу.
- Хватит! - внезапно завопил Маккормик. - Мы здесь не для того, чтобы
препираться. Не забывайте, что мы здесь для того, чтобы сражаться за
независимость нашей страны и умереть без всякого сомнения.
- А в это время, - заметил Кэффри, - Кэллинен не иначе как вставляет
англичаночке за милую душу. Послушайте.
Они замолчали и услышали серию коротких мяуканий, которые мало-по-малу
перешли в длинные стенания, прерываемые неравными паузами.
- Действительно, - прошептал Гэллегер.
О'Рурки побледнел до позеленения.
Вмешался Маккормик:
- Да ладно вам, это кошка.
О'Рурки, не желая расставаться с иллюзиями, поддержал:
- Конечно же это кошка.
Гэллегер, по-идиотски улыбаясь, повторил:
- Ну да. Кошка. Или кот.
Кэффри усмехнулся:
- А девчонка небось дергает его за кончик... хвоста. Бедное животное.
Пойду посмотрю.
Он вышел из комнаты. Раздалась целая серия учащенных пронзительных
стонов; воцарилась тишина, настороженная и поражающая. В эту минуту Кэффри
подходил к двери. Винтовка Кэллинена одиноко стояла на посту. Кэффри вошел.
Все уже закончилось. Кэллинен застегивал дрожащими пальцами штаны. Герти уже
встала; она чуть ли не сияла от удовольствия. Пленница вызывающе посмотрела
на Кэффри. Кэффри нашел ее красивой.
Но не нашел, что сказать.
Через несколько секунд - после приведения себя в порядок - Кэллинен
спросил у него без малейшего намека на приветливость:
- Ну?
Кэффри ответил:
- Ну?
Герти с интересом следила за разговором. Кэллинен возобновил его
довольно уместной репликой:
- Ну?
Кэффри по-прежнему не находил слов.
- Ну?
Кэллинен, чувствуя себя менее уверенно, сказал:
- Ты ничего не видел.
- Но было слышно.
- Я обесчещен, - подавленно прошептал Кэллинен.
- Они думают, что это кошка. Ты скажешь, что это была кошка.
- А ты подтвердишь?
Кэффри очень внимательно оглядел Герти. Она еще не успела отдышаться.
- Конечно же это была кошка.
Кэллинен вынул из кармана свой красивый зеленый платок, украшенный
золотыми арфами, и вытер лицо.
- Смотри, - сказал Кэффри, - а у тебя из носа кровь идет.
- А вот и они, - сказал Гэллегер.
О'Рурки не обернулся. В комнату в сопровождении Кэллинена и Кэффри
вошла Герти.
- Это была действительно кошка, - сказал Кэффри.
- Черт возьми! - воскликнул Гэллегер. - Вот они! Вот они!
Маккормик подбежал к одной из бойниц.
- Мадемуазель, - сказал утихомирившийся О'Рурки, - мы вам объясняли,
что ваше присутствие здесь подозрительно.
- Они струячат по мосту, - крикнул Гэллегер.
- Гады! Откуда их столько?! - отозвался Маккормик.
- Мы приняли решение держать вас под постоянным коллективным
наблюдением, - продолжал О'Рурки.
- Стрелять будем? - спросил Гэллегер.
Пулеметы, установленные британцами на деревянных штабелях, затрещали.
Свинцовые струи ударили по фасаду почты. На первом этаже застрочил в ответ
Кэллехер. Кэффри и Кэллинен побежали и встали рядом с Маккормиком и
Гэллегером, стреляющими из бойниц.
- Спрячьтесь под столом, - приказал О'Рурки, - и не шевелитесь.
Герти послушно спряталась.
О'Рурки запер дверь и сунул ключ в карман. Затем присоединился к
товарищам.
Похоже, британцы решили покончить с почтой. Они валили со всех сторон.
Они, судя по всему, держали в своих руках О'Коннел-стрит. Мятежникам с
набережной Эден было видно, как по улице в сторону моста Митэл вели колонну
пленников с поднятыми вверх руками.
- Плохо дело, - сказал Кэффри.
- Это наши товарищи из Центрального комитета, - заметил Маккормик. - Я
вижу Тэдди Лэнарка и Шона Дромгура.
- Телефон, - подсказал ему О'Рурки.
Покинув свое место, Маккормик направился к столу директора сэра Теодора
Дюрана, ныне покойника. Он увидел забившуюся под стол и зажмурившуюся от
страха Герти. Стараясь не наступить на девушку, он сел в кресло, закрутил
вертушку и снял трубку. Не опуская трубки, пользуясь затишьем между
выстрелами - в эту минуту почему-то сильно запахло порохом, - он сказал:
- Никто не отвечает.
Его соратники продолжали щелкать британцев. Возможно, они даже не
услышали вводную реплику командира.
Не заметили они и того, что сразу после реплики командир вздрогнул. Они
все так же тщательно целились и щелкали; британцы начинали постанывать.
Передвижение по мосту, а равно как и вдоль набережных было им по-прежнему
заказано под угрозой потерь, превышающих сорок пять процентов личного
состава (что по военным меркам еще могло сойти за отличные показатели, хоть
и с натяжкой). Тем не менее они продолжали отчаянно атаковать.
- Кто это? - произнес чей-то мужской голос на другом конце провода.
Маккормик опустил глаза. У него во рту внезапно пересохло.
- By Jove! - произнес мужской голос. - Отвечайте!
Легкий электрический разряд прошелся вдоль его позвоночника, пронизывая
со все увеличивающейся частотой спинной мозг.
Запинаясь, Маккормик ответил:
- Это Маккормик.
- Готов поспорить, что это еще один сучий выродок из повстанческих
негодяев, - произнес голос.
Маккормик не знал куда деться. Обескураживающее (по отношению к нему)
поведение Герти, дополняющее это оскорбление, лишило его дара речи и
пригвоздило к креслу заодно.
- Что вы, что вы, - пробормотал он.
- Вы еще не сдались, жалкие папские гунны?
Маккормик тяжело засопел в трубку.
- Что с вами такое?
- Fi... fifi... fifinnegans wake, - промямлил Маккормик.
- Чего? Чего? Что вы там несете?
Но Маккормик был уже не в состоянии отвечать. Чтобы заглушить
непроизвольный стон, он изо всех сил кусал телефонную трубку.
- Вы издаете престранные звуки, - заметил голос на другом конце
провода.
И добавил участливо:
- А вас случайно не ранили?
Маккормик не ответил. Эбонит треснул.
- Ой! - вскрикнул его собеседник. - Что с вами случилось?
У Маккормика из рук выпала трубка, а изо рта вырвался протяжный хрип.
До него отчетливо доносился далекий голос, который, шипя и гнусавя,
предложил:
- Мы предлагаем вам сдаться, немедленно сдаться.
Затем кому-то доложил:
- Не отвечает...
А после очередной серии выстрелов предположил:
- Может быть, его убили...
Прикрыв веки, командир различал О'Рурки, Гэллегера, Кэффри и Кэллинена,
которые старательно отстреливались. На него они не обращали внимания. Еще
сильнее запахло порохом.
Он опустил глаза и увидел Герти, которая, закончив дело и вытерев рот
тыльной стороной ладони, снова забилась под стол.
Он повесил трубку, встал, ощутив при этом дрожь в коленях, и произнес:
- В той колонне были действительно наши товарищи из Центрального
комитета.
- Мы не сдадимся, - объявил О'Рурки.
- Конечно нет, - подтвердил Маккормик.
Слегка пошатываясь, он вернулся к своей винтовке и с первого выстрела
уложил британца, который вздумал пройти по мосту О'Коннела.
- Нам крышка, - прошептал Диллон.
Кэллехер не отвечал. Он нежно поглаживал свой пулемет, медленно
остывающий после последней атаки.
Британцы собирались с новыми силами на штурм почты. Доносились лишь
далекие и спорадические выстрелы.
- Ну как ты? - спросил Диллон.
Кэллехер ответил:
- Никак.
Он похлопал пулемет:
- Мой маленький зверек.
И добавил:
- Если не в этот раз, то уж в следующий - точно.
- Ну! - воскликнул Диллон. - За нашу родину я совсем не боюсь. Она
будет существовать вечно, наша Эйр. Как и христианская эра. Я беспокоюсь за
нас.
- Да. Только между нами: скоро с этим будет покончено.
- Ну и как ты?
- Рано или поздно это должно было случиться.
Диллон задумался.
- Может быть, выкрутимся...
- Нет, - сказал Кэллехер.
- Нет? Думаешь, нет?
- Нет. Думаю, нет.
- Почему?
- Погибнем все как один.
- Ты так считаешь?
- Но не сдадимся.
Диллон хрустнул пальцами.
- Корни, какой ты смелый.
Кэллехер встал и в задумчивости сделал несколько шагов по комнате.
- Интересно, что же все-таки произошло наверху?
- Наверху? Они сражались, как и мы.
- Я имел в виду девчонку.
- На это мне наплевать, - сказал Диллон и, подняв голову, спросил: -
Так тебя это беспокоит?
Кэллехер не ответил.
- Вертихвостка, - продолжал Диллон. - Как она нас достала. Наплачемся
еще мы с ней. Со всеми женщинами так. Уж поверь мне, я-то их знаю. Ты еще
слишком молод. А я за двадцать лет работы их хорошо изучил. Да, и еще. Мне
будет жалко расставаться со своей работой, конечно не так, как с тобой. Все
эти костюмы, я так все это любил. И платья, когда мода менялась. Да что там
мода! А материал: шелк, кружева, гипюр с ирландским стежком...
Он встал, взял Кэллехера за плечо, прижался к нему.
- Знаешь, мне будет жалко с тобой расставаться.
И добавил:
- А ты на самом деле думаешь о той девице, что наверху?
Кэллехер высвободился из объятий Диллона, не резко, но решительно. И
молча. После чего они услышали добродушный голос Гэллегера:
- Ну что, цыпочки, отношения выясняете? Каков ревнивец!
- Я этого все-таки не понимаю, - добавил Кэллинен.
- А вашего мнения никто не спрашивает, - ответил Диллон.
- Ну! - ввернул Гэллегер. - В нашей ситуации приходится мириться.
Ничего не поделаешь.
- Мы пришли за ящиком с патронами и несколькими ящиками виски. Там еще
осталось? - спросил Кэллинен.
- Да, - ответил Кэллехер.
- Как настроение? - спросил Кэллинен. - Боевое?
- Нам крышка, нет?
Это уже спросил Диллон.
- Погибнем все до одного, - объявил Гэллегер с такой радостной
легкостью, что у портного стало тяжело на сердце.
- Что такое, Мэт? - спросил у него Кэллинен. - Ты же не струсишь,
правда?
- Вот еще.
Гэллегер и Кэллинен обменялись взглядами, пожали плечами и отправились
на импровизированный склад.
- Все-таки здорово, что мы зафигачили трупняки в воду, - сказал
Гэллегер. - С той самой минуты я себя чувствую так легко; никаких душевных
заморочек.
- Внимание! - воскликнул Кэллехер, который не отрывал глаз от
амбразуры.
Остальные сразу же заткнулись - тюкнулись на дно хрустальной, до звона,
тишины.
- Вон они! - продолжал Кэллехер. - С белым флагом. А сзади идет
офицер...
- Значит, британцы намерены сдаться? - спросил Гэллегер.
Маунткэттен застал Картрайта склоненным над депешами.
- Все складывается как нельзя лучше, - сказал командор. - По-моему,
восстание захлебнулось. Все объекты, захваченные мятежниками, освобождены.
Все или почти все. Я сейчас как раз делаю сверку. Мне кажется, что все. Фор
Кортс, вокзал на Амьен-стрит, Главпочтамт, вокзал Вестланд Роу, гостиница
"Грэшем", хирургический колледж, пивная "Гиннес", вокзал на Харкурт-стрит,
гостиница "Шелбурн" - все это мы заняли. Что остается? Дом моряков? Занят,
согласно телеграмме 303-В-71. Бани на Таунсенд-стрит? (Надо же!) Заняты,
согласно телеграмме 727-g-43. И так далее. И так далее. Генерал Максвелл
славно потрудился и разобрался в ситуации энергично, оперативно, решительно,
почти не проявив медлительности, столь характерной для нашей армии.
- Значит, нам не придется стрелять по ирландцам? Это хорошо. К чему зря
переводить превосходные снаряды, которым не терпится упасть на гуннов?
- Я знаю вашу точку зрения на этот счет.
Вошел радист с новой телеграммой.
- Минуту. Я заканчиваю сверку.
Он закончил ее.
- Осталось лишь почтовое отделение на набережной Эден, - сказал
Картрайт.
Он развернул телеграмму и прочел: "Приказываю бросить якорь у
О'Коннел-стрит".
- Придется зря переводить снаряды, - сказал Маунткэттен.
Командор Картрайт внезапно помрачнел.
Маккормик и О'Рурки вернулись. Кэллинен, Гэллегер, Диллон и Кэллехер,
дождавшись их возвращения, вновь забаррикадировали дверь.
- Ну? - спросил Диллон.
- Конечно же, они требуют, чтобы мы сдались. Они говорят, что мы
остались последними. Восстание подавлено.
- Ложь, - сказал Гэллегер.
- Нет, думаю, что это правда.
- Я думал, что мы ни за что не сдадимся, - сказал Кэллехер.
- А кто говорит о том, чтобы сдаваться? - сказал Маккормик.
- Только не я, - сказал Кэллехер.
- А на каких условиях? - спросил Диллон.
- Ни на каких.
- Значит, они нас расстреляют?
- Если им вздумается.
- За кого они нас принимают? - сказал Гэллегер.
Все задумались над этим вопросом, отчего на некоторое время воцарилась
тишина.
- А как же англичанка? - спросил вдруг Кэллехер. - В любом случае
придется от нее избавиться.
- В любом случае, - заметил Ларри О'Рурки, - если нас начнут
размазывать по стенкам прямо здесь, мы не можем втянуть ее в подобную
переделку.
- А почему бы и нет? - спросил Кэллехер.
- Как она нас достала, - сказал Гэллегер. - Выдадим ее им.
- Я придерживаюсь такого же мнения, - сказал Маккормик.
- Вы командир, - сказал Мэт Диллон. - Значит, выставляем ее за дверь, и
они ее забирают.
- Есть возражения, - произнес О'Рурки.
- Какие?
- Нет, ничего.
Все посмотрели на О'Рурки.
- Выкладывай.
Он замялся.
- Так вот, будет очень плохо, если она сможет что-нибудь про нас
рассказать.
- Какие сведения она может сообщить? Она даже не знает, сколько нас.
- Мэт, я имел в виду совсем не это.
- Выкладывай.
Он покраснел.
- Она была девушкой. Так вот, будет плохо, если с ней произойдут
какие-нибудь изменения...
- Что ты несешь? - спросил Гэллегер. - Ничего не понимаю.
- Это же так просто, - вмешался Диллон. - Если вы все по ней прошлись,
то это плохо скажется на общем деле. Британцы будут вне себя от ярости и
уничтожат всех наших товарищей, попавших в плен.
- Я был с ней корректен, - сказал Гэллегер.
- Да и я тоже, - сказал Корни Кэллехер.
- Да и я тоже, - сказал Крис Кэллинен.
- Значит, выставляем ее за дверь и подыхаем как герои, - объявил
Диллон. - Я приведу ее.
Он сорвался с места и побежал на второй этаж.
- Маккормик, а ты чего молчишь? - спросил Кэллехер.
- Давайте ее отпустим, - ответил Маккормик как-то рассеянно и
растянуто.
- А Кэффри! - вдруг воскликнул Кэллинен. - Он там с ней один на один.
О'Рурки побледнел.
- Ах да... Кэффри... Кэффри...
Так он и хрюкал, этот студент медицинского колледжа. Руки его дрожали.
Кэллехер хлопнул его по спине:
- А чего, девчонка она пригожая!
О'Рурки попытался свести свои эмоции на нет с помощью осмысленного
дыхательного упражнения, показанного ему великим поэтом Йейтсом. В качестве
приложения он прочел три раза Ave Maria.
- В странную переделку попала эта девчонка, - продолжал Кэллехер. -
Допустим, мы бы вели себя нехорошо, не как безупречные и приличные герои,
представляешь, ей бы довелось много чего увидеть. Увидеть, это только так
говорится, ну сам понимаешь.
Лишь еще после двукратного Ave Maria и одного Во славу Иосифа в
качестве дополнительного приложения О'Рурки пересилил себя и выговорил:
- Есть такие люди, которые не имеют права говорить о женщинах.
- Я, по крайней мере, трупы не разделываю, - сказал Кэллехер.
- Только давайте не говорить об этих ужасах, - воскликнул Гэллегер.
- Заткнитесь, - сказал Маккормик.
Они снова замолчали.
- Британцы, наверное, ждут не дождутся, - елейно заметил Кэллинен.
Ему не ответили.
- Джон Маккормик, - сказал чуть погодя Кэллехер (до этого не было
произнесено ни слова), - Джон Маккормик, похоже, ты чувствуешь себя не в
своей тарелке. Я знаю, что ты не можешь дрейфить. Тогда в чем же дело?
Ларри О'Рурки посмотрел на Маккормика:
- И правда, у тебя странный вид.
Он был рад, что Кэллехер оставил его в покое.
- Ну странный, - сказал Маккормик. - Ну и что дальше?
О'Рурки с ужасом посмотрел на командира. Он знал не хуже Кэллехера, что
Маккормик не дрейфит. Из-за чего же так странно перекосило его физиономию? А
из-за того же, из-за чего скривило и его собственную, о'руркиевскую, рожу:
все дело в той малышке, что наверху. Он перевел взгляд с Джона на Кэллинена.
Но глаза Криса были безоблачно-чистыми и небесно-голубыми. Ларри ужаснулся
еще раз: он сам, наверное, выглядел еще страннее, чем Маккормик. А этот
педрила Кэллехер продолжал над ними измываться. Что же все-таки происходило?
И что же все-таки произошло? Ларри еще раз пристально вгляделся в лицо
Кэллинена: оно ничего не выражало. Затем он снова посмотрел на Кэллехера и
заметил, что тот внезапно потерял интерес к происходящему. Тут Маккормик
посмотрел на часы и сказал:
- У нас осталось не больше двух минут для того, чтобы дать ответ.
- Для того, чтобы выдворить англичанку, - сказал Гэллегер.
На лестнице показался Диллон.
- Ее там нет. Наверное, смылась.
Британские полномочные представители удалились и скрылись за штабелями
норвежских пиломатериалов. Мятежники вновь забаррикадировались. Было около
полудня.
- Мы могли бы перекусить, - сказал Гэллегер.
Диллон и Кэллинен принесли ящик с консервами и печенье. Все уселись и
принялись жевать в полной тишине, как люди, оказавшиеся вдруг героями и
принимающие отныне обыденность существования лишь в ее самых экстремально
обыденных проявлениях, таких, как утоление жажды и голода, мочеиспускание и
испражнение, напрочь отказываясь от полного игривых двусмысленностей
словесного самовыражения. Если бы первым заговорил Маккормик, он сказал бы:
"Что вы на меня так смотрите, вы ведь даже не знаете, вы ведь даже не
понимаете, что произошло"; О'Рурки сказал бы: "Дева Мария, что с ней могло
произойти? Как это глупо, но я, по-моему, влюбился"; Гэллегер сказал бы: "За
час до смерти тушенка кажется уже не такой вкусной, как неделю назад.
Приходится себя поддерживать для того, чтобы умереть"; Кэллехер сказал бы:
"Впервые женщина заинтересовала меня до такой степени. Ну и хорошо, что она
смылась. Так нам будет проще стать настоящими героями"; Кэллинен сказал бы:
"Вот настоящие товарищи. Они делают вид, будто не знают, что со мной
произошло", но первым заговорил Диллон, который сказал:
- Они нас перебьют, как крыс.
- Как героев, - возразил Кэллехер. - Пусть по-крысиному, но мы им
здорово досадили, этим британцам.
- Настоящими героями становятся, если вокруг настоящие товарищи, -
сказал Кэллинен.
- А рядом вкусная тушенка, - добавил Гэллегер, хлопая себя по ноге.
- Интересно, куда она могла деться? - прошептал О'Рурки.
- Загадочно все это, - очень серьезно заключил Маккормик.
Бутылка виски пошла по кругу.
- А как же Кэффри? - спросил Гэллегер.
- Отнеси ему поесть и выпить, - торжественно приказал Маккормик.
- Лучше скажи ему, чтобы спустился, - вмешался О'Рурки. - В ожидании
последнего и решительного боя он, может быть, объяснил бы нам, как
англичанка смылась у него из-под носа.
- А чем он там занимается? - спросил Кэллинен без особого интереса.
Диллон в шестой раз принялся рассказывать:
- Он стоял на посту у окна справа от стола, ко мне он не повернулся.
Только сказал: "Англичанка? Не знаю". Я искал в других комнатах. Никого.
- Это все? - добавил Кэллехер.
- Может быть, она вернулась в туалет? - подсказал Гэллегер.
- Как же мы о нем не подумали?! - воскликнул Маккормик.
Они вскочили все разом (за исключением Кэллинена, который стоял на
посту) и встали по стойке "смирно".
- Не все сразу, - сказал Маккормик и посмотрел на Гэллегера.
- Есть, командир.
Гэллегер сделал несколько шагов и остановился.
- Неловко получается. Как я туда войду?
- Постарайся незаметно открыть дверь, - посоветовал ему Маккормик. -
Только не стучи, это будет некорректно.
- Дверь-то мы высадили, - сказал О'Рурки. - И засов выбили.
- Так что? - неуверенно спросил Гэллегер.
- Пойду я, - заявил Диллон. - Я женщин не боюсь, в туалете или еще где.
А ты отнесешь Кэффри паек. Ему одному, наверное, там скучно.
- И сразу же назад, - сказал Маккормик.
- Я подожду, когда он вернется, - решил Гэллегер.
Затем он опять о чем-то задумался и выдал еще одно соображение:
- Может быть, она улизнула через сад Академии?
- Ты шутишь? - ответил О'Рурки. - Это невозможно.
- А британцы не могли подойти с той стороны? - спросил Кэллехер.
- Это невозможно, - повторил О'Рурки.
- Это почему же? - снова спросил Кэллехер.
- Потому что они слишком медлительны. Они подойдут с той стороны не
раньше чем через неделю.
- Через неделю все будет уже кончено.
Бутылка виски пошла по второму кругу.
Появился Диллон.
- Мне не повезло, - сказал он. - В сортире ее нет.
Гэллегер стал собирать для Кэффри паек: виски, печенье и тушенка.
Когда "Яростный" проходил мимо товарной станции Южной и Западной
железной дороги, Маунткэттен сказал второму помощнику:
- Красивый город Дублин: доки, газовый завод, товарные поезда,
загрязненная речушка.
- Вот все это мы как раз обстреливать и не будем.
- Не думаю, что почтовое отделение на набережной Эден представляет из
себя архитектурный шедевр.
- Странное совпадение: невеста Картрайта служила именно там.
- Похоже, это его расстраивает.
- Никто его не заставляет бомбить свою зазнобу.
- Нет, но он сделает это. Ради короля.
При упоминании этой особы они встали по стойке "смирно" и на несколько
секунд замерли. Судно, провожаемое взглядами толпящихся на набережной
военных, гражданских и путешествующих, высаженных по причине железнодорожной
неисправности, проходило перед вокзалом Северная Стена.
Гэллегер открыл ногой дверь. Кэффри повернул голову и сказал ему:
- Поставь все на стол и проваливай.
- Хорошо, Сиси, - пролепетал Гэллегер.
Он поставил все на стол и замер, не в силах отвести взор от Кэффри. Тот
уже успел забыть о Гэллегере и вернулся к прерванному занятию. Занятие
оказалось распластанной на столе девушкой с растрепанными волосами,
задранной до пупа юбкой и вяло свисающими ногами. Гэллегер перевел взгляд со
своего озабоченного соотечественника на выглядывающую из-под него часть
женского тела, а именно длинную белую ляжку, на которой четко вырисовывалась
линия подвязки. Ее обладательницей могла быть только она, почтовая барышня,
обнаружившаяся столь неожиданно, сколь горизонтально.
- Ты все еще здесь? - прорычал Кэффри.
Он был явно недоволен. Гэллегер вздрогнул. Он пролепетал: "Нет-нет, я
уже ухожу" - и попятился назад, не спуская глаз с гладкой молочной кожи
молодой британки. А другая девчонка, та, которую подстрелили накануне и труп
которой проплывал сейчас где-нибудь около Сэндимаута, внезапно подумал
Гэллегер... Все-таки какие красивые ножки у всех этих девчушек из почтового
- И о чем же ты задумался? - прошептала внезапно Герти.
Она улыбалась ему ласково, немного насмешливо. Застигнутый врасплох
Кэллинен отдернул руки и отпрянул, но Герти удержала его, сжав коленями,
затем, скрестив ноги, притянула его к себе.
- Возьми меня, - прошептала она.
И добавила:
- Продолжительно.
- Значит, - сказал Кэллехер, - Маккормик разозлился? Как будто сейчас
время думать о таких вещах.
Диллон задумчиво чистил ногти, Кэллехер поглаживал свой "максим".
Восходящее солнце заиграло на металлическом дуле.
- Все по-прежнему тихо, - заметил Кэллехер. - Интересно, мы
когда-нибудь начнем воевать?
Диллон пожал плечами:
- Нам крышка.
И добавил:
- Они дождутся, пока мы здесь раскиснем, а потом начнут размазывать нас
по стенкам.
И подытожил:
- Нам крышка.
Затем, сменив тему, заявил:
- Маккормик явно переборщил.
- Насчет чего? - спросил Кэллехер.
- Насчет нас двоих.
- Он нас в чем-то подозревает.
- Как будто это его касается! Занимался бы девчонкой и оставил бы нас в
покое. Но он, видишь ли, не решается, ну и вот, и пытается думать о чем-то
другом.
- Гэллегера так и трясло от нетерпения.
Диллон пожал плечами.
- Дурачок. Ничего они не сделают этой девчонке, они все такие кавалеры,
ну, может быть, за исключением твоего Гэллегера. Но остальные ему не
позволят. Конечно, это их изводит, но они ни за что не осмелятся. У них в
руках она останется целой и невинной.
- В наших руках она бы чувствовала себя еще целее.
Диллон снова пожал плечами.
- Скорее бы уж начали воевать, - вздохнул он, - хотя на самом деле я
это дело не очень люблю. Видно, я действительно люблю свою Ирландию, чтобы
заниматься подобными вещами. Да, скорее бы началось.
Он встал и обнял своего товарища. Кэллехер оторвался от созерцания
своего пулемета, на секунду полуобернулся и улыбнулся.
По радио передали сообщение командору Картрайту. "Яростный" должен
будет встать перед Рингз Энд. Британская атака начнется в семь часов. В
десять часов очередное сообщение укажет "Яростному" все еще занятые
мятежниками стратегические объекты, которые ему следует обстрелять.
- Если они к этому времени останутся, - заметил Маунткэттен, которому
Картрайт передал приказ.
- Все скоро закончится. Мы побережем снаряды для подводных лодок
гуннов.
- Хотелось бы верить, - сказал Маунткэттен.
- Что он там копается? - проворчал Маккормик. - Его все нет и нет.
- А может, он ее трухает, - сказал окончательно проснувшийся Кэффри.
- Ты хочешь сказать, что он ее трахает, - прокомментировал Гэллегер.
Он громогласно хохотнул, хлопнув себя по коленке.
- Заткнитесь, - сказал О'Рурки. - Подонки.
- О! О! - отозвался Кэффри. - Ревнуешь?
- Кэллинен на такое не способен, - сказал Маккормик. - Да и ничего не
слышно. Если бы у него возникли недобрые намерения, она бы закричала.
- А может, она и сама не прочь. Представь, что она сама предложила! -
сказал Кэффри Гэллегеру.
Они оба засмеялись.
О'Рурки встал.
- Подонки. Подонки. Заткните свои похабные глотки.
- Можно подумать, медики не похабничают. Ханжа. Ты, видно, этой ночью
перемолился Святому Иосифу.
- Хватит! - внезапно завопил Маккормик. - Мы здесь не для того, чтобы
препираться. Не забывайте, что мы здесь для того, чтобы сражаться за
независимость нашей страны и умереть без всякого сомнения.
- А в это время, - заметил Кэффри, - Кэллинен не иначе как вставляет
англичаночке за милую душу. Послушайте.
Они замолчали и услышали серию коротких мяуканий, которые мало-по-малу
перешли в длинные стенания, прерываемые неравными паузами.
- Действительно, - прошептал Гэллегер.
О'Рурки побледнел до позеленения.
Вмешался Маккормик:
- Да ладно вам, это кошка.
О'Рурки, не желая расставаться с иллюзиями, поддержал:
- Конечно же это кошка.
Гэллегер, по-идиотски улыбаясь, повторил:
- Ну да. Кошка. Или кот.
Кэффри усмехнулся:
- А девчонка небось дергает его за кончик... хвоста. Бедное животное.
Пойду посмотрю.
Он вышел из комнаты. Раздалась целая серия учащенных пронзительных
стонов; воцарилась тишина, настороженная и поражающая. В эту минуту Кэффри
подходил к двери. Винтовка Кэллинена одиноко стояла на посту. Кэффри вошел.
Все уже закончилось. Кэллинен застегивал дрожащими пальцами штаны. Герти уже
встала; она чуть ли не сияла от удовольствия. Пленница вызывающе посмотрела
на Кэффри. Кэффри нашел ее красивой.
Но не нашел, что сказать.
Через несколько секунд - после приведения себя в порядок - Кэллинен
спросил у него без малейшего намека на приветливость:
- Ну?
Кэффри ответил:
- Ну?
Герти с интересом следила за разговором. Кэллинен возобновил его
довольно уместной репликой:
- Ну?
Кэффри по-прежнему не находил слов.
- Ну?
Кэллинен, чувствуя себя менее уверенно, сказал:
- Ты ничего не видел.
- Но было слышно.
- Я обесчещен, - подавленно прошептал Кэллинен.
- Они думают, что это кошка. Ты скажешь, что это была кошка.
- А ты подтвердишь?
Кэффри очень внимательно оглядел Герти. Она еще не успела отдышаться.
- Конечно же это была кошка.
Кэллинен вынул из кармана свой красивый зеленый платок, украшенный
золотыми арфами, и вытер лицо.
- Смотри, - сказал Кэффри, - а у тебя из носа кровь идет.
- А вот и они, - сказал Гэллегер.
О'Рурки не обернулся. В комнату в сопровождении Кэллинена и Кэффри
вошла Герти.
- Это была действительно кошка, - сказал Кэффри.
- Черт возьми! - воскликнул Гэллегер. - Вот они! Вот они!
Маккормик подбежал к одной из бойниц.
- Мадемуазель, - сказал утихомирившийся О'Рурки, - мы вам объясняли,
что ваше присутствие здесь подозрительно.
- Они струячат по мосту, - крикнул Гэллегер.
- Гады! Откуда их столько?! - отозвался Маккормик.
- Мы приняли решение держать вас под постоянным коллективным
наблюдением, - продолжал О'Рурки.
- Стрелять будем? - спросил Гэллегер.
Пулеметы, установленные британцами на деревянных штабелях, затрещали.
Свинцовые струи ударили по фасаду почты. На первом этаже застрочил в ответ
Кэллехер. Кэффри и Кэллинен побежали и встали рядом с Маккормиком и
Гэллегером, стреляющими из бойниц.
- Спрячьтесь под столом, - приказал О'Рурки, - и не шевелитесь.
Герти послушно спряталась.
О'Рурки запер дверь и сунул ключ в карман. Затем присоединился к
товарищам.
Похоже, британцы решили покончить с почтой. Они валили со всех сторон.
Они, судя по всему, держали в своих руках О'Коннел-стрит. Мятежникам с
набережной Эден было видно, как по улице в сторону моста Митэл вели колонну
пленников с поднятыми вверх руками.
- Плохо дело, - сказал Кэффри.
- Это наши товарищи из Центрального комитета, - заметил Маккормик. - Я
вижу Тэдди Лэнарка и Шона Дромгура.
- Телефон, - подсказал ему О'Рурки.
Покинув свое место, Маккормик направился к столу директора сэра Теодора
Дюрана, ныне покойника. Он увидел забившуюся под стол и зажмурившуюся от
страха Герти. Стараясь не наступить на девушку, он сел в кресло, закрутил
вертушку и снял трубку. Не опуская трубки, пользуясь затишьем между
выстрелами - в эту минуту почему-то сильно запахло порохом, - он сказал:
- Никто не отвечает.
Его соратники продолжали щелкать британцев. Возможно, они даже не
услышали вводную реплику командира.
Не заметили они и того, что сразу после реплики командир вздрогнул. Они
все так же тщательно целились и щелкали; британцы начинали постанывать.
Передвижение по мосту, а равно как и вдоль набережных было им по-прежнему
заказано под угрозой потерь, превышающих сорок пять процентов личного
состава (что по военным меркам еще могло сойти за отличные показатели, хоть
и с натяжкой). Тем не менее они продолжали отчаянно атаковать.
- Кто это? - произнес чей-то мужской голос на другом конце провода.
Маккормик опустил глаза. У него во рту внезапно пересохло.
- By Jove! - произнес мужской голос. - Отвечайте!
Легкий электрический разряд прошелся вдоль его позвоночника, пронизывая
со все увеличивающейся частотой спинной мозг.
Запинаясь, Маккормик ответил:
- Это Маккормик.
- Готов поспорить, что это еще один сучий выродок из повстанческих
негодяев, - произнес голос.
Маккормик не знал куда деться. Обескураживающее (по отношению к нему)
поведение Герти, дополняющее это оскорбление, лишило его дара речи и
пригвоздило к креслу заодно.
- Что вы, что вы, - пробормотал он.
- Вы еще не сдались, жалкие папские гунны?
Маккормик тяжело засопел в трубку.
- Что с вами такое?
- Fi... fifi... fifinnegans wake, - промямлил Маккормик.
- Чего? Чего? Что вы там несете?
Но Маккормик был уже не в состоянии отвечать. Чтобы заглушить
непроизвольный стон, он изо всех сил кусал телефонную трубку.
- Вы издаете престранные звуки, - заметил голос на другом конце
провода.
И добавил участливо:
- А вас случайно не ранили?
Маккормик не ответил. Эбонит треснул.
- Ой! - вскрикнул его собеседник. - Что с вами случилось?
У Маккормика из рук выпала трубка, а изо рта вырвался протяжный хрип.
До него отчетливо доносился далекий голос, который, шипя и гнусавя,
предложил:
- Мы предлагаем вам сдаться, немедленно сдаться.
Затем кому-то доложил:
- Не отвечает...
А после очередной серии выстрелов предположил:
- Может быть, его убили...
Прикрыв веки, командир различал О'Рурки, Гэллегера, Кэффри и Кэллинена,
которые старательно отстреливались. На него они не обращали внимания. Еще
сильнее запахло порохом.
Он опустил глаза и увидел Герти, которая, закончив дело и вытерев рот
тыльной стороной ладони, снова забилась под стол.
Он повесил трубку, встал, ощутив при этом дрожь в коленях, и произнес:
- В той колонне были действительно наши товарищи из Центрального
комитета.
- Мы не сдадимся, - объявил О'Рурки.
- Конечно нет, - подтвердил Маккормик.
Слегка пошатываясь, он вернулся к своей винтовке и с первого выстрела
уложил британца, который вздумал пройти по мосту О'Коннела.
- Нам крышка, - прошептал Диллон.
Кэллехер не отвечал. Он нежно поглаживал свой пулемет, медленно
остывающий после последней атаки.
Британцы собирались с новыми силами на штурм почты. Доносились лишь
далекие и спорадические выстрелы.
- Ну как ты? - спросил Диллон.
Кэллехер ответил:
- Никак.
Он похлопал пулемет:
- Мой маленький зверек.
И добавил:
- Если не в этот раз, то уж в следующий - точно.
- Ну! - воскликнул Диллон. - За нашу родину я совсем не боюсь. Она
будет существовать вечно, наша Эйр. Как и христианская эра. Я беспокоюсь за
нас.
- Да. Только между нами: скоро с этим будет покончено.
- Ну и как ты?
- Рано или поздно это должно было случиться.
Диллон задумался.
- Может быть, выкрутимся...
- Нет, - сказал Кэллехер.
- Нет? Думаешь, нет?
- Нет. Думаю, нет.
- Почему?
- Погибнем все как один.
- Ты так считаешь?
- Но не сдадимся.
Диллон хрустнул пальцами.
- Корни, какой ты смелый.
Кэллехер встал и в задумчивости сделал несколько шагов по комнате.
- Интересно, что же все-таки произошло наверху?
- Наверху? Они сражались, как и мы.
- Я имел в виду девчонку.
- На это мне наплевать, - сказал Диллон и, подняв голову, спросил: -
Так тебя это беспокоит?
Кэллехер не ответил.
- Вертихвостка, - продолжал Диллон. - Как она нас достала. Наплачемся
еще мы с ней. Со всеми женщинами так. Уж поверь мне, я-то их знаю. Ты еще
слишком молод. А я за двадцать лет работы их хорошо изучил. Да, и еще. Мне
будет жалко расставаться со своей работой, конечно не так, как с тобой. Все
эти костюмы, я так все это любил. И платья, когда мода менялась. Да что там
мода! А материал: шелк, кружева, гипюр с ирландским стежком...
Он встал, взял Кэллехера за плечо, прижался к нему.
- Знаешь, мне будет жалко с тобой расставаться.
И добавил:
- А ты на самом деле думаешь о той девице, что наверху?
Кэллехер высвободился из объятий Диллона, не резко, но решительно. И
молча. После чего они услышали добродушный голос Гэллегера:
- Ну что, цыпочки, отношения выясняете? Каков ревнивец!
- Я этого все-таки не понимаю, - добавил Кэллинен.
- А вашего мнения никто не спрашивает, - ответил Диллон.
- Ну! - ввернул Гэллегер. - В нашей ситуации приходится мириться.
Ничего не поделаешь.
- Мы пришли за ящиком с патронами и несколькими ящиками виски. Там еще
осталось? - спросил Кэллинен.
- Да, - ответил Кэллехер.
- Как настроение? - спросил Кэллинен. - Боевое?
- Нам крышка, нет?
Это уже спросил Диллон.
- Погибнем все до одного, - объявил Гэллегер с такой радостной
легкостью, что у портного стало тяжело на сердце.
- Что такое, Мэт? - спросил у него Кэллинен. - Ты же не струсишь,
правда?
- Вот еще.
Гэллегер и Кэллинен обменялись взглядами, пожали плечами и отправились
на импровизированный склад.
- Все-таки здорово, что мы зафигачили трупняки в воду, - сказал
Гэллегер. - С той самой минуты я себя чувствую так легко; никаких душевных
заморочек.
- Внимание! - воскликнул Кэллехер, который не отрывал глаз от
амбразуры.
Остальные сразу же заткнулись - тюкнулись на дно хрустальной, до звона,
тишины.
- Вон они! - продолжал Кэллехер. - С белым флагом. А сзади идет
офицер...
- Значит, британцы намерены сдаться? - спросил Гэллегер.
Маунткэттен застал Картрайта склоненным над депешами.
- Все складывается как нельзя лучше, - сказал командор. - По-моему,
восстание захлебнулось. Все объекты, захваченные мятежниками, освобождены.
Все или почти все. Я сейчас как раз делаю сверку. Мне кажется, что все. Фор
Кортс, вокзал на Амьен-стрит, Главпочтамт, вокзал Вестланд Роу, гостиница
"Грэшем", хирургический колледж, пивная "Гиннес", вокзал на Харкурт-стрит,
гостиница "Шелбурн" - все это мы заняли. Что остается? Дом моряков? Занят,
согласно телеграмме 303-В-71. Бани на Таунсенд-стрит? (Надо же!) Заняты,
согласно телеграмме 727-g-43. И так далее. И так далее. Генерал Максвелл
славно потрудился и разобрался в ситуации энергично, оперативно, решительно,
почти не проявив медлительности, столь характерной для нашей армии.
- Значит, нам не придется стрелять по ирландцам? Это хорошо. К чему зря
переводить превосходные снаряды, которым не терпится упасть на гуннов?
- Я знаю вашу точку зрения на этот счет.
Вошел радист с новой телеграммой.
- Минуту. Я заканчиваю сверку.
Он закончил ее.
- Осталось лишь почтовое отделение на набережной Эден, - сказал
Картрайт.
Он развернул телеграмму и прочел: "Приказываю бросить якорь у
О'Коннел-стрит".
- Придется зря переводить снаряды, - сказал Маунткэттен.
Командор Картрайт внезапно помрачнел.
Маккормик и О'Рурки вернулись. Кэллинен, Гэллегер, Диллон и Кэллехер,
дождавшись их возвращения, вновь забаррикадировали дверь.
- Ну? - спросил Диллон.
- Конечно же, они требуют, чтобы мы сдались. Они говорят, что мы
остались последними. Восстание подавлено.
- Ложь, - сказал Гэллегер.
- Нет, думаю, что это правда.
- Я думал, что мы ни за что не сдадимся, - сказал Кэллехер.
- А кто говорит о том, чтобы сдаваться? - сказал Маккормик.
- Только не я, - сказал Кэллехер.
- А на каких условиях? - спросил Диллон.
- Ни на каких.
- Значит, они нас расстреляют?
- Если им вздумается.
- За кого они нас принимают? - сказал Гэллегер.
Все задумались над этим вопросом, отчего на некоторое время воцарилась
тишина.
- А как же англичанка? - спросил вдруг Кэллехер. - В любом случае
придется от нее избавиться.
- В любом случае, - заметил Ларри О'Рурки, - если нас начнут
размазывать по стенкам прямо здесь, мы не можем втянуть ее в подобную
переделку.
- А почему бы и нет? - спросил Кэллехер.
- Как она нас достала, - сказал Гэллегер. - Выдадим ее им.
- Я придерживаюсь такого же мнения, - сказал Маккормик.
- Вы командир, - сказал Мэт Диллон. - Значит, выставляем ее за дверь, и
они ее забирают.
- Есть возражения, - произнес О'Рурки.
- Какие?
- Нет, ничего.
Все посмотрели на О'Рурки.
- Выкладывай.
Он замялся.
- Так вот, будет очень плохо, если она сможет что-нибудь про нас
рассказать.
- Какие сведения она может сообщить? Она даже не знает, сколько нас.
- Мэт, я имел в виду совсем не это.
- Выкладывай.
Он покраснел.
- Она была девушкой. Так вот, будет плохо, если с ней произойдут
какие-нибудь изменения...
- Что ты несешь? - спросил Гэллегер. - Ничего не понимаю.
- Это же так просто, - вмешался Диллон. - Если вы все по ней прошлись,
то это плохо скажется на общем деле. Британцы будут вне себя от ярости и
уничтожат всех наших товарищей, попавших в плен.
- Я был с ней корректен, - сказал Гэллегер.
- Да и я тоже, - сказал Корни Кэллехер.
- Да и я тоже, - сказал Крис Кэллинен.
- Значит, выставляем ее за дверь и подыхаем как герои, - объявил
Диллон. - Я приведу ее.
Он сорвался с места и побежал на второй этаж.
- Маккормик, а ты чего молчишь? - спросил Кэллехер.
- Давайте ее отпустим, - ответил Маккормик как-то рассеянно и
растянуто.
- А Кэффри! - вдруг воскликнул Кэллинен. - Он там с ней один на один.
О'Рурки побледнел.
- Ах да... Кэффри... Кэффри...
Так он и хрюкал, этот студент медицинского колледжа. Руки его дрожали.
Кэллехер хлопнул его по спине:
- А чего, девчонка она пригожая!
О'Рурки попытался свести свои эмоции на нет с помощью осмысленного
дыхательного упражнения, показанного ему великим поэтом Йейтсом. В качестве
приложения он прочел три раза Ave Maria.
- В странную переделку попала эта девчонка, - продолжал Кэллехер. -
Допустим, мы бы вели себя нехорошо, не как безупречные и приличные герои,
представляешь, ей бы довелось много чего увидеть. Увидеть, это только так
говорится, ну сам понимаешь.
Лишь еще после двукратного Ave Maria и одного Во славу Иосифа в
качестве дополнительного приложения О'Рурки пересилил себя и выговорил:
- Есть такие люди, которые не имеют права говорить о женщинах.
- Я, по крайней мере, трупы не разделываю, - сказал Кэллехер.
- Только давайте не говорить об этих ужасах, - воскликнул Гэллегер.
- Заткнитесь, - сказал Маккормик.
Они снова замолчали.
- Британцы, наверное, ждут не дождутся, - елейно заметил Кэллинен.
Ему не ответили.
- Джон Маккормик, - сказал чуть погодя Кэллехер (до этого не было
произнесено ни слова), - Джон Маккормик, похоже, ты чувствуешь себя не в
своей тарелке. Я знаю, что ты не можешь дрейфить. Тогда в чем же дело?
Ларри О'Рурки посмотрел на Маккормика:
- И правда, у тебя странный вид.
Он был рад, что Кэллехер оставил его в покое.
- Ну странный, - сказал Маккормик. - Ну и что дальше?
О'Рурки с ужасом посмотрел на командира. Он знал не хуже Кэллехера, что
Маккормик не дрейфит. Из-за чего же так странно перекосило его физиономию? А
из-за того же, из-за чего скривило и его собственную, о'руркиевскую, рожу:
все дело в той малышке, что наверху. Он перевел взгляд с Джона на Кэллинена.
Но глаза Криса были безоблачно-чистыми и небесно-голубыми. Ларри ужаснулся
еще раз: он сам, наверное, выглядел еще страннее, чем Маккормик. А этот
педрила Кэллехер продолжал над ними измываться. Что же все-таки происходило?
И что же все-таки произошло? Ларри еще раз пристально вгляделся в лицо
Кэллинена: оно ничего не выражало. Затем он снова посмотрел на Кэллехера и
заметил, что тот внезапно потерял интерес к происходящему. Тут Маккормик
посмотрел на часы и сказал:
- У нас осталось не больше двух минут для того, чтобы дать ответ.
- Для того, чтобы выдворить англичанку, - сказал Гэллегер.
На лестнице показался Диллон.
- Ее там нет. Наверное, смылась.
Британские полномочные представители удалились и скрылись за штабелями
норвежских пиломатериалов. Мятежники вновь забаррикадировались. Было около
полудня.
- Мы могли бы перекусить, - сказал Гэллегер.
Диллон и Кэллинен принесли ящик с консервами и печенье. Все уселись и
принялись жевать в полной тишине, как люди, оказавшиеся вдруг героями и
принимающие отныне обыденность существования лишь в ее самых экстремально
обыденных проявлениях, таких, как утоление жажды и голода, мочеиспускание и
испражнение, напрочь отказываясь от полного игривых двусмысленностей
словесного самовыражения. Если бы первым заговорил Маккормик, он сказал бы:
"Что вы на меня так смотрите, вы ведь даже не знаете, вы ведь даже не
понимаете, что произошло"; О'Рурки сказал бы: "Дева Мария, что с ней могло
произойти? Как это глупо, но я, по-моему, влюбился"; Гэллегер сказал бы: "За
час до смерти тушенка кажется уже не такой вкусной, как неделю назад.
Приходится себя поддерживать для того, чтобы умереть"; Кэллехер сказал бы:
"Впервые женщина заинтересовала меня до такой степени. Ну и хорошо, что она
смылась. Так нам будет проще стать настоящими героями"; Кэллинен сказал бы:
"Вот настоящие товарищи. Они делают вид, будто не знают, что со мной
произошло", но первым заговорил Диллон, который сказал:
- Они нас перебьют, как крыс.
- Как героев, - возразил Кэллехер. - Пусть по-крысиному, но мы им
здорово досадили, этим британцам.
- Настоящими героями становятся, если вокруг настоящие товарищи, -
сказал Кэллинен.
- А рядом вкусная тушенка, - добавил Гэллегер, хлопая себя по ноге.
- Интересно, куда она могла деться? - прошептал О'Рурки.
- Загадочно все это, - очень серьезно заключил Маккормик.
Бутылка виски пошла по кругу.
- А как же Кэффри? - спросил Гэллегер.
- Отнеси ему поесть и выпить, - торжественно приказал Маккормик.
- Лучше скажи ему, чтобы спустился, - вмешался О'Рурки. - В ожидании
последнего и решительного боя он, может быть, объяснил бы нам, как
англичанка смылась у него из-под носа.
- А чем он там занимается? - спросил Кэллинен без особого интереса.
Диллон в шестой раз принялся рассказывать:
- Он стоял на посту у окна справа от стола, ко мне он не повернулся.
Только сказал: "Англичанка? Не знаю". Я искал в других комнатах. Никого.
- Это все? - добавил Кэллехер.
- Может быть, она вернулась в туалет? - подсказал Гэллегер.
- Как же мы о нем не подумали?! - воскликнул Маккормик.
Они вскочили все разом (за исключением Кэллинена, который стоял на
посту) и встали по стойке "смирно".
- Не все сразу, - сказал Маккормик и посмотрел на Гэллегера.
- Есть, командир.
Гэллегер сделал несколько шагов и остановился.
- Неловко получается. Как я туда войду?
- Постарайся незаметно открыть дверь, - посоветовал ему Маккормик. -
Только не стучи, это будет некорректно.
- Дверь-то мы высадили, - сказал О'Рурки. - И засов выбили.
- Так что? - неуверенно спросил Гэллегер.
- Пойду я, - заявил Диллон. - Я женщин не боюсь, в туалете или еще где.
А ты отнесешь Кэффри паек. Ему одному, наверное, там скучно.
- И сразу же назад, - сказал Маккормик.
- Я подожду, когда он вернется, - решил Гэллегер.
Затем он опять о чем-то задумался и выдал еще одно соображение:
- Может быть, она улизнула через сад Академии?
- Ты шутишь? - ответил О'Рурки. - Это невозможно.
- А британцы не могли подойти с той стороны? - спросил Кэллехер.
- Это невозможно, - повторил О'Рурки.
- Это почему же? - снова спросил Кэллехер.
- Потому что они слишком медлительны. Они подойдут с той стороны не
раньше чем через неделю.
- Через неделю все будет уже кончено.
Бутылка виски пошла по второму кругу.
Появился Диллон.
- Мне не повезло, - сказал он. - В сортире ее нет.
Гэллегер стал собирать для Кэффри паек: виски, печенье и тушенка.
Когда "Яростный" проходил мимо товарной станции Южной и Западной
железной дороги, Маунткэттен сказал второму помощнику:
- Красивый город Дублин: доки, газовый завод, товарные поезда,
загрязненная речушка.
- Вот все это мы как раз обстреливать и не будем.
- Не думаю, что почтовое отделение на набережной Эден представляет из
себя архитектурный шедевр.
- Странное совпадение: невеста Картрайта служила именно там.
- Похоже, это его расстраивает.
- Никто его не заставляет бомбить свою зазнобу.
- Нет, но он сделает это. Ради короля.
При упоминании этой особы они встали по стойке "смирно" и на несколько
секунд замерли. Судно, провожаемое взглядами толпящихся на набережной
военных, гражданских и путешествующих, высаженных по причине железнодорожной
неисправности, проходило перед вокзалом Северная Стена.
Гэллегер открыл ногой дверь. Кэффри повернул голову и сказал ему:
- Поставь все на стол и проваливай.
- Хорошо, Сиси, - пролепетал Гэллегер.
Он поставил все на стол и замер, не в силах отвести взор от Кэффри. Тот
уже успел забыть о Гэллегере и вернулся к прерванному занятию. Занятие
оказалось распластанной на столе девушкой с растрепанными волосами,
задранной до пупа юбкой и вяло свисающими ногами. Гэллегер перевел взгляд со
своего озабоченного соотечественника на выглядывающую из-под него часть
женского тела, а именно длинную белую ляжку, на которой четко вырисовывалась
линия подвязки. Ее обладательницей могла быть только она, почтовая барышня,
обнаружившаяся столь неожиданно, сколь горизонтально.
- Ты все еще здесь? - прорычал Кэффри.
Он был явно недоволен. Гэллегер вздрогнул. Он пролепетал: "Нет-нет, я
уже ухожу" - и попятился назад, не спуская глаз с гладкой молочной кожи
молодой британки. А другая девчонка, та, которую подстрелили накануне и труп
которой проплывал сейчас где-нибудь около Сэндимаута, внезапно подумал
Гэллегер... Все-таки какие красивые ножки у всех этих девчушек из почтового