Страница:
Анатоль глубоко вздохнул. Гневные угрозы были всего лишь отражением его отчаяния. Что бы он ни сделал, какие бы приказы ни отдавал, он не может ничего предотвратить. Сейчас у него не больше шансов спасти ногу Уилла, чем некогда спасти жизнь Мэри Киннок.
Ярость покинула его столь же внезапно, как пришла, остались лишь пустота и беспомощность. Он отпустил Уилла, положил руку ему на плечо.
— Делай, как я сказал, ладно? — хрипло проговорил он.
Уилл попятился и кивнул. Его глаза, полные страха, не отрывались от лица Анатоля, пока слуга не скрылся за дверью столовой. Лишь тогда Анатоль в изнеможении прислонился к стене и закрыл лицо руками. Он был рад, что никто не видит его слабости, проявления его страшного дара. И еще больше утвердился в решении как можно дольше держать этот дар в тайне от Медлин.
И снова в голове у него прозвучал вопрос Фитцледжа:
«Щитом для нее или маской для вас?»
«Да, маской для меня», — с горечью признался себе Анатоль. Ему нужна маска, потому что он не человек, а чудовище.
Теперь он больше всего на свете хотел очутиться рядом с Медлин, погрузиться в ясную безмятежность ее взгляда, раствориться в мягкой улыбке женщины, которая слишком практична, чтобы верить в духов, легенды и родовые проклятия. Хоть на время притвориться перед самим собой, что она права.
Анатоль взлетел по лестнице, добежал до спальни Медлин… И с трудом принудил себя остановиться и не распахнуть дверь настежь, а постучать. Он ждал, и сердце его билось все чаще и чаще.
Ответа не было.
Анатоль постучал снова, на сей раз громче — тишина. Тогда он наморщил лоб, пытаясь проломить преграду в своем сознании и ощутить Медлин, но, как и прежде, у него ничего не получилось.
Зато он увидел Тригхорна, который наблюдал за ним из дальнего конца коридора.
— А вашей хозяйки здесь нет, милорд, — сообщил Тригхорн, и в его голосе Анатолю почудилось нечто вроде сочувствия. — Я думал, вы знаете. Анатоль ответил ему свирепым взглядом.
— Что значит «ее здесь нет»? Где же еще ей быть?
Тригг подошел поближе. Грудь его вздымалась от праведного негодования.
— Она пошла туда, где просидела чуть не весь день. В библиотеку. Ваша хозяйка помешана на книгах. Я слыхал, что в Лондоне полно таких женщин. Их называют синими чулками, и если вы не положите конец этим глупостям, молодой хозяин, то…
— Я не хочу больше слушать никаких советов касательно своей жены, — процедил Анатоль сквозь стиснутые зубы. Вихрем пронесшись мимо Тригга, он помчался вниз, прыгая через три ступеньки и задыхаясь от обиды и унижения. Все это время он мучился, сдерживал свое нетерпение, а Медлин спокойно сидела, уткнувшись в книгу. Вот что получается, когда мужчина хочет проявить понимание и сочувствие!
Анатоль почти никогда не заходил в библиотеку, ставшую после смерти матери убежищем отца. Здесь Линдон Сентледж прятался от мира, но более всего от своего сына.
Обвинение ни разу не сорвалось с отцовских уст, но Анатоль без труда читал его в глазах, потемневших от горя.
«Если бы не ты, твоя мать была бы жива».
Но Линдон был мягким человеком, он не приходил в ярость, не изливал ни на кого горе и печаль. Он просто удалился от жизни, заперся наедине со своими книгами.
Анатоль Хорошо помнил, какую боль причиняло ему затворничество отца. Будь я проклят, думал он, если позволю жене сделать то же самое!
8
Ярость покинула его столь же внезапно, как пришла, остались лишь пустота и беспомощность. Он отпустил Уилла, положил руку ему на плечо.
— Делай, как я сказал, ладно? — хрипло проговорил он.
Уилл попятился и кивнул. Его глаза, полные страха, не отрывались от лица Анатоля, пока слуга не скрылся за дверью столовой. Лишь тогда Анатоль в изнеможении прислонился к стене и закрыл лицо руками. Он был рад, что никто не видит его слабости, проявления его страшного дара. И еще больше утвердился в решении как можно дольше держать этот дар в тайне от Медлин.
И снова в голове у него прозвучал вопрос Фитцледжа:
«Щитом для нее или маской для вас?»
«Да, маской для меня», — с горечью признался себе Анатоль. Ему нужна маска, потому что он не человек, а чудовище.
Теперь он больше всего на свете хотел очутиться рядом с Медлин, погрузиться в ясную безмятежность ее взгляда, раствориться в мягкой улыбке женщины, которая слишком практична, чтобы верить в духов, легенды и родовые проклятия. Хоть на время притвориться перед самим собой, что она права.
Анатоль взлетел по лестнице, добежал до спальни Медлин… И с трудом принудил себя остановиться и не распахнуть дверь настежь, а постучать. Он ждал, и сердце его билось все чаще и чаще.
Ответа не было.
Анатоль постучал снова, на сей раз громче — тишина. Тогда он наморщил лоб, пытаясь проломить преграду в своем сознании и ощутить Медлин, но, как и прежде, у него ничего не получилось.
Зато он увидел Тригхорна, который наблюдал за ним из дальнего конца коридора.
— А вашей хозяйки здесь нет, милорд, — сообщил Тригхорн, и в его голосе Анатолю почудилось нечто вроде сочувствия. — Я думал, вы знаете. Анатоль ответил ему свирепым взглядом.
— Что значит «ее здесь нет»? Где же еще ей быть?
Тригг подошел поближе. Грудь его вздымалась от праведного негодования.
— Она пошла туда, где просидела чуть не весь день. В библиотеку. Ваша хозяйка помешана на книгах. Я слыхал, что в Лондоне полно таких женщин. Их называют синими чулками, и если вы не положите конец этим глупостям, молодой хозяин, то…
— Я не хочу больше слушать никаких советов касательно своей жены, — процедил Анатоль сквозь стиснутые зубы. Вихрем пронесшись мимо Тригга, он помчался вниз, прыгая через три ступеньки и задыхаясь от обиды и унижения. Все это время он мучился, сдерживал свое нетерпение, а Медлин спокойно сидела, уткнувшись в книгу. Вот что получается, когда мужчина хочет проявить понимание и сочувствие!
Анатоль почти никогда не заходил в библиотеку, ставшую после смерти матери убежищем отца. Здесь Линдон Сентледж прятался от мира, но более всего от своего сына.
Обвинение ни разу не сорвалось с отцовских уст, но Анатоль без труда читал его в глазах, потемневших от горя.
«Если бы не ты, твоя мать была бы жива».
Но Линдон был мягким человеком, он не приходил в ярость, не изливал ни на кого горе и печаль. Он просто удалился от жизни, заперся наедине со своими книгами.
Анатоль Хорошо помнил, какую боль причиняло ему затворничество отца. Будь я проклят, думал он, если позволю жене сделать то же самое!
8
Библиотека оказалась настоящей сокровищницей. Книжные полки тянулись рядами от пола до потолка, и впервые за все время пребывания в замке Ледж Медлин ощутила восторг. Несмотря на то, что воздух в библиотеке был затхлым, а с корешков толстых томов свисала паутина, Медлин чувствовала себя как дома. Здесь ее окружали старые испытанные друзья — Чосер, Мильтон, Шекспир, Данте.
Она решила следить за тем, чтобы комнату каждый день проветривали и топили, а с книг стирали пыль. Но сегодня… Она бросила тревожный взгляд на догоравшие свечи. У нее почти не оставалось времени.
Усевшись на самом верху лестницы, девушка сняла с полки очередной толстый том. Пыль защекотала ноздри. Она любовно, почти благоговейно провела ладонью по кожаному переплету. Книги всегда были ее лучшими и самыми надежными друзьями.
Однако на сей раз Медлин с разочарованием чувствовала, что ни на одной из этих страниц не найдет того, что искала. Самых простых и необходимых сведений о том, что должна делать невеста в первую брачную ночь, оставшись наедине с нетерпеливым женихом.
Большую часть свадебного ужина она просидела, сложив руки на коленях, напротив мужа, затерянного на дальнем конце бесконечного стола, что делало обычную застольную беседу невозможной.
Впрочем, она была бы невозможна в любом случае. Ее муж отличался редкостным немногословием, но зато его глаза говорили слишком многое. Эти необыкновенные глаза на протяжении всего ужина не отрывались от лица Медлин. Темные, хищные, алчные, пробуждавшие в ней странный жар, от которого бросало в дрожь. И хотя разум Медлин понятия не имел, что делать с этим человеком, плоть ее, казалось, знала все.
Вот только она не желала облечь это знание в слова. Губы Медлин тронула сухая улыбка. Сестра Джулия часто дразнила ее: «Когда-нибудь ты пожалеешь о том, что все время проводишь за книгами. Когда-нибудь ты захочешь узнать то, о чем в них не пишут».
Как ни странно, Джулия оказалась права. Медлин в отчаянии перелистывала том Рабле, но уже не в силах была сосредоточиться на словах. Как она жалела, что рядом нет ни одной женщины — старшей, более опытной!
И еще больше жалела, что Анатоль оказался так не похож на нежного, застенчивого возлюбленного, о котором она мечтала. Он совсем другой… и жалеть теперь об этом просто глупо. Медлин расправила плечи. Анатоль такой, каков есть, и надо научиться с ним обращаться. По крайней мере, он все-таки не чудовище, как ей казалось вначале.
Там, в церкви, во время странной церемонии вручения меча Анатоль на миг стал почти нежен… а потом сказал, что они попробуют найти золотую середину между его безудержностью и ее потребностью в нежности.
Только эта мысль и не давала ей впасть в панику. Вздохнув, Медлин поставила Рабле на место, но не удержалась и решила открыть еще одну книгу, «Антония и Клеопатру» Шекспира.
Она как раз доставала с полки том Шекспира, когда дверь распахнулась с грохотом, от которого лестница под ногами Медлин задрожала. Она вцепилась одной рукой в книгу, а другой — в полку.
Потом взглянула на дверь, — и сердце ушло в пятки. В проеме стоял муж, и от ног его тянулась длинная тень, а на лице не было и тени нежности.
— Анатоль! — еле слышно выдохнула Медлин.
Он стремительно шагнул в комнату, черные волосы разметались, брови сошлись над переносицей, предвещая бурю. Дверь захлопнулась за ним, словно сама собой.
— Какого черта вы здесь делаете? — прогремел голос Анатоля.
— Я… я… — запинаясь, начала Медлин, смущенная, словно ее застали за кражей книг. На миг у нее мелькнуло нелепое желание спрятать за спину «Антония и Клеопатру». — То, что обычно делают в библиотеке, милорд.
Тут ей пришло в голову, что, возможно, Анатоль этого не знает, и поэтому Медлин добавила:
— Читаю.
Анатоль устремил на нее гневный взгляд и с воинственным видом двинулся к жене, заложив за спину длинные руки. Медлин сжалась на своем насесте, словно котенок, загнанный на дерево злобным псом. Что могло его так рассердить? Неужели она так никогда и не поймет, отчего ее муж приходит в ярость?
В отчаянии девушка продолжала:
— У вас превосходная библиотека, милорд. Просто удивительно. Мне казалось, что вы… что вы… Я имею в виду…
— Что мне наплевать на подобные вещи? Taк оно и есть. Это мир моего отца, а не мой, — сказал Анатоль с непонятной для нее горечью.
— Замечательно, — едва слышно пробормотал! Медлин. — Я уже вижу, что мне предстоит провести здесь немало счастливых часов.
В глазах Анатоля вспыхнул темный огонь. Лестница была, по-видимому, куда неустойчивей, чем казалось Медлин, — она вдруг стала угрожающе раскачиваться. Испуганно вскрикнув, Медлин схватилась за полки, книги посыпались на пол. Все-таки она не удержалась и упала прямо в объятия Анатоля. Он держал ее на весу, и девушка, стиснутая железными руками, чувствовала себя совершенно беспомощной. Потом муж поставил ее на ковер, но все так же властно обнимал талию.
— Вы вообще сюда не войдете, — прорычал он, — если будете пренебрегать своими супружескими обязанностями.
— Какими обязанностями? — изумленно спросила Медлин. — Чем я пренебрегаю?
— Моей постелью.
Медлин покраснела и бросила на Анатоля долгий взгляд. На нем были только панталоны, сапоги и рубашка, расстегнутая чуть ли не до пояса. На широкой груди, нескромно открытой взору Медлин, курчавились черные волосы. Анатоль был похож на воина, который готов обратить в позорное бегство врага.
Вот только Медлин была ему не врагом, а женой.
— Простите меня, сэр, — смиренно произнесла она. — Я зашла в библиотеку, потому что совсем не устала и не хотела спать, а потом потеряла счет времени.
— Вы нужны мне в постели не для того, чтобы спать!
— Я знаю. — Медлин встретила бешеный взгляд Анатоля со спокойствием, которого вовсе не ощущала. — И вы настигли меня, чтобы перекинуть через плечо и унести в спальню?
Он крепче сжал ее талию.
— Если понадобится.
— Не понадобится, — возразила Медлин. — Я готова… подчиниться.
— Хорошо. — Анатоль обнял ее и поцеловал. Этот поцелуй выражал скорее право завоевателя, нежели иное, более тонкое чувство. «Вот и все его обещания быть нежным», — с горечью подумала Медлин.
Однако не шелохнулась, готовая снести объятия мужа с терпением христианской мученицы. Покорность эта, казалось, лишь сильней распаляла Анатоля. Грубо и властно раздвинув языком губы Медлин, он с яростью и отчаянием проник во влажную глубину ее рта, и в груди девушки вспыхнули противоречивые желания. Ей хотелось одновременно, и убежать, и прильнуть к нему теснее.
Но тут рука Анатоля легла на ее грудь… и Медлин не на шутку испугалась — слишком новым, слишком интимным было это прикосновение. Она рванулась изо всех сил — и высвободилась, хотя отступать было некуда: спиной она почти касалась книжных полок.
Анатоль впился в жену тяжелым острым взглядом.
— Ты все равно будешь моей, Медлин. Слишком долго ждал я этой ночи, мечтал о ней!
— И я мечтала! — воскликнула Медлин. — Только, видно, мы мечтали о разном.
— Похоже на то.
Медлин вскрикнула, когда Анатоль протянул руку к вырезу ее платья — но он выдернул из-за корсажа миниатюру и поднес ее к самому лицу девушки.
— Почему вы носите эту проклятую вещицу? — Как он вообще узнал, что миниатюра еще здесь? Вспомнив, как жестоко обошелся Анатоль с портретом в прошлый раз, Медлин выхватила у него миниатюру, сжала в ладонях.
— Потому что мне нравится, как она написана.
— Я не допущу, чтобы моя жена ворковала над портретом другого мужчины! — Анатоль так крепко стиснул запястье Медлин, что от боли она едва не разжала пальцы.
— Но это ваш портрет!
— Не будьте дурой. Вы же сами видите, что это не я.
— Тогда ругайте художника, а не меня.
— Я именно так и делал с тех пор, как написал эту… — Анатоль осекся и вполголоса выругался.
Поздно. Медлин все слышала и теперь в немом изумлении воззрилась на мужа.
Наконец она обрела дар речи.
— Так вы сами написали этот портрет? — Анатоль не ответил. Багровея от стыда, он выпустил руку Медлин и отступил. Девушка медленно разжала пальцы и взглянула на миниатюру, пытаясь понять, как грубые руки Анатоля могли справиться с такой тонкой работой. Возможно ли, чтобы этот дикий, необузданный человек создал лицо, которое пленило ее воображение, покорило сердце? Мечтательное, нежное лицо, чувственный рот, глаза, полные печали, как… Медлин затаила дыхание. Та же печаль светилась сейчас в глазах Анатоля.
Маска гордыни спала, и перед ней предстал совсем другой человек — одинокий, ранимый, неуверенный в себе.
Анатоль отвернулся, заслонившись ладонью от ее взгляда.
— Неважно, — пробормотал он. — Храните этот портрет, и пусть мечты согревают вашу постель.
Он двинулся к двери. Медлин поняла, что ей дали отсрочку, и была благодарна, но все же…
— Анатоль! Подождите! — крикнула она. Он не обернулся, но задержался, и тогда Медлин, приподняв юбку, бросилась за ним. С лица Анатоля исчезли следы гнева, теперь оно выражало лишь глубокую усталость.
Медлин протянула ему портрет.
— Вы действительно его написали?
— Да, — безжизненным голосом ответил Анатоль.
Множество вопросов роилось у нее в голове, но разве она могла задать самый главный: как, обладая таким мастерством, мог Анатоль изобразить лицо, настолько непохожее на его собственное?
— Значит, это должен был быть автопортрет? — осторожно проговорила она. — Вы смотрелись в зеркало, когда работали?
Он издал хриплый смешок, откинул назад спутанные волосы, провел пальцем по шраму.
— Неужели может прийти в голову, что я смотрелся в зеркало?
— Я просто подумала, что… что вы писали портрет, когда были моложе.
— Мне было всего пятнадцать, но даже тогда мое лицо нисколько не походило на изображенное на портрете.
— Пятнадцать! — воскликнула Медлин в благоговейном восторге. Она знала многих известных художников, не обладавших и малой толикой таланта юного живописца. — Вы были гением!
— Я был глупцом, — сказал Анатоль. — Даром тратил время, изображая человека, которым не был и не мог быть. Человека, который… — Он сжал в мозолистой ладони ее шелковистую прядь, в глазах появилась безнадежность. — Человека, который не напугает свою невесту настолько, что она спрячется от него в библиотеке.
— Я не боюсь вас. Во всяком случае, не настолько, чтобы прятаться, — решительно возразила Медлин. — Я пришла в библиотеку, чтобы добыть кое-какие сведения.
— Какие?
— О первой брачной ночи, — поборов гордость, выпалила Медлин. — Я не имею ни малейшего представления о том, что должна делать.
И отвернулась, приготовившись к взрыву смеха… но в комнате наступила тишина, такая долгая, что Медлин не выдержала и взглянула на Анатоля.
Он стоял словно пораженный громом. Наконец ему удалось выговорить:
— Но это должна была объяснить вам матушка!
— Она всегда была слишком занята выбором нового платья или посещением нового салона.
— А сестры? Фитцледж говорил, что у вас замужние сестры.
— Луиза и Джулия? — Подобное предположение могло лишь позабавить Медлин. — Они младше меня. Это я всегда их учила и давала советы. Как я могла прийти к ним и признаться, что я…
— Что вы чего-то не знаете? — сухо закончил за нее Анатоль.
— Вот именно.
— Что же тогда вы собирались делать? — Медлин решила, что сейчас не время объяснять Анатолю, как она мечтала, что нежный и терпеливый возлюбленный посвятит ее в тайны супружества. Она неловко затеребила ленту на шее.
— Я надеялась на свою горничную Эстеллу. Француженки, кажется, от рождения осведомлены о подобных вещах… но, поскольку она уехала, мне оставалось лишь обратиться к книгам.
Анатоль огляделся по сторонам, очевидно, оценивая библиотеку с новой для него точки зрения.
— И здесь нашлись подходящие книги?
— Нет, — хмуро ответила Медлин. — Ничего практического. Лучшее, что мне удалось отыскать, — фраза Чосера, где упоминается некое «орудие», но этого явно недостаточно.
— Пожалуй. — Анатоль задумчиво наморщил лоб.
Медлин ожидала, что ее признание его позабавит. Или разозлит. Однако же Анатоль был озабочен не меньше ее самой. И Медлин пришла в голову ужасная мысль.
— Боже мой, вы тоже девственник, — пробормотала она. — Неужели?
— Конечно, нет! Однако я никогда не имел дела с благовоспитанными дамами и никогда еще не ложился в постель с девственницей. — Анатоль подошел к окну и до пояса высунулся на улицу.
Медлин молча наблюдала за ним, и вдруг ее осенило. Несмотря на чисто мужскую браваду, Анатоль боялся этой ночи не меньше, чем она сама. Только Медлин искала поддержки в книгах, а он — в ночной тьме за окном.
Свет свечи смягчал его жесткий профиль, и лицо Анатоля обрело несвойственную ему беззащитность. Медлин поймала себя на том, что вопреки высоким могучим плечам Анатоль сейчас видится ей пятнадцатилетним подростком, который некогда бродил по комнатам огромного пустого замка. Снедаемый одиночеством, он проводил время с красками и кистью, пытаясь переделать собственное лицо.
Какие темные силы превратили этого мальчика в мужчину с глазами одержимого и шрамом на лице, мужчину, который любит лошадей и ненавидит книги, мужчину, разум которого стал полем битвы между его волей и древними предрассудками? Анатоль казался непостижимым… и все же Медлин должна постичь его, потому что стала его женой.
Последний раз взглянув на портрет, она положила миниатюру на стол, потом подошла к Анатолю и тихонько потянула его за рукав.
— Милорд, — собравшись с духом, сказала она, — мы с вами разумные люди и наверняка найдем способ справиться с тем, что нам предстоит.
Медлин улыбнулась через силу, но рука, которую она протянула Анатолю, была тверда.
— Уже поздно. Думаю, нам пора подняться в спальню.
Анатоль смотрел на протянутую руку, словно боялся, что Медлин вот-вот ее отдернет. Потом он медленно и бережно сжал пальцы Медлин в своей горячей сильной ладони.
— Вы правы, миледи, — хрипло проговорил он, поднося руку жены к губам.
Потом взял подсвечник, и супруги рука об руку вышли из библиотеки.
В спальне Медлин уже царила особая атмосфера, присущая женщине. Сладко пахли духи, на туалетном столике лежали щетки для волос с ручками из слоновой кости, ленты, кружева и другие предметы, столь же загадочные для Анатоля, как сама его невеста.
Медлин стояла у кровати, и единственная свеча освещала ее лицо, застенчиво и выжидающе поднятое к нему. Анатоль понимал, что первый шаг должен сделать он.
А он лишь смотрел на Медлин, словно деревенский увалень. Рука все еще горела от прикосновения нежных пальцев. Он не мог припомнить, когда в последний раз кто-либо отваживался протянуть ему руку. Может быть, никогда.
Этот бесхитростный жест глубоко потряс душу Анатоля. Весь день он мечтал о том, как овладеет Медлин, а вышло, что она каким-то странным образом овладела им.
Минуты шли, и волнение Медлин усиливалось. Теребя подол платья, она спросила:
— Мне надеть ночную рубашку?
— Нет, — хрипло ответил Анатоль. — Она вам не понадобится.
— О-о! — Медлин залилась румянцем, поняв, что он имеет в виду.
Анатоль поморщился, ругая себя за грубоватый ответ. Он подошел к Медлин, обнял… но руки его словно одеревенели, скованные тем, что в его объятиях девственница. Медлин и понятия не имела, какой жар терзает его плоть. Одно неловкое движение, слишком грубая ласка — и он разорвет тончайшую нить, которая только-только возникла между ними.
Анатоль клял себя последними словами, когда случайно выдал Медлин тайну портрета… но каким-то непостижимым образом эта обмолвка лишь улучшила дело. Она оставила портрет в библиотеке, словно забыла о нем. Анатолю казалось, что он одержал верх над соперником.
Медлин, вся напрягшись, все же позволила мужу притянуть ее к себе. Упругие девичьи груди касались его груди, причиняя сладкую муку, и Анатоль всем сердцем жаждал покрыть их страстными, пылкими поцелуями.
Вместо этого он целомудренно прижался губами к ее лбу, а потом осторожно нашарил на спине шнуровку платья.
— Подождите! — воскликнула Медлин, упершись руками ему в грудь и глядя на него снизу вверх широко раскрытыми глазами. — Сначала объясните.
— Что объяснить? — пробормотал Анатоль, опьяненный ее близостью, запахом нежной кожи.
— Объясните, что мы собираемся делать. Кровь, так резво бежавшая по жилам Анатоля, застыла, и он в ужасе уставился на Медлин. Нет! Неужели она и вправду ждет объяснений?
Судя по серьезному выражению в глазах Медлин, так оно и было. Анатоль беззвучно застонал. Только Медлин могла потребовать рассудительных объяснений такого безрассудного явления, как слияние плоти, извечная страсть мужчин и женщин.
— Пожалуйста! -взмолилась она, поняв, что услышит отказ. — Мне было бы гораздо легче…
Анатоль крепче сжал ее талию и судорожно сглотнул. Он без труда обсуждал самые интимные стороны жизни с грумами и конюхами. Почему же так нелегко говорить об этом с собственной женой?
— Ну ладно, — сдался он наконец. — То, что происходит между мужчиной и женщиной, заложено самой природой.
— Да? — ободряюще кивнула Медлин, когда он запнулся.
Анатоль вперил взор в Потолок, ища вдохновения, стараясь вспомнить, откуда он сам получил первые сведения о том, что его отец деликатно именовал «любовными играми».
— Вам, наверное, приходилось наблюдать, как ведут себя суки? — в отчаянии спросил он.
— Суки? — слабым голосом повторила Медлин.
— Ну да, суки гончих. Как они вяжутся с кобелями.
— У нас никогда не было гончих. Только маленький кинг-чарльз-спаниель. — Лоб Медлин прорезала озабоченная морщинка. — Правда, Маффин питал странное пристрастие к ноге нашего дворецкого.
— Это не совсем то, — смущенно сказал Анатоль. Он набрал в грудь побольше воздуха и попробовал еще раз: — А как насчет лошадей? Вы когда-нибудь видели, как… — Перед его мысленным взором предстал храпящий, покрытый пеной жеребец, который кроет кобылу в табуне, и Анатоль живо понял, что пример неудачен. — Хорошо, оставим это, — поспешно произнес он, чувствуя, что на лбу выступают капельки пота. Анатоль никогда не отличался красноречием и предпочитал действовать, а не говорить.
Он решительно сжал губы.
— Медлин, я думаю, будет лучше, если я просто покажу вам.
Прежде чем она успела возразить, Анатоль уселся на край постели и стал быстро снимать сапоги и рубашку. Когда его руки потянулись к пуговицам на панталонах, Медлин тихонько ахнула. Впрочем, хотя Анатоль часто жалел о несовершенстве своего лица, тела ему никогда не приходилось стыдиться.
Сняв панталоны и бросив их на пол, он повернулся к Медлин, готовый к тому, чтобы отвести ее руки со стыдливо закрытого лица — но девушка, не отрываясь, смотрела на него расширенными глазами.
Медлин тоже полагала, что ей следует закрыть лицо руками или хотя бы отвернуться, но не смогла сделать ни того ни другого, хотя густо покраснела. Любопытство всегда было ее грехом.
Она знала мужское тело лишь по произведениям искусства… но одно дело — холст или мрамор, и совсем другое — шесть футов и два дюйма обнаженной мужской плоти.
Анатоль и одетым выглядел весьма внушительно. Когда Медлин увидела его нагим, у нее ослабели колени. Невероятной ширины плечи, мускулистая грудь, покрытая темными волосами, плоский живот, стальные бедра и икры, нигде ни капли жира — он был похож на античного героя.
Взгляд Медлин, однако, был прикован к той части тела, которую совсем иначе изображали на картинах.
— Все распухло. Это больно? — в ужасе прошептала она.
— Эта болезнь легко излечима, — со скупой усмешкой произнес Анатоль. Он шагнул ближе, и при виде огня, пылавшего в его темных глазах, сердце Медлин забилось, словно птица в клетке.
— Теперь ваша очередь, — прошептал он.
— О, нет! — Медлин отпрянула, охватила руками грудь, словно защищаясь. — Пожалуйста… Я не могу.
Анатоль легко удержал ее, положил руку на плечо.
— Вы должны, дорогая, иначе у нас ничего не получится.
В первый раз она услышала от Анатоля ласковое обращение, хоть и произнесенное отнюдь не нежным тоном. Слово «дорогая» не избавило Медлин от смущения, но на сердце у нее потеплело.
Она вынудила себя опустить руки.
— Тогда погасите свечу.
— Но я хочу вас видеть.
— Не надо, — несчастным голосом возразила Медлин, вспомнив, как нелестно отозвался Анатоль о ее хрупкой фигурке. — Вы будете разочарованы. Вы ведь уже говорили, что я для вас слишком мала и худа.
— Тогда я был близоруким идиотом. Сняв с вас этот отвратительный корсет, я понял, как ошибался.
— Корсет? — Подозрения Медлин обратились в твердую уверенность. — Значит, вы все-таки были у меня в комнате прошлой ночью?
На миг показалось, что Анатоль станет все отрицать… но он лишь пожал плечами:
— Я увидел, что вы спите, закованная в это орудие пытки, и решил облегчить вашу участь.
— Но как вы попали в комнату?
— Между спальнями есть дверь.
— Я знаю, но она была заперта с моей стороны. Может быть, вы призрак, умеющий проходить Сквозь двери? — с улыбкой спросила она.
Анатоль не улыбнулся в ответ.
«Он что— то скрывает», -подумала Медлин, и ей показалось необычайно важным узнать все до конца.
— Как вам удалось раздеть меня так, что я не проснулась? Почему вы меня не разбудили? Что вы делали в моей комнате в такое…
— Довольно! — вскричал Анатоль. — Ваши вопросы способны убить всякое желание. Поймите же — то, что происходит между мужчиной и женщиной, не нуждается в словах.
— Но…
— Молчите! — Он зажал ей рот поцелуем, не грубо, но решительно.
Она решила следить за тем, чтобы комнату каждый день проветривали и топили, а с книг стирали пыль. Но сегодня… Она бросила тревожный взгляд на догоравшие свечи. У нее почти не оставалось времени.
Усевшись на самом верху лестницы, девушка сняла с полки очередной толстый том. Пыль защекотала ноздри. Она любовно, почти благоговейно провела ладонью по кожаному переплету. Книги всегда были ее лучшими и самыми надежными друзьями.
Однако на сей раз Медлин с разочарованием чувствовала, что ни на одной из этих страниц не найдет того, что искала. Самых простых и необходимых сведений о том, что должна делать невеста в первую брачную ночь, оставшись наедине с нетерпеливым женихом.
Большую часть свадебного ужина она просидела, сложив руки на коленях, напротив мужа, затерянного на дальнем конце бесконечного стола, что делало обычную застольную беседу невозможной.
Впрочем, она была бы невозможна в любом случае. Ее муж отличался редкостным немногословием, но зато его глаза говорили слишком многое. Эти необыкновенные глаза на протяжении всего ужина не отрывались от лица Медлин. Темные, хищные, алчные, пробуждавшие в ней странный жар, от которого бросало в дрожь. И хотя разум Медлин понятия не имел, что делать с этим человеком, плоть ее, казалось, знала все.
Вот только она не желала облечь это знание в слова. Губы Медлин тронула сухая улыбка. Сестра Джулия часто дразнила ее: «Когда-нибудь ты пожалеешь о том, что все время проводишь за книгами. Когда-нибудь ты захочешь узнать то, о чем в них не пишут».
Как ни странно, Джулия оказалась права. Медлин в отчаянии перелистывала том Рабле, но уже не в силах была сосредоточиться на словах. Как она жалела, что рядом нет ни одной женщины — старшей, более опытной!
И еще больше жалела, что Анатоль оказался так не похож на нежного, застенчивого возлюбленного, о котором она мечтала. Он совсем другой… и жалеть теперь об этом просто глупо. Медлин расправила плечи. Анатоль такой, каков есть, и надо научиться с ним обращаться. По крайней мере, он все-таки не чудовище, как ей казалось вначале.
Там, в церкви, во время странной церемонии вручения меча Анатоль на миг стал почти нежен… а потом сказал, что они попробуют найти золотую середину между его безудержностью и ее потребностью в нежности.
Только эта мысль и не давала ей впасть в панику. Вздохнув, Медлин поставила Рабле на место, но не удержалась и решила открыть еще одну книгу, «Антония и Клеопатру» Шекспира.
Она как раз доставала с полки том Шекспира, когда дверь распахнулась с грохотом, от которого лестница под ногами Медлин задрожала. Она вцепилась одной рукой в книгу, а другой — в полку.
Потом взглянула на дверь, — и сердце ушло в пятки. В проеме стоял муж, и от ног его тянулась длинная тень, а на лице не было и тени нежности.
— Анатоль! — еле слышно выдохнула Медлин.
Он стремительно шагнул в комнату, черные волосы разметались, брови сошлись над переносицей, предвещая бурю. Дверь захлопнулась за ним, словно сама собой.
— Какого черта вы здесь делаете? — прогремел голос Анатоля.
— Я… я… — запинаясь, начала Медлин, смущенная, словно ее застали за кражей книг. На миг у нее мелькнуло нелепое желание спрятать за спину «Антония и Клеопатру». — То, что обычно делают в библиотеке, милорд.
Тут ей пришло в голову, что, возможно, Анатоль этого не знает, и поэтому Медлин добавила:
— Читаю.
Анатоль устремил на нее гневный взгляд и с воинственным видом двинулся к жене, заложив за спину длинные руки. Медлин сжалась на своем насесте, словно котенок, загнанный на дерево злобным псом. Что могло его так рассердить? Неужели она так никогда и не поймет, отчего ее муж приходит в ярость?
В отчаянии девушка продолжала:
— У вас превосходная библиотека, милорд. Просто удивительно. Мне казалось, что вы… что вы… Я имею в виду…
— Что мне наплевать на подобные вещи? Taк оно и есть. Это мир моего отца, а не мой, — сказал Анатоль с непонятной для нее горечью.
— Замечательно, — едва слышно пробормотал! Медлин. — Я уже вижу, что мне предстоит провести здесь немало счастливых часов.
В глазах Анатоля вспыхнул темный огонь. Лестница была, по-видимому, куда неустойчивей, чем казалось Медлин, — она вдруг стала угрожающе раскачиваться. Испуганно вскрикнув, Медлин схватилась за полки, книги посыпались на пол. Все-таки она не удержалась и упала прямо в объятия Анатоля. Он держал ее на весу, и девушка, стиснутая железными руками, чувствовала себя совершенно беспомощной. Потом муж поставил ее на ковер, но все так же властно обнимал талию.
— Вы вообще сюда не войдете, — прорычал он, — если будете пренебрегать своими супружескими обязанностями.
— Какими обязанностями? — изумленно спросила Медлин. — Чем я пренебрегаю?
— Моей постелью.
Медлин покраснела и бросила на Анатоля долгий взгляд. На нем были только панталоны, сапоги и рубашка, расстегнутая чуть ли не до пояса. На широкой груди, нескромно открытой взору Медлин, курчавились черные волосы. Анатоль был похож на воина, который готов обратить в позорное бегство врага.
Вот только Медлин была ему не врагом, а женой.
— Простите меня, сэр, — смиренно произнесла она. — Я зашла в библиотеку, потому что совсем не устала и не хотела спать, а потом потеряла счет времени.
— Вы нужны мне в постели не для того, чтобы спать!
— Я знаю. — Медлин встретила бешеный взгляд Анатоля со спокойствием, которого вовсе не ощущала. — И вы настигли меня, чтобы перекинуть через плечо и унести в спальню?
Он крепче сжал ее талию.
— Если понадобится.
— Не понадобится, — возразила Медлин. — Я готова… подчиниться.
— Хорошо. — Анатоль обнял ее и поцеловал. Этот поцелуй выражал скорее право завоевателя, нежели иное, более тонкое чувство. «Вот и все его обещания быть нежным», — с горечью подумала Медлин.
Однако не шелохнулась, готовая снести объятия мужа с терпением христианской мученицы. Покорность эта, казалось, лишь сильней распаляла Анатоля. Грубо и властно раздвинув языком губы Медлин, он с яростью и отчаянием проник во влажную глубину ее рта, и в груди девушки вспыхнули противоречивые желания. Ей хотелось одновременно, и убежать, и прильнуть к нему теснее.
Но тут рука Анатоля легла на ее грудь… и Медлин не на шутку испугалась — слишком новым, слишком интимным было это прикосновение. Она рванулась изо всех сил — и высвободилась, хотя отступать было некуда: спиной она почти касалась книжных полок.
Анатоль впился в жену тяжелым острым взглядом.
— Ты все равно будешь моей, Медлин. Слишком долго ждал я этой ночи, мечтал о ней!
— И я мечтала! — воскликнула Медлин. — Только, видно, мы мечтали о разном.
— Похоже на то.
Медлин вскрикнула, когда Анатоль протянул руку к вырезу ее платья — но он выдернул из-за корсажа миниатюру и поднес ее к самому лицу девушки.
— Почему вы носите эту проклятую вещицу? — Как он вообще узнал, что миниатюра еще здесь? Вспомнив, как жестоко обошелся Анатоль с портретом в прошлый раз, Медлин выхватила у него миниатюру, сжала в ладонях.
— Потому что мне нравится, как она написана.
— Я не допущу, чтобы моя жена ворковала над портретом другого мужчины! — Анатоль так крепко стиснул запястье Медлин, что от боли она едва не разжала пальцы.
— Но это ваш портрет!
— Не будьте дурой. Вы же сами видите, что это не я.
— Тогда ругайте художника, а не меня.
— Я именно так и делал с тех пор, как написал эту… — Анатоль осекся и вполголоса выругался.
Поздно. Медлин все слышала и теперь в немом изумлении воззрилась на мужа.
Наконец она обрела дар речи.
— Так вы сами написали этот портрет? — Анатоль не ответил. Багровея от стыда, он выпустил руку Медлин и отступил. Девушка медленно разжала пальцы и взглянула на миниатюру, пытаясь понять, как грубые руки Анатоля могли справиться с такой тонкой работой. Возможно ли, чтобы этот дикий, необузданный человек создал лицо, которое пленило ее воображение, покорило сердце? Мечтательное, нежное лицо, чувственный рот, глаза, полные печали, как… Медлин затаила дыхание. Та же печаль светилась сейчас в глазах Анатоля.
Маска гордыни спала, и перед ней предстал совсем другой человек — одинокий, ранимый, неуверенный в себе.
Анатоль отвернулся, заслонившись ладонью от ее взгляда.
— Неважно, — пробормотал он. — Храните этот портрет, и пусть мечты согревают вашу постель.
Он двинулся к двери. Медлин поняла, что ей дали отсрочку, и была благодарна, но все же…
— Анатоль! Подождите! — крикнула она. Он не обернулся, но задержался, и тогда Медлин, приподняв юбку, бросилась за ним. С лица Анатоля исчезли следы гнева, теперь оно выражало лишь глубокую усталость.
Медлин протянула ему портрет.
— Вы действительно его написали?
— Да, — безжизненным голосом ответил Анатоль.
Множество вопросов роилось у нее в голове, но разве она могла задать самый главный: как, обладая таким мастерством, мог Анатоль изобразить лицо, настолько непохожее на его собственное?
— Значит, это должен был быть автопортрет? — осторожно проговорила она. — Вы смотрелись в зеркало, когда работали?
Он издал хриплый смешок, откинул назад спутанные волосы, провел пальцем по шраму.
— Неужели может прийти в голову, что я смотрелся в зеркало?
— Я просто подумала, что… что вы писали портрет, когда были моложе.
— Мне было всего пятнадцать, но даже тогда мое лицо нисколько не походило на изображенное на портрете.
— Пятнадцать! — воскликнула Медлин в благоговейном восторге. Она знала многих известных художников, не обладавших и малой толикой таланта юного живописца. — Вы были гением!
— Я был глупцом, — сказал Анатоль. — Даром тратил время, изображая человека, которым не был и не мог быть. Человека, который… — Он сжал в мозолистой ладони ее шелковистую прядь, в глазах появилась безнадежность. — Человека, который не напугает свою невесту настолько, что она спрячется от него в библиотеке.
— Я не боюсь вас. Во всяком случае, не настолько, чтобы прятаться, — решительно возразила Медлин. — Я пришла в библиотеку, чтобы добыть кое-какие сведения.
— Какие?
— О первой брачной ночи, — поборов гордость, выпалила Медлин. — Я не имею ни малейшего представления о том, что должна делать.
И отвернулась, приготовившись к взрыву смеха… но в комнате наступила тишина, такая долгая, что Медлин не выдержала и взглянула на Анатоля.
Он стоял словно пораженный громом. Наконец ему удалось выговорить:
— Но это должна была объяснить вам матушка!
— Она всегда была слишком занята выбором нового платья или посещением нового салона.
— А сестры? Фитцледж говорил, что у вас замужние сестры.
— Луиза и Джулия? — Подобное предположение могло лишь позабавить Медлин. — Они младше меня. Это я всегда их учила и давала советы. Как я могла прийти к ним и признаться, что я…
— Что вы чего-то не знаете? — сухо закончил за нее Анатоль.
— Вот именно.
— Что же тогда вы собирались делать? — Медлин решила, что сейчас не время объяснять Анатолю, как она мечтала, что нежный и терпеливый возлюбленный посвятит ее в тайны супружества. Она неловко затеребила ленту на шее.
— Я надеялась на свою горничную Эстеллу. Француженки, кажется, от рождения осведомлены о подобных вещах… но, поскольку она уехала, мне оставалось лишь обратиться к книгам.
Анатоль огляделся по сторонам, очевидно, оценивая библиотеку с новой для него точки зрения.
— И здесь нашлись подходящие книги?
— Нет, — хмуро ответила Медлин. — Ничего практического. Лучшее, что мне удалось отыскать, — фраза Чосера, где упоминается некое «орудие», но этого явно недостаточно.
— Пожалуй. — Анатоль задумчиво наморщил лоб.
Медлин ожидала, что ее признание его позабавит. Или разозлит. Однако же Анатоль был озабочен не меньше ее самой. И Медлин пришла в голову ужасная мысль.
— Боже мой, вы тоже девственник, — пробормотала она. — Неужели?
— Конечно, нет! Однако я никогда не имел дела с благовоспитанными дамами и никогда еще не ложился в постель с девственницей. — Анатоль подошел к окну и до пояса высунулся на улицу.
Медлин молча наблюдала за ним, и вдруг ее осенило. Несмотря на чисто мужскую браваду, Анатоль боялся этой ночи не меньше, чем она сама. Только Медлин искала поддержки в книгах, а он — в ночной тьме за окном.
Свет свечи смягчал его жесткий профиль, и лицо Анатоля обрело несвойственную ему беззащитность. Медлин поймала себя на том, что вопреки высоким могучим плечам Анатоль сейчас видится ей пятнадцатилетним подростком, который некогда бродил по комнатам огромного пустого замка. Снедаемый одиночеством, он проводил время с красками и кистью, пытаясь переделать собственное лицо.
Какие темные силы превратили этого мальчика в мужчину с глазами одержимого и шрамом на лице, мужчину, который любит лошадей и ненавидит книги, мужчину, разум которого стал полем битвы между его волей и древними предрассудками? Анатоль казался непостижимым… и все же Медлин должна постичь его, потому что стала его женой.
Последний раз взглянув на портрет, она положила миниатюру на стол, потом подошла к Анатолю и тихонько потянула его за рукав.
— Милорд, — собравшись с духом, сказала она, — мы с вами разумные люди и наверняка найдем способ справиться с тем, что нам предстоит.
Медлин улыбнулась через силу, но рука, которую она протянула Анатолю, была тверда.
— Уже поздно. Думаю, нам пора подняться в спальню.
Анатоль смотрел на протянутую руку, словно боялся, что Медлин вот-вот ее отдернет. Потом он медленно и бережно сжал пальцы Медлин в своей горячей сильной ладони.
— Вы правы, миледи, — хрипло проговорил он, поднося руку жены к губам.
Потом взял подсвечник, и супруги рука об руку вышли из библиотеки.
В спальне Медлин уже царила особая атмосфера, присущая женщине. Сладко пахли духи, на туалетном столике лежали щетки для волос с ручками из слоновой кости, ленты, кружева и другие предметы, столь же загадочные для Анатоля, как сама его невеста.
Медлин стояла у кровати, и единственная свеча освещала ее лицо, застенчиво и выжидающе поднятое к нему. Анатоль понимал, что первый шаг должен сделать он.
А он лишь смотрел на Медлин, словно деревенский увалень. Рука все еще горела от прикосновения нежных пальцев. Он не мог припомнить, когда в последний раз кто-либо отваживался протянуть ему руку. Может быть, никогда.
Этот бесхитростный жест глубоко потряс душу Анатоля. Весь день он мечтал о том, как овладеет Медлин, а вышло, что она каким-то странным образом овладела им.
Минуты шли, и волнение Медлин усиливалось. Теребя подол платья, она спросила:
— Мне надеть ночную рубашку?
— Нет, — хрипло ответил Анатоль. — Она вам не понадобится.
— О-о! — Медлин залилась румянцем, поняв, что он имеет в виду.
Анатоль поморщился, ругая себя за грубоватый ответ. Он подошел к Медлин, обнял… но руки его словно одеревенели, скованные тем, что в его объятиях девственница. Медлин и понятия не имела, какой жар терзает его плоть. Одно неловкое движение, слишком грубая ласка — и он разорвет тончайшую нить, которая только-только возникла между ними.
Анатоль клял себя последними словами, когда случайно выдал Медлин тайну портрета… но каким-то непостижимым образом эта обмолвка лишь улучшила дело. Она оставила портрет в библиотеке, словно забыла о нем. Анатолю казалось, что он одержал верх над соперником.
Медлин, вся напрягшись, все же позволила мужу притянуть ее к себе. Упругие девичьи груди касались его груди, причиняя сладкую муку, и Анатоль всем сердцем жаждал покрыть их страстными, пылкими поцелуями.
Вместо этого он целомудренно прижался губами к ее лбу, а потом осторожно нашарил на спине шнуровку платья.
— Подождите! — воскликнула Медлин, упершись руками ему в грудь и глядя на него снизу вверх широко раскрытыми глазами. — Сначала объясните.
— Что объяснить? — пробормотал Анатоль, опьяненный ее близостью, запахом нежной кожи.
— Объясните, что мы собираемся делать. Кровь, так резво бежавшая по жилам Анатоля, застыла, и он в ужасе уставился на Медлин. Нет! Неужели она и вправду ждет объяснений?
Судя по серьезному выражению в глазах Медлин, так оно и было. Анатоль беззвучно застонал. Только Медлин могла потребовать рассудительных объяснений такого безрассудного явления, как слияние плоти, извечная страсть мужчин и женщин.
— Пожалуйста! -взмолилась она, поняв, что услышит отказ. — Мне было бы гораздо легче…
Анатоль крепче сжал ее талию и судорожно сглотнул. Он без труда обсуждал самые интимные стороны жизни с грумами и конюхами. Почему же так нелегко говорить об этом с собственной женой?
— Ну ладно, — сдался он наконец. — То, что происходит между мужчиной и женщиной, заложено самой природой.
— Да? — ободряюще кивнула Медлин, когда он запнулся.
Анатоль вперил взор в Потолок, ища вдохновения, стараясь вспомнить, откуда он сам получил первые сведения о том, что его отец деликатно именовал «любовными играми».
— Вам, наверное, приходилось наблюдать, как ведут себя суки? — в отчаянии спросил он.
— Суки? — слабым голосом повторила Медлин.
— Ну да, суки гончих. Как они вяжутся с кобелями.
— У нас никогда не было гончих. Только маленький кинг-чарльз-спаниель. — Лоб Медлин прорезала озабоченная морщинка. — Правда, Маффин питал странное пристрастие к ноге нашего дворецкого.
— Это не совсем то, — смущенно сказал Анатоль. Он набрал в грудь побольше воздуха и попробовал еще раз: — А как насчет лошадей? Вы когда-нибудь видели, как… — Перед его мысленным взором предстал храпящий, покрытый пеной жеребец, который кроет кобылу в табуне, и Анатоль живо понял, что пример неудачен. — Хорошо, оставим это, — поспешно произнес он, чувствуя, что на лбу выступают капельки пота. Анатоль никогда не отличался красноречием и предпочитал действовать, а не говорить.
Он решительно сжал губы.
— Медлин, я думаю, будет лучше, если я просто покажу вам.
Прежде чем она успела возразить, Анатоль уселся на край постели и стал быстро снимать сапоги и рубашку. Когда его руки потянулись к пуговицам на панталонах, Медлин тихонько ахнула. Впрочем, хотя Анатоль часто жалел о несовершенстве своего лица, тела ему никогда не приходилось стыдиться.
Сняв панталоны и бросив их на пол, он повернулся к Медлин, готовый к тому, чтобы отвести ее руки со стыдливо закрытого лица — но девушка, не отрываясь, смотрела на него расширенными глазами.
Медлин тоже полагала, что ей следует закрыть лицо руками или хотя бы отвернуться, но не смогла сделать ни того ни другого, хотя густо покраснела. Любопытство всегда было ее грехом.
Она знала мужское тело лишь по произведениям искусства… но одно дело — холст или мрамор, и совсем другое — шесть футов и два дюйма обнаженной мужской плоти.
Анатоль и одетым выглядел весьма внушительно. Когда Медлин увидела его нагим, у нее ослабели колени. Невероятной ширины плечи, мускулистая грудь, покрытая темными волосами, плоский живот, стальные бедра и икры, нигде ни капли жира — он был похож на античного героя.
Взгляд Медлин, однако, был прикован к той части тела, которую совсем иначе изображали на картинах.
— Все распухло. Это больно? — в ужасе прошептала она.
— Эта болезнь легко излечима, — со скупой усмешкой произнес Анатоль. Он шагнул ближе, и при виде огня, пылавшего в его темных глазах, сердце Медлин забилось, словно птица в клетке.
— Теперь ваша очередь, — прошептал он.
— О, нет! — Медлин отпрянула, охватила руками грудь, словно защищаясь. — Пожалуйста… Я не могу.
Анатоль легко удержал ее, положил руку на плечо.
— Вы должны, дорогая, иначе у нас ничего не получится.
В первый раз она услышала от Анатоля ласковое обращение, хоть и произнесенное отнюдь не нежным тоном. Слово «дорогая» не избавило Медлин от смущения, но на сердце у нее потеплело.
Она вынудила себя опустить руки.
— Тогда погасите свечу.
— Но я хочу вас видеть.
— Не надо, — несчастным голосом возразила Медлин, вспомнив, как нелестно отозвался Анатоль о ее хрупкой фигурке. — Вы будете разочарованы. Вы ведь уже говорили, что я для вас слишком мала и худа.
— Тогда я был близоруким идиотом. Сняв с вас этот отвратительный корсет, я понял, как ошибался.
— Корсет? — Подозрения Медлин обратились в твердую уверенность. — Значит, вы все-таки были у меня в комнате прошлой ночью?
На миг показалось, что Анатоль станет все отрицать… но он лишь пожал плечами:
— Я увидел, что вы спите, закованная в это орудие пытки, и решил облегчить вашу участь.
— Но как вы попали в комнату?
— Между спальнями есть дверь.
— Я знаю, но она была заперта с моей стороны. Может быть, вы призрак, умеющий проходить Сквозь двери? — с улыбкой спросила она.
Анатоль не улыбнулся в ответ.
«Он что— то скрывает», -подумала Медлин, и ей показалось необычайно важным узнать все до конца.
— Как вам удалось раздеть меня так, что я не проснулась? Почему вы меня не разбудили? Что вы делали в моей комнате в такое…
— Довольно! — вскричал Анатоль. — Ваши вопросы способны убить всякое желание. Поймите же — то, что происходит между мужчиной и женщиной, не нуждается в словах.
— Но…
— Молчите! — Он зажал ей рот поцелуем, не грубо, но решительно.