Страница:
Все это удручало Хенсона. Удручало и его адвоката. Деньги, которые остались после покупки «форда» и трехнедельного путешествия, были задержаны под тем предлогом, что они могли быть частью тех семисот тысяч долларов, которые до сих пор не найдены. Так что Хенсону пришлось согласиться на казенного адвоката, предложенного ему. Это был энергичный молодой человек, которого собственная роль в этом деле и газетные публикации о нем занимали гораздо больше, чем спасение головы своего клиента.
Хенсон забрался на верхнюю койку и посмотрел на пруд, что он всегда делал, когда начинал думать о Ванде.
Почему это не могло оказаться правдой? Почему Ванда не могла просто любить его, а использовала как орудие для достижения своих целей? Это ранило его душу больнее всего. Ее любовь казалась такой искренней, такой чистой! Она была так нежна, так предана ему! Она всегда сама искала его ласк.
И, подумать только, все это время она ему лгала! Она воспользовалась им, чтобы предоставить возможность своему любовнику, настоящему любовнику, спокойно забрать эти семьсот тысяч долларов и отвезти туда, где она сможет с ним встретиться после того, как господа судьи, плененные ею и услышавшие из уст ее адвоката грустную повесть, оправдают ее!
Хенсон отвернулся от окна и сел на койке. В голове у него был такой шум, словно в ней скакал табун лошадей, громко стуча копытами. В его несчастье у него было лишь одно слабое утешение. Служащие его конторы, лифтеры, бармены, зная, что он сидит без гроша, собрали деньги и преподнесли ему столько «Кэмела», что ему хватит, пожалуй, на сотню лет!
Как всегда, служебная машина была перегружена. Теперь в ожидании слушания дела он мог бы убить себя табачным дымом. Хенсон сожалел, что не может послать сигарет Гарсиа. Ему очень хотелось знать, чем кончилась для него та история. Конечно, нужно иметь немало мужества и силы, чтобы подняться до профессора английского языка в университете. Хенсон от души пожелал, чтобы среди судей нашелся хоть один рогоносец, который мог бы повлиять на ход судебного процесса.
Во время его тягостных размышлений в камере появился надзиратель.
– К вам пришли, Хенсон. Как всегда, в том же направлении, в конец коридора.
Хенсон обрадовался неожиданному развлечению, хотя и не представлял себе, кто бы это мог быть. Наверняка адвокат или лейтенант Эган.
Эган держался по ту сторону баррикады. Если Хенсона признают виновным в одном из трех предъявленных ему обвинений или по всем трем, Эган определенно получит повышение. Но в последнюю беседу с ним у Хенсона создалось впечатление, что Эган не слишком уверен во всех обвинениях, и это пришлось Хенсону по душе. Конечно, полицейский не был на стороне Хенсона, однако он умный человек, и, если следствие, которым он занимался, могло привести человека на электрический стул, он хотел быть уверенным, что тот действительно заслужил смертной казни. Он хотел спокойно спать.
Три пункта беспокоили Эгана: безупречная, без единого пятнышка, репутация Хенсона, деньги которые до сих пор не были обнаружены, – ни малейшего следа, и третья причина, которую Эган хранил про себя...
Он почти каждый день виделся с Хенсоном. Вопросы, которые он ему задавал, могли бы составить не один том.
Хенсон шел впереди охранника.
– Кто пришел? – не выдержал он неизвестности.
– Увидите. Весьма влиятельный в нашем городе человек.
Да, это не был ни адвокат, ни Эган. Хенсон отворил дверь приемной комнаты, и со стула, на котором он сидел в ожидании свидания, поднялся Джек Хелл.
– Салют, Хенсон, – буркнул директор «Инженерного атласа». – Если бы я рассказал вам, что мне пришлось предпринять, чтобы повидать вас, вы бы мне не поверили.
– Я вам охотно верю, – заявил Хенсон.
Хелл протянул ему руку, сел на стул и сделал знак надзирателю:
– Выйдите отсюда и закройте за собой дверь!
Надзиратель послушно вышел. Хенсон уселся на другой стул.
– У вас, видимо, большие связи в городе?
– Да. Но это ненадолго, если дела и дальше так пойдут. Скоро я стану просто бедным парнем, таким, как многие другие. – Старый босс, казалось, потерял немного свой апломб.
– Таким, как многие другие?
– Да, если вы будете настаивать на своем!
– Но я не крал денег!
– Бросьте, Ларри! Вам повезло напасть на лакомый кусочек, на эту малышку, и вы использовали возможность избавиться от Ольги, а заодно прихватить и семьсот тысяч долларов. Если то, что говорят сейчас об Ольге, правда, то я вас понимаю. Я тоже сделал бы так...
– Я думал, что вы-то понимаете, что я не брал денег...
– Ну конечно! Но страховое общество не хочет платить, пока вам не будет вынесен приговор. И, таким образом, я остаюсь на мели. Я должен ворочать миллиоными делами, не имея денег. Я занимаю у Поля, чтобы отдать Пьеру, и прибыли одного дела затыкают дыры другого. К тому же из-за плохой погоды мне пришлось провести дополнительные работы, чтобы предотвратить обвалы.
– Сочувствую вам, – вздохнул Хенсон.
Хелл пригладил волосы.
– Грязный кретин! Если уж вам так необходимо было грабить сейф, могли бы, по крайней мере, оставить мне бакшиш для турок! Если бы мне удалось заключить контракт на это дело, я бы сам дал вам эти проклятые семьсот тысяч долларов! Этот наряд на производство работ для меня совершенно необходим. Если бы мне удалось позолотить им всем лапу, я мог бы получить семь миллионов! Так нет, именно в эту ночь вы сбежали с этой курочкой и унесли с собой содержимое сейфа!
Хенсон не знал, что ему возразить, и только повторял:
– Я очень огорчен...
Хелл вскочил и начал бегать по комнате.
– Послушайте его! Он огорчен! Лучше бы я сразу поехал в Стамбул, не заходя в контору.
Он остановился перед Хенсоном и уставился на него.
– Послушайте, старина...
– Да?
– Я хочу сделать вам предложение...
– Какое?
– Это относительно денег.
Хенсон притворился непонимающим, чтобы выиграть время.
– И что же?
Хелл решил поставить все точки над "и".
– Самым серьезным образом прошу вас: скажите, где вы их спрятали, и я возьму ровно столько, сколько мне требуется для заключения этой сделки, и буду ждать, когда остальные дела принесут мне прибыль.
– А какое мое участие в этом деле?
Хелл аккуратно вытащил сигарету из пачки и закурил.
– Сейчас скажу. Строго между нами... Я неплохо осведомлен о ходе дела в данный момент. Как только деньги будут возвращены, я дам вам пятьдесят тысяч долларов. Нет, лучше сто тысяч! Тогда вы сможете послать на все четыре стороны этого жалкого адвокатишку, которого вам навязали, и взять лучшего из лучших. Что вы на это скажете, Ларри?
– Я нахожу эту идею замечательной... Но есть одно маленькое обстоятельство...
– Какое?
– Я не имею ни малейшего представления, где находятся эти деньги.
– Вы хотите сказать, что не брали этих денег?
– Совершенно верно.
– И вы вообразили, что я вам поверю?
– Тем не менее, это правда.
Хелл стремительно распахнул дверь комнаты свиданий.
– Кастрированный поросенок! Вот благодарность за то, что я хотел протянуть вам руку помощи! Пускай вас обвинят в убийстве Коннорса! Чтобы вас зарыли, потом вырыли и предъявили вашему трупу обвинение в том, что вы сделали с Ольгой!
Продолжая выкрикивать проклятия, Хелл удалился. Хлопнула входная дверь, и вскоре перед Хенсоном возник охранник.
– Пошли, Хенсон, в камеру.
Хенсон вышел за ним в коридор и собрался уже войти в камеру, когда с противоположного конца коридора появился лейтенант Эган.
– Это мистер Хелл только что ушел? – осведомился он у сторожа.
– Да.
– А кто разрешил свидание с Хенсоном?
– Я.
– На каком основании?
Охранник вытащил из кармана сложенную бумагу.
– Он предъявил мне документ, подписанный начальником тюрьмы, но, на всякий случай, чтобы удостовериться, что подпись не фальшивая, я позвонил в контору. Вы также можете проверить это, – ответил он, указывая кивком головы на внутренний телефон.
Лейтенант Эган снял шляпу и вытер ее кожаный край кончиками пальцев.
– Верю вам на слово. Чего он хотел?
– Он спрашивал Хенсона, куда тот спрятал деньги. Я подслушал это за дверью. Он заявил, что даст пятьдесят или сто тысяч, чтобы Хенсон нанял лучшего адвоката.
Хенсон все еще стоял на пороге камеры. Эган, не отрываясь, смотрел на него во время разговора.
– И что ему ответил Хенсон?
Охранник почесал голову.
– Пусть меня повесят, но он хочет сохранить деньги для себя. Он сказал мистеру Хеллу, что не знает, где находятся эти деньги, потому что не брал их.
– Понимаю, – пробормотал лейтенант.
– Хотите допросить Хенсона?
– То, что я хотел ему сказать, можно сообщить и тут.
Хенсон прислонился к железной решетке.
– То, что вы собираетесь мне сообщить – плохое или хорошее, лейтенант?
– Все зависит от вас, вернее, от ваших чувств к ней.
– К кому именно?
– К Ванде Галь.
– А что случилось?
Эгану, казалось, было трудно подыскивать слова.
– Ну, так вот, – начал он. – Возвращаясь из Лоредо в самолете, я не мог не слышать, как вы спорили. Я видел, как в конторе капитана Ферри вы отвесили ей пощечину, назвав ее грязной девкой и утверждая, что теперь она может быть довольна... Она очень переживала и не потому, что вы ее ударили, а потому что вы ей не верите...
Рука Хенсона ухватилась за прутья металлической решетки.
– И что же?
– Было нетрудно догадаться, о чем речь. И так как по ходу следствия необходимо было провести все необходимые обследования, то я попросил одного полицейского врача проверить ее на реакцию Фридмана.
– А что это такое?
– Реакция, определяющая беременность.
Хенсон глубоко вздохнул и спросил, понизив голос:
– И что же?
– Для большей уверенности врач проделал еще одну процедуру, и обе реакции были положительны. Она беременна один месяц. Скажем, с того времени, когда она позвонила вам, чтобы вы помогли ей избавиться от Коннорса. Может быть, немного раньше. И вы понимаете, какой вывод сделает из этого помощник прокурора. Он скажет, что вы убили свою жену, потому что Ванда забеременела от вас. И присяжные ему поверят.
Хенсон почти не слушал Эгана. Он опустил глаза и взглянул на свою правую руку.
– И я ударил ее! – прошептал он. – Я назвал ее перед всеми грязной девкой! А она мне не лгала. Она действительно очень хотела, чтобы мы вместе покинули страну. Она хотела поехать со мной в Мозамбик... Она хотела, чтобы я работал на Джонни Энглиша... она была так уверена во мне.
Лейтенант молчал.
– Я могу ей написать? – спросил его Хенсон.
Эган отрицательно покачал головой.
– При сложившихся обстоятельствах, я полагаю, это невозможно. Я даже не имел права говорить вам об этом, я рискую своим местом.
– Весьма вам признателен.
– Вы можете подождать, пока увидитесь с ней на свидании. Но я подумал, что вам будет приятно узнать об этом.
– Спасибо, – произнес Хенсон, входя в камеру.
Он забрался на верхнюю полку и обнаружил, что наступила ночь. Но он все же ухитрился увидеть кусочек водной глади, отсвечивающей красным, как пятно на щеке любимой женщины, которую он обожал и которую ударил в порыве неправедного гнева.
Он чувствовал себя подлым и пошлым. Ему было стыдно. Эта новость ничего не изменила в его положении. На нем по-прежнему остается обвинение в двух убийствах и в краже. И, тем не менее, все стало иным. Он ощущал себя более сильным, менее уязвимым и способным выкрутиться из той невозможной ситуации, в которую он угодил.
Значит, Ванда с самого начала говорила правду. Значит, мерзавец, который украл деньги и поджидал Ванду в условленном месте, существовал лишь в его воображении! Он был единственным у Ванды.
Он должен был основательно подумать обо всех обстоятельствах дела. Все надо начинать сначала.
Кто убил Коннорса и почему? Кто ненавидел Ольгу до такой степени, что мог изнасиловать ее и задушить, оставив обнаженный труп на обозрение всем любопытствующим, предоставив его насмешкам копов и журналистов? Еще более любопытно – кто украл деньги? И куда спрятал? Связаны ли между собой эти преступления?
Хенсон заставил себя размышлять, начать все с самого начала. У него было такое чувство, будто он воскрес. Пять минут назад ему было безразлично – жить или умереть, но теперь жизнь снова приобрела для него смысл. Ему необходимо было выяснить все детали дела. И не потому, что он боялся умереть – ради Ванды и ребенка, которого она носила под своим любящим сердцем.
Глава 12
Глава 13
Хенсон забрался на верхнюю койку и посмотрел на пруд, что он всегда делал, когда начинал думать о Ванде.
Почему это не могло оказаться правдой? Почему Ванда не могла просто любить его, а использовала как орудие для достижения своих целей? Это ранило его душу больнее всего. Ее любовь казалась такой искренней, такой чистой! Она была так нежна, так предана ему! Она всегда сама искала его ласк.
И, подумать только, все это время она ему лгала! Она воспользовалась им, чтобы предоставить возможность своему любовнику, настоящему любовнику, спокойно забрать эти семьсот тысяч долларов и отвезти туда, где она сможет с ним встретиться после того, как господа судьи, плененные ею и услышавшие из уст ее адвоката грустную повесть, оправдают ее!
Хенсон отвернулся от окна и сел на койке. В голове у него был такой шум, словно в ней скакал табун лошадей, громко стуча копытами. В его несчастье у него было лишь одно слабое утешение. Служащие его конторы, лифтеры, бармены, зная, что он сидит без гроша, собрали деньги и преподнесли ему столько «Кэмела», что ему хватит, пожалуй, на сотню лет!
Как всегда, служебная машина была перегружена. Теперь в ожидании слушания дела он мог бы убить себя табачным дымом. Хенсон сожалел, что не может послать сигарет Гарсиа. Ему очень хотелось знать, чем кончилась для него та история. Конечно, нужно иметь немало мужества и силы, чтобы подняться до профессора английского языка в университете. Хенсон от души пожелал, чтобы среди судей нашелся хоть один рогоносец, который мог бы повлиять на ход судебного процесса.
Во время его тягостных размышлений в камере появился надзиратель.
– К вам пришли, Хенсон. Как всегда, в том же направлении, в конец коридора.
Хенсон обрадовался неожиданному развлечению, хотя и не представлял себе, кто бы это мог быть. Наверняка адвокат или лейтенант Эган.
Эган держался по ту сторону баррикады. Если Хенсона признают виновным в одном из трех предъявленных ему обвинений или по всем трем, Эган определенно получит повышение. Но в последнюю беседу с ним у Хенсона создалось впечатление, что Эган не слишком уверен во всех обвинениях, и это пришлось Хенсону по душе. Конечно, полицейский не был на стороне Хенсона, однако он умный человек, и, если следствие, которым он занимался, могло привести человека на электрический стул, он хотел быть уверенным, что тот действительно заслужил смертной казни. Он хотел спокойно спать.
Три пункта беспокоили Эгана: безупречная, без единого пятнышка, репутация Хенсона, деньги которые до сих пор не были обнаружены, – ни малейшего следа, и третья причина, которую Эган хранил про себя...
Он почти каждый день виделся с Хенсоном. Вопросы, которые он ему задавал, могли бы составить не один том.
Хенсон шел впереди охранника.
– Кто пришел? – не выдержал он неизвестности.
– Увидите. Весьма влиятельный в нашем городе человек.
Да, это не был ни адвокат, ни Эган. Хенсон отворил дверь приемной комнаты, и со стула, на котором он сидел в ожидании свидания, поднялся Джек Хелл.
– Салют, Хенсон, – буркнул директор «Инженерного атласа». – Если бы я рассказал вам, что мне пришлось предпринять, чтобы повидать вас, вы бы мне не поверили.
– Я вам охотно верю, – заявил Хенсон.
Хелл протянул ему руку, сел на стул и сделал знак надзирателю:
– Выйдите отсюда и закройте за собой дверь!
Надзиратель послушно вышел. Хенсон уселся на другой стул.
– У вас, видимо, большие связи в городе?
– Да. Но это ненадолго, если дела и дальше так пойдут. Скоро я стану просто бедным парнем, таким, как многие другие. – Старый босс, казалось, потерял немного свой апломб.
– Таким, как многие другие?
– Да, если вы будете настаивать на своем!
– Но я не крал денег!
– Бросьте, Ларри! Вам повезло напасть на лакомый кусочек, на эту малышку, и вы использовали возможность избавиться от Ольги, а заодно прихватить и семьсот тысяч долларов. Если то, что говорят сейчас об Ольге, правда, то я вас понимаю. Я тоже сделал бы так...
– Я думал, что вы-то понимаете, что я не брал денег...
– Ну конечно! Но страховое общество не хочет платить, пока вам не будет вынесен приговор. И, таким образом, я остаюсь на мели. Я должен ворочать миллиоными делами, не имея денег. Я занимаю у Поля, чтобы отдать Пьеру, и прибыли одного дела затыкают дыры другого. К тому же из-за плохой погоды мне пришлось провести дополнительные работы, чтобы предотвратить обвалы.
– Сочувствую вам, – вздохнул Хенсон.
Хелл пригладил волосы.
– Грязный кретин! Если уж вам так необходимо было грабить сейф, могли бы, по крайней мере, оставить мне бакшиш для турок! Если бы мне удалось заключить контракт на это дело, я бы сам дал вам эти проклятые семьсот тысяч долларов! Этот наряд на производство работ для меня совершенно необходим. Если бы мне удалось позолотить им всем лапу, я мог бы получить семь миллионов! Так нет, именно в эту ночь вы сбежали с этой курочкой и унесли с собой содержимое сейфа!
Хенсон не знал, что ему возразить, и только повторял:
– Я очень огорчен...
Хелл вскочил и начал бегать по комнате.
– Послушайте его! Он огорчен! Лучше бы я сразу поехал в Стамбул, не заходя в контору.
Он остановился перед Хенсоном и уставился на него.
– Послушайте, старина...
– Да?
– Я хочу сделать вам предложение...
– Какое?
– Это относительно денег.
Хенсон притворился непонимающим, чтобы выиграть время.
– И что же?
Хелл решил поставить все точки над "и".
– Самым серьезным образом прошу вас: скажите, где вы их спрятали, и я возьму ровно столько, сколько мне требуется для заключения этой сделки, и буду ждать, когда остальные дела принесут мне прибыль.
– А какое мое участие в этом деле?
Хелл аккуратно вытащил сигарету из пачки и закурил.
– Сейчас скажу. Строго между нами... Я неплохо осведомлен о ходе дела в данный момент. Как только деньги будут возвращены, я дам вам пятьдесят тысяч долларов. Нет, лучше сто тысяч! Тогда вы сможете послать на все четыре стороны этого жалкого адвокатишку, которого вам навязали, и взять лучшего из лучших. Что вы на это скажете, Ларри?
– Я нахожу эту идею замечательной... Но есть одно маленькое обстоятельство...
– Какое?
– Я не имею ни малейшего представления, где находятся эти деньги.
– Вы хотите сказать, что не брали этих денег?
– Совершенно верно.
– И вы вообразили, что я вам поверю?
– Тем не менее, это правда.
Хелл стремительно распахнул дверь комнаты свиданий.
– Кастрированный поросенок! Вот благодарность за то, что я хотел протянуть вам руку помощи! Пускай вас обвинят в убийстве Коннорса! Чтобы вас зарыли, потом вырыли и предъявили вашему трупу обвинение в том, что вы сделали с Ольгой!
Продолжая выкрикивать проклятия, Хелл удалился. Хлопнула входная дверь, и вскоре перед Хенсоном возник охранник.
– Пошли, Хенсон, в камеру.
Хенсон вышел за ним в коридор и собрался уже войти в камеру, когда с противоположного конца коридора появился лейтенант Эган.
– Это мистер Хелл только что ушел? – осведомился он у сторожа.
– Да.
– А кто разрешил свидание с Хенсоном?
– Я.
– На каком основании?
Охранник вытащил из кармана сложенную бумагу.
– Он предъявил мне документ, подписанный начальником тюрьмы, но, на всякий случай, чтобы удостовериться, что подпись не фальшивая, я позвонил в контору. Вы также можете проверить это, – ответил он, указывая кивком головы на внутренний телефон.
Лейтенант Эган снял шляпу и вытер ее кожаный край кончиками пальцев.
– Верю вам на слово. Чего он хотел?
– Он спрашивал Хенсона, куда тот спрятал деньги. Я подслушал это за дверью. Он заявил, что даст пятьдесят или сто тысяч, чтобы Хенсон нанял лучшего адвоката.
Хенсон все еще стоял на пороге камеры. Эган, не отрываясь, смотрел на него во время разговора.
– И что ему ответил Хенсон?
Охранник почесал голову.
– Пусть меня повесят, но он хочет сохранить деньги для себя. Он сказал мистеру Хеллу, что не знает, где находятся эти деньги, потому что не брал их.
– Понимаю, – пробормотал лейтенант.
– Хотите допросить Хенсона?
– То, что я хотел ему сказать, можно сообщить и тут.
Хенсон прислонился к железной решетке.
– То, что вы собираетесь мне сообщить – плохое или хорошее, лейтенант?
– Все зависит от вас, вернее, от ваших чувств к ней.
– К кому именно?
– К Ванде Галь.
– А что случилось?
Эгану, казалось, было трудно подыскивать слова.
– Ну, так вот, – начал он. – Возвращаясь из Лоредо в самолете, я не мог не слышать, как вы спорили. Я видел, как в конторе капитана Ферри вы отвесили ей пощечину, назвав ее грязной девкой и утверждая, что теперь она может быть довольна... Она очень переживала и не потому, что вы ее ударили, а потому что вы ей не верите...
Рука Хенсона ухватилась за прутья металлической решетки.
– И что же?
– Было нетрудно догадаться, о чем речь. И так как по ходу следствия необходимо было провести все необходимые обследования, то я попросил одного полицейского врача проверить ее на реакцию Фридмана.
– А что это такое?
– Реакция, определяющая беременность.
Хенсон глубоко вздохнул и спросил, понизив голос:
– И что же?
– Для большей уверенности врач проделал еще одну процедуру, и обе реакции были положительны. Она беременна один месяц. Скажем, с того времени, когда она позвонила вам, чтобы вы помогли ей избавиться от Коннорса. Может быть, немного раньше. И вы понимаете, какой вывод сделает из этого помощник прокурора. Он скажет, что вы убили свою жену, потому что Ванда забеременела от вас. И присяжные ему поверят.
Хенсон почти не слушал Эгана. Он опустил глаза и взглянул на свою правую руку.
– И я ударил ее! – прошептал он. – Я назвал ее перед всеми грязной девкой! А она мне не лгала. Она действительно очень хотела, чтобы мы вместе покинули страну. Она хотела поехать со мной в Мозамбик... Она хотела, чтобы я работал на Джонни Энглиша... она была так уверена во мне.
Лейтенант молчал.
– Я могу ей написать? – спросил его Хенсон.
Эган отрицательно покачал головой.
– При сложившихся обстоятельствах, я полагаю, это невозможно. Я даже не имел права говорить вам об этом, я рискую своим местом.
– Весьма вам признателен.
– Вы можете подождать, пока увидитесь с ней на свидании. Но я подумал, что вам будет приятно узнать об этом.
– Спасибо, – произнес Хенсон, входя в камеру.
Он забрался на верхнюю полку и обнаружил, что наступила ночь. Но он все же ухитрился увидеть кусочек водной глади, отсвечивающей красным, как пятно на щеке любимой женщины, которую он обожал и которую ударил в порыве неправедного гнева.
Он чувствовал себя подлым и пошлым. Ему было стыдно. Эта новость ничего не изменила в его положении. На нем по-прежнему остается обвинение в двух убийствах и в краже. И, тем не менее, все стало иным. Он ощущал себя более сильным, менее уязвимым и способным выкрутиться из той невозможной ситуации, в которую он угодил.
Значит, Ванда с самого начала говорила правду. Значит, мерзавец, который украл деньги и поджидал Ванду в условленном месте, существовал лишь в его воображении! Он был единственным у Ванды.
Он должен был основательно подумать обо всех обстоятельствах дела. Все надо начинать сначала.
Кто убил Коннорса и почему? Кто ненавидел Ольгу до такой степени, что мог изнасиловать ее и задушить, оставив обнаженный труп на обозрение всем любопытствующим, предоставив его насмешкам копов и журналистов? Еще более любопытно – кто украл деньги? И куда спрятал? Связаны ли между собой эти преступления?
Хенсон заставил себя размышлять, начать все с самого начала. У него было такое чувство, будто он воскрес. Пять минут назад ему было безразлично – жить или умереть, но теперь жизнь снова приобрела для него смысл. Ему необходимо было выяснить все детали дела. И не потому, что он боялся умереть – ради Ванды и ребенка, которого она носила под своим любящим сердцем.
Глава 12
Тихая и жаркая ночь не имела конца. Ветер успокоился, и в камере стало очень душно.
Растянувшись на верхней полке, Хенсон смотрел на лампочку в коридоре, которая никогда не гасилась. Он перебирал в голове все сплетни, которые слышал за двадцать четыре года работы в конторе, все подробности своей многолетней супружеской жизни без любви.
Хенсон закрыл глаза, стараясь сосредоточиться на прошлом, прогнав мысли о настоящем.
По мере того, как он думал, тени сомнения стали сгущаться за его сомкнутыми глазами, проникать в мозг. В Ольге жило два человека. Иногда, очень редко, ему удавалось разбудить в ней темпераментную женщину, почти такую, какой она была в ту ночь праздника для служащих. Но такие моменты были очень редко. В сущности, она отдавала свое тело, а мысли ее были очень далеко: она думала о новом платье: о меховом пальто или о своем обожаемом сыне, которого, не скрывая этого, предпочитала отцу.
Несмотря на очевидность случившегося, для него было невозможным довести свои подозрения до конца и представить себе жену такой, какой он видел ее в последний раз – лежащей на кровати обнаженной, с нейлоновым чулком, глубоко врезавшимся в шею.
Хенсону было сорок шесть лет. Ольга утверждала, что ей на два года меньше. Но очень редкие женщины сохраняли в сорок четыре года такую молодость. Ее грудь была крепка и упруга. Даже будучи трупом, она выглядела молодой и красивой. У нее была нежная шелковистая кожа, плоский живот и длинные стройные ноги с тонкими щиколотками... Если бы не было известно, что она мать двадцатитрехлетнего сына, ей никто не дал бы больше тридцати пяти лет.
Хенсон выбрал эту произвольную цифру.
– Предположим, тридцать пять, – сказал он себе. – Невозможно. Выходит, ей было двенадцать лет в момент рождения Джима. Даже деревенские девушки с их ранним развитием не могут начать совместное проживание с мужчинами с двенадцати лет... Но вместе с тем это похоже на факт.
Хенсон выпрямился и открыл глаза. Затем он позвал охранника.
– Не можете ли вы вызвать моего адвоката? Мне необходимо ему кое-что сообщить.
Охранник взглянул на часы.
– В три часа ночи? Не выйдет, старина! Лучше постарайтесь уснуть, это для вас необходимо.
«Жизнь мне более необходима, чем сон», – подумал Хенсон.
– Вы увидите своего адвоката днем, во время свидания.
Хенсон растянулся на полке, но заснуть не мог. Он открыл пачку «Кэмела» и закурил.
Он подумал о том, что лучше, пожалуй, сообщить о своих подозрениях лейтенанту Эгану. Полицейский – порядочный и умный человек. Он мог бы провести глубокое расследование, но район его действий ограничен Чикаго. А если люди в деревне не переменились за последнее время, они косо посмотрят на незнакомого полицейского...
Хенсону придется действовать самостоятельно, чтобы узнать то, что его интересовало. Он должен покинуть эту тюрьму и отправиться в город Перу, штат Индиана... Но как это сделать?
Была только одна возможность...
Не в силах заснуть, закуривая одну сигарету от другой, Хенсон обдумывал свой план.
Самое лучшее время для начала выполнения его плана – около двенадцати дня. Пока большие начальники подробно расспросят обо всем, напечатают его признание, потом он его подпишет... Это может занять добрых пять часов. Еще будет день...
Хенсон решил оттянуть время своего признания до пятнадцати часов. Он ждал так долго, подождет еще несколько часов. Но в пятнадцать часов он попросит свидания с помощником прокурора. Приведенный в контору, он сознается в убийстве Коннорса под тем предлогом, что тот вышел из тюрьмы и хотел разлучить его с Вандой, которая к тому времени уже была его любовницей. Если полицейские ему не поверят, им придется обратиться к определенному врачу...
Далее, он признается, что, опасаясь разоблачения в убийстве Коннорса, они с Вандой решили бежать из Чикаго. Но когда он укладывал свой чемодан, его застала Ольга. Они поссорились, и он прикончил ее. Чтобы убийство приписали какому-нибудь бродяге-садисту, он устроил всю эту инсценировку, потом, располагая временем, очистил сейф и убежал с Вандой из Чикаго.
Затем он предложит следователям проводить их к месту, где он зарыл деньги. Возможно, копы клюнут на это, хотя бы для того, чтобы избавиться от жалоб Джека Хелла и заставить замолчать журналистов.
Пока они достигнут места, которое он считал наиболее подходящим для своей цели, наступит ночь.
Хенсон понимал, что он принял опасное решение. Вполне возможно, что полицейские откажутся идти с ним, они могут воспользоваться признанием, подписанным им самим, и отправить его на электрический стул... Если они все же согласятся последовать за ним к месту, где он «зарыл» свою добычу, он будет все время находиться под угрозой дюжины направленных на него пистолетов. А когда он захочет ускользнуть от них, его жизнь будет стоить не дороже пенса. Но, во всяком случае, это хотя бы один шанс на спасение, тогда как, сидя в камере, он вообще ни на что не может рассчитывать.
По мнению адвоката, Хенсон, без сомнения, будет приговорен к смертной казни за убийство Ольги. И в случае, если апелляция отвергнет это обвинение, он немедленно предстанет перед судом за убийство Тома Коннорса и его присудят к каторжным работам. При всех обстоятельствах ему оставалось бы только ждать, когда его осудят за убийство. Не говоря уже о краже.
Его план был рискованным, даже безнадежным, но все-таки это была единственная возможность попытаться спастись.
Хенсону захотелось увидеть Ванду хотя бы на несколько минут, чтобы попросить у нее прощения. Он даже не думал о ней как о любовнице, ему хотелось только обнять ее, поцеловать в закрытые глаза и сказать ей, насколько она дорога ему, и что воспоминание о трех неделях, проведенных с ней, останется самым счастливым воспоминанием его жизни.
Растянувшись на верхней полке, Хенсон смотрел на лампочку в коридоре, которая никогда не гасилась. Он перебирал в голове все сплетни, которые слышал за двадцать четыре года работы в конторе, все подробности своей многолетней супружеской жизни без любви.
Хенсон закрыл глаза, стараясь сосредоточиться на прошлом, прогнав мысли о настоящем.
По мере того, как он думал, тени сомнения стали сгущаться за его сомкнутыми глазами, проникать в мозг. В Ольге жило два человека. Иногда, очень редко, ему удавалось разбудить в ней темпераментную женщину, почти такую, какой она была в ту ночь праздника для служащих. Но такие моменты были очень редко. В сущности, она отдавала свое тело, а мысли ее были очень далеко: она думала о новом платье: о меховом пальто или о своем обожаемом сыне, которого, не скрывая этого, предпочитала отцу.
Несмотря на очевидность случившегося, для него было невозможным довести свои подозрения до конца и представить себе жену такой, какой он видел ее в последний раз – лежащей на кровати обнаженной, с нейлоновым чулком, глубоко врезавшимся в шею.
Хенсону было сорок шесть лет. Ольга утверждала, что ей на два года меньше. Но очень редкие женщины сохраняли в сорок четыре года такую молодость. Ее грудь была крепка и упруга. Даже будучи трупом, она выглядела молодой и красивой. У нее была нежная шелковистая кожа, плоский живот и длинные стройные ноги с тонкими щиколотками... Если бы не было известно, что она мать двадцатитрехлетнего сына, ей никто не дал бы больше тридцати пяти лет.
Хенсон выбрал эту произвольную цифру.
– Предположим, тридцать пять, – сказал он себе. – Невозможно. Выходит, ей было двенадцать лет в момент рождения Джима. Даже деревенские девушки с их ранним развитием не могут начать совместное проживание с мужчинами с двенадцати лет... Но вместе с тем это похоже на факт.
Хенсон выпрямился и открыл глаза. Затем он позвал охранника.
– Не можете ли вы вызвать моего адвоката? Мне необходимо ему кое-что сообщить.
Охранник взглянул на часы.
– В три часа ночи? Не выйдет, старина! Лучше постарайтесь уснуть, это для вас необходимо.
«Жизнь мне более необходима, чем сон», – подумал Хенсон.
– Вы увидите своего адвоката днем, во время свидания.
Хенсон растянулся на полке, но заснуть не мог. Он открыл пачку «Кэмела» и закурил.
Он подумал о том, что лучше, пожалуй, сообщить о своих подозрениях лейтенанту Эгану. Полицейский – порядочный и умный человек. Он мог бы провести глубокое расследование, но район его действий ограничен Чикаго. А если люди в деревне не переменились за последнее время, они косо посмотрят на незнакомого полицейского...
Хенсону придется действовать самостоятельно, чтобы узнать то, что его интересовало. Он должен покинуть эту тюрьму и отправиться в город Перу, штат Индиана... Но как это сделать?
Была только одна возможность...
Не в силах заснуть, закуривая одну сигарету от другой, Хенсон обдумывал свой план.
Самое лучшее время для начала выполнения его плана – около двенадцати дня. Пока большие начальники подробно расспросят обо всем, напечатают его признание, потом он его подпишет... Это может занять добрых пять часов. Еще будет день...
Хенсон решил оттянуть время своего признания до пятнадцати часов. Он ждал так долго, подождет еще несколько часов. Но в пятнадцать часов он попросит свидания с помощником прокурора. Приведенный в контору, он сознается в убийстве Коннорса под тем предлогом, что тот вышел из тюрьмы и хотел разлучить его с Вандой, которая к тому времени уже была его любовницей. Если полицейские ему не поверят, им придется обратиться к определенному врачу...
Далее, он признается, что, опасаясь разоблачения в убийстве Коннорса, они с Вандой решили бежать из Чикаго. Но когда он укладывал свой чемодан, его застала Ольга. Они поссорились, и он прикончил ее. Чтобы убийство приписали какому-нибудь бродяге-садисту, он устроил всю эту инсценировку, потом, располагая временем, очистил сейф и убежал с Вандой из Чикаго.
Затем он предложит следователям проводить их к месту, где он зарыл деньги. Возможно, копы клюнут на это, хотя бы для того, чтобы избавиться от жалоб Джека Хелла и заставить замолчать журналистов.
Пока они достигнут места, которое он считал наиболее подходящим для своей цели, наступит ночь.
Хенсон понимал, что он принял опасное решение. Вполне возможно, что полицейские откажутся идти с ним, они могут воспользоваться признанием, подписанным им самим, и отправить его на электрический стул... Если они все же согласятся последовать за ним к месту, где он «зарыл» свою добычу, он будет все время находиться под угрозой дюжины направленных на него пистолетов. А когда он захочет ускользнуть от них, его жизнь будет стоить не дороже пенса. Но, во всяком случае, это хотя бы один шанс на спасение, тогда как, сидя в камере, он вообще ни на что не может рассчитывать.
По мнению адвоката, Хенсон, без сомнения, будет приговорен к смертной казни за убийство Ольги. И в случае, если апелляция отвергнет это обвинение, он немедленно предстанет перед судом за убийство Тома Коннорса и его присудят к каторжным работам. При всех обстоятельствах ему оставалось бы только ждать, когда его осудят за убийство. Не говоря уже о краже.
Его план был рискованным, даже безнадежным, но все-таки это была единственная возможность попытаться спастись.
Хенсону захотелось увидеть Ванду хотя бы на несколько минут, чтобы попросить у нее прощения. Он даже не думал о ней как о любовнице, ему хотелось только обнять ее, поцеловать в закрытые глаза и сказать ей, насколько она дорога ему, и что воспоминание о трех неделях, проведенных с ней, останется самым счастливым воспоминанием его жизни.
Глава 13
Все напоминало Хенсону кабинет капитана Ферри в Лоредо. Здесь тоже было много полицейских в форме и инспекторов в гражданской одежде, но комната была больше той, и потому казалась менее заполненной. Воздух свежий, пол покрывал толстый ковер. И в ней не было Ванды. Он тешил себя надеждой, что она будет тут и поймет, что он задумал.
Адвокат сделал для него очень мало. Вернее, ничего не сделал. Но теперь, когда его клиент собирался сделать признание, у молодого адвоката слезы выступали на глазах при мысли о том, что публикация его блестящей речи на суде летит к черту.
Стенографист держал себя с непререкаемым авторитетом. Признание Хенсона в убийстве Коннорса было отпечатано на машинке в минимальный срок.
Когда Хенсон перечитал и подписал свое признание, перешли к убийству Ольги.
– Вы делаете признание добровольно, без всякого принуждения и не рассчитываете на снисхождение или помилование? – спросил стенографист.
– Добровольно.
Стенографист протянул ему ручку.
– Подпишите вот здесь, пожалуйста. Нет, не на этой строчке, а здесь, как вы уже подписывали другой лист.
Хенсон твердой рукой подписал признание, полдюжины фотографов снимали эту процедуру.
Начальник уголовной бригады, комиссар Деволт, взял признание и прочитал его. Он едва скрывал свою радость – удовлетворенная улыбка блуждала по его губам, когда он перекидывал из одного угла рта в другой толстую сигару ценой в пятьдесят центов.
– Что это с вами случилось, Хенсон? Какой винтик перевернулся в вашей голове?
– Что вы хотите сказать?
– Мы допрашивали вас много дней, мы все испробовали, даже разрешили передать вам курево, и ничего не достигли. И вот неожиданно, можно сказать, одним махом вы признаетесь сразу в двух преступлениях!
Ответ Хенсон подготовил заранее.
– Предположим, я поверил, что меня все равно осудят. И так как я очень привязан к мисс Галь, я не хочу, чтобы ее держали в распоряжении следствия как возможную соучастницу преступления.
– Когда вы покидали ее тогда, она не знала о вашем намерении прикончить Коннорса?
– Даже не догадывалась. Я сказал, что отвезу его в Линкольн-парк.
– Почему вы его убили?
– Я уже объяснял это, мистер комиссар. Я знал его как опасного типа и боялся, что он вернется и станет докучать мисс Ванде Галь.
– Итак, после того как вы бросили его в кустарник, вы выстрелили ему три раза в грудь?
– Да.
– А ваша жена? Мисс Галь знала, что вы собираетесь ее убить?
Хенсон всплеснул руками.
– Как она могла это знать? Я и сам не знал об этом до того момента, когда Ольга застукала меня за укладкой чемодана. Она стала упрекать меня в том, что я собираюсь бежать с какой-то уличной девкой. Учитывая то, что я уже сделал, и то, что собрался сделать, мне только и оставалось убить ее, организовать все так, чтобы отвести от себя подозрения и повесить все на какого-нибудь бродягу-садиста.
Комиссар, который вел дело о краже, вмешался в разговор:
– Когда вы сказали: «...учитывая то, что я уже сделал, и то, что собрался сделать», вы имели в виду убийство Коннорса и кражу денег из сейфа «Инженерного атласа»?
– Совершенно верно.
– Мисс Галь знала о том, что вы собираетесь похитить эти деньги?
– Нет. Насчет денег мне пришло в голову позже. Тогда я уже находился в таком состоянии, что мне нетрудно было дойти и до конца.
Греди наклонил голову.
– Довольно логично. А где находятся в настоящее время эти семьсот тысяч долларов?
– Я их зарыл.
– Где? : – Сейчас расскажу.
– Почему вы не взяли их с собой?
Хенсон горько усмехнулся.
– Семьсот тысяч долларов в мелких купюрах занимают слишком много места. Я боялся, что таможенники или эмиграционная служба обнаружат их в машине. И я решил взять только ту сумму, которая нам будет необходима на первое время. Я надеялся, что мы уедем в Мексику и пробудем там до тех пор, пока вся эта история не уляжется.
– А потом?
– Я думал нанять пилота, которому ничего не стоит пересечь границу, если ему за это хорошенько заплатят.
Греди присоединил признание в краже к двум другим признаниям в убийствах и положил все это на стол своего коллеги.
– Звучит убедительно, – оценил он. – Я не вижу тут фальши. На его месте и я бы так поступил. А вы как полагаете, мистер помощник прокурора?
Тот некоторое время размышлял.
– Пожалуй, я согласен с вами. В сущности, мистер Хенсон не похож на тех мелких жуликов, которых мы привыкли тут видеть. На его репутации – ни единого пятнышка. Ни малейшего нарушения закона. Очень жаль, – добавил он, достав пачку сигарет из кармана, – что господь Бог создал мужчину таким, каков он есть. Человек такого уровня, как мистер Хенсон – инженер и начальник индустриального общества «Атлас», совершенно теряет голову и пускает под откос свою безупречную жизнь только потому, что красивая маленькая куколка, я не желаю вас обидеть, мистер Хенсон, согласилась лечь с ним в постель.
У Хенсона было странное чувство. Ему казалось, что он участвует в одной из тех мелодрам, которые когда-то заставляли плакать наших бабушек. Он должен возмутиться и подать театральную реплику.
– Думайте о своих словах, сэр! Вы говорите о той, которую я люблю!
Деволт разрядил обстановку, спросив:
– А эта куколка, что с ней?
Помощник прокурора перелистал три признания.
– Если то, что он сообщил, правда, то, я полагаю, что она невиновна. Мы продержим ее еще несколько дней. Но если бы я был на вашем месте, Деволт...
– Продолжайте.
– Чтобы избавиться от женщин-журналисток, которые проливают слезы, я возьму обратно обвинение в соучастии и буду держать Ванду лишь как главного свидетеля.
Комиссар уголовной бригады пометил что-то в своем рабочем блокноте.
– Отличная идея. Это как раз то, что я собирался сделать.
Хенсон был немного разочарован. Он полагал, что, как только полиция получит все его признания, Ванду немедленно отпустят. Но так как у нее не было ни денег, ни жилья, то этот вариант, пожалуй, будет для нее лучшим.
Греди перешел к тому, что интересовало его больше всего.
– Вы хорошо помните, где вы зарыли деньги?
– Да, господин комиссар!
– В каком месте?
– В маленькой роще, на берегу озера Калюме, на южном берегу. Я сказал шоферу такси, которого нанял возле банка, чтобы он отвез нас прямо в Калюме-Сити. Там я оставил Ванду в одном из баров и вернулся обратно, чтобы закопать деньги. И когда она меня спросила, что меня задержало, я ответил, что занимался приобретением билетов на самолет.
Комиссар Греди отыскал среди толпы полицейских, заполнявших комнату, лейтенанта Эгана.
– Лейтенант Эган!
– Да, господин комиссар!
– Вы вели следствие и обнаружили парочку. Скажите, куда направились мисс Галь и мистер Хенсон из Калюме-Сити?
Адвокат сделал для него очень мало. Вернее, ничего не сделал. Но теперь, когда его клиент собирался сделать признание, у молодого адвоката слезы выступали на глазах при мысли о том, что публикация его блестящей речи на суде летит к черту.
Стенографист держал себя с непререкаемым авторитетом. Признание Хенсона в убийстве Коннорса было отпечатано на машинке в минимальный срок.
Когда Хенсон перечитал и подписал свое признание, перешли к убийству Ольги.
– Вы делаете признание добровольно, без всякого принуждения и не рассчитываете на снисхождение или помилование? – спросил стенографист.
– Добровольно.
Стенографист протянул ему ручку.
– Подпишите вот здесь, пожалуйста. Нет, не на этой строчке, а здесь, как вы уже подписывали другой лист.
Хенсон твердой рукой подписал признание, полдюжины фотографов снимали эту процедуру.
Начальник уголовной бригады, комиссар Деволт, взял признание и прочитал его. Он едва скрывал свою радость – удовлетворенная улыбка блуждала по его губам, когда он перекидывал из одного угла рта в другой толстую сигару ценой в пятьдесят центов.
– Что это с вами случилось, Хенсон? Какой винтик перевернулся в вашей голове?
– Что вы хотите сказать?
– Мы допрашивали вас много дней, мы все испробовали, даже разрешили передать вам курево, и ничего не достигли. И вот неожиданно, можно сказать, одним махом вы признаетесь сразу в двух преступлениях!
Ответ Хенсон подготовил заранее.
– Предположим, я поверил, что меня все равно осудят. И так как я очень привязан к мисс Галь, я не хочу, чтобы ее держали в распоряжении следствия как возможную соучастницу преступления.
– Когда вы покидали ее тогда, она не знала о вашем намерении прикончить Коннорса?
– Даже не догадывалась. Я сказал, что отвезу его в Линкольн-парк.
– Почему вы его убили?
– Я уже объяснял это, мистер комиссар. Я знал его как опасного типа и боялся, что он вернется и станет докучать мисс Ванде Галь.
– Итак, после того как вы бросили его в кустарник, вы выстрелили ему три раза в грудь?
– Да.
– А ваша жена? Мисс Галь знала, что вы собираетесь ее убить?
Хенсон всплеснул руками.
– Как она могла это знать? Я и сам не знал об этом до того момента, когда Ольга застукала меня за укладкой чемодана. Она стала упрекать меня в том, что я собираюсь бежать с какой-то уличной девкой. Учитывая то, что я уже сделал, и то, что собрался сделать, мне только и оставалось убить ее, организовать все так, чтобы отвести от себя подозрения и повесить все на какого-нибудь бродягу-садиста.
Комиссар, который вел дело о краже, вмешался в разговор:
– Когда вы сказали: «...учитывая то, что я уже сделал, и то, что собрался сделать», вы имели в виду убийство Коннорса и кражу денег из сейфа «Инженерного атласа»?
– Совершенно верно.
– Мисс Галь знала о том, что вы собираетесь похитить эти деньги?
– Нет. Насчет денег мне пришло в голову позже. Тогда я уже находился в таком состоянии, что мне нетрудно было дойти и до конца.
Греди наклонил голову.
– Довольно логично. А где находятся в настоящее время эти семьсот тысяч долларов?
– Я их зарыл.
– Где? : – Сейчас расскажу.
– Почему вы не взяли их с собой?
Хенсон горько усмехнулся.
– Семьсот тысяч долларов в мелких купюрах занимают слишком много места. Я боялся, что таможенники или эмиграционная служба обнаружат их в машине. И я решил взять только ту сумму, которая нам будет необходима на первое время. Я надеялся, что мы уедем в Мексику и пробудем там до тех пор, пока вся эта история не уляжется.
– А потом?
– Я думал нанять пилота, которому ничего не стоит пересечь границу, если ему за это хорошенько заплатят.
Греди присоединил признание в краже к двум другим признаниям в убийствах и положил все это на стол своего коллеги.
– Звучит убедительно, – оценил он. – Я не вижу тут фальши. На его месте и я бы так поступил. А вы как полагаете, мистер помощник прокурора?
Тот некоторое время размышлял.
– Пожалуй, я согласен с вами. В сущности, мистер Хенсон не похож на тех мелких жуликов, которых мы привыкли тут видеть. На его репутации – ни единого пятнышка. Ни малейшего нарушения закона. Очень жаль, – добавил он, достав пачку сигарет из кармана, – что господь Бог создал мужчину таким, каков он есть. Человек такого уровня, как мистер Хенсон – инженер и начальник индустриального общества «Атлас», совершенно теряет голову и пускает под откос свою безупречную жизнь только потому, что красивая маленькая куколка, я не желаю вас обидеть, мистер Хенсон, согласилась лечь с ним в постель.
У Хенсона было странное чувство. Ему казалось, что он участвует в одной из тех мелодрам, которые когда-то заставляли плакать наших бабушек. Он должен возмутиться и подать театральную реплику.
– Думайте о своих словах, сэр! Вы говорите о той, которую я люблю!
Деволт разрядил обстановку, спросив:
– А эта куколка, что с ней?
Помощник прокурора перелистал три признания.
– Если то, что он сообщил, правда, то, я полагаю, что она невиновна. Мы продержим ее еще несколько дней. Но если бы я был на вашем месте, Деволт...
– Продолжайте.
– Чтобы избавиться от женщин-журналисток, которые проливают слезы, я возьму обратно обвинение в соучастии и буду держать Ванду лишь как главного свидетеля.
Комиссар уголовной бригады пометил что-то в своем рабочем блокноте.
– Отличная идея. Это как раз то, что я собирался сделать.
Хенсон был немного разочарован. Он полагал, что, как только полиция получит все его признания, Ванду немедленно отпустят. Но так как у нее не было ни денег, ни жилья, то этот вариант, пожалуй, будет для нее лучшим.
Греди перешел к тому, что интересовало его больше всего.
– Вы хорошо помните, где вы зарыли деньги?
– Да, господин комиссар!
– В каком месте?
– В маленькой роще, на берегу озера Калюме, на южном берегу. Я сказал шоферу такси, которого нанял возле банка, чтобы он отвез нас прямо в Калюме-Сити. Там я оставил Ванду в одном из баров и вернулся обратно, чтобы закопать деньги. И когда она меня спросила, что меня задержало, я ответил, что занимался приобретением билетов на самолет.
Комиссар Греди отыскал среди толпы полицейских, заполнявших комнату, лейтенанта Эгана.
– Лейтенант Эган!
– Да, господин комиссар!
– Вы вели следствие и обнаружили парочку. Скажите, куда направились мисс Галь и мистер Хенсон из Калюме-Сити?