Кинг Дэнни. Дневник киллера

   – Ну конечно! Что еще ты способен сказать! – тут же встряла моя собственная мамаша. – Ты-то никогда в жизни не думал ни о ком, кроме себя!
   Я придушил ее прежде, чем она разоралась по-настоящему, и постарался понять, в чем суть проблем Анджелы. Может, ей нужен совет, пара слов от знающего человека, который прошел через то же самое? Не то чтобы я был таким человеком, но она-то ведь этого не знает.
   – А что с твоей мамой? – поинтересовался я. Она смутилась. Хороший знак.
   – Болезнь Альцгеймера. – Анджела посмотрела мне прямо в глаза. – Пока ей еще не совсем плохо, выпадают дни, когда все почти нормально, но иногда... – Она зябко повела плечами. – Бывает трудно. Очень трудно.
   Я накрыл ее руку своей, чтобы продемонстрировать сочувствие. Анджела не шевельнулась и убрала руку, только когда я сказал:
   – Знаешь, мне кажется, что ей будет лучше в больнице.
   – Моей маме не нужна больница, ей нужна только я.
   – Извини, я совсем не то имел в виду, просто я думал о тебе. Ведь это невыносимо для тебя... плюс еще работа и... и все остальное. – Под "остальным" я имел в виду ее ногу.
   Анджела так и вскинулась. Мол, и вовсе ей не трудно, и со всем она справляется, и мамочка без нее не может, и все такое прочее. Мне стоило великих трудов убедить ее, что я не имел в виду ничего плохого.
   Наконец я нашел маленькую щелочку в ее броне.
   – Когда у нее это началось? – тихо спросил я.
   – Шесть лет назад. – Анджела опустила глаза.
   – Шесть лет... – Я качал головой и говорил, как ей сочувствую, а сам пытался подсчитать, сколько еще может протянуть старушка. Сколько живут с болезнью Альцгеймера? Из чего надо вычесть шесть? Лучше не спрашивать, а то опять обидится.
   – У тебя есть братья или сестры? У нее никого не было.
   – А отец? Давно умер.
   – Так ты совсем одна? – нанес я решающий удар.
   – Нет! У меня есть мама! – снова вскинулась Анджела.
   Так, осторожно. Старушка, конечно, не в себе, но для дочери она по-прежнему человек. Единственная родственница.
   Так мы сидели еще с полчаса, болтая об Альцгеймере, дочернем долге и протертой пище, пока Анджела не обнаружила, что уже поздно. Я высадил ее у дома, и она пошла к двери не оглядываясь – так и ушла бы, если бы я не спросил насчет следующего четверга.
   – М-м... Не знаю, как мама себя будет чувствовать, – замялась она.
   – Я замечательно провел время. Мне бы очень хотелось снова тебя увидеть.
   Она еще некоторое время пыталась темнить, однако убедившись, что от меня не отделаться, согласилась встретиться.

* * *

   На следующей неделе мы пообедали и, в общем, довольно мило поболтали. Разговор в основном шел о мамочке и ее болезни, что было довольно утомительно, особенно когда Анджела начала рассказывать подробности: как та вдруг вспоминает что-то в понедельник, чтобы снова забыть во вторник, и все такое прочее. Зато мы разговаривали, а это главное.
   Через неделю мы ходили в кино, еще через неделю снова обедали, потом ходили в пиццерию и так далее, пока я вдруг не понял, что мы встречаемся уже больше двух месяцев. Каждый четверг мы едем куда-то, беседуем, смеемся (да-да, даже так) в течение трех часов, становясь все ближе и ближе друг к Другу. Неплохо. Однако если сложить все эти часы вместе, то едва ли наберется один полный день. Неправильно. Другие вон за одни выходные успевают больше, чем мы с Анджелой за все время знакомства.
   Несправедливо. Ни черта у нас не получится, если встречаться по три часа раз в неделю. Пока мы по-настоящему узнаем друг друга, я сам, чего доброго, успею заполучить этого Альцгеймера. Нет, так больше нельзя.
   В следующий четверг я всячески уламывал Анджелу взять выходной в субботу, чтобы провести его вместе, но пережал, и дело закончилось слезами.
   – Извини. Ну прости, пожалуйста, я просто очень хочу быть с тобой.
   – Я думала, ты понимаешь, – всхлипнула она. – На это надеяться нельзя.
   Домой мы ехали молча.
   У меня возникли опасения насчет будущего четверга. Я привык к нашим коротким свиданиям, жил только ими и думал о них всю неделю. Неудивительно, что два месяца промелькнули как один день. Логан ничего не поручал мне все это время; я только и делал, что планировал предстоящую встречу и читал в сети про болезнь Альцгеймера. Не представляю, что бы со мной стало, если бы Анджела сказала, что не хочет больше меня видеть.
   Как оказалось, страхи были напрасны: на прощание она поцеловала меня и обещала через неделю встретиться.
   В следующий раз все было как обычно, и я успокоился, но еще через неделю она вдруг отменила свидание. Оказалось, что в четверг, когда мы сидели в ресторане, ее мать упала и ушибла бедро. Анджела совсем расклеилась. Уволилась из "Вольеры" и не соглашалась выйти из дому больше, чем на полчаса, став такой же зажатой, как и в начале нашего знакомства.
   Я чуть с ума не сошел.
   Эта девушка была мне так дорога, что когда наших четвергов не стало, то с ними словно ушла какая-то часть меня самого.
   Она не дала мне и слова сказать.
   – Извини, дело не в тебе. Я люблю тебя, но видеться не могу... ничего не получится... Лучше было и не начинать... ничем тут не поможешь. Прощай!
   Анджела любит меня!
   Любит... Сама сказала!
   Ничем не поможешь?
   Как жестоко. И не только жестоко – неверно.
   Уж я-то знаю, как тут можно помочь.

8. Доброе дело

   Мать Анджелы извивалась в моих объятиях. Я тащил ее к лестнице. Она оказалась сильнее, чем я ожидал, и увертливой, как мешок живых угрей, но у меня особо не побалуешь. Я ей не Анджела. И перчатки у меня не какие-нибудь лайковые, а черные и из жесткой кожи, без дураков, не прокусишь. Поборовшись некоторое время, я наконец ухватил старуху как следует.
   – Анджела! Анджела! – вопила она. – Где ты?
   – Тихо, тихо, – прошептал я ей на ухо, потом, опершись поудобнее на одну ногу, бросил ее вниз, так, чтобы основной удар при падении пришелся на голову. Раздался характерный треск, старушка немного подергалась и затихла. По ковру начало расплываться алое пятно.
   Я спустился и взял мамочку за руку. Пульс еще прощупывался. Тащить ее наверх и повторять операцию? Нельзя: все вокруг будет заляпано кровью. Поэтому я просто зажал ей рукой рот и нос и подождал немного.
   Так. Сколько осталось времени? Анджела ушла в магазин десять минут назад. Возможно, ей нужен только хлеб или банка консервов – тогда у меня осталось минут пять. Вряд ли есть лучший способ спустить в сортир нашу любовь, чем продемонстрировать Анджеле, как я лечу ее мамочку от болезни Альцгеймера. Просто класс: я устраняю единственное препятствие, стоящее между нами, а плоды пожинает другой парень.
   Нет, такого допустить нельзя. Убедившись, что горизонт чист, я выскользнул через заднюю дверь.
   И позвонил через несколько дней, не желая рисковать, что меня кто-нибудь опередит. Как будто ничего не знаю.
   Боже мой, какой ужас! Просто гром среди ясного неба.

* * *

   – Ну, ну, поплачь, тебе легче будет... – бормотал я, гладя ее по волосам. Мой рукав насквозь пропитался слезами, но я не убирал руку. Пусть стонет и всхлипывает сколько угодно: где же еще ей плакать, как не у меня на груди. – Ш-ш-ш...
   – Это я во всем виновата, – повторяла она снова и снова, – только я.
   – Ну, ну, не говори ерунды, можно подумать, ты сама столкнула ее с лестницы. Несчастный случай, вот и все. – Анджела не могла видеть моего лица, но на всякий случай я отвернулся. – Что-нибудь в этом роде рано или поздно случилось бы, не могла же ты ходить за ней двадцать четыре часа в сутки. Просто несчастный случай.
   Анджела ничего не хотела слушать и продолжала себя обвинять: в том, что вышла из дому, что не устроила мать в санаторий, как советовали все вокруг, что целовала ее только сто раз в день, а не двести... в том, что оказалась в больнице со своей ногой, когда умер отец, – как я понял, тогда-то все и началось. Она вырвалась из моих рук, убежала наверх, заперлась в спальне матери и сидела там, пока я не ушел. На следующий день даже отказалась меня видеть и послала подальше в таких выражениях, каких я от нее ни разу еще не слышал. Лишь спустя пару дней она немного пришла в себя и согласилась вновь поплакать в моих объятиях.
   Большую часть следующей недели, до похорон и после, Анджела продолжала терзаться и обвинять себя. Меня она всячески отталкивала, и я уж было совсем решил, что проиграл и пора махнуть рукой на все это дело, как вдруг услышал ее смех.
   Я был в кухне и заваривал чай. Анджела сидела в гостиной и хихикала как школьница. Бросившись к ней, я обнаружил, что она сидит перед телевизором и смотрит "Мистера Бина". Он делал у себя дома ремонт – Анджела так и покатывалась со смеху.
   Разумеется, когда серия кончилась, она снова замкнулась в своей скорлупе. Наверняка принялась корить себя, что веселится спустя всего несколько дней после того, как мамочка вывалила мозги на ковер.
   Однако дело сдвинулось с мертвой точки. Чуть-чуть, самую капельку, но сдвинулось.
   На следующий день я пошел и купил все серии "Мистера Бина" на DVD.
   А потом купил Анджеле DVD-плеер.
   – Ты такой хороший, не знаю, что бы я делала без тебя, – улыбнулась она.
   – Ну что ты, я просто очень рад быть с тобой. Я люблю тебя, и мне так больно, когда тебе плохо. – Я улыбнулся как можно искреннее и увидел отражение своей улыбки на лице Анджелы. – Пей.
   Я долил ее бокал доверху. Анджела сделала пару больших глотков и подняла на меня взгляд, полный любви.
   – А ты больше не будешь? – спросила она, увидев, что мой бокал остался пустым.
   – Нет, одного достаточно. Я вообще редко пью, мне не очень нравится, – объяснил я уже в третий раз. Анджела мало на что обращала внимание в эти дни – неудивительно, что забыла.
   – Я тоже. Но сейчас... Надеюсь, ты не возражаешь – это мне помогает.
   – Что ты, конечно. Не стесняйся. Анджела отпила еще и глубоко вздохнула.
   За последнюю неделю все сильно изменилось. Еще в прошлую субботу она нарочно рассадила руку о сушилку и перебила все чашки, но теперь вполне успокоилась и примирилась с происшедшим. Пережив потерю, она начала наконец сознавать, что кроме прошлого существует и будущее. Разумеется, для этого потребовался не только "Мистер Бин", а кое-что еще, хотя и не столь уж много. Плечо друга и время – вот и все. Как бы велика ни была потеря, нельзя без конца грустить. Надо жить дальше.
   Вместе со мной.
   Я делал для Анджелы все: обнимал, когда она была в отчаянии, слушал ее причитания, разубеждал, когда она винила себя, терпел истерики. Сомневаюсь, что есть на свете хоть один человек, который мог бы стать ей лучшим другом, чем я, в те трудные месяцы. Она была моей девушкой с лейкемией – той самой! – и мне удалось показать себя в самом лучшем виде.
   А теперь наступила ее очередь делать все для меня. Не в смысле секса, секс – ерунда. Я имею в виду настоящую любовь – поддержку, понимание, общение. То, на что имеет право любой человек на земле. Чем я хуже других? Разве это преступление – стремиться найти кого-то, чтобы прожить вместе жизнь?
   И вот я нашел.
   – Ты самый добрый человек на свете, я недостойна тебя, – прошептала Анджела.
   – Ну что ты, конечно, достойна, поверь мне. – Не хватало еще, чтобы она вбила себе в голову, что мы друг другу не подходим. – Я люблю тебя, Анджела, просто обожаю и хочу всегда быть с тобой.
   – Зачем? Я ничего собой не представляю, а ты такой добрый и чудесный – любая девушка была бы с тобой счастлива.
   Чушь собачья! Терпеть не могу, когда женщины так говорят. Ничего они не понимают. Уж я-то в этом разбираюсь, поверьте. Если бы все на самом деле было так и все девушки были у моих ног, я бы ими и занимался, а не возился с одной-единственной. "Ах, ты такой добрый, такой чудесный! Можешь осчастливить любую!" Ну да, конечно! Мне что – подходить ко всем девчонкам на улице и рассказывать, какой я добрый и чудесный? Если ты их не интересуешь, то хрена лысого получишь, и едва ли они согласятся взять тебя на испытательный срок, чтобы проверить твою доброту. Боже, неужели Анджела не помнит, как обращалась со мной в первые недели? Как с последней собакой, верно? Мне, ни много ни мало, пришлось укокошить ее мамочку, чтобы она наконец поняла, какой я добрый и чудесный.
   – Мне не нужна никакая другая женщина – только ты!
   – Ты мне тоже нужен, только... – начала она и вдруг запнулась.
   – В чем дело? Что теперь не так? – взвился я и тут же пожалел об этом "теперь".
   – Ничего. Я не знаю... Извини, у меня мысли расползаются...
   – Анджела, я люблю тебя, – прошептал я, сделав ударение на слове "люблю", как будто все дело было в этом.
   – Пожалуйста, не говори так, – проговорила она, вся сжавшись, словно получила удар в живот.
   – Не понимаю. Что случилось?
   Она долго смотрела на меня, понемногу успокаиваясь.
   – Ты тут ни при чем. Дело во мне.
   – Я что-то не то сказал?
   – Нет-нет. Извини, я ничего не имела в виду. Просто я очень боюсь и иногда смущаюсь. Понимаешь, мама умерла совсем недавно...
   – Конечно.
   – Ладно, не обращай внимания, – рассмеялась она, – я пьяная. – Вдруг, став опять серьезной, добавила: – Я очень люблю тебя, ты знаешь?
   – Да, знаю. И хочу, чтобы ты знала – я тоже тебя люблю и буду изо всех сил стараться сделать тебя счастливой.
   Глаза Анджелы наполнились слезами. Она отвернулась и приложила к лицу платок, потом снова повернулась ко мне и произнесла слова, от которых мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди.
   – Хочешь, пойдем в постель?
   – Да, да, хочу! – воскликнул я, чуть не падая в обморок от счастья. И мы стали подниматься по лестнице.
   Неужели свершилось? Неужели я все-таки нашел ее, женщину своей мечты? Тогда я был в этом уверен.
   Однако путь истинной любви никогда не бывает гладким, верно?

9. Путешествие с Анджелой

   – Ты должен убить ее.
   Логан протянул мне фотографию Анджелы. Можно подумать, я никогда ее не видел!
   – Что?
   – Извини, парень, ничего не поделаешь. Приказ от самого. – Логан с извиняющимся видом пожал плечами.
   – Дэнни, послушай, я же встречаюсь с ней. Анджела моя девушка. Даже невеста!
   – Да. Потому это и должен сделать ты, а не кто-то другой.
   – Иначе нельзя, – нервно проговорил Эдди за моим плечом. – Она твоя, и никто из нас не смеет вмешиваться, так уж заведено.
   Логан явно ожидал, что я взбешусь, и поэтому Эдди стоял позади меня, демонстративно держа в кармане руку с револьвером.
   – Я же люблю ее... Дэнни, пожалуйста!
   – Ты думаешь, мне не приходилось убивать тех, кого я люблю? Я понимаю, что ты чувствуешь, но это просто сантименты, слабость. Выброси чувства из головы и думай об этом как об очередной работе. Дело важное, иначе я не просил бы – мы не убиваем просто так. Надо – значит, надо.
   – Но она же простая уборщица...
   – Не простая, Иан, – оборвал меня Логан. – Она работает на легавых, с самого начала. Черт знает что уже успела разболтать.
   – Нет, неправда! – воскликнул я, глядя на фотографию.
   – Правда, – вставил Эдди. – Наш человек в уголовке все проверил. Верняк.
   – Зачем ей? У нее же больная мать! Была... – Опасная тема, лучше ее не касаться.
   – Вот именно – ей нужны были деньги на лечение. В отчаянии люди совершают отчаянные поступки, – объяснил Логан, пристально глядя мне в глаза. Интересно, считает ли он и меня отчаянным человеком? На что, по его мнению, я способен? Мое положение становилось все опаснее, я внезапно осознал, что должен следить за каждым своим словом. В мире Логана ты или с ним, или против него, и лучше быть с ним.
   Я сделал последнюю попытку.
   – Послушай, ведь она уволилась, значит, и проблемы больше нет.
   – Хотел бы я, чтобы все было так просто, – нахмурился Логан. – В самом деле хотел бы, но... Видишь ли, она встречается с одним из моих самых доверенных и надежных людей, что ставит под удар всю организацию.
   Он не отрывал от меня глаз, пока я раздумывал над его словами. Наконец до меня дошло.
   – Так это же я! Выходит, я убил ее.
   – Ты ни при чем, сынок, – ты ничего не знал.
   – Все равно я убил ее – кто же, если не я?
   Как страшно узнать, что ты, и только ты, повинен в смерти любимого человека! Не дай Бог никому такое перенести. Внутри меня разверзлась пропасть размером с Большой Каньон, Я погубил Анджелу – свою возлюбленную. Вот так, наверное, чувствовала себя она, когда пришла из магазина и нашла старенькую мать под лестницей с разбитой головой.
   – Я больше не буду встречаться с ней... – начал я и понял, что лгу сам себе – еще до того, как сказал. Если Анджела не может быть моей, то пусть не достается никому.
   – Извини, Иан, все зашло слишком далеко. – Логан замолчал, сложив руки – ждал, пока я приду в себя.
   – Дэнни, неужели нельзя никак иначе?
   Он отвернулся, не в силах выдержать мой взгляд.
   – Боюсь, что так. Или ты, или кто-то другой. Анджела Хоторн должна умереть. Лучше, если это будешь ты. Нам не нужны разборки внутри организации, сам понимаешь.
   Наступило долгое молчание. Я поднес к глазам черно-белую фотографию Анджелы – прямо на ее лицо упали две слезинки. В этот момент Анджела показалась мне красивее, чем когда-либо раньше. Я любил эту женщину, она была моим единственным другом. Еще вчера вечером она лежала со мной в постели, целовала меня и говорила, что хочет провести со мной всю свою жизнь.
   Неужели Логан всерьез полагает, что я убью ее только потому, что он так хочет?
   – Ладно, – сказал я.

* * *

   Я разбудил Анджелу, зажав ей рот рукой. Она сразу же начала вырываться, ощутив на себе вес моего тела, но скинуть меня ей было не по силам. Наконец она разглядел а мое лицо.
   – Ш-ш, тихо, тебе грозит страшная опасность, – прошептал я. – Молчи, я тебе помогу.
   Анджела перестала бороться и лежала неподвижно. Я убрал руку с ее рта и поднес палец к своим губам.
   – Что случилось? – шепотом спросила она.
   – Тебя хотят – убить. У нас совсем мало времени.
   – Убить? Не понимаю. Зачем кому-то меня убивать?
   – Они думают, что ты работаешь на полицию, – объяснил я, снимая с полки шкафа чемодан. – Одевайся, скорее!
   – На полицию? Это просто смешно, я ведь ничего не знаю! – Анджела села на кровати, протирая глаза. – Я даже не знакома ни с одним полицейским.
   – Не важно, правда это или нет, главное, что они так считают.
   – Кто они? И откуда ты обо всем знаешь?
   – Твои бывшие хозяева в "Вольере". Там заправляют гангстеры, ты что, не в курсе? Они уверены, что ты подслушиваешь под дверью и докладываешь в уголовку. – Я перестал набивать чемодан тряпьем и посмотрел на Анджелу. Вот он, момент истины, которого я боялся больше всего. – А я, ну... я работаю на них. Мы с тобой там и встретились, помнишь? Эти идиоты даже не знали, что мы... ну, то есть встречаемся.
   Как сказать человеку, что тебе поручено его убить? Что ты согласился отнять у него жизнь, чтобы сохранить свою собственную. Собираешься ты на самом деле это сделать или нет, уже не важно: недоверие все равно возникает. К примеру, если кто-то вам сказал, что должен вас убить, но передумал, а вы в этот момент карабкаетесь по отвесной скале, то станете ли вы хвататься за веревку, которую он вам сверху бросит? Я бы не стал.
   – Так ты гангстер? – ахнула Анджела.
   – Да нет, не совсем, я что-то вроде советника – помогаю им покупать недвижимость и все такое, – пробормотал я.
   – Значит, ты агент по недвижимости у гангстеров? – В ее голосе прозвучала нотка разочарования.
   – Ну да, вроде, – кивнул я. – Примерно так.
   – С какой стати им рассказывать о таких вещах агенту по недвижимости? – подозрительно спросила она.
   – Э-э... я не совсем агент, скорее исполнитель.
   – Какой исполнитель?
   – Послушай, мы что, будем ждать, пока нас изрешетят пулями? – рявкнул я.
   – Прости, я просто испугалась и болтаю невесть что. Я подошел и обнял ее. Анджела дрожала как осиновый лист.
   – Ш-ш, – прошептал я ей на ухо, целуя. – Все будет в порядке, обещаю. Я никому не позволю сделать тебе больно, верь мне.
   Мы набили в чемоданы самое необходимое, сколько могли унести. Анджела оделась потеплее и вышла вслед за мной через заднюю дверь. Было уже три часа ночи, луна пряталась за тучами, холодный ветер качал ветки деревьев и разметал мусор в переулках, маскируя любое движение.
   Для убийства лучшей ночи не придумаешь.
   – Держись рядом, – шепнул я Анджеле, ожидая, когда глаза привыкнут к темноте. Если Логан что-то задумал, то все произойдет именно здесь, пока мы на виду и беззащитны. Убийца может прятаться где угодно: за окном соседнего дома, за мусорными баками, в конце переулка, в стоящей машине. Я держал пистолет наготове и по пути чуть не пристрелил трех кошек, кравшихся мимо. Наконец мы забросили в машину вещи и выехали со стоянки.
   – Куда мы едем? – спросила Анджела.
   – Во Францию.
   – Постой, у меня же нет паспорта! – Какие они все-таки безмозглые, эти бабы! Говоришь ей: "Твоя жизнь в опасности, тут полно убийц, которые за тобой охотятся, Франция – это спасение", а она: "Погоди, у меня нет документов, и еще надо сдать книгу в библиотеку – придется остаться здесь, пусть убивают".
   – Не волнуйся, все сделаем на месте, у меня есть связи.
   – На месте? Но как мы туда попадем, если у меня нет паспорта?
   – У меня в Кенте есть катер. Доберемся морем.
   – Катер? А что, если он перевернется? Я не умею плавать.
   – Катер – это не лодка, он не перевернется. Да не волнуйся ты, все в порядке! Будем во Франции уже к обеду и сможем отправиться куда захотим. У меня куча денег, посмотрим мир. Что скажешь?
   – Давай поедем в Египет, я всегда мечтала туда попасть, – оживилась Анджела.
   – Значит, решено – едем в Египет.
   Чего еще от нее ждать? Нам только мумий не хватало!

* * *

   Мы добрались до катера где-то после четырех и быстро погрузились. Я все время озирался, опасаясь, что Логан предвидел мой план, но все было спокойно. Единственными звуками были шум моря и грохот волн, разбивавшихся о пирс. Судя по всему, путь нас ждал нелегкий.
   Катер сильно качало, и Анджела, и без того не очень поворотливая, чувствовала себя неважно.
   – Ты уверен, что у нас получится? – спросила она.
   – Не бойся, я плавал туда уже раз десять.
   – А как же твоя машина?
   – Машина?
   – Что, если ее кто-нибудь найдет? Тогда они поймут, что мы во Франции.
   – А что мне с ней делать – взять с собой? Или выстрелить в воздух, чтобы отогнать?.. Ерунда, забудь. Отправляйся на корму и сиди там, чтобы тебя не было видно.
   У Анджелы дрожали губы – она явно опасалась предстоящего плавания. Выровняв курс, я подошел и потрепал ее по волосам, чтобы приободрить, но без особого успеха. Это вообще редко помогает.
   Мотор натужно ревел, мы с трудом пробились сквозь полосу прибоя и вышли в открытое море. Качало очень сильно – Анджелу выворачивало наизнанку. Морская болезнь в сочетании со страхом – зверская штука. Бедняжка стояла на коленях, согнувшись вдвое, с позеленевшим лицом – вероятно, это было ее первое морское путешествие.
   Я постарался выкинуть все лишние мысли из головы и сосредоточиться на управлении.
   Мили через три я заглушил мотор и подошел к Анджеле. Такой бледной мне ее еще не приходилось видеть.
   – Извини, мне что-то нехорошо. – Она зарыдала. И немудрено. Еще пару часов назад она лежала в теплой постели и видела во сне счастливое будущее – и вдруг оказалась в открытом море, оставив позади все, к чему привыкла, и спасаясь бегством от смертельной опасности. Такой шок проходит не скоро. Наверняка она уже не раз спрашивала себя, не сон ли это.
   Я поднял ее лицо и вытер рукой слезы.
   – Все в порядке, дорогая. Иди сюда, перегнись через борт, тебе станет легче.
   – О нет, я упаду!
   – Не упадешь, ты ведь держишься, – рассмеялся я. – Просто наклоняйся, если тебя тошнит. А я пойду сделаю нам по чашечке горячего кофе.
   Анджела послушалась и, подойдя к борту, посмотрела вниз, крепко ухватившись за деревянную обшивку.
   – Как холодно... – с трудом проговорила она.
   – Да, милая, – ответил я и дважды выстрелил ей в затылок.
   Она не успела ничего почувствовать – я сдержал свое обещание. Обхватив ее за пояс, я не дал телу осесть назад, чтобы кровь не забрызгала палубу и мою одежду, и держал до тех пор, пока первичное кровотечение не прекратилось. Через двадцать минут Анджела погрузилась в волны, которые внушали ей такой ужас.
   – Прощай, любимая, – сказал я, смахивая слезу. – Мне очень жаль, поверь.
   Я в последний раз посмотрел на ее лицо, уходящее в черную воду, такое прекрасное, такое чарующее. Сердце сковал холод – я никогда больше не увижу Анджелу.
   Зачем я ее убил?
   Потом я тысячу раз задавал себе этот вопрос, и ответ был только один: я киллер, убивать – моя профессия.
   Я понимаю, такое объяснение звучит слишком напыщенно, но в конечном счете все сводится именно к этому. Слишком много было причин убить и слишком мало, чтобы оставить в живых. В подобных обстоятельствах руководствуешься инстинктом. Нравится тебе или не нравится – должен, и все. Привычка, автоматизм.
   Кроме того, Анджела была стукачкой и рано или поздно сдала бы меня легавым. Она меня использовала – так сказал Логан. И никогда не любила, теперь это было ясно. Я просто защищал себя, и не только себя, а всю организацию. Если еще точнее, я защищал себя от Анджелы и от организации. Просто чудо, что Д. Б. не решил избавиться разом от нас обоих – на тот случай, если она успела меня завербовать. Вырезать зараженное место – с запасом, чтобы исключить всякий риск. Кстати, еще не факт, что не решил. Надо быть настороже.