приготовления, шторм налетел на них, Люси показалось, что в море прямо
перед носом их корабля разверзлась бездна, и они ринулись в нее. Огромный
серый водяной вал, выше мачты, вздыбился навстречу им. Казалось, что это
неминуемая гибель, однако они взлетели на гребень волны. Затем корабль как
будто повернулся вокруг своей оси. На палубу обрушился настоящий водопад,
полуют и бак оказались двумя островами, между которыми свирепствовало
море. Наверху матросы ползали вдоль рей, отчаянно пытаясь поймать парус.
Порвавшийся канат выпирал на ветру вбок, прямо и неподвижно как кочерга.
- Идите вниз, мэм! - завопил Дриниэн. И Люси, зная, что сухопутные
крысы только мешают команде, подчинилась. Это было непросто сделать.
"Рассветный Путник" сильно накренился вправо, палуба стала похожа на скат
крыши дома, Люси пришлось доползти по кругу до вершины лесенки, держась за
перила, переждать, пока наверх взберутся двое матросов, а затем уж кое-как
спускаться.
Хорошо еще, что она крепко держалась, так как у последней ступеньки
лестницы через палубу с ревом перехлестнула еще одна волна, окатив Люси до
плеч. Она и так уже почти насквозь промокла от брызг и дождя, но этот душ
оказался холоднее. Она кинулась к своей каюте и вбежала туда, захлопнув за
собой дверь. Там Люси могла хотя бы не видеть, как корабль стремглав
несется во тьму. Но страшное смешение скрипов, стонов, стуков, лязга, рева
и грохота, доносившегося сверху, здесь, внизу, пугало еще больше, чем на
полуюте.
Шторм продолжался и на следующий день, и через день. Он длился так
долго, что никто уже не мог вспомнить, когда он начался, казалось, он был
всегда. У руля постоянно находилось трое, и всем хватало дела, чтобы
поддерживать хотя бы некое подобие курса. У насоса тоже постоянно должен
был кто-нибудь находиться. Никто не мог отдохнуть, ничего нельзя было ни
сварить, ни просушить, один матрос свалился за борт и погиб, и ни разу за
все эти дни они не видели солнца.
Когда все кончилось, Юстас сделал следующую запись в дневнике:
"3-е сентября. За целую вечность первый день, когда я в состоянии
писать. Ураган гнал нас тридцать дней и ночей. Я это знаю точно, потому
что я считал, хотя все остальные говорят, что только двенадцать. Очень
приятно очутиться в опасном путешествии вместе с людьми, которые даже
правильно считать не умеют! Все это время я чувствовал себя совершенно
отвратительно: час за часом нас кидало на огромных волнах, я постоянно был
промокшим до нитки, и они даже не пытались нас кормить. Можно и не
говорить, что здесь нет ни телеграфа, ни ракет, следовательно никакой
возможности подать кому-нибудь сигнал с просьбой о помощи. Все это
доказывает справедливость того, что я им твердил: ведь это просто
сумасшествие - пускаться в путь на такой гнилой лодчонке. Даже если бы я
был здесь в обществе приличных людей, это все равно было бы достаточно
неприятно, не говоря об этих сущих дьяволах в человечьем облике. Каспиан и
Эдмунд ужасно грубо обращаются со мной. В ту ночь, когда мы потеряли
мачту, теперь остался только обрубок, несмотря на то, что я чувствовал
себя скверно, они заставили меня вылезти на палубу и вкалывать, как раба.
Люси подлила масла в огонь, заявив, что Рипичип очень хотел пойти
поработать, только он слишком мал. Удивляюсь, неужели она не видит, что
эта маленькая скотина делает все только из хвастовства. Даже в ее возрасте
должно хватать здравого смысла, чтобы понять это. Сегодня эта проклятая
лодка наконец-то обрела устойчивость, вышло солнце, и мы все долго и нудно
обсуждали, что будем делать. Запасов еды, в основном отвратительной, у нас
хватит на шестнадцать дней. (Птицу всю смыло за борт. Даже если бы не
смыло, все равно она перестала нестись от шторма.) Настоящая беда с водой.
В двух бочках в суматохе, похоже, пробили дырки, и они пусты (снова
Нарнианская сноровка). С уменьшением порций - каждому по полпинты в день,
нам хватит воды на двенадцать дней. Есть еще большие запасы вина и рома,
но даже эти кретины понимают, что от этого еще больше пить захочется.
Конечно, будь это возможно, самым разумным было бы тут же повернуть
на запад и плыть к Одиноким Островам. Но чтобы добраться сюда, нам
потребовалось восемнадцать дней, причем мы неслись, как сумасшедшие, шторм
подгонял нас. Даже, если бы дул восточный ветер, нам потребовалось бы
больше дней на возвращение. А сейчас нет никаких признаков восточного
ветра, нет вообще никакого ветра. Если же грести назад, то это займет
слишком много времени, и Каспиан говорит, для того, чтобы грести, матросам
нужно больше, чем полпинты воды в день. Я совершенно уверен, что это не
так. Я пытался объяснить, что на самом деле пот охлаждает людей, так что,
если бы они гребли, им потребовалось бы меньше воды. Он не обратил
никакого внимания на мои слова, как всегда делает, когда не знает, что
ответить. Все остальные за то, чтобы продолжать плавание в надежде найти
землю. Я счел своим долгом указать им, что мы не знаем, есть ли впереди
земля, и попытался заставить их понять, как опасно принимать желаемое за
действительное. Вместо того, чтобы выработать лучший план, они имели
наглость спросить меня, что я им могу предложить. Тогда я холодно и
спокойно объяснил им, что меня похитили и увезли в это идиотское
путешествие без моего согласия, и вряд ли это мое дело - вытаскивать их из
этой неприятности.
4-е сентября. Море спокойно. На обед дали маленькие порции, а мне -
меньше всех. Каспиан себе очень ловко подкладывает, и думает, что я не
вижу! Люси почему-то предложила отдать мне часть своей порции, но этот
вечно во все вмешивающийся тупица Эдмунд ей не позволил. Довольно жарко.
Весь вечер ужасно хочется пить.
5-е сентября. Море по-прежнему спокойно. Ужасно жарко. Очень плохо
чувствовал себя весь день. Уверен, что у меня температура. Конечно же,
взять на борт термометр у них ума не хватило.
6-е сентября. Ужасный день. Проснулся ночью, зная, что меня
лихорадит, и что я должен выпить воды. Любой доктор сказал бы это. Видит
Бог, что никогда не стараюсь получить преимуществ перед другими
несправедливым образом, но я и помыслить не мог, что это ограничение
выдачи воды будет применяться к больному человеку. Я бы, конечно, разбудил
остальных и попросил бы у них воды, да только я подумал, что это слишком
эгоистично - будить их. Так что я просто встал, взял свою чашку и на
цыпочках вышел из этой Черной Дыры, в которой мы спим, очень стараясь не
потревожить Каспиана и Эдмунда: ведь они так плохо спали все ночи с того
дня, когда началась жара и стали выдаваться малые порции воды. Я всегда
считаюсь с другими, независимо от того, как они ко мне относятся. Я
спокойно вышел в большую комнату, если это можно назвать комнатой, туда,
где скамейки для гребли и багаж. Резервуар с водой находится тут же. Все
шло прекрасно, но не успел я набрать и чашки воды, как меня поймали, и кто
же, вы думаете? Этот маленький шпион, Рип. Я попытался объяснить ему, что
хотел выйти на палубу подышать воздухом, история с водой его совершенно не
касалась, а он спросил меня, зачем мне чашка. Он поднял такой шум, что
проснулся весь корабль. Они просто возмутительно обошлись со мной. Я
спросил, как, думаю, должен был бы сделать каждый, что Рипичип посреди
ночи делал возле бочки с водой. Он ответил, что, так как он слишком мал,
чтобы делать что-нибудь полезное на палубе, то он каждую ночь стоит в
карауле, охраняя воду, чтобы кто-то мог поспать в это время. И опять
проявилась их проклятая несправедливость: они все поверили ему.
Представляете, ну что тут можно поделать?
Мне пришлось извиниться, иначе эта маленькая опасная скотина опять
налетела бы на меня со своей шпагой. А затем Каспиан показал нам свою
подлинную сущность тирана, громко заявив во всеуслышание, что в дальнейшем
всякий, кто будет застигнут за "кражей" воды получит "две дюжины". Я не
знал, что это означает, пока Эдмунд не объяснил мне. Это встречается в тех
книжках, которые читают Пэвенси.
После этой трусливой угрозы Каспиан сменил тон и стал более
снисходителен. Сказал, что ему очень жаль меня, и что всех тоже лихорадит,
но что мы должны мужественно переносить это и т.п. и т.д. Отвратительный
заносчивый тупица. Сегодня я весь день оставался в постели.
7-е сентября. Сегодня подул небольшой ветер, но по-прежнему с запада.
Продвинулись на несколько миль на восток с помощью паруса, установленного
на том, что Дриниэн называет аварийной мачтой - это означает бушприт,
поставленный вертикально и привязанный, как они говорят, принайтовленный к
обломку настоящей мачты. По-прежнему ужасно хочется пить.
8-е сентября. Все еще плывем на восток. Теперь я целыми днями лежу на
своей койке и не вижу никого, кроме Люси, пока эти двое дьяволов не
приходят спать. Люси немножко дает мне из своей порции воды. Она говорит,
что девочки не так сильно хотят пить, как мальчики. Я часто думал, что это
не так, но на море это должно бы быть более широко известно.
9-е сентября. Видна земля: очень высокая гора далеко на юго-востоке.
10-е сентября. Гора стала больше и видна более ясно, но она все еще
далеко. Сегодня впервые, с бог знает какого времени, появились чайки.
11-е сентября. Поймали какую-то рыбу и ели ее на обед. Около семи
часов вечера бросили якорь на глубине трех саженей в заливе этого горного
острова. Этот идиот Каспиан не пустил нас на берег, потому что становилось
темно, и он боялся туземцев и диких зверей. Сегодня вечером дали по
дополнительной порции воды."
То, что ожидало их на этом острове, касалось Юстаса более, нежели
кого-либо другого, но эти события нельзя пересказать его словами, ибо
после 11 сентября он надолго перестал вести свой дневник.
Утром небо было серым и низким, но стояла сильная жара.
Путешественники увидели, что находятся в заливе, со всех сторон окруженном
утесами и скалами и похожем на норвежский фьорд. Впереди, в глубине бухты,
был виден ровный берег, густо поросший деревьями, похожими на кедры, между
которыми протекал быстрый поток. За рощей был крутой подъем,
заканчивающийся каменным гребнем с острыми выступами, а за ним смутно
виднелись темные горы, вершины которых прятались за тусклыми облаками.
Утесы по обеим сторонам залива были исполосованы белыми линиями. Все
знали, что это водопады, хотя на таком расстоянии не было видно их
движения и не было слышно шума. Было тихо, и вода залива казалась гладкой,
как зеркало, она отражала каждый камушек на утесах. На картине этот
пейзаж, пожалуй, выглядел бы красиво, но в реальной жизни зрелище было
удручающим. Эта страна не приветствовала гостей.
Команда корабля отправилась на берег в двух лодках, все пили воду и
вдоволь плескались в речке. Затем хорошо поели и отдохнули перед тем, как
Каспиан послал четверых обратно охранять корабль. После этого началась
обычная работа. Предстояло многое сделать. Надо было свезти на берег
бочки, заделать, если возможно, дырявые и снова наполнить их водой, надо
было свалить дерево, если удастся, сосну, и сделать из нее новую мачту,
необходимо было починить паруса. Требовалось послать на охоту несколько
человек набить дичи, какая может водиться в этом краю, надо было постирать
и починить одежду и исправить на борту корабля бесчисленные мелкие
поломки. Теперь в "Рассветном Путнике" - и тем яснее это стало видно,
когда они оказались на некотором расстоянии от него - было трудно признать
гордый корабль, покинувший гавань Нерроухэвена. Он выглядел поврежденным,
потерявшим цвет старым кораблем, который легко принять за обломок
кораблекрушения. Его офицеры и команда были не лучше - худые, бледные, в
лохмотьях, с красными от недосыпания глазами.
Юстас лежал под деревом и слушал обсуждение всех этих планов. Сердце
его упало. Неужели не удастся отдохнуть? Похоже было на то, что первый их
день на долгожданной суше будет полон такой же тяжелой работой, как и в
море. Затем ему в голову пришла восхитительная идея. Никто не смотрел на
него - все кудахтали по поводу корабля так, словно им действительно
нравилась эта ужасная посудина. Почему бы ему просто не ускользнуть прочь?
Он прогуляется вглубь острова, найдет наверху в горах прохладное местечко,
продуваемое ветерком, хорошенько выспится и присоединится к остальным
только после того, как закончится дневная работа. Он чувствовал, что ему
это будет полезно. Но он постарается не потерять из виду залив и корабль,
чтобы не заблудиться. Ему бы не хотелось остаться в одиночестве в этих
краях.
Юстас тут же принялся осуществлять свой план. Он тихо поднялся со
своего места и направился под деревья, стараясь идти медленно, с
бесцельным видом, так, что если бы кто-нибудь увидел его, то подумал бы,
что он всего лишь разминает ноги. Он очень удивился тому, как быстро затих
после него шум разговора, и каким тихим и теплым оказался темно-зеленый
лес. Вскоре он понял, что может идти более быстро и уверенно.
Так он вскоре вышел из леса и увидел перед собой крутой склон горы.
Трава была сухой и скользкой, но по ней вполне можно было передвигаться,
хотя бы на четвереньках, и, хотя Юстас пыхтел и поминутно вытирал пот со
лба, он все же упорно тащился вперед. Это, кстати, показывало, что
перемены в жизни принесли ему некоторую пользу, хотя сам он об этом и не
подозревал: прежний Юстас, Юстас Гарольда и Альберты, прекратил бы подъем
через десять минут.
Медленно, с несколькими передышками, добрался он до гребня. он думал,
что оттуда сможет заглянуть вглубь острова, но облака спустились ниже и
были теперь ближе к нему, а навстречу поднималась густая пелена тумана. Он
сел и оглянулся. Он был теперь так высоко, что залив под ним казался
совсем крошечным; море было видно на мили вокруг. Затем на него нахлынул
горный туман, густой, но не холодный; он прилег и стал вертеться с боку на
бок, стараясь найти наиболее удобное положение, чтобы насладиться отдыхом.
Однако наслаждался он недолго. Чуть ли не впервые в жизни он
почувствовал себя одиноко. Это чувство росло постепенно. Но затем он начал
беспокоиться о том, сколько времени прошло. Ниоткуда не доносилось ни
единого звука. Внезапно ему пришло в голову, что он мог пролежать так
многие часы. Вдруг остальные уже уплыли! Вдруг они специально дали ему
уйти, просто, чтобы бросить его здесь! Он в панике вскочил и начал быстро
спускаться.
Вначале Юстас слишком заторопился, поскользнулся на влажной траве и
проехал вниз несколько футов. Затем он решил, что это завело его слишком
далеко влево, А когда он поднимался, то видел пропасти в той стороне.
Тогда он снова полез наверх, насколько он мог судить, приблизительно в то
место, где был вначале, и снова начал спуск, держась правой стороны. После
этого, казалось дела пошли лучше. Он продвигался очень осторожно, так как
видел не дальше ярда впереди себя, а вокруг него по-прежнему стояла полная
тишина. Исключительно неприятное ощущение, когда приходится передвигаться
с осторожностью, а голос вокруг тебя постоянно твердит: "Поторапливайся,
поторапливайся". С каждой минутой ужасная мысль о том, что его бросили,
становилась все назойливее. Если бы он хоть немного понимал Каспиана и
Пэвенси, он бы конечно догадался, что нет ни малейшей вероятности того,
что они способны так поступить. Но он убедил себя, что все они - сущие
дьяволы в человеческом облике.
- Наконец-то! - воскликнул Юстас, соскользнув вниз по горке
рассыпающихся камней, так называемому оползню, и обнаружив, что стоит на
ровной почве. - Ну, и где же теперь эти деревья? Впереди действительно
что-то темнеет. Ага, кажется туман рассеивается.
Туман и впрямь рассеивался. Свет с каждой секундой усиливался, и
Юстас заморгал. Туман исчез. Юстас находился в совершенно незнакомой
долине, а моря нигде не было видно.
В это время остальные уже умывались в речке, собираясь пообедать и
отдохнуть. Трое лучших стрелков отправились в горы, к северу от залива, и
возвратились вскоре с тушами двух горных козлов, которые теперь
поджаривались на огне. Каспиан приказал выгрузить на берег бочку с вином
из Аркенлэнда. Одной бочки должно было хватить на всех: это вино было
таким крепким, что приходилось его разбавлять водой. Пока что работа
продвигалась хорошо, и за обедом было весело. Положив себе вторую порцию
козлятины, Эдмунд вдруг воскликнул: "А куда запропастился этот несчастный
Юстас?"
Юстас же тем временем озирался в незнакомой долине. Она была такой
узкой и глубокой, а окружающие ее склоны - такими отвесными, что она
походила на гигантскую трещину. Дно долины поросло травой, из которой
выглядывали камни. Кое-где Юстас заметил черные выгоревшие пятна, похожие
на те, что в жаркое лето можно видеть по краям железнодорожной насыпи.
Примерно в пятнадцати ярдах от него виднелась чистая гладь озера. Больше в
долине не было видно ничего: ни животного, ни птицы, ни насекомого. Солнце
палило нещадно, и угрюмые горные пики заглядывали через край долины.
Юстас, конечно же, понял, что в тумане спустился с гребня горы не по
тому склону. Он сразу же повернулся посмотреть, как ему взобраться назад,
но, взглянув наверх, задрожал. Очевидно, лишь удивительное везение помогло
ему найти единственно возможный путь вниз - длинную зеленую полоску земли,
ужасно крутую и узкую, по обеим сторонам которой зияли пропасти. Другой
дорогой подняться наверх было невозможно. Но сможет ли он вернуться ею
теперь, когда увидел, что это за путь? От одной мысли об этом у него
начала кружиться голова.
Он снова повернулся, подумав, что в любом случае ему лучше сперва
хорошенько напиться из пруда. Но прежде, чем он успел сделать шаг в
долину, позади него послышался какой-то шум. Это было всего лишь шуршание,
но оно казалось очень громким во всепоглощающей тишине долины. На
мгновение Юстас застыл на месте. Затем он осторожно повернул голову и
посмотрел.
У подножия утеса, слева от Юстаса, была небольшая темная дыра -
возможно вход в пещеру. И из нее поднимались две тонкие струйки дыма.
Камни, лежавшие перед этой дырой дрожали так, как будто в темноте за ними
ползло что-то большое и тяжелое. Именно этот шум и услышал Юстас.
А что-то и впрямь ползло. Даже хуже: что-то выползало оттуда. Эдмунд
или Люси, или вы сразу же бы узнали это существо, но Юстас не читал
книжек, в которых было бы написано о подобных вещах. Более того, раньше он
даже представить себе не мог то, что показалось из пещеры - длинная морда
свинцового цвета с тусклыми красными глазами; ни перьев, ни шерсти на
длинном волочащемся по земле гибком теле; лапы, суставы которых
возвышались, как у паука, над спиной; ужасные когти, крылья, как у летучей
мыши, скрежещущие по камням; хвост длиной с милю. А из двух ноздрей
поднимались струйки дыма. Юстасу и в голову не пришло, что это дракон. Да
если бы даже и пришло, лучше бы ему от этого не стало.
Однако, если бы он хоть что-нибудь слышал о драконах, возможно, он
слегка бы удивился поведению этого. Дракон не стал хлопать крыльями,
отряхиваясь, не извергал реку пламени из пасти. Дым от его ноздрей походил
на дым от костра, который скоро угаснет. Дракон, похоже, и не заметил
Юстаса. Выбравшись наконец из пещеры, он очень медленно пополз к пруду -
медленно, с частыми остановками. Даже Юстас, несмотря на свой страх,
почувствовал, что это очень старое, полное печали создание. Он раздумывал,
не стоит ли ему стремительно рвануться наверх. Однако дракон мог бы
обернуться на шум и ожить. Может, он только прикидывался. В любом случае,
какой смысл пытаться лезть наверх, чтобы убежать от существа, которое
умеет летать?
Дракон добрался до озера, опустил на гальку свой ужасный чешуйчатый
подбородок и потянулся к воде, однако, не успев напиться, он издал хриплый
пронзительный крик и, забившись в судорогах, перевернулся на бок, и
застыл, подняв в воздух когтистую лапу. Из его широко открытой пасти
вылилась небольшая лужица темной крови. Дым, шедший из ноздрей, на
мгновение почернел, а затем его унесло прочь налетевшим ветерком. Больше
дыма не было.
Юстас еще долго не смел двинуться с места. Может, эта скотина
притворилась, заманивая таким образом путешественников на верную гибель.
Однако, ждать вечно было невозможно. Он сделал шаг к дракону, затем два
шага и снова остановился. Дракон оставался недвижим; Юстас заметил также,
что красный огонь в его глазах угас. Наконец, он подошел к нему - только
теперь он был совершенно уверен, что дракон мертв. Он с дрожью дотронулся
до него: ничего не произошло.
Облегчение было так велико, что Юстас чуть не рассмеялся вслух. Он
почувствовал себя так, как будто сразился с драконом и убил его, а не
просто наблюдал его смерть. Он перешагнул через дракона и подошел к озеру,
чтобы наконец напиться, так как жара становилась нестерпимой. Юстас не
удивился, когда услышал раскаты грома. Почти сразу же солнце исчезло, и,
когда он заканчивал пить, начали падать большие капли дождя.
Климат этого острова был очень неприятен. Меньше, чем за минуту Юстас
вымок до нитки и был почти ослеплен дождем, таким сильным, какого никогда
не бывает в Европе. Бесполезно было пытаться выбраться из долины, пока шел
этот дождь. И Юстас стремглав бросился к единственному убежищу,
находившемуся в пределах видимости - к пещере дракона. Там он прилег и
постарался отдышаться.
Большинство из нас, конечно, знает, что можно обнаружить в логове
дракона, но, как я уже говорил раньше, Юстас читал только неправильные
книжки. В них много говорилось об экспорте и импорте, правительствах и
мелиорации, но с драконами там было туго. Вот почему он так удивился,
когда прилег. Неровности пола в пещере были слишком колючими для камней и
слишком твердыми для шипов, а вокруг было как будто много больших круглых
или плоских предметов, так что, когда он ворочался, все это звенело. У
входа в пещеру было достаточно светло, чтобы все это рассмотреть. И,
конечно же, Юстас посмотрел и обнаружил то, о чем любой из нас мог бы
предупредить его заранее - сокровища. Там были короны, они-то и являлись
колючими предметами, монеты, кольца, браслеты, слитки, кубки, блюда и
драгоценные камни.
Юстас, в отличие от других мальчиков, никогда не интересовался
сокровищами, но тут же понял, какую из них можно извлечь выгоду в этом
новом для него мире, куда он так по-дурацки провалился через картину в
спальне Люси.
- Здесь нет налогов, - подумал он, - и не надо сдавать клад
государству. Взяв что-нибудь из этих предметов, я смогу очень прилично
провести время, возможно, в Калормэне. Это здесь, похоже, самая приличная
страна. Интересно, сколько же я смогу унести? Вот этот браслет, возможно,
камни в нем настоящие брильянты, я надену себе на запястье. Нет, так он
слишком велик, а вот так, если надеть его выше локтя, то в самый раз.
Теперь я наполню карманы брильянтами: их проще унести, чем золото.
Интересно, когда же прекратится этот чертов дождь?
Потом залез в наименее колючую часть кучи, где в основном были
монеты, и уселся ждать. Однако после сильного испуга, в особенности
следующего за прогулкой по горам, чувствуешь себя очень усталым. И Юстас
заснул.
В то время, когда он спал крепким сном и храпел, остальные закончили
обедать и стали уже всерьез беспокоиться о нем. Они кричали:
- Юстас! Юстас! Ау! - до тех пор, пока не охрипли, а Каспиан трубил в
рог.
- Его нет поблизости, иначе он услышал бы нас, - сказала Люси, сильно
побледнев.
- Черт бы побрал этого типа! - воскликнул Эдмунд. - Зачем это
понадобилось ему ускользать украдкой?
- Но мы же должны что-нибудь сделать, - говорила Люси. - Он мог
потеряться, свалиться в яму или попасть в плен к дикарям.
- Или его могли разорвать дикие звери, - добавил Дриниэн.
- А, по-моему, если так, то мы легко отделались, - пробормотал Ринс.
- Мастер Ринс, - заявил Рипичип, - никогда Вы еще не вымолвили слова,
которое не шло бы Вам так. Это существо не является моим другом, однако в
нем течет та же кровь, что и в Королеве, и, пока он находится среди нас,
дело нашей чести - найти его и отомстить за него, если он мертв.
- Конечно, мы должны найти его, если сможем, - устало промолвил
Каспиан. - Это-то и есть самое неприятное. Это означает поиски и
бесконечные проблемы. Проклятый Юстас.
Юстас же тем временем спал и спал. Разбудила его боль в руке. В
пещеру падал лунный свет и ложе из сокровищ, казалось, стало более удобным
и впрямь, он его почти не чувствовал. Вначале боль в руке озадачила его,
но затем ему пришло в голову, что браслет, который он надел на руку выше
локтя, стал как-то страшно туговат. Наверное, рука распухла, пока он спал,
это была его левая рука.
Он шевельнул правой рукой, намереваясь потрогать ею левую, но, не
приподняв ее даже и на дюйм, в ужасе застыл, закусив губу. Прямо перед
собой, чуть-чуть правее, там, где лунный свет лежал на полу пещеры, он
заметил движение отвратительной тени. Он знал эту тень, то была лапа
дракона. Она шевельнулась, когда он пошевелил рукой, и остановилась, как
только застыл и он.
- О, каким же я оказался идиотом, - подумал Юстас. - Конечно же, у
этой скотины была пара, и сейчас этот второй дракон лежит рядом со мной.
В течение нескольких минут он не смел пошевелить ни единой мышцей.
Прямо перед его глазами поднимались два тоненьких столбика дыма, черные на
фоне лунного света, точно такие же, как дым, выходивший из носа первого
перед носом их корабля разверзлась бездна, и они ринулись в нее. Огромный
серый водяной вал, выше мачты, вздыбился навстречу им. Казалось, что это
неминуемая гибель, однако они взлетели на гребень волны. Затем корабль как
будто повернулся вокруг своей оси. На палубу обрушился настоящий водопад,
полуют и бак оказались двумя островами, между которыми свирепствовало
море. Наверху матросы ползали вдоль рей, отчаянно пытаясь поймать парус.
Порвавшийся канат выпирал на ветру вбок, прямо и неподвижно как кочерга.
- Идите вниз, мэм! - завопил Дриниэн. И Люси, зная, что сухопутные
крысы только мешают команде, подчинилась. Это было непросто сделать.
"Рассветный Путник" сильно накренился вправо, палуба стала похожа на скат
крыши дома, Люси пришлось доползти по кругу до вершины лесенки, держась за
перила, переждать, пока наверх взберутся двое матросов, а затем уж кое-как
спускаться.
Хорошо еще, что она крепко держалась, так как у последней ступеньки
лестницы через палубу с ревом перехлестнула еще одна волна, окатив Люси до
плеч. Она и так уже почти насквозь промокла от брызг и дождя, но этот душ
оказался холоднее. Она кинулась к своей каюте и вбежала туда, захлопнув за
собой дверь. Там Люси могла хотя бы не видеть, как корабль стремглав
несется во тьму. Но страшное смешение скрипов, стонов, стуков, лязга, рева
и грохота, доносившегося сверху, здесь, внизу, пугало еще больше, чем на
полуюте.
Шторм продолжался и на следующий день, и через день. Он длился так
долго, что никто уже не мог вспомнить, когда он начался, казалось, он был
всегда. У руля постоянно находилось трое, и всем хватало дела, чтобы
поддерживать хотя бы некое подобие курса. У насоса тоже постоянно должен
был кто-нибудь находиться. Никто не мог отдохнуть, ничего нельзя было ни
сварить, ни просушить, один матрос свалился за борт и погиб, и ни разу за
все эти дни они не видели солнца.
Когда все кончилось, Юстас сделал следующую запись в дневнике:
"3-е сентября. За целую вечность первый день, когда я в состоянии
писать. Ураган гнал нас тридцать дней и ночей. Я это знаю точно, потому
что я считал, хотя все остальные говорят, что только двенадцать. Очень
приятно очутиться в опасном путешествии вместе с людьми, которые даже
правильно считать не умеют! Все это время я чувствовал себя совершенно
отвратительно: час за часом нас кидало на огромных волнах, я постоянно был
промокшим до нитки, и они даже не пытались нас кормить. Можно и не
говорить, что здесь нет ни телеграфа, ни ракет, следовательно никакой
возможности подать кому-нибудь сигнал с просьбой о помощи. Все это
доказывает справедливость того, что я им твердил: ведь это просто
сумасшествие - пускаться в путь на такой гнилой лодчонке. Даже если бы я
был здесь в обществе приличных людей, это все равно было бы достаточно
неприятно, не говоря об этих сущих дьяволах в человечьем облике. Каспиан и
Эдмунд ужасно грубо обращаются со мной. В ту ночь, когда мы потеряли
мачту, теперь остался только обрубок, несмотря на то, что я чувствовал
себя скверно, они заставили меня вылезти на палубу и вкалывать, как раба.
Люси подлила масла в огонь, заявив, что Рипичип очень хотел пойти
поработать, только он слишком мал. Удивляюсь, неужели она не видит, что
эта маленькая скотина делает все только из хвастовства. Даже в ее возрасте
должно хватать здравого смысла, чтобы понять это. Сегодня эта проклятая
лодка наконец-то обрела устойчивость, вышло солнце, и мы все долго и нудно
обсуждали, что будем делать. Запасов еды, в основном отвратительной, у нас
хватит на шестнадцать дней. (Птицу всю смыло за борт. Даже если бы не
смыло, все равно она перестала нестись от шторма.) Настоящая беда с водой.
В двух бочках в суматохе, похоже, пробили дырки, и они пусты (снова
Нарнианская сноровка). С уменьшением порций - каждому по полпинты в день,
нам хватит воды на двенадцать дней. Есть еще большие запасы вина и рома,
но даже эти кретины понимают, что от этого еще больше пить захочется.
Конечно, будь это возможно, самым разумным было бы тут же повернуть
на запад и плыть к Одиноким Островам. Но чтобы добраться сюда, нам
потребовалось восемнадцать дней, причем мы неслись, как сумасшедшие, шторм
подгонял нас. Даже, если бы дул восточный ветер, нам потребовалось бы
больше дней на возвращение. А сейчас нет никаких признаков восточного
ветра, нет вообще никакого ветра. Если же грести назад, то это займет
слишком много времени, и Каспиан говорит, для того, чтобы грести, матросам
нужно больше, чем полпинты воды в день. Я совершенно уверен, что это не
так. Я пытался объяснить, что на самом деле пот охлаждает людей, так что,
если бы они гребли, им потребовалось бы меньше воды. Он не обратил
никакого внимания на мои слова, как всегда делает, когда не знает, что
ответить. Все остальные за то, чтобы продолжать плавание в надежде найти
землю. Я счел своим долгом указать им, что мы не знаем, есть ли впереди
земля, и попытался заставить их понять, как опасно принимать желаемое за
действительное. Вместо того, чтобы выработать лучший план, они имели
наглость спросить меня, что я им могу предложить. Тогда я холодно и
спокойно объяснил им, что меня похитили и увезли в это идиотское
путешествие без моего согласия, и вряд ли это мое дело - вытаскивать их из
этой неприятности.
4-е сентября. Море спокойно. На обед дали маленькие порции, а мне -
меньше всех. Каспиан себе очень ловко подкладывает, и думает, что я не
вижу! Люси почему-то предложила отдать мне часть своей порции, но этот
вечно во все вмешивающийся тупица Эдмунд ей не позволил. Довольно жарко.
Весь вечер ужасно хочется пить.
5-е сентября. Море по-прежнему спокойно. Ужасно жарко. Очень плохо
чувствовал себя весь день. Уверен, что у меня температура. Конечно же,
взять на борт термометр у них ума не хватило.
6-е сентября. Ужасный день. Проснулся ночью, зная, что меня
лихорадит, и что я должен выпить воды. Любой доктор сказал бы это. Видит
Бог, что никогда не стараюсь получить преимуществ перед другими
несправедливым образом, но я и помыслить не мог, что это ограничение
выдачи воды будет применяться к больному человеку. Я бы, конечно, разбудил
остальных и попросил бы у них воды, да только я подумал, что это слишком
эгоистично - будить их. Так что я просто встал, взял свою чашку и на
цыпочках вышел из этой Черной Дыры, в которой мы спим, очень стараясь не
потревожить Каспиана и Эдмунда: ведь они так плохо спали все ночи с того
дня, когда началась жара и стали выдаваться малые порции воды. Я всегда
считаюсь с другими, независимо от того, как они ко мне относятся. Я
спокойно вышел в большую комнату, если это можно назвать комнатой, туда,
где скамейки для гребли и багаж. Резервуар с водой находится тут же. Все
шло прекрасно, но не успел я набрать и чашки воды, как меня поймали, и кто
же, вы думаете? Этот маленький шпион, Рип. Я попытался объяснить ему, что
хотел выйти на палубу подышать воздухом, история с водой его совершенно не
касалась, а он спросил меня, зачем мне чашка. Он поднял такой шум, что
проснулся весь корабль. Они просто возмутительно обошлись со мной. Я
спросил, как, думаю, должен был бы сделать каждый, что Рипичип посреди
ночи делал возле бочки с водой. Он ответил, что, так как он слишком мал,
чтобы делать что-нибудь полезное на палубе, то он каждую ночь стоит в
карауле, охраняя воду, чтобы кто-то мог поспать в это время. И опять
проявилась их проклятая несправедливость: они все поверили ему.
Представляете, ну что тут можно поделать?
Мне пришлось извиниться, иначе эта маленькая опасная скотина опять
налетела бы на меня со своей шпагой. А затем Каспиан показал нам свою
подлинную сущность тирана, громко заявив во всеуслышание, что в дальнейшем
всякий, кто будет застигнут за "кражей" воды получит "две дюжины". Я не
знал, что это означает, пока Эдмунд не объяснил мне. Это встречается в тех
книжках, которые читают Пэвенси.
После этой трусливой угрозы Каспиан сменил тон и стал более
снисходителен. Сказал, что ему очень жаль меня, и что всех тоже лихорадит,
но что мы должны мужественно переносить это и т.п. и т.д. Отвратительный
заносчивый тупица. Сегодня я весь день оставался в постели.
7-е сентября. Сегодня подул небольшой ветер, но по-прежнему с запада.
Продвинулись на несколько миль на восток с помощью паруса, установленного
на том, что Дриниэн называет аварийной мачтой - это означает бушприт,
поставленный вертикально и привязанный, как они говорят, принайтовленный к
обломку настоящей мачты. По-прежнему ужасно хочется пить.
8-е сентября. Все еще плывем на восток. Теперь я целыми днями лежу на
своей койке и не вижу никого, кроме Люси, пока эти двое дьяволов не
приходят спать. Люси немножко дает мне из своей порции воды. Она говорит,
что девочки не так сильно хотят пить, как мальчики. Я часто думал, что это
не так, но на море это должно бы быть более широко известно.
9-е сентября. Видна земля: очень высокая гора далеко на юго-востоке.
10-е сентября. Гора стала больше и видна более ясно, но она все еще
далеко. Сегодня впервые, с бог знает какого времени, появились чайки.
11-е сентября. Поймали какую-то рыбу и ели ее на обед. Около семи
часов вечера бросили якорь на глубине трех саженей в заливе этого горного
острова. Этот идиот Каспиан не пустил нас на берег, потому что становилось
темно, и он боялся туземцев и диких зверей. Сегодня вечером дали по
дополнительной порции воды."
То, что ожидало их на этом острове, касалось Юстаса более, нежели
кого-либо другого, но эти события нельзя пересказать его словами, ибо
после 11 сентября он надолго перестал вести свой дневник.
Утром небо было серым и низким, но стояла сильная жара.
Путешественники увидели, что находятся в заливе, со всех сторон окруженном
утесами и скалами и похожем на норвежский фьорд. Впереди, в глубине бухты,
был виден ровный берег, густо поросший деревьями, похожими на кедры, между
которыми протекал быстрый поток. За рощей был крутой подъем,
заканчивающийся каменным гребнем с острыми выступами, а за ним смутно
виднелись темные горы, вершины которых прятались за тусклыми облаками.
Утесы по обеим сторонам залива были исполосованы белыми линиями. Все
знали, что это водопады, хотя на таком расстоянии не было видно их
движения и не было слышно шума. Было тихо, и вода залива казалась гладкой,
как зеркало, она отражала каждый камушек на утесах. На картине этот
пейзаж, пожалуй, выглядел бы красиво, но в реальной жизни зрелище было
удручающим. Эта страна не приветствовала гостей.
Команда корабля отправилась на берег в двух лодках, все пили воду и
вдоволь плескались в речке. Затем хорошо поели и отдохнули перед тем, как
Каспиан послал четверых обратно охранять корабль. После этого началась
обычная работа. Предстояло многое сделать. Надо было свезти на берег
бочки, заделать, если возможно, дырявые и снова наполнить их водой, надо
было свалить дерево, если удастся, сосну, и сделать из нее новую мачту,
необходимо было починить паруса. Требовалось послать на охоту несколько
человек набить дичи, какая может водиться в этом краю, надо было постирать
и починить одежду и исправить на борту корабля бесчисленные мелкие
поломки. Теперь в "Рассветном Путнике" - и тем яснее это стало видно,
когда они оказались на некотором расстоянии от него - было трудно признать
гордый корабль, покинувший гавань Нерроухэвена. Он выглядел поврежденным,
потерявшим цвет старым кораблем, который легко принять за обломок
кораблекрушения. Его офицеры и команда были не лучше - худые, бледные, в
лохмотьях, с красными от недосыпания глазами.
Юстас лежал под деревом и слушал обсуждение всех этих планов. Сердце
его упало. Неужели не удастся отдохнуть? Похоже было на то, что первый их
день на долгожданной суше будет полон такой же тяжелой работой, как и в
море. Затем ему в голову пришла восхитительная идея. Никто не смотрел на
него - все кудахтали по поводу корабля так, словно им действительно
нравилась эта ужасная посудина. Почему бы ему просто не ускользнуть прочь?
Он прогуляется вглубь острова, найдет наверху в горах прохладное местечко,
продуваемое ветерком, хорошенько выспится и присоединится к остальным
только после того, как закончится дневная работа. Он чувствовал, что ему
это будет полезно. Но он постарается не потерять из виду залив и корабль,
чтобы не заблудиться. Ему бы не хотелось остаться в одиночестве в этих
краях.
Юстас тут же принялся осуществлять свой план. Он тихо поднялся со
своего места и направился под деревья, стараясь идти медленно, с
бесцельным видом, так, что если бы кто-нибудь увидел его, то подумал бы,
что он всего лишь разминает ноги. Он очень удивился тому, как быстро затих
после него шум разговора, и каким тихим и теплым оказался темно-зеленый
лес. Вскоре он понял, что может идти более быстро и уверенно.
Так он вскоре вышел из леса и увидел перед собой крутой склон горы.
Трава была сухой и скользкой, но по ней вполне можно было передвигаться,
хотя бы на четвереньках, и, хотя Юстас пыхтел и поминутно вытирал пот со
лба, он все же упорно тащился вперед. Это, кстати, показывало, что
перемены в жизни принесли ему некоторую пользу, хотя сам он об этом и не
подозревал: прежний Юстас, Юстас Гарольда и Альберты, прекратил бы подъем
через десять минут.
Медленно, с несколькими передышками, добрался он до гребня. он думал,
что оттуда сможет заглянуть вглубь острова, но облака спустились ниже и
были теперь ближе к нему, а навстречу поднималась густая пелена тумана. Он
сел и оглянулся. Он был теперь так высоко, что залив под ним казался
совсем крошечным; море было видно на мили вокруг. Затем на него нахлынул
горный туман, густой, но не холодный; он прилег и стал вертеться с боку на
бок, стараясь найти наиболее удобное положение, чтобы насладиться отдыхом.
Однако наслаждался он недолго. Чуть ли не впервые в жизни он
почувствовал себя одиноко. Это чувство росло постепенно. Но затем он начал
беспокоиться о том, сколько времени прошло. Ниоткуда не доносилось ни
единого звука. Внезапно ему пришло в голову, что он мог пролежать так
многие часы. Вдруг остальные уже уплыли! Вдруг они специально дали ему
уйти, просто, чтобы бросить его здесь! Он в панике вскочил и начал быстро
спускаться.
Вначале Юстас слишком заторопился, поскользнулся на влажной траве и
проехал вниз несколько футов. Затем он решил, что это завело его слишком
далеко влево, А когда он поднимался, то видел пропасти в той стороне.
Тогда он снова полез наверх, насколько он мог судить, приблизительно в то
место, где был вначале, и снова начал спуск, держась правой стороны. После
этого, казалось дела пошли лучше. Он продвигался очень осторожно, так как
видел не дальше ярда впереди себя, а вокруг него по-прежнему стояла полная
тишина. Исключительно неприятное ощущение, когда приходится передвигаться
с осторожностью, а голос вокруг тебя постоянно твердит: "Поторапливайся,
поторапливайся". С каждой минутой ужасная мысль о том, что его бросили,
становилась все назойливее. Если бы он хоть немного понимал Каспиана и
Пэвенси, он бы конечно догадался, что нет ни малейшей вероятности того,
что они способны так поступить. Но он убедил себя, что все они - сущие
дьяволы в человеческом облике.
- Наконец-то! - воскликнул Юстас, соскользнув вниз по горке
рассыпающихся камней, так называемому оползню, и обнаружив, что стоит на
ровной почве. - Ну, и где же теперь эти деревья? Впереди действительно
что-то темнеет. Ага, кажется туман рассеивается.
Туман и впрямь рассеивался. Свет с каждой секундой усиливался, и
Юстас заморгал. Туман исчез. Юстас находился в совершенно незнакомой
долине, а моря нигде не было видно.
В это время остальные уже умывались в речке, собираясь пообедать и
отдохнуть. Трое лучших стрелков отправились в горы, к северу от залива, и
возвратились вскоре с тушами двух горных козлов, которые теперь
поджаривались на огне. Каспиан приказал выгрузить на берег бочку с вином
из Аркенлэнда. Одной бочки должно было хватить на всех: это вино было
таким крепким, что приходилось его разбавлять водой. Пока что работа
продвигалась хорошо, и за обедом было весело. Положив себе вторую порцию
козлятины, Эдмунд вдруг воскликнул: "А куда запропастился этот несчастный
Юстас?"
Юстас же тем временем озирался в незнакомой долине. Она была такой
узкой и глубокой, а окружающие ее склоны - такими отвесными, что она
походила на гигантскую трещину. Дно долины поросло травой, из которой
выглядывали камни. Кое-где Юстас заметил черные выгоревшие пятна, похожие
на те, что в жаркое лето можно видеть по краям железнодорожной насыпи.
Примерно в пятнадцати ярдах от него виднелась чистая гладь озера. Больше в
долине не было видно ничего: ни животного, ни птицы, ни насекомого. Солнце
палило нещадно, и угрюмые горные пики заглядывали через край долины.
Юстас, конечно же, понял, что в тумане спустился с гребня горы не по
тому склону. Он сразу же повернулся посмотреть, как ему взобраться назад,
но, взглянув наверх, задрожал. Очевидно, лишь удивительное везение помогло
ему найти единственно возможный путь вниз - длинную зеленую полоску земли,
ужасно крутую и узкую, по обеим сторонам которой зияли пропасти. Другой
дорогой подняться наверх было невозможно. Но сможет ли он вернуться ею
теперь, когда увидел, что это за путь? От одной мысли об этом у него
начала кружиться голова.
Он снова повернулся, подумав, что в любом случае ему лучше сперва
хорошенько напиться из пруда. Но прежде, чем он успел сделать шаг в
долину, позади него послышался какой-то шум. Это было всего лишь шуршание,
но оно казалось очень громким во всепоглощающей тишине долины. На
мгновение Юстас застыл на месте. Затем он осторожно повернул голову и
посмотрел.
У подножия утеса, слева от Юстаса, была небольшая темная дыра -
возможно вход в пещеру. И из нее поднимались две тонкие струйки дыма.
Камни, лежавшие перед этой дырой дрожали так, как будто в темноте за ними
ползло что-то большое и тяжелое. Именно этот шум и услышал Юстас.
А что-то и впрямь ползло. Даже хуже: что-то выползало оттуда. Эдмунд
или Люси, или вы сразу же бы узнали это существо, но Юстас не читал
книжек, в которых было бы написано о подобных вещах. Более того, раньше он
даже представить себе не мог то, что показалось из пещеры - длинная морда
свинцового цвета с тусклыми красными глазами; ни перьев, ни шерсти на
длинном волочащемся по земле гибком теле; лапы, суставы которых
возвышались, как у паука, над спиной; ужасные когти, крылья, как у летучей
мыши, скрежещущие по камням; хвост длиной с милю. А из двух ноздрей
поднимались струйки дыма. Юстасу и в голову не пришло, что это дракон. Да
если бы даже и пришло, лучше бы ему от этого не стало.
Однако, если бы он хоть что-нибудь слышал о драконах, возможно, он
слегка бы удивился поведению этого. Дракон не стал хлопать крыльями,
отряхиваясь, не извергал реку пламени из пасти. Дым от его ноздрей походил
на дым от костра, который скоро угаснет. Дракон, похоже, и не заметил
Юстаса. Выбравшись наконец из пещеры, он очень медленно пополз к пруду -
медленно, с частыми остановками. Даже Юстас, несмотря на свой страх,
почувствовал, что это очень старое, полное печали создание. Он раздумывал,
не стоит ли ему стремительно рвануться наверх. Однако дракон мог бы
обернуться на шум и ожить. Может, он только прикидывался. В любом случае,
какой смысл пытаться лезть наверх, чтобы убежать от существа, которое
умеет летать?
Дракон добрался до озера, опустил на гальку свой ужасный чешуйчатый
подбородок и потянулся к воде, однако, не успев напиться, он издал хриплый
пронзительный крик и, забившись в судорогах, перевернулся на бок, и
застыл, подняв в воздух когтистую лапу. Из его широко открытой пасти
вылилась небольшая лужица темной крови. Дым, шедший из ноздрей, на
мгновение почернел, а затем его унесло прочь налетевшим ветерком. Больше
дыма не было.
Юстас еще долго не смел двинуться с места. Может, эта скотина
притворилась, заманивая таким образом путешественников на верную гибель.
Однако, ждать вечно было невозможно. Он сделал шаг к дракону, затем два
шага и снова остановился. Дракон оставался недвижим; Юстас заметил также,
что красный огонь в его глазах угас. Наконец, он подошел к нему - только
теперь он был совершенно уверен, что дракон мертв. Он с дрожью дотронулся
до него: ничего не произошло.
Облегчение было так велико, что Юстас чуть не рассмеялся вслух. Он
почувствовал себя так, как будто сразился с драконом и убил его, а не
просто наблюдал его смерть. Он перешагнул через дракона и подошел к озеру,
чтобы наконец напиться, так как жара становилась нестерпимой. Юстас не
удивился, когда услышал раскаты грома. Почти сразу же солнце исчезло, и,
когда он заканчивал пить, начали падать большие капли дождя.
Климат этого острова был очень неприятен. Меньше, чем за минуту Юстас
вымок до нитки и был почти ослеплен дождем, таким сильным, какого никогда
не бывает в Европе. Бесполезно было пытаться выбраться из долины, пока шел
этот дождь. И Юстас стремглав бросился к единственному убежищу,
находившемуся в пределах видимости - к пещере дракона. Там он прилег и
постарался отдышаться.
Большинство из нас, конечно, знает, что можно обнаружить в логове
дракона, но, как я уже говорил раньше, Юстас читал только неправильные
книжки. В них много говорилось об экспорте и импорте, правительствах и
мелиорации, но с драконами там было туго. Вот почему он так удивился,
когда прилег. Неровности пола в пещере были слишком колючими для камней и
слишком твердыми для шипов, а вокруг было как будто много больших круглых
или плоских предметов, так что, когда он ворочался, все это звенело. У
входа в пещеру было достаточно светло, чтобы все это рассмотреть. И,
конечно же, Юстас посмотрел и обнаружил то, о чем любой из нас мог бы
предупредить его заранее - сокровища. Там были короны, они-то и являлись
колючими предметами, монеты, кольца, браслеты, слитки, кубки, блюда и
драгоценные камни.
Юстас, в отличие от других мальчиков, никогда не интересовался
сокровищами, но тут же понял, какую из них можно извлечь выгоду в этом
новом для него мире, куда он так по-дурацки провалился через картину в
спальне Люси.
- Здесь нет налогов, - подумал он, - и не надо сдавать клад
государству. Взяв что-нибудь из этих предметов, я смогу очень прилично
провести время, возможно, в Калормэне. Это здесь, похоже, самая приличная
страна. Интересно, сколько же я смогу унести? Вот этот браслет, возможно,
камни в нем настоящие брильянты, я надену себе на запястье. Нет, так он
слишком велик, а вот так, если надеть его выше локтя, то в самый раз.
Теперь я наполню карманы брильянтами: их проще унести, чем золото.
Интересно, когда же прекратится этот чертов дождь?
Потом залез в наименее колючую часть кучи, где в основном были
монеты, и уселся ждать. Однако после сильного испуга, в особенности
следующего за прогулкой по горам, чувствуешь себя очень усталым. И Юстас
заснул.
В то время, когда он спал крепким сном и храпел, остальные закончили
обедать и стали уже всерьез беспокоиться о нем. Они кричали:
- Юстас! Юстас! Ау! - до тех пор, пока не охрипли, а Каспиан трубил в
рог.
- Его нет поблизости, иначе он услышал бы нас, - сказала Люси, сильно
побледнев.
- Черт бы побрал этого типа! - воскликнул Эдмунд. - Зачем это
понадобилось ему ускользать украдкой?
- Но мы же должны что-нибудь сделать, - говорила Люси. - Он мог
потеряться, свалиться в яму или попасть в плен к дикарям.
- Или его могли разорвать дикие звери, - добавил Дриниэн.
- А, по-моему, если так, то мы легко отделались, - пробормотал Ринс.
- Мастер Ринс, - заявил Рипичип, - никогда Вы еще не вымолвили слова,
которое не шло бы Вам так. Это существо не является моим другом, однако в
нем течет та же кровь, что и в Королеве, и, пока он находится среди нас,
дело нашей чести - найти его и отомстить за него, если он мертв.
- Конечно, мы должны найти его, если сможем, - устало промолвил
Каспиан. - Это-то и есть самое неприятное. Это означает поиски и
бесконечные проблемы. Проклятый Юстас.
Юстас же тем временем спал и спал. Разбудила его боль в руке. В
пещеру падал лунный свет и ложе из сокровищ, казалось, стало более удобным
и впрямь, он его почти не чувствовал. Вначале боль в руке озадачила его,
но затем ему пришло в голову, что браслет, который он надел на руку выше
локтя, стал как-то страшно туговат. Наверное, рука распухла, пока он спал,
это была его левая рука.
Он шевельнул правой рукой, намереваясь потрогать ею левую, но, не
приподняв ее даже и на дюйм, в ужасе застыл, закусив губу. Прямо перед
собой, чуть-чуть правее, там, где лунный свет лежал на полу пещеры, он
заметил движение отвратительной тени. Он знал эту тень, то была лапа
дракона. Она шевельнулась, когда он пошевелил рукой, и остановилась, как
только застыл и он.
- О, каким же я оказался идиотом, - подумал Юстас. - Конечно же, у
этой скотины была пара, и сейчас этот второй дракон лежит рядом со мной.
В течение нескольких минут он не смел пошевелить ни единой мышцей.
Прямо перед его глазами поднимались два тоненьких столбика дыма, черные на
фоне лунного света, точно такие же, как дым, выходивший из носа первого