Кинг Стивен. Оно-2

будут смотреть Джимми Додда и "Мушкетеров" в "МиккиМаус Клубе" или слушать
Фрэнки Лаймона в "Американском джазклубе", а он в это время будет ползти на
заднице через женскую галантерею и товары для дома к отделу игрушек. Да, им
можно смеяться.
Генри не забыл. Ричи пошел на выход через другой конец, где был детский
сад, но Генри поставил там Белча Хаггинса на всякий случай. Ха-хаха-ха!
Ричи увидел Белча первым, но путей к отступлению уже не было. Белч
смотрел на Дерри-Парк, держа незажженную сигарету в одной руке, а другой
задумчиво почесывая зад. Сердце Ричи забилось сильнее, когда он медленно
переходил площадку для игр и был уже на полпути к Чартер-стрит, когда Белч
повернул голову и увидел его. Он крикнул Генри и Виктору, и погоня началась.
Когда Ричи прибежал в отдел игрушек, там было уже абсолютно безлюдно.
Там не было даже продавца, который смотрел за порядком. Ричи слышал топот
трех динозавров, апокалипсис становился все ближе и ближе. А он просто уже
не мог бежать. Каждый вдох причинял ему боль - кололо в левом боку. Его
глаза остановились на табличке: "Запасной выход. Только для сотрудников.
Будет звонить сирена". Надежда закралась в его сердце. Ричи побежал по
проходу, уставленному Дональдами в коробках, армией танков США, сделанных в
Японии, различными видами пистолетов, роботами. Он подбежал к двери и
толкнул ее так сильно, как только мог. Дверь открылась, впуская прохладный
мартовский воздух. Завыла сирена. Ричи немедленно упал на колени и пополз в
соседний проход. Он сидел там на корточках, пока дверь не закрылась.
Генри, Белч и Виктор ворвались в отдел игрушек, как раз когда дверь
закрылась и звук прекратился. Они побежали к двери, Генри бежал первым, лицо
его было решительным и целеустремленным. Наконец появился продавец. Он был в
голубой нейлоновой водолазке и спортивном костюме исключительного
безобразия. Оправа его очков была розовой, как глаза белого кролика. Ричи
подумал, что он похож на Вэлли Кокса в роли мистера Пеппера, и он зажал свой
предательский рот рукой, чтобы сдержать приступ рвущегося наружу смеха.
"Вы, мальчики! - воскликнул мистер Пеппер. - Вам нельзя туда ходить.
Это запасной выход! Эй, вы! Мальчики!"
Виктор посмотрел на него, немного колеблясь, но Генри и Белч никогда не
сходили с заданного курса, и Виктор побежал за ними. Сирена опять зазвучала,
на этот раз дольше, пока они не выбежали на аллею. И прежде чем она
перестала звенеть, Ричи
был уже на ногах и устремился назад, в женскую галантерею.
"Вы, мальчишки, вас вышвырнут из магазина!" - вопил продавец ему вслед.
Глядя назад через плечо, Ричи пропищал голосом Грэнни Грант: "Вам
когда-нибудь говорили, что вы похожи на мистера Пеппера, молодой человек?"
Так он спасся. И остановился он почти в миле от магазина Фриза перед
Городским Центром... и искренне надеялся, что избежал наказания. По крайней
мере на время. Все прошло. Он сел на скамейку по левую руку от Поля Баньяна,
желая только одного - покоя, пока он не придет в себя. Порой ему хотелось
встать и идти домой, но пока побеждало желание сидеть здесь на теплом
солнышке. Утро было холодное, туманное, но чувствовалось, что наступает
весна.
Дальше на лужайке он увидел шатер Городского Центра с надписью большими
голубыми буквами:
ЭЙ, ТИНЭЙДЖЕРЫ!
ПРИХОДИТЕ К НАМ 28 МАРТА АРНИ "ВУВУ" ГИНЗБЕРГ ПРЕДСТАВЛЯЕТ РОК-Н-РОЛЛ!
Джерри Ли Льюис
"Пингвины"
Фрэнки Лаймон и "Тинэйджеры" Джин Винсент и "Голубые Береты" Пушка
фрэдди "БумБум".
Вечернее полезное для здоровья представление!
Это было то самое зрелище, которое Ричи хотел бы увидеть, но знал, что
нет никаких шансов. Представление его матери о правильной эстраде не
включало в себя высказывание Джерри Ли Льюиса, говорящего молодым людям
Америки: "В нашем амбаре сидит цыпленок", в чьем амбаре, в каком амбаре, не
в моем ли? Также оно не включало Фредди Пушку, чьи "Талахасские милочки
имели классные ходовые части". Она была уверена, что сделала единственно
верный выбор, влюбившись, как девчонка в Фрэнка Синатру. (Сейчас она
называла его "Фрэнки - Сопли"), но, подобно матери Билла Денбро, страшилась
рок-н-ролла. Чак Берри ужасал ее, и она говорила, что Ричард Пэннимен, лучше
известный молодежи, как Маленький Ричард, "кудахчет, как курица". Ричи с ней
не спорил. Его отец был в этом отношении нейтральным, и его еще можно было
просветить в части рок-н-ролла, но в глубине души Ричи знал, что здесь
правят желания матери - с 16-17-летнего возраста и до сих пор; его мама была
твердо убеждена, что мания рок-н-ролла скоро прекратится.
Ричи же думал, что Дэнни и его парни более правы на этот счет, чем его
мама, - рок-н-ролл никогда не умрет. Он сам любил рок, хотя единственным
источником его познаний были две волны - "Американская эстрада" на 7 канале
днем, и "УМЕКС" из Бостона - ночью, когда воздух очищался и волны несли
энергичный голос Арни Джинберга, как голос призрака, вызванного на
спиритическом сеансе. Бит делал его более чем счастливым. Он заставлял его
почувствовать себя сильнее, больше, увереннее. Когда Фрэнки Форд исполнял
"Морской круиз" или Эдди Кокран пел "Летний блюз", Ричи действительно
переполнялся радостью. В этой музыке была сила, которая, казалось,
принадлежит всем - тощим ребятам, толстым, некрасивым, застенчивым -
неудачникам, короче говоря.
Когда-нибудь у него еще будет его рок-н-ролл, если он захочет этого, он
был уверен в этом, его мама в конце концов разрешит ему иметь все это. Но
это будет не 28 марта 1958-го... или в 1959... или... Его глаза закрылись, и
он унесся прочь от этого шатра... и потом, наверное, уснул. Это было
единственным объяснением, которое придавало смысл тому, что случилось
дальше; это могло произойти только во сне.
И вот он опять здесь, Ричи Тозиер, который уже насытился всеми
рок-н-роллами, какими хотел... и который с радостью обнаружил, что ему все
еще мало. Он вновь взглянул на большой шатер Городского Центра и увидел с
пугающей ясностью те же самые голубые буквы, кричащие:
14 ИЮНЯ
МАНИЯ ТЯЖЕЛОГО МЕТАЛЛА
"ДЖУДАС ПРИСТ"
"АЙРОН МЭЙДЕН" Покупайте билеты здесь или в любом билетном киоске.
Где-то по дороге они потеряли целую строчку но, насколько я могу судить, это
единственное отличие, - подумал Ричи.
И он услышал голоса Дэнни и его парней, неясные и далекие, словно в
конце длинного коридора, доносящиеся из дешевенького радиоприемника:
Рок-н-ролл не умрет никогда, я докопаюсь до его корней... я узнаю его
историю... ты только смотри на моих друзей...
Ричи посмотрел назад, на Поля Баньяна.
Старина Поль, - думал он, глядя на скульптуру. Что-то ты тут поделывал,
пока меня не было? Прокладывал новые русла рек, приходя домой усталым и таща
за собой свой топор? Или копал новые озера, чтобы со своим ростом суметь
искупаться в них, сидя в воде хотя бы по шею? Или пугал детей, как когда-то
напугал меня?
И неожиданно он вспомнил все, как иногда вспоминается слово, вертящееся
на кончике языка.
Вот он здесь, сидит на этом мягком мартовском солнышке, подремывая,
думая о том, как он придет домой и захватит последние полчаса эстрадной
программы, и вдруг неожиданно струя воздуха буквально бьет его в лицо. Ветер
сдувает волосы со лба. Над собой он видит лицо Поля Баньяна, как раз
напротив его лица, огромное, больше, чем крупный план в кино, заполнившее
все. Движение воздуха было вызвано тем, что Поль склонился вниз... хотя на
самом деле это был уже не Поль Баньян. Лоб стал низким и приплюснутым; пучки
волос вылезали из носа, красного, как у запойного пьяницы; глаза налились
кровью, а один из них заметно косил.
Топора на его плече уже не было. Поль стоял, облокотившись на него, и
острый его конец прочертил дорожку на тротуаре. Он все еще усмехался, но
ничего веселого в его усмешке не было. От гигантских желтых зубов воняло,
как от маленьких животных, гниющих в лесу.
- Вот я сейчас тебя съем, - сказал гигант низким громыхающим голосом.
Этот звук походил на трение валунов друг о друга во время землетрясения. -
Если ты сейчас же не отдашь моей курицы, моей арфы и моего мешка с золотом,
я съем тебя с потрохами! - Ветер, вызванный этими словами, надул рубашку
Ричи, как паруса во время урагана. Его отбросило на скамейку, глаза готовы
были лопнуть, вставшие дыбом волосы торчали во все стороны, как птичьи
перья.
Гигант начал хохотать. Он скрестил руки на стоящем топоре, схватился за
него, как Тед Вильяме, наверное, хватался за свою знаменитую бейсбольную
биту, и вытащил из дыры, проделанной в асфальте. Топор начал медленно
подниматься в воздух. Смертельный скрежет раздирал уши. Ричи вдруг понял,
что гигант намеревается разрубить его пополам.
Но он чувствовал, что не может двинуться; тупая апатия овладела им. Что
это значит? Он спит и видит сон? Вот-вот какой-нибудь шофер просигналит
бегущему через дорогу ребенку и он проснется.
- Ага, - хохотнул гигант, - проснешься в аду! - И в последний момент,
когда топор готов был опуститься ему на голову, Ричи понял, что это не
сон... а если даже и сон, то сон, который несет смерть.
Пытаясь закричать, но не произнося ни звука, он скатился со скамейки и
упал на гравий, насыпанный вокруг статуи, от которой остался теперь только
постамент. Из него торчали два огромных стальных болта на месте ног. Звук
рассекающего воздух топора наполнил все давящим свистом; усмешка гиганта
превратилась в гримасу убийцы. Губы его раздвинулись так широко, что стали
видны жуткие, красные, блестящие десны.
Лезвие топора разрубило скамейку, где мгновение назад сидел Ричи. Оно
было таким острым, что удар не был слышен, просто скамейка развалилась на
две части. Дерево, снаружи выкрашенное зеленой краской, внутри было
яркобелым.
Ричи лежал на спине. Все еще пытаясь закричать, он дернулся. Куски
гравия через рубашку попали в штаны. А над ним навис Поль, глядя вниз
глазами, похожими на огромные люки; глядя, как катается по гравию трусливый
маленький мальчик.
Гигант шагнул по направлению к Ричи. Он почувствовал, как земля
вздрогнула под его черным сапогом. Гравий затрещал в облаке пыли. Ричи
перекатился на живот и вскочил на ноги. Он попытался бежать, но потерял
равновесие и опять упал на живот. Воздух выбросило из легких: Ууух! Волосы
закрыли глаза, но он мог видеть уличное движение, машины, снующие взад и
вперед по Каналу и Мейн-стрит, как каждый день, как ни в чем не бывало, как
будто никто в этих машинах не видел и никому дела не было до того, что Поль
Баньян ожил и сошел с пьедестала, чтобы убить его топором величиной с целый
дом. Солнце скрылось. Ричи лежал в тени, похожей своей формой на человека.
Он прополз на коленях, почти выпал на дорожку и умудрился встать на ноги. Он
побежал так быстрЬ, как только мог; колени поднимались чуть не до груди, а
локти работали, как поршни. Позади он слышал этот непередаваемый звук,
жуткий настойчивый свист, давящий на кожу и барабанные перепонки:
Ссввииииппп!
Земля дрожала. Зубы Ричи отбивали чечетку, как китайские фарфоровые
тарелки во время землетрясения. Ему не нужно было оглядываться, он и так
знал, что топор Поля врезался в дорожку и наполовину застрял в земле в
нескольких дюймах от его ног. В голове у него не смолкал Довелл: Ах, ребята
в Бристоле сильны, как пистоли! Когда
они делают, как в Бристоле... Он вышел из тени гиганта, снова увидел
солнечный свет и начал смеяться, - тем же усталым, истерическим смехом, как
когда-то в магазине Фриза.
Опять почувствовав горячий пот, текущий по спине, он рискнул
повернуться и посмотреть, что там. А там стояла статуя Поля Баньяна на
пьедестале, где всегда, с топором на плече, голова закинута вверх, рот
раздвинут в вечной оптимистическойулыбке мифического героя. Скамейка,
разрубленная на две части, слава Богу, была целехонька. Гравий, куда Длинный
Поль (Она все для меня, моя Энни Фуницело, - пело в голове у Ричи) поставил
свою огромную ногу, был нетронут и безукоризненно чист, кроме небольшой
вмятины - следа от тела Ричи, упавшего, когда он (удирал от гиганта) во сне.
Не было следов ни от ног, ни от топора, ничего - только мальчик, за которым
гнался кто-то... другие мальчишки. И он почувствовал себя маленькиммаленьким
(но очень сильным) в этом сне об одержимом великане...
- Дрянь, - пробормотал Ричи тоненьким дрожащим голоском, потом выдавил
из себя смешок.
Он постоял еще, ожидая, что статуя снова двинется - может быть, мигнет,
или переложит свой топор с одного плеча на другое, или сойдет с пьедестала и
склонится над ним. Но, конечно, ничего не произошло. Разумеется.
Что за ерунда? Хахахаха!
Дрема. Сон. Ничего, кроме этого.
Но, как говаривал Авраам Линкольн или, может быть, Сократ, или кто-то
еще вроде них, что случилось, то случилось. Все. Время идти домой и
освежиться.
И хотя он мог сократить путь, пройдя через площадь У Городского Центра,
он решил не делать этого. Он не хотел больше подходить к этой статуе.
Поэтому он сделал крюк и к вечеру почти забыл этот случай.
До тех пор, пока...
Вот сидит человек, - думал он, - человек, одетый в болотнозеленое
спортивное пальто, купленное в одном из самых лучших магазинов на
РодеоДрайв; человек в шикарных туфлях от Басе Видженс и в белье от Калвина
Клейна, чтобы прикрыть задницу; человек в мягких контактных линзах; человек,
бывший когда-то мальчиком, который думал, что футболки ЛИГИ ПЛЮША с
изображением фруктов на спине и пара ботинок "Снэп-Джек" - высший шик. Вот
сидит взрослый человек, глядящий на ту же старую статую и эй! Поль, Длинный
Поль! Я пришел, чтобы сказать, что ты такой же, как всегда, ты не постарел,
сукин сын!
И старое объяснение опять пришло ему в голову: это был сон.
Он предполагал, что может поверить в монстров, если его убедить.
Монстры, подумаешь, эка невидаль! Не сидел ли он в радиостудиях, читая
новости о таких парнях, как Иди Амин Дада или Джим Джонс, или тот тип,
который сжег всех этих людей в "Макдональдсе"? К чертям собачьим все эти
безопасные спички! Монстры нынче подешевели. Кому сдался билет за пять
баксов в кино, если можно прочитать о том же самом в газете за 35 центов или
услышать тот же бред по радио бесплатно? И он думал, что если поверил в
весельчака Джима Джонса, то может с таким же успехом поверить в версию Майка
Хэнлона, по крайней мере, на какое-то время. Оно имеет даже какое-то свое
скромное очарование, потому что Оно пришло извне, и никто не должен нести
ответственность за Него. Он может поверить в любого монстра, обладающего
множеством лиц, похожих на резиновые игрушечные маски (если ты собираешься
купить одну из них, то лучше купить целый пакет, подумал он, за дюжину
дешевле, так ведь?), по крайней мере на спор... но статуя тридцати футов в
высоту, которая сходит с пьедестала, а потом пытается разделать тебя, как
тушу, своим гипсовым топором? Нет, это уж слишком! Как говаривал Авраам
Линкольн, или Сократ, или кто-то еще: Буду рыбу есть и мясо, а говна я не
хочу...
И снова острая колющая боль резанула по глазам, без видимых причин, без
предупреждения, выжав из него сдавленный крик. В этот раз было еще больнее и
длилась она дольше, что чертовски испугало его. Он прижал руки к глазам, а
потом инстинктивно полез в них, чтобы вытащить контактные линзы.
Может быть, это что-то вроде инфекции, - подумал он тупо. - Но, Боже,
как больно!
Он нажал на веки и готов был уже мигнуть, чтобы линзы выпали (и в
следующие 15 минут ползал бы, близоруко щурясь, разыскивая их вокруг
скамейки, ощупывая каждую пядь гравия и моля Бога, чтобы прекратилась эта
жуткая боль, как будто кто-то ногтями раздирает его глаза), как вдруг боль
исчезла. Только она была, и вот уже нет. Глаза слезились, потом все утихло.
Он медленно опустил руки, сердце стучало часто и громко, и он боялся
мигнуть, чтобы снова не почувствовать эту боль. Но ничего не было. И вдруг
он обнаружил, что думает о том единственном фильме ужасов, который
по-настоящему испугал его когда-то, еще ребенком; возможно, потому, что он
всегда беспокоился о своих очках и много времени думал о глазах. Фильм
назывался "Ползучий глаз", с Форестом Такером. Не очень хороший. Другие
ребятишки животики надрывали от смеха, но Ричи не смеялся.
Ричи оставался серьезным и бледным, и глухим, и немым, ни один звук на
этот раз не вырвался у него, когда желатиновый глаз выплывал из
заколдованного киноаппарата, размахивая своими жилистыми щупальцами перед
ним. Глаз сам по себе пугал его, как воплощение сотен подстерегающих его
страхов и тревог. Вскоре после этого ему приснился сон, что он смотрит сам
на себя в зеркало, берет огромную булавку, медленно подносит к зрачку и
чувствует липкую влажность текущей по дну глаза крови. Он вспомнил - сейчас
вспомнил, - как он проснулся и обнаружил, что написал в кровать. Лучшим
показателем того, как отвратителен был сон, было то, что ему не стало стыдно
после этого; он чувствовал только облегчение, распростершись на влажной
простыне и молясь, чтобы это оказалось лишь сном.
- К черту все это! - сказал Ричи Тозиер низким голосом, все еще слегка
дрожащим, и попытался встать.
Он пойдет сейчас в гостиницу и попробует вздремнуть. Если это дорога
его памяти, то он предпочитал, чтобы в час пик она была свободна. А боль в
глазах, возможно, всего лишь сигнал усталости и переутомления плюс стресс от
встречи с прошлым, которое навалилось на него сразу в один день. Хватит
шока, хватит воспоминаний. Ему не нравилось, как мысли его перескакивают с
предмета на предмет. Какую мелодию пел Питер Габриел? "Обезьяний Шок"? Что
ж, у обезьяны шока было достаточно. Время немного отдохнуть и осмотреться.
Он поднял глаза и снова посмотрел на шатер Городского Центра. И снова
почувствовал такую слабость в ногах, что пришлось сесть. Прошлое давило.
РИЧИ ТОЗИБР ЧЕЛОВЕК С ТЫСЯЧЕЙ ГОЛОСОВ ВОЗВРАЩАЕТСЯ В ГОРОД ДЕРРИ! ТЫСЯЧА
ТАНЦЕВ!
В ЧЕСТЬ ВОЗВРАЩЕНИЯ РИЧИ-ТРЕПАЧА ГОРОДСКОЙ ЦЕНТР С ГОРДОСТЬЮ
ПРЕДСТАВЛЯЕТ РОКШОУ РИЧИ ТОЗИЕРА "ПАРАД МЕРТВЕЦОВ"
БАДДИ ХОЛЛИ. РИЧИ ВАЛЕНС. БИГ БОННЕР. ФРЭНКИ ЛАЙМОН. ДЖИН ВИНСЕНТ.
МАРВИН ГЭЙВ.
ОРКЕСТР:
ДЖИММИ ХЕНДРИКС - СОЛО-ГИТАРА
ФИЛ ЛИНОТТ - БАС-ГИТАРА ДЖОН ЛЕННОН - РИТМ-ГИТАРА
КЕЙТ МУН - УДАРНЫЕ ПОЧЕТНЫЙ ГОСТЬ ВОКАЛИСТ ДЖИМ МОРРИСОН ДОБРО
ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ, РИЧЧИ!
ТЫ ТОЖЕ МЕРТВЕЦ!
Он почувствовал себя так, как будто кто-то выкачал из него весь
воздух... а потом снова услышал этот звук, тот самый звук, который,
казалось, давил на его кожу и барабанные перепонки, этот резкий,
убийственный, свистящий звук розги - Свииип! Он скатился со скамейки и упал
на гравий, думая: Вот, что они имели в виду под дежавю, теперь ты знаешь, и
не нужно будет спрашивать.
Он ударился плечом и перевернулся, глядя на статую Поля Баньяна -
только теперь это был не Поль Баньян. Вместо него там стоял клоун,
двадцатифутовый гипсовый истукан, раскрашенный во все цвета радуги; его
разрисованное лицо венчалось рыжим хохлом волос. Оранжевые помпоныпуговицы,
вылитые в гипсе, каждая с волейбольный мяч, располагались в ряд на его
серебристом костюме. Вместо топора у него была целая связка гипсовых
шариков. На каждом шарике выведена надпись: "ВСЕГДА СО МНОЙ РОК-Н-РОЛЛ И
РИЧИ ТОЗИЕР СО СВОИМ РОК-ШОУ "ПАРАД МЕРТВЕЦОВ".
Он стал карабкаться назад, на коленях и локтях. Гравий попадал в штаны.
Он чувствовал, как распарывается, рвется под мышками его спортивное пальто
из РодеоДрайв. Шатаясь, он поднялся на ноги и оглянулся, чтобы посмотреть на
клоуна. Клоун тоже смотрел на него. Его влажные глаза вращались в глазницах.
- Я не испугал тебя, а? - прогрохотал он.
Ричи услышал как помимо его воли, рот выговорил:
- Такой дешевкой не испугаешь и кобеля, Бозо. Ты понял?
Клоун ухмыльнулся и кивнул, как будто он того и ждал, Красные
кровоточащие губы разлепились, показав зубы, похожие на бритву.
- Я мог бы сцапать тебя, если бы захотел, - сказало Оно, - но впереди
еще много интересного.
- Да, много интересного и смешного, - услышал Ричи свои слова. - А
самое смешное, самое смешное будет, когда мы снесем твою дурную башку, бэби.
Ухмылка клоуна становилась все шире и шире. Он поднял одну руку,
затянутую в белую перчатку, и Ричи почувствовал дуновение ветра, сдувающего
волосы со лба, как это уже было двадцать семь лет тому назад. Клоун
показывал на него пальцем, громадным, как коромысло.
Громадным, как... - подумал Ричи, и вдруг опять пришла боль. Будто
острые шипы впились в глазное яблоко.
- Прежде, чем вытаскивать бревно из глаза соседа, вытащи соринку из
своего собственного, - нараспев произнес клоун, слова грохотали и
вибрировали, и снова Ричи стало обволакивать сладкое гниющее дыхание.
Он взглянул вверх и сделал несколько поспешных шагов назад. Клоун
наклонился, держась руками в перчатках за свои колени.
- Хочешь поиграть еще, Ричи? Что ты скажешь, если Я укажу на твой член,
и у тебя случится рак предстательной железы? Или могу указать на твою
голову, и у тебя будет застарелая опухоль мозга - и многие скажут, я уверен,
что она уже давно была там. Я могу указать на твой рот, и твой глупый
трепливый язык превратится в гноящийся обрубок. Я могу сделать это, Ричи.
Хочешь посмотреть?
Глаза его становились все шире и шире, и в этих черных зрачках,
огромных, как мячи, Ричи увидел безумную тьму, которая возможна только на
краю Вселенной: он видел жуткую радость, способную окончательно свести его с
ума. В тот момент он понял, что Оно могло бы сделать все, что обещало, и
даже больше. И все-таки он опять услышал, помимо его воли, уже не его голос
и не любой из созданных им в будущем или в настоящем голосов; он услышал
голос, который никогда не слышал прежде. Позже он скажет остальным, что это
было похоже на голос Ниггера Дживиаса, громкий, передразнивающий сам себя,
скрипучий.
- Убирайся с дороги, ты, старый облезлый шут! - крикнул он и вдруг
рассмеялся. - Ни хрена ты мне не сделаешь, ублюдок! Я буду ходить и
говорить, и плевал я на тебя! Мое время - это мое время, и худо тебе будет,
если ты не заткнешь свою дерьмовую пасть! Слышишь меня, беломордая тварь?
Ричи показалось, что клоун отступил, но не стал оборачиваться, чтобы в
этом убедиться. Он побежал с прижатыми к бокам локтями, с развевающейся
позади курткой, не беспокоясь о том, что подумает папаша, который привел
своего малыша посмотреть Поля, не боясь, что он может подумать, что Ричи
сошел с ума.
Дело в том, что я чувствую себя так, как будто и впрямь сошел с ума.
Господи, не дай мне этого, не допусти, Господи! Это должно быть самое
хреновое подражание в мире, но оно сработало, сработало...
А потом сзади загремел голос клоуна. Отец малыша не слышал его, но лицб
малыша неожиданно сжалось, и он начал вопить. Папаша подхватил сына, крепко
прижал к себе, изумленный. И даже через свой собственный ужас Ричи наблюдал
за этим маленьким происшествием. Голос клоуна был злобновеселым, а может
быть, просто злобным. У нас здесь есть глаз для тебя, Ричи... Ты меня
слышишь? Тот самый, который ползает. Если не хочешь убраться, не хочешь
сказать мне "до свидания", то все равно возвратишься сюда, в этот город, и
хорошенько посмеешься над этим хорошеньким большим глазиком. Приходи, он
всегда к твоим услугам. Как только захочешь! Слышишь меня, Ричи? Пускай
Беверли носит свою большую юбку, а под ней четыре или пять нижних юбок.
Пусть она наденет обручальное кольцо себе на палец! Пусть Эдди наденет свои
цветные туфли! Мы сыграем одну штучку, Ричи! Мы хорошенько пооозабавимся,
Ричи!
Добежав до дороги, Ричи осмелился оглянуться через плечо, и то, что он
увидел, немного успокоило его. Поля Баньяна все еще не было, но и клоун
исчез. Там, где они стояли, сейчас была двадцатифутовая статуя Бадди Холли.
На узком отвороте его спортивного пальто прицеплен значок с надписью:
"РОК-ШОУ РИЧИ ТОЗИЕРА "ПАРАД МЕРТВЕЦОВ".
Одно стекло на очках Бадди было заклеено липким пластырем.
Маленький мальчуган все еще истерически плакал, а папашабыстро шагал с
плачущим ребенком на руках в город. Он далеко обошел Ричи. А Ричи продолжал
идти, (ноги не подведут меня на этот раз) стараясь не думать (мы поиграем во
все эти штучки!) о том, что только что случилось. О чем он сейчас мечтал,
так это о хорошем глотке шотландского виски в баре гостиницы, прежде чем
лечь вздремнуть.
Мысли о выпивке - о простой будничной выпивке - немного успокоили его.
Он снова посмотрел через плечо, и то, что он увидел вновь появившегося Поля
Баньяна, улыбающегося в небо, со своим гипсовым топором на плече, успокоило
его еще больше. Ричи потел еще быстрее, все дальше удаляясь от статуи. Он
даже начал думать о возможности галлюцинаций, как вдруг его глаза пронзила
та же самая боль, глубокая и ошеломляющая, заставившая его хрипло
вскрикнуть. Симпатичная молоденькая девушка, которая шла впереди него,
задумчиво глядя в небеса, посмотрела на него, немного замешкалась, а потом
поспешила к нему.
- Мистер, с вами все в порядке?
- Это мои контактные линзы, - сказал он глухо. - Мои проклятые
контактные линзы - О!. Боже мой, как больно!
На этот раз он схватился за глаза так быстро, что чуть не ткнул в них
пальцами. Нажав на веки, он подумал:
Я не могу выморгнуть их: вот что случится. И все будет продолжаться так
же, все
больнее и больнее, пока я не ослепну, не ослепну, не ос...
Но все получилось, как всегда, - он выморгнул их с первого раза. Четкий
и определенный мир, где все цвета оставались на местах и где лица, которые
он видел, были ясными и отчетливыми, улетучился. Вместо этого появились