Страница:
— Да, показалось, — произнесла я.
И тут же мне представился его образ: вокруг него был ореол слабого света. Не помню, чтобы я в самом деле замечала что-то подобное, однако память сама услужливо нарисовала мне это.
И тут вдруг я пришла в бешенство. Вести себя в присутствии привлекательного мужчины как глупая девчонка было, конечно, неразумно, но это еще полбеды. А вот то, что я действовала не по своей воле, было уже слишком — от такого подлого обмана у меня закипела кровь в жилах.
А он еще так меня сразил. Проклятье!
Джеми допил пиво и встал.
— Ладно, девочка моя. Пошли.
От удивления гнев мой несколько приостыл. Обычно, когда я впадала в подобное состояние, он просто давал мне вволю покипятиться.
— Куда?
— На реку.
Я непонимающе уставилась на него.
— Или ты не хочешь узнать, когда отплывают баркасы в Корли? — спросил он.
Мой смех был для него неожиданностью.
— А я подумала было, что ты решил помочь мне разыскать Борса, чтобы разобраться с ним!
С блеском в глазах Джеми улыбнулся.
— Весьма своевременная мысль, спору нет, однако я думаю, он этого не стоит.
Я опять рассмеялась.
— Твоя правда. Стало быть, на реку!
Мы вышли из трактира и зашагали по улице, и путь наш то и дело сопровождался смехом.
Отыскать баркасы оказалось нетрудно. Мы так ничего и не услышали о кораблях, отплывающих из Корли, но от нескольких капитанов узнали, что так или иначе молва вряд ли докатится до наших северных земель — слишком уж далеко, — поэтому нам лучше отправиться прямиком в Корли и выяснить все там. Когда я спросила, возможно ли воспользоваться каким-нибудь баркасом, то выяснилось, что большинство из них перевозят не людей, а товары; но нам с Джеми все же удалось найти один баркас, который брал попутчиков до самой Корлийской гавани. Баркас назывался «Илсанская дева», а владельцем и капитаном его был юноша по имени Джосс. Он согласился взять меня на борт — однако, в отличие от большинства речных судов, которые намеревались оставаться здесь еще несколько дней, пока не кончится ярмарка, его баркас отплывал завтра на рассвете. По словам Джосса, плаванье должно было занять почти три недели, что меня очень порадовало: я доберусь до места вдвое быстрее, чем если бы мне пришлось путешествовать по суше. Я заплатила ему и пообещала быть у причала засветло.
Прежде чем покинуть причал, Джеми отвел лодочника в сторонку и о чем-то посовещался с ним. Я сильно подозревала, что он наговорил ему кучу разных советов относительно того, как обеспечить мне безопасность и полное благополучие в пути. Как бы там ни было, расходясь, оба выглядели вполне довольными.
Когда мы с Джеми возвращались на ярмарочную площадь, я с удивлением обнаружила, что меня вовсе не переполняет радость при мысли, что скоро я отправлюсь в свое путешествие. Напротив, мною овладела грусть: завтра поутру я отплываю, и отныне мне придется путешествовать одной, без Джеми. Я и раньше полагала, что для того чтобы скитаться самой по себе, необходимо одиночество, и это казалось мне очень заманчивым. Теперь же я повзрослела, проведя две недели путешествия рядом с тем, кого так горячо любила. Казалось, прошли целые годы. Мне будет страшно его не хватать.
Когда мы достигли трактира, Джеми произнес негромко:
— Ну вот, девочка моя, ты и отправляешься в путь, — улыбка тронула его лицо. — По крайней мере, у тебя хватает ума не лезть в горы в это время года. Хоть от этого удалось тебя отговорить.
Мне было нелегко слышать в его голосе грусть.
— Будь поосторожнее в Корли, девочка моя. Нравы на верфях дикие, да там и в любой части города не погнушаются срезать кошелек среди бела дня прямо на улице, однако, пока не стемнеет, вряд ли отважатся перерезать глотку. Корли намного больше Иллары, и поэтому там гораздо опаснее, — он остановился, обнял меня за плечи и посмотрел мне в глаза. — Ты все так же намерена отправиться одна, Ланен? Не могу ли я поехать с тобой хотя бы до Корли? Я бы велел парням отвезти серебро домой, им вполне можно это доверить, а на баркасе, я уверен, нашлось бы еще одно место.
Я боялась этого момента, но нужно было выложить все начистоту.
— Джеми, я спорю сама с собой из-за этого с тех пор, как мы покинули Хадронстед, — я быстро сморгнула, чтобы удержать слезы, готовые политься из глаз. — Ты же знаешь, я люблю тебя больше, чем кого бы то ни было. Ты — вся моя семья. Но я не могу все время надеяться только на тебя — не могу больше, раз уж я оставила наше поместье. Если мне предстоит жить самостоятельно, я должна быть одна. Прости.
Он закрыл глаза, и руки его выпустили мои плечи.
— Что ж, я просто предложил, — он вновь поднял на меня взор, и на лице у него я увидела отражение моей собственной решимости — Ланен, девочка моя, я терпеть не могу долгих прощаний. Если мне не суждено тебя сопровождать, то больше мне тут делать нечего: сказать по совести, я не перенесу, если придется торчать тут целую ночь в ожидании твоего отплытия. Сегодня же вечером я отбываю назад в Хадронстед. Вот только соберу вещи. Я воззрилась на него.
— Но, Джеми…
— Ну-ну, не надо. Ты ведь права: так будет лучше. В твоем распоряжении весь остаток дня, чтобы полюбоваться на ярмарку, — тут есть на что посмотреть, не пожалеешь.
Мы стояли у дверей трактира «Белая Лошадь».
— Я соберу все в пять минут, а ты отправляйся, найди ребят и скажи им, чтобы готовились к отъезду. Да приготовь Тень в дорогу. Встретимся вскоре тут же, в «Белой Лошади». Ну, ступай!
Полная изумления, я покинула его. Работников я нашла всех вместе на торговой площади, возле пивной лавки, и сказала им, чтобы собирались в обратный путь. Я ожидала, что они будут не в восторге от этого, однако им, казалось, было все равно. Одного из них я отвела в «Белую Лошадь», чтобы он забрал Тень, и, оставив его ждать остальных, решила напоследок поговорить с Джеми.
Он был уже в трактире. Мы быстро собрали все наши пожитки. Я подумала, что у меня и так уже достаточно серебра, и решила отправить свою часть выручки с Джеми назад в поместье. Я стояла возле него, преисполненная печали, пока он опорожнял на прощание кувшин пива. Он умудрялся беспечно болтать о предстоявшей поездке — о том, что обратно ехать всегда быстрее и легче, что он расскажет Вальферу, как проходили торги, что отныне дела пойдут по-новому: ведь теперь он Вальферу скорее компаньон, а не надзиратель.
— И не просто компаньон, а господин, раз уж ты меня в этом полностью поддерживаешь, — закончил он с озорной усмешкой.
— Только ты, Джеми, носом его в это не тыкай, — выговорила я, стараясь, чтобы голос мой звучал беззаботно, — а то бедняга и так беспомощен.
Он ухмыльнулся в ответ.
— Не знай я тебя слишком хорошо, я бы подумал, что в твоем сердце он нашел-таки уязвимое место.
— Настолько уязвимое, что я тут же сбила его с ног, — ответила я. — Я уж не стала добавлять ему пинка, когда он распластался по земле. Но ты в чем-то прав: сейчас он мне нравится больше, чем раньше.
Джеми покончил с пивом.
— Ну вот и славно. Теперь я могу ехать без остановок хоть до самой темноты. Пора отправляться.
Я последовала за ним во двор. Все трое работников были уже там: беззаботно болтая, они держали наших Тень и Огня под уздцы вместе со своими лошадьми. Джеми повернулся ко мне.
— Ну вот, девочка, тут мы с тобой и попрощаемся, — сказал он. — Не забывай моих наказов. Будь наблюдательной и благоразумной и постарайся не убивать этого Борса, если он вдруг снова начнет к тебе приставать.
Я рассмеялась — он знал, что это меня рассмешит.
— Обещаю только ранить его.
Я протянула ему руки, он заключил меня в крепкие объятия. Трепет охватил меня.
— О, Джеми… — произнесла я шепотом.
Какое-то мгновение он ничего не говорил, только еще крепче прижал меня к самому сердцу.
— Ланен, дочка! Благополучно отправляйся и хорошенько береги себя — и возвращайся счастливо домой, ко мне, — прошептал он; но под конец горло его сжалось, и голос скакнул вверх.
Родной запах, руки, обнимающие меня, любовь и сила, знакомые мне с самого детства… Я словно онемела и не могла произнести в ответ ни слова.
Он выпустил меня из объятий и взобрался на своего коня. Протянув руку, он приблизил меня к себе и поцеловал в лоб, как отец, благословляющий дитя в дальнюю дорогу. Он долго не отрывал взгляда от моих глаз, но наконец пришпорил Огня и, развернувшись, поехал к западным воротам Иллары. И ни разу не оглянулся. Работники последовали за ним, весело махая мне на прощание, и вскоре я потеряла их всех из виду: они затерялись в толпе.
Я утерла слезы рукавом рубахи. Странное это было ощущение — чувствовать себя наконец-то одной. Сердце мое было переполнено его словами, мне чудился его прощальный взгляд, но подле меня, казалось, образовалось пустое пространство — там, где раньше всегда был Джеми, которого мне сейчас так недоставало.
Он назвал меня дочкой.
Ну и пусть Маран не знала этого, пусть никто не мог быть полностью в этом уверен — все равно он был для меня самым что ни на есть настоящим отцом.
Я обняла себя за плечи. Хотя едва перевалило за полдень, с северо-востока поддувал холодный ветер. Я решила, что это Владычица подает мне знак. Пусть ветры гонят меня на юг и на запад, к Корли; а если удача и Владычица будут на моей стороне, я проследую и до самого Драконьего острова, ведомая ветром и грезами, а когда устану от странствий, то по крайней мере всегда теперь буду знать, где искать свой дом.
И Джеми будет ждать меня там.
Он назвал меня дочерью.
Его слова глубоко запали мне в сердце. Для меня они были, словно глоток прохладной воды знойным летним днем: растекаясь по телу, они утоляли мою страстную жажду и питали иссохшую душу, окончательно растворяя в себе постылый образ равнодушного Хадрона. Благословенна боль, если она пробуждает подобные чувства.
Я улыбнулась. Все-таки это было хорошее прощание, и лишь оно имело сейчас для меня значение.
Я повернулась назад к трактиру, сердцем и разумом погруженная в собственное прошлое — и будущее, — как вдруг внезапно грудь в грудь столкнулась с Борсом Триссенским.
Нам пришлось ухватиться друг за друга, чтобы не упасть. Я с радостью обнаружила, что сердце мое уже не колотится в его присутствии так, как это было раньше. Едва я вновь обрела равновесие, как тотчас же стряхнула с себя его руки.
Он улыбался, явно довольный собой.
— Госпожа Ланен, вот вы где! А я вас искал. Не желаете ли прогуляться со мной по ярмарке?
Я готова была выругаться, как вдруг осознала, что, хотя и смотрю на него, вид его меня уже не ослепляет. Я подумала: интересно, это из-за того, что я теперь знаю про его амулет?
Он рассмеялся.
— Любезная госпожа, отчего такой нахмуренный вид? Я не замышляю ничего дурного, а хочу всего лишь показать вам ярмарку.
— Отчего такое лицемерие? — прорычала я. — Некогда мне тут с разными проходимцами время терять!
— О чем это вы? В чем я слицемерил перед вами? — он был сама невинность.
— Ты сам прекрасно знаешь. Мой друг меня предупредил, потому что его-то колдовство не коснулось.
— Ах, так вы об амулете, — произнес он спокойно. — Но, госпожа, неужели же вы не знали? Прошу прощения, я даже не подумал об этом! — он вдруг встал передо мной на одно колено прямо посреди улицы, словно какой принц или молящийся. Казалось, он искренне раскаивается.
— Госпожа Ланен, я прошу вас простить недостойного глупца. Я носил амулет, который купил недавно, чтобы выяснить, правда ли он стоит тех денег, что мне пришлось за него выложить. Мне следовало бы догадаться, что вы можете не знать о подобных вещах: мне известно, что они довольно редки за пределами Корли и Элимара. Я искренне прошу вас простить меня.
Вокруг начала собираться толпа. Он выглядел так глупо, стоя на одном колене прямо посреди дороги, что я, глядя на него, не могла сдержать улыбки. Какая-то старуха прокричала:
— Прими его, девка, или расстанься с ним, да только не бросай его прямо тут, в пыли!
Ее слова вызвали всеобщий смех. Я нагнулась и рывком поставила его на ноги.
Собравшиеся опять рассмеялись, после чего разошлись.
— Ну ты и олух, — сказала я; упустив возможность расквитаться с ним как следует, теперь я вынуждена была улыбаться. — Вполне хватило бы и простого извинения.
— Мне действительно весьма неловко, — ответил он смиренно. — Однако же сейчас его на мне нет, — он тоже улыбнулся мне. — Признаюсь, вчера вечером в трактире я подумал было, что он не действует: я надеялся по меньшей мере на поцелуй.
— Твое счастье, что ты его не получил, — сказала я. — Если бы я тебя поцеловала под воздействием чар, а потом бы это выяснилось, я бы… Должна тебя предупредить: нрав у меня — хуже некуда!
Он все так же улыбался.
— Нельзя ли мне хотя бы надеяться? — спросил он, будто поддразнивая меня.
Я шлепнула его по руке, чтобы скрыть свое смущение: я не знала, чувствовать ли себя польщенной или оскорбленной. Все-таки он был довольно красив, когда улыбался, и уж, по крайней мере, голос его был стоящим. В нем по-прежнему слышались сила и музыка, ничуть не уменьшилось из-за отсутствия амулета. С таким природным даром, подумала я, он мог бы завладеть миром, если бы захотел.
— Ладно же, плут, — сказала я с улыбкой. — Покажи неотесанной деревенской девке ярмарку да не забывай, что ты заплатил мне за мою кобылу втрое больше, чем она стоит.
Он рассмеялся и взял меня за руку.
— И ввиду этого, дабы искупить свою вину, я готов оплатить еще и ужин, — объявил он.
Мы отправились на ярмарку.
Весь остаток дня бродили мы среди палаток и лотков. Никогда раньше я не видела такого разнообразия вещей, собранных в одном месте. Это походило на краткий обзор всех тех уголков мира, которые я мечтала когда-нибудь посетить. Здесь были шелка всевозможных цветов и видов, привезенные из Элимара, правда, многие из них лишь притязали на то, чтобы называться элимарскими шелками, на самом деле таковыми не являясь. Боре объяснил мне, как их можно отличить от настоящих. Были там самоцветы с Восточного взгорья, пушнина, добытая ловцами в Трелистой чаще, красивые шкатулки и кубки, выполненные из ароматного дерева, растущего в Северном королевстве, теплая шерстяная пряжа с севера Илсы… Когда настало время ужина, Боре отвел меня к лавке, где подавали дивно пахнущую уху, приправленную корешками, — знаменитое корлийское блюдо. Было оно чрезвычайно вкусным, тем более что я страшно проголодалась. С веселым смехом Боре заказал мне добавки. Потом в сгущавшихся сумерках нас привлекла группа бродячих артистов: проходя мимо, они подбрасывали в воздух пылающие факелы и снова ловили их, громко оповещая всех вокруг о начале представления. Мы последовали за ними, пока не достигли подмостков с полотняным занавесом, за которым они исчезли, а потом вновь появились, обряженные в костюмы. Мы отыскали свободное местечко, и я как зачарованная смотрела на разворачивавшееся передо мной зрелище. Лицедеи никогда не забредали к нам в деревню, но все, что я когда-то слышала о них от барда, оказалось чистой правдой. Я бросила серебряную монетку в шляпу, которую они пустили по рядам в конце представления, и восторженно хлопала им, когда действо завершилось. После этого я огляделась и увидела, что большинство торговцев уже закрывали свои лавки.
Боре заметил выражение моего лица.
— Ты что, хотела что-то купить? — спросил он. — Они еще не все разошлись по домам, и если погромче поколотишь в ставни, то тебе откроют. Или можно прийти сюда завтра.
— Да нет, купить я ничего такого не собиралась. Просто было так интересно бродить тут и все рассматривать.
Мы оба рассмеялись.
— Даже глазам не верится, — добавила я, когда мы медленно побрели назад к трактиру «Белая Лошадь», — столько красивых вещей сразу в одном месте!
— Поэтому-то я и стал купцом, — ответил Боре. Он пытался придать своему голосу беспечность, но в глубине я расслышала искреннюю страсть. — Мне всегда хотелось, чтобы меня окружала красота, чтобы у меня было много таких вещей, и они принадлежали бы мне, и я мог бы видеть их всегда, когда только пожелаю. Удивляюсь я тебе, госпожа Ланен! Право слово, никогда еще я не встречал такой женщины. Ходить целый день по ярмарке и совсем ничего не купить! Мне ведь прекрасно известно, что ты могла бы позволить себе приобрести все что угодно: сегодня утром я отдал тебе немалую часть своего серебра. Неужели же на всей ярмарке не нашлось ничего тебе по нраву?
— Мне ничего не нужно, Боре, — ответила я мягко. — Всю свою жизнь я провела в окружении различных вещей и теперь с радостью готова от них избавиться. Я хочу повидать мир. И будь у меня при себе много имущества, мне пришлось бы тащить на плечах огромный тюк. Поскольку я отправила свою Тень домой, — добавила я с улыбкой, — мне суждено теперь самой нести все свои пожитки.
Он посмотрел на меня, и выражение его лица ничего мне не говорило, но его восхитительный голос впервые зазвучал неуверенно:
— Выходит, ты колдунья? — спросил он. Сейчас голос его почти совсем меня не приманивал.
Я расхохоталась.
— Это мою лошадь так зовут — Тень, — едва выговорила я, кое-как успокоившись. Как же он, оказывается, разволновался! Внезапно я почувствовала, что полностью простила ему тот небольшой обман, который он пытался на мне испробовать. Может, это в обычае среди купцов. Сегодня я весь день провела с незнакомым мне человеком, который ничего особого для меня не значил и для которого я была всего лишь деревенской девчонкой — пообщаться со мною было. Для него внове. Я никогда раньше с подобным не сталкивалась и теперь прекрасно провела время. Расстояние, разделявшее нас, Действовало на меня успокаивающе.
Надо отдать ему должное: он смеялся с тем же воодушевлением, что и я. Луна еще не слишком высоко взошла, и мне не было видно его лица, когда он весело произнес:
— Пусть же ты окажешься единственной женщиной во всем Колмаре, которая не испытывает нужды в моем товаре, дабы удача в моем деле не оставила меня! Ибо я ищу свою удачу в купечестве, Ланен, хотя для купца я еще довольно молод.
— Не так уж и молод, — ответила я беспечно.
— Да уж, солнечный свет — враг мой, — сказал он, и я догадалась, что он опять улыбается. — Конечно, для мужчины я уже далеко не молод, однако не слишком большое богатство, нажитое мною, говорит о том, что для купца я еще только-только вышел из малолетства. Но думаю, однако, я нашел один способ поправить это.
— Поправить возраст? В этом, пожалуй, может помочь разве что лансип, — сказала я.
— Я лишь имел в виду «поправить свое положение купца». Но ты все равно права.
Помолчав немного, он произнес:
— Удивительно, что ты знаешь о лансипе.
— Даже у нас на севере рассказывают о нем. Именно из-за лансипа корабли и пускались раньше в плаванье к Драконьему острову, листья этого дерева продлевают жизнь, возвращают утраченные годы. Но я всегда спрашивала себя: а что если рассказы о чудодейственной силе лансипа — не более чем легенды?
— Нет, девица, все в этих рассказах правда, — ответил он, и его восхитительный голос звучал с непоколебимым убеждением. — Я настолько уверен в их правдивости, что потратил немалую долю своего состояния, чтобы снарядить туда корабль. Если ты так много знаешь, то тебе должно быть известно, что нынешний год как раз тот, когда свирепые бури теряют большую часть своей силы. Самый крепкий из моих кораблей через месяц отплывает из Корли, чтобы отправиться к этому острову и привезти мне богатство, какое невозможно себе вообразить, и кроме того — жизнь вдвое дольше срока, отведенного любому из смертных.
Я разинула рот от изумления и схватила его за руку.
— Ты не шутишь, Боре? Твой корабль этой осенью отплывает к Драконьему острову?
— Я ведь уже сказал, — ответил он, и в голосе его почувствовалась самодовольная власть.
Я рассмеялась. Я так смеялась от переполнившего меня восторга что готова была запеть посреди темной улицы. Прикрыв ладонями рот и все еще не веря такой удаче, я вся трепетала и сияла от радости. Я едва различала Борса в темноте, но все равно почувствовала, как он таращится на меня в полном недоумении. От этого я расхохоталась еще больше.
— Если я тебя так сильно смешу, то, пожалуй, лучше пожелаю тебе спокойной ночи, — сказал Боре с обидой в голосе.
Я тотчас же схватила его.
— Нет, нет, не уходи, прошу! Я вовсе не смеюсь над тобой, просто я не могу поверить своим ушам. Боре, я мечтаю отправиться на Драконий остров с самого детства. Наверняка нас свело тут нечто большее, чем просто удача.
Он взял меня за руку и придвинул к свету, лившемуся из окон трактира. Потом пристально всмотрелся мне в лицо, покачал головой и сказал:
— Не могу понять: зачем тебе желать богатства или более долгой жизни, если ты сама себе госпожа, да к тому же так юна?
— Ну, не так уж и юна, — ответила я, в свою очередь слегка уязвленная. — Мне исполнится двадцать четыре года в день Осеннего равноденствия, а до него чуть больше недели. Но я не ищу ни долгой жизни, ни богатства.
— Что же тогда заставило тебя решиться на такое путешествие? Тебе, должно быть, известно, что из десяти последних кораблей, отплывших туда, ни один не вернулся, — проговорил Боре в изумлении. — Отважиться вступить на борт корабля листосборцев значит почти наверняка обречь себя на неминуемую гибель. Я рискую всем в надежде заполучить огромную выгоду. Чего же ты ищешь, если не боишься подвергнуть страшной опасности собственную жизнь?
И произнесла лишь единственное слово, выразив им все то, что накопилось у меня в душе:
— Драконов.
Теперь он в свою очередь расхохотался, правда, его веселье было вызвано не восторгом, а столь нелепой, как ему показалось, затеей.
— Драконов? Да ведь на севере, в Трелистой чаще, их полным-полно. Они мелкие, безобидные и тупые, ни дать ни взять коровы с крыльями. И ради этого ты вздумала подвергать себя смертельной опасности. Ну и ну! — он не отрывал от меня взгляда. — А еще смеялась надо мной из-за того, что я хочу добыть лансип! Знаешь что, по-моему, ты не в своем уме. Истинные драконы — это выдумка бардов. Да и что бы ты делала, интересно, если бы вдруг отыскала хоть одного?
Хвала Владычице, я вовремя вспомнила, что этот человек означал для меня возможность попасть на корабль. Я подавила в себе гордость и тихо ответила:
— Это моя тайна. Но я должна попасть на этот остров и неописуемо рада узнать, что ты отправляешь туда корабль нынешней осенью. Скажи, могу ли я как-нибудь примкнуть к твоим листосборцам? — мне хотелось пасть на колени и умолять его; я была готова на все: кухарничать, чистить нужник (буде таковому случиться) или мыть полы, лишь бы только попасть на борт. Но я все же старалась, чтобы в моем голосе чувствовалось как можно меньше мольбы.
— Конечно, конечно, — ответил он учтиво, и голос его вновь обрел свое бархатное звучание. — Быть может, нам поехать в Корли вместе? У меня тут есть еще дела, однако через три дня я отправляюсь вниз по реке. Тебе бы хватило времени побольше изучить Иллару, да и друг друга мы узнали бы получше. Я бы с удовольствием…
Даже его голос не мог повлиять на то, чтобы такое предложение не выглядело в моих глазах смешным. Я громко расхохоталась, руша все настроение, которое он пытался создать, и вскоре он ничего не мог с собой поделать и присоединился к моему хохоту.
— Ах, Боре, это так заманчиво! Но я не могу. Я отбываю завтра на рассвете и по прибытии в Корли рада буду обо всем с. тобой договориться (как ни крути, а все-таки ты владелец этого судна), хотя, на мой взгляд, слишком уж ты плутоват.
По голосу его я поняла, что он опять обиделся:
— Снова ты называешь меня плутом. Сейчас-то я в чем сплутовал? Я же сказал тебе, что снял амулет. В чем же я…
— Успокойся, Боре. Я не знаю, с чего это ты вздумал сегодня так притворствовать, но это и не важно, — я отошла чуть в сторону, встала прямо напротив распахнутых дверей трактира и улыбнулась ему, хорошо освещенному светом, в то время как сама оставалась в тени. — Скромный торговец, как же! Это насколько же нужно быть скромным торговцем, чтобы заплатить столько за одну кобылу? И ты уже отправил самый крепкий из твоих кораблей в Корли, не так ли? Сколько ж их у тебя всего? Мне-то ясно, что ты возглавляешь собственную купеческую гильдию, а твоя почтенная дама ждет тебя дома… для нее ты и купил мою кобылку. Но мне было полезно провести с тобой этот день. Ты стал для меня настоящим испытанием. Ума не приложу, чего ты на самом деле хочешь добиться, когда начинаешь говорить что-нибудь, но мне приходится прилагать немало усилий, чтобы услышать то, о чем ты вслух не говоришь. Со временем, думаю, я в этом преуспею.
И тут же мне представился его образ: вокруг него был ореол слабого света. Не помню, чтобы я в самом деле замечала что-то подобное, однако память сама услужливо нарисовала мне это.
И тут вдруг я пришла в бешенство. Вести себя в присутствии привлекательного мужчины как глупая девчонка было, конечно, неразумно, но это еще полбеды. А вот то, что я действовала не по своей воле, было уже слишком — от такого подлого обмана у меня закипела кровь в жилах.
А он еще так меня сразил. Проклятье!
Джеми допил пиво и встал.
— Ладно, девочка моя. Пошли.
От удивления гнев мой несколько приостыл. Обычно, когда я впадала в подобное состояние, он просто давал мне вволю покипятиться.
— Куда?
— На реку.
Я непонимающе уставилась на него.
— Или ты не хочешь узнать, когда отплывают баркасы в Корли? — спросил он.
Мой смех был для него неожиданностью.
— А я подумала было, что ты решил помочь мне разыскать Борса, чтобы разобраться с ним!
С блеском в глазах Джеми улыбнулся.
— Весьма своевременная мысль, спору нет, однако я думаю, он этого не стоит.
Я опять рассмеялась.
— Твоя правда. Стало быть, на реку!
Мы вышли из трактира и зашагали по улице, и путь наш то и дело сопровождался смехом.
Отыскать баркасы оказалось нетрудно. Мы так ничего и не услышали о кораблях, отплывающих из Корли, но от нескольких капитанов узнали, что так или иначе молва вряд ли докатится до наших северных земель — слишком уж далеко, — поэтому нам лучше отправиться прямиком в Корли и выяснить все там. Когда я спросила, возможно ли воспользоваться каким-нибудь баркасом, то выяснилось, что большинство из них перевозят не людей, а товары; но нам с Джеми все же удалось найти один баркас, который брал попутчиков до самой Корлийской гавани. Баркас назывался «Илсанская дева», а владельцем и капитаном его был юноша по имени Джосс. Он согласился взять меня на борт — однако, в отличие от большинства речных судов, которые намеревались оставаться здесь еще несколько дней, пока не кончится ярмарка, его баркас отплывал завтра на рассвете. По словам Джосса, плаванье должно было занять почти три недели, что меня очень порадовало: я доберусь до места вдвое быстрее, чем если бы мне пришлось путешествовать по суше. Я заплатила ему и пообещала быть у причала засветло.
Прежде чем покинуть причал, Джеми отвел лодочника в сторонку и о чем-то посовещался с ним. Я сильно подозревала, что он наговорил ему кучу разных советов относительно того, как обеспечить мне безопасность и полное благополучие в пути. Как бы там ни было, расходясь, оба выглядели вполне довольными.
Когда мы с Джеми возвращались на ярмарочную площадь, я с удивлением обнаружила, что меня вовсе не переполняет радость при мысли, что скоро я отправлюсь в свое путешествие. Напротив, мною овладела грусть: завтра поутру я отплываю, и отныне мне придется путешествовать одной, без Джеми. Я и раньше полагала, что для того чтобы скитаться самой по себе, необходимо одиночество, и это казалось мне очень заманчивым. Теперь же я повзрослела, проведя две недели путешествия рядом с тем, кого так горячо любила. Казалось, прошли целые годы. Мне будет страшно его не хватать.
Когда мы достигли трактира, Джеми произнес негромко:
— Ну вот, девочка моя, ты и отправляешься в путь, — улыбка тронула его лицо. — По крайней мере, у тебя хватает ума не лезть в горы в это время года. Хоть от этого удалось тебя отговорить.
Мне было нелегко слышать в его голосе грусть.
— Будь поосторожнее в Корли, девочка моя. Нравы на верфях дикие, да там и в любой части города не погнушаются срезать кошелек среди бела дня прямо на улице, однако, пока не стемнеет, вряд ли отважатся перерезать глотку. Корли намного больше Иллары, и поэтому там гораздо опаснее, — он остановился, обнял меня за плечи и посмотрел мне в глаза. — Ты все так же намерена отправиться одна, Ланен? Не могу ли я поехать с тобой хотя бы до Корли? Я бы велел парням отвезти серебро домой, им вполне можно это доверить, а на баркасе, я уверен, нашлось бы еще одно место.
Я боялась этого момента, но нужно было выложить все начистоту.
— Джеми, я спорю сама с собой из-за этого с тех пор, как мы покинули Хадронстед, — я быстро сморгнула, чтобы удержать слезы, готовые политься из глаз. — Ты же знаешь, я люблю тебя больше, чем кого бы то ни было. Ты — вся моя семья. Но я не могу все время надеяться только на тебя — не могу больше, раз уж я оставила наше поместье. Если мне предстоит жить самостоятельно, я должна быть одна. Прости.
Он закрыл глаза, и руки его выпустили мои плечи.
— Что ж, я просто предложил, — он вновь поднял на меня взор, и на лице у него я увидела отражение моей собственной решимости — Ланен, девочка моя, я терпеть не могу долгих прощаний. Если мне не суждено тебя сопровождать, то больше мне тут делать нечего: сказать по совести, я не перенесу, если придется торчать тут целую ночь в ожидании твоего отплытия. Сегодня же вечером я отбываю назад в Хадронстед. Вот только соберу вещи. Я воззрилась на него.
— Но, Джеми…
— Ну-ну, не надо. Ты ведь права: так будет лучше. В твоем распоряжении весь остаток дня, чтобы полюбоваться на ярмарку, — тут есть на что посмотреть, не пожалеешь.
Мы стояли у дверей трактира «Белая Лошадь».
— Я соберу все в пять минут, а ты отправляйся, найди ребят и скажи им, чтобы готовились к отъезду. Да приготовь Тень в дорогу. Встретимся вскоре тут же, в «Белой Лошади». Ну, ступай!
Полная изумления, я покинула его. Работников я нашла всех вместе на торговой площади, возле пивной лавки, и сказала им, чтобы собирались в обратный путь. Я ожидала, что они будут не в восторге от этого, однако им, казалось, было все равно. Одного из них я отвела в «Белую Лошадь», чтобы он забрал Тень, и, оставив его ждать остальных, решила напоследок поговорить с Джеми.
Он был уже в трактире. Мы быстро собрали все наши пожитки. Я подумала, что у меня и так уже достаточно серебра, и решила отправить свою часть выручки с Джеми назад в поместье. Я стояла возле него, преисполненная печали, пока он опорожнял на прощание кувшин пива. Он умудрялся беспечно болтать о предстоявшей поездке — о том, что обратно ехать всегда быстрее и легче, что он расскажет Вальферу, как проходили торги, что отныне дела пойдут по-новому: ведь теперь он Вальферу скорее компаньон, а не надзиратель.
— И не просто компаньон, а господин, раз уж ты меня в этом полностью поддерживаешь, — закончил он с озорной усмешкой.
— Только ты, Джеми, носом его в это не тыкай, — выговорила я, стараясь, чтобы голос мой звучал беззаботно, — а то бедняга и так беспомощен.
Он ухмыльнулся в ответ.
— Не знай я тебя слишком хорошо, я бы подумал, что в твоем сердце он нашел-таки уязвимое место.
— Настолько уязвимое, что я тут же сбила его с ног, — ответила я. — Я уж не стала добавлять ему пинка, когда он распластался по земле. Но ты в чем-то прав: сейчас он мне нравится больше, чем раньше.
Джеми покончил с пивом.
— Ну вот и славно. Теперь я могу ехать без остановок хоть до самой темноты. Пора отправляться.
Я последовала за ним во двор. Все трое работников были уже там: беззаботно болтая, они держали наших Тень и Огня под уздцы вместе со своими лошадьми. Джеми повернулся ко мне.
— Ну вот, девочка, тут мы с тобой и попрощаемся, — сказал он. — Не забывай моих наказов. Будь наблюдательной и благоразумной и постарайся не убивать этого Борса, если он вдруг снова начнет к тебе приставать.
Я рассмеялась — он знал, что это меня рассмешит.
— Обещаю только ранить его.
Я протянула ему руки, он заключил меня в крепкие объятия. Трепет охватил меня.
— О, Джеми… — произнесла я шепотом.
Какое-то мгновение он ничего не говорил, только еще крепче прижал меня к самому сердцу.
— Ланен, дочка! Благополучно отправляйся и хорошенько береги себя — и возвращайся счастливо домой, ко мне, — прошептал он; но под конец горло его сжалось, и голос скакнул вверх.
Родной запах, руки, обнимающие меня, любовь и сила, знакомые мне с самого детства… Я словно онемела и не могла произнести в ответ ни слова.
Он выпустил меня из объятий и взобрался на своего коня. Протянув руку, он приблизил меня к себе и поцеловал в лоб, как отец, благословляющий дитя в дальнюю дорогу. Он долго не отрывал взгляда от моих глаз, но наконец пришпорил Огня и, развернувшись, поехал к западным воротам Иллары. И ни разу не оглянулся. Работники последовали за ним, весело махая мне на прощание, и вскоре я потеряла их всех из виду: они затерялись в толпе.
Я утерла слезы рукавом рубахи. Странное это было ощущение — чувствовать себя наконец-то одной. Сердце мое было переполнено его словами, мне чудился его прощальный взгляд, но подле меня, казалось, образовалось пустое пространство — там, где раньше всегда был Джеми, которого мне сейчас так недоставало.
Он назвал меня дочкой.
Ну и пусть Маран не знала этого, пусть никто не мог быть полностью в этом уверен — все равно он был для меня самым что ни на есть настоящим отцом.
Я обняла себя за плечи. Хотя едва перевалило за полдень, с северо-востока поддувал холодный ветер. Я решила, что это Владычица подает мне знак. Пусть ветры гонят меня на юг и на запад, к Корли; а если удача и Владычица будут на моей стороне, я проследую и до самого Драконьего острова, ведомая ветром и грезами, а когда устану от странствий, то по крайней мере всегда теперь буду знать, где искать свой дом.
И Джеми будет ждать меня там.
Он назвал меня дочерью.
Его слова глубоко запали мне в сердце. Для меня они были, словно глоток прохладной воды знойным летним днем: растекаясь по телу, они утоляли мою страстную жажду и питали иссохшую душу, окончательно растворяя в себе постылый образ равнодушного Хадрона. Благословенна боль, если она пробуждает подобные чувства.
Я улыбнулась. Все-таки это было хорошее прощание, и лишь оно имело сейчас для меня значение.
Я повернулась назад к трактиру, сердцем и разумом погруженная в собственное прошлое — и будущее, — как вдруг внезапно грудь в грудь столкнулась с Борсом Триссенским.
Нам пришлось ухватиться друг за друга, чтобы не упасть. Я с радостью обнаружила, что сердце мое уже не колотится в его присутствии так, как это было раньше. Едва я вновь обрела равновесие, как тотчас же стряхнула с себя его руки.
Он улыбался, явно довольный собой.
— Госпожа Ланен, вот вы где! А я вас искал. Не желаете ли прогуляться со мной по ярмарке?
Я готова была выругаться, как вдруг осознала, что, хотя и смотрю на него, вид его меня уже не ослепляет. Я подумала: интересно, это из-за того, что я теперь знаю про его амулет?
Он рассмеялся.
— Любезная госпожа, отчего такой нахмуренный вид? Я не замышляю ничего дурного, а хочу всего лишь показать вам ярмарку.
— Отчего такое лицемерие? — прорычала я. — Некогда мне тут с разными проходимцами время терять!
— О чем это вы? В чем я слицемерил перед вами? — он был сама невинность.
— Ты сам прекрасно знаешь. Мой друг меня предупредил, потому что его-то колдовство не коснулось.
— Ах, так вы об амулете, — произнес он спокойно. — Но, госпожа, неужели же вы не знали? Прошу прощения, я даже не подумал об этом! — он вдруг встал передо мной на одно колено прямо посреди улицы, словно какой принц или молящийся. Казалось, он искренне раскаивается.
— Госпожа Ланен, я прошу вас простить недостойного глупца. Я носил амулет, который купил недавно, чтобы выяснить, правда ли он стоит тех денег, что мне пришлось за него выложить. Мне следовало бы догадаться, что вы можете не знать о подобных вещах: мне известно, что они довольно редки за пределами Корли и Элимара. Я искренне прошу вас простить меня.
Вокруг начала собираться толпа. Он выглядел так глупо, стоя на одном колене прямо посреди дороги, что я, глядя на него, не могла сдержать улыбки. Какая-то старуха прокричала:
— Прими его, девка, или расстанься с ним, да только не бросай его прямо тут, в пыли!
Ее слова вызвали всеобщий смех. Я нагнулась и рывком поставила его на ноги.
Собравшиеся опять рассмеялись, после чего разошлись.
— Ну ты и олух, — сказала я; упустив возможность расквитаться с ним как следует, теперь я вынуждена была улыбаться. — Вполне хватило бы и простого извинения.
— Мне действительно весьма неловко, — ответил он смиренно. — Однако же сейчас его на мне нет, — он тоже улыбнулся мне. — Признаюсь, вчера вечером в трактире я подумал было, что он не действует: я надеялся по меньшей мере на поцелуй.
— Твое счастье, что ты его не получил, — сказала я. — Если бы я тебя поцеловала под воздействием чар, а потом бы это выяснилось, я бы… Должна тебя предупредить: нрав у меня — хуже некуда!
Он все так же улыбался.
— Нельзя ли мне хотя бы надеяться? — спросил он, будто поддразнивая меня.
Я шлепнула его по руке, чтобы скрыть свое смущение: я не знала, чувствовать ли себя польщенной или оскорбленной. Все-таки он был довольно красив, когда улыбался, и уж, по крайней мере, голос его был стоящим. В нем по-прежнему слышались сила и музыка, ничуть не уменьшилось из-за отсутствия амулета. С таким природным даром, подумала я, он мог бы завладеть миром, если бы захотел.
— Ладно же, плут, — сказала я с улыбкой. — Покажи неотесанной деревенской девке ярмарку да не забывай, что ты заплатил мне за мою кобылу втрое больше, чем она стоит.
Он рассмеялся и взял меня за руку.
— И ввиду этого, дабы искупить свою вину, я готов оплатить еще и ужин, — объявил он.
Мы отправились на ярмарку.
Весь остаток дня бродили мы среди палаток и лотков. Никогда раньше я не видела такого разнообразия вещей, собранных в одном месте. Это походило на краткий обзор всех тех уголков мира, которые я мечтала когда-нибудь посетить. Здесь были шелка всевозможных цветов и видов, привезенные из Элимара, правда, многие из них лишь притязали на то, чтобы называться элимарскими шелками, на самом деле таковыми не являясь. Боре объяснил мне, как их можно отличить от настоящих. Были там самоцветы с Восточного взгорья, пушнина, добытая ловцами в Трелистой чаще, красивые шкатулки и кубки, выполненные из ароматного дерева, растущего в Северном королевстве, теплая шерстяная пряжа с севера Илсы… Когда настало время ужина, Боре отвел меня к лавке, где подавали дивно пахнущую уху, приправленную корешками, — знаменитое корлийское блюдо. Было оно чрезвычайно вкусным, тем более что я страшно проголодалась. С веселым смехом Боре заказал мне добавки. Потом в сгущавшихся сумерках нас привлекла группа бродячих артистов: проходя мимо, они подбрасывали в воздух пылающие факелы и снова ловили их, громко оповещая всех вокруг о начале представления. Мы последовали за ними, пока не достигли подмостков с полотняным занавесом, за которым они исчезли, а потом вновь появились, обряженные в костюмы. Мы отыскали свободное местечко, и я как зачарованная смотрела на разворачивавшееся передо мной зрелище. Лицедеи никогда не забредали к нам в деревню, но все, что я когда-то слышала о них от барда, оказалось чистой правдой. Я бросила серебряную монетку в шляпу, которую они пустили по рядам в конце представления, и восторженно хлопала им, когда действо завершилось. После этого я огляделась и увидела, что большинство торговцев уже закрывали свои лавки.
Боре заметил выражение моего лица.
— Ты что, хотела что-то купить? — спросил он. — Они еще не все разошлись по домам, и если погромче поколотишь в ставни, то тебе откроют. Или можно прийти сюда завтра.
— Да нет, купить я ничего такого не собиралась. Просто было так интересно бродить тут и все рассматривать.
Мы оба рассмеялись.
— Даже глазам не верится, — добавила я, когда мы медленно побрели назад к трактиру «Белая Лошадь», — столько красивых вещей сразу в одном месте!
— Поэтому-то я и стал купцом, — ответил Боре. Он пытался придать своему голосу беспечность, но в глубине я расслышала искреннюю страсть. — Мне всегда хотелось, чтобы меня окружала красота, чтобы у меня было много таких вещей, и они принадлежали бы мне, и я мог бы видеть их всегда, когда только пожелаю. Удивляюсь я тебе, госпожа Ланен! Право слово, никогда еще я не встречал такой женщины. Ходить целый день по ярмарке и совсем ничего не купить! Мне ведь прекрасно известно, что ты могла бы позволить себе приобрести все что угодно: сегодня утром я отдал тебе немалую часть своего серебра. Неужели же на всей ярмарке не нашлось ничего тебе по нраву?
— Мне ничего не нужно, Боре, — ответила я мягко. — Всю свою жизнь я провела в окружении различных вещей и теперь с радостью готова от них избавиться. Я хочу повидать мир. И будь у меня при себе много имущества, мне пришлось бы тащить на плечах огромный тюк. Поскольку я отправила свою Тень домой, — добавила я с улыбкой, — мне суждено теперь самой нести все свои пожитки.
Он посмотрел на меня, и выражение его лица ничего мне не говорило, но его восхитительный голос впервые зазвучал неуверенно:
— Выходит, ты колдунья? — спросил он. Сейчас голос его почти совсем меня не приманивал.
Я расхохоталась.
— Это мою лошадь так зовут — Тень, — едва выговорила я, кое-как успокоившись. Как же он, оказывается, разволновался! Внезапно я почувствовала, что полностью простила ему тот небольшой обман, который он пытался на мне испробовать. Может, это в обычае среди купцов. Сегодня я весь день провела с незнакомым мне человеком, который ничего особого для меня не значил и для которого я была всего лишь деревенской девчонкой — пообщаться со мною было. Для него внове. Я никогда раньше с подобным не сталкивалась и теперь прекрасно провела время. Расстояние, разделявшее нас, Действовало на меня успокаивающе.
Надо отдать ему должное: он смеялся с тем же воодушевлением, что и я. Луна еще не слишком высоко взошла, и мне не было видно его лица, когда он весело произнес:
— Пусть же ты окажешься единственной женщиной во всем Колмаре, которая не испытывает нужды в моем товаре, дабы удача в моем деле не оставила меня! Ибо я ищу свою удачу в купечестве, Ланен, хотя для купца я еще довольно молод.
— Не так уж и молод, — ответила я беспечно.
— Да уж, солнечный свет — враг мой, — сказал он, и я догадалась, что он опять улыбается. — Конечно, для мужчины я уже далеко не молод, однако не слишком большое богатство, нажитое мною, говорит о том, что для купца я еще только-только вышел из малолетства. Но думаю, однако, я нашел один способ поправить это.
— Поправить возраст? В этом, пожалуй, может помочь разве что лансип, — сказала я.
— Я лишь имел в виду «поправить свое положение купца». Но ты все равно права.
Помолчав немного, он произнес:
— Удивительно, что ты знаешь о лансипе.
— Даже у нас на севере рассказывают о нем. Именно из-за лансипа корабли и пускались раньше в плаванье к Драконьему острову, листья этого дерева продлевают жизнь, возвращают утраченные годы. Но я всегда спрашивала себя: а что если рассказы о чудодейственной силе лансипа — не более чем легенды?
— Нет, девица, все в этих рассказах правда, — ответил он, и его восхитительный голос звучал с непоколебимым убеждением. — Я настолько уверен в их правдивости, что потратил немалую долю своего состояния, чтобы снарядить туда корабль. Если ты так много знаешь, то тебе должно быть известно, что нынешний год как раз тот, когда свирепые бури теряют большую часть своей силы. Самый крепкий из моих кораблей через месяц отплывает из Корли, чтобы отправиться к этому острову и привезти мне богатство, какое невозможно себе вообразить, и кроме того — жизнь вдвое дольше срока, отведенного любому из смертных.
Я разинула рот от изумления и схватила его за руку.
— Ты не шутишь, Боре? Твой корабль этой осенью отплывает к Драконьему острову?
— Я ведь уже сказал, — ответил он, и в голосе его почувствовалась самодовольная власть.
Я рассмеялась. Я так смеялась от переполнившего меня восторга что готова была запеть посреди темной улицы. Прикрыв ладонями рот и все еще не веря такой удаче, я вся трепетала и сияла от радости. Я едва различала Борса в темноте, но все равно почувствовала, как он таращится на меня в полном недоумении. От этого я расхохоталась еще больше.
— Если я тебя так сильно смешу, то, пожалуй, лучше пожелаю тебе спокойной ночи, — сказал Боре с обидой в голосе.
Я тотчас же схватила его.
— Нет, нет, не уходи, прошу! Я вовсе не смеюсь над тобой, просто я не могу поверить своим ушам. Боре, я мечтаю отправиться на Драконий остров с самого детства. Наверняка нас свело тут нечто большее, чем просто удача.
Он взял меня за руку и придвинул к свету, лившемуся из окон трактира. Потом пристально всмотрелся мне в лицо, покачал головой и сказал:
— Не могу понять: зачем тебе желать богатства или более долгой жизни, если ты сама себе госпожа, да к тому же так юна?
— Ну, не так уж и юна, — ответила я, в свою очередь слегка уязвленная. — Мне исполнится двадцать четыре года в день Осеннего равноденствия, а до него чуть больше недели. Но я не ищу ни долгой жизни, ни богатства.
— Что же тогда заставило тебя решиться на такое путешествие? Тебе, должно быть, известно, что из десяти последних кораблей, отплывших туда, ни один не вернулся, — проговорил Боре в изумлении. — Отважиться вступить на борт корабля листосборцев значит почти наверняка обречь себя на неминуемую гибель. Я рискую всем в надежде заполучить огромную выгоду. Чего же ты ищешь, если не боишься подвергнуть страшной опасности собственную жизнь?
И произнесла лишь единственное слово, выразив им все то, что накопилось у меня в душе:
— Драконов.
Теперь он в свою очередь расхохотался, правда, его веселье было вызвано не восторгом, а столь нелепой, как ему показалось, затеей.
— Драконов? Да ведь на севере, в Трелистой чаще, их полным-полно. Они мелкие, безобидные и тупые, ни дать ни взять коровы с крыльями. И ради этого ты вздумала подвергать себя смертельной опасности. Ну и ну! — он не отрывал от меня взгляда. — А еще смеялась надо мной из-за того, что я хочу добыть лансип! Знаешь что, по-моему, ты не в своем уме. Истинные драконы — это выдумка бардов. Да и что бы ты делала, интересно, если бы вдруг отыскала хоть одного?
Хвала Владычице, я вовремя вспомнила, что этот человек означал для меня возможность попасть на корабль. Я подавила в себе гордость и тихо ответила:
— Это моя тайна. Но я должна попасть на этот остров и неописуемо рада узнать, что ты отправляешь туда корабль нынешней осенью. Скажи, могу ли я как-нибудь примкнуть к твоим листосборцам? — мне хотелось пасть на колени и умолять его; я была готова на все: кухарничать, чистить нужник (буде таковому случиться) или мыть полы, лишь бы только попасть на борт. Но я все же старалась, чтобы в моем голосе чувствовалось как можно меньше мольбы.
— Конечно, конечно, — ответил он учтиво, и голос его вновь обрел свое бархатное звучание. — Быть может, нам поехать в Корли вместе? У меня тут есть еще дела, однако через три дня я отправляюсь вниз по реке. Тебе бы хватило времени побольше изучить Иллару, да и друг друга мы узнали бы получше. Я бы с удовольствием…
Даже его голос не мог повлиять на то, чтобы такое предложение не выглядело в моих глазах смешным. Я громко расхохоталась, руша все настроение, которое он пытался создать, и вскоре он ничего не мог с собой поделать и присоединился к моему хохоту.
— Ах, Боре, это так заманчиво! Но я не могу. Я отбываю завтра на рассвете и по прибытии в Корли рада буду обо всем с. тобой договориться (как ни крути, а все-таки ты владелец этого судна), хотя, на мой взгляд, слишком уж ты плутоват.
По голосу его я поняла, что он опять обиделся:
— Снова ты называешь меня плутом. Сейчас-то я в чем сплутовал? Я же сказал тебе, что снял амулет. В чем же я…
— Успокойся, Боре. Я не знаю, с чего это ты вздумал сегодня так притворствовать, но это и не важно, — я отошла чуть в сторону, встала прямо напротив распахнутых дверей трактира и улыбнулась ему, хорошо освещенному светом, в то время как сама оставалась в тени. — Скромный торговец, как же! Это насколько же нужно быть скромным торговцем, чтобы заплатить столько за одну кобылу? И ты уже отправил самый крепкий из твоих кораблей в Корли, не так ли? Сколько ж их у тебя всего? Мне-то ясно, что ты возглавляешь собственную купеческую гильдию, а твоя почтенная дама ждет тебя дома… для нее ты и купил мою кобылку. Но мне было полезно провести с тобой этот день. Ты стал для меня настоящим испытанием. Ума не приложу, чего ты на самом деле хочешь добиться, когда начинаешь говорить что-нибудь, но мне приходится прилагать немало усилий, чтобы услышать то, о чем ты вслух не говоришь. Со временем, думаю, я в этом преуспею.