дракона перед тем, как тот умер. Это настолько испугало Юстаса, что он
затаил дыхание. Дым прекратился. Когда он уже больше не мог не дышать, он
осторожно выпустил воздух, тут же снова появились струйки дыма. Однако,
даже и теперь он не подозревал о том, что произошло на самом деле.
Тогда он решил, что, очень осторожно продвигаясь влево, постарается
выползти из пещеры. Возможно, дракон спал - в любом случае это был его
единственный шанс. Естественно, прежде, чем двинуться влево, он посмотрел
в ту сторону. О ужас! и там тоже была драконья лапа.
Никто не сможет упрекнуть Юстаса в том, что в эту минуту он
расплакался. Но когда он увидел свои слезы, падающие на сокровища, то
страшно удивился их размеру. Кроме того, они казались странно горячими: от
них поднимался пар.
Однако, плакать было бесполезно. Он должен попытаться выползти, лежа
между двумя драконами. Он осторожно вытянул правую руку. Лапа правого
дракона в точности повторила это движение. Затем он решил, что проверит,
что происходит с левой стороны. Лапа левого дракона тоже задвигалась.
Двое драконов, по одному с каждой стороны, подражающих любому его
движению! Нервы Юстаса не выдержали, и он попросту рванулся к выходу.
Когда он пулей вылетел из пещеры, был слышен такой грохот и
скрежетание, звон золота и скрип камней, что он решил: оба дракона гонятся
за ним. Однако оглянуться он не осмелился и нагнулся к озеру. Искривленной
тени мертвого дракона, лежащего под луной, было бы достаточно, чтобы
напугать кого угодно, но сейчас Юстас даже не заметил ее. Мысль его
заключалась в том, чтобы залезть в воду...
Однако, как раз в этот момент, когда он добрался до края озера
случилось вот что. Прежде всего, как ударом грома, его поразило то
обстоятельство, что бежал он на четвереньках, а зачем, ради всего святого,
ему было это делать? И, во-вторых, когда он нагнулся к воде, то на секунду
ему показалось, что из озера на него смотрит еще один дракон. Однако, он
тут же все понял. Драконья морда в озере была его собственным отражением.
В этом не было ни малейшего сомнения. Когда он шевелился, шевелился и
дракон, когда он открывал и закрывал рот, тоже самое делал и дракон.
Он превратился в дракона, пока спал.
Заснув на драконьих сокровищах с жадными, драконьими мыслями в душе,
он и сам стал драконом.
Это объясняло все. Не было никаких двух драконов рядом с ним в
пещере. Лапы справа и слева от него были его собственными правой и левой
лапами. Два столбика дыма выходили из его собственных ноздрей. Что же
касается боли в левой руке, вернее, в том, что когда-то было его левой
рукой, то теперь, скосив левый глаз, он смог увидеть, что с ней случилось.
Браслет, очень хорошо сидевший на руке мальчика, был слишком мал для
толстой, короткой передней лапы дракона. Он глубоко погрузился в его
чешуйчатую плоть, и с каждой его стороны образовалось по пульсирующему
бугру. Юстас попытался сорвать браслет своими драконьими зубами, но не
смог этого сделать.
Несмотря на боль, первым его чувством было облегчение. Больше нечего
было бояться. Теперь он сам мог вселять ужас, и никто в мире, кроме
рыцаря, и то, далеко не всякого, не посмел бы напасть на него. Теперь он
сможет посчитаться с Каспианом и Эдмундом.
Однако, как только эта мысль пришла ему в голову, он понял, что вовсе
не хочет этого. Он хотел иметь друзей. Он хотел возвратиться к людям,
говорить, смеяться, разделять их приключения. Он осознал, что превратился
в чудовище, отделенное от всей человеческой породы. Ужасающее одиночество
нахлынуло на него. Он начал понимать, что другие в действительности вовсе
не были ему врагами. Он задумался над тем, был ли он сам всегда таким
приятным попутчиком, как раньше полагал. Ему не хватало голосов друзей.
Теперь он был бы счастлив услышать доброе слово даже от Рипичипа.
Подумав об этом, несчастный дракон, который когда-то был Юстасом,
возвысил свой голос и зарыдал. Могучий дракон, плачущий навзрыд под луной
в пустынной долине - такое зрелище и звуки трудно вообразить даже нам с
вами.
Наконец, он решил, что попробует найти обратную дорогу на берег.
Теперь он понимал, что Каспиан никогда бы не уплыл прочь, бросив его на
произвол судьбы. И он был уверен, что тем или иным способом сможет
объяснить людям, кто он такой.
Он хорошенько напился, а затем (я понимаю, что это звучит
отвратительно, но на самом деле, если как следует подумать, то ничего
ужасного здесь нет) съел почти целиком мертвого дракона. Прежде, чем он
осознал, что делает, он успел съесть уже половину, потому что, понимаете
ли, хотя разум его и оставался разумом Юстаса, вкусы и пищеварение у него
стали драконьими. А драконы больше всего на свете любят свежую
драконятину. Именно поэтому вы так редко можете встретить двух драконов в
одной и той стране.
Насытившись, Юстас развернулся, чтобы попытаться вылезти наверх из
долины. Подъем он начал с прыжка и уже подпрыгнув, обнаружил, что летит.
Он совершенно забыл о своих крыльях, и это было большой неожиданностью для
него - первой приятной неожиданностью за долгое время. Он поднялся высоко
в воздух и увидел под собой спящие в лунном свете горные вершины. Теперь
он мог видеть и залив, похожий на серебряную плиту, и стоящего на якоре
"Рассветного Путника", и костры, мерцающие в лесах неподалеку от песчаного
берега. Скользя по воздуху, он устремился к ним вниз с большой высоты на
едином дыхании.
Тем временем Люси спала очень крепко: ведь она в надежде услышать
добрые вести, не ложилась до возвращения ушедших на поиски Юстаса. Поиски
возглавлял Каспиан; все вернулись очень поздно, усталые. Новости были
неутешительными. Они не нашли никаких следов Юстаса, но зато видели
мертвого дракона в долине. Они старались не падать духом, и каждый уверял
всех остальных, что вряд ли здесь еще водятся драконы, и что тот, который
был мертв в три часа пополудни, именно тогда они его видели, едва ли стал
бы убивать людей всего лишь за несколько часов до смерти.
- Если только он не съел это маленькое отродье и не помер от этого:
им кто угодно отравится, - сказал Ринс. Но он пробормотал это себе под
нос, и никто его не услышал.
Однако, позже ночью, Люси очень тихо разбудили. Она обнаружила, что
вся компания собралась вместе и переговаривается шепотом.
- Что случилось? - спросила Люси.
- Мы все должны сохранять спокойствие, - говорил Каспиан. - Только
что над верхушками деревьев пролетел дракон и приземлился на берегу. Да,
боюсь, что он между нами и кораблем. А стрелы бесполезны против драконов,
и они вовсе не боятся огня.
- С позволения Вашего Величества... - начал Рипичип.
- Нет, Рипичип, - очень твердо сказал Король, - ты не будешь рваться
на поединок с ним. И если ты не пообещаешь мне повиноваться в этом, то я
прикажу тебя связать. Мы должны просто выставить часовых и, как только
рассветет, спуститься на берег и биться с ним. Я поведу вас. Справа от
меня будет Король Эдмунд, слева - Лорд Дриниэн. Никаких других
приготовлений не надо. Через пару часов будет светло. Пусть через час нам
подадут еду и то, что осталось от вина. И пусть все делается бесшумно.
- Может, он улетит, - с надеждой сказала Люси.
- Если он улетит, будет только хуже, - ответил Эдмунд, - потому что
тогда мы не будем знать, где он. Если в комнате есть оса, я предпочитаю
видеть ее.
Остаток ночи прошел ужасно, и, когда подали еду, многие, хотя и
знали, что поесть надо, обнаружили полное отсутствие аппетита. Казалось,
время тянулось бесконечно, пока сумрак не начал рассеиваться, и не
зачирикали птицы тут и там. Стало более холодно и влажно, чем ночью, и
тогда Каспиан сказал: "Теперь пора, друзья".
Они поднялись, все с обнаженными мечами, и образовали тесную группу,
в середине которой была Люси с Рипичипом на плече. Это было лучше, чем
просто ожидание, и в эту минуту каждый с большим, чем обычно, вниманием
относился к остальным. Через пару секунд они двинулись. Когда они подошли
к опушке леса, стало светлее. И там, на песке, как гигантская ящерица или
крокодил, или змея с лапами, лежал дракон, огромный, ужасный, горбатый.
Однако, увидев их, он, вместо того, чтобы подняться и извергать пламя
и дым, стал отступать, можно даже сказать, заковылял назад, на мелководье
залива.
- Чего он так качает головой? - спросил Эдмунд.
- А теперь он кивает нам, - сказал Каспиан.
- И что-то выходит из его глаз, - добавил Дриниэн.
- Ой, ну неужели вы не видите, - воскликнула Люси. - Он плачет. Это
слезы.
- Я бы не стал доверять этому, мэм, - сказал Дриниэн. - Именно так и
поступают крокодилы, если хотят застигнуть кого-нибудь врасплох.
- Он покачал головой, когда Вы сказали это, - заметил Эдмунд. - Как
будто хочет сказать "нет". Смотрите, вон он опять отходит.
- Ты думаешь, он понимает, о чем мы говорим? - спросила Люси.
Дракон отчаянно закивал головой.
Рипичип соскользнул с плеча Люси и выступил вперед.
- Дракон кивнул.
- Вы можете говорить?
Дракон покачал головой.
- Тогда, - сказал Рипичип, - бесполезно спрашивать Вас, что Вам здесь
надо. Но если Вы готовы поклясться в дружбе с нами, поднимите над головой
левую переднюю лапу. Дракон сделал это, но неуклюже, так как лапа болела и
распухла из-за золотого браслета.
- Ой, смотрите, - воскликнула Люси. - У него что-то не в порядке с
лапой. Бедняжка, - видимо, поэтому он и плачет. Может, он пришел к нам,
чтобы мы его вылечили, как в истории про Андроклов и льва.
- Будь осторожна, Люси, - сказал Каспиан. - Это очень умный дракон,
но он может лгать.
Однако Люси уже выбежала вперед, за ней Рипичип, так быстро, как
только несли его короткие лапки, и тогда, конечно, пришлось подойти к
дракону и мальчикам с Дриниэном.
- Покажи мне свою лапу, - сказала Люси. - Может быть, я смогу
вылечить ее.
Дракон, который когда-то был Юстасом, с радостью протянул свою
больную лапу, памятуя, как бальзам Люси излечил его от морской болезни еще
до того, как он превратился в дракона. Однако, он был разочарован.
Волшебная жидкость уменьшила припухлость и немного смягчила боль, но она
не могла растворить золото.
Теперь все столпились вокруг посмотреть на лечение. Вдруг Каспиан
воскликнул:
- Глядите!
Он пристально посмотрел на браслет.
- На что глядеть? - спросил Эдмунд.
- Посмотрите на рисунок на золоте, - сказал Каспиан.
- Маленький молоточек с алмазной звездой над ним, - произнес Дриниэн.
- Но я же видел это где-то раньше.
- Видел! - воскликнул Каспиан. - Ну, конечно же, видел. Это герб
одного из великих родов Нарнии. Это браслет Лорда Октазиэна.
- Негодяй, - обратился Рипичип к дракону, - не сожрал ли ты
Нарнианского лорда?
Но дракон отчаянно замотал головой.
- Или, может быть, - предположила Люси, - это и есть сам Лорд
Октазиэн, превратившийся в дракона - понимаете, заколдованный.
- Ни то, ни другое совершенно необязательно, - заявил Эдмунд. - Все
драконы собирают золото. Но, я думаю, мы можем быть уверены в том, что
дальше этого острова Октазиэн не добрался.
- Ты не Лорд Октазиэн? - спросила Люси дракона и затем, когда он
печально помотал головой, добавила:
- Ты случайно не кто-нибудь заколдованный - я имею ввиду,
какой-нибудь человек?
Дракон яростно закивал.
И тогда кто-то спросил - потом люди спорили, кто это сказал первым -
Люси или Эдмунд:
- Ты - ты случайно не Юстас?
И Юстас закивал своей ужасной драконьей головой и стал бить хвостом
по воде. Все отскочили назад (некоторые из матросов с восклицаниями,
которые я не стану повторять здесь), чтобы уберечься от огромных кипящих
слез, которые полились из его глаз.
Люси очень старалась утешить его и даже набралась смелости поцеловать
чешуйчатую морду, и все вокруг говорили: "Вот не повезло бедняге", а
некоторые уверяли Юстаса, что будут поддерживать его, и многие сказали,
что наверняка должен быть какой-то способ расколдовать его, и что через
пару дней они приведут его в полный порядок. И, конечно же, все очень
хотели услышать его рассказ, но он не мог говорить. Несколько раз в
последующие дни он пытался написать свой рассказ на песке, но ему никак не
удавалось это сделать. Во-первых, Юстас, никогда не читавший правильных
книжек, понятия не имел, как правильно описать свои приключения, и, кроме
того, мышцы и нервные окончания лап дракона, которые ему приходилось
использовать, никогда не учились писать, и уж конечно, в любом случае не
были приспособлены для этого. В результате он не мог и близко-то
подобраться к концу своего рассказа прежде, чем накатывал прилив и смывал
все ранее написанное, за исключением тех мест, на которые он уже сам
наступил лапами или которые случайно смахнул хвостом. И все, что можно
было увидеть, выглядело примерно так: (многоточие обозначает места,
которые он растоптал)
Я ОПШЕЛ СПА... КАНА ОРКОНА Я ИМЕЮ В ВИДУ ПЕЩЕРУ ДРАНКОНА ТАК КАК
ОНБЫЛ МЕРТВ И ОЖД ТАКОЙ СИЛЪ... ПРОСНУЛСЯ И ЗАК... НЕ... СНЯТЪ ССС МОЙ
РУКИ О ПРОКЛЯТЪЕ...
Всем, однако, было ясно, что характер Юстаса, после того, как он стал
драконом, значительно улучшился. Он стремился помочь. Он облетел остров и
выяснил, что он весь в горах и живут там только горные козлы и стада диких
свиней. Юстас притащил много свиных туш в качестве провизии для корабля.
Он оказался гуманным охотником, потому что мог мгновенно прикончить зверя
одним ударом своего хвоста так, что тот и не знал, да, думаю, и до сих пор
не знает, что его убили. Несколько туш он, естественно, съедал сам, но
всегда в одиночестве, так как теперь, когда он стал драконом, он
предпочитал сырую пищу и не мог вынести, чтобы все остальные видели его за
грязной трапезой. Однажды, летя медленно и устало, но с большой гордостью,
он приволок в лагерь высокую сосну, которую вырвал вместе с корнями в
отдаленной долине, чтобы можно было сделать главную мачту для корабля. А
по вечерам, если становилось прохладно, как иногда бывает после сильных
дождей, он был чрезвычайно удобен: вся компания шла к нему, рассаживалась
вокруг, прижавшись спиной к горячим бокам, таким образом, быстро
согревалась и высыхала. Кроме того, одно дуновение его пламенного дыхания
разжигало самый упрямый костер. Иногда он поднимался в воздух с
несколькими избранными на спине, и они могли увидеть проносящиеся под ними
зеленые склоны, каменистые вершины, узкие долины, похожие на трещины, и
далеко за морем, на востоке, темно-синее пятно на голубом горизонте,
которое могло быть сушей.
Удовольствие, совершенно новое для него. Быть любимым и, больше того,
любить других было тем единственным, что не давало Юстасу погрузиться в
отчаяние. Быть драконом было очень печально для него. Он вздрагивал всякий
раз, когда, пролетая над горным озером, замечал собственное отражение. Он
ненавидел огромные, как у летучей мыши, крылья, острый, как зубья пилы,
гребень на спине и ужасные загнутые когти. Он почти боялся оставаться
наедине с самим собой, но в тоже время ему было стыдно находиться вместе с
остальными. По вечерам, когда его не использовали как грелку, он обычно
ускользал из лагеря и лежал на берегу, свернувшись, как змея, между лесом
и водой.
В таких случаях, к большому его удивлению, самым постоянным его
утешителем был Рипичип. Благородная Мышь украдкой выползала из веселого
кружка у костра и усаживалась у драконьей головы, с подветренной стороны,
чтобы на нее не попадало его дымное дыхание. Рипичип разъяснял Юстасу, что
все то, что с ним произошло - яркий пример поворота колеса Фортуны, и что
если бы они с Юстасом находились в его доме в Нарнии (на самом деле у него
была норка, а не дом, и даже драконья голова, не говоря уже об остальном,
не поместилась бы в ней) он мог бы привести ему более сотни примеров из
жизни императоров, королей, герцогов, рыцарей, поэтов, влюбленных,
звездочетов, философов и волшебников, которые вначале благоденствовали, а
потом по воле судьбы попали в бедственное положение, и многие из которых
вновь обрели все потерянное и жили после этого долго и счастливо. И хотя,
быть может, в тот момент это не казалось таким уж утешительным, но Рипичип
имел добрые намерения, и Юстас никогда не забывал этого.
Однако, мысли всех омрачал вопрос о том, что им делать с драконом,
когда они будут готовы к отплытию. Они старались не говорить об этом,
когда Юстас находился поблизости, но несколько раз он невольно слышал
обрывки их разговоров: "Влезет ли он в длину вдоль одной стороны палубы?
Нам придется все запасы переложить на другую сторону вниз, чтобы сохранить
равновесие", - или - "Сможет ли он догонять нас по воздуху?" - или (чаще
всего). - "А чем же мы его будем кормить?".
И бедный Юстас все больше и больше ощущал, что с первого же дня,
когда он попал на борт, с ним было одно лишь сплошное мучение и что теперь
он создавал еще больше проблем. Эта мысль въедалась ему в голову точно так
же, как браслет - в переднюю лапу. Он знал, что если драть его зубами,
делается только хуже, но иногда не мог удержаться от этого, особенно в
жаркие ночи.
Однажды утром, через шесть дней после того, как они высадились на
Острове Дракона, Эдмунд проснулся очень рано. Только-только начало
светать. Глядя на восток, едва можно было различить стволы деревьев. Когда
он проснулся, ему послышался какой-то шум. Он приподнялся на одном локте и
посмотрел вокруг: тут же ему показалось, что он видит темную фигуру,
движущуюся по опушке леса со стороны моря. Первое, что ему пришло в
голову, было: "А почему мы все уверены, что на этом острове нет туземцев?"
Затем он решил, что это Каспиан: фигура была примерно такого же роста, но
он знал, что Каспиан спал рядом с ним и мог видеть, что тот даже не
пошевелился во сне. Эдмунд проверил, на месте ли его шпага, затем поднялся
и отправился выяснять, что это такое.
Он тихо подошел к опушке леса. Темная фигура все еще находилась там.
Теперь он увидел, что она слишком мала ростом для Каспиана, но слишком
велика для Люси. Незнакомец не убегал. Эдмунд вытащил шпагу и уже собрался
бросить ему вызов, когда тот тихо спросил:
- Это ты, Эдмунд?
- Да. А ты кто? - ответил он.
- Ты что, не узнаешь меня? - сказал незнакомец. - Это же я - Юстас.
- Клянусь Юпитером, - воскликнул Эдмунд, - точно. Дорогой мой...
- Тсс, - сказал Юстас и покачнулся, как будто он вот-вот упадет.
- Привет! - воскликнул Эдмунд, подхватывая его. - Что с тобой
происходит? Ты болен?
Юстас молчал так долго, что Эдмунд стал думать, не потерял ли тот
сознание, но, наконец, он произнес:
- Это было ужасно. Ты не представляешь... но теперь все в порядке. Не
могли бы мы пойти куда-нибудь и поговорить? Я не хочу пока встречаться с
остальными.
- Да, с удовольствием, куда хочешь, - сказал Эдмунд. - Мы можем пойти
и посидеть на скалах вон там. Слушай, я очень рад видеть, что ты - э -
снова выглядишь самим собой. Ты, должно быть, провел весьма неприятные
дни.
Они пошли к скалам и уселись там, глядя на залив. Небо тем временем
становилось все светлее и светлее, звезды исчезли, за исключением одной,
ярко светившейся низко над горизонтом.
- Я не буду тебе рассказывать, как я превратился в дракона, до тех
пор, пока не смогу рассказать об этом всем остальным и покончить с этим, -
начал Юстас. - Кстати, я даже не знал, что это называется драконом, пока
не услышал, когда объявился здесь тем утром, что вы все пользуетесь этим
словом. Я хочу рассказать тебе, как я перестал им быть.
- Давай, говори, - сказал Эдмунд.
- Ну, прошлой ночью я чувствовал себя еще более несчастным, чем
обычно. И этот проклятый браслет резал руку, как не знаю что...
- Теперь все в порядке?
Юстас рассмеялся, но совсем другим смехом, чем когда-либо раньше, и
легко снял браслет с руки.
- Вот, - сказал он, - и, что касается меня, пусть забирает его кто
хочет. Ну так, как я уже говорил, я бодрствовал и гадал, что же все-таки
со мной станется. И тогда - но, заметь, все это могло быть лишь сном. Я ни
в чем не уверен.
- Продолжай, - сказал Эдмунд, проявляя исключительное терпение.
- Ну, так вот, я поднял голову и увидел то, чего уж вовсе не ожидал:
ко мне приближался огромный лев. Самым странным было то, что прошлой ночью
не было луны, но там, где ступал лев, было лунное сияние. И так он
подходил все ближе и ближе. Я ужасно испугался его. Ты, конечно, можешь
подумать, что будучи драконом, я бы мог без труда пришибить любого льва.
Однако это был не такой страх. Я боялся не того, что он меня съест, я
просто боялся его самого - если ты можешь это понять. Он подошел близко ко
мне и посмотрел мне прямо в глаза. И я крепко закрыл глаза. Но от этого не
было никакого толку, потому что он приказал мне следовать за ним.
- Ты хочешь сказать, что он заговорил?
- Я не знаю. Теперь, когда ты упомянул об этом, я не думаю, что он
говорил. Но он все равно приказывал мне. И я знал, что должен делать то,
что он приказывает, поэтому я встал и последовал за ним. И он повел меня
далеко в горы. И все время вокруг льва, куда бы он не шел, было это лунное
сияние. Так, наконец, мы взошли на вершину горы, которую я никогда раньше
не видел, и там был сад - с деревьями, фруктами и всем прочим. В центре
его бил источник.
Я знал, что это источник, потому что было видно, как вода бьет ключом
и пузыри поднимаются со дна, но он был гораздо больше, чем обычный
источник, он был похож на очень большую круглую купальню со спускающимися
в нее мраморными ступенями. Вода была совершенно чистая, чище всего на
свете, и мне подумалось, что если бы я мог войти туда и окунуться, то это
уменьшило бы боль в моей лапе. Но лев сказал мне, что прежде я должен
раздеться. Заметь, я не знаю, говорил ли он что-нибудь вслух или нет.
Я только собирался ответить, что не могу раздеться, потому что на мне
нет никакой одежды, как подумал, что драконы ведь похожи на змей, а змеи
могут сбрасывать кожу. Конечно же, подумал я, именно это и имел ввиду лев.
Тогда я начал чесаться, и повсюду стала отходить чешуя. Тогда я запустил
когти глубже и, вместо чешуек, отлетавших тут и там, начала прекрасно
сходить вся моя кожа, как будто кожура банана, как это обычно бывает после
болезни. И уже через пару минут я смог выйти из нее целиком. Я видел, как
она лежит рядом. Выглядела она довольно противно, но мое ощущение было
очень приятным. Тогда я начал спускаться в купальню, чтобы окунуться.
Но как только я собрался коснуться ногой воды, я посмотрел вниз и
заметил, что мои ноги опять покрылись чешуей и стали жесткими, грубыми,
морщинистыми, совсем, как прежде. Ну, ладно, подумал я, это означает лишь
то, что под первым костюмом у меня надет другой, меньший, и что его мне
тоже надо снять. Тогда я снова царапал и драл себя когтями, и эта кожа
тоже прекрасно сошла, и я вышел из нее, оставив ее лежать рядом с первой,
и снова направился к источнику искупаться.
Ну, и снова произошло тоже самое. И я подумал, о, Господи, сколько же
еще кож я должен с себя снять? Мне очень хотелось омыть свою больную лапу.
Тогда я в третий раз стал царапать себя и снял третью кожу, также, как и
две предыдущие, и вышел из нее. Но как только я взглянул на свое отражение
в воде, так понял, что опять все было бесполезно.
Тогда лев сказал, но я не знаю, говорил ли он:
- Тебе придется позволить мне раздеть тебя.
Знаешь, я боялся его когтей, да еще как, но к этому моменту я был
почти в отчаянии. Так что я просто лег на спину, чтобы он мог это сделать.
В первый же раз он рванул так сильно, что мне показалось, что он
вонзил когти прямо мне в сердце. А затем, когда он начал стаскивать с меня
кожу, это было еще больнее, чем все, что я когда-либо пережил.
Единственное, что помогало мне переносить все это, было лишь удовольствие
ощущать, как она сходит. Ты, наверное, знаешь, если ты хоть когда-нибудь
сдирал корочку с ранки. Это больно - еще как, но так приятно видеть, что
она отдирается.
- Я прекрасно понимаю, что ты имеешь в виду, - сказал Эдмунд.
- Ну так вот, он запросто содрал всю эту ужасную кожу, точно так же,
как и я, когда делал это три раза, только тогда не было больно. И она
осталась лежать на траве. Только была она гораздо толще, темнее и
выглядела более бугристой, чем все предыдущие. И вот я стал гладким и
мягким, как прут без коры, и даже уменьшился в размерах. Затем лев схватил
меня - это мне не очень понравилось, потому что теперь, без кожи, мое тело
стало очень нежным, и кинул меня в воду. Она ужасающе саднила, но только в
первый момент. Потом все стало совершенно превосходно, и как только я
начал плавать и плескаться, я обнаружил, что боль в руке исчезла. И тут я
понял, почему. Я снова превратился в мальчика. Ты бы решил, что я совсем
сошел с ума, если бы я рассказал тебе, как я стал любоваться своими
собственными руками. Я знаю, что у меня нет мускулов, и что по сравнению с
руками Каспиана мои руки выглядят довольно паршиво, но я был так счастлив
увидеть их снова.
Через некоторое время лев вынул меня из источника и одел...
- Одел тебя? Лапами?
- Ну, тут вот я не совсем точно помню. Но каким-то образом он одел
меня в новую одежду, которая, кстати, и сейчас на мне. А затем я вдруг
снова оказался здесь. Это-то и заставляет меня думать, что все было скорее
всего лишь сном.
- Нет. Это был не сон, - сказал Эдмунд.
- Почему нет?
- Ну, во-первых, появилась одежда. А, во-вторых, тебя, ну, так
сказать, раздраконили.
- Но что же, по-твоему, это тогда было? - спросил Юстас.
- Я думаю, что ты видел Аслана, - ответил Эдмунд.
- Аслана! - воскликнул Юстас. - С тех пор, как мы оказались на
"Рассветном Путнике", я несколько раз слышал это имя. И я чувствовал... не
затаил дыхание. Дым прекратился. Когда он уже больше не мог не дышать, он
осторожно выпустил воздух, тут же снова появились струйки дыма. Однако,
даже и теперь он не подозревал о том, что произошло на самом деле.
Тогда он решил, что, очень осторожно продвигаясь влево, постарается
выползти из пещеры. Возможно, дракон спал - в любом случае это был его
единственный шанс. Естественно, прежде, чем двинуться влево, он посмотрел
в ту сторону. О ужас! и там тоже была драконья лапа.
Никто не сможет упрекнуть Юстаса в том, что в эту минуту он
расплакался. Но когда он увидел свои слезы, падающие на сокровища, то
страшно удивился их размеру. Кроме того, они казались странно горячими: от
них поднимался пар.
Однако, плакать было бесполезно. Он должен попытаться выползти, лежа
между двумя драконами. Он осторожно вытянул правую руку. Лапа правого
дракона в точности повторила это движение. Затем он решил, что проверит,
что происходит с левой стороны. Лапа левого дракона тоже задвигалась.
Двое драконов, по одному с каждой стороны, подражающих любому его
движению! Нервы Юстаса не выдержали, и он попросту рванулся к выходу.
Когда он пулей вылетел из пещеры, был слышен такой грохот и
скрежетание, звон золота и скрип камней, что он решил: оба дракона гонятся
за ним. Однако оглянуться он не осмелился и нагнулся к озеру. Искривленной
тени мертвого дракона, лежащего под луной, было бы достаточно, чтобы
напугать кого угодно, но сейчас Юстас даже не заметил ее. Мысль его
заключалась в том, чтобы залезть в воду...
Однако, как раз в этот момент, когда он добрался до края озера
случилось вот что. Прежде всего, как ударом грома, его поразило то
обстоятельство, что бежал он на четвереньках, а зачем, ради всего святого,
ему было это делать? И, во-вторых, когда он нагнулся к воде, то на секунду
ему показалось, что из озера на него смотрит еще один дракон. Однако, он
тут же все понял. Драконья морда в озере была его собственным отражением.
В этом не было ни малейшего сомнения. Когда он шевелился, шевелился и
дракон, когда он открывал и закрывал рот, тоже самое делал и дракон.
Он превратился в дракона, пока спал.
Заснув на драконьих сокровищах с жадными, драконьими мыслями в душе,
он и сам стал драконом.
Это объясняло все. Не было никаких двух драконов рядом с ним в
пещере. Лапы справа и слева от него были его собственными правой и левой
лапами. Два столбика дыма выходили из его собственных ноздрей. Что же
касается боли в левой руке, вернее, в том, что когда-то было его левой
рукой, то теперь, скосив левый глаз, он смог увидеть, что с ней случилось.
Браслет, очень хорошо сидевший на руке мальчика, был слишком мал для
толстой, короткой передней лапы дракона. Он глубоко погрузился в его
чешуйчатую плоть, и с каждой его стороны образовалось по пульсирующему
бугру. Юстас попытался сорвать браслет своими драконьими зубами, но не
смог этого сделать.
Несмотря на боль, первым его чувством было облегчение. Больше нечего
было бояться. Теперь он сам мог вселять ужас, и никто в мире, кроме
рыцаря, и то, далеко не всякого, не посмел бы напасть на него. Теперь он
сможет посчитаться с Каспианом и Эдмундом.
Однако, как только эта мысль пришла ему в голову, он понял, что вовсе
не хочет этого. Он хотел иметь друзей. Он хотел возвратиться к людям,
говорить, смеяться, разделять их приключения. Он осознал, что превратился
в чудовище, отделенное от всей человеческой породы. Ужасающее одиночество
нахлынуло на него. Он начал понимать, что другие в действительности вовсе
не были ему врагами. Он задумался над тем, был ли он сам всегда таким
приятным попутчиком, как раньше полагал. Ему не хватало голосов друзей.
Теперь он был бы счастлив услышать доброе слово даже от Рипичипа.
Подумав об этом, несчастный дракон, который когда-то был Юстасом,
возвысил свой голос и зарыдал. Могучий дракон, плачущий навзрыд под луной
в пустынной долине - такое зрелище и звуки трудно вообразить даже нам с
вами.
Наконец, он решил, что попробует найти обратную дорогу на берег.
Теперь он понимал, что Каспиан никогда бы не уплыл прочь, бросив его на
произвол судьбы. И он был уверен, что тем или иным способом сможет
объяснить людям, кто он такой.
Он хорошенько напился, а затем (я понимаю, что это звучит
отвратительно, но на самом деле, если как следует подумать, то ничего
ужасного здесь нет) съел почти целиком мертвого дракона. Прежде, чем он
осознал, что делает, он успел съесть уже половину, потому что, понимаете
ли, хотя разум его и оставался разумом Юстаса, вкусы и пищеварение у него
стали драконьими. А драконы больше всего на свете любят свежую
драконятину. Именно поэтому вы так редко можете встретить двух драконов в
одной и той стране.
Насытившись, Юстас развернулся, чтобы попытаться вылезти наверх из
долины. Подъем он начал с прыжка и уже подпрыгнув, обнаружил, что летит.
Он совершенно забыл о своих крыльях, и это было большой неожиданностью для
него - первой приятной неожиданностью за долгое время. Он поднялся высоко
в воздух и увидел под собой спящие в лунном свете горные вершины. Теперь
он мог видеть и залив, похожий на серебряную плиту, и стоящего на якоре
"Рассветного Путника", и костры, мерцающие в лесах неподалеку от песчаного
берега. Скользя по воздуху, он устремился к ним вниз с большой высоты на
едином дыхании.
Тем временем Люси спала очень крепко: ведь она в надежде услышать
добрые вести, не ложилась до возвращения ушедших на поиски Юстаса. Поиски
возглавлял Каспиан; все вернулись очень поздно, усталые. Новости были
неутешительными. Они не нашли никаких следов Юстаса, но зато видели
мертвого дракона в долине. Они старались не падать духом, и каждый уверял
всех остальных, что вряд ли здесь еще водятся драконы, и что тот, который
был мертв в три часа пополудни, именно тогда они его видели, едва ли стал
бы убивать людей всего лишь за несколько часов до смерти.
- Если только он не съел это маленькое отродье и не помер от этого:
им кто угодно отравится, - сказал Ринс. Но он пробормотал это себе под
нос, и никто его не услышал.
Однако, позже ночью, Люси очень тихо разбудили. Она обнаружила, что
вся компания собралась вместе и переговаривается шепотом.
- Что случилось? - спросила Люси.
- Мы все должны сохранять спокойствие, - говорил Каспиан. - Только
что над верхушками деревьев пролетел дракон и приземлился на берегу. Да,
боюсь, что он между нами и кораблем. А стрелы бесполезны против драконов,
и они вовсе не боятся огня.
- С позволения Вашего Величества... - начал Рипичип.
- Нет, Рипичип, - очень твердо сказал Король, - ты не будешь рваться
на поединок с ним. И если ты не пообещаешь мне повиноваться в этом, то я
прикажу тебя связать. Мы должны просто выставить часовых и, как только
рассветет, спуститься на берег и биться с ним. Я поведу вас. Справа от
меня будет Король Эдмунд, слева - Лорд Дриниэн. Никаких других
приготовлений не надо. Через пару часов будет светло. Пусть через час нам
подадут еду и то, что осталось от вина. И пусть все делается бесшумно.
- Может, он улетит, - с надеждой сказала Люси.
- Если он улетит, будет только хуже, - ответил Эдмунд, - потому что
тогда мы не будем знать, где он. Если в комнате есть оса, я предпочитаю
видеть ее.
Остаток ночи прошел ужасно, и, когда подали еду, многие, хотя и
знали, что поесть надо, обнаружили полное отсутствие аппетита. Казалось,
время тянулось бесконечно, пока сумрак не начал рассеиваться, и не
зачирикали птицы тут и там. Стало более холодно и влажно, чем ночью, и
тогда Каспиан сказал: "Теперь пора, друзья".
Они поднялись, все с обнаженными мечами, и образовали тесную группу,
в середине которой была Люси с Рипичипом на плече. Это было лучше, чем
просто ожидание, и в эту минуту каждый с большим, чем обычно, вниманием
относился к остальным. Через пару секунд они двинулись. Когда они подошли
к опушке леса, стало светлее. И там, на песке, как гигантская ящерица или
крокодил, или змея с лапами, лежал дракон, огромный, ужасный, горбатый.
Однако, увидев их, он, вместо того, чтобы подняться и извергать пламя
и дым, стал отступать, можно даже сказать, заковылял назад, на мелководье
залива.
- Чего он так качает головой? - спросил Эдмунд.
- А теперь он кивает нам, - сказал Каспиан.
- И что-то выходит из его глаз, - добавил Дриниэн.
- Ой, ну неужели вы не видите, - воскликнула Люси. - Он плачет. Это
слезы.
- Я бы не стал доверять этому, мэм, - сказал Дриниэн. - Именно так и
поступают крокодилы, если хотят застигнуть кого-нибудь врасплох.
- Он покачал головой, когда Вы сказали это, - заметил Эдмунд. - Как
будто хочет сказать "нет". Смотрите, вон он опять отходит.
- Ты думаешь, он понимает, о чем мы говорим? - спросила Люси.
Дракон отчаянно закивал головой.
Рипичип соскользнул с плеча Люси и выступил вперед.
- Дракон кивнул.
- Вы можете говорить?
Дракон покачал головой.
- Тогда, - сказал Рипичип, - бесполезно спрашивать Вас, что Вам здесь
надо. Но если Вы готовы поклясться в дружбе с нами, поднимите над головой
левую переднюю лапу. Дракон сделал это, но неуклюже, так как лапа болела и
распухла из-за золотого браслета.
- Ой, смотрите, - воскликнула Люси. - У него что-то не в порядке с
лапой. Бедняжка, - видимо, поэтому он и плачет. Может, он пришел к нам,
чтобы мы его вылечили, как в истории про Андроклов и льва.
- Будь осторожна, Люси, - сказал Каспиан. - Это очень умный дракон,
но он может лгать.
Однако Люси уже выбежала вперед, за ней Рипичип, так быстро, как
только несли его короткие лапки, и тогда, конечно, пришлось подойти к
дракону и мальчикам с Дриниэном.
- Покажи мне свою лапу, - сказала Люси. - Может быть, я смогу
вылечить ее.
Дракон, который когда-то был Юстасом, с радостью протянул свою
больную лапу, памятуя, как бальзам Люси излечил его от морской болезни еще
до того, как он превратился в дракона. Однако, он был разочарован.
Волшебная жидкость уменьшила припухлость и немного смягчила боль, но она
не могла растворить золото.
Теперь все столпились вокруг посмотреть на лечение. Вдруг Каспиан
воскликнул:
- Глядите!
Он пристально посмотрел на браслет.
- На что глядеть? - спросил Эдмунд.
- Посмотрите на рисунок на золоте, - сказал Каспиан.
- Маленький молоточек с алмазной звездой над ним, - произнес Дриниэн.
- Но я же видел это где-то раньше.
- Видел! - воскликнул Каспиан. - Ну, конечно же, видел. Это герб
одного из великих родов Нарнии. Это браслет Лорда Октазиэна.
- Негодяй, - обратился Рипичип к дракону, - не сожрал ли ты
Нарнианского лорда?
Но дракон отчаянно замотал головой.
- Или, может быть, - предположила Люси, - это и есть сам Лорд
Октазиэн, превратившийся в дракона - понимаете, заколдованный.
- Ни то, ни другое совершенно необязательно, - заявил Эдмунд. - Все
драконы собирают золото. Но, я думаю, мы можем быть уверены в том, что
дальше этого острова Октазиэн не добрался.
- Ты не Лорд Октазиэн? - спросила Люси дракона и затем, когда он
печально помотал головой, добавила:
- Ты случайно не кто-нибудь заколдованный - я имею ввиду,
какой-нибудь человек?
Дракон яростно закивал.
И тогда кто-то спросил - потом люди спорили, кто это сказал первым -
Люси или Эдмунд:
- Ты - ты случайно не Юстас?
И Юстас закивал своей ужасной драконьей головой и стал бить хвостом
по воде. Все отскочили назад (некоторые из матросов с восклицаниями,
которые я не стану повторять здесь), чтобы уберечься от огромных кипящих
слез, которые полились из его глаз.
Люси очень старалась утешить его и даже набралась смелости поцеловать
чешуйчатую морду, и все вокруг говорили: "Вот не повезло бедняге", а
некоторые уверяли Юстаса, что будут поддерживать его, и многие сказали,
что наверняка должен быть какой-то способ расколдовать его, и что через
пару дней они приведут его в полный порядок. И, конечно же, все очень
хотели услышать его рассказ, но он не мог говорить. Несколько раз в
последующие дни он пытался написать свой рассказ на песке, но ему никак не
удавалось это сделать. Во-первых, Юстас, никогда не читавший правильных
книжек, понятия не имел, как правильно описать свои приключения, и, кроме
того, мышцы и нервные окончания лап дракона, которые ему приходилось
использовать, никогда не учились писать, и уж конечно, в любом случае не
были приспособлены для этого. В результате он не мог и близко-то
подобраться к концу своего рассказа прежде, чем накатывал прилив и смывал
все ранее написанное, за исключением тех мест, на которые он уже сам
наступил лапами или которые случайно смахнул хвостом. И все, что можно
было увидеть, выглядело примерно так: (многоточие обозначает места,
которые он растоптал)
Я ОПШЕЛ СПА... КАНА ОРКОНА Я ИМЕЮ В ВИДУ ПЕЩЕРУ ДРАНКОНА ТАК КАК
ОНБЫЛ МЕРТВ И ОЖД ТАКОЙ СИЛЪ... ПРОСНУЛСЯ И ЗАК... НЕ... СНЯТЪ ССС МОЙ
РУКИ О ПРОКЛЯТЪЕ...
Всем, однако, было ясно, что характер Юстаса, после того, как он стал
драконом, значительно улучшился. Он стремился помочь. Он облетел остров и
выяснил, что он весь в горах и живут там только горные козлы и стада диких
свиней. Юстас притащил много свиных туш в качестве провизии для корабля.
Он оказался гуманным охотником, потому что мог мгновенно прикончить зверя
одним ударом своего хвоста так, что тот и не знал, да, думаю, и до сих пор
не знает, что его убили. Несколько туш он, естественно, съедал сам, но
всегда в одиночестве, так как теперь, когда он стал драконом, он
предпочитал сырую пищу и не мог вынести, чтобы все остальные видели его за
грязной трапезой. Однажды, летя медленно и устало, но с большой гордостью,
он приволок в лагерь высокую сосну, которую вырвал вместе с корнями в
отдаленной долине, чтобы можно было сделать главную мачту для корабля. А
по вечерам, если становилось прохладно, как иногда бывает после сильных
дождей, он был чрезвычайно удобен: вся компания шла к нему, рассаживалась
вокруг, прижавшись спиной к горячим бокам, таким образом, быстро
согревалась и высыхала. Кроме того, одно дуновение его пламенного дыхания
разжигало самый упрямый костер. Иногда он поднимался в воздух с
несколькими избранными на спине, и они могли увидеть проносящиеся под ними
зеленые склоны, каменистые вершины, узкие долины, похожие на трещины, и
далеко за морем, на востоке, темно-синее пятно на голубом горизонте,
которое могло быть сушей.
Удовольствие, совершенно новое для него. Быть любимым и, больше того,
любить других было тем единственным, что не давало Юстасу погрузиться в
отчаяние. Быть драконом было очень печально для него. Он вздрагивал всякий
раз, когда, пролетая над горным озером, замечал собственное отражение. Он
ненавидел огромные, как у летучей мыши, крылья, острый, как зубья пилы,
гребень на спине и ужасные загнутые когти. Он почти боялся оставаться
наедине с самим собой, но в тоже время ему было стыдно находиться вместе с
остальными. По вечерам, когда его не использовали как грелку, он обычно
ускользал из лагеря и лежал на берегу, свернувшись, как змея, между лесом
и водой.
В таких случаях, к большому его удивлению, самым постоянным его
утешителем был Рипичип. Благородная Мышь украдкой выползала из веселого
кружка у костра и усаживалась у драконьей головы, с подветренной стороны,
чтобы на нее не попадало его дымное дыхание. Рипичип разъяснял Юстасу, что
все то, что с ним произошло - яркий пример поворота колеса Фортуны, и что
если бы они с Юстасом находились в его доме в Нарнии (на самом деле у него
была норка, а не дом, и даже драконья голова, не говоря уже об остальном,
не поместилась бы в ней) он мог бы привести ему более сотни примеров из
жизни императоров, королей, герцогов, рыцарей, поэтов, влюбленных,
звездочетов, философов и волшебников, которые вначале благоденствовали, а
потом по воле судьбы попали в бедственное положение, и многие из которых
вновь обрели все потерянное и жили после этого долго и счастливо. И хотя,
быть может, в тот момент это не казалось таким уж утешительным, но Рипичип
имел добрые намерения, и Юстас никогда не забывал этого.
Однако, мысли всех омрачал вопрос о том, что им делать с драконом,
когда они будут готовы к отплытию. Они старались не говорить об этом,
когда Юстас находился поблизости, но несколько раз он невольно слышал
обрывки их разговоров: "Влезет ли он в длину вдоль одной стороны палубы?
Нам придется все запасы переложить на другую сторону вниз, чтобы сохранить
равновесие", - или - "Сможет ли он догонять нас по воздуху?" - или (чаще
всего). - "А чем же мы его будем кормить?".
И бедный Юстас все больше и больше ощущал, что с первого же дня,
когда он попал на борт, с ним было одно лишь сплошное мучение и что теперь
он создавал еще больше проблем. Эта мысль въедалась ему в голову точно так
же, как браслет - в переднюю лапу. Он знал, что если драть его зубами,
делается только хуже, но иногда не мог удержаться от этого, особенно в
жаркие ночи.
Однажды утром, через шесть дней после того, как они высадились на
Острове Дракона, Эдмунд проснулся очень рано. Только-только начало
светать. Глядя на восток, едва можно было различить стволы деревьев. Когда
он проснулся, ему послышался какой-то шум. Он приподнялся на одном локте и
посмотрел вокруг: тут же ему показалось, что он видит темную фигуру,
движущуюся по опушке леса со стороны моря. Первое, что ему пришло в
голову, было: "А почему мы все уверены, что на этом острове нет туземцев?"
Затем он решил, что это Каспиан: фигура была примерно такого же роста, но
он знал, что Каспиан спал рядом с ним и мог видеть, что тот даже не
пошевелился во сне. Эдмунд проверил, на месте ли его шпага, затем поднялся
и отправился выяснять, что это такое.
Он тихо подошел к опушке леса. Темная фигура все еще находилась там.
Теперь он увидел, что она слишком мала ростом для Каспиана, но слишком
велика для Люси. Незнакомец не убегал. Эдмунд вытащил шпагу и уже собрался
бросить ему вызов, когда тот тихо спросил:
- Это ты, Эдмунд?
- Да. А ты кто? - ответил он.
- Ты что, не узнаешь меня? - сказал незнакомец. - Это же я - Юстас.
- Клянусь Юпитером, - воскликнул Эдмунд, - точно. Дорогой мой...
- Тсс, - сказал Юстас и покачнулся, как будто он вот-вот упадет.
- Привет! - воскликнул Эдмунд, подхватывая его. - Что с тобой
происходит? Ты болен?
Юстас молчал так долго, что Эдмунд стал думать, не потерял ли тот
сознание, но, наконец, он произнес:
- Это было ужасно. Ты не представляешь... но теперь все в порядке. Не
могли бы мы пойти куда-нибудь и поговорить? Я не хочу пока встречаться с
остальными.
- Да, с удовольствием, куда хочешь, - сказал Эдмунд. - Мы можем пойти
и посидеть на скалах вон там. Слушай, я очень рад видеть, что ты - э -
снова выглядишь самим собой. Ты, должно быть, провел весьма неприятные
дни.
Они пошли к скалам и уселись там, глядя на залив. Небо тем временем
становилось все светлее и светлее, звезды исчезли, за исключением одной,
ярко светившейся низко над горизонтом.
- Я не буду тебе рассказывать, как я превратился в дракона, до тех
пор, пока не смогу рассказать об этом всем остальным и покончить с этим, -
начал Юстас. - Кстати, я даже не знал, что это называется драконом, пока
не услышал, когда объявился здесь тем утром, что вы все пользуетесь этим
словом. Я хочу рассказать тебе, как я перестал им быть.
- Давай, говори, - сказал Эдмунд.
- Ну, прошлой ночью я чувствовал себя еще более несчастным, чем
обычно. И этот проклятый браслет резал руку, как не знаю что...
- Теперь все в порядке?
Юстас рассмеялся, но совсем другим смехом, чем когда-либо раньше, и
легко снял браслет с руки.
- Вот, - сказал он, - и, что касается меня, пусть забирает его кто
хочет. Ну так, как я уже говорил, я бодрствовал и гадал, что же все-таки
со мной станется. И тогда - но, заметь, все это могло быть лишь сном. Я ни
в чем не уверен.
- Продолжай, - сказал Эдмунд, проявляя исключительное терпение.
- Ну, так вот, я поднял голову и увидел то, чего уж вовсе не ожидал:
ко мне приближался огромный лев. Самым странным было то, что прошлой ночью
не было луны, но там, где ступал лев, было лунное сияние. И так он
подходил все ближе и ближе. Я ужасно испугался его. Ты, конечно, можешь
подумать, что будучи драконом, я бы мог без труда пришибить любого льва.
Однако это был не такой страх. Я боялся не того, что он меня съест, я
просто боялся его самого - если ты можешь это понять. Он подошел близко ко
мне и посмотрел мне прямо в глаза. И я крепко закрыл глаза. Но от этого не
было никакого толку, потому что он приказал мне следовать за ним.
- Ты хочешь сказать, что он заговорил?
- Я не знаю. Теперь, когда ты упомянул об этом, я не думаю, что он
говорил. Но он все равно приказывал мне. И я знал, что должен делать то,
что он приказывает, поэтому я встал и последовал за ним. И он повел меня
далеко в горы. И все время вокруг льва, куда бы он не шел, было это лунное
сияние. Так, наконец, мы взошли на вершину горы, которую я никогда раньше
не видел, и там был сад - с деревьями, фруктами и всем прочим. В центре
его бил источник.
Я знал, что это источник, потому что было видно, как вода бьет ключом
и пузыри поднимаются со дна, но он был гораздо больше, чем обычный
источник, он был похож на очень большую круглую купальню со спускающимися
в нее мраморными ступенями. Вода была совершенно чистая, чище всего на
свете, и мне подумалось, что если бы я мог войти туда и окунуться, то это
уменьшило бы боль в моей лапе. Но лев сказал мне, что прежде я должен
раздеться. Заметь, я не знаю, говорил ли он что-нибудь вслух или нет.
Я только собирался ответить, что не могу раздеться, потому что на мне
нет никакой одежды, как подумал, что драконы ведь похожи на змей, а змеи
могут сбрасывать кожу. Конечно же, подумал я, именно это и имел ввиду лев.
Тогда я начал чесаться, и повсюду стала отходить чешуя. Тогда я запустил
когти глубже и, вместо чешуек, отлетавших тут и там, начала прекрасно
сходить вся моя кожа, как будто кожура банана, как это обычно бывает после
болезни. И уже через пару минут я смог выйти из нее целиком. Я видел, как
она лежит рядом. Выглядела она довольно противно, но мое ощущение было
очень приятным. Тогда я начал спускаться в купальню, чтобы окунуться.
Но как только я собрался коснуться ногой воды, я посмотрел вниз и
заметил, что мои ноги опять покрылись чешуей и стали жесткими, грубыми,
морщинистыми, совсем, как прежде. Ну, ладно, подумал я, это означает лишь
то, что под первым костюмом у меня надет другой, меньший, и что его мне
тоже надо снять. Тогда я снова царапал и драл себя когтями, и эта кожа
тоже прекрасно сошла, и я вышел из нее, оставив ее лежать рядом с первой,
и снова направился к источнику искупаться.
Ну, и снова произошло тоже самое. И я подумал, о, Господи, сколько же
еще кож я должен с себя снять? Мне очень хотелось омыть свою больную лапу.
Тогда я в третий раз стал царапать себя и снял третью кожу, также, как и
две предыдущие, и вышел из нее. Но как только я взглянул на свое отражение
в воде, так понял, что опять все было бесполезно.
Тогда лев сказал, но я не знаю, говорил ли он:
- Тебе придется позволить мне раздеть тебя.
Знаешь, я боялся его когтей, да еще как, но к этому моменту я был
почти в отчаянии. Так что я просто лег на спину, чтобы он мог это сделать.
В первый же раз он рванул так сильно, что мне показалось, что он
вонзил когти прямо мне в сердце. А затем, когда он начал стаскивать с меня
кожу, это было еще больнее, чем все, что я когда-либо пережил.
Единственное, что помогало мне переносить все это, было лишь удовольствие
ощущать, как она сходит. Ты, наверное, знаешь, если ты хоть когда-нибудь
сдирал корочку с ранки. Это больно - еще как, но так приятно видеть, что
она отдирается.
- Я прекрасно понимаю, что ты имеешь в виду, - сказал Эдмунд.
- Ну так вот, он запросто содрал всю эту ужасную кожу, точно так же,
как и я, когда делал это три раза, только тогда не было больно. И она
осталась лежать на траве. Только была она гораздо толще, темнее и
выглядела более бугристой, чем все предыдущие. И вот я стал гладким и
мягким, как прут без коры, и даже уменьшился в размерах. Затем лев схватил
меня - это мне не очень понравилось, потому что теперь, без кожи, мое тело
стало очень нежным, и кинул меня в воду. Она ужасающе саднила, но только в
первый момент. Потом все стало совершенно превосходно, и как только я
начал плавать и плескаться, я обнаружил, что боль в руке исчезла. И тут я
понял, почему. Я снова превратился в мальчика. Ты бы решил, что я совсем
сошел с ума, если бы я рассказал тебе, как я стал любоваться своими
собственными руками. Я знаю, что у меня нет мускулов, и что по сравнению с
руками Каспиана мои руки выглядят довольно паршиво, но я был так счастлив
увидеть их снова.
Через некоторое время лев вынул меня из источника и одел...
- Одел тебя? Лапами?
- Ну, тут вот я не совсем точно помню. Но каким-то образом он одел
меня в новую одежду, которая, кстати, и сейчас на мне. А затем я вдруг
снова оказался здесь. Это-то и заставляет меня думать, что все было скорее
всего лишь сном.
- Нет. Это был не сон, - сказал Эдмунд.
- Почему нет?
- Ну, во-первых, появилась одежда. А, во-вторых, тебя, ну, так
сказать, раздраконили.
- Но что же, по-твоему, это тогда было? - спросил Юстас.
- Я думаю, что ты видел Аслана, - ответил Эдмунд.
- Аслана! - воскликнул Юстас. - С тех пор, как мы оказались на
"Рассветном Путнике", я несколько раз слышал это имя. И я чувствовал... не