Кестнер Эрих. Эмиль и трое близнецов

   Эмиль на мгновение закрыл глаза. Он подумал о старшине и о том разговоре, который у них был на этот счет.
   - Нет, - ответил он. - Я тоже не буду дальше учиться. Я хочу как можно скорее начать зарабатывать деньги и стать самостоятельным.
   Бабушка искоса посмотрела на него, но ничего не сказала.
   Следующим номером программы был акробатический танец. Артистка с такой быстротой вертелась вокруг собственной оси, что казалось, глаза у нее где-то на спине, а затылок на лице.
   Капитан так громко хлопал своими гигантскими ладонями, что можно было подумать, лопаются надутые воздухом кульки. Наклонившись к Клотильде, он спросил ее:
   - А вы умеете танцевать, как она?
   Но он явно обратился не по адресу.
   - Я бы постеснялась так изгиляться перед чужими людьми, - ответила Клотильда с достоинством.
   - Ну, раз ты стесняешься перед чужими, то потанцуй для нас дома, сказал Профессор.
   И мальчишки прыснули, представив себе, как Клотильда будет танцевать перед ними на террасе виллы "Морская".
   Снова заиграл оркестр, на этот раз танго. Начались танцы. Капитан Шмаух пригласил Клотильду, советник юстиции - свою жену, а бабушка качала в такт музыке головой и была в прекрасном настроении.
   Вдруг какой-то молодой человек подошел к Пони, поклонился и сказал:
   - Фройляйн, разрешите вас пригласить?
   Эмиль расхохотался:
   - Да эта фройляйн и танцевать-то не умеет!
   Но Пони встала.
   - Да что ты в этом понимаешь! Сосунок! - бросила Пони и пошла танцевать.
   И танцевала она так, словно всю жизнь только этим и занималась.
   - Нет, вы только поглядите на нашу фройляйн! - воскликнул Профессор. Где это она так насобачилась?
   - Мы, женщины, - объяснила бабушка, - умеем танцевать с рождения.
   Густав сокрушенно покачал головой:
   - Ну и девчонка! Не старше меня, а изображает из себя барышню!
   Следующий танец был вальс.
   - Вот это для нас, молодежи, - сказал капитан, приглашая Пони, и они в таком бешеном вихре закружились по залу, что никто больше не решался танцевать.
   Время от времени капитан подбрасывал Пони высоко в воздух - это получалось у них великолепно, не хуже, чем у настоящих артистов. Все аплодировали, даже официанты.
   Капитан заставил Пони поклониться. И сам тоже поклонился.
   Потом снова вышел на сцену расфранченный господин... Он сказал, что с особым удовольствием объявляет выступление следующего артиста, потому что повсюду, далее в самых шикарных кабаре страны, его встречают бурными аплодисментами.
   - Интересно получается, - изумился капитан. - Если у него везде такой огромный успех, чего же он забрался в такую дыру, как наш Корлсбюттель?
   Все стали ждать, пока снова поднимется занавес. А когда занавес наконец поднялся и знаменитый артист показался на сцене, Эмиль сказал громко, чуть ли не на весь зал:
   - Во дает!
   Потому что знаменитым артистом, которого повсюду встречают чуть ли не овациями, оказался не кто иной, как сам конферансье. Он только успел надеть на голову цилиндр, сунуть в глаз монокль и взять в руку тросточку.
   - А вот и я, - доверительно сообщил он публике. - Начнем с серьезного жанра. Я спою вам печальную песню "Такова жизнь"...
   Когда певец замолк и поклонился, бабушка сказала:
   - Если этот тип хоть раз пел в большом кабаре, то можете меня называть герцогиней Лихтенфельдской.
   Затем знаменитый артист спел две веселые песенки, но они оказались не менее печальными. А потом он объявил антракт на десять минут.
   После антракта снова выступала исполнительница акробатических танцев. Потом манипулятор показывал невероятные карточные фокусы. И, наконец, гвоздь Программы - "Три-Байрона-три!".
   То, что делал мистер Байрон со своими близнецами, было просто уму непостижимо. Зрители сидели не шелохнувшись. А когда мистер Байрон лег спиной на скамейку и поднял вверх руки, у всех дух захватило, потому что Джекки Байрон, тот, что побольше, сделал на правой руке отца стойку на голове, а Макки - на левой. Сперва они еще страховались, держа отца за руку, а потом разом вытянули руки по швам. Они стояли вверх ногами, уперев головы в ладони мистера Байрона, как перевернутые оловянные солдатики. И вдруг-гоп! - ловко спрыгнули на пол и улыбнулись как ни в чем не бывало.
   Затем мистер Байрон, по-прежнему лежа на скамейке, подтянул колени к животу и поднял вверх ноги. Макки лег на спину поперек отцовских ступней, и мистер Байрон стал тогда двигать ногами, как велосипедист, а Макки завертелся, как веретено. Вдруг он взлетел в воздух, перекувырнулся и снова точно пришел на отцовские ступни, потом опять взлетел вверх, сделал сальто и упал... Нет, не упал, а встал ногами на ступни мистера Байрона и ловко удержал равновесие. Клотильда сказала дрожащим голосом:
   - Я не могу больше на это смотреть!
   Но Густав, Эмиль и Профессор глаз не могли оторвать от сцены.
   Потом Джекки Байрон, тот, что побольше, лег на скамью, поднял обе руки, и вдруг-ап! - этот большой, грузный атлет сделал стойку на кистях, уперевшись в ладони своего сына.
   - Не понимаю, как у Джекки не ломаются руки, - шепнул Эмиль.
   Густав кивнул.
   - Да, это противоречит всем законам физики!
   Когда три Байрона закончили свой номер, началась настоящая овация. Занавес поднимали двенадцать раз.
   Густав схватил английский словарь и вскочил с места, исполненный решимости.
   - Пошли! - крикнул он и побежал.
   Профессор и Эмиль, едва поспевая, ринулись за ним.
   Они ждали близнецов в коридоре за сценой.
   - Hallo, boys! {Привет, мальчики (англ.).} - крикнул Профессор. Близнецы обернулись.
   - A moment, please... {Минутку, пожалуйста (англ.).} - попросил Густав. Макки - тот, что поменьше, - бросился бежать со всех ног и исчез в какой-то задней комнате. Джекки стоял и смотрел на ребят.
   - You are wonderful, - сказал Эмиль. - Very nice, indeed. My compliments, Byron {Вы великолепны! Просто прекрасно! Я вас поздравляю, Байрон (англ.).}.
   Джекки подошел к ребятам поближе. Он был мокрый от пота, и вид у него был очень усталый.
   Густав листал словарь.
   - Hallo, dear, - проговорил он, запинаясь. - We have seen you. It's the greatest impression in all my life, by Jove! Do you understand? {Послушай, дорогой. Мы видели. Это самое большое впечатление за всю мою жизнь. Клянусь! Вы поняли? (англ.)}.
   Джекки долго глядел на мальчишек. Потом он тихо сказал:
   - Не валяйте дурака! Я ни слова не понимаю по-английски. Привет, господа!
   У всех троих вытянулись лица. Густав захлопнул словарь.
   - У меня сейчас будет удар. Я думал, ты англичанин.
   - Да что ты! Это просто наш псевдоним, чтобы выступать. Иностранные имена нравятся публике. А теперь отгадайте, как меня зовут на самом деле.
   - Ты уж лучше сам скажи, а то гадать можно долго, - сказал Профессор.
   - Вы будете смеяться! Да ладно! Меня зовут ПАулъхен ПашУльке.
   - Паульхен Пашульке! - изумленно повторил Густав. - Имя, как у гнома. Меня зовут просто Густав. Но все это мура! Мы хотели тебе сказать, что мы в восторге. Старик, это просто высший класс!
   Джекки обрадовался похвале.
   - Очень приятно, - сказал он. - Вы завтра придете на пляж?
   Они кивнули.
   - Значит, до завтра! - крикнул он и исчез в той комнате, в которой уже скрылся его брат.
   Трое друзей постояли еще в коридоре, поглядели друг на друга и в конце концов рассмеялись.
   Густав с презрением засунул словарь в карман, обнял Эмиля и Профессора и сказал:
   - Поделом нам! И зачем только люди учат иностранные языки!
   Глава восьмая
   ПОЯВЛЯЕТСЯ ТРЕТИЙ БЛИЗНЕЦ
   На следующий день дождь лил как из ведра. Ребята не выходили из дому, писали письма и открытки с видами, играли в шахматы и глядели все время в окно. Им казалось, что они как лягушки в банке. К счастью, в гости пришел Вторник. Он взял отцовский зонтик и стоял теперь в саду, словно гриб.
   Едва он вошел в дом, мальчишки стали ему наперебой рассказывать про трех Байронов и их акробатические трюки. Рассказали ему и о том, что Пони-Шапочку вчера назвали "фройляйн".
   - Да, да, - сказал Вторник, - мы стареем.
   И так как Пони была на кухне, где Клотильда учила ее готовить, они ворвались туда с криком:
   - Фройляйн, ваш партнер стоит у дверей!
   Пони не удержалась и посмотрела в окно. Мальчишки расхохотались и побежали назад на террасу. Профессор от нечего делать взял со стола отцовскую книгу и стал ее перелистывать.
   - Послушайте! - сказал он вдруг и громко прочел: - "Нормальные, здоровые дети приходят в мир не с пустыми руками. Природа дает каждому все, что ему повседневно необходимо. Развивать эти дары - наш долг, и часто все это лучше развивается само по себе". - Профессор захлопнул книгу и поглядел на друзей. - Вот видите, что сказал великий Гете.
   - Что мы видим? - спросил Густав. - Все мы нормальные, здоровые дети. Ну, а дальше что?
   Профессор ткнул указательным пальцем в книгу:
   - Гете хочет сказать, что мы от природы обладаем уже всем, что необходимо для жизни. И все, что в нас заложено, считает Гете, может развиваться само по себе. Никто не должен нас опекать... - Профессор посмотрел на вошедшего отца. - Ты знаешь, что я не тебя имею в виду, сказал он, - но многие родители совершенно неверно обращаются с детьми.
   - Чертовски трудно воспитывать детей, - сказал советник, - чтобы заниматься ими не слишком много и не слишком мало. И с каждым ведь все по-разному получается. У одного легко развиваются его природные качества, у другого их надо вытаскивать клещами, иначе они не выползут на свет божий. Советник сел. - Вы все это поймете потом, когда сами станете отцами.
   - Насчет "саморазвития" - это мне по душе, - заявил Густав.
   - Уважаемые господа, - сказал советник с улыбкой, - не хотите ли вы несколько дней развиваться самостоятельно, без всякой опеки? Пожалуйста, я вам это устрою. Я проходил сегодня мимо бюро путешествий и прочел объявление, что послезавтра отправляется пароход в Копенгаген. Поездка эта рассчитана на несколько дней. А я давно уже не был в Дании. Короче, я предлагаю всем взрослым и Пони-Шапочке тоже отправиться послезавтра на этом пароходе в Данию, в Копенгаген.
   - А мы? - спросил Профессор.
   - Вы, мальчики, останетесь одни в Корлсбюттеле. Обедать можете в столовой. Деньги я вам дам, если вы не усмотрите в этом покушения на самостоятельность вашего развития.
   - Мы уж не так мелочны, - сказал Густав. - Деньги мы возьмем.
   - А обо всем остальном вы сами позаботитесь, - сказал советник. - У вас будет полная возможность развиваться без помех, по своему желанию. Вы сами будете за себя отвечать и увидите, удовольствие это или обуза. Договорились?
   Мальчики были в восторге.
   Профессор подошел к советнику и гордо спросил у ребят:
   - Видели ли вы лучшего отца?
   - Нет! - заорали все в один голос.
   Вторник поднял руку, как в классе:
   - Господин советник, а моих родителей вы с собой не прихватите?
   После обеда по-прежнему лил дождь. Когда все пили кофе, появился капитан Шмаух. Клотильде пришлось тут же сделать ему грог. Он сел в кресло, набил свою трубку, выпустил синее облако дыма и сказал:
   - Здесь очень уютно. С тех пор как я посидел вчера вечером с вами, мне в моем доме стало как-то одиноко.
   - Вам надо было жениться, когда вы были помоложе, - заметила бабушка.
   - Нет, - сказал капитан. - Муж всегда в море, а жена всегда одна дома это тоже никуда не годится. Сегодня вечером я снова ухожу на несколько дней в Швецию. Повезу лес. Так я живу уже десятки лет. Всегда один! Если бы хоть Ганс остался со мной в Корлсбюттеле. Но и это невозможно. Когда кончится его срок учения, он поедет в Англию и во Францию. Хороший официант должен поработать за границей, он не может из-за своего старого дяди навсегда здесь поселиться. Вот так-то. И с каждым годом становишься все старше, пока в один прекрасный день...
   Он расчувствовался не на шутку. Поэтому ему пришлось немедленно сварить еще один грог.
   А потом капитану Шмауху уже было пора отправляться на борт своего парохода. Он надел брезентовый дождевик и зашагал под ливнем. В сторону Швеции.
   После ужина мальчишки снова сидели одни на террасе. Вторник тоже был с ними. Родители отпустили его до девяти часов. Дождь барабанил по крыше. Ребята скучали.
   Вдруг кто-то тихо постучал, и они увидели прижавшееся к стеклу лицо.
   Все четверо вскочили. Профессор подбежал к двери и распахнул ее:
   - Кто там?
   На пороге стояла закутанная в плащ фигура. Ребята не сразу поняли, что это Ганс Шмаух.
   - Извините, если я вам помешал, - сказал он торопливо, входя на террасу, - но мне нужен ваш совет. - Он снял с себя мокрый плащ. Представляете, что случилось. Около восьми часов мистер Байрон велел мне принести стакан чая к нему в номер. Принес я ему, значит, этот чай, а когда хотел уйти, он меня остановил. Сказал, что хочет у меня спросить одну вещь, но никто не должен об этом знать. Я кивнул. А что я мог еще сделать? Тогда он сказал: "Ты отличный гимнаст. Я видел, как ты работаешь на брусьях. У тебя есть талант. Если я буду тебя учить, ты станешь великолепным акробатом. А главное, ты такой маленький и легкий! Разреши, я тебя подниму!" Он поднял меня одной рукой и так стал крутить, что у меня потемнело в глазах. Потом он меня снова поставил на пол. "Чай стынет, мистер Байрон", - сказал я и хотел выйти. Но он преградил мне дорогу и спросил, охота ли мне стать цирковым артистом и выступать с ним. "Но ведь у вас же есть ваши близнецы, - сказал я. - Зачем вам нужен третий?" - "Мне не нужен третий, мне нужен второй". И знаете, что он еще сказал?..
   Мальчишки взволнованно слушали.
   - То, что он мне еще сказал, звучало так смешно, - продолжал свой рассказ Ганс. - И вместе с тем так жутко. Он сказал: "Джекки становится слишком тяжелым".
   - Слишком тяжелым? - переспросил Вторник.
   - Ну да. Джекки растет. И чем больше он становится, тем больше он весит. И оттого, что он все больше весит, его отец уже не в силах делать с ним некоторые упражнения, или это становится слишком опасно. Если Джекки и дальше будет так расти, мистер Байрон вообще больше не сможет с ним работать.
   Мальчики стояли и молчали.
   - Вот почему мистер Байрон предлагает мне уехать с ним и Макки. Ночью, тайком. Чтобы Джекки ничего не подозревал. Я для него очень удачная замена, сказал мне мистер Байрон, такого не скоро найдешь.
   Эмиль схватился за голову:
   - Бог ты мой, разве может человек бросить своего сына где-то на побережье только потому, что он быстро растет! Это же чистое безумие! А что Джекки будет делать?
   - Бедный Паульхен! - прошептал Густав.
   Профессор нервно ходил взад-вперед по террасе.
   - Хорошенькая история! Этого мы не допустим. Разжаловать одного из близнецов! И взять третьего на это место! Об этом и речи быть не может.
   - Какое счастье, что все наши отправляются в Данию! - сказал Густав. Хоть мешать не будут.
   Эмиль ударил кулаком по столу.
   - Этот мускулистый чурбан еще крякнет от удивления! Мы займемся этим делом. - Эмиль обернулся к Гансу. - Когда он решил отсюда смываться?
   - Мистер Байрон говорит, что это всецело зависит от меня, потому что я для него находка, счастливый случай, который не повторяется.
   - Мы подождем, пока взрослые уедут, - заявил Профессор. - Потом нам снова придется держать военный совет. До тех пор, Ганс, - слушай внимательно! - до тех пор, значит, ты будешь этому Байрону зубы заговаривать. Ясно?
   Ученик официанта кивнул.
   - Чур, на этот раз я не буду сидеть у телефона. Так и знайте.
   - На этот раз мы вообще обойдемся без телефона, - объяснил Густав. - На этот раз придется всем действовать.
   Ганс Шмаух снова нацепил на себя свой мокрый плащ.
   - Вы только не пропадайте, - сказал он, направляясь к двери. - Пароль "Эмиль"! - крикнул он перед тем, как исчезнуть.
   - Пароль "Эмиль", - ответили остальные.
   На этот крик отозвался лишь ветер, гудящий в саду.
   Глава девятая
   СЫЩИКИ ОСТАЮТСЯ ОДНИ
   Через два дня взрослые и Пони уехали утром в Варнемюнде, чтобы там сесть на пароход, отплывающий в Данию. Женщины, а особенно разволновавшаяся Клотильда, хотели быстренько, в последнюю минуту, дать ребятам еще тысячу всевозможных полезных хозяйственных советов. Но господин Хаберланд буквально силком загнал их в купе, сунул Профессору двадцать марок и сказал:
   - Обедать будете в столовой. Все остальное, что вам понадобится, купите в лавке у Варкентиена. Кроме того, в кладовке есть кое-какие запасы. Запирайте вечером дом как следует. Не делайте глупостей! А если окажетесь в безвыходном положении, дайте телеграмму в Копенгаген. Мы будем жить в гостинице "Англетер".
   - В телеграмме нужды не будет, - заверил его Профессор.
   - Тем лучше, - сказал отец. - Желаю вам веселого развития.
   И он поднялся в вагон.
   Несколько минут спустя Эмиль, Густав и Профессор остались одни. Ничто больше не препятствовало их свободному развитию.
   Они вернулись домой. Погода стояла пасмурная, дул холодный ветер. О том, чтобы купаться, нечего было и думать.
   Профессор взял с письменного стола карандаш и бумагу и поправил очки.
   - Прежде всего, - начал он, - нам нужно составить план действий. Каждый по очереди будет день дежурить. Сегодня - я. Завтра - Эмиль. Послезавтра Густав. Дежурный должен будить остальных, ходить в магазин, варить кофе, готовить ужин, хранить ключ от дома и вообще делать все, что надо.
   - А зубы каждый сам себе чистит? - спросил Густав и глупо захихикал.
   Но он тут же стал серьезным и сказал, что не умеет варить кофе.
   - Научишься, - решил Эмиль.
   Потом они пошли в кладовку и произвели полную инвентаризацию наличных запасов. Они точно записали, сколько там есть яиц, консервов, колбасы, картошки, огурцов, яблок, хлеба, сала, масла и т.д.
   - Взрослые должны быть поражены, как легко мы становимся самостоятельными, - сказал Профессор и взял, поскольку он был дежурным, сетку, чтобы отправиться за покупками.
   Эмиль и Густав пошли вместе с ним.
   В магазине они долго рассматривали все, что было выставлено в витрине, а хозяин предлагал им то одно, то другое.
   Профессор растерянно поглядел на друзей.
   - Извините за беспокойство, господин Варкентиен, - сказал он наконец, но, как я вижу, все это у нас уже лежит в кладовке.
   И они вышли с пустой сеткой.
   - Все постигаешь на опыте, - заявил Профессор, когда они пришли домой.
   - Ага, - сказал Густав, сбегал за яблоком и вонзился в него зубами.
   Профессор тут же взял опись наличных продуктов и вычеркнул одно яблоко.
   - Безупречный порядок - залог успеха! - заявил он.
   Густав пробормотал, жуя:
   - Все это мура!
   Когда они собрались пойти в столовую, Эмиль предложил:
   - Мы могли бы сэкономить эти деньги. Послушайте, давайте я сам приготовлю обед!
   - А что ты приготовить? - осведомился Густав.
   - Я сделаю яичницу, - заявил Эмиль и засучил рукава. - Яйца есть. Масло и колбаса тоже. Я пожарю колбасу и залью яйцами. Если мы съедим это с хлебом, то будем сыты. А на сладкое консервированный клубничный компот.
   Эмиль повязал себе передник Клотильды, приготовил на столе масло, яйца, колбасу, нож и соль, поставил сковородку на огонь, положил масло, потом нарезанную ломтиками колбасу, разбил о край сковородки два яйца и ловко вылил их на колбасу, а потом посыпал все это солью.
   Друзья следили за его увлекательными действиями с огромным вниманием и тихим восхищением.
   - Желток не растекся, - с гордостью заметил Эмиль. - Это самое трудное.
   Тут они увидели, что у открытого окна стоит Вторник. Потом он подтянулся, залез на подоконник и уселся там, как завороженный глядя на Эмиля.
   - Как настоящий повар!
   - Достигается упражнением, - объяснил Эмиль. - Если мама занята, я сам готовлю еду - больше ведь у нас некому.
   Потом Вторник сообщил, что ему разрешили остаться ночевать у Профессора. Ребята были этому страшно рады.
   - Но в Копенгаген мои старики ехать наотрез отказались, - сказал Вторник. - Им почему-то не хочется! Ну, разве это уважительная причина?
   - Какие же они у тебя упрямые! - возмутился Густав.
   - Как можно в таких условиях свободно развиваться? - И Вторник пожал плечами.
   Эмиль прикрутил газ.
   - Все вместе мы есть не сможем, - объяснил Эмиль. - Первую порцию получит Густав, как самый прожорливый.
   Мальчики рассмеялись.
   Но Густав не смеялся вместе со всеми.
   - Эх вы, погремушки! - сказал он. (Это ругательство он сам выдумал.)
   Профессор вынул из буфета тарелку и вилку. Эмиль переложил яичницу на тарелку и отрезал два ломтика белого хлеба.
   Густав сел за кухонный стол, накрошил хлеб в глазунью и стал есть.
   Профессор принес посудное полотенце, и они повязали его Густаву вокруг шеи вместо салфетки. Густав выглядел, как пациент у зубного врача.
   Эмиль тем временем жарил вторую порцию яичницы с колбасой. Профессор тоже сел за кухонный стол и сказал:
   - А сейчас самое главное. Пока мы с Эмилем будем есть и мыть посуду, Густав и Вторник сбегают в гостиницу и поговорят с Гансом Шмаухом. Необходимо выяснить, не изменились ли планы у мистера Байрона. Если нет, то Ганс должен обо всем с ним договориться. Нам надо точно знать, когда он намерен удрать и как - поездом или пароходом.
   - Может, одолжить им свою мотоциклетку? - со смехом спросил Густав. Выходит, мы будем сидеть сложа руки, пока он будет готовить побег. Так, что ли? Ведь мы можем просто пойти к нему и сказать: "Послушайте, дорогой, не валяйте дурака! Не вздумайте смываться, не то вам придется иметь дело с нами!" Так будет куда лучше. Верно?
   - Нет, - сказал Эмиль, - так не будет лучше. Если мы пойдем к нему, он для отвода глаз задержится на два-три дня, а потом тайком удерет. Пусть без Ганса. Но Джекки все равно останется с носом.
   - Вот именно, - сказал Профессор. - Следуйте моим указаниям.
   - И скажите Гансу, - добавил Эмиль, - чтобы он назначил побег на как можно более поздний час.
   - Почему? - спросил Вторник.
   - Потому что ночью Джекки будет спать и не заметит, что его отец сбежал. А утром, когда он проснется, отец с Макки уже вернутся - об этом мы позаботимся. И Джекки не узнает, что отец хотел его бросить.
   Густав встал.
   - Такой вкусной яичницы я в жизни не ел. Официант, отложите мне клубнику на потом!
   Он спихнул Вторника с подоконника в сад и сам выпрыгнул вслед за ним.
   Слышно было, как они бежали по посыпанной гравием дорожке. Потом хлопнула садовая калитка.
   Эмиль и Профессор поели, а Густаву отложили его порцию клубники. Затем Эмиль вымыл посуду, а Профессор тщательно вытер ее и убрал в буфет.
   Труднее всего пришлось им со сковородкой, но и ее они в конце концов отскребли и довели до такого блеска, что в нее можно было смотреться как в зеркало. Потом они помыли руки, и, вешая полотенце на гвоздь, Эмиль сказал:
   - А вообще-то с отцами получается какая-то чепуха. Одного мальчика отец хочет бросить, а другому - силком навязывают отца.
   - Кому это? - спросил Профессор. И, так как Эмиль ему ничего не ответил, удивленно взглянул на него. И вдруг до Профессора дошло. - Ах! Вот оно что!..
   - Учти, - тихо сказал Эмиль, - об этом я не говорил еще ни с одним человеком, далее с мамой. С ней-то уж во всяком случае...
   - Я никому не скажу, - обещал Профессор. - Честно.
   Эмиль почему-то перевесил сковородку с одного гвоздя на другой, потуже завернул водопроводный кран, притворил окно.
   - Понимаешь, я же должен с кем-нибудь об этом поговорить... Своего отца я чуть-чуть помню. С тех пор мы с мамой живем одни. И мне даже в голову не влетало, что может быть по-другому. Знаешь, я всегда думал: вот подрасту, начну зарабатывать, и мы заживем как надо - в каникулы будем путешествовать, снимем другую квартиру, побольше, купим красивую мебель и хорошие книжки. А два раза в неделю будет приходить какая-нибудь тетка помогать по хозяйству. Одним словом, навыдумал я невесть чего. И вдруг вместо всего этого у нас в доме появляется какой-то незнакомый человек и хочет жениться на моей маме. И кто теперь снимет большую квартиру? Он! И кто будет путешествовать с моей мамой? Он! И кто будет оплачивать приходящую работницу?. Он! Он зарабатывает деньги. А я - буду ли я зарабатывать или нет, уже не имеет никакого значения. Я даже смогу получить высшее образование, сказал он. Понимаешь, он всегда теперь будет третьим. Всегда. И я больше ничего не могу рассказать маме, потому что ей уже, наверно, все мое совсем не интересно. И вечером невозможно заснуть, и я лежу с открытыми глазами, а когда она входит в комнату, я притворяюсь, будто сплю, хотя самому хочется реветь в голос, как маленькому... - Эмиль тяжело вздохнул. - Ну ладно, авось как-нибудь все образуется. Если уж она в него влюбилась, пусть женятся. Наверно, не так уж важно, что мне все это не в жилу.
   - Наверно, - сказал Профессор. - А она в самом деле в него влюбилась?
   - Еще бы! А то чего ради она бы за него пошла? Влюбилась! Да он вообще-то неплохой дядька. У нас с ним все нормально. - Эмиль взглянул на своего друга. - Ну, что ты об этом думаешь?
   - Я думаю, что ты эгоист, вот что! - сказал Профессор. - Ты не считаешь? Твоя мать ведь не только твоя мать. Она еще и молодая женщина. С тех пор как твой отец умер, она ради тебя об этом забыла. Потому что ты был маленьким. Но теперь ты уже не маленький. И вот после стольких лет она снова немного о себе подумала. Это ее полное право.
   - Я себе это повторяю сто раз на день. Но, знаешь, мне все равно грустно. И это очень жаль.
   - В жизни много такого, о чем приходится жалеть, - сказал Профессор. Этого мы с тобой изменить не можем. Но все же лучше, чтобы жалел ты, а не твоя мама.
   - Само собой, - согласился Эмиль. - Но мне кажется, что во мне сидят два человека. Один все понимает и кивает головой. Другой закрывает на все глаза и тихо плачет. С тобой такое бывает?
   - Я об этом читал, - сказал Профессор. - Но сам я не такой. Если я убежден в разумности какого-то поступка, я уже не страдаю.