- Я уже установил контакт через охранника, который продает мне сигареты, - сказал Жербье. Без всякого перерыва он продолжил. - Через неделю, самое большее - через две - мы сможем уйти.
   Наступила тишина. И сердце Легрэна так сильно билось, что Жербье услышал его биение сквозь его выпиравшие ребра. Прерывающимся голосом молодой человек спросил:
   - Вы сказали "мы", не так ли, месье Жербье?
   - Конечно, - сказал Жербье. - А ты как полагал?
   - Я думал, что в определенный момент вы возьмете меня с собой. Но я не осмеливался быть в этом уверенным, - сказал Легрэн.
   - Так что, ты хотел, - спросил Жербье, медленно и четко выговаривая каждый слог, - подготовить все для моего побега, а самому остаться здесь?
   - Так я решил это для себя, - ответил Легрэн.
   - И ты хотел бы поступить именно так?
   - Им нужны вы, месье Жербье, в движении Сопротивления.
   Несколько минут Жербье страшно хотелось закурить. Но он подождал, прежде чем зажег сигарету. Он терпеть не мог показывать эмоции на своем лице.
   XV
   В начале партии в домино полковник Жарре дю Плесси заметил своим компаньонам:
   - Маленький коммунист выглядит все уверенней. Я слышал, как он что-то напевает про себя каждое утро, отправляясь на работу.
   - Это весна, - уверял коммивояжер.
   -Это скорее то, что действует на всех, - вздохнул аптекарь. - Он, как и все другие, просто бедный ребенок.
   Эти трое мужчин не испытывали никакой враждебности к Легрэну. Напротив, его возраст, его несчастливая судьба, его физическое состояние глубоко трогали их, потому что они по природе были очень добросердечными людьми. Они предлагали ему по очереди дежурить рядом с Армелем. Но Легрэн настолько ревновал всех к своему другу, что отклонил их предложение. Получая посылки из дома со скудной едой, они всегда хотели угостить Легрэна. Но зная, что не сможет оказать им ответную любезность, он неизменно отказывался. Постепенно его бескомпромиссное поведение заставило игроков в домино вообще практически не замечать его существования. Потому изменение в его поведении привлекло к нему их внимание. Однажды вечером, когда аптекарь раздавал всем шоколадные таблетки, которые нашел в своей посылке из дома, Легрэн тоже подставил руку.
   - Ура! - воскликнул полковник Жарре дю Плесси. - Маленький коммунист начинает укрощаться
   Полковник повернулся к Жербье и сказал:
   - Это ваше влияние, месье, и я поздравляю вас.
   - Я думаю, это скорее шоколад, - сказал Жербье.
   Через несколько часов, когда из всех в камере бодрствовали только они, Жербье обратился к Легрэну:
   - Ты выбрал не самое лучшее время, чтобы привлечь внимание к своим сладким зубам.
   - Это потому что я думал... я думал, что теперь смогу вскоре тоже послать им что-то, - пробормотал юноша.
   - Но то же самое могли подумать и они. Никогда не следует считать людей глупее, чем они есть, - сказал Жербье.
   Они замолчали. Через несколько минут Легрэн огорченно спросил :
   - Вы не сердитесь на меня, месье Жербье?
   - Нет, кончено, нет. Закончим на этом, - сказал Жербье.
   -Тогда вы не откажетесь рассказать мне, что произойдет после того, как свет погаснет? - попросил Легрэн.
   - Я уже рассказывал все подробно вчера и еще позавчера, - сказал Жербье.
   - Если вы не расскажете мне снова, - сказал Легрэн, - я просто не смогу заставить себя поверить во все это и не смогу уснуть... Действительно там будет машина?
   - Газовик{4}, - сказал Жербье. - И думаю, что за рулем будет Гийом.
   - Бывший сержант Иностранного Легиона? Тот крутой парень? По прозвищу Бизон? - шептал Легрэн.
   - В машине будет спрятана гражданская одежда, - продолжал Жербье. - Нас привезут к дому кюре. А там посмотрим.
   - И друзья из движения Сопротивления приготовят нам фальшивые документы? - спросил Легрэн.
   - И продовольственные карточки.
   - И вы разрешите мне встретиться с коммунистами, месье Жербье? И я буду работать с ними в подполье?
   - Обещаю.
   - Но я смогу время от времени видеть вас, месье Жербье?
   - Если ты станешь курьером-связником.
   - Именно им я и хочу стать, - сказал Легрэн.
   И каждую следующую ночь Легрэн постоянно просил:
   - Расскажите мне еще раз о Гийоме Бизоне, месье Жербье, и еще обо всем, о чем хотите.
   XVI
   Наступил день, когда Жербье, открывая только что купленную у охранника пачку сигарет, нашел внутри нее сложенный листок тонкой папиросной бумаги Он отправился в уборную, внимательно прочел сообщение и сжег его. Затем прошелся вдоль проволочного заграждения, как обычно делал. Поздно вечером он сказал Легрэну:
   - Все готово. Мы уходим в субботу.
   - Через четыре дня, - запинаясь, произнес Легрэн.
   Кровь совсем отхлынула от его побледневших щек, затем вскоре вернулась и опять ушла. Он прислонился к Жербье.
   - Простите, - сказал он. - У меня кружится голова. Я так рад
   Легрэн тихо опустился на землю. Жербье понял, как ужасно устал юноша за последнюю неделю. Его лицо осунулось, а глаза увеличились. Нос был тонок как рыбная кость, а кадык выдавался еще сильнее.
   - Ты должен успокоиться и контролировать свои чувства, - несколько раз повторил Жербье, - и до субботы не перетруждаться. Не забывай, нам придется идти пешком пять километров. В обед ты съешь мой суп, слышишь?
   - Да, хорошо, месье Жербье.
   - И ты мало спишь. Завтра пойди в лазарет и попроси несколько таблеток снотворного.
   - Хорошо, месье Жербье.
   Легрэн вышел из барака раньше, чем обычно, и Жербье проводил его до двери.
   - Еще только три дня, и тут будет машина Бизона.
   Он побежал на работу. Жербье проводил его взглядом, подумав про себя: "Он молод и выдержит".
   Во время обеда Жербье протянул Легрэну свой котелок. Но молодой человек покачал головой.
   - Я знаю, что мы договорились, но я не хочу. У меня крутит живот.
   - Тогда возьми мой хлеб, - сказал Жербье. Ты сможешь съесть его на работе.
   Легрэн засунул черный кусок в карман робы. Его движения были слабыми, безжизненными, лицо ничего не выражало.
   - Ты плохо выглядишь, - заметил Жербье.
   Легрэн не ответил и пошел по направлению к своей электростанции. В тот вечер он не стал просить Жербье рассказать о Бизоне и о других чудесах.
   - Ты принимаешь снотворное? - спросил Жербье.
   - Да. Но я так никогда и не усну, мне кажется, - ответил Легрэн.
   В четверг его поведение стало еще более странным. Он ничего не ел, а в камере, ожидая ночи, вместо того, чтобы говорить с Жербье, он следил за партией в домино. Казалось, что он действительно, так ни разу и не уснул.
   В пятницу Легрэн затеял абсурдный спор с аптекарем и обозвал его грязным буржуа. Жербье в тот момент промолчал, но в темноте и в тишине он грубо взял Легрэна за руку, когда тот, казалось, уже уснул, и спросил:
   - Что-то не так?
   - Что?... Да нет, все в порядке, месье Жербье, - ответил Легрэн.
   - Нет, я прошу тебя ответить, - настаивал Жербье. - Ты больше не веришь мне? У тебя сдали нервы? Я даю слово, что с моей стороны все готово.
   - Я знаю, месье Жербье.
   - А как твоя часть работы?
   - Я сделаю все чисто, обещаю вам.
   - Ну тогда в чем же дело?
   - Я не знаю, месье Жербье, правда... Голова болит. На сердце тяжело...
   Глаза Жербье сузились, как при дневном свете, когда он хотел проникнуть в тайну лица. Но в темноте они были бессильны.
   - Ты, наверное, принимал слишком много таблеток, - наконец сказал Жербье.
   - Да, скорее всего так, месье Жербье.
   - Завтра ты почувствуешь себя лучше, - сказал Жербье, - когда увидишь машину и Бизона.
   - Бизона, - повторил Легрэн.
   Но больше ничего не сказал.
   Жербье часто в последующем вспоминал бессовестную и пугающую жестокость этого ночного диалога.
   XVII
   Субботним утром во время своей обычной прогулки Жербье зашел на электростанцию, где Легрэн работал один, после того, как увезли старого австрийского инженера. С удовлетворением Жербье заметил, что Легрэн спокоен.
   - Все готово, - сказал юноша.
   Жербье проверил работу Легрэна. Часовой механизм, который должен был в нужное время вызвать короткое замыкание, был сделан разумно и умело. Ток выключится точно в назначенный час.
   - И не волнуйтесь, - заверил его Легрэн. - Этим олухам в ночной смене понадобится для ремонта не менее сорока минут.
   - Никто не сделал бы это лучше тебя. Можно сказать, мы уже на свободе, - сказал Жербье.
   - Спасибо, месье Жербье, - пробормотал молодой человек.
   Его глаза сияли.
   XVIII
   Полковник, аптекарь и коммивояжер завершили игру в домино, как только окончательно стемнело. Сумерки опустили свой серый дым на плато. Но пояс жесткого, неподвижного света как бы запер сумерки внутри лагеря. Патрульная дорожка между линиями проволочных заграждений освещалась ужасно ярко. За этим поясом света уже была настоящая ночь. Перед бараком Жербье и Легрэн в тишине смотрели на блестящую колючую проволоку. Время от времени Жербье нащупывал в кармане принесенную Легрэном отмычку. Охранник в берете прокричал: "Перекличка!"
   Легрэн и Жербье вошли внутрь. Охранник пересчитал узников и запер дверь. Снова настала тьма. Каждый нащупывал путь к своей кровати. Некоторое время полковник, коммивояжер и аптекарь обменивались замечаниями, которые становились все бессвязнее. Жербье и Легрэн молчали. Их сокамерники засыпали со своими обычными вздохами и зевотой. Жербье и Легрэн молчали.
   Жербье был доволен молчанием Легрэна. Он боялся, что тот будет слишком возбужден этим ожиданием. Механизм был настроен Легрэном ровно на полночь. У них оставался еще почти час. Жербье выкурил несколько сигарет, затем подошел к двери и бесшумно открыл замок. Он толкнул дверь. Он увидел жестокий свет, окаймлявший плато. Жербье вернулся к соломенной постели и предупредил Легрэна:
   - Будь готов, Роже, уже недолго осталось.
   И снова Жербье услышал, как бьется сердце Легрэна.
   - Месье Жербье, - с трудом пробормотал паренек, - мне нужно вам кое-что сказать.
   Он с усилием вздохнул.
   - Я не пойду.
   Несмотря на весь свой самоконтроль Жербье едва сдержался, чтобы неосмотрительно не повысить голос. Но он сделал все, что мог, и заговорил обычным тоном, как всегда во время этих ночных бесед.
   - Ты боишься? - спросил он очень мягко.
   - О, нет, месье Жербье, - простонал Легрэн.
   И Жербье сам почувствовал, что Легрэну был неведом страх. Точно так же, как если бы смог увидеть его лицо.
   - Ты думаешь, что слишком слаб, чтобы сделать это? - сказал Жербье. Если будет нужно, я сам понесу тебя.
   - Я сделал бы это. Я дошел бы даже намного дальше, - ответил Легрэн.
   И Жербье почувствовал, что и тут он сказал правду.
   - Я объясню вам, месье Жербье, только не перебивайте меня, - сказал Легрэн. - Я расскажу все быстро, так что это будет просто.
   Легкие Легрэна засвистели. Он закашлялся и продолжил.
   - Когда я пошел за снотворным, как вы мне сказали. я увидел доктора. Этот доктор хороший человек. Он старик, который все понимает. Он направил нас сюда, меня и Армеля, потому что здесь, по крайней мере, не протекает крыша и сухой пол. Большего он не мог бы сделать. Я имею в виду, что с ним можно поговорить. Он сказал, что я плохо выгляжу. Он осмотрел меня. Я не все понял из того, что он сказал мне. Но достаточно, чтобы сообразить, что одно мое легкое не работает вовсе, а другое в плохой форме. Он был действительно взволнован моим состоянием и тем, что меня заперли здесь без надежды выбраться. Потом я спросил его, что случилось бы, если бы я оказался на свободе. Он ответил, что мне следовало бы два года подлечиться в санатории, и я был бы в порядке. в противном случае, я никогда не выздоровею. Я вернулся из его приемной как окаменевший. Вы сами это видели... Я все время думал о той жизни в подполье, о которой вы мне рассказали. Я думал вплоть до сегодняшнего утра и тогда понял, что мне не следует бежать.
   Жербье считал себя достаточно жестким человеком. Он и был таким. Он никогда ничего не делал, не обдумав. И это было правдой. Он зажег Легрэна своими историями только чтобы заполучить сообщника, которому мог бы доверять. Но теперь без обдумывания, без расчета и как-то совершенно непривычно для самого себя он вдруг сказал:
   Я не оставлю тебя. Я знаю способы достать деньги и я смогу найти новые. Ты будешь в безопасности, за тобой будет уход. У тебя будет достаточно времени, чтобы поправиться и привести себя в форму.
   - Я остаюсь не из-за этого, месье Жербье, - произнес спокойный голос невидимого юноши. - Я хотел быть курьером. Я не хочу получать продовольственные карточки от товарищей только из-за моего слабого здоровья. Я не хочу мешать Сопротивлению. Вы мне слишком хорошо показали, что это такое.
   Жербье почувствовал, что даже физически не может ответить. А Легрэн продолжал:
   - Но в то же самое время я очень рад, что узнал о движении Сопротивления. Я больше не буду несчастным. Я понимаю жизнь и люблю ее. Я теперь как Армель. У меня есть вера.
   Он немного оживился и сказал более бодрым тоном:
   - Но я не буду искать справедливости в ином мире, месье Жербье. Скажите вашим друзьям здесь и по другую сторону пролива, скажите, чтобы они поспешили. Я хочу успеть увидеть конец людей с пустыми глазами.
   Он замолчал, и никто из них не знал, сколько продлилась наступившая тишина. Не зная этого, они оба устремили взгляд к щели в двери, через которую был виден яркий свет прожекторов над патрульной дорожкой.
   Они встали одновременно, потому что пугающая иллюминация внезапно погасла. Тьма свободы соединилась с тьмой, запертой в лагере. Жербье и Легрэн были у двери.
   Несмотря на всю свою предусмотрительность, несмотря на здравый смысл, Жербье снова повторил:
   - Они поймут, что это была диверсия, они увидят, что я сбежал. Они сопоставят эти события. И они заподозрят тебя.
   - Что они еще смогут со мной сделать? - пробормотал Легрэн.
   Жербье все еще не уходил.
   - Напротив, я принесу вам пользу, - сказал юноша. - Они придут и возьмут меня, чтобы я исправил поломку. Я пойду так быстро, что они даже не заметят, что ваша постель пуста. И я заставлю их прождать не меньше часа. Как раз достаточно, чтобы вы ушли далеко и встретились с Бизоном.
   Жербье переступил через порог.
   - Подумай в последний раз, - почти умолял он.
   - Я никогда никому не был обузой. Я не хочу стать ею в первый раз, тем более для движения Сопротивления.
   Жербье проскользнул между дверью и косяком и, не оборачиваясь, направился к щели под колючей проволокой.
   Он выучил ее уже сотни раз и сотни раз подсчитывал число шагов, необходимых, чтобы дойти до этого места.
   Легрэн осторожно закрыл дверь, вернулся на свою соломенную постель, вцепился зубами в простыню на ней и лежал очень тихо.
   Казнь
   Инструкция, полученная от организации, в которую он входил, приказывала Полю Дуна (чье имя теперь было Винсан Анри) прибыть в Марсель к середине второй половины дня и ждать перед Реформистской церковью одного товарища, которого Дуна хорошо знал. Дуна простоял на условленном месте уже несколько минут, когда мимо проехал газогенераторный автомобиль и остановился метрах в тридцати за ним. Из него вышел невысокий человек. На нем был котелок, темно-коричневое пальто, и его плечи сильно тряслись при ходьбе. Этот человек, которого Дуна никогда раньше не видел, подошел прямо к нему и показал удостоверение "Сюртэ" - полиции безопасности.
   - Полиция, ваши документы?
   Дуна и глазом не моргнул. Его фальшивые документы были безупречны. Человек в котелке произнес более вежливо:
   - Я вижу, что все в порядке, месье. Но тем не менее, я попросил бы вас пройти со мной в участок. Простая проверка.
   Дуна кивнул. Он не боялся никакой проверки.
   Водитель стоял у подножки машины. Он был полным человеком со сломанным носом боксера. Он открыл дверь и одним движением втолкнул Дуна вовнутрь. Человек в котелке сел рядом с ним справа. Машина быстро двинулась вверх по холму. Дуна увидел на краю сидения, так, чтобы его нельзя было видеть снаружи, Андре Русселя, который также носил имя Филиппа Жербье, и у которого выросли усы. Поль Дуна почувствовал, как вся кровь прихлынула к его сердцу, и он сжался на сидении, как будто человек, распавшийся на части.
   Псевдополицейский вытер свою лысину, похожую на тонзуру, как у монахов, посмотрел на шляпу с отвращением и проворчал:
   - Грязная работа!
   - Феликс, как бы ты не ненавидел котелки, тебе придется снова надеть его, причем тот же самый, - рассеянно сказал Жербье.
   - Я знаю, - проворчал Феликс, - но только когда мы остановимся.
   Поль Дуна подумал про себя: "Это когда они убьют меня".
   Он равнодушно сформулировал свою мысль. Он больше не боялся. Первый шок вытеснил из него все живые эмоции. Как всегда, в момент, когда у него уже не было шансов, он готов был принять самое худшее с чувством странной понятливости и облегчения. Ему только очень хотелось пить, вены казались ему совсем пустыми.
   - Посмотри на него, - сказал Феликс, обращаясь к Жербье. - Это он продал вас, и тебя, и Зефира, и радиста.
   Жербье в знак согласия слегка опустил веки. Ему не хотелось говорить. Ему не хотелось и думать. Все было очевидно благодаря самой позе Дуна: предательство и внутренний механизм этого предательства. Дуна привела в Сопротивление его сожительница. Пока она могла оживлять его, Дуна проявлял себя как полезный, умный и храбрый боец. Но когда Франсуазу арестовали, он продолжал действовать только по инерции. Когда, в свою очередь, поймали и его, то быстро освободили - и он стал инструментом в руках полиции.
   - Нам следовало бы вывести его из игры сразу после исчезновения Франсуазы, - сказал Жербье. - Это была ошибка. Но у нас было так мало людей и так много дел.
   Жербье зажег сигарету. Через дым Дуна казался ему еще более расплывчатым и бесплотным, чем обычно. Хорошая семья, приятные манеры... Милые черты лица... Маленькая родинка над серединой верхней губы привлекала внимание к его рту, красивому и мягкому. Его лицо было узким, без острых черт, и заканчивалось невыразительным, скорее полным подбородком.
   - Очевидно защитная сила воли, - рассеянно думал Жербье. - Ему всегда был нужен кто-то, кто бы думал о нем. Франсуаза, полиция, теперь мы... для подпольной деятельности, роль "стукача", смерть.
   А вслух сказал:
   - Я думаю, Поль, нет смысла предоставлять тебе наши доказательства и задавать вопросы.
   Дуна даже не поднял головы. Жербье продолжал курить. Он чувствовал усталость, которую вызывали скучные и ненужные формальности. Он начал думать обо всем, что сделает после этого. Его донесение... послать двух инструкторов... зашифровать сообщения для Лондона... встреча с большими боссами, прибывающими из Парижа... выбрать командный пост на следующий день.
   - Не следует ли нам поторопиться? - спросил Жербье Феликса.
   - Не думаю, - ответил Феликс. - Бизон знает свое дело, как никто другой. Он едет так быстро, как только можно ехать, не вызывая подозрений.
   Дуна, опершись подбородком на руку, смотрел в сторону моря.
   - Я тоже спешу, - продолжал Феликс. Там есть старый пост, за которым я снова должен присматривать. Мне нужно поменять руль на велосипеде одного молодого курьера. И еще этой ночью мне нужно будет встретить парашютистов.
   - А как с новыми фальшивыми документами для шефа? - спросил Жербье.
   - Они со мной, - сказал Феликс. - Тебе они сейчас нужны?
   Жербье кивнул.
   Поль Дуна прекрасно понимал, что если эти два человека так открыто говорят в его присутствии, то они полностью уверены в его молчании - в его вечном молчании. Они уже выбрали момент - и этот момент был совсем близок, когда ему придется исчезнуть из мира живых людей. Но этот приговор не вызывал у Дуна беспокойства или внутреннего беспорядка. Для него смерть была уже свершившимся фактом. Она уже относилась к прошлому. Значение и цену имело только настоящее. И сейчас, когда машина проезжала Старый порт, настоящее сформировалось в полной мере, с чудесной полнотой, с широтой голубой воды, с островками, похожими на античные галеры, с голыми, сухими песчаными холмами, которые, казалось, поддерживали небо на другой стороне залива.
   Внезапно, когда машина проезжала отель "Ла Корниш", который узнал Дуна, перед ним возникло лицо Франсуазы, во всех чертах ее великолепия. Франсуаза стояла на краю террасы, нависающей над морем.
   На ней было летнее платье, оставлявшее открытыми шею и руки. Она удерживала на своем лице свет и тепло дня. Легким и знакомым движением Дуна ласкал сзади ее шею. Она слегка отклонилась назад, и Дуна смог увидеть ее горло, ее плечи, ее полные груди. И Франсуаза целовала его в родинку над верхней губой.
   Неосознанно Дуна дотронулся до этого маленького коричневого пятнышка. Также неосознанно Жербье дотронулся до своих усов, все еще колючих, которые он отрастил после побега из лагеря в Л. Феликс с отвращением посмотрел на свой котелок.
   Дорога скрыла отель от взгляда Поля Дуна. Образ Франсуазы, откинувшей назад голову, исчез. Это не удивило Дуна. Эти игры относились к другому времени и к другому миру. Жизнь в подполье тогда еще не началась.
   Феликс постукивал краешком своего котелка по стеклу, отделявшему его от шофера. Затем он натянул шляпу на свою лысину, окаймленную волосами по кругу. Машина остановилась. Поль Дуна не мог смотреть на море и повернулся в другую сторону бульвара. Там был холм с кучкой маленьких мирных, скромных и жалких домиков и вилл, разместившихся на его склоне. Машина остановилась перед дорогой безо всякого асфальта или гальки, круто подымавшейся наверх между низкими домами и меланхолическими маленькими садиками, как горная тропа.
   Водитель опустил стекло позади его и сказал Жербье:
   - Машине будет тяжело подняться на такую гору.
   - И будет много шуму... Все прильнут к окнам, чтобы посмотреть, добавил Феликс.
   Жербье быстро взглянул на профиль Дуна. Тот сидел безо всяких эмоций, снова повернувшись к морю.
   - Мы пойдем пешком, - сказал Жербье.
   - Тогда я тоже пойду, - заметил водитель.
   У него был хриплый голос человека, который много курил и которому приходилось долгое время громко командовать. Его массивное дубленое лицо, с глубоко посаженными серыми глазами, почти полностью заполнило собой раму окна.
   Жербье снова посмотрел на Дуна и сказал:
   - Это не обязательно, Гийом.
   -Действительно, необязательно, - сказал Феликс.
   Водитель тоже посмотрел на Поля Дуна и проворчал:
   - Согласен.
   Жербье подождал, пока проедет трамвай с пассажирами. Затем открыл дверь. Сначала вышел Феликс, а затем, повинуясь жесту Жербье - Дуна. Феликс взял Поля за одну руку, а Жербье за другую.
   - Я пойду достану ящик, а потом вернусь за телом с наступлением темноты, - сказал водитель, ковыряясь в сцеплении.
   Дуна карабкался по крутому склону, окруженный Феликсом и Жербье, будто меж двух друзей. Он думал о том, как коммунисты иногда казнят своих предателей. Они приводят человека ночью на морской берег, раздевают его, заматывают в проволочную сетку и бросают в море. Крабы, через ячейки сети, полностью объедают тело. Франсуаза была с Дуна в ту ночь, когда он услышал эту историю. Безжалостная вспышка страсти воспламенила ее лицо, обычно такое сладкое и веселое. - Я тоже приняла бы участие в такой операции, - сказала она. - Просто смерть - недостаточное наказание для тех, кто продает своих товарищей. Поль Дуна вспомнил этот взрыв ярости. а также шею своей подруги, густо покрасневшей в тот миг, и он покорно подымался по дороге между Жербье и Феликсом.
   Время от времени они видели на пороге дома женщину в черной юбке с растрепанными волосами, лениво вытряхивающую ковер. Дети играли в жалком маленьком саду. Мужчина, прислонившись к изгороди, тер свои голые лодыжки над войлочными тапочками. Каждый раз, проходя мимо людей, Феликс сжимал свой револьвер в кармане и шептал в ухо Дуна:
   - Одно слово, и я сделаю это прямо здесь.
   Но Жербье в руке, за которую он держал, ощущал лишь бессилие и подчинение. Он снова почувствовал смертельную скуку.
   Наконец они вошли в узкий тупик, окруженный глухими стенами и заканчивающийся двумя одинаковыми коттеджами, построенными впритык друг к другу. Ставни были открыты в левом из них.
   - О, Боже! - сказал Феликс, резко остановившись. Его открытое круглое лицо выражало замешательство.
   - Наш, - сказал он Жербье, - домик справа с закрытыми ставнями.
   Феликс снова принялся уверять.
   - В прошлый раз, когда мы сняли эту лачугу, в соседнем доме никто не жил, - добавил он.
   - Это очень плохо, конечно, но все же это еще один лишний повод не привлекать к себе внимание, - сказал Жербье. - Пойдем.
   Трое мужчин быстро прошли в конец тупика. Затем дверь правого домика отворилась как бы сама по себе, и они вошли вовнутрь. Паренек, стоявший за дверью, немедленно закрыл ее, закрыл заслонку глазка и повернул ключ. Все его движения прошли беззвучно, но в его спешке было заметно болезненно нервное напряжение. И Жербье вскоре убедился в этом, услышав торопливый шепот.
   - Комната там в конце... Идите в последнюю комнату.
   Феликс подтолкнул Дуна в шею и последовал за ним.
   - Это он... предатель... кто он? - парнишка, встретивший группу, спрашивал едва слышным голосом.
   - Вот он, - сказал Жербье.
   - А вы руководитель?
   - Я занимаюсь этим делом, - ответил Жербье.
   Они по очереди вошли в заднюю комнату. Тени выросли, и после яркого дневного света темнота комнаты показалась слишком густой. Но свет, пробивавшийся сквозь щели в досках, вполне приемлемо освещал помещение, чтобы за несколько секунд рассмотреть все ее детали. Жербье увидел рассохшийся паркет на полу, мокрые пятна на стенах, два разных кресла, матрас прямо на полу, покрытый стеганым одеялом. И он рассмотрел товарища, подобранного Феликсом для помощи в казни Дуна. Это был высокий, стройный молодой человек, скромно одетый, с острыми чертами чувствительного лица. У него были сияющие, бодрые глаза.