Первым управляющего заметил Билл Мейз и тут же выключил мотор.
   — Мистер Флетчер? Рады вас видеть. Чем можем вам помочь, сэр? — сказал он.
   Мистер Флетчер был сердит настолько, насколько мог себе это позволить.
   — Да, можете, и даже очень! — негодовал управляющий. — Молодые люди, разве вам не понятно, какой шум вы подняли? Коммутатор в нашей гостинице уже более часа светится, как новогодняя елка, — гости жалуются на шум, требуют найти виновников и угрожают, что утром съедут.
   — Вы нас, мистер Флетчер, случайно, не разыгрываете? — озабоченно спросил Рене Дюпре и, взяв в рот сигарету с золотым ободком на мундштуке, протянул пачку управляющему. — Вы не представляете, как мы расстроены. А мы-то думали, что при закрытых дверях и окнах никто и не услышит, что мы здесь занимаемся с машиной.
   Мистер Флетчер отмахнулся от предложенных сигарет:
   — Ты же прекрасно знаешь, что я некурящий, а в том, что вы должны быть расстроены, я нисколько не сомневаюсь. А теперь, молодые люди, послушайте меня. Надеюсь, что все, что я вам изложу, дойдет до вас. — Управляющий кивнул на разобранный автомобиль. — Я хочу, чтобы эта груда металлолома отсюда мгновенно исчезла. Да-да, мгновенно! И больше здесь никогда не появлялась.
   — Нет, ребята, как вам это нравится? — обращаясь к своим товарищам, обиженно произнес Флип Андерс. — И это после всех хлопот и расходов, которые нам пришлось понести? И это за все наши старания преподнести ему сюрприз?
   — Преподнести мне сюрприз? — сердито переспросил мистер Флетчер.
   — Да, сюрприз, — глядя на управляющего невинными глазами, подтвердил блондин. — Это сейчас автомобиль смотрится как развалина, но мы его отремонтируем, наведем марафет, и он станет как новенький. Мы надеялись, что вы будете приятно удивлены, когда наш гоночный автомобиль, раскрашенный в цвета “Отель Интернэшнл”, неожиданно появится в Себринге.
   — А, да ладно, Флип! Не пытайся обмануть меня! “Отель Интернэшнл” в подобной рекламе не нуждается. Поэтому я настаиваю, чтобы вы эту рухлядь немедленно отсюда убрали и чтобы к утру ее и близко с гостиницей не было. Понятно? Это приказ!
   Пепе Мендоза печально покачал головой.
   — Si, все будет исполнено, как вы сказали, сеньор Флетчер. Вы же администратор и обязаны следить за порядком в гостинице, — понимающе произнес он.
   — Вижу, что хоть вы об этом не забыли. — С этими словами мистер Флетчер вышел из домика, в раздражении хлопнув дверью.
   Немного пройдя под свежим ветерком, дувшим с океана, мистер Флетчер остановился, прислушался к своему желудку и с радостью отметил, что боли в нем стали понемногу утихать. У него возникло подозрение, что если не все, то один из парней его непременно обманет: найдет предлог, чтобы нарушить его приказ, и ему снова придется читать им нотации.
   Управляющий мог бы их сразу уволить и приказать в тот же час покинуть помещение, но, к своему сожалению, на столь простой, но решительный шаг мистер Флетчер, заведовавший фешенебельной гостиницей, не мог решиться по нескольким причинам. Во-первых, зимний сезон в Майами-Бич был в полном разгаре. Каждому отелю в это время требовались квалифицированные работники, и управляющий не был уверен, что мистер Андерсон из службы занятости сможет немедленно найти этим четырем парням адекватную замену, подберет таких же квалифицированных и симпатичных спасателей. Во-вторых, ему трудно было бы объяснить совету директоров правления “Отель Интернэшнл” причину, по которой он вдруг уволил сразу четырех видных и опытных работников.
   "Да черт с ними, — подумал мистер Флетчер. — Как-никак за жалованье в сорок тысяч в год плюс то, что получаю по своим акциям, да еще хоть небольшой, но довольно прибыльный процент от доходов отеля с такими маленькими неприятностями, как эта, можно и смириться. Ведь мы же с Флорой никогда еще так хорошо не жили”.
   Готовясь встретить утро, управляющий вынул из петлицы пиджака увядшую гардению и вырвал лист из блокнота, в который он заносил все, что ему надлежало сделать за день. Тут он заметил, что вырвал не один лист, а два — нижний слипся с верхним. Разъединив их, он прочитал на втором листе единственную запись:
   "Послать лимузин за мисс Карой О'Хара, прибывающей в 12.01 рейсом из Стамбула”.
   Да как же он смог позабыть о мисс О'Хара? Сенатор Глайден, председатель совета директоров ряда гостиниц, в том числе и “Отель Интернэшнл”, сам позвонил из своего офиса в Вашингтоне и попросил его встретить мисс О'Хара.
   Забрать ее из международного аэропорта должен был шофер лимузина, принадлежавшего отелю. Ей предполагалось устроить прием по самому высокому рангу, на который был только способен персонал гостиницы. В обмен на несколько часов секретарской работы в день — перевод писем и ответы на получаемую из-за рубежа корреспонденцию — мисс О'Хара предоставлялся один из лучших номеров, предпочтительно с видом на океан. Кроме того, для нее мистер Флетчер должен был оборудовать небольшую комнату, где бы она могла работать в качестве секретаря — переводчика.
   Мистер Флетчер, разволновавшись, отыскал пузырек с гелусилом и сунул в рот две таблетки. В инструкциях сенатора Глайдена не все было понятно, но с начальниками никто не спорит. Возможно, эта мисс О'Хара являлась подругой сенатора или, по крайней мере, одного из членов совета директоров. Возможно, она обладала хорошими связями, и сенатор Глайден полагал, что с ее помощью в “Отель Интернэшнл” на отдых приедет еще большее количество иностранных магнатов. Предположения могли быть самыми разными, но не это сейчас волновало управляющего — его беспокоило больше всего то, что он забыл послать за мисс О'Хара встречающего.
   Мистер Флетчер надавил на кнопку системы внутренней телефонной связи, стоявшей на столе, и спросил у дежурного из службы размещения, не зарегистрировалась ли у них прибывшая из Стамбула мисс О'Хара.
   — Нет, мистер Флетчер, она еще не появилась, — ответил клерк, — но номер для нее забронирован.
   — Да, знаю, — ответил управляющий, — эту бронь оформил сам. Он посмотрел на свои наручные золотые часы “Ролекс” стоимостью пятьсот долларов, которыми совет директоров наградил его за пятнадцать лет безупречной службы в сети курортных отелей “Интернэшнл”. Они показывали два часа три минуты и тридцать секунд. Это означало, что если самолет из Стамбула прилетел строго по расписанию, то мисс О'Хара, наверное знавшая, что ее встретят, вот уже два часа, две минуты и тридцать секунд томилась в аэропорту.
   Тяжко вздохнув, мистер Флетчер нажал кнопку и соединился с гаражом.
   — Это Флетчер, — представился он ответившему дежурному. — Пожалуйста, пошлите один из лимузинов в международный аэропорт и передайте водителю, чтобы он забрал оттуда мисс Кару О'Хара. Нет, как она выглядит, я не знаю. Единственное, что мне известно, — что она должна прибыть рейсом из Стамбула сегодня в полночь.
   Управляющий достал из кармашка пиджака аккуратно сложенный носовой платок и, промокнув им выступивший на скулах пот, продолжил:
   — — Перед тем как ехать в аэропорт, пусть водитель лимузина заедет в теплицу и попросит нарезать ему букет орхидей. Это будет наш подарок для мисс О'Хара. Если молодая дама прилетела вовремя, то она, возможно, от долгого ожидания в аэропорту будет не в духе.

Глава 3

   Небольшое помещение таможенного контроля, в котором стоял длинный прилавок для досмотра вещей пассажиров, пропахло сигаретным дымом. Несмотря на кондиционеры, установленные в аэропорту, здесь оказалось невыносимо душно и жарко.
   Кара, положив норковую шубку себе на колени, сидела на жесткой скамье, приставленной к стене. Пока таможенники копошились в ее вещах, она не знала, чем себя занять. В конце концов, надев очки, девушка принялась просматривать рекламный проспект по Южной Флориде, купленный ею в киоске.
   В проспекте, помимо сведений, которые она могла бы почерпнуть и из школьного курса географии, сообщалось, что полуостров Флорида расположен в тысяче семистах милях к северу от экватора, протяженность его пятьсот миль, максимальная ширина — сто пятьдесят. На востоке он омывается водами Атлантического океана, к югу от него находится Флоридский пролив, к западу — Мексиканский залив. На севере штат Флорида граничит с Алабамой и Джорджией.
   Длина побережья штата, включая и его островную территорию, насчитывает восемь тысяч четыреста двадцать шесть миль. Годовые осадки составляют пятьдесят три дюйма. Сахарный тростник и ранние овощные культуры выращиваются во Флориде в районе Эверглейдс, морскую губку вылавливают рядом с Тарпон-Спрингс. Заводы по производству сахара находятся в основном в Тампе. Сент-Огастин, расположенный на восточном побережье полуострова, основан в 1565 году и является самым старым городом Соединенных Штатов. Среди других основных достопримечательностей Флориды значились Сильвер-Спрингс, Кипрские сады, Метрополитен-Майами и конечно же самое большое в мире скопище фешенебельных отелей.
   Если вдруг турист надумает написать письмо и послать его в Международный аэропорт Майами, то в проспекте давался его почтовый индекс 59 и код 331.
   Наконец, устав читать, Кара сложила рекламный проспект и спрятала его в уже проверенную таможенниками сумочку, перекинула шубку через руку и, невзирая на служащего, пытавшегося ей воспрепятствовать, вышла из таможенного помещения; в надежде выпить чего-нибудь прохладительного она прошла в основное здание аэропорта.
   К процедуре таможенного досмотра она относилась совершенно спокойно — она его проходила уже сотни раз, — но здесь, в международном аэропорту Майами, он ей показался необычно тщательным и долгим. Девушка никак не могла понять, чем же она привлекла к себе столь пристальное внимание местных таможенников. Она была американкой, имела непросроченный паспорт со штампом, проставленным в Стамбуле лишь днем раньше. Казалось бы, никаких придирок к ней быть не должно. Тем не менее по прибытии на родину на таможне ее предупредили, что ей необходимо побеседовать с представителями службы иммиграции.
   Оказавшись в общем зале аэропорта, Кара заметила человека в белом мятом льняном костюме и дорогой на вид широкополой шляпе, который, как она заметила, не спускал с нее глаз с того самого момента, как она сошла с трапа самолета. Кожа на его лице блестела от пота, но взгляд был добрым. Облокотившись на прилавок стойки страхового агентства одной из авиакомпаний, мужчина украдкой поглядывал на Кару поверх развернутой газеты, которую он держал в руках.
   "Наверное, все здесь принимают меня за шпионку, — подумала девушка. — Ситуация интригующая, но вряд ли такое начало моей работы в Майами можно считать удачным”.
   Кара купила себе большой стакан апельсинового сока и, с наслаждением посасывая его через соломинку, стала наблюдать за проходившими по залу пассажирами, большинство из которых были молодые люди. Даже в столь поздний час аэропорт кишел, словно муравейник. Такого девушка не видела ни в одном аэропорту Европы даже в час пик.
   Допив сок, Кара, уже приготовившись, что кто-то ее вот-вот снова остановит, прошла к распахнутым настежь дверям здания аэропорта и выглянула наружу.
   На улице было темно. Теплый ветерок, напоенный запахом цветущих апельсиновых деревьев, ласково дунул в лицо. Ночное небо над головой девушки было сплошь усыпано яркими звездами. Такой красивой луны, какая была здесь, она еще никогда не видела. “Если это типичная для марта погода, то мне в Майами обязательно понравится, — подумала девушка — Мне очень понравится и во Флориде, но это только в том случае, если меня туда пропустят”.
   А тревожное чувство, что ее могут не пустить на свою собственную родину, почему-то не покидало Кару.
   Постояв немного в дверях, девушка вернулась в зал таможенного досмотра, где узнала, что весь ее багаж уже проверен.
   — Бриллиантов, героина, слитков золота в моем багаже не обнаружено? — с иронией спросила она двух таможенников.
   — Ни того, ни другого, ни третьего в ваших вещах не найдено, — ответил ей один из служащих, у которого было непроницаемое лицо. — Могу ли я задать вам один вопрос, мисс О'Хара? Как долго собираетесь вы пробыть в Соединенных Штатах?
   — Пока не знаю, — неопределенно ответила Кара.
   Если прохождение таможенного досмотра было процедурой неприятной, то беседа с представителями иммиграционной службы тем более. Из Стамбула до Майами самолет летел долго, рейс оказался не из самых удачных, Кара сильно устала, прибавилось раздражительности, а в “Отель Интернэшнл”, где ей выделялся офис для работы, она хотела произвести самое приятное впечатление.
   Представителем иммиграционной службы, который должен был задавать ей вопросы, оказался гладко выбритый, вежливый и одетый с иголочки мужчина, представившийся мистером Тор-ком. “Наверняка американизированный японец, а фамилия у него производная от какого-нибудь Токомады”, — мелькнуло в голове девушки.
   Она решила быть с человеком предельно вежливой. Что ни говори, а международная обстановка оставалась напряженной, и Соединенным Штатам приходилось принимать повышенные меры безопасности, чтобы не допустить въезда в страну подозрительных лиц. Естественно, соответствующие службы прежде всего должны были удостовериться, что паспорт у нее настоящий, а она та, за кого себя выдает. Девушка вполне могла оказаться и в самом деле агентом иностранной разведки, а ее профессия просто к этому располагала. Кара не раз замечала за своими работодателями, что подавляющее большинство из них, а точнее, девяносто девять процентов ее клиентов, едва в разговоре затрагивалось финансовое положение их фирм, экономических аспектов сделки или политики, в ее присутствии тотчас замолкали: опасались, что наемная секретарь-машинистка может оказаться иностранным агентом. Однако те, кто следил за сохранностью информации, не подлежащей разглашению, прекрасно знали: тот, кто прилюдно проявлял бдительность, мог легко проговориться после шести стаканов холодного мартини, а еще более вероятно — оказавшись с секретаршей в постели. Поэтому Кара понимала, почему так скрупулезно проверяют ее при въезде в страну.
   — Итак, продолжим. — Мистер Торк взглянул на прибывшую. — Вы говорите, что родились в Риме, отец у вас американец, а мать итальянка?
   — Да, так оно и есть. Но отец зарегистрировал меня в американском посольстве в тот же день, как я родилась.
   Мистер Торк кивнул:
   — Этот факт должен содержаться в вашем личном деле. Там же указано, что ваш отец, бывший старший сержант военно-морских сил США, когда вы родились, еще работал, и этот факт делает вас гражданкой Соединенных Штатов автоматически.
   Кара мило улыбнулась:
   — Спасибо, мистер Торк. Я очень рада, что являюсь гражданкой Соединенных Штатов Америки. Мое гражданство не позволяет мне чувствовать себя на родине чужой.
   Чиновник службы иммиграции пропустил мимо ушей эту фразу, сказанную Карой с сарказмом, и тут же сменил тему разговора:
   — Верю, что ваш приезд в Майами организовал отдел кадров “Отель Интернэшнл”, что с вами связались в Стамбуле и пригласили посетить Майами-Бич. Но это так отличается от вашего собственного стиля устанавливать контакты!
   — Да, но именно так оно и было. От мистера Андерсона я получила два письма и телеграмму с приглашением.
   — А на каких условиях вы проживали в стамбульской гостинице “Хилтон”?
   — Для меня на самых обычных. За то, что я переводила и отвечала на письма иностранцев, турки мне бесплатно предоставили в гостинице помещение под офис, где я работала как наемная секретарь-машинистка.
   — Как я понимаю, ваша основная работа в Турции заключалась в составлении писем, организации деловых встреч для бизнесменов, которые ни языка, ни обычаев страны не знали?
   — Да, верно.
   — Сколькими языками вы владеете, мисс О'Хара?
   — Семью и хорошо понимаю, когда говорят, еще на трех.
   — Вашими познаниями в языках вы обязаны отцу, матери и нескольким мачехам, на которых женился ваш отец, работая в наших посольствах за рубежом? Ваш отец служил главным образом в почетном карауле и советником в протокольных отделах? Это так?
   — Да, это так, — подтвердила девушка.
   — А чем вы занимались до того, как приехать к нам, мисс О'Хара?
   — Живя с родителями за границей, я ходила в местные школы. После того как в Лондоне в результате несчастного случая погиб мой отец, а в ту пору мне было всего семнадцать, моя очередная мачеха забрала все средства отца и уехала, как я думаю, на Французскую Ривьеру. Вскоре я вышла замуж за английского подданного, которого звали Сесл Эндрюс, но наш брак длился всего несколько месяцев.
   — Вы с ним разошлись?
   — Да, и шесть лет ждала решения, когда суд мне возвратит мою девичью фамилию.
   — Чем вы занимались после того, как расстались с мужем?
   — Я вернулась в Соединенные Штаты. В Лос-Анджелес. Зарабатывала на жизнь тем, что подавала в баре коктейли, и посещала курсы интенсивного обучения стенографии и машинописи при школе бизнеса Сойера.
   — А затем?
   — Затем вернулась в Лондон и стала работать, используя знания иностранных языков.
   Мистер Торк сделал какие-то пометки в своем блокноте.
   — А теперь скажите, где вы работали перед тем, как переехать в Стамбул? — спросил он.
   — В Каире.
   — А до Каира?
   — В Риме, Вене, Бонне. Еще в Западном Берлине и Мадриде. Также в Милане и Париже. Кроме того, в Нью-Дели и Калькутте, — ответила Кара и сдунула со лба прядь волос, выбившуюся из-под заколки.
   Этот допрос мог продолжаться целую вечность. Она порылась в бумагах, лежавших на столе, нашла свой паспорт и положила его перед надоевшим ей чиновником.
   — Если не верите, а похоже, что так оно и есть, можете посмотреть на мои визы, — теряя терпение, предложила ему девушка.
   Мистер Торк паспорт ее раскрывать не стал, а спокойным голосом продолжил:
   — Другими словами, за последние пять-шесть лет вы много ездили по свету, переезжали из одной страны в другую.
   — Да, последние пять лет, — уточнила Кара.
   — И работали наемной стенографисткой.
   — Да.
   — Вам доводилось работать за “железным занавесом”?
   — Нет. Ближе всего я находилась от него, когда работала в Западном Берлине.
   Мистер Торк взял в руки паспорт девушки.
   — По французской визе можно судить, что вы прожили в Париже почти два года.
   — Да, так оно и было.
   — А почему так долго?
   Кара уже готова была вскочить со стула, вытянуться перед въедливым чиновником службы иммиграции во весь рост и запеть: “Я люблю Париж”, но вовремя удержалась.
   — Случилось так, что я полюбила Париж, — спокойно ответила она.
   — Понятно, — сказал мистер Торк, изучающе посмотрел на сидевшую перед ним Кару, затем порылся в ящике стола, извлек из него большой коричневого цвета конверт с надписью “Полиция г. Парижа — криминальный отдел” и вынул из него штук шесть фотографий размером восемь на десять. — А теперь, мисс О'Хара, ответьте мне на последний вопрос. Во время долгого пребывания с отцом в Париже встречались ли вы с этой женщиной?
   Кара надела очки и взглянула на верхнюю фотографию. На ней была изображена голая женщина, и Каре поначалу показалось, что это фото из ряда порнографических, — уж слишком наглядно на нем были представлены те участки тела женщины, которые в Штатах запрещалось фотографировать. Женщина, слегка запрокинув голову, лежала на спине, выставив напоказ свои груди и промежность. Только увидев на ее бедрах огромные синяки и искаженное в гримасе лицо, Кара поняла, что женщина мертва.
   Та же женщина была изображена и на остальных фотографиях, только в разных ракурсах. Судя по всему, фотограф полицейского участка запечатлел обнаженную сразу же, как только прибыл на место происшествия. Кара просмотрела все снимки, но опознать несчастную так и не смогла. Женщина выглядела лет на сорок пять — пятьдесят. У нее были слегка вьющиеся густые черные волосы и стройная фигура. При жизни она, должно быть, была очень эффектной.
   — Вы знаете ее? — спросил мистер Торк. Кара отрицательно покачала головой.
   — Нет, этой женщины я никогда не видела, — ответила она. — По крайней мере, мне так кажется.
   — А не освежу ли я вашу память, если скажу, что в свое время она была одной из самых известных и высокооплачиваемых chanteuses в Париже?
   Девушка снова покачала головой. Добрая половина француженок, с которыми она встречалась на вечеринках в домах, построенных на левом берегу Сены, или в шикарных апартаментах, располагавшихся в зданиях вдоль всей авеню Фош, хвастались тем, что в молодости являлись самими популярными и высокооплачиваемыми chanteuses, то есть кокотками, в Париже, что позволяло их теперешним мужьям или любовникам буквально светиться от гордости. Что ни говори, а французы ко всему, что касалось области секса, относились с большим почтением.
   — Имя Анжелика Бревар вам о чем-нибудь говорит? — продолжил между тем мистер Торк.
   — Нет.
   — Вы уверены, что никогда ее прежде не видели?
   — Нет, не совсем, — чистосердечно призналась Кара и вернула стопку фотографий чиновнику. — За два года, проведенные мною в Париже, я встречалась со многими женщинами, но сомневаюсь, что опознала бы их на фотографиях, подобных этим. Эта женщина выглядит так, будто ее только что вытащили из Сены.
   — Да, так оно и было. Французские полицейские выловили ее из реки три недели назад, — криво улыбнувшись, ответил мистер Торк и, протянув Каре ее документы, поднялся из-за стола. Таким образом он дал ей понять, что допрос наконец-то окончен. — Благодарю вас за то, что были так терпеливы со мной, мисс О'Хара. Уверен, что пребывание на родине доставит вам удовольствие, — добавил чиновник.
   Голос его был таким же неприятным, как и его улыбка.
   — Merci, je vous remerce — спасибо, я вам благодарна, — ответила Кара по-французски, — а то мне начинало казаться, что я ее уже никогда не увижу.
   Взяв атташе-кейс в одну руку и перекинув шубку через другую, девушка вышла из офиса иммиграционной службы. В поисках носильщика, который бы отнес ее багаж к стоянке такси перед зданием аэропорта, она прошла мимо мужчины в белом помятом костюме, который негромко по-французски произнес:
   — Не вздрагивайте и не оборачивайтесь на меня, мадемуазель. Сделайте вид, что ищете носильщика. — Следующая фраза им была сказана уже на английском: — Если будете со мной откровенны, то это пойдет вам только на пользу. Понятно?
   — Qui [Да (фр.)], — остановившись и не повернув головы, ответила Кара.
   — Многого от вас добился Торк своими расспросами?
   — Ничего.
   — Воп, — с облегчением вздохнув, произнес мужчина. — Прекрасно! Я и предполагал, что вы окажетесь умницей. Занимайтесь своими делами, а позже мы с вами свяжемся. — Он неожиданно перешел с французского на английский, а затем на урду: — Когда вы откроете газету, то поймете, что наши намерения вполне серьезны, — она лежит на прилавке!
   Странный мужчина проследовал мимо нее и вышел из здания аэропорта. Проводив его взглядом, Кара застыла в нерешительности. Затем подошла к стойке страховой компании, возле которой еще недавно стоял человек в белом костюме, и взяла с нее сложенную газету. Раскрыв ее, девушка обнаружила в ней конверт с толстой пачкой банкнотов достоинством в пятьдесят и сто долларов.
   Увидев приближавшегося к ней седовласого мужчину в шоферской ливрее, Кара машинально сложила газету.
   — Простите, мисс, — обратился к ней подошедший шофер. — Вы прибыли первым рейсом из Стамбула? Случайно, вы не мисс Кара О'Хара?
   — Да, — ответила девушка, — это я.
   — А я — Чарльз из “Отель Интернэшнл”, — улыбаясь, представился он. — Мистер Флетчер шлет вам свои извинения за задержку с машиной. А это вам. — Водитель гостиницы протянул ей шикарный букет орхидей. — Добро пожаловать в Майами-Бич и в “Отель Интернэшнл”, мисс О'Хара! — сказал он и надел на голову свою форменную фуражку. — У выхода из аэропорта вас ждет лимузин. Где ваш багаж?

Глава 4

   Билл Мейерс, все это время наблюдавший за девушкой, дождался, когда она с шофером из “Отель Интернэшнл” отъехала от здания аэропорта, вошел в помещение, на время предоставленное Джеку Торку. Тот в этот момент с облегчением расстегивал пуговицы тесно сидевшего на нем форменного пиджака инспектора иммиграционной службы.
   — Видели, что произошло в зале? — спросил Мейерс.
   — Я все видел, — ответил Торк.
   — И что вы по этому поводу думаете?
   — Разрази меня гром, если я что-то понимаю! — ответил Торк. — Если мисс О'Хара знает этого малого, то здесь со мной она вела себя слишком уж хладнокровно. Увидев, как Порфиро Родригес входил с ней в контакт, я подумал, что все это дело и выеденного яйца не стоит.