Кэррол Сьюзен. Жена для чародея

   — Надо пригласить ваших родственников в замок, — сказала она. — Устроим ужин, не торжественный, а чисто семейный.
   — Ужин? — переспросил Анатоль с таким видом, словно она предложила устроить коронацию. — Вы умеете принимать гостей?
   — Конечно! Я всегда устраивала для матери обеды и приемы.
   Медлин умолчала, что, после того как приготовления бывали закончены, мать часто просила, чтобы дочка не выходила к гостям. Слишком часто, мол, она говорит невпопад и не тому, кому нужно. Ну да один-то вечер она сможет последить за собой!
   — Хорошо, — неохотно согласился Анатоль. — Я распоряжусь, чтобы мою родню вызвали в замок Ледж.
   — Пригласили, милорд, — с мягкой улыбкой поправила Медлин. Анатоль недоуменно взглянул на нее, но потом кивнул.
   Однако когда Медлин умчалась, окрыленная надеждой, все его сомнения вспыхнули с новой силой.
   Уже много лет никто из родни, кроме преподобного Фитцледжа, не переступал порог замка Ледж. В последний раз Сентледжи собрались здесь в день смерти его отца… и этот день обернулся для Анатоля сущим кошмаром. Он едва не убил Романа, а потом кричал диким голосом, чтобы все убирались к черту и оставили его наедине с горем.
   В памяти смутно остались участливые лица, добрые глаза, сочувствие, которое Анатоль отвергал. Он всегда искал утешения только в одиночестве. Многие годы он держался от родни особняком, если не считать случайных встреч во время прогулок или в деревенском трактире. Вызванные или приглашенные — как бы на этот раз родственники не послали к черту его самого! И как он объяснит это Медлин? Черт бы побрал Фитцледжа с его советами! Дурные предчувствия одолевали Анатоля, когда он, тяжело ступая, поднимался по лестнице, вдобавок, еще не дойдя до дверей своей спальни, он ощутил чужака — человека, не принадлежавшего к постоянным обитателям замка.
   Он нахмурился, сосредоточил мысленные усилия на расплывчатом образе. Молодая особа, судя по всему, одна из тех вертушек, которых приволокла в замок Медлин. Девушка притаилась на темной площадке лестницы для слуг.
   Анатоль не любил, чтобы за ним подсматривали, а также не любил слуг, прячущихся от хозяина. Он приказал:
   — Эй, девушка, немедленно выходи!
   Послышался сдавленный выдох, потом на свет вышла молодая женщина. Сначала Анатоль увидел только белый фартук, повязанный поверх серого платья. Потом служанка неохотно приблизилась, и свет упал на ее лицо. Легкие светлые кудри, выбившиеся из-под чепца, лишь подчеркивали трагическое выражение, казавшееся неуместным на столь юном лице.
   Анатоль застыл, вглядываясь в худое востроносое лицо, которое в последний раз видел у могилы Мэри Киннок. Тогда оно было залито слезами.
   «Вы убили ее! Навели на нее порчу! Сказали, что она умрет, и вот она умерла!»
   Анатоль тогда стоял, опустив голову, не пытаясь оправдаться. Его переполняло безотчетное чувство вины, горького сожаления. Порой он смутно подозревал, что девушка права.
   Он отступил на шаг, словно Бесс Киннок все еще изливала на него поток обвинений.
   — Что ты здесь делаешь, девушка?
   — Пришла взять одежду для хозяйки, сэр.
   — Я имел в виду — почему ты здесь, в замке?
   — Мне велели прийти, потому что хозяйке нужна была горничная. И она оказалась так добра, что взяла меня. Если только… — Во взгляде Бесс читались и страх, и вызов. — Может, вы не хотите, чтобы я у вас служила?
   Анатоль и вправду не хотел этого. Видеть Бесс означало бы постоянно помнить, что его необычный дар может служить проводником зла. И все же прогнать девушку он не мог.
   — Выбор женской прислуги в ведении моей жены, — холодно сказал он. — Но в будущем прячься по углам, девушка.
   — Да, сэр. — Бесс почтительно поклонилась, но Анатолю почудилось, что в ее бледно-голубых глазах мелькнуло что-то, похожее на ненависть.
   Анатоль с беспокойством наблюдал, как серый призрак растворяется в темноте. Все его чувства взахлеб кричали, что девушка принесет несчастье. Следует немедля отправить ее обратно в деревню.
   Однако он был в долгу перед Бесс Киннок. Фитцледж наверняка нарочно прислал ее сюда, значит, он не предвидит ничего дурного. Может быть, Бесс, наконец, простила Анатоля? А если нет? Впрочем, какая разница? Анатоль устало вздохнул. Он давно привык, что в собственном доме его преследуют призраки.

12

   Темные тучи закрыли небо, и звезды одна за другой погасли, словно задули свечи. Резкий ветер стучал ветвями деревьев по оконным переплетам, и даже луна давно скрылась.
   «Самая подходящая ночь для сборища Сентледжей», — угрюмо подумал Анатоль, глядя в беспросветную тьму небес. Надвигался шторм, и с моря веяло грядущей бедой.
   Скованный и неловкий в лучшем черном сюртуке и новых панталонах, Анатоль расхаживал по площадке каменной лестницы, спускавшейся к подъездной дороге. Цезарь беспокойно следовал за ним, словно тревога хозяина передалась и собаке.
   Ночной ветер бесцеремонно трепал шейный платок и косичку, но Анатоль не спешил возвращаться в дом. Чтобы успокоиться, он затянулся из трубки — привычка, которую он перенял у Фитцледжа. Ветер, однако, ухитрился задуть даже трубку. Безнадежно вздохнув, Анатоль выбил табак и сунул трубку в жилетный карман.
   Он удрал из дома под предлогом, что хочет покурить на свежем воздухе, а на самом деле извела суета последних приготовлений. Целую неделю Анатоль свыкался с мыслью об этом проклятом званом ужине, и в конце концов свыкся. Он передал бразды правления в руки Медлин и старался ей не мешать.
   Правда, он не думал, что испытает такое волнение, когда она распахнула двери, запертые уже много лет. Когда вновь загорелись свечи в канделябрах, расставленных вдоль стен длинной галереи, у Анатоля защемило в груди.
   Теперь в высоких стрельчатых окнах он ясно, видел стены, затянутые серо-зеленым шелком, изящные стулья и диваны, с обивкой, расшитой розовыми бутонами и цветками лаванды. Сияние свечей озаряло кремовый ковер, мраморную облицовку камина, играло на полированной крышке фортепьяно.
   Эта большая гостиная была свидетелем многих празднеств — рождественских ужинов, свадебных пиров, пышных балов. Кубки наполнялись благородным вином, когда многочисленный род Сентледжей пил за здоровье короля или праздновал очередную победу над извечными врагами — Мортмейнами.
   Однако вот уже десять с лишним лет эти роскошные покои оставались темными и пустыми, а последней, кто пользовался ими, была мать Анатоля. Сесили Сентледж устраивала пышные торжества, слава о которых шла по всему графству. Она искала забвения от вечного страха в непрерывном круговороте веселья.
   Пусть ненадолго, но ей это удавалось, и тогда галерея полнилась светом и музыкой, смехом и танцующими парами. Анатолю, увы, мало что перепадало от всеобщего веселья. Порой, ускользнув из-под бдительного надзора преподобного Фитцледжа, он выбирался из своей комнатки в доме привратника, больше похожей на тюрьму. В длинной белой ночной рубашке он бежал во тьме, словно мошка, летящая на свет. Да, он летел на свет большого дома, где звенел хрусталь, пели скрипки, раздавался веселый смех.
   Пригибаясь, чтобы никому не попасться на глаза, мальчик заглядывал в окна, и перед его изумленным взором разворачивалось сказочное зрелище — дамы в пышных нарядах и бриллиантах, кавалеры в парчовых камзолах с кружевными манжетами, такие красивые, что казались ненастоящими.
   Однако прекрасней всего была молодая пара у пианино. Тонкие пальчики Сесили грациозно бегали по клавишам, а ее сопрано сливалось с тенором Линдона Сентледжа, который глядел на жену с пылким обожанием.
   Анатоль слушал их из темноты, прикрывая ночной рубашкой зябнущие босые ноги, и его юное сердце преисполнялось гордости от того, что эти великолепные полубоги — его отец и мать. От того, что, не признавая этого в открытую, они хотя бы немножко принадлежали ему…
   Холодный нос Цезаря ткнулся в его руку, и Анатоль очнулся. И вздрогнул, увидев, что в задумчивости подошел слишком близко к окнам большой гостиной. Воспоминания так захватили его, что он едва не увидел ребенка, скорчившегося под окном. Впрочем, прошлое ушло безвозвратно, и сейчас под окном стоял не ребенок, а зрелый мужчина.
   Пробормотав ругательство, Анатоль отступил в темноту. Он стыдился того, что детские воспоминания все еще имеют над ним такую власть, все еще причиняя боль. Проклятие, ведь он уже не босоногий мальчишка, а хозяин замка Ледж, властелин этой земли, этих стен и всех, кто обитает под этим кровом, — и своей жены.
   Отчего же тогда приходится напоминать себе об этом?
   Анатоль прислонился к стене, и Цезарь прижался к его ногам. Старый гончий пес, как всегда, не понимал причин дурного настроения хозяина, но был готов его утешить.
   Анатоль положил руку ему на голову, и ему захотелось, как когда-то, встать на колени, обнять пса, уткнуться ему в шею.
   Он уже наклонился, когда Цезарь вдруг насторожился и зарычал, почуяв чьи-то шаги. Анатоль резко выпрямился. Нет нужды оборачиваться, чтобы узнать, кто идет.
   В замке Ледж только один человек мог вот так застать его врасплох. Медлин. Шурша шелком, окутанная ароматным облаком духов, она скользящей походкой приближалась к мужу.
   Цезарь подбежал к ней, и она ласково поздоровалась с собакой, а потом окликнула Анатоля.
   Анатоль стиснул зубы, с ужасом гадая, давно ли она наблюдает за ним, и что могла понять из увиденного. Потом обернулся к ней, вежливо и холодно наклонил голову.
   — Мадам.
   Ночной ветер раздувал кринолин Медлин, такой широкий, что сама она казалась совсем крошечной.
   Подол изумрудно-зеленого шелкового платья был собран фестонами, приоткрывая кокетливую нижнюю юбку. Платье колыхалось и переливалось от ее малейшего движения. Она подошла к Анатолю, бледное личико словно светилось в темноте.
   Медлин склонила голову к плечу — как всегда, когда что-то вызывало ее интерес. Этот жест уже стал для Анатоля привычным и знакомым.
   — Что-нибудь не так? — с беспокойством спросила она.
   Не так? Нет, ничего особенного, вот только эта женщина за время своей жизни в замке Ледж открыла слишком много дверей. И словно распахнула дверь в сердце Анатоля, сделав его беззащитным.
   Он принудил себя ответить безразличным тоном:
   — Что же может быть не так?
   — Не знаю. Просто я не нашла вас в доме и забеспокоилась.
   Его отсутствие обеспокоило Медлин? Настолько, что она отправилась на поиски? Подобного участия Анатоль не видел и от собственных родителей. Он пристально взглянул в лицо Медлин, но затеплившаяся было надежда тотчас угасла.
   Медлин была такой же, как всегда, — улыбчивой и умной. Она отправилась бы искать кого угодно — хоть Уилла Спаркинса, хоть кошку. Медлин не только самая практичная из женщин, у нее на редкость доброе сердце. Вот только Анатоль нуждался не в такой доброте.
   — Не о чем было беспокоиться, — сказал он. — Я просто решил выгулять Цезаря, прежде чем запереть его на псарне. Полагаю, вы хотите, чтобы сегодня собак в доме не было?
   — Да, благодарю вас… но только Цезаря нужно оставить.
   Анатоль изумленно вскинул брови. И удивился еще больше, когда Медлин, не опасаясь за свое новое платье, наклонилась и потрепала массивную голову старого пса.
   Значит, его жена питает слабость к потрепанным жизнью и покрытым шрамами созданиям? Тогда, возможно, и для него не все потеряно. Медлин запустила пальцы в собачью шерсть, и Анатоль поймал себя на том, что не сводит с них взгляда.
   Проклятье! Если мужчина завидует собственной собаке, стало быть, он дошел до ручки. В свете, лившемся из окон, было видно, что волосы Медлин собраны в сложный узел на затылке и ниспадают на плечо длинными локонами, подчеркивая изящный изгиб обнаженной шеи. Анатоль томился невыразимым желанием прикоснуться к шелковистой теплой коже… но знал, что, протянув руку, уже не сможет остановиться. Поэтому он нарочно сжал кулаки, вытянул руки по швам.
   Все это время Анатоль так старательно изображал джентльмена, что сам себя не узнавал. Он не повышал голоса, не приближался к Медлин, если от него пахло конюшней, не сквернословил в ее присутствии — даже обнаружив, что в излишнем усердии она выбросила его любимые охотничьи перчатки.
   И кроме всего прочего, он не прикасался к жене, только помогал встать со стула после обеда и торопливо целовал в лоб, желая спокойной ночи. Он твердо решил не требовать большего, пока Медлин сама этого не захочет. Он был таким уважительным, таким заботливым, таким благопристойным.
   Замечает ли хотя бы эта женщина неловкие попытки завоевать ее? Неутоленная страсть, нестерпимый жар в крови доводили Анатоля до безумия. Черт возьми, он еще должен завоевывать собственную жену! Медлин принадлежит ему, и он волен обладать ею, когда пожелает.
   И Медлин подчинится. Стиснет зубы, и будет терпеть, а потом весело улыбаться, ведь она так разумна и практична. Это-то и ужасно!
   Медлин что-то ласково пробормотала и, оставив собаку, обеспокоено глянула на темное небо, по которому неслись грозные тучи.
   — Надеюсь, наших гостей не застигнет по дороге буря, — сказала она. — Ветер сегодня так необычно шумит, — словно плачет и жалуется. Странная ночь.
   У Анатоля дернулся угол рта. Ночь может оказаться куда более странной, чем представляет себе Медлин, хотя он постарается, чтобы этого не случилось.
   Медлин вздрогнула, повела обнаженными плечами. Невинное приглашение заключить ее в объятия, прижать к себе, чтобы согреть ее кровь.
   И свою. Вдохнуть в нее свой жар, ощутить всем своим существом податливость ее плоти. И кончится все это тем, что Анатоль сорвет с нее нарядное платье и овладеет ею прямо здесь, под окнами гостиной.
   Он подобрался, сжал губы, единственным доступным ему способом укротив демона страсти. Попросту отвернулся.
   — Пора вернуться в дом, — пробормотал он. — Здесь слишком холодно.
   — О, нет, мне хорошо, — начала было Медлин, но Анатоль уже шел к двери. Она прикусила губу, не закончив фразу.
   Ей так хотелось узнать истинную причину этих скитаний в темноте. На миг суровый и властный супруг показался Медлин потерявшимся мальчиком, всеми забытым, ждущим, чтобы кто-нибудь вышел и позвал его в дом.
   Впрочем, какие бы думы ни мучили Анатоля, для Медлин они оставались тайной. Как и многое другое в этом человеке. Знакомое отчаяние охватило Медлин. На сегодняшний вечер она возлагала такие надежды, может быть, беспочвенные.
   Брак с Анатолем был заключен при странных обстоятельствах, и не менее странным оказалось начало их совместной жизни. Но желание принять у себя родственников, чтобы представить им жену, — что может быть обычнее и естественнее? Медлин надеялась, что этот ужин сблизит ее с Анатолем. Быть может, он научится делиться с ней воспоминаниями, мечтами, секретами, которые, судя по всему, и были главной причиной его отчуждения.
   Его скрытность неимоверно осложняла жизнь. Сегодня Медлин должна была впервые исполнять роль хозяйки дома — и почти ничего не знала о своих гостях.
   Всю неделю Медлин донимала Анатоля вопросами, но он неизменно уклонялся от пространных ответов. Сказал только, что один его дядюшка владеет торговыми судами, а другой вложил состояние в десять рудников. Все, что касалось прочих Сентледжей, очевидно, находилось под тем же запретом, что и старое крыло замка.
   «Я могу лишь надеяться, что вы станете мне доверять».
   Медлин и старалась доверять, но это было бы куда проще, если б Анатоль так не отдалялся от нее. Коварные сомнения терзали Медлин ночами, когда она лежала без сна, вперив взор в балдахин над пустой постелью, и думала, что мало, чем отличается от старой девы. Можно было и не выходить замуж. Как и до замужества, Медлин проводила ночи в одиночестве и мечтах о нежном возлюбленном, который шепчет на ухо сладкие признания, о поцелуях, пробуждающих страстные желания, которые ей до сих пор довелось лишь слегка отведать.
   После первой ночи с Анатолем она радовалась передышке, но теперь…
   Собирается ли муж возвращаться в супружескую спальню? Она убеждала себя, что этот ее интерес имеет чисто практические причины. Анатолю нужны наследники, а ей — дети, которых можно любить и учить.
   Или же Медлин еще не постигла все тайны соития? Может быть, его нельзя совершать каждую ночь? Ей показалось, что это занятие требует больше усилий от мужчины, чем от женщины. Возможно, Анатоль может заниматься этим только раз в две недели или даже раз в месяц? Был только один способ узнать наверняка. Спросить.
   И все же, когда Медлин глянула на Анатоля, который уже ждал ее под фонарем, качавшимся у входа в дом, ее охватили сомнения. Теперь он был совсем не похож на потерявшегося ребенка. Он стоял и ждал, нетерпеливо распахнув дверь, — рослый, величественный, в нарядном сюртуке и тугих панталонах, облегавших мускулистые бедра.
   Анатоль властно махнул рукой, и Медлин, подобрав юбки, побежала к нему. Цезарь уже исчез в доме. На пороге Медлин задержалась и, собравшись с духом, положила руку на рукав мужа.
   — Анатоль, могу я задать вам вопрос? В глазах мужа появилось знакомое отчужденное выражение, но он вежливо улыбнулся.
   — Мадам, вы задаете слишком много вопросов. Что на этот раз?
   — Я только что думала, почему… — Медлин умолкла.
   «Почему ты не приходишь ко мне в постель?» Этот вопрос вертелся на кончике языка, но она не сумела выговорить фразу вслух. Потом заглянула в угольно-черные глаза Анатоля, и храбрость ее окончательно покинула.
   — Я только что думала, понравлюсь ли вашим родственникам, — неловко закончила она.
   Анатоль на миг задумался, потом ответил:
   — Конечно. Как вы можете не понравиться?
   Сердце Медлин дрогнуло от радости, но тут он добавил:
   — В конце концов, вас выбрал Искатель Невест.
   — Ах, это… Да, конечно. — Медлин отвела глаза, чтобы скрыть разочарование. — Стало быть, остальные ваши родичи тоже верят в Искателя Невест?
   — Ну да. По большей части.
   — А ваши дядья и кузены тоже вручали своим женам мечи?
   — Нет, — ответил Анатоль. — Только я должен был сделать это — как хозяин замка Ледж.
   От его ответа Медлин еще больше пала духом. «Должен был»! «Должен», а вовсе не «хотел» или…
   Медлин одернула себя. Какой человек в здравом уме захочет вручать своей жене меч? Жизнь в замке Ледж, как видно, уже оказала разрушительное воздействие на ее прежде безупречную логику.
   — А теперь, мадам, мы можем войти. — Анатоль взял ее под руку и направил к двери… но вдруг его пальцы с такой силой стиснули локоть Медлин, что она вскрикнула.
   В один миг Анатоль преобразился. Раздувающиеся ноздри, прищуренные глаза, напряженные мускулы — он стал похож на дикого зверя, учуявшего опасность.
   — Анатоль, что случилось?
   — Он словно и не услышал. Отпустив руку Медлин, он настороженно вглядывался в темноту.
   И наконец хрипло произнес:
   — Они едут.
   — Кто? — У Медлин сжалось сердце, но тут она поняла, о ком речь. Сентледжи. Как могла она забыть о главном событии нынешнего вечера! Медлин устремила взгляд в темноту.
   — Вы видите фонарь на карете? — спросила она.
   — Нет, — Анатоль поморщился, надавил пальцами на лоб. — Просто когда так много Сентледжей собираются вместе, они… э-э… производят шум.
   Медлин непонимающе взглянула на него. Почему же она ничего не слышит — ни грохота колес, ни цокота копыт? Правда, Медлин уже не единожды убеждалась, что у. Анатоля слух Гораздо острее.
   Она уже, давно решила быть сегодня идеальной хозяйкой — очаровательной, приветливой и, главное, спокойной. Добиться этого было бы легче, если б муж не казался столь мрачным. Он стоял, уперев руки в бедра, словно военачальник, готовый отразить вражеское нашествие.
   Медлин до сих пор не знала, чего ждать от родственников Анатоля, но в душе предвидела, что они окажутся совсем непохожими на ее веселую родню.
   Медлин намеревалась обосноваться в малой гостиной до приезда гостей, чтобы потом с царственным достоинством приветствовать каждого из них… но Сентледжи ухитрились нарушить все ее планы.
   Она задержалась у себя в комнате лишь настолько, что бы поправить прическу и ваять веер, но когда спустилась вниз, в галерее уже разносились незнакомые голоса.
   Медлин с Трудом подавила желание укрыться в спальне и запереться изнутри. Мужа нигде не было видно, зато по нижнему залу в одиночестве слонялся Люций Тригхорн.
   При виде его Медлин нахмурилась. Ей удалось привести в божеский вид прочих слуг и даже обрядить их в новые ливреи, но упрямый старик по прежнему щеголял в вязаных панталонах и пожелтевшей рубахе. Он даже не потрудился причесаться.
   Когда Медлин сошла с лестницы, Тригг ощерил гнилые пеньки зубов, и злорадно ухмыльнулся.
   — Вся компания там, хозяйка. — Он указал грязным большим пальцем куда-то через плечо. Коренастый, похожий на злого гнома старикашка никогда не упускал случая поддеть Медлин, но сегодня она твердо решила не ввязываться в споры.
   — Мне это известно, мистер Тригхорн» — сказала она как можно холоднее. — Мой муж еще не выходил?
   — Хозяин уже в галерее.
   — Тогда займитесь своими делами. На кухне могут понадобиться лишние руки.
   — Зачем это? Любимое блюдо Сентледжей уже готово.
   — Правда? — озадаченно спросила Медлин. — Что же они любят?
   — Молодых невест.
   Медлин бросила на Тригга убийственный взгляд, но старикашка уже удалялся к лестнице для слуг, шаркая, по обыкновению, ногами и посмеиваясь собственной шутке.
   Гордо выпрямившись, Медлин подошла к двери в галерею. Приоткрыв ее, сквозь узкую щель она увидела только Анатоля, который стоял, заложив руки за спину.
   — Давненько мы не виделись, мой мальчик, раздался чей-то грубоватый голос.
   — Давненько, — кивнул Анатоль.
   Медлин заметила, что муж скован и напряжен, и, в ней шевельнулась жалость. Она часто ссорилась родными, но все-таки всегда знала, дома ее ждут крепкие объятия и шумные приветствия.
   Ей никогда не приходило в голову, что в этот вечер Анатолю может понадобиться ее помощь, это открытие придало Медлин смелости. Распахнув дверь, она грациозно впорхнула в гостиную.
   Воцарилась тишина. Изобразив чарующую улыбку, Медлин плавно присела в изысканном придворном реверансе. В этот миг она увидела обращенные к ней лица — и замерла с приоткрытым ртом, не успев завершить движение.
   Боже милостивый! Ее обступали мужчины, одни мужчины, разного роста и возраста, но при этом все они были пугающе похожи — пронзительные черные глаза, ястребиные носы. Фамильные черты Сентледжей.
   Медлин пошатнулась и, верно, упала бы, если б Анатоль ее вовремя не поддержал. Ошеломленная, она почти не слушала мужа, который чересчур торопливо принялся представлять ей гостей.
   — Это мой старший дядюшка, он владеет торговыми судами, — говорил Анатоль, указывая на крупного, кряжистого человека. — Капитан Адриан Сентледж.
   Торговые суда? Медлин с трудом изобразила робкую улыбку. Дяди Адриан больше смахивал на старого пирата — обветренное лицо, крепко сбитая фигура, густая борода с пробивающейся сединой. Он улыбнулся, обнажив два ряда крупных белых зубов, которые способны перемолоть косточки самой упитанной невесты. Двои его сыновей; светловолосые Фредерик и Калеб Сентледжи, смотрели на Медлин голодными глазами, словно год не видели женщины. Куда безобидней выглядел другой дядя Анатоля, Пакстон Сентледж, приумноживший свое состояние на добыче олова. В модном коричневом сюртуке и седом пудреном парике, он мало чем отличался от обычного лондонского купца. Его сын, Зак, совсем не походил на отца. Неряшливая одежда и помятая черная шевелюра придавали ему вид потрепанного бурей путника.
   Однако самый приметный гость стоял чуть поодаль от прочих, в тени портьеры. Он был необычайно худ, изможден и бледен. Медлин показалось, что он едва держится на ногах.
   — Мой двоюродный брат, Мариус Сентледж, — представил Анатоль. — Один из немногих искусных врачей в нашем краю. Он учился в Эдинбурге.
   Изможденный человек торжественно склонил голову.
   — А это моя жена Медлин, — заключил Анатоль и обвел всех присутствующих свирепым взглядом, словно ждал, что кто-то станет оспаривать это утверждение.
   Вцепившись в руку мужа, Медлин присела в реверансе, который трудно было назвать изящным — скорее уж у нее внезапно подкосились колени. Воцарилась неловкая пауза, и шесть пар глаз с интересом рассматривали девушку. Ее так и подмывало спрятаться за широкую спину Анатоля.
   По счастью, всеобщее внимание тут же переключилось на худого врача.
   — Мариус! — воскликнул Адриан.
   Все расступились, и Мариус вышел вперед. Он взглянул на Анатоля, как бы испрашивая соизволения. Тот кивнул, хотя весьма неохотно, и после напряженной паузы подал руку Медлин. Молодой человек крепко сжал ее пальцы в прохладной сильной ладони. Медлин никогда прежде не видела таких бездонных глаз. Она словно падала в пропасть с головокружительной высоты и хотела уже отвести взгляд, но его прикосновение странным образом успокоило девушку. Мариус долго вглядывался в лицо Медлин, а потом расплылся в улыбке.
   — Фитцледж сделал правильный выбор, — объявил он.
   — Я так и знал! Старик никогда не подведет! — торжествующе вскричал Адриан, и не успела Медлин опомниться, как ее оторвали от мужа и принялись обнимать и целовать в обе щеки. Когда поцелуйный обряд, наконец завершился, она задыхалась от смущения, пылая пунцовым румянцем.