Кестнер Эрих. Эмиль и трое близнецов

   Густав растерянно поглядел ей вслед. Потом кивнул своей мотоциклетке, обиженно проводил взглядом Пони и сказал самому себе:
   - Это все мура!
   После ужина они посидели еще некоторое время на террасе, любуясь садом, пестревшим цветами.
   - Вкусно? - не выдержав, спросила Клотильда.
   Само собой разумеется, все сошлись на том, что еда была великолепной. А когда бабушка заявила, что со дня своей серебряной свадьбы не ела такого бифштекса, Клотильда засияла от счастья.
   Пока Пони убирала со стола, Эмиль написал маме открытку. Тогда и Густав решил написать домой, что благополучно прибыл и что передает всем привет. Они отдали открытку Вторнику, который уже торопился, чувствуя, что его заждались родители. Он обещал забежать по дороге на почту.
   - Смотри не забудь их бросить в ящик! - сказал Эмиль. Уже со всеми простившись, Вторник крикнул:
   - Приходите пораньше на пляж! - и убежал.
   Советник юстиции подошел к двери террасы и посмотрел на небо.
   - Солнце, правда, уже село, но все же перед сном надо поздороваться с морем, - сказал он.
   Все пошли к ольховой роще. Там уже сгущались сумерки. Сразу за рощей начинались дюны, а оттуда было видно море.
   - Кто еще ни разу не видел моря - шаг вперед! - скомандовал советник юстиции.
   Вперед вышли Эмиль, Пони и бабушка.
   - Идите первыми, а мы за вами, - распорядился он.
   Бабушка взяла своих внуков под руку и стала подниматься на дюну. Справа от них находилась гостиница, а перед ними простирался пляж. Куда ни глянешь - плетеные кресла, вымпелы и песочные крепости.
   А там, где обрывался пляж, начиналось море! И оно нигде не кончалось. Оно лежало у их ног и тускло мерцало за полоской песка, словно жидкое серебро. А далеко-далеко, у самого горизонта, в сумерки уходил корабль. На его мачте поблескивали огни. На небе, еще розовом от заката, взошел месяц. По нежным пастельным облакам уже скользили первые лучи далеких маяков. Где-то загудел пароход. Бабушка и дети застыли в немом восхищении. Они не могли произнести ни слова, и им даже казалось, что они никогда уже не обретут дар речи.
   Заскрипел песок. К ним тихонько подошли Хаберланды и Густав. Густав стал рядом с Эмилем.
   - Потрясающе, а?
   Эмиль только кивнул в ответ.
   Они стояли молча, не отрывая глаз от моря.
   И тут бабушка тихо сказала:
   - Теперь я хоть понимаю, что не зря дожила до своих лет.
   Глава пятая
   ВСТРЕЧА У МОРЯ
   Когда на следующее утро Клотильда постучала в дверь комнаты, где спали мальчики, она услышала сдавленный смех.
   - Вы что, уже проснулись? - опросила она и приложила ухо к двери.
   - Еще как проснулись! - крикнул Профессор и рассмеялся.
   - Идите завтракать! Все уже в саду.
   Ребята гуськом выбежали через дверь террасы в сад. За домом на газоне был накрыт большой круглый стол. За ним сидели родители Профессора, Пони-Шапочка и бабушка. Советник юстиции читал газету. Но все остальные с изумлением уставились на появившуюся троицу. Фрау Хаберланд тихонько тронула мужа за плечо. Советник рассеянно спросил:
   - Что случилось?
   Он поднял глаза от газеты и тоже застыл от удивления.
   Профессор и Густав были в трусиках, а Эмиль - в красных плавках. Но не это привлекло всеобщее внимание.
   Профессор напялил себе на голову панаму отца, а в руках держал его толстую трость. Эмиль накинул на плечи летнее пальто Пони, а на голове у него была ее соломенная шляпа, украшенная красными лакированными вишенками. Кроме того, он все пытался удержать на носу раскрытый пестрый зонтик. Но все лее смешнее всех выглядел Густав. Он напялил себе на голову бабушкин капор и завязал его под подбородком черной шелковой лентой. Завязал так туго, что едва мог открыть рот. Кроме того, он нацепил мотоциклетные очки, а в руке держал сумочку Пони и кокетливо ею помахивал. В другой руке у него был чемодан.
   Мальчики с невозмутимым видом сели на свои места. Профессор звякнул ложечкой о чашку, и тогда все хором завопили:
   - Добрый вечер!
   - Бедняги, у них, верно, солнечный удар, - сказал советник. - И это на второй день каникул. Вот беда! И он снова углубился в газету.
   - Надо позвать врача, - сказала Пони. - Я вам не прощу, если вы запачкаете мою сумочку, - добавила она уже другим тоном.
   Густав повернулся и крикнул:
   - Официант! Почему нас не обслуживают? Что это за кафе! - И он поспешно развязал ленту капора, потому что чуть не задохнулся. - В следующий раз я закажу себе капор у другой модистки, - ворчал он. - Этот все время сваливается!
   Клотильда принесла из дому горячий кофе.
   - Мы попались! Опять эта Клотильда! Везде эта Клотильда! Клотильда окружает нас!
   Пони поглядела на бабушку и спросила:
   - Что это с мальчишками? Что-нибудь серьезное?
   - Да нет, весьма распространенная болезнь, - сказала бабушка. - Она называется "переходный возраст".
   Советник кивнул.
   - Я знаю эту болезнь очень хорошо. Сам ею когда-то болел.
   ...После завтрака появился Вторник, чтобы вместе с ребятами идти купаться. Советник юстиции с женой остались дома, а все остальные, в том числе и бабушка, отправились на пляж. Ребята решили ходить босиком. Говорят, это полезно.
   На вершине дюны они снова остановились. Но теперь море выглядело совсем иначе, чем вчера вечером. Оно было зеленовато-синим и сверкало на солнце, а когда налетал ветерок, так отливало золотом, что слепило глаза. Бабушка надела темные очки, которые ей дала Клотильда.
   Весь пляж, куда ни глянь, кишмя кишел людьми. И все те же плетеные кресла-корзинки, вымпелы и песочные крепости.
   Время от времени на песок набегали волны.
   Пони первая пошла по дорожке к пляжу. Эмиль и бабушка поспешили за ней. Эмиль обернулся и увидел, что ребята стоят на прежнем месте и, казалось, не думают двигаться дальше.
   - Ну, чего же вы не идете? - крикнул Эмиль.
   Они осторожно сделали несколько шагов по тропинке, но тут же снова остановились. Густав прыгал на одной ножке и ругался.
   Бабушка рассмеялась:
   - Твои берлинцы не привыкли ходить босиком - им больно наступать на гравий.
   Эмиль подбежал к ним.
   Густав пробурчал, скорчив гримасу:
   - И это считается полезным?
   А Профессор сказал:
   - Благодарю покорно. У меня ноги не железные.
   - Нет уж, дудки, я больше не пойду босиком, - поклялся Вторник и попытался сделать еще шаг. Он переступал с ноги на ногу, как петух.
   - Ну, вы как хотите, а я сбегаю домой за тапочками, - заявил Профессор.
   Так он и сделал. Густав и Вторник побежали вместе с ним.
   Эмиль вернулся к бабушке. Она сидела на скамейке и глядела на море. У причала как раз стоял маленький белый пароходик. Эмиль поискал глазами Пони. Она уже ушла далеко вперед.
   Бабушка сдвинула темные очки на изрезанный морщинами лоб.
   - Наконец-то мы хоть на минуту оказались вдвоем. Как тебе живется, мой мальчик? Как мама?
   - Спасибо, спасибо. Все хорошо.
   Бабушка покачала головой.
   - Нельзя сказать, чтобы ты был очень разговорчив. Расскажи-ка поподробнее. Я вас слушаю, молодой человек!
   Эмиль уставился на море.
   - Бабушка, да ты же все знаешь из наших писем. Мама много работает. Но без работы было бы скучно. Ну, а я... я по-прежнему первый ученик в классе.
   - Так, так, - проговорила бабушка. - Так, так. Это звучит очень бодро. - Она ласково потрясла его за плечи. - Давай выкладывай все, как есть, негодник! Что-то не в порядке. Что-то не в порядке! Эмиль, я знаю тебя как свои пять пальцев!
   - Что может быть не в порядке, бабушка? Все отлично. Поверь!
   Она встала и сказала:
   - Это ты еще кому-нибудь рассказывай. Но не своей бабушке.
   Наконец они все же добрались до пляжа. Бабушка села прямо на песок, сняла туфли и чулки и подставила ноги солнцу. А ребята взялись за руки, побежали и с воплем кинулись в волны. При этом они окатили водой толстую женщину, сидевшую у самого берега, и она долго ругалась им вслед. Бабушка подобрала юбку, вошла по щиколотку в воду и вежливо спросила ее:
   - Скажите, а вы были когда-нибудь молодой?
   - Еще бы!
   - Ну и вот, - сказала бабушка. - Ну и вот.
   И, ничего больше не разъясняя, она снова села на горячий песок и с радостью стала глядеть на прыгающих в волнах детей. Виднелись одни их головы, да и то не все время.
   Густав плавал быстрее всех. Он первый взобрался на плот, стоящий на якоре в ста метрах от берега, чтобы пловцы могли отдохнуть. Пони и Эмиль приплыли одновременно и помогли друг другу вылезти из воды. Вторник и Профессор отстали.
   - Как это у вас получается? - спросил Вторник, когда он уже сидел рядом с ребятами. - Почему вы плаваете быстрее, чем Тео и я?
   Профессор рассмеялся:
   - Ты не огорчайся. Мы зато головой работаем.
   - Вот голова вам и мешает, - объяснил Густав - Вы ее слишком высовываете из воды. Смотрите, как надо!
   И они все поплыли назад. Густав плыл кролем, а остальные пытались ему подражать. При этом Профессор налетел на какого-то господина, который лежал на спине.
   - Где у тебя только глаза! - крикнул ему пострадавший в раздражении.
   - Под водой, - объяснил мальчик и неуклюже поплыл за друзьями.
   Они добрались до мелкого места и остановились перед гигантским резиновым тюбиком зубной пасты (это была, конечно, реклама). Все пытались на него взобраться, но стоило оказаться наверху, как тюбик поворачивался, и ловкач плюхался в воду. Крик там стоял несусветный. Не вылезая из воды, ребята рассматривали пляж. Их внимание привлекли брусья, на которых какой-то человек блистательно делал сложнейшие упражнения.
   - Вот это да! - восхитился Густав. - Даже я так не умею.
   Затем место гимнаста заняли два маленьких мальчика. Они подпрыгнули, ухватились за брусья, раскачались и повторили точь-в-точь все труднейшие упражнения, которые перед тем делал гимнаст. Когда они под конец, повиснув на ногах, двойным сальто спрыгнули на песок и изящно приземлились, весь пляж им зааплодировал.
   - С ума сойти! - восхитился Густав. - В жизни не видел ничего подобного! Да еще такие шпингалеты!
   Мальчик, стоящий рядом с ним, сказал:
   - Да ведь это "Три-Байрона-три!". Акробаты. Отец с близнецами. Вечером они выступают в гостинице.
   - Это необходимо посмотреть, - сказала Пони.
   - Представление начинается в восемь вечера, - объяснил мальчик. Остальные номера тоже мирового класса. Я вам советую пойти.
   - А места будут? - спросил Вторник.
   - Я могу вам оставить столик, - сказал мальчик.
   - Ты тоже акробат? - спросил Эмиль.
   Мальчик покачал головой:
   - Нет, хотя я тоже неплохой гимнаст.
   Я - ученик официанта, работаю в здешней гостинице. И вдруг чужой мальчик добавил:
   - Густав вырос с тех пор, как я его видел, но вообще-то он совсем не изменился.
   У ребят глаза на лоб полезли от удивления.
   - Откуда ты меня знаешь? - спросил обомлевший Густав.
   - Да я вас всех знаю, - сказал незнакомый мальчик. - А Густав даже носил мой костюм.
   У Густава просто челюсть отвисла.
   - Что за чушь! - крикнул он. - В жизни я не носил чужого костюма!
   - Нет, носил, - не сдавался мальчик.
   Ребята не знали, что и подумать.
   - Как тебя зовут? - спросила Пони.
   - Ганс Шмаух.
   - Не имею представления, - сказал Густав. - Никаких Шмаухов я не знаю.
   - Ты и моего отца знаешь.
   И Эмиль его знает.
   - Час от часу не легче, - сказал Эмиль.
   Густав не вытерпел, подлетел к загадочному мальчишке, схватил его за шиворот и крикнул:
   - Ну-ка выкладывай все начистоту, а то я тебя так долго буду кунать в воду, что ты никогда уже не станешь официантом.
   Ганс Шмаух рассмеялся:
   - Я был прежде лифтером в Берлине в гостинице "Крейд" на площади Ноллендорф. Пароль "Эмиль"!
   Тут началось нечто невообразимое. Они плясали, как обезумевшие индейцы, вокруг Ганса Шмауха, а брызги соленой воды разлетались фонтаном. И они так трясли Гансу руку, что чуть ее не оторвали.
   - Нет, подумать только, вот так встреча! Здорово! - воскликнул Эмиль. Твой отец был тогда так добр ко мне! Помнишь, как мы с Густавом ночевали у вас в дежурке?
   - Еще бы! - подтвердил Ганс. - Это была мировая история, верно? Я буду помнить ее всю жизнь, даже если стану владельцем гостиницы. Кстати, мы сможем вместе покататься на паруснике, когда у меня будет время. Мой дядя живет здесь, в Корлсбюттеле. У него большой торговый пароход.
   - Разве торговый пароход - парусник? - спросил Вторник.
   - Да нет, конечно, - сказал Ганс. - Но, кроме того, у дяди есть прекрасная парусная лодка. И сам он мировой дядька!
   Ребята вместе выбежали на берег и познакомили Шмауха с бабушкой. Она порадовалась вместе с ними. Но только после того, как все сухо-насухо вытерлись.
   Густав, весело поглядывая на Ганса и энергично растирая себя полотенцем, сказал:
   - Одну вещь я все же не в силах понять.
   - Что именно? - спросил Ганс Шмаух, поднимая глаза на здоровяка Густава.
   Густав недоумевающе покачал головой и сказал:
   - Не понимаю, как мне тогда удалось влезть в твой костюм.
   Глава шестая
   ГУСТАВ И ФИЗИКА
   Вереницей бежали счастливые дни. И солнце пекло, словно оно глядело на море сквозь лупу. Профессор и его гости стали сперва красные, как раки, а потом черные, как мулаты. Только Пони-Шапочка все оставалась красной и шелушилась, как луковица. Бабушка мазала ей спину вазелином, ореховым маслом, ланолином и еще каким-то специальным кремом для загара. Ничего не помогало.
   Рано утром, когда бабушка будила Пони, приговаривая: "Вставай, графиня. Солнышко уже светит!" - Пони чуть не плакала от досады. "Почему все нет дождя?" - спрашивала она.
   Но мальчишки были в восторге от хорошей погоды. Почти весь день они проводили в воде или на пляже. Либо ходили в гавань и любовались яхтой капитана Шмауха "Кунигунда IV". Они радовались, что скоро у их друга будет выходной день и они все вместе выйдут в море.
   Иногда Густав уезжал на своей мотоциклетке в лес, а кто-нибудь из ребят садился к нему на багажник. Он ездил взад-вперед столько раз, сколько нужно, чтобы перевезти всех.
   Однажды даже бабушка поехала с ним до домика лесника. Слезая, она сказала:
   - Феноменально! Я упустила свое призвание. Мне надо было стать вовсе не бабушкой, а мотогонщицей.
   Они писали домой письма. И получали письма. Время от времени советник юстиции всех фотографировал, а когда снимки были готовы, они посылали их своим родителям.
   В лес они ходили и пешком, причем всякий раз приносили огромные букеты полевых цветов. Эмиль знал почти все растения, называл их ребятам и очень интересно про них рассказывал. Как-то раз, случайно это услышав, советник юстиции тут же поехал в Росток и купил в книжном магазине учебник по ботанике и атлас растений.
   Но именно с этого дня интерес к цветам, травам и кустам почему-то у всех пропал. У всех, кроме Эмиля.
   - Сидеть над учебником летом - нет уж, приветик! - заявил Густав.
   Однажды бабушка получила письмо из Нойштадта. Длинное письмо. Она перечла его дважды, потом сунула в сумочку и сказала про себя: "Вон оно что. Вон оно что".
   Но Эмилю она ничего не сказала. Во всяком случае, пока.
   Они сидели на террасе и обедали, когда советник объявил:
   - Если присутствующие не возражают, я предлагаю пойти всем сегодня вечером в гостиницу посмотреть эстрадное представление.
   Мальчишки так разволновались при этом сообщении, что даже сладкое им уже не полезло в горло, хотя на сладкое было винное желе - коронное блюдо. Клотильды.
   Но все же они кое-как управились со сладким и бегом помчались в гостиницу. Пока они, стоя перед гостиницей, решали, кому из них войти и поговорить с Гансом, появилась Пони-Шапочка.
   - А ты как сюда попала? - спросил Густав.
   - На своих двоих! - объяснила Пони. - Я хочу заказать на вечер столик. Может, у вас есть возражения?
   Возражений ни у кого не оказалось.
   Пони пошла в ресторан и нашла там Ганса Шмауха. Он как раз нес целую гору тарелок, ловко ею балансируя, хотя паркет был натерт.
   - Минуточку, Пони. Я сейчас.
   Она подождала.
   Он тут же вернулся и спросил:
   - Чем могу служить?
   - Я хотела бы заказать столик на вечер.
   - На сколько человек?
   - Подожди, надо подсчитать. Советник, его жена, бабушка, я, Клотильда и трое мальчишек - всего...
   - Восемь человек, - подхватил Ганс. - Будет сделано. Постараюсь поближе к сцене. Может, мой дядя-капитан тоже сегодня придет. Вам надо с ним познакомиться.
   Пони подала Гансу Шмауху руку и сказала:
   - Значит, столик на девять человек.
   Он поклонился.
   После ужина все, кто жил в вилле "Морская", оделись понаряднее и торжественно двинулись к гостинице. Столик, который им оставил Ганс Шмаух, стоял в первом ряду, перед самой сценой. Советник заказал для взрослых вино, а для детей - апельсиновый сок.
   Представление еще не началось, оркестр играл популярную музыку, а зал быстро заполнялся курортниками. Вскоре уже все столики оказались занятыми.
   Советник юстиции похлопал Густава по плечу:
   - С каких это пор ты стал таким прилежным, что даже на эстрадный концерт идешь с книгой?
   Густав покраснел.
   - Это английский словарь, - объяснил он.
   - Ты что, собираешься зубрить слова?
   Густав покачал головой:
   - Во время каникул? За кого вы меня принимаете!
   Пони рассмеялась:
   - Наверное, он хочет поговорить с близнецами-акробатами.
   - Ну да, - сказал Густав. - А их фамилия Байрон. Значит, они англичане. Если я не пойму, что они мне скажут, я посмотрю в словарь.
   - Интересно послушать ваш разговор, - сказала бабушка.
   На ней было платье из светлой тафты, и выглядела она очень торжественно.
   Тут в зал вошел большой, плотный человек в морской фуражке и синем костюме. Он остановился в дверях и огляделся. К нему тут же подскочил Ганс, шепнул что-то и подвел его к столу Хаберландов:
   - Разрешите вам представить моего дядю - капитан Шмаух.
   И Ганс убежал.
   Дети встали. Советник тоже. Он поздоровался с капитаном и попросил его сесть за их столик.
   Капитан подал всем руку, а потом взмолился:
   - Давайте не так торжественно, а то я не выдержу.
   Тогда все снова сели. Капитан заказал себе грог с ромом и сказал:
   - Столько детворы за столом - вот это по мне! Расскажите-ка что-нибудь про школу. Ведь прошло уже сорок лет с тех пор, как меня выгнали из гимназии. Хорошее было времечко.
   Ребята силились вспомнить что-нибудь, что могло бы заинтересовать капитана, но им ничего не приходило в голову. Он выжидающе переводил взгляд с одного на другого, потом ударил себя по колену и воскликнул:
   - Не могу поверить! Выходит, мы были из другого теста. У нас все откалывали такие номера, что только держись!
   - Ах, вас вот что интересует! - воскликнул Густав.
   - А ты думал, я хочу, чтобы вы мне декламировали "Колокол" Шиллера?
   - У меня за неделю до каникул вышла такая история, умереть можно, начал Густав. - Сперва меня чуть было не выгнали, но потом все как-то уладилось... Так вот как было дело. Урок физики был в тот день после большой перемены. Мехнерт - есть у нас такой зубрила-отличник - побежал к директору и наябедничал на одного парня. Вовсе не на меня, кстати. Но я в классе что-то вроде высшей инстанции. Когда что-нибудь такое случается, мне нельзя сидеть сложа руки.
   Но наш отличник Мехнерт, конечно, струсил и во время перемены куда-то смылся. Явился он только, когда мы все уже сидели в кабинете физики, вошел в класс вместе с Попрыгунчиком, то есть, я хочу сказать, с господином Каулем, учителем физики. Нам собирались показать что-то про электрические искры - не помню уж точно, что именно. Кауль возился с приборами, а потом велел дежурному задернуть черные занавески, чтобы мы лучше разглядели искры. "Старик, - шепнул мне тут Керте, мой сосед по парте, - это редкий случай. Представляешь, ты в темноте подкрадываешься к Мехнерту, даешь ему в ухо и, прежде чем Попрыгунчик, то есть господин Кауль, успеет зажечь свет, снова сидишь как ни в чем не бывало на своем месте".
   Предложение показалось мне потрясающим. Такому гаду, как Мехнерт, полезно дать разок при всех. А из-за темноты будет неясно, кто ударил, получится, будто сама справедливость вершит свой суд. Представляете! Сверхъестественное явление на уроке физики - это нам здорово подвезло!
   Густав обвел глазами сидевших за столом. Напряжение, судя по их лицам, нарастало.
   - Так вот, - продолжил он. - Темно было, хоть глаз выколи. Попрыгунчик, то есть господин Кауль, сказал, что сейчас все начнется, и велел нам обратить внимание на искры. И пока все обращали внимание, я тихонько прокрался вперед и ударил что было силы. Ошибки быть не могло - Мехнерт с первого класса сидит в первом ряду на первой парте. Я так ему врезал, что чуть себе руку не сломал.
   Капитан Шмаух хлопнул себя по коленке.
   - Просто великолепно! Двинул ему разок и сел обратно на свое место как ни в чем не бывало.
   Густав печально покачал головой:
   - Нет, я не сел на место. От страха я стоял как вкопанный, не в силах пошевельнуться.
   - От страха? - удивилась Клотильда. - Почему от страха?
   - Оказалось, что Мехнерт лысый.
   - Лысый? - переспросил Эмиль.
   - Ну да, мой кулак скользнул по лысине, представляешь? Потому что это был вовсе не Мехнерт, а Попрыгунчик, то есть господин Кауль.
   Даже официант, принесший капитану грог, не уходил, увлеченный рассказом.
   - А получилось вот что... - продолжал Густав. - Кауль сел в темноте на парту рядом с Мехнертом. Он тоже хотел поглядеть на искры. Это можно понять. Учителю физики это, должно быть, очень интересно. Но не мог же я догадаться, что в темноте он сядет на место Мехнерта!
   Капитан Шмаух смеялся так громко, что оркестра уже не было слышно, хотя играли как раз марш.
   Клотильда даже побледнела.
   - Ужасно! - шептала она. - Прямо мороз идет по колее.
   Советник юстиции повернулся к рассказчику:
   - Ну, а что было дальше? Густав почесал за ухом.
   - В общем-то, все это мура, - сказал он. - Но все же чувствовал я себя не лучшим образом. Тут, конечно, сразу зажгли свет. Попрыгунчик сидел на месте Мехнерта и держался за лысину. Голова у него явно раскалывалась, и это было неудивительно. Я ведь бил не за страх, а за совесть. Класс застыл, будто громом пораженный. А электрические искры покорно сверкали, словно ничего и не произошло. Но никто не обращал на них никакого внимания.
   "Кто это сделал?" - спросил Попрыгунчик, то есть господин Кауль, после долгого молчания.
   "Я, - ответил я. - Простите меня, пожалуйста, господин учитель. Я ошибся".
   "Да, ошибся, можешь в этом не сомневаться", - буркнул он и бросился посреди урока опрометью из кабинета. При этом он обеими руками обхватил голову, словно боялся, что она у него отвалится.
   Густав помолчал, потом продолжил рассказ:
   - Мне все стало вдруг как-то до лампочки. Ребята настолько обалдели, что никто не шелохнулся, а я кинулся на Мехнерта и стал его лупить. Я так его отделал, что он долго помнить будет, три дня потом в школу не ходил... Только я от него отвалил, как меня потащили к директору. Попрыгунчик сидел на диване и все прикладывал к голове смоченный в холодной воде платок. "Я только что узнал, - начал директор, - что ты, воспользовавшись темнотой, коварно напал на нашего старого, заслуженного преподавателя. Само собой разумеется, я выгоню тебя из школы, но все же я попрошу тебя объяснить нам причины твоего гнусного поведения".
   Я просто зашелся от этих слов. Никто никогда мне не говорил, что я коварный. И меня прорвало. Я сказал им, что уж если кто коварный, так это их отличник Мехнерт. И удар по затылку тоже предназначался Мехнерту за то, что он во время большой перемены донес на своего товарища. И что они могут пойти в физический кабинет и полюбоваться останками своего любимчика. Если им такие типы больше по душе, чем я, то пусть... Ну, и так далее.
   Капитан Шмаух глядел на разгневанного Густава с любовью.
   - Ну, а потом что было?
   - Потом произошло нечто, за что я до самой смерти буду благодарен господину Каулю.
   - Что же он сделал? - спросил Эмиль.
   - Он рассмеялся, - сказал Густав. - Он так расхохотался, что примочка упала у него с затылка!
   Капитан Шмаух снова хлопнул себя по коленке. Потом он обернулся к официанту, который все еще стоял и слушал, и скомандовал:
   - Еще один грог!
   Глава седьмая
   ЭСТРАДНЫЙ КОНЦЕРТ В КОРЛСБЮТТЕЛЕ
   Оркестр играл туш. На сцену вышел шикарно одетый, пожалуй, далее чересчур расфранченный господин и от имени дирекции гостиницы приветствовал столь многочисленную публику. Он обещал, что все присутствующие прекрасно проведут вечер, и отпустил несколько шуточек, над которыми, кроме него, никто не смеялся. Это, видно, его разозлило, и он поспешно объявил первый номер: выступает Фердинанд Бадштюбнер, современный Карузо, с лютней.
   Карузо-Бадштюбнер оказался толстым седовласым господином. Лютню он держал в руке, а на голове у него была студенческая фуражка. Перебирая струны, он пропел несколько песенок, в которых речь шла о студентах Гейдельберга, о любимой, о красивых хозяйских дочках, о вине и о пивных кружках. Голос у него был не первой свежести. Кончив, он помахал фуражкой. И занавес упал.
   - В те годы, я вижу, времени на учебу совсем не оставалось, да? спросил Профессор своего отца.
   - В песнях есть преувеличение, - объяснил советник. - Если бы мы не учились, мы бы ничего не знали.
   У Клотильды тоже возник вопрос:
   - Почему этот пожилой господин, который только что пел, все еще студент? А если он студент, то почему не учится, а поет нам под лютню песни?
   Все переглянулись. Наконец бабушка ответила:
   - Он, наверное, заочник.
   - А, тогда другое дело, - сказала Клотильда.
   Все засмеялись, но она так и не поняла, почему.
   - Я получу аттестат и не буду дальше учиться, - сказал Густав. - Я буду либо автогонщиком, либо летчиком. - Обернувшись к Эмилю, он спросил: - А ты?