Медлин обречено спускалась по ступеням, а за спиной у нее раздавался визгливый голос Хэриетт:
   — Интересно также было бы знать, что имел в виду этот наглец, говоря о помешанной?
   — Не знаю, Хэриетт. Я не знаю. — Она приложила холодную ладонь к пылающему лбу, пытаясь сосредоточиться. — Может быть, этот странный человечек просто пошутил или старался нас напугать, чтобы мы поскорее уехали.
   — Ты совершила большую ошибку, приехав сюда. — Хэриетт, словно клещами, впилась пальцами в плечо Медлин. — Я думаю, тебе следует бежать, пока еще есть время. Это дурное, недоброе место. — Бросив взгляд через плечо на мрачную громаду замка, Хэриетт содрогнулась. — Никто не станет тебя винить, если ты уедешь прямо сейчас.
   Никто? Медлин показалось, что миниатюра, висевшая у нее на груди, вдруг разом потяжелела. Воспоминание об одиноком юноше, запечатленном на этом овальном куске слоновой кости, укрепило ее дух.
   Она освободилась от цепкой хватки Хэриетт.
   — Неужели ты думаешь, что меня может обратить в бегство старый слуга, который просто… чрезмерно усерден? Я уверена, что, когда вернется мистер Сентледж, он отчитает его за неучтивое поведение.
   — А что ты собираешься делать до той поры? Сидеть на лестнице?
   — Да, если придется.
   Хэриетт пронзила ее убийственным взглядом. Они все еще спорили, когда снизу раздались топот и крик.
   Роберт, со сбившимся набок париком, взбегал наверх по каменным ступеням, возбужденно размахивая шляпой.
   — Мадам, к замку приближается всадник! Наверное, это ваш муж.
   Медлин насторожилась — до ее слуха действительно донесся стук копыт. С верха лестницы, как с дозорной вышки, она явственно видела силуэт всадника, полным галопом несущегося к замку Ледж.
   Это не мог быть никто, кроме Анатоля. Когда Медлин взглянула на Хэриетт, на губах ее играла торжествующая улыбка.
   — Анатоль возвращается! Хетти, сейчас ты увидишь — все будет хорошо.
   Не дожидаясь ответа кузины, она с радостным нетерпением снова устремила взгляд на дорогу. Но по мере того, как всадник приближался, ее улыбка увядала.
   Этот крупный и могучий незнакомец совсем не был похож на ее Анатоля, гораздо более он походил на одного из тех разбойников, о которых с таким ужасом говорила Хэриетт. Облаченный в черное — от шляпы до высоких сапог, — он сидел верхом на черном, как ночь, жеребце. Длинные темные волосы развевались по ветру точно так же, как буйная грива его скакуна.
   — Боже милосердный, — услышала Медлин сдавленный возглас Хэриетт. — Только не говори мне, что этот грубый верзила твой…
   — Нет! — Рука Медлин метнулась к миниатюре и сжала ее, как если бы то был священный талисман, ограждающий от злых сил. — Разумеется, нет!
   Однако по мере того как всадник приближался, ее все сильнее охватывало дурное предчувствие. Она вдруг ощутила непреодолимое желание спрятаться в карете.
   Но было уже поздно. Всадник ворвался во двор, и слуги Медлин в страхе отшатнулись, словно земля перед ними вдруг разверзлась, явив взору пучину ада.
   Всадник осадил лошадь перед лестницей.
   — Где она? — громовым голосом, полным яростного нетерпения, вскричал он. — Черт побери, где моя жена?
   Голос смуглого незнакомца насмешливым эхом заметался меж неприступных стен замка.
   Сердце Медлин замерло, а пальцы с такой неистовой силой сжали миниатюру, что хрупкая слоновая кость едва не треснула.
   — Нет! — выдохнула она, но в этом слове прозвучало не отрицание, а скорее мольба. Она перехватила недоверчивый взгляд Хэриетт и воскликнула: — Нет, говорю тебе, это не он! Не Анатоль! — Медлин сама слышала, какое отчаяние звучит в ее голосе. — Это какая-то ошибка, ужасная ошибка… — повторила она еле слышно. — Ошибка… или дурной сон.
   Когда незнакомец спешился, Медлин взглянула, на портрет, одновременно и надеясь и страшась найти сходство между этим апокалиптическим всадником и Анатолем, являвшимся ей в мечтах. Никакого сходства она не находила. В мужчине, стоявшем у подножия лестницы, не было и следа той печальной нежности, которой были полны глаза юноши, изображенного на миниатюре.
   Его поступь принадлежала не поэту, а воину, в каждом движении угадывалась властная натура, привыкшая повелевать и не терпящая неповиновения. Неизвестно откуда появились грумы и конюхи, ни один из которых не вышел к лошадям Медлин. Угодливо кланяясь, они приняли у хозяина норовистого жеребца. С ног до головы одетый в черное мужчина с небрежной грацией пересек двор. По его виду можно было с уверенностью сказать, что все вокруг принадлежит ему.
   У Медлин упало сердце. Даже Роберт казался испуганным. Но все же он, хотя и с явной опаской, приблизился к незнакомцу и указал ему на верхнюю площадку лестницы, где стояли дамы.
   Тот поднял голову, и Медлин отшатнулась. Отрицать очевидное было бессмысленно. Сколь бы чудовищным это ни казалось, но темноволосый мужчина не мог быть никем иным, кроме Анатоля Сентледжа.
   Ее муж! Миниатюра выскользнула из внезапно ослабевших пальцев Медлин и повисла на ленте. Но горькое разочарование, охватившее все ее существо, сменилось новым чувством, когда Анатоль начал подниматься по ступеням. Она ощутила настоящий ужас.
   — Хэриетт!… — пробормотала она, ища рукой руку кузины.
   Хэриетт тоже побледнела от волнения, но все же не преминула заметить:
   — Я же говорила тебе, что нам надо бежать отсюда. Если этот человек не твой муж, то лучшее, что ты могла бы сделать, — достать пистолет и выстрелить в него. По-моему, этот дикарь способен изнасиловать тебя прямо на лестнице.
   — Если это мой муж, — хрипло прошептала в ответ Медлин, — то ему нет нужды брать меня силой. Я принадлежу ему по праву. -Одной этой мысли было достаточно, чтобы у нее задрожали колени.
   Анатоль преодолел последнюю ступеньку и остановился. Вблизи у него оказался еще более устрашающий вид — темные, рассыпанные по плечам волосы, густые нахмуренные брови, сверкающие глаза, ястребиный нос и высокие, резко очерченные скулы придавали ему удивительное сходство с кельтским воином. Если земля Корнуолла и могла смириться с присутствием человека, то именно такого человека — сурового и угрюмого, как она сама. Широкий лоб Анатоля пересекал бледный, идущий наискосок шрам.
   Он окинул обеих женщин пронзительным взглядом.
   — Мадам Сентледж? — прозвучал его хриплый голос.
   Медлин, сдерживая дрожь в коленях, попыталась изобразить некое подобие реверанса, а неустрашимая Хэриетт воинственно выступила вперед и спросила:
   — А кто спрашивает мадам Сентледж?
   Угрюмое лицо древнего кельта на мгновение посветлело.
   — Мистер Сентледж, — коротко бросил он. Он приблизился к Хэриетт и оглядел ее с ног до головы, причем в глазах его читалось некое подобие одобрения.
   — Наконец-то вы прибыли, Медлин! Добро пожаловать в замок Ледж, миледи.
   И прежде чем Хэриетт сумела произнести хоть слово, чтобы исправить ошибку, Анатоль Сентледж с видом человека, намеревающегося честно исполнить свой долг, сжал ее в объятиях. Его голова склонилась, и он запечатлел на устах Хэриетт супружеский поцелуй.
   Медлин, не в силах пошевелиться, в ужасе наблюдала эту картину. После слабой попытки к сопротивлению Хэриетт обмякла в железных объятиях Анатоля. Первый раз в жизни ее целовал мужчина.
   Медлин была столь же неопытна. И никогда прежде ей не доводилось видеть такого поцелуя — полного страсти, неутолимой жажды. Она прижала к губам дрожащие пальцы, словно ощутила жар этого поцелуя на своих губах, и по всему ее телу пробежал трепет.
   Наконец Анатоль отпустил Хэриетт. При виде пылающего лица и широко открытых глаз женщины его губы дрогнули в подобии улыбки.
   У Медлин мелькнула мысль, что она стала свидетельницей невероятного события: Хэриетт молчала. Прошло довольно много времени, прежде чем она судорожно втянула воздух, заморгала, издала душераздирающий визг и, пролетев мимо ошеломленного Анатоля, скатилась по лестнице. Внизу она без чувств рухнула на землю, увлекая за собой Роберта, который хотел ее поддержать.
   Лицо и шея Анатоля медленно наливались кровью. Наступила зловещая тишина, и Медлин не слышала ни единого звука, кроме стука собственного сердца. Надо бы броситься на помощь Хэриетт… но она словно приросла к месту и не могла сделать ни шагу. К тому же на ее пути внушительной преградой возвышался Анатоль, казалось, выросший вдвое от ярости и уязвленного мужского самолюбия. Если он и заметил Медлин прежде, то теперь, как видно, начисто забыл о ее присутствии.
   Кто— то должен был открыть ему глаза на происшедшее, но, окинув взглядом двор, Медлин поняла, что помощи ждать неоткуда. Никто из многочисленной челяди не осмеливался даже глаза поднять, не то что взойти по лестнице и доложить хозяину, какого он свалял дурака. Вместо этого все собрались вокруг бездыханного тела Хэриетт, обсуждая, как лучше привести ее в чувство. Наконец та пошевелилась и слабо застонала.
   Анатоль бросил на нее один-единственный мрачный взгляд, потом повернулся на каблуках и рванулся к дверям. Еще мгновение — и он запрется в своей неприступной твердыне, так и не узнав, что его настоящая невеста совсем рядом — стоит и дрожит, как испуганный кролик.
   Преисполнившись отвращения к собственной трусости, Медлин бросилась вслед за Анатолем, но лишь у самой двери настигла его и ухватила за полу плаща.
   — Мистер Сентледж… Анатоль… сэр… — Она даже не знала, как следует к нему обращаться, и чувствовала себя очень глупо.
   Анатоль круто обернулся, и Медлин впервые оценила силу его удивительного взгляда. Она могла бы поклясться, что ощутила что-то вроде толчка в грудь, заставившего ее поспешно отдернуть руку.
   — Да? Что вам угодно? — резким тоном проговорил Анатоль.
   — Я… я… это касается вашей невесты. Я только хотела сказать вам…
   — Я не нуждаюсь в ваших объяснениях. И без слов ясно, что моя невеста боится меня как черт ладана. — В его глазах появилось неизъяснимое выражение, близкое к отчаянию. Может ли быть, что этот грубый человек все же способен что-то чувствовать?
   — Сэр, вы совершили ошибку, — сказала Медлин. — Дама, которую вы поцеловали, не ваша невеста. — Она набрала в грудь побольше воздуха. — Ваша невеста — я.
   — Вы? — От его дикого взгляда девушка втянула голову в плечи.
   — Да. Я Медлин Берт… То есть Медлин Сентледж. — И она выдавила из себя улыбку, которая увяла, как только Анатоль приблизился.
   Прищурив глаза, он рассматривал дорогое изящное платье и искусно напудренный парик, столь неуместные в этой дикой местности. Потом он попытался обойти девушку кругом, но для Медлин это было все равно что позволить голодному волку зайти со спины, поэтому она отступала, одновременно поворачиваясь на месте.
   Некоторое время они словно исполняли какой-то шутовской менуэт. Наконец Анатоль рявкнул:
   — Да стойте же на месте, черт побери!
   Медлин замерла.
   Он медленно осматривал ее со всех сторон, и по спине у Медлин ползли мурашки. Она стояла совершенно неподвижно, прижав руки к груди, а в голове у нее билась нелепая мысль: «Если я не буду шевелиться, он не укусит. Или все равно укусит?»
   Что сделает Анатоль, когда закончит осмотр? Принесет извинения за свою ошибку? И поступит с ней так же, как с Хэриетт? От этой мысли все тело Медлин напряглось, а сердце забилось чаще. Она невольно вытянула руки, как бы защищаясь.
   Но Анатоль и не думал набрасываться на нее с поцелуями. Напротив, в его взгляде читалось явное презрение. Но ведь на Хэриетт он смотрел совсем по-другому, со стороны казалось, что она ему даже понравилась, подумала Медлин… и, как ни странно, это наблюдение отозвалось в ее душе болью.
   Анатоль стоял, скрестив руки на груди, а лицо его было мрачнее тучи.
   — Старик, видно, совсем из ума выжил, — наконец пробормотал он.
   — Какой старик? — пролепетала Медлин.
   — Фитцледж, конечно. Чертов дурак.
   В ту минуту Медлин и сама не испытывала к голубоглазому священнослужителю никаких нежных чувств, но она не могла не встать на его защиту.
   — Сэр, я уверена, что мистер Фитцледж сделал все от него зависящее, — сказала она. — Насколько я могу судить, вас не устраивает его выбор?
   — Да разрази меня гром! Как он может меня устраивать?
   Очевидно, ее муж не относился к людям, выбирающим выражения. Он продолжал:
   — Вы не соответствуете ни одному из требований, указанных мною в списке.
   — В списке?! — Медлин задохнулась от возмущения. — Вы написали ему список, словно посылали на рынок закупать провизию?
   — Ну да. Только вместо баранины и овощей я, кажется, получил пакетик сладостей. Я надеялся на что-то, по крайней мере, более… — Взгляд Анатоля скользнул по ее фигуре, задержался на груди. — На что-то покрупнее.
   Медлин гордо выпрямилась, развернула плечи. Подумать только, она еще пыталась избавить этого грубияна от унижения. Как ей могло прийти в голову, что подобный человек может обладать хоть каплей чувствительности?
   — Видите ли, сэр, случилось так, что вы тоже являете собою совсем не то, что я ожидала увидеть.
   — Неужели? — Хотя тон Анатоля предполагал полное его безразличие к данному предмету, он все же добавил: — И что этот старый дуралей вам обо мне наговорил?
   — Он не столько говорил, сколько…— Медлин достала портрет, и при взгляде на красивое лицо, так часто являвшееся ей в мечтах, у девушки защемило сердце.
   Не успела она поднять голову, как услышала сдавленный возглас Анатоля. В следующий миг он выхватил миниатюру у нее из рук, а поскольку та все еще висела на ленте, он рывком подтащил Медлин к себе. Она с ужасом ощутила неудержимую силу, исходившую от этого человека, силу, сродни мощи разгулявшихся стихий.
   Его глаза горели гневом.
   — Откуда вы это взяли?
   Медлин, едва живая от страха, все же нашла в себе силы ответить:
   — Мне дал ее мистер Фитцледж. Он сказал, что это точная ваша копия.
   — Так вот, значит, как он вас сюда заманил! — Анатоль поднес миниатюру прямо к ее лицу. — Вот кого вы надеялись получить? Сказочного принца, черт бы его побрал?
   — Нет, не принца. Но, по крайней мере, джентльмена.
   Анатоль рванул миниатюру, лента с треском лопнула. Медлин тихо вскрикнула, прижала руку к пылающей ссадине на шее, а Анатоль с дикой яростью отшвырнул портрет прочь.
   Ошеломленная силой его гнева, Медлин попятилась. Анатоль снова обошел ее кругом, оглядывая с головы до пят.
   — Вот что, мадам, скажите мне… — начал он, но внезапно осекся и застыл, зачарованно глядя на Медлин.
   Что собирается делать этот дикарь? Медлин поплотнее завернулась в накидку. Анатоль протянул к ней руку, и она с удивлением заметила, что пальцы у него дрожат.
   С неизъяснимым выражением в глазах, ставших совсем черными, словно бездонными, он прикоснулся к шее Медлин. Ей показалось, что он побледнел, хотя лицо его покрывал слишком густой загар, чтобы она могла судить с уверенностью. Скосив глаза, Медлин попыталась увидеть то, что привлекло его внимание.
   Она не увидела ничего, кроме пряди своих собственных волос, которая выбилась из-под пудреного парика. Именно на эту прядь и был устремлен остановившийся взгляд Анатоля.
   — Ваши волосы, — свистящим шепотом произнес он. — Они… они рыжие.
   — Да, рыжие. Вы, должно быть, рассчитывали на белокурые?
   Но Анатоль, казалось, даже не слышал ее. Его глаза подернулись дымкой, словно он находился в глубоком трансе, лицезрея нечто невидимое остальным, но вселявшее ужас. Выражение, которое приняло его лицо, пугало Медлин едва ли не больше, чем недавний беспричинный гнев.
   — Сэр? Анатоль? — еле слышно позвала она.
   — Огненная женщина, — пробормотал он, прикасаясь к выбившейся пряди.
   — Простите, я не расслышала.
   Анатоль отдернул руку, словно обжегшись. Если бы не нелепость подобного предположения, Медлин решила бы, что он сильно напуган. Не произнеся больше ни слова, он повернулся и направился к двери, которая открылась при его приближении.
   Уже после того, как он скрылся внутри, Медлин услышала его хриплый голос:
   — Эй, кто-нибудь, приведите ко мне этого сукиного сына. Немедля!
   Дверь за ним захлопнулась с такой силой, что содрогнулось, казалось, само основание замка Ледж.
   Медлин долго смотрела на закрытую дверь. Лишь через несколько минут она поняла, что все ее тело сотрясает крупная дрожь, а колени подгибаются. Чтобы не упасть, она прислонилась спиной к одной из коринфских колонн.
   Не только дикарь, но еще и безумец! Медлин не имела ни малейшего понятия, что вывело его из себя.
   Портрет? Ее волосы? Сам ее облик? Впрочем, это не имело особого значения. Главное — что второй раз за сегодняшний день Медлин, по сути дела, выставили за дверь дома, который она в мечтах уже представляла своим.
   Она даже не знала, чего ей больше хочется — плакать или смеяться. Как сквозь сон девушка услышала голос Роберта, окликавшего ее. Лакей остановился на верхней ступени лестницы, очевидно, опасаясь приближаться к дверям замка, несмотря на то, что Анатоля там уже не было.
   — Мадам, вы должны поскорее спуститься, — умоляюще проговорил он. — Мисс Хэриетт совсем плохо. Нам удалось посадить ее в карету, но она мечется и стонет, точно одержимая. А ваша горничная боится выходить из своей кареты. А кучера говорят, что здесь нечисто. Они даже не хотят распрягать лошадей.
   Нечисто? Нет, подумала Медлин, просто здесь царит запустение и хаос. Это место, где она надеялась обрести все — и не обрела ничего.
   — Мадам? — повторил Роберт, не дождавшись ответа.
   — Я сейчас спущусь, — вяло ответила Медлин. Несгибаемая Хэриетт поистине выбрала самое удачное время для того, чтобы закатить первую в жизни истерику, а от Эстеллы, разумеется, никакого толку не будет. Горничная-француженка умеет хорошо укладывать волосы, и только… утихомиривать разбушевавшиеся чувства, подносить нюхательные соли и призывать к порядку вышедшую из повиновения прислугу, как всегда, предоставляется практичной Медлин.
   Но сейчас Медлин не находила в себе и следа практицизма. Когда Роберт двинулся вниз по лестнице, она не могла заставить себя последовать за ним.
   Она ощущала полную опустошенность, и единственное, чего ей хотелось, — сжаться в комок под парадными дверьми замка, закрыть лицо руками и зарыдать во весь голос. Как будто в конце долгого и изнурительного путешествия она узнала, что человек, к которому она так стремилась, внезапно умер.
   И Медлин даже не могла оплакать его кончину, потому что Анатоля, являвшегося ей в мечтах, никогда не существовало. Ее губы искривила невеселая усмешка. Может быть, всему виной злая судьба? Прекрасный принц обратился в злое чудище, поцелуй, который мог бы разрушить злые чары, достался другой, а принцесса отвергнута, и ее сердце навек разбито.
   В ее возрасте давно пора перестать верить в глупые сказки.
   Медлин потеряла счет времени и не знала, как долго простояла она у колонны с сухими глазами и жгучей болью в сердце. Только негромкое покашливание за спиной вернуло ее к действительности. Решив, что это Роберт вернулся за ней, Медлин обернулась, но оказалась лицом к лицу с преподобным Септимусом Фитцледжем.
   Они не виделись с того дня, когда в Лондоне состоялась церемония заключения брака по доверенности. Медлин нужно было готовиться к путешествию в Корнуолл, а священник спешил вернуться к своей пастве и молодому хозяину замка, дабы доложить, что его поручение выполнено.
   Медлин сердито сжала губы. Больше всего ее бесило то, что после всего случившегося священник отнюдь не утратил своего безмятежного облика и по-прежнему походил на ангелочка. Как может человек быть таким лживым и в то же время обладать столь честными глазами?
   Он мял в руках свою треугольную шляпу, белоснежные волосы спутались, а щеки раскраснелись от быстрой езды. На лице застыло сокрушенное выражение, с которым слуге господа надлежит осматривать место кровавого побоища.
   — Медлин, — тихо проговорил он, — я слышал, что… простите меня.
   От его сочувственного тона у Медлин перехватило дыхание. Она не могла выдавать из себя ни единого звука и только смотрела на Фитцледжа полным горечи взглядом.
   — Анатоль был у меня, когда ему сообщили, что видели на дороге ваши кареты. Он помчался в замок, прежде чем я успел его остановить, а моей лошадке не угнаться за его бешеным зверем. Но я всей душой желал присутствовать при вашей первой встрече.
   — Неужели? Как странно! А я-то думала, что вы хотели быть где угодно, только подальше отсюда.
   — Значит, ваше знакомство прошло не вполне удачно?
   — «Не вполне»? Это слишком мягко сказано. Да разве могло быть иначе? Скажите, зачем вы расписывали мне добродетели мистера Сентледжа, зачем говорили, как замечательно будет… — Она оборвала фразу на полуслове, почувствовав, что к глазам подступают жгучие слезы.
   Фитцледж попытался взять ее за руку, но она отдернула ее.
   — Нет! Самое ужасное, что я считала вас другом, а вы меня предали!
   Фитцледж понурился:
   — Дитя мое, вы и представить себе не можете, сколь глубоко мое раскаяние. Я поступил неправильно. Мне бы следовало быть с вами более откровенным.
   — Да уж!
   — Но мне так хотелось заполучить вас для Анатоля. Я просто не видел другого способа.
   — Кроме лжи и обмана? В них не было необходимости, сэр. Вам стоило лишь упомянуть об условиях брачного договора, и я бы дала согласие. Вы же знали, в каких стесненных обстоятельствах находилась моя семья.
   — Ах, Медлин! — Фитцледж устремил на нее проницательный взгляд. — Ваша семья уже не раз бывала в подобных обстоятельствах. Вы вышли замуж за Анатоля Сентледжа отнюдь не ради денег.
   То, что Фитцледж это понимал, лишь усугубляло боль и разочарование. Одна слезинка все-таки скатилась по щеке Медлин. Девушка отвернулась и сердито смахнула ее рукой.
   — Как вы могли так поступить? Пробудить во мне расположение к человеку, которого не существует, поверить, что юноша, изображенный на портрете, — это Анатоль Сентледж!
   — Но это он и есть.
   — Тогда художник, наверное, был слеп! Это изображение нисколько не походит на грубияна, оскорбившего мою кузину, а потом меня.
   — Боюсь, дитя мое, вы увидели лишь худшую сторону его натуры. Под этой грубой внешностью скрывается истинная сущность Анатоля Сентледжа. Этот портрет — отражение его души.
   — Прекрасно! Но вам следовало упомянуть об этом значительно раньше. К несчастью, мне придется иметь дело не с душой, а с телом.
   Медлин невольно содрогнулась. Она была девственницей, притом ее никогда особенно не занимали проявления плотской сущности человека. Конечно, мысль о первой брачной ночи изредка мелькала у нее в голове, но она была уверена, что чувствительный и нежный жених сумеет развеять девичий страх. Однако перспектива оказаться запертой в спальне один на один с этим дикарем, с мужчиной, способным довести женщину до невменяемости одним поцелуем, вызывала в ее душе ледяной ужас.
   Фитцледж мягко положил руки ей на плечи, повернул к себе.
   — Мое дорогое дитя, — сказал он, — я знаю, Анатоль может показаться несколько… э-э… странным, но он никогда не причинит вреда женщине.
   Медлин скептически приподняла бровь.
   — Кажется, мне не стоит об этом беспокоиться. — Она указала подбородком на закрытую дверь. — Поскольку он даже не собирается пускать меня в дом.
   — Он не позволил вам войти?
   — Да, ему противно на меня смотреть. — Медлин с ненавистью к самой себе отметила, что голос ее задрожал. — А вы сказали мне, что я как раз та, что нужна Анатолю, что я единственная женщина, которую он сможет полюбить.
   — Так оно и будет, моя дорогая… Когда-нибудь.
   — Если и будет, то, по-видимому, не сегодня. И что я, по-вашему, должна делать, мистер Фитцледж? Разбить шатер в замковом дворе? Или, может быть, вернуться в Лондон?
   Лицо священника исказилось тревогой.
   — О, нет! Вы этого не сделаете! Медлин смерила его ледяным взглядом, потом с горечью вздохнула.
   — Да, не сделаю. Нравится мне это или нет, но я дала клятву… а мое семейство уже давно потратило вшестеро больше того, что причиталось мне по брачному договору. Вы хорошо сделали свое дело, мистер Фитцледж. Вы загнали меня в ловушку.
   — У меня не было такого намерения, дитя мое. Позвольте мне поговорить с вашим мужем. Я все улажу, а вы не отчаивайтесь и не теряйте надежды. Все, что я обещал вам в Лондоне, сбудется, если вы проявите терпение. Вы с Анатолем познаете такую любовь, что…
   — Ах, мистер Фитцледж, увольте! — Медлин предостерегающе вскинула руку. — Не стоит рассказывать мне новую красивую сказку. Хотя в последнее время я вела себя довольно глупо, на самом деле я вполне разумная женщина. Я привыкла не сдаваться даже в самых тяжелых обстоятельствах. У меня, знаете ли, большой опыт.
   Она гордо вскинула голову.
   — А теперь прошу меня простить, я должна присмотреть за своей родственницей. Она также несколько расстроена знакомством с мистером Сентледжем.
   Фитцледж как будто собирался сказать что-то еще, но лишь поклонился Медлин и освободил ей дорогу.
   Девушка спустилась уже до середины лестницы, когда ее внимание привлекла голубая лента. Миниатюра. Она лежала вверх рисунком у каменной балюстрады, куда ее в гневе отшвырнул Анатоль.
   Теперь по поверхности слоновой кости шла трещина, пересекавшая задумчивое лицо жениха Медлин.
   «Портрет его души», — с презрением подумала Медлин. Самая вопиющая ложь из всего, что наговорил ей Фитцледж. Если у Анатоля Сентледжа и есть душа, то она должна быть столь же черна, сколь отвратителен его характер.