Вариен
   Едва я научился не падать с лошади — у меня была прекрасная наставница, — как принялся наслаждаться красотой обнаженных равнин, через которые мы держали свой путь. Меня не так интересовали горы или леса, в изобилии встречавшиеся у меня на родине, как эти поля, залитые золотистым багрянцем благотворных утренних лучей, — поля эти несли в себе труд многих рук гедри, и я был в восторге.
   По крайней мере, от земель.
   Во время нашего путешествия мы все больше и больше узнавали друг друга, когда находили для этого время ночью или на рассвете. И я вдруг понял, что могу сейчас дать волю и грусти, и изумлению, и страху, а в душе при этом останется много места еще для одного чувства. Я даже не думал, что такое возможно, но моя любовь к Ланен с каждым новым днем все больше росла. Все, что я о ней узнавал, я лелеял в себе: ее благородное сердце и смелая душа оставались столь же неизменными в повседневной жизни, какими я их помнил на Драконьем острове, когда дело касалось высоких вопросов и великих перемен. Лишь спустя годы я понял истину, верную и для моего народа: подлинному испытанию твоя душа подвергается лишь тогда, когда ты способен доброжелательно относиться к другим изо дня в день. Не так трудно пробудить в себе свои лучшие качества, когда от этого зависят вопросы первостепенной важности. Но очень нелегко пробуждаться с добрым сердцем каждое утро.
   Пока мы ехали на север, я открывал для себя и многое другое. Невероятная чувствительность моей кожи постепенно ослабевала, одежда мне больше не казалась неудобной; теперь, чтобы почувствовать у себя на руке дуновение ветра, я должен был об этом подумать. Но происходило и многое другое, что меня волновало. Кантри за свою жизнь сочетаются, быть может, лишь дюжину раз, хотя отведенный им срок исчисляется многими столетиями. На это их толкает лишь необходимость размножения: хотя единение душ — это восхитительное чудо, однако телесное соединение само по себе сложно и, насколько я понимаю, весьма болезненно. Большого удовольствия в этом уж точно нет.
   Когда я впервые заметил, что с моим телом происходит что-то необычное, со времени нашего отъезда из Корли миновало около четырех недель, я простодушно поинтересовался об этом у Ланен. Потом мне пришлось спросить, отчего ее лицо вдруг покраснело. В первый раз она пробормотала что-то бессвязное и быстро перевела разговор на другое. Однако следующим вечером она, похоже, примирилась с этим. Усадив меня напротив себя, она в упрощенном виде описала мне особенности человеческого сочетания. Из ее объяснений я пришел к выводу, что это в лучшем случае страшно неудобно. Видя озадаченное выражение моего лица, она обняла меня — к тому времени я уже знал, что такое объятия, и с удовольствием сделал то же самое — и сказала, что позже нам следует разузнать об этом побольше.
 
   Ланен
   Богиня милостивая, как же это было нелегко! Поначалу я даже не заикалась о вопросе полового сношения: мы ведь только еще узнавали друг друга, а Вариен осторожно свыкался с новой для него жизнью, со своим новым обличьем.
   Беда заключалась в том, что новый его облик был для меня в высшей степени притягательным. Я спала рядом с ним, но мне недоставало его, как тонущему человеку недостает воздуха, но до сих пор я не позволяла себе заходить дальше долгого поцелуя.
   Конечно, дело было вовсе не в том, что я, подобно глупым илсанским девицам, берегла себя до свадьбы. Подобное мне даже ни разу в голову не приходило. Но Вариен, несмотря на свой столь почтенный возраст, был человеком не больше месяца, и из простого уважения к этому обстоятельству я заставляла себя ждать, пока он сам не вырастет в своем новом теле, прежде чем я смогу предпринять что-либо для удовлетворения собственных желаний.
   Обычное дело, как всегда. Когда он наконец-то спросил меня о «сочетании» (так он это называл) у меня как раз шли месячные крови. Я попыталась с бесстрастным видом объяснить ему подробности занимавшего его вопроса, но когда он сделал недоверчивое лицо, а один раз мне показалось, что он вообще не верит в возможность того, что я ему рассказываю, я расхохоталась, крепко обняла его и пообещала, что мы с ним над этим еще поработаем.
   Богиня, до чего же трудно было выпустить его из объятий! С каждым днем я желала его все больше, а ведь мы даже еще не целовались по-настоящему. Он до сих пор еще учился этому, хотя его лобызания в щеку, похожие на чмоканье годовалого ребенка, довольно быстро превратились в нечто более примечательное.
   Я сама по себе не отличаюсь большой терпеливостью. Спасибо Владычице, что нам все это время приходилось усердно наращивать расстояние, отделявшее нас от Корли, а ночью стеречь по очереди собственную безопасность. Благодаря этому мы с ним редко оказывались одновременно в одной кровати, если, конечно, рядом вообще была кровать.
   Проклятье, проклятье!
 
   Вариен
   Ланен сказала, что мы направляемся к ее прежнему дому — Хадронстеду. Она поведала мне, что у гедри есть обычай, называемый свадьбой; когда же я спросил, нельзя ли нам устроить свадьбу прямо завтра, она добродушно рассмеялась и объяснила мне, что вся суть этого обычая состоит в том, что на нем должны присутствовать друзья и родственники, которым надлежит стать свидетелями церемонии сочетания, и нам нужно подождать, пока мы не прибудем домой.
   В этом был существенный смысл. Среди нашего Рода бытовал примерно такой же обычай: двое, желающие соединиться, отправляются к своим семьям и объявляют о своем намерении.
   По счастливой случайности я как-то ночью услышал одну балладу, когда мы ужинали в общей зале одного из постоялых дворов. Это было повествование о двух влюбленных, и хотя закончилось оно плохо — очень плохо! — я подумал, что начало вполне стоящее, и решил последовать примеру героя, по крайней мере в завязке.
   Таким образом, уже через неделю после того, как она объяснила мне, что к чему, я рассудил, что время настало. Я лишь дождался, пока мы закончим ужинать.
 
   И, заключив ее ладонь в свою,
   Я на колени встал, промолвив даме:
   «О выйди замуж за меня, молю!»
   — И трижды прикоснулся к ней устами…
 
   Разумеется, я трижды поцеловал ее в щеку, хотя кровь, кипевшая при этом в моих жилах, говорила мне, что здесь требуется нечто еще, совершенно иное.
   Ланен подняла меня с колен и положила руки мне на лицо, нежно отведя назад мои волосы, а потом произнесла на истинной речи:
   «Конечно, я выйду за тебя, Вариен Кантриакор, разве ты Думал иначе?»
   — Никогда, дорогая, — с самого Полета влюбленных. В ту ночь мы слились с тобой воедино. — С величайшим удовольствием я наклонился, совсем немного, и запечатлел у нее на губах поцелуй: долгий, нежный и проникновенный. Меня бросило в трепет: поцеловав ее, я ощутил, как по спине моей пробегает дрожь, и голосом, охрипшим от страстного желания, произнес: — А теперь мы с тобой одного рода, одного обличья, и для нас возможно истинное соединение. Давай же, возлюбленная моя Кадрешина Вариен, сольемся вместе в нашей любви.
   «Вариен. Акор. Кадреши-на Ланен».
 
   Ланен
   Сотни раз я пыталась написать об этой ночи — первой ночи нашей любви — и с каждым разом у меня выходило все хуже: я не могла избавиться от какого-то непотребного налета душещипательной слезливости, делавшей мое описание похожим на речи сопливой девчонки, с упоением рассказывающей о своем первом настоящем возлюбленном.
   Несмотря на отсутствие подобного опыта, мы не были детьми: после первых неумелых попыток мы рассмеялись, еще раз страстно поцеловались и начали сначала — с легкостью в сердцах и пылким желанием в теле.
   Это было бесподобно. Подозреваю, что я смеялась больше, чем следовало, видя, с каким изумлением он открывает для себя источник величайшего наслаждения, но любовь моя смеялась вместе со мной, и это было чудесно.
   За все время мы не обнаружили никаких признаков погони и смели надеяться, что хотя бы в эти восхитительные мгновения нам ничего не угрожает. В дороге я то и дело расспрашивала хозяев постоялых дворов и знала, что мы были на полпути к дому, если не ближе, когда впервые предались с ним любви.
   Дни текли быстро, и мы нигде не задерживались, все еще стараясь избежать возможной угрозы, и надеялись добраться до дома раньше, чем ударят морозы; ночи же мы проводили, с восторгом упиваясь любовью, научившись чувствовать свои тела, и находили в этом необыкновенную радость.
   С погодой нам тоже повезло, по крайней мере, когда я вспоминаю те времена, солнце всегда представляется мне ярким, источающим острый золотистый свет предзимней поры, а небо голубым, покрытым лишь мелкими облачками, дающими приятную тень. Но если бы даже нам выпало ехать сквозь бурю, подобную той, что обрушилась на наш корабль на пути к Драконьему острову, не думаю, что мы бы заметили ее.
   Помню, однако, что именно таким был день, когда мы наконец достигли Хадронстеда. Было лишь два часа пополудни, а солнце уже клонилось к западу; но все же мы увидели поместье в свете дня, когда въехали на очередной холм. Я едва могла вынести радость, что охватила меня, но не только из-за того, что вернулась домой. В поле, в какой-то полусотне шагов от нас, я узрела лицо, милое мне с детства.
   — Джеми! — выкрикнула я и, одним махом соскочив в коня, кинулась к нему.
 
   Вариен
   Находись в поле еще хоть сотня людей, я бы все равно распознал среди них Джеми. Лицо его засияло, подобно рассвету, когда он увидел ее, и я, дотронувшись до своего самоцвета (я хранил венец под плащом) почувствовал огромную радость, исходившую от этого человека, чуть ли не ликование.
   Он крепко прижал ее к себе, как отец обнимает дочь, и, глянув через ее плечо, встретился глазами со мной. Я спешился и подошел к ним, встав в ожидании: они молча обнимали друг друга.
   Когда же наконец он сумел выпустить ее из объятий, она отступила и собиралась было что-то сказать (представить нас друг другу по имени, как я позднее узнал, — любопытный, но бесполезный обычай, особенно когда нужно узнать еще много чего другого), однако Джеми знаком дал ей понять, что не следует ничего говорить. Он внимательно посмотрел мне в глаза. Я улыбнулся, ибо то, что он выражал всем своим видом, могло быть лишь покровительством над детенышем, точно такие же чувства испытывал и я, когда впервые повстречался с Ланен. Я встретил его взгляд с искренней радостью: Ланен много рассказывала мне об этом человеке, который сейчас стоял передо мною.
   Неожиданно он усмехнулся и произнес первые свои слова:
   — Да ты и вправду любишь ее, так ведь?
   — Сильнее, чем могу это выразить, — ответил я.
   — Пойдемте-ка, дети, — сказал он и, взяв нас обоих под руки, повел к дому. — Нам много чего нужно сделать, а времени в обрез — если свадьба должна состояться в первый день Зимнего солнцестояния.
   Ланен не в силах была говорить от переполнявшего ее счастья, а я не желал прерывать их безмолвной радости. Так, в тишине родственных уз, достигли мы поместья и зашли внутрь усадьбы через кухню.
 
   Была уже поздняя ночь, когда все, что можно было рассказать, было рассказано. Я не мог угадать, что означало выражение лица Джеми, когда он переводил взгляд то на Ланен, то на меня, но было ясно, что в своем отношении к нам он не мог ошибаться.
   Ланен утомилась первой и покинула нас, ссылаясь на усталость; но все мы прекрасно знали, зачем она оставила нас с Джеми наедине. Некоторое время он смотрел на меня молча. Я открыто встретил его взгляд, хотя мне трудно было удержаться, чтобы не рассмеяться.
   — Что ж, рад, что кажусь тебе забавным, — сказал он неприветливо. — Что тут смешного?
   — Прости меня, хозяин Джемет. Я гадал, намерен ли ты молча ждать, пока я не заговорю первым, как мы поступаем с малышами нашего рода, когда они проявляют легкое непослушание и не подчиняются старшим.
   — Я не такой доверчивый, как Ланен, — ответил он. — Я не верю в чудеса. Где ты там прятался, в этой пещере, и как долго?
   — Эх, малыш, — вздохнул я невольно. — Наши народы все еще не доверяют друг другу. Что может убедить тебя, что я тот, кем являюсь?
   — Думаю, ничего. Если только ты не попробуешь эту свою истинную речь на мне, чтобы я услышал ее.
   — Большинство из твоего народа… прости… Большинство людей глухи к Языку Истины, и за всю историю гедри лишь Ланен не оказалась таковой.
   — Я желаю попробовать, — ответил он настойчиво.
   Вздохнув, я встал. Я достал свой венец из заплечного мешка в углу, куда положил его, когда мы зашли. Водрузив его на голову, я сделал глубокий вздох, вспоминая, что последний раз надевал его, когда прощался со своими сородичами.
   «Могу ли я обратиться к тебе, Джемет из Аринока? Говорит Вариен».
   Я подождал.
   — Ну? — спросил он. — Давай уж, попытайся.
   Я попробовал снова, прибегнув к самой размашистой речи, на какую только был способен:
   «Хозяин Джемет, я хотел бы убедить тебя в том, что является обыкновенной истиной. Я тот, кто некогда был государем кантри. Человеком я стал по воле Ветров и Владычицы. И Ланен, дочь твою, я люблю так сильно, что на острове драконов об этом будут помнить в песнях, даже когда мы все обратимся в прах».
   Выражение лица Джеми не изменилось. Я снял венец.
   — Извини, Джемет ..Я говорил, но ты не услышал.
   — Что ж, ладно. Хоть попытался, — сказал он, и неприветливости в его голосе значительно поубавилось.
   — И, несмотря на это, ты вполне удовлетворен. Я не понимаю.
   Он слегка улыбнулся.
   — Все-таки ты, должно быть, говоришь правду. Я видел на ярмарках шарлатанов, которые утверждали, что владеют бессловесной речью. Они морщили брови, стонали, вопили — много чего сопровождало их действия. А ты даже не дернулся. Ланен слышала тебя?
   — Слышала, — раздался голос от двери. Это оказалась сама Ланен, такою я ее еще не видел: волосы ее были распущены, а одета она была в нежно-зеленое платье, колышущееся при каждом движении. Я был восхищен.
 
   Ланен
   — Спасибо тебе за твои слова, милый. Досадно, что Джеми не слышал их.
   — Знаешь, девочка, в конце концов это уже не важно, — сказал Джеми, улыбаясь мне с легкой грустью. — Человек ли он или дракон, ставший человеком, все одно. Я никогда не видел тебя такой, Ланен. Ты вся так и сияешь. Стало быть, ты его так сильно любишь?
   — Безумно, бесконечно, безотчетно — да, я люблю его, Джеми.
   Джеми встал и протянул руку.
   — Что ж, добро пожаловать, Вариен, кто бы ты ни был. Встань и повернись к огню, дай мне посмотреть в твои глаза.
 
   Вариен
   — Зачем? — спросил я, повинуясь ему.
   — Их называют зеркалом души — я бы хотел увидеть что-нибудь в них.
   Я послушно сделал, как он просил, встав на колени, чтобы ему было лучше видно (он был гораздо ниже меня).
   Думаю, глаза мои его убедили.
   Ланен с тех пор не раз мне говорила, что, несмотря на произошедшую со мной перемену, глаза мои, хотя и были человеческими, все же имели сходство с глазами Акхора, который видел тысячу и двенадцать зим. Думаю, Джеми увидел в них бессчетные годы, память, превосходящую всякое воображение. Или, быть может, он узрел мою любовь к Ланен и остался вполне доволен.
   — Добро пожаловать, Вариен, — сказал он еще раз и, взяв меня за руки, помог подняться.
   — Высоко ценю радушный прием твой, ибо ты ближайший родич возлюбленной моей, — ответил я церемонно. Собственная речь явилась для меня неожиданностью. Эти слова кантри использовали в подобных случаях, и, хотя я обучал им некоторых из нашей молодежи, в особенности Кейдру, я никогда не думал, что услышу их из собственных уст. — Боюсь, что я плохо подготовлен, поскольку не слишком знаком с принятыми у вас обычаями, хотя Ланен и пыталась кое-что объяснить мне. Если свадьба наша будет через три дня, что же я должен предоставить тебе взамен за столь редкий дар — за ту, что ты любишь как свою дочь?
   — А каков обычай у кантри? — спросила Ланен, когда Джеми не ответил.
   — Чаще всего ответным даром является песня, — ответил я.
   — Тогда это меня устроит, — сказал Джеми с каким-то непостижимым выражением на лице. — В качестве приданого споешь на свадьбе новую песню перед тем, как произносить клятвы, — он взял меня за плечи. — Но знай, Вариен, что я отдаю тебе то единственное ценное, чем располагаю. Если не будешь обращаться с ней подобающим образом, я доберусь до тебя!
   Ланен рассмеялась, не придавая значения его словам; но я знал, что он говорил вполне искренне. И я был благодарен за его прямоту. Я начал понимать, что подобное встречается весьма редко у любого народа.
   Следующие три дня и три ночи я провел в работе над своим свадебным даром. Я открыл, что при необходимости способен обходиться совсем коротким сном, который требовался кантри для отдыха. Это было кстати, поскольку прежде у меня не было бы возможности попробовать свой новый голос. Он звучал теперь совершенно по-иному, и у меня ушло некоторое время на то, чтобы приноровиться к нему; однако я всю свою жизнь упражнялся в пении и довольно быстро пришел к наилучшему решению. С мотивом было все ясно: я намерен был использовать в песне настроение нашего полета; наиболее сложным оказалось подобрать выразительные слова на другом языке. Сами по себе они вышли отнюдь не— безупречными, однако вкупе со всем творением производили вполне достойное впечатление — для начала это было очень даже неплохо.
 
   Ланен
   Я почти не видела Вариена в течение этих трех дней, но это, наверное, было и к лучшему. Мы с Джеми просмотрели годовые счета и закончили те работы в поместье, которые нужно было сделать до конца года; но каждую свободную минуту я использовала для того, чтобы шить себе платье. Будь у меня время, я бы отправила кого-нибудь в Иллару за свадебным платьем из парчи; сейчас же в моем распоряжении был лишь домотканый хлопок. За три дня я исколола себе все пальцы, пока делала вышивку; но мне помогала более опытная швея — и в первый день Зимнего солнцестояния я выглядела вполне прилично в своем наряде.
   На церемонии, что состоялась в полдень, присутствовало немного народу: Вальфер с Алисондой — вот храбрецы! (думаю, Вальфер хотел извиниться, но я ему не дала); несколько деревенских женщин, все работники конюшен и Джеми, которому было отведено почетное место как человеку, заменявшему мне семью. На миг я подумала о Марике, что до сих пор, должно быть, бессвязно лепетал, обладая лишь жалкими остатками разума, и о Маран, что жила сейчас в деревушке Бескин, но они были подобны призракам, а Джеми находился подле меня, живой и настоящий.
   Жрица Владычицы стояла в ожидании у дальней стены зала, пока Алисонда и прочие женщины устилали путь зимними цветами. На голове у меня красовался венок из плюща и падуба — ярко-зеленый вперемежку с красным, что прелестно смотрелось на холодной белизне выпавшего снега, а мое снежно-белое платье было покрыто золотисто-зеленым шитьем. Джеми взял меня за руку и провел к концу зала, где нас ожидал Вариен.
   У меня захватило дух. Он был облачен в зеленое: простой перепоясанный камзол поверх широких гетр, но на челе у него я увидела венец с самоцветом. Серебряные его волосы ярко блестели, оттеняемые зеленым облачением, а самоцвет, казалось, сияет собственным, внутренним светом, ясным и ровным.
   Когда мы приблизились, он вдруг запел. Он пел сказание о Ланен и Акоре.
   Думаю, вы часто слышали это сказание, хотя, конечно, не так, как пел его он. Ибо Вариен исполнял его с самоцветом на челе, и я слышала, как вся его песнь дивным эхом отдается у меня в разуме через истинную речь, и до меня доносился прежний его голос — голос государя кантришакримов.
   Джеми прослезился. Этот человек с сильной, закаленной душой — фермер, управляющий, наемный убийца — плакал, не скрывая слез, пораженный красотой свадебного дара Вариена, посвященного мне. Я же была превыше всяких слез, окрыленная радостью.
   Во имя Ветров и Владычицы мы были объявлены мужем и женой в день Зимнего солнцестояния, возжегши свечи, способные разогнать любой мрак. И мы молча поклялись друг другу на Языке Истины, в котором нет места лжи:
   «Вариен Кантриакор раш Гедри Кадрешина Ланен, я беру тебя в мужья и буду тебе верной спутницей, пока длится моя жизнь. Во имя Ветров и Владычицы, любимый, я твоя».
   «Ланен Кайлар Кадрешина Вариен, я беру тебя в жены и буду тебе верным спутником, пока длится моя жизнь. Во имя Ветров и Владычицы, любимая, я твой — клянусь в этом всему миру».
   Такова подлинная история о Ланен и Акоре. Многое можно еще рассказать, но обо всем поведать невозможно. Подлинные истории никогда не кончаются.

ГЛОССАРИЙ

   Гедришакримы — люди. Обычно используется краткая форма — гедри. На Древнем Наречии это название означает «безмолвный народ».
   Древнее Наречие — название, принятое на всеобщем языке людей для обозначения языка, который был создан кантри и использовался всеми народами до того, как они были поставлены перед Выбором. Дал начало новым языкам, которые в процессе развития стали существенно отличаться друг от друга.
   Кадрешина — слово, означающее на кантриасарикхе «возлюбленный».
   Кантриасарикх — слово из Древнего Наречия, обозначающее язык, на котором говорят кантришакримы.
   Кантришакримы — Большой род драконов (первоначально — все драконы). На Древнем Наречии это слово означает «мудрый народ». Обычная краткая форма — кантри.
   Кхаадиш — слово, которым кантри обозначают золото.
   Лансип — название дерева и приготовляемого из его листьев напитка. Растет только в землях драконов, и все попытки развести его в других местах заканчивались неудачами. Отвар лансипа представляет собой тонизирующий напиток, являющийся прекрасным средством против множества недугов, — от головной боли до сердечных мук; в большом объеме он равносилен эликсиру молодости. Ценные и редкие плоды лансипового дерева — невероятно сильное целебное средство: потребление их может излечить от чего угодно, кроме разве что смерти.
   Какшадакх — буквально: «испражнение демонов» (в приличном переводе). По мнению кантри, это наивысшее оскорбление, обычно применяемое к заклинателям демонов или тем, кто часто путается с ракшасами.
   Ракшасы (устар. форма — ракши) — демоны. Подразделяются на собственно ракшасов (великих демонов) и рикти (малых демонов). На Древнем Наречии их название означает «народы Хаоса». При этом множественная форма образована из-за того, что ко времени Выбора ракшасы уже представляли собой два различных племени.
   Треллишакримы — тролли. На Древнем Наречии их название означает просто «народ троллей», поскольку это слово пришло от самих троллей, а они никогда не открывали его значения. Это практически единственное слово их языка, сохранившееся с тех времен; корень его присутствует в названии обширного леса на севере Колмара — Трелистой чаще.
   Ферриншадик — сильное чувство, свойственное в особенности Большому роду, которое заключается в стремлении обрести дружбу с гедри, хотя сами драконы представляют его в более широком ключе — как стремление к общению с иными существами.
   Челан — название растения и приготовляемого из него напитка. Употребляется в качестве стимулирующего средства. Можно сравнить его вкус с парагвайским чаем мате, если добавить еще слабый привкус корицы.
   Язык Истины — телепатическое общение, свойственное всем кантри. Гедри называют его бессловесной речью.

О ПРОИЗНОШЕНИИ ИМЕН

   Как переводчик и пересказчик [1], я испытываю определенные затруднения в этом плане, как и все, кто ставит перед собой подобные задачи. Строение челюстей, голосовых связок, зубов и языка драконов коренным образом отличается от человеческого. Следовательно, неудивительно, что написание имен лишь приблизительно передает их истинное звучание. Об именах драконов известно довольно мало; еще реже они встречаются зафиксированными в письменном виде. Поэтому я старалась писать их так, как они произносятся. В английском языке обычное явление, когда некоторые графемы (буквы) присутствуют в слове лишь вследствие исторических причин и сами по себе не читаются (или читаются по-разному); с именами драконов, встречающимися в этой книге, ситуация иная.
   Гласные буквы в значительной степени подобны гласным таких языков, как итальянский или гавайский: каждая соответствует определенному звуку и всегда произносится. В целом принцип произношения следующий:
   а = а: (как в father);
   е = ei (как в say);
   i = i: (как в see);
   о = ou (как в vote);
   u = u: (как в true).
   Согласные буквы в значительной степени приближаются к согласным в английском языке, с небольшими лишь исключениями:
   Звук k перед гласным всегда сопровождается придыханием (h). Звук г всегда мягкий и слегка вибрирующий (кроме случаев, когда он стоит в начале слова). Губные согласные (m, р, b) драконы обычно произносить не могут, если только не упражняются в этом достаточно долго. Правда, есть одно исключение. Начальный звук в имени Миражэй передан звуком т, чтобы дать наиболее близкий эквивалент в английском языке; на самом деле он представляет собой носовой плавный. Ланен воспринимала его на слух как т.
   Взрывной согласный, появляющийся между s и г (-кхистри-, ис-сдра-), может быть передан английскими звуками d или V. он произносится как нечто среднее между ними.
   Идэйррикантэйррисай (Iderrikanterrisai). Основное ударение на последнем слоге, сильное побочное — на первом, слабое побочное — на четвертом. Общеупотребительное имя — Идай (Idai) — ударение на втором слоге. Официально употребляемое имя — Идэйрри-сай (Iderrisai) (ударение на последнем слоге).
   Кхэйтрикхариссдра (Khetrikharissdra). Основное ударение на предпоследнем слоге, побочное — одновременно на первом и втором. Общеупотребительное имя — Кейдра (Kedra) (ударение на первом слоге).
   Кхордэйшкистриакхор (Khordeshkhistriakhor). Основное ударение на предпоследнем слоге, побочное — на втором. Общеупотребительное имя — Акхор (Akhor) (ударение на первом слоге). Написание его имени как Акор (Akor) отражает произношение Ланен, которая не могла воспроизвести придыхательный звук, да и вряд ли подозревала, что его нужно выделять отдельно. Уменьшительный вариант его имени — Акхоришаан (Akhorishaan) — употребляется редко.
   Ланен(Lanen Kaelar). Существует некоторая неопределенность относительно того, как изначально должно произноситься имя Ланен [2]. Оно может звучать как «Ланн Кайлар», при этом ударение второй части имени падает на первый слог. И поскольку в английском языке написание слов часто не совпадает с их произношением, следует иметь в виду, что первый слог второй части имени рифмуется со словом sky.
   Миражэйшакрамэйнэй (Mirazheshakramene). Основное ударение опять же на предпоследнем слоге, побочное — на втором. Ее общеупотребительное имя — Миражэй (Mirazhe) представляет собой всего лишь первые три слога от полного варианта (при этом ударение падает на второй слог).
   Хадрэйтикантиишкрар (Hadretikantishikrar). Основное ударение на последнем слоге, сильное побочное — на первом, слабое побочное — на четвертом. Общеупотребительное имя — Шикрар (Shikrar) (ударение на втором слоге). Официально употребляемое имя — Хадрэйшикрар (Hadreshikrar) (ударение на третьем слоге).
   Шуришкхэйррикаан (Shurishkerrikaan). Основное ударение на предпоследнем слоге, побочное — одновременно на первом. Общеупотребительное имя — Ришкаан (Rishkaan) (ударение на втором слоге).

БЛАГОДАРНОСТЬ

   Я считаю, что мне очень повезло: в течение многих лет я получаю так много любви и поддержки от многочисленных добрых друзей! Я не сумею вместить в пару абзацев все слова благодарности, которые мне хотелось бы им сказать, но что могу — скажу.
   Низкий поклон и тысяча благодарностей Клэри Эдди из издательства «Тор Букс» за то, что взяла на себя титанический труд пробить в свет нового автора, за постоянно оказываемую мне поддержку в процессе бесконечных переработок и за горячее стремление дать моему роману возможность быть опубликованным. Спасибо и Бетти Бэллентайн за то, что выкроила время и взяла на себя смелость прочесть рукопись оригинала, после передав ее дальше, а также Деборе Тернер Харрис — за то, что она вовремя подстегнула меня и нашептала Бетти на ушко доброе словечко.
   Кроме того, спасибо в хронологическом порядке: Сью Дэвис Клаус за то, что с самого начала она смирилась со мной и моим произведением, за то, что была вдохновительницей той самой вечеринки, с которой все и началось (и, Сью, официально прошу у тебя прощения за тот случай, когда я сшибла тебя с ног, сорвавшись за авторучкой и бумагой!); Джеймсу Квику, своему названому брату, за неиссякаемую любовь и поддержку в течение долгих лет; покойному Гарри Фелпсу за то, что не переставал верить и в меня, и в мою работу; обоим Скоттам — Мэри и покойному Куртису — за преданную дружбу и за то, что, прочитав мой коротенький рассказ, они сказали мне, что это отличный набросок для более серьезной и крупной вещи; Джен Бакли, читавшей почти все варианты рукописи, черт побери (вот это называется дружбой!), и всегда говорившей мне, что ей очень нравится; Бетси Палмер, моей духовной сестре, терпеливой подруге и наставнице, за то, что протянула мне руку помощи, когда я в этом больше всего нуждалась.
   Спасибо вам, ребята!
   Элизабет.