Кэтти Уильямс. Ночь игуаны

всегда оставался для меня загадкой. Так был кроток, так на все глаза
закрывал. Даже зло брало. Мужчина и женщина должны вечно подхлестывать друг
друга - понимаете, о чем я говорю? Я наняла этих мальчишек-пловцов еще за
полгода до смерти Фреда, а он... думаете, обратил внимание? Задело его хоть
столечко, когда я начала с ними плавать по ночам? Ничуть... уйдет себе на
рыбалку... на всю ночь... А утром просыпаешься - опять собирается на
рыбалку. А ведь, бывало, поймает рыбину и тут же обратно в море отпускает.

Возвращается Хэнк, садится на ступеньки и пьет пиво.

Шеннон. Загадка старого Фреда проста: тихий и достойный был человек -
вот и вся его загадка... Скажите-ка своим пловцам полуночным, пусть выгребут
из автобуса барахло моих туристок, да поживей, пока эта учительница пения
треплется там по телефону и не может вмешаться.
Мэксин (кричит вниз). Педро! Панчо! Muchachos! Trae las maletas al
anexo! Pronto! [Ребята! Тащите-ка багаж в пристройку! Да поживей! (исп.)]

Педро и Панчо кидаются по тропинке.

(Усаживается в гамак, прижимаясь к Шеннону.) Я помещу вас у себя под
боком, в бывшей комнате Фреда.
Шеннон. Хотите, чтоб я влез не только в его носки и башмаки, но и в его
комнату, рядом с вашей? (Неодобрительно смотрит на Мэксин. Понимая, что у
нее на уме, и скептически посмеиваясь, снова развалился в гамаке.) Ну нет,
дорогая... Конечно, я все время мечтал, как сяду в гамак на этой веранде,
посреди пальмовых чащ, над тихой морской бухтой... Только это и давало мне
силы в теперешней поездке и поддерживало в мыслях о возвращении... к
истинному призванию...
Мэксин. Ха! Так у вас все-таки случаются проблески, когда вы способны
сообразить, что прихожане ходят в церковь не ради безбожных проповедей?
Шеннон. Черт бы вас побрал, да я ни разу в жизни не произнес безбожной
проповеди...

Из-за угла веранды появляется мисс Феллоуз; она устремляется к Шеннону и
Мэксин - та выскакивает из гамака.

Мисс Феллоуз. Я уже позвонила. Счет за разговор мне переведут в Техас.

Мэксин пожимает плечами и отходит в сторону. Мисс Феллоуз выходит на
середину веранды.

Шеннон (сидя в гамаке). Извините, мисс Феллоуз, я не встаю, но мне...
Присядьте, пожалуйста, на минутку - хочу вам признаться кое в чем.
Мисс Феллоуз. Интересно, в чем же?
Шеннон. У каждого может наступить в жизни такой момент. Я потерпел
аварию, но...
Мисс Феллоуз. А как это возместится нам?
Шеннон. Я что-то не совсем понимаю вас, мисс Феллоуз. (Садится прямо и
смотрит на нее, кротко, смущенно, явно рассчитывая смягчить наконец это
каменное сердце.) Я открываю вам душу, сознаюсь, что дошел до точки, натянул
лямку, что называется, до отказа, а вы: "А как это возместится нам?"! Не
надо, мисс Феллоуз, прошу вас. Не заставляйте меня поверить, будто взрослый,
разумный человек может требовать с ближнего еще и каких-то возмещений, когда
ближний и без того дошел до точки и нет ему дальше ходу, как он ни рвется...
как ни тщится доказать, что все ему нипочем. Не надо... не надо... это бы...
Мисс Феллоуз. Что? Договаривайте..
Шеннон. ...поколебало, если не совсем разрушило во мне и без того
некрепкую веру в то, что человек от рождения добр.
Мэксин (появляясь на веранде с носками Фреда). Ха!
Мисс Феллоуз. И вы еще смеете спокойненько сидеть тут, вернее сказать,
лежать, да, да - валяться и разглагольствовать о...
Мэксин. Ха!
Мисс Феллоуз. ...о человеческой доброте! А сами понятия не имеете даже
об элементарнейшей пристойности. Ну и лежите здесь, валяйтесь. А мы едем!
Шеннон (поднимается с гамака). Мисс Феллоуз, по-моему, руковожу группой
все-таки я, а не вы.
Мисс Феллоуз. Вы?! Да вы только что сами признали, что не годитесь для
такой работы.
Мэксин. Ха!
Шеннон. Мэксин, может быть, вы...
Мисс Феллоуз (холодно прерывая его в праведном гневе). Вот что, Шеннон.
Мы, девушки, работали как каторжные, трудились весь год в поте лица ради
этой поездки в Мексику, а поездка оказалась сплошным надувательством.
Шеннон (про себя). Фантастика!
Мисс Феллоуз. Да, сплошным надувательством! Вы не придерживались ни
расписания, указанного в проспекте, ни разрекламированного там маршрута. И
нам не важно, кто кого водит за нос: ваша фирма нас или вы фирму, - я уже
пустила в ход все свои связи и не остановлюсь ни перед чем.
Шеннон. О мисс Феллоуз, да разве нам обоим не ясно, что все эти
истерические выходки, которые джентльмену по рождению и по воспитанию и не
пристало бы выслушивать, в данном случае просто несостоятельны и вызваны
совсем не теми тривиальными причинами, на которые вы ссылаетесь. Так не
лучше ли сразу назвать истинную причину...
Мисс Феллоуз. Причину чего?

Показывается Шарлотта.

Шеннон. Вашей ярости, мисс Феллоуз. Вашей...
Мисс Феллоуз. Шарлотта. Иди вниз к автобусу!
Шарлотта. Джуди, они там...
Мисс Феллоуз. Что тебе сказано! Сейчас же вниз!

Шарлотта повинуется, как вышколенная собачонка. Мисс Феллоуз снова
устремляется к Шеннону,
который, подойдя к ней ближе, примирительно опускает руку ей на плечо.

Мисс Феллоуз. Руки прочь!
Мэксин. Ха!
Шеннон. Фантастика! Ну, мисс Феллоуз, погорячились, и хватит, а?
Пожалуйста! А теперь я в самом деле прошу вас разрешить дамам подняться
сюда, чтобы убедиться, как здесь удобно, и сравнить это с тем, что они
видели в городе. Мисс Феллоуз, ведь еще есть на свете уголки, полные
очарования, а в других местах одна скучища да убогая имитация модных
техасских мотелей.

Но мисс Феллоуз бросается к тропинке посмотреть, послушалась ли ее Шарлотта.
Шеннон идет следом, все еще надеясь умилостивить ее. Мэксин еще раз
произносит свое "ха!" и, когда Шеннон проходит мимо, хочет ласково погладить
его, но он отбрасывает ее руку, продолжая взывать к мисс Феллоуз.

Мисс Феллоуз. Я, кстати, заглянула в номера: по сравнению с ними самые
захудалые меблирашки - апартаменты у "Ритца".
Шеннон. Мисс Феллоуз, я служу у "Блейка" и потому не вправе сказать вам
со всей откровенностью, как неточен их рекламный проспект. Да они попросту и
Мексики-то не знают толком. А я знаю. Так же доподлинно, как и другие пять
континентов на...
Мисс Феллоуз. Мексика - континент? Вы что, не учили географии?
Шеннон. У меня степень доктора богословия, которую я получил в Сьюэни,
география же за последние десять лет стала моей специальностью, дорогая моя
мисс Феллоуз. Назовите-ка мне туристическое агентство, в котором бы я не
работал. Не сможете! А сейчас я работаю у "Блейка" только потому...
Мисс Феллоуз. Потому что вам жизнь не в жизнь без невинных
несовершеннолетних девчонок.
Шеннон. Ну, ну, мисс Феллоуз... (Снова касается ее плеча.)
Мисс Феллоуз. Уберите руку!
Шеннон. Я уже давно замечаю, что вы почему-то сердитесь и в плохом
настроении, но...
Мисс Феллоуз. О, так вам кажется, что одна я в плохом настроении?! А
по-вашему, колесить в этом душном автобусе по проселкам, да с горы на гору,
пока всю душу не вытрясет...
Шеннон. Мне одно ясно: вы - заводила этого бунта.
Мисс Феллоуз. Вся группа больна дизентерией.
Шеннон. Ну, уж это не моя вина.
Мисс Феллоуз. Именно ваша!
Шеннон. Еще до въезда в Мексику, в Нью-Ларедо, на границе, я собрал вас
и роздал отпечатанные на гектографе инструкции, в которых сказано, что можно
есть и чего нельзя, что можно пить и что не рекомендуется...
Мисс Феллоуз. Дело не в том, что мы ели, а где нас кормили.
Шеннон (качая головой, как метроном). Это у них не дизентерия.
Мисс Феллоуз. Но это результат питания в таких заведениях, которые без
всяких разговоров закрыла бы любая санитарная комиссия...
Шеннон. Минуточку...
Мисс Феллоуз. ...за несоблюдение элементарных правил гигиены.
Шеннон. Да это не дизентерия, не амебное заражение, а самый
обыкновенный...
Мэксин. "Месть Монтесумы"! Вот как мы это называем.
Шеннон. Я ведь раздавал пилюли, снабжал вас микстурой, поскольку знал
наперед, что ваши дамы скорей выберут "Месть Монтесумы", чем потратят пять
сентаво на минеральную воду в бутылках.
Мисс Феллоуз. Вы сбывали ваши пилюли с прибылью в пятьдесят центов с
пузырька!
Мэксин. Ха-ха! (Ударом мачете раскрывает кокос и приготавливает
ром-коко.)
Шеннон. Знаете, мисс Феллоуз, шутки шутками, но такие обвинения...
Мисс Феллоуз. Я справилась о цене в аптеке, я вас давно подозревала.
Шеннон. Мисс Феллоуз, я - джентльмен и не позволю оскорблять себя.
Имейте в виду: я не потерплю таких оскорблений даже от члена своей группы. И
мне кажется, мисс Феллоуз, вы не должны еще забывать, что разговариваете с
лицом, посвященным в сан.
Мисс Феллоуз. С расстригой, выдающим себя за священника!
Мэксин. Может, выпьете ром-коко? Для гостей - бесплатно. (Не услышав
ответа, пожимает плечами и выпивает ром-коко сама.)
Шеннон. Мисс Феллоуз, в каждой партии найдется недовольный, которому
все не так, как ни старайся сделать поездку... более интересной, не
стандартной, придать ей нечто своеобразное, какой-то особый "штрих Шеннона".
Мисс Феллоуз. Жулика... Попа-расстриги!
Шеннон. Мисс Феллоуз, не надо, не надо, не надо... Уймитесь! (Он близок
к истерике. Выкрикивает что-то нечленораздельное, потрясает кулаками,
мечется по веранде и, пытаясь перевести дух, прислоняется к столбу.) Не
надо... не унижайте... человеческой... гордости!
Женский голос (снизу). Джуди?! Они уносят багаж!
Мисс Феллоуз (кричит). Девушки! Девушки! Держите чемоданы! Не давайте
уносить наши вещи в эту мусорную яму!
Женский голос. Джуди! Нам с ними не справиться!
Мэксин. Эти парни понимают только по-испански.
Мисс Феллоуз (Мэксин, в ярости). Будьте любезны приказать им отнести
наш багаж в автобус. (Кричит вниз.) Девушки! Держите свои вещи! Не давайте
уносить их! Мы поедем обратно в А-ка-пуль-ко! Слышите?
Женский голос (внизу). Джуди, девушки хотят сначала поплавать.
Мисс Феллоуз. Иду! (Бежит вниз, на ходу кричит мексиканцам.) Эй вы!
Мальчики! Muchachos! Несите вещи вниз!

Вскоре крики замирают. Шеннон, вконец расстроенный, ходит по веранде.

Мэксин (качая головой). Шеннон, отдайте ключ, и пусть убираются.
Шеннон. А я?
Мэксин. Останетесь здесь.
Шеннон. В спальне Фреда?! Ну да, конечно, в спальне покойного Фреда.
Мэксин. Может обернуться и хуже.
Шеннон. Хуже? Ну что ж, пусть... Пусть хуже!.. Пусть!
Мэксин. Ну, ну, малыш...
Шеннон. Если может быть еще хуже - пускай. (Цепляясь за перила
лестницы, смотрит широко открытыми, потерянными глазами. Грудь бурно
вздымается, как у бегуна после длинной дистанции. Он весь в поту.)
Мэксин. Давайте-ка ключ от машины. Я отнесу его шоферу, а вы пока
выкупаетесь, беби, отдохнете, выпьете ром-коко.

Шеннон неуверенно качает головой. Из пальмовой чащи слышатся резкие крики
птиц. На тропинке голоса.

Голос Ханны. Дедушка, ты потерял свои темные очки?
Голос дедушки. Нет. Я их снял. Солнца-то нет.

На тропинке появляется Ханна, она везет дедушку в кресле на колесах. Дед
очень стар, но у него могучий голос, и потому всегда кажется, что он кричит
что-то очень важное. Дедушка - поэт и актер. В нем чувствуется гордость,
которую он всюду несет как знамя. Его белый полотняный костюм безупречен;
столь же выдержаны в стиле, как и черный шнурок галстука, - черная трость с
золотым набалдашником и густая белая поэтическая грива.

Дедушка. С какой стороны море?
Ханна. Море внизу, под горой, дедушка.

Дед оборачивается, прикрывая глаза рукой.

Отсюда его не видно.

Старик глух, и Ханне приходится кричать.

Дедушка. Но я уже чувствую запах моря.

Ветерок пробегает по листве джунглей.

Колыбель жизни! (Тоже кричит.) Жизнь ведь началась в море.
Мэксин. Тоже из вашей группы?
Шеннон. Нет.
Мэксин. Парочка тронутых.
Шеннон. Тише! (Пристально смотрит на Ханну и деда, и, кажется, один их
вид действует на него гипнотически, снимая напряжение.)

Старик подслеповато поглядывает вниз, а Ханна с надеждой смотрит на
веранду - человек гордый,
она, если уж просит, верит, что люди отзовутся.

Ханна. Здравствуйте.
Мэксин. Привет.
Ханна. Вам не доводилось везти человека вот так, в кресле, в гору,
сквозь заросли?
Мэксин. Нет, я не повезла бы даже и под гору.
Ханна. Но теперь, когда это уже позади, я не жалею. Какой вид для
художника! (Тяжело дыша, осматривается вокруг, ищет в сумке носовой платок,
чувствуя, что лицо ее горит и все в поту.) Мне говорили в городе, что здесь
идеальное место для художника, и надо сказать, так оно и есть.
Шеннон. У вас на лбу царапина.
Ханна. А, так я и знала...
Шеннон. Надо смазать йодом.
Ханна. Благодарю вас, потом.
Мэксин. Что вам угодно?
Ханна. Я бы хотела видеть хозяина.
Мэксин. Это я.
Ханна. О, вы хозяйка?! Очень приятно. Разрешите представиться, я -
Ханна Джелкс, миссис...
Мэксин. Фолк... Мэксин Фолк. Чем могу быть полезна? (Тон ее отнюдь не
выражает намерения и вправду быть им полезной.)
Ханна (живо обернувшись к деду). Дедушка, здешняя хозяйка - леди из
Штатов.
Дедушка (поднимая лежащую у него на коленях веточку дикой орхидеи и
церемонно протягивая ее Мэксин, кричит Ханне). Преподнеси даме эту
ботаническую диковину, которую ты нашла на горной тропинке.
Ханна. Мне кажется, это дикая орхидея. Верно?
Шеннон. Лаэлия тибицина.
Ханна. О!
Дедушка. Но скажи ей, Ханна, скажи, что до темноты цветы эти лучше
хранить в холодильнике, - на солнце они привлекают мух! (Хихикая, почесывает
укус на подбородке.)
Мэксин. Вам нужны комнаты?
Ханна. Да, да. Только мы не успели предупредить заранее.
Мэксин. Видите ли, милая, в сентябре "Коста Верде" закрыт. Исключение
делается лишь по особой договоренности, и поэтому...
Шеннон. А это есть особый случай. Исключительный...
Мэксин. Кажется, вы сами сказали, что они не из вашей группы.
Ханна. Прошу вас, допустите нас в число избранных.
Мэксин. Смотрите-ка!

Дед попытался выбраться из кресла. Шеннон еле успевает подбежать подхватить
старика, чтобы тот не упал.

Ханна (тоже бросилась было к деду, но, увидев, что Шеннон уже подхватил
его, снова обращается к Мэксин). В первый раз за двадцать пять лет наших
путешествий мы приехали, не заказав номера заранее.
Мэксин. Дорогая моя, старику-то место в больнице.
Ханна. Нет, нет, просто утром он немного повредил колено. Ему нужно
хорошенько выспаться, отдохнуть - и завтра он будет снова на ногах. Дедушка
моментально справляется со всякими недомоганиями, поразительно быстро для
такого молодого - ему девяносто семь.
Шеннон. Легче, легче, дедушка. Опирайтесь на меня. (Ведет старика на
веранду.) Теперь две ступеньки вверх. Раз, два... Ну, вот и хорошо, дедушка!
(Доводит его до веранды и усаживает в качалку.)

Дедушка еле дышит, но все посмеивается.

Ханна (живо). У меня нет слов, чтобы выразить вам свою благодарность за
то, что вы нас принимаете. Просто счастье для нас!
Мэксин. Ну что ж... такого старца не отправишь тут же в обратный путь.
Но как я вам сказала, в сентябре "Коста Верде" закрыт. Я принимаю сейчас
немногих и по особой договоренности. Мы работаем в этом месяце на особых
условиях.
Дедушка (неожиданно прерывая и очень громко). Ханна, скажи этой леди,
что колясочка у меня временная. Скоро я уже способен буду ползать, потом
ковылять, а в недалеком будущем начну скакать, как старый... горный...
козел... Ха-ха-ха-ха...
Ханна. Да, дедушка, я уже все сказала.
Дедушка. Мне тоже не нравится передвигаться на колесах.
Ханна. Да, дедушка считает, что закат Европы начался именно с
изобретения колеса. (Весело смеется, но на Мэксин все это не действует.)
Дедушка. И скажи еще этой хозяйке... э-э... этой леди... что я знавал
отели, в которых не принимали собак, кошек, обезьян, а в некоторых не
слишком добивались особой привилегии нянчиться с младенцами в возрасте около
ста лет, ха-ха... которых привозят в колясочках... с цветами вместо детских
погремушек... (Хихикает с чуть страшноватым, полубезумным выражением лица.)

Ханне скорей всего хочется закрыть ему рот рукой, но приходится улыбаться.

...Ха-ха... с флягой коньяку вместо колечка для зубов, которые еще
только режутся. Но ты скажи ей, что эти... э-э... уступки возрасту - дело
временное...
Ханна. Дедушка, я сказала, что вожу тебя в кресле, потому что ты
повредил колено.
Шеннон (про себя). Фантастика!
Дедушка. А как только отдохну, я сам покачу его и сброшу с горы, прямо
в море. И скажи ей...
Ханна. Да? Что, дедушка? (Она уже не улыбается. И тон ее, и взгляд
полны нескрываемого отчаяния.) Что сказать, дедушка?
Дедушка. Скажи ей, если она простит мне мое постыдное долголетие и
эту... временную немощь... я преподнесу ей - с автографом! - последний
экземпляр моего первого томика стихов, опубликованных в день... Когда,
Ханна?
Ханна (безнадежно). В день вступления на пост президента Улисса Гранта,
дедушка.
Дедушка. "Утренний рожок". Где книга? Должна быть у тебя. Отдай ей
сейчас же.
Ханна. Потом, попозже. (К Мэксин и Шеннону.) Мой дедушка - поэт,
Джонатан Коффин. Ему девяносто семь лет, а в следующем месяце, пятого
октября, исполнится девяносто восемь.
Мэксин. Да, старики - занятный народ. Телефон! Извините, я сейчас.
(Уходит.)
Дедушка. Что, наговорил лишнего?
Ханна (тихо, Шеннону). Боюсь, да. Кажется, она не расположена нас
пустить.
Шеннон. Пустит, не беспокойтесь.
Ханна. В городе никто не хотел пускать, и, если мы здесь не устроимся,
придется опять катить его через заросли. А куда? Что впереди? Дорога?! А
куда? Только в море... Сомневаюсь, чтобы оно расступилось перед нами.
Шеннон. Вам не придется уходить. Я пользуюсь некоторым влиянием на
хозяйку.
Ханна. О, пожалуйста, пустите его в ход. Я прочла в ее глазах одно лишь
слово - отчетливо, большими буквами: "нет!"

Шеннон наливает воды из кувшина и подает стакан старику.

Дедушка. Это что - выпивка?
Шеннон. Вода со льдом, дедушка.
Ханна. Как вы добры! Спасибо вам. Я, пожалуй, дам ему еще парочку
солевых таблеток. (Быстро вынимает флакон из сумки.) Может, и вам? Я вижу,
вы тоже в испарине. В жаркое время, да еще под Тропиком Рака, нужно
остерегаться обезвоживания.
Шеннон (наливая другой стакан воды). А вы сейчас и в финансовом
отношении тоже немного обезвожены?
Ханна. О да! Досуха, до костей, и, кажется, хозяйка это понимает.
Впрочем, понять не так уж и трудно - достаточно было увидеть, как я тащу его
в гору на себе. Хозяйка как будто неглупая женщина. Она, конечно, сразу
смекнула, что такси нам не по карману.
Голос Мэксин. Панчо!
Ханна. Женщине всегда труднее найти общий язык с хозяйкой, чем с
хозяином. Если можете повлиять на нее, очень прошу вас, убедите ее,
пожалуйста, что завтра, а то и сегодня дедушка уже будет на ногах, и если
нам хоть немного повезет, то к этому времени и наши финансовые дела
подналадятся. А, вот она. Помогите нам. (Невольно хватает его за руку.)

Мэксин выходит на веранду, продолжая звать Панчо. Является Панчо, посасывая
плод манго,
сок которого капает ему на подбородок и шею.

Мэксин. Панчо, беги на пляж, скажи господину Фаренкопфу, что ему звонят
из германского посольства.

Панчо смотрит на нее, не понимая, и Мэксин повторяет свое распоряжение
по-испански.
Шумно посасывая манго, Панчо лениво спускается по тропинке.

Беги! Я говорю, беги! Corre, corre!

Чуть ускорив шаг, Панчо скрывается в зарослях.

Ханна. Как они грациозны, эти мексиканцы!
Мэксин. Да, грациозны, как кошки, и так же вероломны.
Ханна. Может быть, вы нас... запишете сейчас?
Мэксин. Записать недолго, раньше нужно получить с вас шесть долларов,
если хотите поужинать. В несезонное время именно так приходится вести дела.
Ханна. Шесть долларов?..
Мэксин. Да, по три с персоны. В сезон мы работаем по европейскому
распорядку, а не в сезон, как сейчас, переходим на свой, американский.
Ханна. О, и в чем же... э-э... различия? (Пытаясь выиграть время,
взглядом взывает к Шеннону о помощи.)

Но его внимание поглощено гудками автобуса.

Мэксин. Вместо трехразового питания у нас сейчас двухразовое.
Ханна (приближаясь к Шеннону, чуть громче). Завтрак и обед?
Мэксин. Завтрак и холодный ленч.
Шеннон (в сторону). Да, действительно холодный. Наколотый лед, если
сами наколете.
Ханна (раздумывая). Без обеда?
Мэксин. Да, без.
Ханна. Понимаю, но только мы... тоже работаем обычно на особых
условиях. Я бы хотела вам объяснить.
Мэксин. Что значит - "работаем"? И на каких "условиях"?
Ханна. Вот наша карточка. Может быть, вы уже слышали о нас! (Подает
карточку Мэксин.) О нас много писали. Мой дедушка - старейший из живущих и
еще пишущих поэтов. Он читает свои стихи. А я работаю акварелью... я
художник-моменталист. Мы путешествуем вместе и оплачиваем свои путешествия
дедушкиными выступлениями и продажей моих акварелей и моментальных портретов
углем или пастелью.
Шеннон (про себя). У меня жар.
Ханна. Обычно во время завтрака и обеда я хожу между столиками отеля.
Надеваю рабочую блузу художника, живописно измазанную красками, с широким
байроновским воротником и изящно повязанным шелковым бантом. Я никогда не
навязываюсь людям, просто показываю свои работы и мило улыбаюсь. И только
если приглашают, присяду к столику и делаю моментальный набросок пастелью
или углем. А если не приглашают, тоже мило улыбаюсь и иду дальше...
Шеннон. А дедушка что делает?
Ханна. Мы с ним вместе медленно проходим между столиков. Я представляю
его как старейшего из всех живущих в мире и еще пишущих поэтов. Если просят,
он читает свои стихи. К несчастью, все его стихи написаны очень давно. Но,
знаете, он начал писать снова. Впервые за двадцать лет взялся за новую
поэму!
Шеннон. Но еще не кончил?
Ханна. Вдохновение еще посещает его, но способность сосредоточиться,
конечно, несколько ослабела.
Мэксин. Как, например, сейчас.
Шеннон. Кажется, задремал. Дедушка! Что, если уложить его в постель?
Мэксин. Подождите. Я сейчас вызову такси, и их отвезут в город.
Ханна. Прошу вас, не надо. Мы обошли все городские гостиницы - нигде не
пускают. Боюсь, что мне остается рассчитывать только на ваше... великодушие.

Очень заботливо Шеннон поднимает старика и ведет его в одну из комнат,
выходящих на веранду.
С пляжа слышатся возгласы купающихся. Солнце прячется за островком в море.
Быстро темнеет.

Мэксин. Пожалуй, придется вас оставить. Но только на одну ночь.
Ханна. Благодарю вас.
Мэксин. Старик будет в четвертом номере, вы займете третий. Где ваш
багаж? Никакого багажа?!
Ханна. Я спрятала его под пальмами, внизу, где начинается тропинка.
Шеннон (кричит Панчо). Живо принеси вещи этой леди! Слышишь?
Чемоданы... под пальмами. Скорее! Бегом!

Мексиканцы бегут вниз.

Дорогая Мэксин, а за меня вы согласны получить по чеку, датированному
более поздним числом?
Мэксин (хитро). Да уж не завтрашним ли?
Шеннон. Спасибо! Щедрость всегда была основным свойством вашей натуры.
Мэксин. Ха! (Уходит.)
Ханна. Я ужасно боюсь, не было ли у дедушки небольшого удара во время
нашего перехода в горах. (Говорит с удивительным спокойствием.)

И сейчас же порыв ветра разносится по склону. Снизу снова слышатся крики
купающихся.

Шеннон. У очень старых людей бывают такие небольшие "мозговые явления",
как их называют врачи. Это не настоящий удар, а просто небольшие мозговые...
явления. И их симптомы так быстро исчезают, что старики иногда даже и не
замечают, что с ними было что-то не так.

Разговаривают, не глядя друг на друга. Появляются мексиканцы с древними
чемоданами, сплошь заклеенными ярлычками отелей и всяческих бюро
путешествий - знаками далеких странствий их владельцев.
Ставят чемоданы возле лестницы.

Сколько же раз вы объехали вокруг света?
Ханна. Почти столько же, сколько раз Земля обошла вокруг Солнца. Иногда
мне кажется, что весь этот путь я прошла пешком.
Шеннон (поднимая ее чемодан). Какой номер у вашей комнаты?
Ханна (устало улыбаясь). По-моему, третий.
Шеннон. Кажется, тот самый, над которым крыша протекает. (Идет с
чемоданами в третий номер.)

В дверях своего кабинета появляется Мэксин.

Но вы это узнаете, только когда пойдет дождь, а тогда будет уже поздно,
и придется вплавь выбираться оттуда.

Ханна слабо улыбается, теперь стала заметна вся ее непомерная усталость.

(Выходит с ее вещами из третьего номера.) Так и есть, тот самый. Берите
мой и...
Ханна. Нет, нет, мистер Шеннон. Если пойдет дождь, я найду себе сухое
местечко.
Мэксин (из-за угла веранды). Шеннон!

Небольшая пантомима между Ханной и Шенноном. Он хочет внести вещи в комнату
номер пять. Она хватает его за руку и указывает за угол веранды, давая
понять, что не нужно вызывать недовольство владелицы отеля, Мэксин еще раз и
уже громче зовет его. Шеннон уступает мольбам Ханны и вносит ее вещи в
комнатенку с худой крышей.

Ханна. Большое вам спасибо, мистер Шеннон. (Исчезает за москитной
сеткой.)

Шеннон направляется к своей комнате, и в эту минуту к углу веранды подходит
Мэксин.

Мэксин (подражая голосу Ханны). "Большое вам спасибо, мистер Шеннон!"
Шеннон. Не будьте дрянью, Мэксин. Есть люди, которые искренне говорят
"спасибо". (Проходит мимо нее и спускается по лесенке с веранды.) Пойду
поплаваю.
Мэксин. В это время вода тепла как кровь.
Шеннон. А так как у меня сейчас жар, то мне и будет в самый раз.
(Быстро спускается вниз по тропинке к пляжу.)
Мэксин (следуя за ним). Подождите, я тоже...

Хочет сказать, что пошла бы с ним, но он пропустил ее слова мимо ушей и
быстро исчезает в зарослях. Она сердито пожимает плечами и возвращается на