Страница:
— А теперь, милый, — сказала я, положив его руку себе на плечо и обняв за талию, — давай выступим на Совете еще раз. — Я повернулась к нему, его восхитительное лицо находилось в нескольких дюймах от меня, и улыбнулась. — Не представляю, что я буду им говорить, но, быть может, им и не понадобятся мои слова.
— Постой, у меня для тебя тоже есть кое-что… Вариен, — произнес робко Шикрар. Он протянул Вариену грубо сработанный венец с проемом на одной стороне. — Я сделал это, пока ты спал. Я подумал… Твой самоцвет… Быть может, если тебя увидят с ним, это будет меньшим потрясением.
Глаза Вариена расширились.
Я вытащила зеленый камень из сумки и передала его Шикрару. Он соскреб с пола немного золота и раскалил его своим дыханием, пока оно не начало пылать, затем раскатал его в плоскую ленту, концы которой скрепил вместе, — получилось кольцо размером с самоцвет. Взяв своими огромными когтями камень, он поместил его внутрь кольца, приглаживая выступающие края золота сверху и снизу, и, наконец, присоединил оправленный в золото самоцвет к венцу с помощью своего огня.
Мне страстно хотелось помочь ему, я бы одолжила ему свои ловкие тонкие пальцы взамен на его огромные неуклюжие когти; но даже обладай я возможностью работать с полурасплавленным золотом, я бы не посмела. Такой подарок должна создавать лишь одна пара рук, какими бы неприспособленными они ни были для подобной работы. Закончив, Шикрар охладил свое творение в ручье, что протекал в углу чертога.
Оправа камня была грубой, но сидел он прочно. Шикрар с поклоном преподнес свой дар Вариену, который при этом нежно отстранил меня, желая стоять на ногах самостоятельно. С благоговением он принял венец, взяв в обе руки. Подняв его, чтобы надеть на голову, он вдруг замер, охваченный каким-то врожденным священным чувством.
Потом посмотрел на Шикрара.
— От тебя, драгоценный друг мой Шикрар, принимаю я дар этот и благодарю тебя за такую честь, — он быстро, наверное, чтобы не упасть, поклонился, после чего повернулся ко мне. — Тебе, Ланен, сердце мое, я вверяю его.
Я не раздумывала ни мгновения. Взяв из его рук эту грубую корону, я высоко подняла ее и негромко произнесла:
— Во имя Ветров и Владычицы, — и водрузила венец ему на голову.
Теперь самоцвет вновь украшал его чело, обрамленный серебристыми волосами, — прекрасный и до боли знакомый.
Больше слов не было. Вместе мы вышли из пещеры, вокруг все было залито золотистым светом угасающего дня, и направились к чертогу Совета.
Вариен
Никогда с тех пор не приходилось мне делать ничего более сложного, чем в тот раз, когда я шел сквозь расступившиеся ряды сородичей к возвышению у дальней стены Большого грота. Идай уже обо всем им рассказала, вслед за ней и Шикрар добавил свое слово. И что бы вы думали? Все были в полнейшем изумлении и с недоверием глазели на происходящее, храня полное молчание. Разве можно было найти какие-то слова, предусмотренные на подобный случай?
Неуклюже вскарабкавшись на плоское возвышение, я встал, поддерживаемый Ланен. То, что раньше казалось мне небольшим выступом, теперь стало для меня настоящим препятствием, и я потратил немало усилий, прежде чем сумел преодолеть его. Я стоял, пошатываясь, перед своими сородичами, а души присутствующих были обращены к прошлому. Мне было видно, что все они охвачены горем из-за кончины Ришкаана; и все же по древней привычке они продолжали тянуться к своему царю — ко мне, стоявшему сейчас перед ними в облике маленького, беспомощного гедри, словно к надежному укрытию во время суровой зимы. Большинство из них выражали своим видом Удивление, некоторые — Недоверие, пусть временное. Но надо всем этим, подобно весенней зеленоватой дымке, едва улавливался тончайший намек на что-то, очень напоминающее Надежду.
Я не знал, что сказать. Прежде я боялся, что вместе со своим драконьим обликом утратил и способность к Языку Истины, однако сейчас самоцвет моей души сиял там, где ему и должно было сиять. Чтобы сородичи смогли услышать меня, мне пришлось тщательно собраться с мыслями, словно совсем юному малышу. Мое новое тело не было приспособлено к подобному, однако, к своей вящей радости, я обнаружил, что по-прежнему владею Языком Истины.
«Родичи, приветствую вас любовью вашего царя!» — произнес я.
Речь моя была размашистой, и меня слышали все; не оставалось сомнений, что это самый настоящий Язык Истины — разум мой оставался прежним, слегка лишь ослабев. Все же я понял, почему Ланен не очень охотно прибегала к мысленному общению, если могла обойтись без него. Едва я заговорил таким образом, как у меня сейчас же разболелась голова, и боль, похоже, грозила усилиться. Тем не менее я знал, что лишь такой способ разговора сможет их убедить.
«Я — душа, которую вы знали как Акхора, Серебряного царя. Родичи, я стою перед вами, преображенный до неузнаваемости, и не могу сказать, как и почему это произошло, ибо и сам не ведаю. Любовь моя и забота к вам нисколько не изменились, однако волею Ветров я перерожден теперь в подобие человека и отныне должен жить как человек. Я возвращаю вам царский сан, коим вы наградили меня давным-давно, и желаю, чтобы вы избрали на эту должность иного достойного.
Я же более не государь Акхор — я стал человеком с именем Вариен. Моя участь, каковой бы она ни была, в ваших руках; но я прошу вас, ради давней любви: пощадите мою возлюбленную — Ланен, Маранову дочерь».
Я оперся на Ланен — силы мои были на исходе, ибо Язык Истины причинял мне слишком много боли.
Этого было достаточно. Более сказать было нечего.
Ланен
Я поддерживала его и ждала. Больше ничего не оставалось делать.
Мне казалось, что молчание тянется целую вечность. Напряженность воздуха давила меня, словно тяжелая туча, а время ползло невыносимо медленно. Каждый вздох мне казался часом, а в голове у меня одна за другой проносились разнообразные страшные развязки этой безумной затеи богов, и каждая следующая казалась еще хуже предыдущей; меня уже начало охватывать недоумение, а молчание все тянулось, не нарушаемое ничем, и я все еще дышала.
Наконец я стала думать, что они, быть может, уже пресытились смертью и разрушением и не желают больше причинять нам вреда. Я не могла сказать с полной уверенностью, но тем не менее среди самых разных их проявлений я не заметила ничего, похожего на Осуждение. Скорее, присутствовало нечто противоположное.
Надежда?
И тут я поняла, словно сама Владычица открыла мне глаза, что из-за кражи самоцветов Потерянных и смерти Ришкаана их сердца были скованы болью, как и наши с Вариеном. Я поняла, что лишь в Потерянных видели они свое будущее, не надеясь больше ни на какие иные перемены. Спасение душ их сородичей, давшееся столь дорогой ценой, стало спасением и для Рода; и теперь наша надежда стала их надеждой — ею был Вариен, что стоял сейчас перед ними на двух ногах, в грубом черном плаще и с плохо сидевшей короной на голове.
И все их стремление стало подобным моему собственному — соприкоснуться с извечным иным, дав ему место в своих сердцах.
Наконец молчание было прервано единственным голосом, подобным пению небес, звонким и восторженно-ликующим, который выкрикнул:
— Слава государю Вариену! Слава царю!
И две сотни голосов с певучим звоном присоединились к первому, возносясь ввысь в изумленном ликовании:
— Слава государю Вариену! Слава царю!
И царь смиренно встал перед ними на колени.
Потом эта музыка голосов сменилась знакомой мне тишиной, но даже в этой тишине до меня по-прежнему доносилось пение — неистовое и удивительно проникновенное, выразительное и обнадеживающе радостное.
Вариен
Я и не мечтал о подобном. Когда они выкрикивали мое имя, я понимал, что не могу поистине быть для них царем, но благословенный гул их приветствий потряс меня. Когда вновь наступила тишина, я с помощью Ланен поднялся и поклонился им, как это принято у гедри. Я вновь попытался заговорить на кантриасарикхе, ибо возвращение Языка Истины позволяло надеяться и на большее, однако язык мой и челюсти явили лишь некое смехотворное подобие подлинных звуков. Тогда я вновь сосредоточился, не обращая внимания на боль, которую причиняла мне истинная речь.
«Дорогие мои сородичи, я сохраню память об этом моменте до самой своей смерти и всегда буду лелеять ее в своем сердце. Мы все помудрели, а Слово Ветров скрепило печатью нынешнюю нашу просвещенность. Но я не оставлю вас без царя. Меня удручает, что я даже не могу говорить с вами на кантриасарикхе. Если вы, ради давней любви, согласитесь принять мое мнение, то я хочу предложить, чтобы вместо меня отныне правил Хадрэйшикрар».
— Он Хранитель душ, государь Вариен, — откликнулась с почтением Эриансс. — Ты требуешь слишком многого от него одного.
«Воистину, Эриансс, ты права, но именно поэтому я уже все обдумал. Я бы хотел просить Шикрара передать должность Хранителя душ своему сыну Кейдре, который уже явил в себе способности к Вызову предков, — к тому же он давно глубоко Уважаем всеми нами».
Последовало молчание, которое в конце концов нарушил сам Шикрар, прибегнув к Языку Истины:
«Это сложные вопросы, и им должно будет уделить много времени и немало размышлений. Пока же, если Совет не против, я останусь тем, кто я сейчас, и буду руководить прениями на правах Старейшего, что само по себе не подлежит обсуждению, — ослышалось несколько смешков. — В любом случае, и государь Вариен, и госпожа Ланен должны вскоре покинуть нас, чтобы отправиться на восток вместе с остальными гедришакримами. Обсудил ли Совет Слово Ветров, касающееся Ланен, Марановой дочери?»
Ланен
Я почему-то даже не задумывалась о том, что моя участь может оказаться иной, чем участь Вариена. На миг сердце мое ушло в пятки.
«Ветры явили свою волю, Шикрар, и мы не смеем пренебрегать ею, — услышала я мысленный голос и с удивлением поверну, лась к Идай. — Она возлюбленная нашего государя, и ради нее Ветры даровали ему новую жизнь в облике гедришакрима. Разве мы можем противиться Слову Ветров? Я убеждена, что нам следует оказать ей почет как возлюбленной Вариена и отправить их вместе к ее сородичам».
Я затаила дыхание. После довольно продолжительного молчания Шикрар произнес:
«Не желает ли кто-нибудь возразить?»
Все молчали. Повернувшись ко мне, Шикрар поклонился — чудесным волнообразным движением своей длинной шеи.
— Будь счастлива, госпожа Ланен, и да пребудет на тебе благословение кантришакримов, — произнес он вслух на моем языке.
«Я благодарю вас всех, о народ моего возлюбленного, — обратилась я к ним, наконец-то переведя дух. — Никогда еще ни один из моих сородичей не удостаивался подобной чести, и ни одно благословение не было столь драгоценным, — я повернулась к Идай, и на глазах у меня готовы были выступить слезы. — Тебе же, госпожа, я хочу сказать, что никогда еще не рождалась более благородная душа, чем твоя».
«Будь и ты столь же благородна в любви своей к тому, кто некогда был Акхором, Ланен, Маранова дочерь, ибо тебе сейчас предстоит любить его за нас обеих, — эти ее слова предназначались для меня одной, и торжественность ее речи была подобна скрепляющей печати, великому благословению. — И помни, что Языку Истины расстояние не помеха. Случись тебе нуждаться в моем участии, я к твоим услугам».
«Я поняла тебя, госпожа, — ответила я с поклоном. — Я запомню».
Вариен
Я стоял на возвышении, как бывало раньше сотни раз, и пристально всматривался в глаза сородичей. Я прекрасно знал, что мне уже не суждено предстать перед ними когда-нибудь вновь.
«Счастья вам, родичи мои, — сказал я, стараясь скрыть грусть, что норовила проявить себя даже в Языке Истины. — Процветайте и здравствуйте. И не оставляйте попыток вернуть Потерянных — я тоже буду продолжать стремиться к этому. О мой народ, мои родичи, знайте, что любовь того, кто был вашим царем, останется с вами навечно. Именем Ветров, сородичи, я прощаюсь с вами».
В последний раз поклонившись, я осторожно сошел с возвышения. Без поддержки я медленно прошел меж расступившихся рядов; по пути оглядывая каждого поочередно, — и, минуя длинный темный коридор, вышел наконец под звездное небо.
Глава 20ЛАНЕН СКИТАЛИЦА
Кейдра
Весть о том, что государь Акхор жив, в каком бы обличий он ни был, залечила горестную рану, что образовалась у меня в душе с известием о его кончине; я был вне себя от радости. Когда отец поведал мне об окончательном решении Совета, я был поражен, и в сердце моем наконец-то зародилась надежда на свой народ. На закате, когда госпожа Релла вновь явилась к Рубежу, я тотчас же ответил на ее зов; на сердце у меня было чудно и восторженно-беззаботно.
— Кейдра, сынок, — сказала Релла, — капитан корабля не собирается ждать ее вечно. Он отплывает на рассвете, и все тут. Я старалась уговорить его, как могла, даже предложила вернуться насобирать еще лансипу, но они все перепуганы до смерти и не вернутся сюда из-за страха перед драконами.
Она так выделила последнее слово, что я рассмеялся.
— Да-да, я знаю, почему ты смеешься. Но помяни мое слово: ежели она не явится до рассвета, они уплывут без нее — как пить дать!
— Благодарю тебя, госпожа Релла, и осмелюсь попросить тебя кое о чем. Госпожа Ланен интересовалась, может ли она поговорить с тобой. Ты согласна отправиться к ней?
Она посмотрела на меня, и вид ее показался мне несколько необычным. В ее проявлении словно угадывалось какое-то недоверие.
— А ты вернешь меня сюда вовремя, а? Что бы там ни было у нее на уме, но я-то намерена оставаться на корабле, когда он отчалит от острова.
— Даю тебе слово, госпожа, — ответил я с поклоном. — Отправишься ли ты пешком или же мне понести тебя на крыльях Ветра?
Глаза у нее расширились.
— А что, ты можешь меня взять с собой и взлететь? — насколько я мог судить, мое предложение пришлось ей весьма по душе. — А как? Мне что, нужно будет сесть, где и раньше?
— Нет, госпожа. Правда, я носил так Ланен, но только из-за крайней необходимости; у меня до сих пор от этого болит шея. Если ты позволишь, я возьму тебя.
У меня было странное ощущение, когда я посадил ее к себе в пригоршню. Веса ее я почти не замечал, хотя чувство равновесия у меня сразу же нарушилось. И то, что я при этом почувствовал, оказалось для меня неожиданностью.
Как столь новый и неслыханный доселе шаг мог казаться мне вполне привычным и правильным?
Релла
Хоть меня и ужаснуло это его предложение, но разве могла я упустить такую возможность?
— Ладно, — сказала я, и он сгреб меня в свои когти. Как ни странно, я чувствовала себя вполне неплохо. — А теперь что?
— Возьмись за меня и держись крепче, — сказал он.
Не успела я ухватиться, как он сиганул в воздух. Это было и лучше, и в то же время хуже моей прежней поездки, когда он сломя голову несся по лесу, а мы с Ланен сидели у него на шее. Сейчас мне было до одурения боязно, но я просто упивалась полетом, намертво вцепившись в его лапищи, пока мы опять не приземлились. Мне казалось, что я дитя, у которого только что сбылась самая заветная мечта. Только слишком уж быстро все закончилось, даже обидно стало.
Мы сели напротив входа в пещеру. Ему пришлось выпустить меня, прежде чем усесться на землю самому. В глубине мерцал огонь, и когда мы вошли, я сразу же узнала это место: это была та самая пещера, в которой я уже была. Там я увидела Шикрара: и на плече у него красовалась золотая нашлепка, поблескивавшая в свете костра; с ним был еще один дракон, которого я тоже узнала: я видела его на месте битвы.
Кейдра
— Они еще не явились, госпожа, но скоро будут здесь, — сказал я Релле.
— А кого мы еще ждем? — спросила она. — Не думаю, что тут поместится много драконов.
Я не ответил ей, ибо от удивления не мог произнести ни слова: у входа появилась госпожа Ланен, а на руку ей опирался… Во имя Ветров, я узнал его взгляд! Я слышал решение Совета, однако сам еще не видел его.
Это был Акхор в облике человека.
Ланен
Я с удивлением увидела, что нас ожидает Релла. Она выглядела немного озадаченной, насколько это вообще могло быть ей свойственно.
— Кто ты, господин? — спросила она, глядя на Вариена.
Она говорила своим истинным голосом, в котором почти не чувствовалось северного выговора. Казалось, она внутренне чувствует то благоговение, что окружало Вариена, к тому же на голове у него все еще оставался венец, сделанный Шикраром.
— Релла, рад тебя здесь видеть. Меня зовут Вариен, — ответил он просто. — Давай же, подойди к огню и обогрейся.
Она осторожно приблизилась, переводя взгляд то на меня, то на него.
— Кейдра сказал, что ты желаешь меня видеть, — выговорила она наконец, заставив себя остановить взгляд на мне. — Чего ты хочешь? Я пришла сказать тебе, что корабль отплывает завтра на рассвете, и им все равно, если кого-то на борту не будет.
— Я боялась, что так и случится, — сказала я. — Я собиралась попросить тебя раздобыть немного запасной одежды из корабельных запасов. Но, похоже, времени на это у нас совсем нет.
Я повернулась к Вариену. Мне страшно не хотелось этого говорить, но деваться было некуда.
— Дорогой мой, ты сумеешь перенести столь скорое отплытие? Я надеялась, что можно будет убедить судовладельца остаться здесь подольше, пока ты не привыкнешь к… ко всему, но, похоже, что он не собирается никого выслушивать.
Вариен
— Что же мы им скажем, Ланен? — спросил я. Я заметил, что начинаю впадать в бессмысленный гнев из-за обстоятельств, вынуждавших нас отправиться в путь так рано; у меня даже не было времени научиться как следует стоять на своих двух ногах. — Ты думала о том, как мы объясним им мое появление?
— Я бы вообще не стала ничего объяснять, — произнесла Релла обычным голосом. — Им и не обязательно знать. А если будут выпытывать, намекнешь им, что вы под защитой драконов. Больше они не станут приставать, можешь не сомневаться, — добавила она.
— Ты думаешь, что этого будет достаточно? — спросил я.
На мгновение она задумалась, но тут Ланен рассмеялась и захлопала в ладоши.
— Да! — она повернулась к Идай, Шикрару и Кейдре; лицо ее сияло. — Друзья мои, не согласитесь ли вы пронести нас на крыльях Ветра в последний раз? Но не сейчас. На рассвете. Ах, Акор, они не посмеют даже заикнуться о наших покровителях, если те сами доставят нас на корабль!
Я рассмеялся вместе с ней.
— Да, это правда. Но тогда путешествие может показаться нам долгим и молчаливым.
— Нет, ты их еще не знаешь! Вот погоди, им понадобится столько рабочих рук, что и не хватит. Очень скоро мы с тобой это увидим.
«Посмотрите, что с госпожой?» — обратился к нам Кейдра на Языке Истины.
Ланен
Мы с Вариеном обернулись и увидели, что Релла сидит на полу, а лицо у нее белое как полотно.
— Акор? Ты назвала его Акором? Так звали того огромного и серебристого, я помню, — пробормотала она себе под нос. — Но он же не может быть Акором? Акор — дракон, и он был при смерти вчера, после битвы, я знаю, что он…
— Релла, я оговорилась. Это Вариен, — сказала я, смутившись. Я даже не заметила того, что слетело у меня с языка. — Разве он может быть Акором?
— А разве может человек, которого я раньше никогда не видела, взять да появиться ни с того ни с сего в драконьих землях? — спросила она решительно, после чего опять забормотала с исступлением: — Не может быть, они убивают всех, кто пересечет Рубеж, только ты да я. О, благословенная Шиа! Ты ведь не с корабля — стало быть, ты или появился из ничего, или жил все эти годы с драконами. Иного быть не может.
— Мы позвали тебя сюда, ибо подумали, что ты заслуживаешь того, чтобы все тебе объяснить, после всего, что ты сделала, — сказал Вариен ласково. Я изумилась его терпеливости. — Не волнуйся, Ланен. Я знаю, к какому соглашению мы с тобою пришли, однако, думаю, лишь правда удовлетворит госпожу Реллу. Он опустился перед ней на колени и мягко произнес: — Это правда, я тот, кто был Акхором. Не спрашивай меня, как со мною случилось это превращение, ибо я и сам не ведаю. Просто прими это, как есть. Я поплыву с вами.
Релла кивнула, не переставая таращить глаза. Вариен вновь повернулся ко мне.
— Думаю, ты нашла верный путь, Ланен. Вы не против, друзья мои? — спросил он у кантри, и все трое выразили свое согласие.
Больше особо делать было нечего; и все же я настояла еще кое на чем. Кейдре пришлось соскрести со стен Акорова чертога довольно много кхаадиша. Я сложила его подле себя, оставив до утра: там я намеревалась завернуть его в свой суконник, прежде чем нас доставят на корабль. В одной рубашке мне будет холодновато, но это совсем ненадолго. По моей просьбе Вариен позволил выделить немного кхаадиша и Релле — ей достался кусок размером с кулак.
К этому времени она была уже настолько вне себя от увиденного, что просто поблагодарила его, спрятав золото в свою сумку.
Была поздняя ночь, и хотя Релла, несмотря на все свое потрясение, чувствовала себя прекрасно, мы с Вариеном едва держались на ногах. Шикрар пообещал разбудить нас с рассветом. Подбросив в костер топлива, мы улеглись друг подле друга. Последнее, что я помню, — это Релла, сидевшая у огня, завернувшись в плащ, и негромко разговаривая с Кейдрой и Шикраром. «Словно опять воцарился Мир», — подумала я и уснула.
Пробудилась я от голоса Шикрара, звучавшего у меня в разуме: «Госпожа, небо светлеет. Пора в путь».
Вариен уже просыпался. Я подошла к Релле и тронула ее за плечо. Она мигом пробудилась.
— Пора, — сказала я.
Она зевнула и встала.
Я страшилась этого момента. Я заранее предупредила Вариена, что на корабле он не должен надевать свой венец с самоцветом. Люди порой убивают и не за такое. На самом деле это, конечно же, означало, что ему придется прощаться с родичами сейчас, пока мы еще были здесь.
Разумеется, он воззвал к ним; зеленый самоцвет его ярко горел, оттеняемый светлыми волосами и бледной кожей. Я была глубоко взволнована и даже не слышала, что он говорил, ибо мое собственное сердце было полно переживаний, хотя я знала этот народ лишь несколько дней. Как я могла это перенести, слыша, как он прощается с целым тысячелетием своей жизни? Лицо Вариена было мокро от слез, когда он снял свой венец, завернув его в мой суконник вместе с кхаадишом.
— Морская вода? — шепотом спросила я, вытирая ему лицо своим рукавом.
— Слезы, — ответил он и улыбнулся.
Что касается моего собственного прощания, то, произнеся нескольких сбивчивых слов, я поняла, что мне ничего не остается, кроме как открыть им свое сердце, обратившись к Языку Истины. Минуя слова, мои мысли устремлялись к ним, передавая мою любовь и глубочайшую признательность. Они ответили мне, и перед моим мысленным взором предстали четкие картины. Кейдра явил мне образ Миражэй и Щерока, играющих на берегу Родильной бухты, и за всем этим проступала его признательность, смешанная с любовью, глубокой и сильной. От Идай мне пришло видение Акора в юности, и я различила едва уловимую ее мысль: «Даже тогда он не ответил мне взаимностью. На то была воля Ветров; по их же слову вы теперь принадлежите друг другу». Образы Шикрара я едва понимала: они были сложными и многослойными, но говорили о друге, который был ближе, чем брат, о бессчетных годах, проведенных вместе, о восхищении, благодарности и надежде на будущее. В последнем видении, полученном от Шикрара, мне явились самоцветы душ Потерянных, сопровождаемые чувством тяжкой озабоченности. Я посмотрела на него, и он прошептал мне на истинной речи:
«Не забывай о Потерянных, госпожа, ибо сердце подсказывает мне, что их судьба связана с твоей. Ищи возможность вернуть их».
«Я буду искать», — ответила я тихо.
Времени больше не было. Мы все вышли навстречу рассвету.
Релаа
На этот раз я хоть видела, куда мы летим. Никогда мне не забыть, как дракон нес меня по воздуху! Это так восхитительно, просто слов нет! Впрочем, два раза оказалось для меня вполне достаточно.
Мы с Кейдрой летели впереди всех. Корабль все еще стоял в гавани, только палубы с самого утра так и пестрели: там кипела работа — они уже готовились поднять якорь и отчалить.
Пока не увидели нас.
Само собой, мне не было слышно, что там у них происходит, да только через пару мгновений на палубе образовалось свободное пространство, куда Кейдра смог сесть. Прежде он выпустил меня, а потом уж встал на палубу сам, отвесив мне поклон.
— Прощай же, госпожа Релла, и знай, что с тобой всегда будет пребывать почтение кантри, — сказал он громко. — Если тебе потребуется наша помощь, ты можешь воззвать к нам. — Сказав то, о чем было договорено, он нагнулся ко мне и тихо добавил: — Хотя я не сомневаюсь, что ты и без нас вполне способна со всем управиться. Счастья тебе, госпожа. Для меня было честью познакомиться с тобой.
Я поклонилась и произнесла слова прощания. Корабль так и закачало, когда он взметнулся в воздух.
Ланен
Идай несла меня осторожно и во время полета молчала. Вскоре она начала снижаться, сбавляя скорость обратными взмахами крыльев, точь-в-точь как Акор, разве что менее плавно.
«Вижу, что мне в этом надо еще упражняться, — сказала она с улыбкой, когда мы опустились на корабль. — Только вот будет ли возможность? Может, ты когда-нибудь вернешься к нам на Драконий остров, Ланен, Маранова дочерь? Может быть, вы еще навестите нас вместе с Вариеном? Мы будем вам очень рады».
— Постой, у меня для тебя тоже есть кое-что… Вариен, — произнес робко Шикрар. Он протянул Вариену грубо сработанный венец с проемом на одной стороне. — Я сделал это, пока ты спал. Я подумал… Твой самоцвет… Быть может, если тебя увидят с ним, это будет меньшим потрясением.
Глаза Вариена расширились.
Я вытащила зеленый камень из сумки и передала его Шикрару. Он соскреб с пола немного золота и раскалил его своим дыханием, пока оно не начало пылать, затем раскатал его в плоскую ленту, концы которой скрепил вместе, — получилось кольцо размером с самоцвет. Взяв своими огромными когтями камень, он поместил его внутрь кольца, приглаживая выступающие края золота сверху и снизу, и, наконец, присоединил оправленный в золото самоцвет к венцу с помощью своего огня.
Мне страстно хотелось помочь ему, я бы одолжила ему свои ловкие тонкие пальцы взамен на его огромные неуклюжие когти; но даже обладай я возможностью работать с полурасплавленным золотом, я бы не посмела. Такой подарок должна создавать лишь одна пара рук, какими бы неприспособленными они ни были для подобной работы. Закончив, Шикрар охладил свое творение в ручье, что протекал в углу чертога.
Оправа камня была грубой, но сидел он прочно. Шикрар с поклоном преподнес свой дар Вариену, который при этом нежно отстранил меня, желая стоять на ногах самостоятельно. С благоговением он принял венец, взяв в обе руки. Подняв его, чтобы надеть на голову, он вдруг замер, охваченный каким-то врожденным священным чувством.
Потом посмотрел на Шикрара.
— От тебя, драгоценный друг мой Шикрар, принимаю я дар этот и благодарю тебя за такую честь, — он быстро, наверное, чтобы не упасть, поклонился, после чего повернулся ко мне. — Тебе, Ланен, сердце мое, я вверяю его.
Я не раздумывала ни мгновения. Взяв из его рук эту грубую корону, я высоко подняла ее и негромко произнесла:
— Во имя Ветров и Владычицы, — и водрузила венец ему на голову.
Теперь самоцвет вновь украшал его чело, обрамленный серебристыми волосами, — прекрасный и до боли знакомый.
Больше слов не было. Вместе мы вышли из пещеры, вокруг все было залито золотистым светом угасающего дня, и направились к чертогу Совета.
Вариен
Никогда с тех пор не приходилось мне делать ничего более сложного, чем в тот раз, когда я шел сквозь расступившиеся ряды сородичей к возвышению у дальней стены Большого грота. Идай уже обо всем им рассказала, вслед за ней и Шикрар добавил свое слово. И что бы вы думали? Все были в полнейшем изумлении и с недоверием глазели на происходящее, храня полное молчание. Разве можно было найти какие-то слова, предусмотренные на подобный случай?
Неуклюже вскарабкавшись на плоское возвышение, я встал, поддерживаемый Ланен. То, что раньше казалось мне небольшим выступом, теперь стало для меня настоящим препятствием, и я потратил немало усилий, прежде чем сумел преодолеть его. Я стоял, пошатываясь, перед своими сородичами, а души присутствующих были обращены к прошлому. Мне было видно, что все они охвачены горем из-за кончины Ришкаана; и все же по древней привычке они продолжали тянуться к своему царю — ко мне, стоявшему сейчас перед ними в облике маленького, беспомощного гедри, словно к надежному укрытию во время суровой зимы. Большинство из них выражали своим видом Удивление, некоторые — Недоверие, пусть временное. Но надо всем этим, подобно весенней зеленоватой дымке, едва улавливался тончайший намек на что-то, очень напоминающее Надежду.
Я не знал, что сказать. Прежде я боялся, что вместе со своим драконьим обликом утратил и способность к Языку Истины, однако сейчас самоцвет моей души сиял там, где ему и должно было сиять. Чтобы сородичи смогли услышать меня, мне пришлось тщательно собраться с мыслями, словно совсем юному малышу. Мое новое тело не было приспособлено к подобному, однако, к своей вящей радости, я обнаружил, что по-прежнему владею Языком Истины.
«Родичи, приветствую вас любовью вашего царя!» — произнес я.
Речь моя была размашистой, и меня слышали все; не оставалось сомнений, что это самый настоящий Язык Истины — разум мой оставался прежним, слегка лишь ослабев. Все же я понял, почему Ланен не очень охотно прибегала к мысленному общению, если могла обойтись без него. Едва я заговорил таким образом, как у меня сейчас же разболелась голова, и боль, похоже, грозила усилиться. Тем не менее я знал, что лишь такой способ разговора сможет их убедить.
«Я — душа, которую вы знали как Акхора, Серебряного царя. Родичи, я стою перед вами, преображенный до неузнаваемости, и не могу сказать, как и почему это произошло, ибо и сам не ведаю. Любовь моя и забота к вам нисколько не изменились, однако волею Ветров я перерожден теперь в подобие человека и отныне должен жить как человек. Я возвращаю вам царский сан, коим вы наградили меня давным-давно, и желаю, чтобы вы избрали на эту должность иного достойного.
Я же более не государь Акхор — я стал человеком с именем Вариен. Моя участь, каковой бы она ни была, в ваших руках; но я прошу вас, ради давней любви: пощадите мою возлюбленную — Ланен, Маранову дочерь».
Я оперся на Ланен — силы мои были на исходе, ибо Язык Истины причинял мне слишком много боли.
Этого было достаточно. Более сказать было нечего.
Ланен
Я поддерживала его и ждала. Больше ничего не оставалось делать.
Мне казалось, что молчание тянется целую вечность. Напряженность воздуха давила меня, словно тяжелая туча, а время ползло невыносимо медленно. Каждый вздох мне казался часом, а в голове у меня одна за другой проносились разнообразные страшные развязки этой безумной затеи богов, и каждая следующая казалась еще хуже предыдущей; меня уже начало охватывать недоумение, а молчание все тянулось, не нарушаемое ничем, и я все еще дышала.
Наконец я стала думать, что они, быть может, уже пресытились смертью и разрушением и не желают больше причинять нам вреда. Я не могла сказать с полной уверенностью, но тем не менее среди самых разных их проявлений я не заметила ничего, похожего на Осуждение. Скорее, присутствовало нечто противоположное.
Надежда?
И тут я поняла, словно сама Владычица открыла мне глаза, что из-за кражи самоцветов Потерянных и смерти Ришкаана их сердца были скованы болью, как и наши с Вариеном. Я поняла, что лишь в Потерянных видели они свое будущее, не надеясь больше ни на какие иные перемены. Спасение душ их сородичей, давшееся столь дорогой ценой, стало спасением и для Рода; и теперь наша надежда стала их надеждой — ею был Вариен, что стоял сейчас перед ними на двух ногах, в грубом черном плаще и с плохо сидевшей короной на голове.
И все их стремление стало подобным моему собственному — соприкоснуться с извечным иным, дав ему место в своих сердцах.
Наконец молчание было прервано единственным голосом, подобным пению небес, звонким и восторженно-ликующим, который выкрикнул:
— Слава государю Вариену! Слава царю!
И две сотни голосов с певучим звоном присоединились к первому, возносясь ввысь в изумленном ликовании:
— Слава государю Вариену! Слава царю!
И царь смиренно встал перед ними на колени.
Потом эта музыка голосов сменилась знакомой мне тишиной, но даже в этой тишине до меня по-прежнему доносилось пение — неистовое и удивительно проникновенное, выразительное и обнадеживающе радостное.
Вариен
Я и не мечтал о подобном. Когда они выкрикивали мое имя, я понимал, что не могу поистине быть для них царем, но благословенный гул их приветствий потряс меня. Когда вновь наступила тишина, я с помощью Ланен поднялся и поклонился им, как это принято у гедри. Я вновь попытался заговорить на кантриасарикхе, ибо возвращение Языка Истины позволяло надеяться и на большее, однако язык мой и челюсти явили лишь некое смехотворное подобие подлинных звуков. Тогда я вновь сосредоточился, не обращая внимания на боль, которую причиняла мне истинная речь.
«Дорогие мои сородичи, я сохраню память об этом моменте до самой своей смерти и всегда буду лелеять ее в своем сердце. Мы все помудрели, а Слово Ветров скрепило печатью нынешнюю нашу просвещенность. Но я не оставлю вас без царя. Меня удручает, что я даже не могу говорить с вами на кантриасарикхе. Если вы, ради давней любви, согласитесь принять мое мнение, то я хочу предложить, чтобы вместо меня отныне правил Хадрэйшикрар».
— Он Хранитель душ, государь Вариен, — откликнулась с почтением Эриансс. — Ты требуешь слишком многого от него одного.
«Воистину, Эриансс, ты права, но именно поэтому я уже все обдумал. Я бы хотел просить Шикрара передать должность Хранителя душ своему сыну Кейдре, который уже явил в себе способности к Вызову предков, — к тому же он давно глубоко Уважаем всеми нами».
Последовало молчание, которое в конце концов нарушил сам Шикрар, прибегнув к Языку Истины:
«Это сложные вопросы, и им должно будет уделить много времени и немало размышлений. Пока же, если Совет не против, я останусь тем, кто я сейчас, и буду руководить прениями на правах Старейшего, что само по себе не подлежит обсуждению, — ослышалось несколько смешков. — В любом случае, и государь Вариен, и госпожа Ланен должны вскоре покинуть нас, чтобы отправиться на восток вместе с остальными гедришакримами. Обсудил ли Совет Слово Ветров, касающееся Ланен, Марановой дочери?»
Ланен
Я почему-то даже не задумывалась о том, что моя участь может оказаться иной, чем участь Вариена. На миг сердце мое ушло в пятки.
«Ветры явили свою волю, Шикрар, и мы не смеем пренебрегать ею, — услышала я мысленный голос и с удивлением поверну, лась к Идай. — Она возлюбленная нашего государя, и ради нее Ветры даровали ему новую жизнь в облике гедришакрима. Разве мы можем противиться Слову Ветров? Я убеждена, что нам следует оказать ей почет как возлюбленной Вариена и отправить их вместе к ее сородичам».
Я затаила дыхание. После довольно продолжительного молчания Шикрар произнес:
«Не желает ли кто-нибудь возразить?»
Все молчали. Повернувшись ко мне, Шикрар поклонился — чудесным волнообразным движением своей длинной шеи.
— Будь счастлива, госпожа Ланен, и да пребудет на тебе благословение кантришакримов, — произнес он вслух на моем языке.
«Я благодарю вас всех, о народ моего возлюбленного, — обратилась я к ним, наконец-то переведя дух. — Никогда еще ни один из моих сородичей не удостаивался подобной чести, и ни одно благословение не было столь драгоценным, — я повернулась к Идай, и на глазах у меня готовы были выступить слезы. — Тебе же, госпожа, я хочу сказать, что никогда еще не рождалась более благородная душа, чем твоя».
«Будь и ты столь же благородна в любви своей к тому, кто некогда был Акхором, Ланен, Маранова дочерь, ибо тебе сейчас предстоит любить его за нас обеих, — эти ее слова предназначались для меня одной, и торжественность ее речи была подобна скрепляющей печати, великому благословению. — И помни, что Языку Истины расстояние не помеха. Случись тебе нуждаться в моем участии, я к твоим услугам».
«Я поняла тебя, госпожа, — ответила я с поклоном. — Я запомню».
Вариен
Я стоял на возвышении, как бывало раньше сотни раз, и пристально всматривался в глаза сородичей. Я прекрасно знал, что мне уже не суждено предстать перед ними когда-нибудь вновь.
«Счастья вам, родичи мои, — сказал я, стараясь скрыть грусть, что норовила проявить себя даже в Языке Истины. — Процветайте и здравствуйте. И не оставляйте попыток вернуть Потерянных — я тоже буду продолжать стремиться к этому. О мой народ, мои родичи, знайте, что любовь того, кто был вашим царем, останется с вами навечно. Именем Ветров, сородичи, я прощаюсь с вами».
В последний раз поклонившись, я осторожно сошел с возвышения. Без поддержки я медленно прошел меж расступившихся рядов; по пути оглядывая каждого поочередно, — и, минуя длинный темный коридор, вышел наконец под звездное небо.
Глава 20ЛАНЕН СКИТАЛИЦА
Кейдра
Весть о том, что государь Акхор жив, в каком бы обличий он ни был, залечила горестную рану, что образовалась у меня в душе с известием о его кончине; я был вне себя от радости. Когда отец поведал мне об окончательном решении Совета, я был поражен, и в сердце моем наконец-то зародилась надежда на свой народ. На закате, когда госпожа Релла вновь явилась к Рубежу, я тотчас же ответил на ее зов; на сердце у меня было чудно и восторженно-беззаботно.
— Кейдра, сынок, — сказала Релла, — капитан корабля не собирается ждать ее вечно. Он отплывает на рассвете, и все тут. Я старалась уговорить его, как могла, даже предложила вернуться насобирать еще лансипу, но они все перепуганы до смерти и не вернутся сюда из-за страха перед драконами.
Она так выделила последнее слово, что я рассмеялся.
— Да-да, я знаю, почему ты смеешься. Но помяни мое слово: ежели она не явится до рассвета, они уплывут без нее — как пить дать!
— Благодарю тебя, госпожа Релла, и осмелюсь попросить тебя кое о чем. Госпожа Ланен интересовалась, может ли она поговорить с тобой. Ты согласна отправиться к ней?
Она посмотрела на меня, и вид ее показался мне несколько необычным. В ее проявлении словно угадывалось какое-то недоверие.
— А ты вернешь меня сюда вовремя, а? Что бы там ни было у нее на уме, но я-то намерена оставаться на корабле, когда он отчалит от острова.
— Даю тебе слово, госпожа, — ответил я с поклоном. — Отправишься ли ты пешком или же мне понести тебя на крыльях Ветра?
Глаза у нее расширились.
— А что, ты можешь меня взять с собой и взлететь? — насколько я мог судить, мое предложение пришлось ей весьма по душе. — А как? Мне что, нужно будет сесть, где и раньше?
— Нет, госпожа. Правда, я носил так Ланен, но только из-за крайней необходимости; у меня до сих пор от этого болит шея. Если ты позволишь, я возьму тебя.
У меня было странное ощущение, когда я посадил ее к себе в пригоршню. Веса ее я почти не замечал, хотя чувство равновесия у меня сразу же нарушилось. И то, что я при этом почувствовал, оказалось для меня неожиданностью.
Как столь новый и неслыханный доселе шаг мог казаться мне вполне привычным и правильным?
Релла
Хоть меня и ужаснуло это его предложение, но разве могла я упустить такую возможность?
— Ладно, — сказала я, и он сгреб меня в свои когти. Как ни странно, я чувствовала себя вполне неплохо. — А теперь что?
— Возьмись за меня и держись крепче, — сказал он.
Не успела я ухватиться, как он сиганул в воздух. Это было и лучше, и в то же время хуже моей прежней поездки, когда он сломя голову несся по лесу, а мы с Ланен сидели у него на шее. Сейчас мне было до одурения боязно, но я просто упивалась полетом, намертво вцепившись в его лапищи, пока мы опять не приземлились. Мне казалось, что я дитя, у которого только что сбылась самая заветная мечта. Только слишком уж быстро все закончилось, даже обидно стало.
Мы сели напротив входа в пещеру. Ему пришлось выпустить меня, прежде чем усесться на землю самому. В глубине мерцал огонь, и когда мы вошли, я сразу же узнала это место: это была та самая пещера, в которой я уже была. Там я увидела Шикрара: и на плече у него красовалась золотая нашлепка, поблескивавшая в свете костра; с ним был еще один дракон, которого я тоже узнала: я видела его на месте битвы.
Кейдра
— Они еще не явились, госпожа, но скоро будут здесь, — сказал я Релле.
— А кого мы еще ждем? — спросила она. — Не думаю, что тут поместится много драконов.
Я не ответил ей, ибо от удивления не мог произнести ни слова: у входа появилась госпожа Ланен, а на руку ей опирался… Во имя Ветров, я узнал его взгляд! Я слышал решение Совета, однако сам еще не видел его.
Это был Акхор в облике человека.
Ланен
Я с удивлением увидела, что нас ожидает Релла. Она выглядела немного озадаченной, насколько это вообще могло быть ей свойственно.
— Кто ты, господин? — спросила она, глядя на Вариена.
Она говорила своим истинным голосом, в котором почти не чувствовалось северного выговора. Казалось, она внутренне чувствует то благоговение, что окружало Вариена, к тому же на голове у него все еще оставался венец, сделанный Шикраром.
— Релла, рад тебя здесь видеть. Меня зовут Вариен, — ответил он просто. — Давай же, подойди к огню и обогрейся.
Она осторожно приблизилась, переводя взгляд то на меня, то на него.
— Кейдра сказал, что ты желаешь меня видеть, — выговорила она наконец, заставив себя остановить взгляд на мне. — Чего ты хочешь? Я пришла сказать тебе, что корабль отплывает завтра на рассвете, и им все равно, если кого-то на борту не будет.
— Я боялась, что так и случится, — сказала я. — Я собиралась попросить тебя раздобыть немного запасной одежды из корабельных запасов. Но, похоже, времени на это у нас совсем нет.
Я повернулась к Вариену. Мне страшно не хотелось этого говорить, но деваться было некуда.
— Дорогой мой, ты сумеешь перенести столь скорое отплытие? Я надеялась, что можно будет убедить судовладельца остаться здесь подольше, пока ты не привыкнешь к… ко всему, но, похоже, что он не собирается никого выслушивать.
Вариен
— Что же мы им скажем, Ланен? — спросил я. Я заметил, что начинаю впадать в бессмысленный гнев из-за обстоятельств, вынуждавших нас отправиться в путь так рано; у меня даже не было времени научиться как следует стоять на своих двух ногах. — Ты думала о том, как мы объясним им мое появление?
— Я бы вообще не стала ничего объяснять, — произнесла Релла обычным голосом. — Им и не обязательно знать. А если будут выпытывать, намекнешь им, что вы под защитой драконов. Больше они не станут приставать, можешь не сомневаться, — добавила она.
— Ты думаешь, что этого будет достаточно? — спросил я.
На мгновение она задумалась, но тут Ланен рассмеялась и захлопала в ладоши.
— Да! — она повернулась к Идай, Шикрару и Кейдре; лицо ее сияло. — Друзья мои, не согласитесь ли вы пронести нас на крыльях Ветра в последний раз? Но не сейчас. На рассвете. Ах, Акор, они не посмеют даже заикнуться о наших покровителях, если те сами доставят нас на корабль!
Я рассмеялся вместе с ней.
— Да, это правда. Но тогда путешествие может показаться нам долгим и молчаливым.
— Нет, ты их еще не знаешь! Вот погоди, им понадобится столько рабочих рук, что и не хватит. Очень скоро мы с тобой это увидим.
«Посмотрите, что с госпожой?» — обратился к нам Кейдра на Языке Истины.
Ланен
Мы с Вариеном обернулись и увидели, что Релла сидит на полу, а лицо у нее белое как полотно.
— Акор? Ты назвала его Акором? Так звали того огромного и серебристого, я помню, — пробормотала она себе под нос. — Но он же не может быть Акором? Акор — дракон, и он был при смерти вчера, после битвы, я знаю, что он…
— Релла, я оговорилась. Это Вариен, — сказала я, смутившись. Я даже не заметила того, что слетело у меня с языка. — Разве он может быть Акором?
— А разве может человек, которого я раньше никогда не видела, взять да появиться ни с того ни с сего в драконьих землях? — спросила она решительно, после чего опять забормотала с исступлением: — Не может быть, они убивают всех, кто пересечет Рубеж, только ты да я. О, благословенная Шиа! Ты ведь не с корабля — стало быть, ты или появился из ничего, или жил все эти годы с драконами. Иного быть не может.
— Мы позвали тебя сюда, ибо подумали, что ты заслуживаешь того, чтобы все тебе объяснить, после всего, что ты сделала, — сказал Вариен ласково. Я изумилась его терпеливости. — Не волнуйся, Ланен. Я знаю, к какому соглашению мы с тобою пришли, однако, думаю, лишь правда удовлетворит госпожу Реллу. Он опустился перед ней на колени и мягко произнес: — Это правда, я тот, кто был Акхором. Не спрашивай меня, как со мною случилось это превращение, ибо я и сам не ведаю. Просто прими это, как есть. Я поплыву с вами.
Релла кивнула, не переставая таращить глаза. Вариен вновь повернулся ко мне.
— Думаю, ты нашла верный путь, Ланен. Вы не против, друзья мои? — спросил он у кантри, и все трое выразили свое согласие.
Больше особо делать было нечего; и все же я настояла еще кое на чем. Кейдре пришлось соскрести со стен Акорова чертога довольно много кхаадиша. Я сложила его подле себя, оставив до утра: там я намеревалась завернуть его в свой суконник, прежде чем нас доставят на корабль. В одной рубашке мне будет холодновато, но это совсем ненадолго. По моей просьбе Вариен позволил выделить немного кхаадиша и Релле — ей достался кусок размером с кулак.
К этому времени она была уже настолько вне себя от увиденного, что просто поблагодарила его, спрятав золото в свою сумку.
Была поздняя ночь, и хотя Релла, несмотря на все свое потрясение, чувствовала себя прекрасно, мы с Вариеном едва держались на ногах. Шикрар пообещал разбудить нас с рассветом. Подбросив в костер топлива, мы улеглись друг подле друга. Последнее, что я помню, — это Релла, сидевшая у огня, завернувшись в плащ, и негромко разговаривая с Кейдрой и Шикраром. «Словно опять воцарился Мир», — подумала я и уснула.
Пробудилась я от голоса Шикрара, звучавшего у меня в разуме: «Госпожа, небо светлеет. Пора в путь».
Вариен уже просыпался. Я подошла к Релле и тронула ее за плечо. Она мигом пробудилась.
— Пора, — сказала я.
Она зевнула и встала.
Я страшилась этого момента. Я заранее предупредила Вариена, что на корабле он не должен надевать свой венец с самоцветом. Люди порой убивают и не за такое. На самом деле это, конечно же, означало, что ему придется прощаться с родичами сейчас, пока мы еще были здесь.
Разумеется, он воззвал к ним; зеленый самоцвет его ярко горел, оттеняемый светлыми волосами и бледной кожей. Я была глубоко взволнована и даже не слышала, что он говорил, ибо мое собственное сердце было полно переживаний, хотя я знала этот народ лишь несколько дней. Как я могла это перенести, слыша, как он прощается с целым тысячелетием своей жизни? Лицо Вариена было мокро от слез, когда он снял свой венец, завернув его в мой суконник вместе с кхаадишом.
— Морская вода? — шепотом спросила я, вытирая ему лицо своим рукавом.
— Слезы, — ответил он и улыбнулся.
Что касается моего собственного прощания, то, произнеся нескольких сбивчивых слов, я поняла, что мне ничего не остается, кроме как открыть им свое сердце, обратившись к Языку Истины. Минуя слова, мои мысли устремлялись к ним, передавая мою любовь и глубочайшую признательность. Они ответили мне, и перед моим мысленным взором предстали четкие картины. Кейдра явил мне образ Миражэй и Щерока, играющих на берегу Родильной бухты, и за всем этим проступала его признательность, смешанная с любовью, глубокой и сильной. От Идай мне пришло видение Акора в юности, и я различила едва уловимую ее мысль: «Даже тогда он не ответил мне взаимностью. На то была воля Ветров; по их же слову вы теперь принадлежите друг другу». Образы Шикрара я едва понимала: они были сложными и многослойными, но говорили о друге, который был ближе, чем брат, о бессчетных годах, проведенных вместе, о восхищении, благодарности и надежде на будущее. В последнем видении, полученном от Шикрара, мне явились самоцветы душ Потерянных, сопровождаемые чувством тяжкой озабоченности. Я посмотрела на него, и он прошептал мне на истинной речи:
«Не забывай о Потерянных, госпожа, ибо сердце подсказывает мне, что их судьба связана с твоей. Ищи возможность вернуть их».
«Я буду искать», — ответила я тихо.
Времени больше не было. Мы все вышли навстречу рассвету.
Релаа
На этот раз я хоть видела, куда мы летим. Никогда мне не забыть, как дракон нес меня по воздуху! Это так восхитительно, просто слов нет! Впрочем, два раза оказалось для меня вполне достаточно.
Мы с Кейдрой летели впереди всех. Корабль все еще стоял в гавани, только палубы с самого утра так и пестрели: там кипела работа — они уже готовились поднять якорь и отчалить.
Пока не увидели нас.
Само собой, мне не было слышно, что там у них происходит, да только через пару мгновений на палубе образовалось свободное пространство, куда Кейдра смог сесть. Прежде он выпустил меня, а потом уж встал на палубу сам, отвесив мне поклон.
— Прощай же, госпожа Релла, и знай, что с тобой всегда будет пребывать почтение кантри, — сказал он громко. — Если тебе потребуется наша помощь, ты можешь воззвать к нам. — Сказав то, о чем было договорено, он нагнулся ко мне и тихо добавил: — Хотя я не сомневаюсь, что ты и без нас вполне способна со всем управиться. Счастья тебе, госпожа. Для меня было честью познакомиться с тобой.
Я поклонилась и произнесла слова прощания. Корабль так и закачало, когда он взметнулся в воздух.
Ланен
Идай несла меня осторожно и во время полета молчала. Вскоре она начала снижаться, сбавляя скорость обратными взмахами крыльев, точь-в-точь как Акор, разве что менее плавно.
«Вижу, что мне в этом надо еще упражняться, — сказала она с улыбкой, когда мы опустились на корабль. — Только вот будет ли возможность? Может, ты когда-нибудь вернешься к нам на Драконий остров, Ланен, Маранова дочерь? Может быть, вы еще навестите нас вместе с Вариеном? Мы будем вам очень рады».