Кин Дей. Убийство на стороне

   – Лейтенант Эган уже сообщил мне об этом.
   – Я ведь была его подругой в Де-Мейн, и теперь полиция будет искать меня.
   – Они уже ищут.
   Ванда отвела взгляд.
   – Значит, вы уже знаете...
   – Что ты провела шесть месяцев в пансионе для девиц особого поведения?
   – Это называется исправительным лагерем.
   Хенсон прижал ее к себе.
   – Лейтенант Эган сказал, что вас поместили туда не в виде наказания, а для того, чтобы вы не подпали под дурное влияние, вас хотели предостеречь, чтобы потом вы не наделали ошибок.
   – И он нашел меня по моему адресу на Селл-стрит? Он знает, что я переехала?
   – Да.
   – Тогда почему же он не пришел ко мне в контору?
   – Потому, что он, по-видимому, симпатичный парень. Он решил, что если ты не замешана в убийстве Коннорса, то не стоит тебя беспокоить и доставлять какие-либо неприятности. Он заверил меня, что после твоего последнего маленького нарушения за тобой не замечалось ничего дурного.
   – Ну конечно. Вчера вечером я сказала вам правду. Я никогда ничего не крала и вообще не делала ничего плохого. И в моей жизни никогда не было других мужчин, кроме Тома Коннорса и вас. Забавная вещь жизнь, не правда ли?
   – Что ты хочешь этим сказать?
   – Пожалуй, я расскажу вам. Вначале, когда я поступила в «Инженерный атлас», меня послали в архив. В один прекрасный день туда вошел мистер Хелл и захотел овладеть мной тут же...
   Хенсон невольно спросил себя, почему же Хелл тогда сделал вид, что не знает Ванды, если даже он пытался сделать ее своей любовницей.
   – И я уже почти согласилась, – продолжала Ванда, – в конце концов, он ведь главное начальство. Вы даже не представляете себе, насколько девушка может чувствовать себя одинокой в Чикаго...
   Она положила голову на грудь Хенсона.
   – Ну и почему же ты оттолкнула его?
   – Потому, что я уже видела вас. Этот мистер Хелл настоящий Дон-Жуан. Мои подружки по конторе не очень-то болтливы, но, судя по тому, как они смотрят на него, мне кажется, что он не пропускает ни одной юбки в компании.
   – Если они красивы, – добавил Хенсон, садясь и усаживая Ванду к себе на колени. – Но ты вся дрожишь. Не нужно так бояться.
   – Я боюсь не за себя. Нет, правда, я вас уверяю. Я совсем не боюсь за себя.
   – Так за кого же?
   – За вас.
   – Почему это за меня?
   – А можно узнать о телефонном разговоре из квартиры?
   – Да, думаю, можно. Я даже уверен в этом.
   – Ну, вот! Я позвонила вам в час ночи, и вы приехали ко мне. Вы одели Тома и положили его там, где его обнаружила полиция.
   – Но я же не убивал его!
   – А вы можете доказать это? Или смогу это сделать я?
   – Не-ет...
   – Вот почему-то я и боюсь за вас. Вы бросили Тома в кустарнике и не подумали, что полиция может о чем-нибудь догадаться. А она ведь сразу догадалась обо мне.
   Желудок Хенсона, еще не пришедший в нормальное состояние после разговора с Эганом, снова сжался.
   Сторож видел, как он тащил Коннорса к машине. Хенсон оставил отпечатки своих пальцев на бутылке с виски, на зажигалке были его инициалы «Л.Х.», и она была найдена на месте преступления. Привратница видела, как он выходил в половине десятого утра из дома на Селл-стрит. Он нанял квартиру для Ванды... Люди попадали на электрический стул и за меньшее.
   – Я вижу...
   – И вас вполне могут обвинить в убийстве, – мягко проговорила Ванда. – Так почему бы нам не принять некоторые предупредительные меры?
   – Какие, например?
   – Сколько у вас денег?
   Хенсону было стыдно говорить об этом. Как и многие мужчины, он предоставлял заниматься ведением хозяйства своей жене. Его счет в банке был ограничен жалкими тремя с половиной тысячами долларов – результат годовых премий «Атласа», которые он скрыл от жены.
   – Немного, – признался он. – Будем считать, что четыре тысячи.
   – И вы не сможете доказать свою невиновность?
   – Это так.
   – Тогда почему бы нам не исчезнуть прежде, чем полиция придет за нами? С тех пор, как я в Чикаго, я сумела скопить две тысячи долларов. Мои и ваши деньги смогут помочь нам уехать отсюда подальше. Мы сможем начать новую жизнь на другом месте.
   – Мы оба?
   Ванда обиженно взглянула на него и бросила:
   – Судя по вчерашнему вечеру...
   – Что ты хочешь сказать?
   – Вы вели себя так только потому, что я молода и не урод?
   – Нет, не поэтому.
   – Но вам все же приходилось иногда спать со своими секретаршами?
   – Один или два раза лет двадцать назад, но это не в счет.
   – А я?
   Хенсон пожалел, что не умеет жонглировать словами так же легко, как цифрами. Как он может объяснить молодой девушке, что она вернула ему молодость и даже смысл жизни? Как ему убедить Ванду, что он любит ее?
   Хенсон честно ответил:
   – Это совсем другое. Вчера вечером я хотел... Это не было неожиданным чувством. Для меня это не вопрос тела. Если бы я не женился на Ольге, а встретил бы такую девушку, как ты, то, возможно, я не был бы тем, кем являюсь сегодня – начальником офиса с приличным окладом.
   – А кем бы вы были, например?
   – Я мечтал стать настоящим инженером.
   – Взрывать горы, строить мосты через реки Мозамбика и прочее, о чем вы говорили сегодня днем?
   – Вроде того.
   – И вам хотелось бы, чтобы я готовила для вас завтрак и заботилась о маленьких детишках, которые бегали бы вокруг вас, много детишек, так?
   – Думаю, это бы мне понравилось!
   – А ваш сын?
   – Он достаточно взрослый, чтобы вести самостоятельную жизнь.
   – А жена?
   – Ольга ко мне совершенно равнодушна, есть я или нет – ей все равно. Все, что ее интересует, – это ее дом, ее друзья, ее клуб и Джим. Я же только жилец в этом доме.
   – Вы в этом уверены? Вы говорите мне все это не для того, чтобы только доставить удовольствие?
   – Я говорю это совершенно серьезно. А ты?
   Не спуская с него глаз, Ванда сказала:
   – Я думала, что влюблена в вас, я долго так думала... А теперь я совершенно в этом уверена. Зачем же нам тогда оставаться здесь, как птицам в клетке? Не лучше ли нам убежать вместе?
   – Все закончится тем, что нам придется сдаться на милость властям.
   – Может, и так. Но это все же лучше, чем покорно ждать приближения катастрофы, – Ванда покоряла Хенсона своим юношеским оптимизмом. – К тому же мы можем и выиграть. Я очень много думала после того, как прочитала газеты.
   Она сходила в ванную и вернулась с двумя маленькими пакетами.
   – Я могу перекраситься. Вы сбреете усы и выкраситесь в брюнета, и мы будем выглядеть обычными пассажирами автобуса. Потом мы отправимся в Мексику, и нам даже не понадобятся паспорта. Кстати, я собиралась съездить в Мексику на каникулы к одной из подружек, с которой работаю. Там требуется только карточка туриста и ничего больше.
   – А потом?
   – Потом вы уйдете, – промурлыкала она, усаживаясь к нему на колени. – Но если вы предпочитаете остаться здесь и пройти через суд по обвинению в убийстве... Я буду говорить правду. Но... но поверят ли судьи?
   Хенсон застыл, даже не лаская ее. Он был счастлив тем, что ощущает теплоту и нежность ее тела. Возможно, это неплохая мысль. Но с их средствами трудно будет уехать далеко от Чикаго.
   Однако у него в сейфе находятся бумаги – удостоверение личности и паспорт, которыми Хенсон мог бы воспользоваться. Когда в Никарагуа умер Джим Бурдик, никто не пришел за его документами. Фигура Джима походила на его фигуру, и возраста они были одинакового, и у него тоже были черные волосы. Совершая небольшие переезды, с бумагами Бурдика они смогли бы добраться до Центральной Америки, а оттуда выехать в Южную или Северную Америку.
   Хенсон отлично знал свое дело и за годы работы завязал много деловых знакомств, он знал, что многие с радостью возьмут его на службу, не задавая нескромных вопросов.
   – О чем вы думаете? – поинтересовалась Ванда.
   Хенсон закурил сигарету и поделился с нею своими мыслями.
   – Да, это может получиться. В каком банке ваш счет?
   – В Эксшанс-банке.
   – Отлично! Давай сделаем так. Я поймаю тебя перед банком в девять десять. А потом мы сядем в первый же самолет на Мексику под именем мистера и миссис Бурдик.
   – А у вас точно есть документы на это имя?
   – Да, в сейфе конторы.
   Ванда смачно расцеловала его.
   – Я была уверена, что вы согласитесь. По крайней мере, мы проведем вместе хоть несколько месяцев.
   – А может быть, и больше того, – заявил Хенсон, поглядывая на бутылку с черной краской. – А как этим пользуются? Мне надо немного покраситься.
   – Вы просто проведете по волосам щеткой, смоченной в этой краске, вот и все.
   Ванда встала и продемонстрировала, как это делается.
   – Вот так. Будьте внимательны и, главным образом, смачивайте корни, но не слишком злоупотребляйте краской.
   Хенсон взял краску и поднялся.
   – Мне кажется, это довольно легкое дело. Я вернусь к себе, подкрашусь, соберу чемодан и уйду, пока не проснулась Ольга.
   Ванда состроила гримаску огорчения.
   – Я что-то не так сказал? – забеспокоился Хенсон.
   – Ничего. Я, конечно, и одна справлюсь с кроватью, но, мне кажется... еще не поздно и...
   – И что?
   – Я бы очень хотела, чтобы вы помогли мне разложить кровать и составили компанию на час или два.
   Ее слова бальзамом пролились на душу Хенсона. Как приятно узнать, что тебя желают!
   Он помог Ванде разложить кровать, и последующие часы любви и экстаза заставили их позабыть обо всех планах на будущее.

Глава 6

   Было около двух часов ночи, когда Хенсон покинул Ванду. Усевшись за руль автомобиля, он вновь почувствовал ту же легкость, что и накануне утром – на старой квартире девушки. Если и существовало на свете что-нибудь прекрасней разделенной любви, то Хенсон еще не встречал этого.
   Он подумал, не пойти ли ему прямо в контору, но отказался от этой мысли по двум причинам. Во-первых, Ольга спала крепче всего под утро. Во-вторых, он обратит на себя гораздо меньше внимания, если придет в контору между шестью и семью часами утра – для того чтобы забрать деньги и документы. Сторож привык видеть Хенсона рано утром всякий раз, когда начинался новый большой проект. Уборщицы к тому времени уже покидали помещения. Мальчик у лифта был совершенно сонный. Если Хенсон надвинет шляпу на лоб, никто не заметит, что он сбрил усы и покрасился.
   Он отъехал от тротуара. За ним последовала какая-то машина. На секунду он страшно испугался. Кто знает, может быть, этот лейтенант Эган рассказывал ему сказки? Полиции, вероятно, известно, что он провел часть ночи с Вандой. Если это так, то он пропал.
   Он пересек центр и направился на восток. Машина, отъехавшая вместе с ним, шла за ним на некотором расстоянии. Но, въехав на автостраду, она прибавила скорость, обогнала его и скрылась из виду.
   Хенсон снял шляпу и провел рукой по взмокшим волосам. Этот случай наглядно показал ему, какие шутки может сыграть с человеком воображение. Водитель той машины не был полицейским. Скорее всего, это был человек, возвращающийся после любовного свидания или карточной игры.
   Хенсон ехал быстро, но старался не превышать дозволенную скорость. Если бы его задержали за нарушение правил движения в два часа утра, это дало бы лейтенанту Эгану и его людям ценные улики. Чтобы их с Вандой замысел удался, необходимо по возможности дольше сохранить в тайне их отсутствие на работе.
   Если Ванда или он промедлят с отправлением, у них все же останется часа два преимущества перед полицией и пятьдесят шансов из ста, что они благополучно выберутся из этого дела.
   Подъехав к дому, который стоил ему стольких лет жизни, Хенсон снял башмаки и прошел на первый этаж. Сквозь закрытую дверь Ольгиной спальни пробивался слабый свет, но в этом не было ничего удивительного – жена всегда спала, полуоткрыв дверь в свою комнату и оставив зажженный свет в их общей ванной. Она утверждала, что ненавидит просыпаться в темноте. Это была одна из ее маний.
   Хенсон на цыпочках, не зажигая свет, прошел в свою комнату и стал шарить в шкафу в поисках саквояжа, которым пользовался в редких своих командировках. Найдя саквояж, он поставил его возле кровати и забил бельем и костюмами. Ванда потом все хорошенько уложит, ведь она обожает заботиться о нем.
   При этой мысли сердце Хенсона учащенно забилось. Чем бы все это ни кончилось – игра стоила свеч.
   Он прошел в ванную, которую делил вместе с Ольгой, и сбрил усы, затем взял краску и смочил волосы. Теперь он совершенно преобразился и стал похож на испанца, что вполне отвечало фотографии на бумагах Бурдика.
   Он, покрасив волосы, засунул в карман краску и щетку и хорошенько вымыл умывальник, чтобы уничтожить следы своей деятельности.
   Теперь ему оставалось пройти в свой кабинет в офисе, взять там свои деньги и документы Бурдика, а потом каким-нибудь образом убить время до девяти часов десяти минут.
   Перед тем как уйти, Хенсон решил убедиться, что шум не разбудил Ольгу. Кровать жены находилась в другом конце комнаты, но он все-таки смог рассмотреть ее. Она лежала на спине, ее шелковая ночная сорочка была задрана кверху, ноги широко раскинуты в стороны и вся нижняя часть тела обнажена.
   Хенсон закрыл глаза, потом вновь открыл. Это странное положение жены во сне удивило его. За исключением первых лет их супружества все их самые интимные встречи происходили в темноте и под простынями. У Ольги не было такой привычки – спать подобным образом. К тому же ее сон всегда был беспокойным: она ворочалась с боку на бок или переворачивалась на живот, но никогда не спала на спине.
   Хенсон посмотрел на ее оголенную грудь, и у него на голове зашевелились волосы. Ужас обуял его. Он не уловил ритмичного дыхания, которое обычно приподнимает грудь спящего.
   Хенсон потихоньку вошел в комнату и приблизился к кровати.
   Из открытой двери балкона дул ледяной ветер. Хенсон решил закрыть дверь и остановился ошеломленный, заметив, что оконная решетка выломана настолько, чтобы через нее мог проникнуть человек. Его волосы, все еще сырые от краски, встали дыбом. Он быстро шагнул вперед и уставился на жену.
   Ольга не спала – она была мертва!
   Один из ее нейлоновых чулков сдавил ее шею так, что лицо приняло совершенно необычный цвет, а глаза вылезли из орбит.
   Судя по беспорядку, в котором находилась, ее одежда, это можно было объяснить только одним: преступник проник в комнату и изнасиловал Ольгу. Потом, решив не оставлять свидетеля, прикончил ее.
   И надо же, чтобы это случилось именно сегодня вечером! Бедная Ольга.
   Хенсон с трудом заставил себя дотронуться до тела жены. Она была мертва, но тело еще сохраняло теплоту. Он опоздал к месту преступления всего на несколько минут. Если бы он ушел от Ванды чуть пораньше...
   Хенсон инстинктивно протянул руку к телефонному аппарату, стоявшему на ночном столике, но сразу же отдернул ее.
   Ольга мертва. Телефонный звонок в полицию ничего не изменит, а вызовет только новые дополнительные вопросы, как-то:
   – Почему вы сбрили усы и выкрасили волосы? Почему вы уложили саквояж? Где вы были до возвращения домой?
   Возможно даже, полиция решит, что это он убил Ольгу и так расположил ее труп, чтобы можно было подумать об изнасиловании. Как он сможет оправдаться?
   Хенсон подумал, что с него довольно тех неприятностей, которые обрушились на него в последние дни недели. Как заметила Ванда, он ничем не сможет доказать, что не убивал Тома Коннорса.
   У него не оставалось выбора, только одно – забрать из сейфа свои деньги, бумаги Бурдика и в назначенное время встретиться с Вандой, а потом покинуть пределы Чикаго и укатить как можно дальше. Надо спешить...

Глава 7

   Хенсон никогда не представлял себе, что в Чикаго так много полицейских агентов. Ожидая Ванду у дверей банка, он заметил, что, крайней мере, каждый пятый прохожий был в полицейской форме. А как узнать инспектора в штатском среди проходящих мимо людей?
   Он прислонился к теневой стене банка. Несмотря на свежесть утра, лоб его покрылся потом. Он повторял про себя слова, которые сказала ему Ванда:
   «Я буду около вас, чтобы готовить вам завтрак, чтобы заботиться о вас, стать матерью и наполнить дом маленькими детьми».
   Да, в Восточной Африке, в Судане, в Центральной Америке или Южной Африке и даже, если будет необходимо, за железным или бамбуковым занавесом, если такой есть! Все, чего он желал, – это прожить с ней остаток жизни!
   Тщетно пытался он оплакивать Ольгу. Слишком много лет жизни испортила она ему. И вот – ирония судьбы: она стала жертвой бродяги, захотевшего отведать женского тела, которое Ольга так лелеяла. Если бы Ольга была такой женой, какая ему нужна, ничего бы тогда не случилось, не было бы приключения с Вандой – Хенсон был бы дома и спал со своей женой.
   А теперь она была распята на кровати в доме стоимостью пятьдесят тысяч долларов, полном произведений искусства, тонкого фарфора и серебра, которым она никогда не пользовалась и никогда уже не воспользуется. Теперь она лежала в постели в задранной до шеи рубашке, изнасилованная и удушенная нейлоновым чулком. Все, что она приобрела, оказалось не нужным. Все унаследует Джим и продаст первому же спекулянту, который предложит ему подходящую цену.
   Хенсон подумал о сыне. Джим и он никогда не были такими хорошими товарищами, какими бывают большинство сыновей и отцов. Если его обвинят в убийстве Ольги, Джим будет желать его смерти, но как-то отвлеченно, не очень расстраиваясь, как Джек Хелл, когда какой-нибудь контракт уплывал у него из-под носа.
   Джим очень напоминал Джека, особенно после того, как вышел из младенчества. Теперь он командовал охраной посольства в Брисбане в Австралии. Ему дадут специальное разрешение присутствовать на похоронах матери. Он продаст все, что покажется ему лишним, и опять вернется к армейской службе и к своим девочкам. К брюнетке, блондинке или рыжей, с которыми он проводит все свое свободное время.
   Он подумал, что у него тоже имеются права на дом. Если его будут продавать, то потребуется его подпись. Но прежде чем его заставят что-либо подписать, полиции придется его отыскать.
   Хенсон разглядывал мужчин и женщин, выходивших из банка. Было девять часов восемь минут. Если Ванда пришла вовремя, она должна появиться через пару минут.
   Времени оставалось в обрез. Единственный расход, который позволяла себе Ольга, это была миссис Матц – она приходила к девяти часам делать уборку. Двадцать минут уходило у нее на уборку гостиной. К половине десятого она кончит с первым этажом и поднимется на второй. Там она обнаружит труп Ольги и первым делом оповестит об этом полицию. Когда они обнаружат, что он не явился в контору, они сразу же примутся за его поиски.
   У него оставалось немногим больше часа, чтобы покинуть Чикаго, после чего всем полицейским постам и машинам будут сообщены его приметы и всюду будет установлено наблюдение за пассажирами.
   В конце улицы находилась табачная лавка. Следуя импульсу, Хенсон прошел туда, купил пачку сигарет и жетон для автомата, позвонил в муниципальный аэропорт и поинтересовался:
   – В котором часу отлетает первый самолет в Мексику?
   Безразлично какой компании.
   – Хотите, я соединю вас с кассой? – ответил женский голос.
   Хенсон был инженером, но он достаточно хорошо представлял себе действия полиции: как только будет обнаружен труп Ольги и станет известно, что он и Ванда не явились в контору, полиция первым делом перекроет все дороги и другие пути сообщения. Широко распространят подробное описание их примет. Несмотря на маскировку, опытный сыщик сразу же выделит из толпы подозрительных личностей.
   – Нет, спасибо, – буркнул он и повесил трубку.
   В кабине телефон-автомата было еще жарче, чем в лавке или на улице. Хенсон вытер лоб, вышел из кабины и покинул табацкую лавочку.
   Ванда стояла на том же месте, где только что стоял и он сам. Ее крашеные волосы придавали ей немного вульгарный вид, но она все же не потеряла своей прелести. Хелл тогда сказал: «Какая прелестная курочка, вы заметили?»
   Полиция тоже не оставит ее без внимания.
   Ванда стояла у стены с двумя чемоданами. Когда она заметила Хенсона, глаза ее радостно засияли, и она облегченно вздохнула.
   – Я боялась, что вы передумаете, – призналась она.
   Хенсон закурил сигарету.
   – Зря волновалась. Я жду со времени открытия банка и отлучился только, чтобы купить сигарет.
   Он предложил ей сигарету, но она отказалась.
   – Благодарю, что-то не хочется. Мне кажется, нам лучше поторопиться. Я чего-то боюсь.
   – Я тоже.
   Хенсон взял два ее чемодана и неожиданно вспомнил: покидая в смятении дом, он забыл на кровати собранный саквояж. Для любого прокурора это будет еще одной дополнительной уликой. Они решат, что Ольга застала его за сбором саквояжа, у них разгорелась ссора, и он задушил ее же нейлоновым чулком, а потом уложил тело на кровати в таком положении, чтобы создать впечатление об изнасиловании и тем самым ввести в заблуждение полицию.
   Ванда ласково похлопала его по плечу.
   – Что-то случилось, Ларри?
   – Ольга мертва.
   – Как?!
   – Ее задушили.
   – Кто?
   – Не знаю. Когда я ушел от тебя и вернулся домой, то обнаружил ее лежащей на кровати, почти обнаженной и в непристойном виде. Металлическая решетка на балконе была взломана, через нее, очевидно, и пролез убийца.
   – Бродяга? Садист?
   – Мне тоже так показалось.
   – Ты известил полицию?
   – Как же я мог это сделать?
   Ванда, возможно, плохо печатала и была неважной секретаршей, но у нее был здравый смысл, и она сразу же вникла в ситуацию.
   – Правильно сделал! Теперь тебе и это повесят на шею. Они скажут, что она узнала о нашем побеге, что вы поссорились и что ты прикончил ее.
   – Вполне вероятно.
   Ванда печально вздохнула.
   – Ты должен решать, Ларри. Если ты надумаешь пойти к фликам, то расскажи им всю правду. Я тоже пойду с тобой и расскажу им все, что произошло.
   – Да...
   – И тогда...
   Хенсон потянул Ванду к желтому такси, из которого с трудом вылезал толстый клиент.
   – Нет! Если я это сделаю, то могу очутиться на электрическом стуле. После того как возле трупа Коннорса нашли мою зажигалку и бутылку виски с отпечатками моих пальцев, убийство Ольги представят как еще одно доказательство моей причастности к убийству в Линкольн-парке.
   – Выходит, мы все же летим в Мексику?
   Хенсон помог Ванде сесть в такси.
   – И как можно скорей.
   – Самолетом.
   – Нет.
   – Почему нет?
   – Потому что первый самолет отсюда вылетает в Мексику лишь вечером – в десять сорок пять. Я узнавал. В это время полиция уже будет идти но нашим следам.
   – Как же мы тогда уедем?
   – Автобусом, делая пересадки, чтобы сбить ищеек со следа.
   Шофер включил счетчик и опустил разделяющее их пуленепробиваемое стекло.
   – Куда едем, папаша?
   Хенсон назвал первый пришедший ему в голову город.
   – Калюме-сити.
   – Изрядная дорожка.
   – Знаю.
   Шофер был явно очень доволен, что сможет немного подзаработать: клиентов в это утро было немного.
   – Ваше дело, ведь платить будете вы, А куда в самом городе?
   Немного подумав, Хенсон назвал ему кабаре, которое, как он слышал, было в этом городе.
   – К Фламан-Роз.
   – Отлично. Теперь все ясно.
   Он поднял разделяющее их стекло и влился в поток машин. Ванда подвинулась к Хенсону поближе.
   – Почему в Калюме-сити?
   – Это первое, что мне пришло в голову. Там мы сможем сесть в автобус.
   – В каком направлении?
   – В Индианополис или, может быть, в Цинцинатти или Эван-вилл. Это безразлично, если мы направляемся на юг. Потом, глядя по обстоятельствам, мы пересечем границу в Лоредо или Эль-Пасо. Мне кажется, лучше это сделать в Лоредо. Оттуда прямо по Первой национальной до Мехико. Мы даже сможем купить дешевую машину и поехать дальше до Лоредо уже в ней, если, конечно, доберемся до этого города.
   Ванда погладила колено Хенсона, чем вызвала у него волнение в крови.
   – Мы доедем, я чувствую это. Мы ведь никому ничего плохого не сделали.
   Хенсона ободрила эта мимолетная ласка.
   – Да, я тоже так думаю. Самое неприятное, что мы не сможем этого доказать.
   Неожиданно его охватил ужас при мысли о тех страшных компрометирующих обстоятельствах, которые сложились для них, и об их безрассудном бегстве. Ему пришлось изо всех сил сжать зубы, чтобы его не стошнило".
   Они выехали на широкое шоссе. Внезапно Ванда выпрямилась.
   – Ларри, я совсем забыла!
   – Что забыла? – испугался он.
   Ванда открыла сумочку и вынула оттуда толстую пачку денег.
   – Мое богатство. Вместе с процентами это составило тысячу девятьсот восемьдесят два доллара. Я попросила дать в банкнотах по десять, двадцать пять и пятьдесят долларов.
   Хенсон взглянул на деньги в ее руке.
   – Ты доверяешь мне?
   Ванда взглянула ему прямо в глаза.
   – Я не была бы тут, если бы не доверяла тебе. Я надеюсь быть с тобой до конца моих дней, если нас не поймает полиция.
   К деньгам, которые она ему дала, он мысленно прибавил те, которые он взял из сейфа «Инженерного атласа» в шесть часов утра. При существующих ценах на жизнь эти пять с небольшим тысяч долларов не были богатством, но их хватит, чтобы добраться до Мехико. Это для начала, а уже оттуда они направятся в Центральную Америку или на другой континент.
   Если их не задержат в пути, они смогут даже доехать до порта Амелия в Африке, где Джонни Энглиш не постоит за тем, чтобы принять Хенсона на работу под другой фамилией. Ларри Хенсон или Джим Бурдик – это ему будет совершенно безразлично, только бы он помог ему разработать приобретенные участки и окупить деньги, вложенные в эту концессию. В случае необходимости Энглиш, не задумываясь, поклянется, что он действительно Джим Бурдик и что он присутствовал при его рождении и крещении!