Страница:
Вид у него и впрямь был кошмарный. Оно и неудивительно - ведь чем
наряднее одежда, тем меньше смысла выползать из разломанного кэба, а потом
падать в ручей с илистым дном.
- Я отнюдь не утверждаю, - добавил он, - что эта местность лишена
познавательного интереса. Будь я помоложе... и если б мне удалось прислать
сюда какого-нибудь крепкого молодца, из охотников на крупную дичь, чтобы
он, так сказать, расчистил эти места... из них можно было сделать нечто
достойное внимания. Климат великолепен. Никогда не дышал таким воздухом.
Он, несомненно, пошел бы мне на пользу... при более благоприятных
обстоятельствах. Жаль, весьма жаль, что мы не располагаем ружьем.
- О каких это вы ружьях, хозяин? - с упреком сказал извозчик. - Я,
пожалуй, пойду искупать лошадку. Этот зверь, между прочим, умнее многих
людей. - И он направился к лошади, издавая особенные звуки, хорошо
известные конюхам.
- Вы что, до сих пор думаете, что этого льва можно застрелить? -
спросил Дигори. - Той железной штуковины он даже не заметил.
- При всех ее недостатках, - оживился дядюшка Эндрью, - эта весьма
сообразительная молодая особа поступила крайне правильно.
Он потер руки и похрустел суставами, снова начисто забыв, как ведьма
его страшила, пока была рядом.
- А по-моему, отвратительно, - сказала Полли. - Что он ей сделал?
- Ой! А это что такое? - Дигори рванулся к какому-то небольшому
предмету шагах в трех от себя. - Полли, Полли! Иди-ка сюда, взгляни!
Дядюшка тоже увязался за девочкой, не из пустого интереса, а потому,
что хотел держаться к детям поближе и при случае стянуть у них колечки. Но
когда он увидал, в чем дело, его глазки загорелись. Перед ними стояла
точнехонькая маленькая копия фонарного столба, длиной около метра, которая
на глазах удлинялась и толстела, иными словами, росла на манер дерева.
- Примечательно, весьма примечательно, - пробормотал дядюшка. - Даже
я никогда и мечтать не смел о таких чарах. Мы находимся в мире, где растет
и оживает все, включая фонарные столбы. Остается загадкой, из каких же
семян произрастают эти последние?
- Вы что, не поняли? Здесь же упал тот брусок, который она сорвала с
фонарного столба. Он в землю погрузился, а теперь из него из него
вырастает молодой фонарный столб.
Столб, между прочим, был уже не такой молодой - он успел вырасти выше
Дигори.
- Вот именно! Ошеломляющий феномен, - дядя еще сильнее потер руки. -
Хо-хо! Над моей магией потешались. Моя глупая сестра считает меня
сумасшедшим! Что вы теперь скажете, господа? Я открыл мир, переполненный
жизнью и развитием! Отовсюду слышишь - Колумб, Колумб. А кто такой Колумб,
и чего стоит его Америка по сравнению с этим миром! Коммерческие
возможности этой страны воистину беспредельны. Достаточно привезти сюда
железного лома, закопать его в землю, и он тут же превратится в
новехонькие паровые машины, военные корабли, что угодно! Затрат никаких, а
сбыть все это добро в Англии за полную цену - раз плюнуть. Я стану
миллионером. А климат! Я уже чувствую себя на двадцать лет моложе. Здесь
можно устроить курорт, вот что. Санаторий. И драть с пациентов тысяч по
двадцать в год. Конечно, придется кое-кого посвятить в тайну... но
главное, главное - пристрелить эту зверюгу!
- Вы совсем как та ведьма, - сказала Полли. - Вам бы только убивать.
- Что же касается лично меня, - продолжал мечтать Эндрью, - подумать
только, до каких лет я тут могу дожить! В шестьдесят лет об этом
приходится думать! Потрясающе! Край вечной юности!
- Ой! - вскрикнул Дигори. - Край вечной юности? Вы и вправду так
думаете? - конечно же, он вспомнил тетин разговор с гостьей, которая
принесла виноград, и его снова охватила надежда.
- Дядя Эндрью, - сказал он, - а вдруг здесь действительно найдется
что-то такое, чтобы мама выздоровела?
- О чем ты? - удивился дядя. - Это же не аптека. Однако, как я только
что сказал...
- Вам начихать на маму, - возмутился Дигори. - Я-то думал... я думал,
она же вам сестра, она не только мне мама... Ладно. Раз так, то я пойду к
самому льву. И спрошу его. - Повернувшись, он быстро зашагал прочь. Полли,
чуть помешкав, отправилась вслед за мальчиком.
- Эй, стой! Вернись! Мальчишка сошел с ума, - заключил дядюшка.
Подумав, он тоже пошел за детьми, хотя и на приличном расстоянии. Ведь
кольца, как-никак, оставались у них.
Через несколько минут Дигори уже стоял на опушке леса. Лев все еще
продолжал свою песню, но она снова изменилась. В ней появилось то, что
можно бы назвать мелодией, но при этом сама песня стала куда безудержней,
под нее хотелось бежать, прыгать, куда-то карабкаться, громко кричать.
Дигори, слушая, разгорячился и покраснел - его одолевало желание бежать к
людям, и не то обниматься с ними, не то драться. Песня подействовала даже
на дядюшку Эндрью, потому что Дигори услыхал его бормотание:
"Одухотворенная девица, да. Жаль, что столь невоздержанного нрава, но
прекрасная женщина несмотря ни на что, прекрасная". Но куда сильнее, чем
на двух людей, подействовала песня на новорожденный мир перед ними.
Можете ли вы представить, как покрытая травой поляна кипит, словно
вода в котле? Пожалуй, лучше я не смогу описать происходившего. Повсюду,
куда ни глянь, вспухали кочки самых разных размеров - одни с кротовый
холмик, другие - с бочку, две - в целый домик. Кочки эти росли, покуда не
лопнули, рассыпая землю во все стороны, и из них стали выходить животные.
Кроты, например, вылезли точно так же, как где-нибудь в Англии. Собаки
принимались лаять, едва на свет появлялась их голова, и тут же начинали
яростно работать лапами и всем телом, словно пробираясь сквозь дыру в
заборе. Забавней всего появлялись олени - рога у них высовывались прежде
остального тела, и Дигори поначалу принял их за деревья. Лягушки,
появившись близ реки, тут же с кваканьем принялись шлепаться в воду.
Пантеры, леопарды и их родичи сразу же стряхивали землю с задних лап, а
потом точили когти о деревья. С деревьев струились настоящие водопады
птиц. Порхали бабочки. Пчелы поспешили к цветам, как будто у них не было
ни одной лишней минуты. А удивительнее всего было, когда лопнул целый
холм, произведя нечто вроде небольшого землетрясения, и на свет вылезла
покатая спина, большая мудрая голова и четыре ноги в мешковатых штанах.
Это был слон. Песню льва почти совсем заглушили мычанье, кряканье,
блеянье, рев, рычание, лай, щебет и мяуканье.
Хотя Дигори больше не слышал льва, он не мог отвести глаз от его
огромного яркого тела. Животные не боялись этого зверя. Процокав копытами,
мимо Дигори пробежала его старая знакомая, лошадь извозчика. (Воздух этих
мест, видимо, действовал на нее так же, как на дядюшку Эндрью. Земляничка
бодро переставляла ноги, высоко подняла голову и ничем уже не напоминала
заезженное, несчастное существо, которым она была в Лондоне.) И тут лев
впервые затих. Теперь он расхаживал среди животных, то и дело подходя к
какой-нибудь паре - всегда к паре - и трогая их носы своим. Он выбрал пару
бобров, пару леопардов, оленя с оленихой. К некоторым зверям он не
подходил вовсе. Но те, кого он выбрал, тут же оставляли своих сородичей и
следовали за ним. Когда лев, наконец, остановился, они окружали его
широким кругом. А остальные звери понемногу начали разбредаться, и голоса
их замолкли в отдалении. Избранные же звери молча смотрели на льва. Никто
не шевелился, только из породы кошачьих иногда поводили хвостами. Впервые
за весь день наступила полная тишина, нарушаемая только плеском бегущей
реки. Сердце Дигори сильно колотилось в ожидании чего-то очень
торжественного. Он не забыл про свою маму, только знал, что даже ради нее
он не может вмешаться в то, что перед ним совершалось.
Лев, не мигая, глядел на зверей так пристально, будто хотел
испепелить их своим взором. И постепенно они начали меняться. Те, кто
поменьше, - кролики, кроты и прочие - заметно подросли. Самые большие,
особенно слоны, стали поскромнее в размерах. Многие звери встали на задние
лапы. Многие склонили головы набок, будто пытаясь что-то лучше понять. Лев
раскрыл пасть, но вместо звуков издал только долгое, теплое дыхание,
которое, казалось, качнуло всех зверей, как ветер качает деревья. Далеко
наверху, за пределом голубого неба, скрывавшего звезды, снова раздалось их
чистое, холодное, замысловатое пение. А потом не то с неба, не то от
самого льва вдруг метнулась никого не обжигая, стремительная огненная
вспышка. Каждая капля крови в жилах Дигори и Полли вспыхнула, когда они
услыхали небывало низкий и дикий голос: "Нарния, Нарния, Нарния, проснись.
Люби. Мысли. Говори. Да будут твои деревья ходить. Да будут твои звери
наделены даром речи. Да обретут душу твои потоки".
Это, конечно, говорил лев. Дети давно уже подозревали, что говорить
он умеет, и все-таки сильно разволновались, услыхав его слова.
Из лесу выступили дикие люди - боги и богини деревьев, а с ними
фавны, сатиры и карлики. Из реки поднялся речной бог со своими
дочерьми-наядами. И все они, вместе со зверями и птицами, отвечали - кто
высоким голосом, кто низким, кто густым, кто совсем тоненьким:
- Да, Аслан! Мы слышим и повинуемся. Мы любим. Мы думаем. Мы говорим.
Мы знаем.
- Только знаем мы совсем мало покуда, - раздался чей-то хрипловатый
голос. Тут дети прямо подпрыгнули, потому что принадлежал он лошади
извозчика.
- Молодец, Земляничка! - сказала Полли. - Как здорово, что ее тоже
выбрали в говорящие звери.
И извозчик, стоявший теперь рядом с детьми, добавил:
- Чтоб мне пусто было! Но я всегда говорил, что этой лошадке не
занимать мозгов.
- Создания, я дарю вам вас самих, - продолжал Аслан сильным,
исполненным счастья голосом. - Я навеки отдаю вам землю этой страны,
Нарнии. Я отдаю вам леса, плоды, реки. Я отдаю вам звезды и самого себя.
Отдаю вам и обыкновенных зверей, на которых не пал мой выбор. Будьте к ним
добры, но не подражайте им, чтобы остаться Говорящими Зверьми. Ибо от них
я взял вас, и к ним вы можете вернуться. Избегайте этой участи.
- Конечно, Аслан, конечно, - зазвучало множество голосов. "Не бойся!"
громко прокричала какая-то галка. Беда в том, что все уже кончили говорить
ровно за секунду перед ней, так что слова бедной птицы раздались в полном
молчании. А вы, наверное, знаете, как это бывает глупо - в гостях,
например. Так что галка настолько засмущалась, что спрятала голову под
крыло, словно собираясь заснуть. Что же до остальных зверей, то они
принялись издавать всякие странные звуки, означавшие смех - у каждого
свой. В нашем мире никто такого не слыхал. Сначала звери пытались унять
смех, но Аслан сказал им:
- Смейтесь, создания, не бойтесь. Вы уже не прежние бессловесные
неразумные твари, и никто вас не заставляет вечно быть серьезными. Шутки,
как и справедливость, рождаются вместе с речью.
Смех зазвучал в полную силу, так, что даже галка снова собралась с
духом, присела между ушами Землянички и захлопала крыльями.
- Аслан! Аслан! Получается, что я первая пошутила? И теперь все и
всегда будут об этом знать?
- Нет, подружка, - отвечал лев. - Не то что ты первая пошутила. Ты
сама и есть первая в мире шутка.
Все засмеялись еще пуще, но галка нисколько не обиделась и веселилась
вместе с остальными, покуда лошадь не тряхнула головой, заставив ее
потерять равновесие и свалиться. Правда, галка, не успев долететь до
земли, вспомнила, что у нее есть крылья, к которым она привыкнуть еще не
успела.
- Нарния родилась, - сказал лев, - теперь мы должны беречь ее. Я хочу
позвать кое-кого из вас на совет. Подойдите сюда, главный карлик, и ты,
речной бог, и ты, дуб, и ты, филин, и вы, оба ворона, и ты, слон. Нам надо
посовещаться. Ибо хотя этому миру еще нет пяти часов от роду, в него уже
проникло зло.
Создания, которых позвал лев, подошли к нему, и все они побрели в
сторону, на восток. А остальные принялись на все лады тараторить:
- Что это такое проникло в мир? Лазло? Кто это такой? Клозло? А это
что такое?
- Слушай, - сказал Дигори своей подружке, - мне нужно к нему, в
смысле, к Аслану, льву, Я должен с ним поговорить.
- Думаешь, можно? - отвечала Полли. - Я бы побоялась.
- Я с тобой пойду, - сказал вдруг извозчик. - Мне этот зверь
нравится, а остальных чего пугаться. И еще, хочу парой слов перемолвиться
с Земляничкой.
И все трое, набравшись смелости, направились туда, где собрались
звери. Создания так увлеченно говорили друг с другом и знакомились, что не
замечали людей, покуда те не подошли совсем близко. Не слышали они и
дядюшки Эндрью, который стоял в своих шнурованных сапогах на приличном
расстоянии и умеренно громким голосом кричал:
- Дигори! Вернись! Вернись немедленно, тебе говорят! Я запрещаю тебе
идти дальше!
Когда они, наконец, очутились в самой гуще звериной толпы, все
создания сразу замолкли и уставились на них.
- Ну-с, - сказал бобр, - во имя Аслана, это еще кто такие?
- Пожалуйста, - начал было Дигори сдавленным голосом, но его перебил
кролик.
- Думаю, - заявил он, - что это огромные листья салата.
- Ой, что вы! - заторопилась Полли. - Мы совсем невкусные!
- Ага! - произнес крот. - Они умеют говорить. Лично я не слыхал о
говорящем салате.
- Наверное, они - вторая шутка, - предположила галка.
- Даже если так, - пантера на мгновение прекратила умываться, -
первая была куда смешнее. Во всяком случае, я в них не вижу ничего
смешного. - Она зевнула и снова начала прихорашиваться.
- Пожалуйста, пропустите нас! - взмолился Дигори. - Я очень
тороплюсь. Мне надо поговорить со львом.
Тем временем извозчик все пытался поймать взгляд своей Землянички.
- Слушай, лошадка, - он наконец посмотрел ей в глаза, - ты меня
знаешь, правда?
- Чего от тебя хочет эта Штука? - заговорило сразу несколько зверей.
- Честно говоря, - речь Землянички была очень медленной, - я и сама
толком не понимаю. Но знаете, кажется, я что-то похожее раньше видела.
Кажется, я раньше где-то жила или бывала перед тем, как Аслан нас разбудил
несколько минут назад. Только все мои воспоминания такие смутные. Как сон.
В этом сне были всякие штуки вроде этих троих.
- Чего? - возмутился извозчик. - Это ты-то меня не знаешь? А кто тебя
распаренным овсом кормил, когда ты хворала? Кто тебя отмывал, как
принцессу? Кто тебя никогда не забывал накрывать попоной на морозе? Ох,
Земляничка, не ждал я от тебя такого!
- Я действительно что-то вспоминаю, - сказала лошадь вдумчиво. - Да.
Дайте подумать. Точно, ты привязывал ко мне сзади какой-то жуткий черный
ящик, что ли, а потом бил меня, чтобы я бежала, и эта черная штука
всегда-всегда за мной волочилась и дребезжала...
- Ну, знаешь ли, нам обоим приходилось на хлеб зарабатывать, - сказал
извозчик. - И тебе, и мне. Не будь работы и кнута - не было б у тебя ни
теплой конюшни, ни сена, ни овса. А у меня чуть деньги заводились, я тебе
всегда овес покупал. Или нет?
- Овес? - лошадь навострила уши. - Припоминаю. Ты всегда сидел где-то
сзади, а я бежала спереди, тянула и тебя, и черную штуку. Это я всю работу
делала, я помню.
- Летом-то да, - сказал извозчик. - Ты вкалывала, а я прохлаждался на
облучке. А как насчет зимы, старушка? Тебе-то тепло было, ты бегала, а я
там торчал - ноги, как ледышки, нос чуть не отваливается от мороза, руки,
как деревянные, прямо вожжи вываливались.
- Плохая была страна, - продолжала Земляничка. - И травы никакой не
росло, одни камни.
- Ох как точно, подружка, - вздохнул извозчик. - В том мире тяжело. Я
всегда говорил, что для лошади ничего нет хорошего в этих мостовых.
Лондон, понимаешь ли. Я его любил не больше твоего. Ты деревенская
лошадка, а я ведь тоже оттуда, я в церковном хоре пел. Только жить там
было не на что, в деревне.
- Ну пожалуйста, - заговорил Дигори, - пожалуйста, пустите нас, а то
лев все дальше уходит, и я с ним поговорить не смогу. Мне ужасно нужно.
- Слушай-ка, Земляничка, - сказал извозчик, - этот молодой человек
хочет со львом потолковать, и дело у него самое что ни на есть важное. Ты
не могла бы позволить ему прокатиться у тебя на спине? Он тебе спасибо
скажет. Отвези его к вашему Аслану, а мы с девочкой пойдем сзади пешочком.
- На спине? - откликнулась лошадь. - Помню, помню! Когда-то давно
один маленький двуногий вроде вас это со мной делал. У него были маленькие
твердые кусочки чего-то белого для меня. И они были куда вкусней травы!
- А, сахар! - сказал извозчик.
- Пожалуйста, Земляничка, - упрашивал ее Дигори, - ну пожалуйста,
отвези меня к Аслану!
- Ладно, я не против, - сказала лошадь. - Иногда можно. Залезай.
- Славная старая Земляничка, - сказал извозчик. - Давай, молодой
человек, я тебя подсажу.
Вскоре Дигори уже не без удобства устроился на спине у Землянички.
Ему и раньше приходилось кататься верхом без седла - на своем собственном
пони.
- А теперь поторопись, Земляничка, - сказал он.
- У тебя случайно нет кусочка из тех белых? - спросила лошадь.
- Боюсь, что нет.
- Что ж, ничего не поделаешь, - вздохнула лошадь, и они тронулись в
путь.
Тут один крупный бульдог, который все это время принюхивался и
приглядывался, сказал:
- Смотрите! Вон там, за речкой, в тени деревьев, кажется, еще одно из
этих смешных созданий.
Все звери увидели дядюшку Эндрью, стоявшего среди рододендронов в
надежде, что его никто не заметит. "Пошли, пошли, - заговорили они на все
голоса, - посмотрим, кто там такой". Так что покуда Земляничка с Дигори на
спине бежали в одном направлении (Полли и извозчик шли сзади пешком),
почти все звери заспешили к дядюшке Эндрью, выражая свой оживленный
интерес рыком, лаем, блеяньем и другими разнообразными звуками.
Тут нам придется вернуться назад, чтобы описать все происходившее с
точки зрения дядюшки Эндрью. Его одолевали совсем не те чувства, что детей
и доброго извозчика. И в самом деле, дело тут не только в том, где он
стоял, а в том, что он был за человек.
С первого появления зверей дядя Эндрью отступал все глубже и глубже в
заросли кустарника. Разумеется, он пристально за ними наблюдал, только не
из любопытства, а от страха. Как и ведьма, он был ужасно практичным.
Например, он просто не заметил, что Аслан выбрал по одной паре из каждой
породы зверей. Видел он только большое количество расхаживающих повсюду
опасных диких зверей, и все удивлялся, почему остальные животные не
пустились наутек от огромного льва.
Когда настал великий миг и звери заговорили, он совсем ничего не
понял по одной довольно занятной причине. Дело в том, что при первых же
звуках львиной песни, еще в темноте, он понял, что слышит музыку, и что
музыка эта ему крайне не по душе. Она заставляла его думать и чувствовать
не так, как он привык. Потом, когда взошло солнце, и он увидел, что поет,
по его выражению, всего лишь какой-то лев, он стал изо всех сил
уговаривать себя, что никакое это не пение, а обыкновенный рев, который в
нашем мире может издать любой лев в зоопарке. "Нет-нет, - думал он, - ну
как львы могут петь? Я это себе придумал. У меня нервы расстроились". И
чем дольше лев пел, чем прекрасней становилась его песня, тем усерднее
уговаривал себя дядюшка Эндрью. Есть одна неприятность, подстерегающая
тех, кто пытается стать глупее, чем он есть на самом деле: это предприятие
нередко завершается успехом. Дядюшке тоже это удалось, и вскоре он
действительно ничего не слышал в песне Аслана, кроме рева. А еще через
несколько минут уже ничего не различил бы в ней, даже если бы захотел. Так
что даже при словах "Нарния, проснись!" до него долетело только рыкание.
Речи заговоривших зверей казались ему лишь лаем, кваканьем, визжанием и
блеяньем, а их смех тем более. Дядюшка Эндрью, в сущности, переживал
худшие минуты в своей жизни. Никогда раньше не доводилось ему встречать
такой ужасной и кровожадной своры голодных, злых животных. И когда он
увидал, что дети с извозчиком направились к ним, его охватил ужас и
негодование.
"Безумцы! - сказал он про себя. - Теперь эти зверюги сожрут кольца
вместе с детьми, и я никогда не вернусь домой! Какой эгоистичный мальчик
этот Дигори! И те двое тоже хороши. Не дорожить собственной жизнью - их
личное дело, но как же насчет МЕНЯ? Обо мне и не вспомнили. Никто обо мне
не думает".
В конце концов, увидав, как к нему бежит вся стая зверей, дядя
повернулся и пустился наутек. Очевидно, воздух этого молодого мира и
впрямь неплохо действовал на этого пожилого джентльмена. В Лондоне он не
бегал из-за возраста, а в Нарнии мчался с такой скоростью, что первым
прибежал бы к финишу на первенстве старшеклассников. Фалды его фрака
крайне живописно развевались на ветру. Однако шансов у дядюшки имелось
немного. Среди преследовавших его зверей было немало первоклассных
бегунов, горящих желанием впервые испробовать мускулы.
- Лови! Лови! - кричали они. - Это Казло! Вперед! За ним! Заходи! Держи!
В считанные минуты кое-какие звери уже обогнали дядюшку, выстроились
в шеренгу и перегородили ему дорогу. Остальные отрезали ему путь к
отступлению. Вокруг себя старый волшебник видел ужасную картину. Над его
головой встали рога огромных лосей и гигантская морда слона. Сзади
топтались тяжелые, весьма серьезно настроенные медведи и кабаны. Леопарды
и пантеры уставились на него, как ему казалось,
хладнокровно-издевательскими взглядами. Больше всего дядюшку ужасали
разинутые пасти зверей. На самом-то деле они просто переводили дух, но
дядюшка полагал, что его собираются сожрать.
Дрожа, дядя Эндрью покачивался из стороны в сторону. Животных он всю
жизнь в лучшем случае побаивался, а в худшем еще и ненавидел, хотя бы
потому, что поставил на них сотни жестоких опытов.
- Ну, а теперь, сэр, скажите нам, - деловито произнес бульдог, - вы
животное, растение или минерал?
Вместо этих слов дядя Эндрью услыхал только "р-р-р-р-гав!"
Вам может показаться, что звери были очень глупы, раз они не сумели
сразу понять, что дядюшка принадлежит к одной породе с извозчиком и двумя
детьми. Но не забудьте, что об одежде они не имели никакого представления.
Платьице Полли, котелок извозчика и костюмчик Дигори представлялись им
такой же частью их обладателей, как на зверях - мех или перья. Если б не
Земляничка, никто из них и в этих троих не признал бы одинаковых существ.
Дядя же был куда длиннее детей и куда более тощим, чем извозчик. Носил он
черное, за исключением белой манишки (несколько утратившей свою белизну),
и седая грива его волос (порядком растрепавшаяся) была совсем не похожа на
шевелюру остальных людей. Не мудрено, что звери совсем запутались. К
довершению всего, он вроде бы и говорить не умел.
Правда, он попытался произнести несколько слов. В ответ на речь
бульдога, которая показалась дядюшке рычанием и лаем, он протянул вперед
свою дрожащую руку и кое-как выдохнул:
- Собачка, славненькая моя...
Но звери поняли его не лучше, чем он - их. Вместо слов они услыхали
только слабое бульканье. Может, оно было и к лучшему. Мало кому из моих
знакомых псов, и уж тем более говорящему бульдогу из Нарнии, нравилось,
когда их называли "собачкой". Вам бы тоже не понравилось, если б вас
называли "малышом".
И тут дядюшка Эндрью свалился в обморок.
- Ага! - сказал кабан. - Это просто дерево. Я с самого начала так
подумал.
Не забудьте, этим зверям никогда не доводилось видеть не только
обморока, но и просто падения.
- Это животное, - заключил бульдог, тщательно обнюхав упавшего.
- Несомненно. И скорее всего, той же породы, что и те трое.
- Вряд ли, - возразил один из медведей. - Звери так не падают. Мы же
- животные. Разве мы падаем? Мы стоим, вот так. - Он поднялся на задние
лапы, сделал шаг назад, споткнулся о низкую ветку и повалился на спину.
- Третья шутка, третья шутка, третья шутка! - заверещала галка в
полном восторге.
- Все равно я думаю, что это дерево, - настаивал кабан.
- Если это дерево, - предположил другой медведь, - то в нем может
быть пчелиное гнездо.
- Я уверен, что это не дерево, - сказал барсук. - По-моему, оно
пыталось что-то сказать перед тем, как упало.
- Ни в коем случае, - упрямился кабан, - это ветер шелестел у него в
ветках.
- Ты что, всерьез думаешь, что это - говорящий зверь? - спросила
галка у барсука. - Он же ни слова толком не сказал!
- Все-таки мне кажется, что это зверь, - сказала слониха. Ее мужа,
если вы помните, вызвал к себе совещаться Аслан. - Вот на этом конце белое
пятно - вполне сойдет за морду. А эти дырки за глаза и рот. Носа, правда,
нет. Но, с другой стороны, зачем же быть узколобыми? Многие ли из нас
могут похвастаться настоящим носом? - и она с простительной гордостью
прошлась глазами по всей длине своего хобота.
- Решительно возражаю против этого замечания, - рявкнул бульдог.
- Слониха права, - сказал тапир.
- Вот что я вам скажу, - вступил ослик, - наверное, это обычный
зверь, который просто думает, что умеет разговаривать.
- А нельзя ли его поставить прямо? - вдумчиво спросила слониха. Она
обвила обмякшее тело дядюшки Эндрью хоботом и поставила вертикально, к
несчастью, вниз головой, так что из его карманов вывалились два
полусоверена, три полукроны и монетка в шесть пенсов. Это ничуть не
помогло дядюшке. Он снова повалился на землю.
- Ну вот! - закричали другие звери. - Никакое это не животное. Оно
совсем неживое.
- А я говорю, животное, - твердил бульдог, - сами понюхайте.
- Запах - это еще не все, - заметила слониха.
- Чему же верить, если не чутью? - удивился бульдог.
- Мозгам, наверное, - застенчиво сказала она.
наряднее одежда, тем меньше смысла выползать из разломанного кэба, а потом
падать в ручей с илистым дном.
- Я отнюдь не утверждаю, - добавил он, - что эта местность лишена
познавательного интереса. Будь я помоложе... и если б мне удалось прислать
сюда какого-нибудь крепкого молодца, из охотников на крупную дичь, чтобы
он, так сказать, расчистил эти места... из них можно было сделать нечто
достойное внимания. Климат великолепен. Никогда не дышал таким воздухом.
Он, несомненно, пошел бы мне на пользу... при более благоприятных
обстоятельствах. Жаль, весьма жаль, что мы не располагаем ружьем.
- О каких это вы ружьях, хозяин? - с упреком сказал извозчик. - Я,
пожалуй, пойду искупать лошадку. Этот зверь, между прочим, умнее многих
людей. - И он направился к лошади, издавая особенные звуки, хорошо
известные конюхам.
- Вы что, до сих пор думаете, что этого льва можно застрелить? -
спросил Дигори. - Той железной штуковины он даже не заметил.
- При всех ее недостатках, - оживился дядюшка Эндрью, - эта весьма
сообразительная молодая особа поступила крайне правильно.
Он потер руки и похрустел суставами, снова начисто забыв, как ведьма
его страшила, пока была рядом.
- А по-моему, отвратительно, - сказала Полли. - Что он ей сделал?
- Ой! А это что такое? - Дигори рванулся к какому-то небольшому
предмету шагах в трех от себя. - Полли, Полли! Иди-ка сюда, взгляни!
Дядюшка тоже увязался за девочкой, не из пустого интереса, а потому,
что хотел держаться к детям поближе и при случае стянуть у них колечки. Но
когда он увидал, в чем дело, его глазки загорелись. Перед ними стояла
точнехонькая маленькая копия фонарного столба, длиной около метра, которая
на глазах удлинялась и толстела, иными словами, росла на манер дерева.
- Примечательно, весьма примечательно, - пробормотал дядюшка. - Даже
я никогда и мечтать не смел о таких чарах. Мы находимся в мире, где растет
и оживает все, включая фонарные столбы. Остается загадкой, из каких же
семян произрастают эти последние?
- Вы что, не поняли? Здесь же упал тот брусок, который она сорвала с
фонарного столба. Он в землю погрузился, а теперь из него из него
вырастает молодой фонарный столб.
Столб, между прочим, был уже не такой молодой - он успел вырасти выше
Дигори.
- Вот именно! Ошеломляющий феномен, - дядя еще сильнее потер руки. -
Хо-хо! Над моей магией потешались. Моя глупая сестра считает меня
сумасшедшим! Что вы теперь скажете, господа? Я открыл мир, переполненный
жизнью и развитием! Отовсюду слышишь - Колумб, Колумб. А кто такой Колумб,
и чего стоит его Америка по сравнению с этим миром! Коммерческие
возможности этой страны воистину беспредельны. Достаточно привезти сюда
железного лома, закопать его в землю, и он тут же превратится в
новехонькие паровые машины, военные корабли, что угодно! Затрат никаких, а
сбыть все это добро в Англии за полную цену - раз плюнуть. Я стану
миллионером. А климат! Я уже чувствую себя на двадцать лет моложе. Здесь
можно устроить курорт, вот что. Санаторий. И драть с пациентов тысяч по
двадцать в год. Конечно, придется кое-кого посвятить в тайну... но
главное, главное - пристрелить эту зверюгу!
- Вы совсем как та ведьма, - сказала Полли. - Вам бы только убивать.
- Что же касается лично меня, - продолжал мечтать Эндрью, - подумать
только, до каких лет я тут могу дожить! В шестьдесят лет об этом
приходится думать! Потрясающе! Край вечной юности!
- Ой! - вскрикнул Дигори. - Край вечной юности? Вы и вправду так
думаете? - конечно же, он вспомнил тетин разговор с гостьей, которая
принесла виноград, и его снова охватила надежда.
- Дядя Эндрью, - сказал он, - а вдруг здесь действительно найдется
что-то такое, чтобы мама выздоровела?
- О чем ты? - удивился дядя. - Это же не аптека. Однако, как я только
что сказал...
- Вам начихать на маму, - возмутился Дигори. - Я-то думал... я думал,
она же вам сестра, она не только мне мама... Ладно. Раз так, то я пойду к
самому льву. И спрошу его. - Повернувшись, он быстро зашагал прочь. Полли,
чуть помешкав, отправилась вслед за мальчиком.
- Эй, стой! Вернись! Мальчишка сошел с ума, - заключил дядюшка.
Подумав, он тоже пошел за детьми, хотя и на приличном расстоянии. Ведь
кольца, как-никак, оставались у них.
Через несколько минут Дигори уже стоял на опушке леса. Лев все еще
продолжал свою песню, но она снова изменилась. В ней появилось то, что
можно бы назвать мелодией, но при этом сама песня стала куда безудержней,
под нее хотелось бежать, прыгать, куда-то карабкаться, громко кричать.
Дигори, слушая, разгорячился и покраснел - его одолевало желание бежать к
людям, и не то обниматься с ними, не то драться. Песня подействовала даже
на дядюшку Эндрью, потому что Дигори услыхал его бормотание:
"Одухотворенная девица, да. Жаль, что столь невоздержанного нрава, но
прекрасная женщина несмотря ни на что, прекрасная". Но куда сильнее, чем
на двух людей, подействовала песня на новорожденный мир перед ними.
Можете ли вы представить, как покрытая травой поляна кипит, словно
вода в котле? Пожалуй, лучше я не смогу описать происходившего. Повсюду,
куда ни глянь, вспухали кочки самых разных размеров - одни с кротовый
холмик, другие - с бочку, две - в целый домик. Кочки эти росли, покуда не
лопнули, рассыпая землю во все стороны, и из них стали выходить животные.
Кроты, например, вылезли точно так же, как где-нибудь в Англии. Собаки
принимались лаять, едва на свет появлялась их голова, и тут же начинали
яростно работать лапами и всем телом, словно пробираясь сквозь дыру в
заборе. Забавней всего появлялись олени - рога у них высовывались прежде
остального тела, и Дигори поначалу принял их за деревья. Лягушки,
появившись близ реки, тут же с кваканьем принялись шлепаться в воду.
Пантеры, леопарды и их родичи сразу же стряхивали землю с задних лап, а
потом точили когти о деревья. С деревьев струились настоящие водопады
птиц. Порхали бабочки. Пчелы поспешили к цветам, как будто у них не было
ни одной лишней минуты. А удивительнее всего было, когда лопнул целый
холм, произведя нечто вроде небольшого землетрясения, и на свет вылезла
покатая спина, большая мудрая голова и четыре ноги в мешковатых штанах.
Это был слон. Песню льва почти совсем заглушили мычанье, кряканье,
блеянье, рев, рычание, лай, щебет и мяуканье.
Хотя Дигори больше не слышал льва, он не мог отвести глаз от его
огромного яркого тела. Животные не боялись этого зверя. Процокав копытами,
мимо Дигори пробежала его старая знакомая, лошадь извозчика. (Воздух этих
мест, видимо, действовал на нее так же, как на дядюшку Эндрью. Земляничка
бодро переставляла ноги, высоко подняла голову и ничем уже не напоминала
заезженное, несчастное существо, которым она была в Лондоне.) И тут лев
впервые затих. Теперь он расхаживал среди животных, то и дело подходя к
какой-нибудь паре - всегда к паре - и трогая их носы своим. Он выбрал пару
бобров, пару леопардов, оленя с оленихой. К некоторым зверям он не
подходил вовсе. Но те, кого он выбрал, тут же оставляли своих сородичей и
следовали за ним. Когда лев, наконец, остановился, они окружали его
широким кругом. А остальные звери понемногу начали разбредаться, и голоса
их замолкли в отдалении. Избранные же звери молча смотрели на льва. Никто
не шевелился, только из породы кошачьих иногда поводили хвостами. Впервые
за весь день наступила полная тишина, нарушаемая только плеском бегущей
реки. Сердце Дигори сильно колотилось в ожидании чего-то очень
торжественного. Он не забыл про свою маму, только знал, что даже ради нее
он не может вмешаться в то, что перед ним совершалось.
Лев, не мигая, глядел на зверей так пристально, будто хотел
испепелить их своим взором. И постепенно они начали меняться. Те, кто
поменьше, - кролики, кроты и прочие - заметно подросли. Самые большие,
особенно слоны, стали поскромнее в размерах. Многие звери встали на задние
лапы. Многие склонили головы набок, будто пытаясь что-то лучше понять. Лев
раскрыл пасть, но вместо звуков издал только долгое, теплое дыхание,
которое, казалось, качнуло всех зверей, как ветер качает деревья. Далеко
наверху, за пределом голубого неба, скрывавшего звезды, снова раздалось их
чистое, холодное, замысловатое пение. А потом не то с неба, не то от
самого льва вдруг метнулась никого не обжигая, стремительная огненная
вспышка. Каждая капля крови в жилах Дигори и Полли вспыхнула, когда они
услыхали небывало низкий и дикий голос: "Нарния, Нарния, Нарния, проснись.
Люби. Мысли. Говори. Да будут твои деревья ходить. Да будут твои звери
наделены даром речи. Да обретут душу твои потоки".
Это, конечно, говорил лев. Дети давно уже подозревали, что говорить
он умеет, и все-таки сильно разволновались, услыхав его слова.
Из лесу выступили дикие люди - боги и богини деревьев, а с ними
фавны, сатиры и карлики. Из реки поднялся речной бог со своими
дочерьми-наядами. И все они, вместе со зверями и птицами, отвечали - кто
высоким голосом, кто низким, кто густым, кто совсем тоненьким:
- Да, Аслан! Мы слышим и повинуемся. Мы любим. Мы думаем. Мы говорим.
Мы знаем.
- Только знаем мы совсем мало покуда, - раздался чей-то хрипловатый
голос. Тут дети прямо подпрыгнули, потому что принадлежал он лошади
извозчика.
- Молодец, Земляничка! - сказала Полли. - Как здорово, что ее тоже
выбрали в говорящие звери.
И извозчик, стоявший теперь рядом с детьми, добавил:
- Чтоб мне пусто было! Но я всегда говорил, что этой лошадке не
занимать мозгов.
- Создания, я дарю вам вас самих, - продолжал Аслан сильным,
исполненным счастья голосом. - Я навеки отдаю вам землю этой страны,
Нарнии. Я отдаю вам леса, плоды, реки. Я отдаю вам звезды и самого себя.
Отдаю вам и обыкновенных зверей, на которых не пал мой выбор. Будьте к ним
добры, но не подражайте им, чтобы остаться Говорящими Зверьми. Ибо от них
я взял вас, и к ним вы можете вернуться. Избегайте этой участи.
- Конечно, Аслан, конечно, - зазвучало множество голосов. "Не бойся!"
громко прокричала какая-то галка. Беда в том, что все уже кончили говорить
ровно за секунду перед ней, так что слова бедной птицы раздались в полном
молчании. А вы, наверное, знаете, как это бывает глупо - в гостях,
например. Так что галка настолько засмущалась, что спрятала голову под
крыло, словно собираясь заснуть. Что же до остальных зверей, то они
принялись издавать всякие странные звуки, означавшие смех - у каждого
свой. В нашем мире никто такого не слыхал. Сначала звери пытались унять
смех, но Аслан сказал им:
- Смейтесь, создания, не бойтесь. Вы уже не прежние бессловесные
неразумные твари, и никто вас не заставляет вечно быть серьезными. Шутки,
как и справедливость, рождаются вместе с речью.
Смех зазвучал в полную силу, так, что даже галка снова собралась с
духом, присела между ушами Землянички и захлопала крыльями.
- Аслан! Аслан! Получается, что я первая пошутила? И теперь все и
всегда будут об этом знать?
- Нет, подружка, - отвечал лев. - Не то что ты первая пошутила. Ты
сама и есть первая в мире шутка.
Все засмеялись еще пуще, но галка нисколько не обиделась и веселилась
вместе с остальными, покуда лошадь не тряхнула головой, заставив ее
потерять равновесие и свалиться. Правда, галка, не успев долететь до
земли, вспомнила, что у нее есть крылья, к которым она привыкнуть еще не
успела.
- Нарния родилась, - сказал лев, - теперь мы должны беречь ее. Я хочу
позвать кое-кого из вас на совет. Подойдите сюда, главный карлик, и ты,
речной бог, и ты, дуб, и ты, филин, и вы, оба ворона, и ты, слон. Нам надо
посовещаться. Ибо хотя этому миру еще нет пяти часов от роду, в него уже
проникло зло.
Создания, которых позвал лев, подошли к нему, и все они побрели в
сторону, на восток. А остальные принялись на все лады тараторить:
- Что это такое проникло в мир? Лазло? Кто это такой? Клозло? А это
что такое?
- Слушай, - сказал Дигори своей подружке, - мне нужно к нему, в
смысле, к Аслану, льву, Я должен с ним поговорить.
- Думаешь, можно? - отвечала Полли. - Я бы побоялась.
- Я с тобой пойду, - сказал вдруг извозчик. - Мне этот зверь
нравится, а остальных чего пугаться. И еще, хочу парой слов перемолвиться
с Земляничкой.
И все трое, набравшись смелости, направились туда, где собрались
звери. Создания так увлеченно говорили друг с другом и знакомились, что не
замечали людей, покуда те не подошли совсем близко. Не слышали они и
дядюшки Эндрью, который стоял в своих шнурованных сапогах на приличном
расстоянии и умеренно громким голосом кричал:
- Дигори! Вернись! Вернись немедленно, тебе говорят! Я запрещаю тебе
идти дальше!
Когда они, наконец, очутились в самой гуще звериной толпы, все
создания сразу замолкли и уставились на них.
- Ну-с, - сказал бобр, - во имя Аслана, это еще кто такие?
- Пожалуйста, - начал было Дигори сдавленным голосом, но его перебил
кролик.
- Думаю, - заявил он, - что это огромные листья салата.
- Ой, что вы! - заторопилась Полли. - Мы совсем невкусные!
- Ага! - произнес крот. - Они умеют говорить. Лично я не слыхал о
говорящем салате.
- Наверное, они - вторая шутка, - предположила галка.
- Даже если так, - пантера на мгновение прекратила умываться, -
первая была куда смешнее. Во всяком случае, я в них не вижу ничего
смешного. - Она зевнула и снова начала прихорашиваться.
- Пожалуйста, пропустите нас! - взмолился Дигори. - Я очень
тороплюсь. Мне надо поговорить со львом.
Тем временем извозчик все пытался поймать взгляд своей Землянички.
- Слушай, лошадка, - он наконец посмотрел ей в глаза, - ты меня
знаешь, правда?
- Чего от тебя хочет эта Штука? - заговорило сразу несколько зверей.
- Честно говоря, - речь Землянички была очень медленной, - я и сама
толком не понимаю. Но знаете, кажется, я что-то похожее раньше видела.
Кажется, я раньше где-то жила или бывала перед тем, как Аслан нас разбудил
несколько минут назад. Только все мои воспоминания такие смутные. Как сон.
В этом сне были всякие штуки вроде этих троих.
- Чего? - возмутился извозчик. - Это ты-то меня не знаешь? А кто тебя
распаренным овсом кормил, когда ты хворала? Кто тебя отмывал, как
принцессу? Кто тебя никогда не забывал накрывать попоной на морозе? Ох,
Земляничка, не ждал я от тебя такого!
- Я действительно что-то вспоминаю, - сказала лошадь вдумчиво. - Да.
Дайте подумать. Точно, ты привязывал ко мне сзади какой-то жуткий черный
ящик, что ли, а потом бил меня, чтобы я бежала, и эта черная штука
всегда-всегда за мной волочилась и дребезжала...
- Ну, знаешь ли, нам обоим приходилось на хлеб зарабатывать, - сказал
извозчик. - И тебе, и мне. Не будь работы и кнута - не было б у тебя ни
теплой конюшни, ни сена, ни овса. А у меня чуть деньги заводились, я тебе
всегда овес покупал. Или нет?
- Овес? - лошадь навострила уши. - Припоминаю. Ты всегда сидел где-то
сзади, а я бежала спереди, тянула и тебя, и черную штуку. Это я всю работу
делала, я помню.
- Летом-то да, - сказал извозчик. - Ты вкалывала, а я прохлаждался на
облучке. А как насчет зимы, старушка? Тебе-то тепло было, ты бегала, а я
там торчал - ноги, как ледышки, нос чуть не отваливается от мороза, руки,
как деревянные, прямо вожжи вываливались.
- Плохая была страна, - продолжала Земляничка. - И травы никакой не
росло, одни камни.
- Ох как точно, подружка, - вздохнул извозчик. - В том мире тяжело. Я
всегда говорил, что для лошади ничего нет хорошего в этих мостовых.
Лондон, понимаешь ли. Я его любил не больше твоего. Ты деревенская
лошадка, а я ведь тоже оттуда, я в церковном хоре пел. Только жить там
было не на что, в деревне.
- Ну пожалуйста, - заговорил Дигори, - пожалуйста, пустите нас, а то
лев все дальше уходит, и я с ним поговорить не смогу. Мне ужасно нужно.
- Слушай-ка, Земляничка, - сказал извозчик, - этот молодой человек
хочет со львом потолковать, и дело у него самое что ни на есть важное. Ты
не могла бы позволить ему прокатиться у тебя на спине? Он тебе спасибо
скажет. Отвези его к вашему Аслану, а мы с девочкой пойдем сзади пешочком.
- На спине? - откликнулась лошадь. - Помню, помню! Когда-то давно
один маленький двуногий вроде вас это со мной делал. У него были маленькие
твердые кусочки чего-то белого для меня. И они были куда вкусней травы!
- А, сахар! - сказал извозчик.
- Пожалуйста, Земляничка, - упрашивал ее Дигори, - ну пожалуйста,
отвези меня к Аслану!
- Ладно, я не против, - сказала лошадь. - Иногда можно. Залезай.
- Славная старая Земляничка, - сказал извозчик. - Давай, молодой
человек, я тебя подсажу.
Вскоре Дигори уже не без удобства устроился на спине у Землянички.
Ему и раньше приходилось кататься верхом без седла - на своем собственном
пони.
- А теперь поторопись, Земляничка, - сказал он.
- У тебя случайно нет кусочка из тех белых? - спросила лошадь.
- Боюсь, что нет.
- Что ж, ничего не поделаешь, - вздохнула лошадь, и они тронулись в
путь.
Тут один крупный бульдог, который все это время принюхивался и
приглядывался, сказал:
- Смотрите! Вон там, за речкой, в тени деревьев, кажется, еще одно из
этих смешных созданий.
Все звери увидели дядюшку Эндрью, стоявшего среди рододендронов в
надежде, что его никто не заметит. "Пошли, пошли, - заговорили они на все
голоса, - посмотрим, кто там такой". Так что покуда Земляничка с Дигори на
спине бежали в одном направлении (Полли и извозчик шли сзади пешком),
почти все звери заспешили к дядюшке Эндрью, выражая свой оживленный
интерес рыком, лаем, блеяньем и другими разнообразными звуками.
Тут нам придется вернуться назад, чтобы описать все происходившее с
точки зрения дядюшки Эндрью. Его одолевали совсем не те чувства, что детей
и доброго извозчика. И в самом деле, дело тут не только в том, где он
стоял, а в том, что он был за человек.
С первого появления зверей дядя Эндрью отступал все глубже и глубже в
заросли кустарника. Разумеется, он пристально за ними наблюдал, только не
из любопытства, а от страха. Как и ведьма, он был ужасно практичным.
Например, он просто не заметил, что Аслан выбрал по одной паре из каждой
породы зверей. Видел он только большое количество расхаживающих повсюду
опасных диких зверей, и все удивлялся, почему остальные животные не
пустились наутек от огромного льва.
Когда настал великий миг и звери заговорили, он совсем ничего не
понял по одной довольно занятной причине. Дело в том, что при первых же
звуках львиной песни, еще в темноте, он понял, что слышит музыку, и что
музыка эта ему крайне не по душе. Она заставляла его думать и чувствовать
не так, как он привык. Потом, когда взошло солнце, и он увидел, что поет,
по его выражению, всего лишь какой-то лев, он стал изо всех сил
уговаривать себя, что никакое это не пение, а обыкновенный рев, который в
нашем мире может издать любой лев в зоопарке. "Нет-нет, - думал он, - ну
как львы могут петь? Я это себе придумал. У меня нервы расстроились". И
чем дольше лев пел, чем прекрасней становилась его песня, тем усерднее
уговаривал себя дядюшка Эндрью. Есть одна неприятность, подстерегающая
тех, кто пытается стать глупее, чем он есть на самом деле: это предприятие
нередко завершается успехом. Дядюшке тоже это удалось, и вскоре он
действительно ничего не слышал в песне Аслана, кроме рева. А еще через
несколько минут уже ничего не различил бы в ней, даже если бы захотел. Так
что даже при словах "Нарния, проснись!" до него долетело только рыкание.
Речи заговоривших зверей казались ему лишь лаем, кваканьем, визжанием и
блеяньем, а их смех тем более. Дядюшка Эндрью, в сущности, переживал
худшие минуты в своей жизни. Никогда раньше не доводилось ему встречать
такой ужасной и кровожадной своры голодных, злых животных. И когда он
увидал, что дети с извозчиком направились к ним, его охватил ужас и
негодование.
"Безумцы! - сказал он про себя. - Теперь эти зверюги сожрут кольца
вместе с детьми, и я никогда не вернусь домой! Какой эгоистичный мальчик
этот Дигори! И те двое тоже хороши. Не дорожить собственной жизнью - их
личное дело, но как же насчет МЕНЯ? Обо мне и не вспомнили. Никто обо мне
не думает".
В конце концов, увидав, как к нему бежит вся стая зверей, дядя
повернулся и пустился наутек. Очевидно, воздух этого молодого мира и
впрямь неплохо действовал на этого пожилого джентльмена. В Лондоне он не
бегал из-за возраста, а в Нарнии мчался с такой скоростью, что первым
прибежал бы к финишу на первенстве старшеклассников. Фалды его фрака
крайне живописно развевались на ветру. Однако шансов у дядюшки имелось
немного. Среди преследовавших его зверей было немало первоклассных
бегунов, горящих желанием впервые испробовать мускулы.
- Лови! Лови! - кричали они. - Это Казло! Вперед! За ним! Заходи! Держи!
В считанные минуты кое-какие звери уже обогнали дядюшку, выстроились
в шеренгу и перегородили ему дорогу. Остальные отрезали ему путь к
отступлению. Вокруг себя старый волшебник видел ужасную картину. Над его
головой встали рога огромных лосей и гигантская морда слона. Сзади
топтались тяжелые, весьма серьезно настроенные медведи и кабаны. Леопарды
и пантеры уставились на него, как ему казалось,
хладнокровно-издевательскими взглядами. Больше всего дядюшку ужасали
разинутые пасти зверей. На самом-то деле они просто переводили дух, но
дядюшка полагал, что его собираются сожрать.
Дрожа, дядя Эндрью покачивался из стороны в сторону. Животных он всю
жизнь в лучшем случае побаивался, а в худшем еще и ненавидел, хотя бы
потому, что поставил на них сотни жестоких опытов.
- Ну, а теперь, сэр, скажите нам, - деловито произнес бульдог, - вы
животное, растение или минерал?
Вместо этих слов дядя Эндрью услыхал только "р-р-р-р-гав!"
Вам может показаться, что звери были очень глупы, раз они не сумели
сразу понять, что дядюшка принадлежит к одной породе с извозчиком и двумя
детьми. Но не забудьте, что об одежде они не имели никакого представления.
Платьице Полли, котелок извозчика и костюмчик Дигори представлялись им
такой же частью их обладателей, как на зверях - мех или перья. Если б не
Земляничка, никто из них и в этих троих не признал бы одинаковых существ.
Дядя же был куда длиннее детей и куда более тощим, чем извозчик. Носил он
черное, за исключением белой манишки (несколько утратившей свою белизну),
и седая грива его волос (порядком растрепавшаяся) была совсем не похожа на
шевелюру остальных людей. Не мудрено, что звери совсем запутались. К
довершению всего, он вроде бы и говорить не умел.
Правда, он попытался произнести несколько слов. В ответ на речь
бульдога, которая показалась дядюшке рычанием и лаем, он протянул вперед
свою дрожащую руку и кое-как выдохнул:
- Собачка, славненькая моя...
Но звери поняли его не лучше, чем он - их. Вместо слов они услыхали
только слабое бульканье. Может, оно было и к лучшему. Мало кому из моих
знакомых псов, и уж тем более говорящему бульдогу из Нарнии, нравилось,
когда их называли "собачкой". Вам бы тоже не понравилось, если б вас
называли "малышом".
И тут дядюшка Эндрью свалился в обморок.
- Ага! - сказал кабан. - Это просто дерево. Я с самого начала так
подумал.
Не забудьте, этим зверям никогда не доводилось видеть не только
обморока, но и просто падения.
- Это животное, - заключил бульдог, тщательно обнюхав упавшего.
- Несомненно. И скорее всего, той же породы, что и те трое.
- Вряд ли, - возразил один из медведей. - Звери так не падают. Мы же
- животные. Разве мы падаем? Мы стоим, вот так. - Он поднялся на задние
лапы, сделал шаг назад, споткнулся о низкую ветку и повалился на спину.
- Третья шутка, третья шутка, третья шутка! - заверещала галка в
полном восторге.
- Все равно я думаю, что это дерево, - настаивал кабан.
- Если это дерево, - предположил другой медведь, - то в нем может
быть пчелиное гнездо.
- Я уверен, что это не дерево, - сказал барсук. - По-моему, оно
пыталось что-то сказать перед тем, как упало.
- Ни в коем случае, - упрямился кабан, - это ветер шелестел у него в
ветках.
- Ты что, всерьез думаешь, что это - говорящий зверь? - спросила
галка у барсука. - Он же ни слова толком не сказал!
- Все-таки мне кажется, что это зверь, - сказала слониха. Ее мужа,
если вы помните, вызвал к себе совещаться Аслан. - Вот на этом конце белое
пятно - вполне сойдет за морду. А эти дырки за глаза и рот. Носа, правда,
нет. Но, с другой стороны, зачем же быть узколобыми? Многие ли из нас
могут похвастаться настоящим носом? - и она с простительной гордостью
прошлась глазами по всей длине своего хобота.
- Решительно возражаю против этого замечания, - рявкнул бульдог.
- Слониха права, - сказал тапир.
- Вот что я вам скажу, - вступил ослик, - наверное, это обычный
зверь, который просто думает, что умеет разговаривать.
- А нельзя ли его поставить прямо? - вдумчиво спросила слониха. Она
обвила обмякшее тело дядюшки Эндрью хоботом и поставила вертикально, к
несчастью, вниз головой, так что из его карманов вывалились два
полусоверена, три полукроны и монетка в шесть пенсов. Это ничуть не
помогло дядюшке. Он снова повалился на землю.
- Ну вот! - закричали другие звери. - Никакое это не животное. Оно
совсем неживое.
- А я говорю, животное, - твердил бульдог, - сами понюхайте.
- Запах - это еще не все, - заметила слониха.
- Чему же верить, если не чутью? - удивился бульдог.
- Мозгам, наверное, - застенчиво сказала она.